Текст книги "Междуглушь"
Автор книги: Нил Шустерман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)
Глава 10
Скинджекинг для забавы и выгоды
На следующее утро Милос предложил совершить скинджек-набег на придорожную кафешку.
– Не прими это за неуважение, друг, – сказал он Майки извиняющимся тоном, – но у нас, скинджекеров, есть кое-какие потребности...
Майки увидел, как просияла Алли, услышав это предложение. Он заметил также, как она изо всех сил пытается скрыть свою радость.
– Ага, ага, – сказал Хомяк. – Потребности, да. Нам прям до жути необходимо посидеть внутри отличной сочной тушки и слопать её отличный сочный чизбургер.
– А мне-то что до ваших увеселений? – буркнул Майки. – Делайте, что хотите.
Милос повернулся к Алли:
– Присоединишься? Вижу по глазам – тебе очень надо.
– Ничего ей не надо! – отрезал Майки.
Но Алли возразила:
– Майки, я могу сама за себя говорить. – Она взглянула на Милоса и сказала: – Спасибо за приглашение, но я не хочу.
Майки знал, что это неправда – она очень хотела пойти, но осталась с ним. Это было так чудесно – сознавать, что она выбрала его! Но вскоре Майки почувствовал укоры совести – Алли страдала. И это была его вина.
* * *
– Рашшкажи нам про Мэри, Небешную Ведьму.
– Ага, ага, расскажи.
Милос, Лосяра и Хомяк вернулись с обеда в весьма приподнятом настроении. Было уже темно, и компания расположилась на мёртвом пятне у обочины дороги. Как и Алли, эти трое скинджекеров с удовольствием ложились спать, хотя для любого послесвета сон был чем-то совершенно излишним. Майки, например, предпочитал непрерывное бодрствование, но и он придерживался суточного цикла живых людей – потому что этого хотела Алли. Теперь он понял, что, должно быть, таковы общие наклонности скинджекеров. Ещё одна вещь, заставившая Майки почувствовать себя лишним в этой компании.
– А правда, што Небешная Ведьма крашавитша?
– А правда, что она летает на огромном воздушном шаре? А, а?
Кажется, Лосяре с Хомяком хотелось услышать сказку на ночь. Они сидели уютным тесным кружком; костра у них, конечно, не было, освещало их лишь неяркое собственное послесвечение.
– А нам действительно позарез нужно говорить об этом? – спросил Майки.
– Да нет, конечно, – отозвался Милос. – Если не хочешь – не будем. – И, помолчав, добавил: – Хотя мне страшно любопытно. Я никогда ещё не встречал никого, кто бы лично знал Небесную Ведьму или Шоколадного Огра – а вы знакомы с обоими!
Поскольку эти имена скинджекеры услышали от Алли, Майки решил: вот пусть она и отдувается.
– Так что, так что – вы с ними в дружбе? – спросил Хомяк.
– Шоколадный... то есть Ник – он мой друг, – ответила Алли.
Лосяра потряс своим шлемом:
– Ну и иметшко для огра!
– Ник – никакой не огр. Во всяком случае, я так полагаю – я не видела его уже очень-очень долго. Мы с ним умерли одновременно, в одной автокатастрофе.
И Лосяра, и Хомяк, услышав это, взглянули на Милоса. «С чего бы это? – подумал Майки. – Интересно, заметила ли Алли?»
– Так што нашшёт Небешной Ведьмы? – напомнил Лосяра.
– Её зовут Мэри Хайтауэр, – ответила Алли.
– Знаю, знаю! – с готовностью отозвался Хомяк. – Я её книжки читал!
– Её настоящее имя – Меган, – сказал Майки, чувствуя, что всё больше и больше выпадает из компании. – Мэри – это её среднее имя.
Но на него никто не обратил внимания.
– Не верь всему, что написано в её книжках, – сказала Алли. – Она врёт. Сочиняет всякую чушь, когда ей это выгодно.
– О скинджекерах она, во всяком случае, отзывается не очень-то хорошо, – заметил Милос. – И всё же мне бы хотелось когда-нибудь с нею познакомиться. Есть в ней что-то такое... интригующее.
– Немножко не то слово. Ей больше подходит «интриганка», – сказала Алли. – Заманивает к себе послесветов сладенькими словами и заключает их в ловушку бесконечной рутины. Они делают одно и то же, одно и то же целыми днями напролёт – и так до скончания времён.
– И ещё, – вставил Майки, – она – моя сестра.
Остальные одно мгновение ошеломлённо пялились на него, а потом покатились со смеху.
– Ага, ага, – скалил зубы Хомяк, – а МакГилл – мой кузен.
Теперь расхохоталась Алли, отчего Майки помрачнел ещё больше.
– Если бы МакГилл был твоим кузеном, – сказал он, – гарантирую – он бы от тебя отрёкся.
Алли незаметно для других сжала руку Майки. Тот остался в недоумении, как понимать это пожатие: как знак близости и поддержки, или как знак того, что, по её мнению, он слишком много выболтал?
– Теперь ваша очередь, – сказала Алли, меняя тему. – Расскажите-ка нам об Оторве Джил.
По всей видимости, это было их больное место, потому что скинджекеры отвели взгляды.
Наконец Милос заговорил:
– Мы с ней были очень близки...
– Насколько близки? – тут же встрял Майки, обнаружив, что у Милоса, оказывается, есть отличная болезненная рана, в которой так приятно как следует поковыряться.
– Близки. – Развивать мысль дальше Милос не стал. – Мы вместе ездили, выполняли работу для других послесветов – в обмен на всякие перешедшие предметы.
– Работу? – озадаченно спросила Алли. – Какую работу?
– Такую, которую может выполнить только скинджекер, – пояснил Милос. – Мы говорили членам семьи послесвета, что их дорогой умерший пребывает в Междумире и с ним всё хорошо. Передавали родным информацию, которую тот забрал с собой в могилу. Словом, завершали то, что послесветы не успели завершить в земной жизни.
– Ага, ага, – закивал Хомяк. – Например, один парень жутко переживал, что не смог доделать модель самолёта. Ну вот, мы с Лосярой вселились в парочку соседских ребятишек и закончили работу.
– А помните того мальчишку в Филадельфии, который нанял нас, чтобы мы поколотили одну тушку – того самого пацана, из-за которого он умер? – Милос вздохнул. – Кое-какие задания были словно созданы для Лосяры с Хомяком. Они у них получались лучше, чем у остальных.
– Впечатляюще, – заметил Майки, невольно отдавая должное великолепной идее использовать дар скинджекера в качестве источника дохода.
– Ага, ага – мы такие! – подтвердил Хомяк. – И мы были такие бога-атые!..
Милос кивнул.
– По понятиям Междумира – да. У нас собралась неплохая коллекция перешедших предметов, да не каких-нибудь – даже золото и бриллианты были. Клиенты не жалели своих самых больших сокровищ в уплату за наши услуги. У нас даже «порше» был.
– Не может быть! – ахнула Алли.
– Правда, правда, – уверил Хомяк. – Но с ним была одна морока, потому что он ездил только по дорогам, которых больше нет.
– Джил обычно передавала людям сообщения – у неё очень хорошо получалось убеждать живых в их подлинности. – Милос устремил взгляд вдаль, словно пытался всмотреться в свои воспоминания. – И вдруг в один прекрасный день мы проснулись – а Джил нет, как нет ни машины, ни других наших самых драгоценных вещей. Она обокрала даже послесветов из облака, которое приютило нас. А облако было большое, и они очень сильно рассердились.
– Ага, ага, они думали, что это мы. Пришлось удирать с помощью скинджекинга. Нам повезло – там крутилось несколько тушек.
– Оторва Джил жабрала вшё шамое тшенное, – добавил Лосяра. – Вшё! Но мы её найдём. А когда найдём... – Он ударил кулаком о ладонь.
– Ой, как жаль, – сказала Алли Милосу с таким сочувствием, что Майки чуть не стошнило.
– Ну и поделом! – буркнул он. – Скряги! Нечего грести всё под себя.
Алли бросила на него неодобрительный взгляд.
– Уж кому-кому, а не тебе осуждать других за жадность.
Когда она обернулась к Милосу, в её глазах было столько участия, что этого Майки вынести уже не мог. Он вскочил и зашагал в темноту.
– Ты куда? – окликнула его Алли.
– Не знаю, – отозвался он. – Пойду, может, нагоню Оторву Джил.
Алли рванулась было за ним, но застряла в ограде из колючей проволоки, по неизвестной причине оказавшейся в Междумире. Острая стальная колючка оставила глубокую царапину на её руке, и одно мгновение, пока ранка ещё не затянулась, ощущение было странноватое. К тому времени, как царапина исчезла, Майки тоже пропал из виду.
– Пусть идёт, – сказал Милос, подходя к Алли. – У него явно есть свои... как это говорится? – «скелеты в шкафу».
– Угу, и тараканы на чердаке.
Милос недоумённо уставился на неё:
– Это выражение мне незнакомо.
– Неважно, забудь, – ответила она, не желая углубляться в тему.
Такие взбрыки у Майки в последнее время случались всё реже и реже, но окончательно он от них пока ещё не избавился. Чаще всего приступы дурного настроения случались с ним в компании других послесветов – общительность и умение поддержать беседу никогда не были его сильными сторонами. Что же касается «скелетов в шкафу», то это выражение подразумевает наличие каких-то секретов, о которых Алли не подозревала; но ведь ей были известны все его секреты. Или нет?
– Дуется как мышь на крупу, – добавила Алли. – А, ладно, отойдёт – вернётся.
Милос улыбнулся.
– «Тараканы на чердаке», «мышь на крупу»... Вот почему я люблю английский язык.
Алли повернулась чтобы пойти обратно к месту их привала у дороги, но тут Милос сказал кое-что, заставившее её остановиться.
– Знаешь... Я мог бы тебя кое-чему научить...
Она медленно обернулась к нему.
– Научить чему?
Милос подошёл ближе. Его походка была лёгкой, непринуждённой, руки в карманах.
– Если отправишься с нами «на тело», я смогу многому тебя научить. Скинджекинг не ограничивается банальным заползанием в чужую шкуру.
– Если ты о том маленьком бизнесе – о передаче сообщений живым, тогда спасибо не надо. Мне как-то не улыбается разносить телеграммы с того света.
– Я вовсе не об этом. – Голос Милоса зазвенел от еле сдерживаемого воодушевления. – Ты даже не представляешь, сколько можно получить удовольствия от скинджекинга!
Алли тут же вспомнила о том, как выскочила под дождь. Вот, наверно, о каком удовольствии говорит Милос. Но у неё это чувство всегда сменялось сожалением и виной за украденные у других мгновения.
– Тебе никогда не хотелось стать кем-то другим? – спросил Милос. – Скажем, богатой, красивой, могущественной... Никогда не думала, как было бы здорово пожить чужой жизнью – пусть хоть несколько минут?
– Конечно, думала...
– И до сих пор не пробовала? Почему?
– Потому что это нехорошо! Неправильно!
– Кто сказал? Майки?
– Нет! Я и без него разбираюсь, что такое хорошо и что такое плохо.
Милос пристально посмотрел на неё.
– Скинджекеры не похожи на других послесветов, Алли, и от этого никуда не денешься. Потому что мы наделены не только даром скинджекинга, но и необоримой тягой пользоваться им.
– Мы должны противостоять этой тяге! – уперлась Алли.
– Противостоять нашей природе? Тебе не кажется, что вот как раз это было бы неправильно?
Алли обнаружила, что Милос стоит немного слишком близко к ней, и сделала шаг назад. В том, что он говорил, приходилось признать, была истина, и это обеспокоило её. Ей так хотелось поговорить с другим скинджекером – он понял бы её, посочувствовал, посоветовал что-нибудь... Она думала, что они нашли бы друг у друга утешение, недаром же говорят, что «разделённое горе – полгоря». Алли и в голову не приходило, что она встретится со скинджекером, который будет наслаждаться процессом вселения в чужое тело, превратит его в подобие искусства. В образ жизни. А что если он прав? Что если сопротивляться могучему зову живой плоти – для неё, Алли, неестественно?
– Живое тело заслуживает того, чтобы его оценили по достоинству, – продолжал Милос. – Те, у кого оно есть, принимают это как должное. Но ведь мы не такие! Мы радуемся каждому вздоху, каждому биению сердца. Так что, беря взаймы тела живых, мы лишь выказываем их плоти уважение, которого она не получает от своих хозяев.
Все соображения, все укоры совести, которые не давали Алли как следует разгуляться, когда она отправлялась на скинджекинг, затрещали по швам. Если такова её натура, не должна ли она поступать согласно ей?
– Пожалуйста, – промолвил Милос, – позволь мне поучить тебя! Давай я покажу, что умею! Обещаю – тебе понравится.
Алли сначала помотала головой... потом покивала... потом снова помотала... Наконец ответила: «Я подумаю», – после чего повернулась и поспешила к месту их привала. Впервые за всё время она радовалась компании Лосяры и Хомяка.
* * *
Послесвету очень трудно спрятаться в ночи – сияние всегда выдаёт его с головой. Майки хотелось побыть одному, поразмыслить, может, посидеть на камне, полюбоваться луной – глядишь, все неприятные чувства улягутся... если они в состоянии когда-нибудь улечься. Вот только незадача: единственный в округе подходящий камень принадлежал живому миру, так что Майки приходилось всё время вытаскивать себя из него, что его безмерно раздражало.
И как будто этого было недостаточно, из-за дерева вынырнула личность, которую ему хотелось бы видеть в самую последнюю очередь. Майки раздумывал: то ли убить Милоса презрительным взглядом, то ли вообще проигнорировать. Ни к чему не придя, он сделал сначала одно, а затем другое.
– Алли волнуется, куда ты пропал, – сказал Милос.
– А мне плевать, – проворчал Майки.
– Меня это не удивляет.
– Тебе-то какое дело? – ощерился Майки. Когда Милос не ответил, он добавил: – Скажи ей – со мной всё в порядке. Вернусь... когда вернусь.
Милос переступил с ноги на ногу, чтобы не увязнуть в земле, но с места не двинулся. Он смотрел на Майки с этаким слегка пренебрежительным интересом.
– Почему ты не даёшь ей развернуться? – спросил Милос.
– Прошу прощения?
Милос подошёл чуть ближе.
– Она могла бы достичь куда большего. Могла бы стать кем-то куда более значительным. Но ты – ты не даёшь ей пользоваться своим даром. Ты – как гиря на её ноге. Очень эгоистично с твоей стороны.
Майки сошёл с камня и стал лицом к лицу с Милосом.
– Ты хоть соображаешь, о чём толкуешь?!
Но Милоса не так просто было выбить из седла – он остался невозмутим и уверен в себе.
– Что тебя так рассердило – то, как я выразился, или то, что я сказал правду?
Если до сих пор в Майки и жила крохотная надежда, что он когда-нибудь смягчится по отношению к Милосу – может быть, даже примирится с его существованием – то теперь эта надежда испарилась.
– Мы с Алли... Мы с ней заботимся друг о друге. Мы через столько прошли вместе – ты и понятия не имеешь!
– Ты прав, – отозвался Милос, – не имею. Зато понимаю кое-что другое. Она несчастлива, и уж ты-то должен это видеть!
Конечно. Майки видел, что Алли печальна, но чёрта с два он признается в чём-нибудь этому приблудному скинджекеру!
– Я же говорю – ты ничего не знаешь!
– Ты утверждаешь, что заботишься о ней, – возразил Милос, – но я этого что-то не нахожу. Если бы тебе была небезразлична её судьба, ты отпустил бы её. У вас разные пути.
– Не зли меня! – рявкнул Майки. – Со мной шутки не проходят!
В нём словно проснулся МакГилл – так отвратительно грубо он взревел. Давно уже такого не случалось...
Милос взметнул руки вверх, словно сдаваясь, уступая позиции, но Майки знал – это всего лишь хорошо рассчитанный жест.
– Прости меня, – сказал Милос, – я вовсе не хотел тебя задеть.
– Да уж конечно, – процедил Майки, глядя прямо в эти странные глаза в крапинку. – Всё время твердишь, что не хочешь никого задеть, и только это и делаешь!
– Я всего лишь хочу как лучше для Алли, – сказал Милос и пронзил Майки взглядом – таким глубоким, что тому стало слегка не по себе. – А ты?
Он повернулся и ушёл, оставив Майки наедине с мыслями, камнем и луной.
* * *
На следующий день они пришли в городок Либанон, штат Теннесси. Милос опять спросил Алли, не хочет ли она отправиться скинджекить вместе с ним. Алли постаралась как можно деликатнее обсудить этот вопрос с Майки.
– Понимаешь, он может меня многому научить, в смысле – в скинджекинге, – пояснила она. – Возможно, нам эти вещи когда-нибудь здорово пригодятся...
– А чего ты у меня-то спрашиваешь? – буркнул Майки. – Хочешь идти – иди. Мне-то что?
– Я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы ты не вёл себя так по-детски.
– Может, я не хочу, чтобы тебе было лучше!
Алли сжала кулаки и замычала с досады:
– Клянусь, Майки, иногда...
– Что иногда? Иногда не можешь понять, зачем ты вообще водишься со мной, да?
Алли постаралась взять себя в руки.
– Я знаю, почему я с тобой. Но вот чего не могу понять – это почему ты мне не доверяешь!
Майки потупился и пнул ногой землю. В живом мире пошли волны, как круги на воде от брошенного камня.
– Я доверяю, – глухо проговорил он. – Ступай, научись чему-нибудь полезному.
– Спасибо.
Она чмокнула его в щёку, и они с Милосом ушли.
Как только эта парочка скрылась из виду, к Майки приблизились Лосяра с Хомяком.
– Потшему бы тебе не пойти ш нами? – спросил Лосяра.
– Ага, ага, – вторил Хомяк. – Скинджекинг бывает очень забавно наблюдать, не только участвовать. Особенно, когда на тело идём мы!
И хотя Майки вовсе не нравилась компания этих двоих, он, однако, пошёл с ними, потому что уж лучше это, чем весь день мучить себя думами об Алли, проводящей время с Милосом.
В конце концов, Майки был вынужден признать, что Лосяра и Хомяк были правы – смотреть на их выкрутасы было действительно занимательно: оба были бесстыдно изобретательны, безбашенно безалаберны и бессовестно эгоистичны.
Сперва они влезли в двоих подростков постарше – те шли в школу на летние курсы, а вместо учёбы оказались в кинотеатре, где показывали фильмы для взрослых. Потом, когда кино надоело, Лосяра с Хомяком вселились в двоих полисменов и с ветерком прокатились на полицейской тачке, оставив и машину, и озадаченных блюстителей порядка в придорожной канаве – размышлять, как они туда попали.
Каждый раз эти два обормота заводили своих тушек в совершенно идиотские ситуации, после чего преспокойненько удалялись на следующее «тело». Босяцкие у них шуточки, подумал Майки.
– Да мы же только веселимся! – заныли они, когда Майки высказал им, что думает об их забавах.
Хотя с другой стороны – кто он такой, чтобы судить их? Но хотя МакГилл и сотворил в своё время немало злодейств, классом он был всё же куда выше, чем эти шалопаи.
Следующими жертвами проделок Лосяры и Хомяка стали двое пожилых джентльменов в баре – весёлая парочка заставила мужичков налакаться до свинского состояния и отвалила как раз перед тем, как джентльменов начало тошнить.
– Нет вреда – какая беда? – провозгласил Хомяк. – Пральна? Пральна?
– Ага, – поддакнул Лосяра. – Они бы вшё равно упилишь вушмерть и беж наш.
Майки пришёл к выводу, что эти двое – самые подонистые подонки из всех, с кем его только сталкивала судьба.
– А Милос знает, как вы издеваетесь над тушками? – поинтересовался он.
– А у наш ш Милошом политика «не шпрашиваешь – не говорим», – пояснил Лосяра.
– Ага, ага! И потом – мы вовсе ни над кем не издеваемся, ну шутим немножко, вот и всё!
Майки оставалось только надеяться, что когда придёт черёд этих двоих уходить в свет, их преисподняя окажется глубже, чем его собственная.
И наконец, когда Лосяра с Хомяком влезли в двух монахинь и заставили тех пуститься в тяжкий шопинг-загул, Майки решил, что с него хватит. Он отправился обратно к их давешнему месту отдыха у шоссе. По дороге он набрёл на рощу, в которой было довольно много деревьев, перешедших в Междумир. Здесь Майки поуспокоился и постарался вернуть себе хоть толику самоуважения. Сегодняшнее времяпрепровождение оставило у него чувство гадливости – словно сам дух его измарался.
В глубине рощи стоял дом – маленький, собственно, скорее хижина, но довольно крепкая и ухоженная. В живом мире место усеивал пепел – это говорило о том, что домик сгорел; но тот, кто жил в нём когда-то, видимо, очень любил его, поэтому хижина перешла в Междумир. Зрелище это наполнило Майки грустью. Призрачный дом без призрака – что может быть печальнее? И только потом Майки понял, почему вид хижины навеял на него такую тоску. Домик напомнил ему его самого без Алли – покинутый, никому не нужный. Безвестный артефакт, смиренно ждущий, когда вечность упокоит его мятежную душу.
В этот момент Майки МакГилл понял, что его дух окончательно обрёл человечность. Потому что он больше не помнил, каково это – быть одному и при этом не чувствовать себя одиноким.
*** *** *** *** ***
В своём основополагающем труде «Скинджекинг – что ты о нём знаешь?» Алли-Изгнанница пишет:
«Забудь всё, что слышал о скинджекерах; забудь детский лепет других так называемых «единственно верных источников» междумирной информации. Скинджекеры – такие же послесветы, как и все другие. Они могут быть честными и бесчестными, умными и глупыми – всё зависит от каждого отдельного индивида.
Но есть две вещи, общие для всех скинджекеров. Первая: неумолимая, почти инстинктивная тяга к вселению в чужое тело. Вторая: страшный груз ответственности, накладываемый нашим даром. Эту способность можно употребить как на великие добрые дела, так и на немыслимые злодейства. Я думаю, что обоим мирам – и живому, и Междумиру – страшно повезло, что бóльшая часть скинджекеров об этом не догадывается и потому не творит ни слишком много добра, ни слишком много зла».