Текст книги "Междуглушь"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 31
На брегах вечности

Города Мемфиса давно уже нет на свете.

Этот великий город у великой реки, центр цивилизации, лежит сейчас в руинах, навечно погребённый всесильным временем под речными наносами. Само собой, здесь речь идёт о Мемфисе – столице Древнего Египта, когда это царство было на вершине своего могущества более 3 000 лет назад. Монументальные дворцы рассыпались, гордые каменные обелиски – чудеса Верхнего и Нижнего Нила, – рухнули, словно подрубленные деревья, и похоронены теперь под крестьянскими наделами...

По другую от Мемфиса сторону Нила, на западном берегу, был расположен некрополь – город мёртвых с могилами и гробницами. Похоже, все культуры и все нации питают трепетное уважение к мистической природе великих рек – к тому, как они отделяют жизнь от смерти, «здесь» от «там», известное от неизвестного.

Никто и никогда не называл Мемфис в штате Теннесси «центром цивилизации», хотя и у этого города случаются свои звёздные часы. Он тоже лежит на берегу великой пограничной реки. Мемфис – ворота на Запад. Правда, это относится к живому миру. В Междумире же это город безжалостного ветра, вставшего необъяснимым и непреодолимым барьером на пути на Запад. Кстати, небезынтересно заметить, что египетский Мемфис тоже был известен под прозванием «Инеб-Хедж», что означает «белая стена».

В живом мире египетское царство – это древняя история, потому что в мире живых даже то, что объявлено вечным и непреходящим, на поверку всегда оказывается лишь временным. Для живых людей «вечность» – это идея, а не реальность. И всё же они знают – она существует.

Живые не видят вечности, точно так же как не видят Междумира, но они неведомым им самим образом ощущают их. Живые не знают о междумирном барьере, преграждающем путь за реку, однако никто из них никогда не осмеливался раздвинуть границы города так, чтобы городские кварталы выросли и по другую сторону Миссисипи. Живые не видят и не слышат послесветов, и всё же каждый хоть один раз в жизни ощущал чьё-то присутствие поблизости – иногда приятное, иногда совсем наоборот – но всегда настолько явственное, что тянет оглянуться через плечо.

Оглянись-ка прямо сейчас.

Ты не ощущаешь, как твоё сердце забилось чуть быстрее? Тебе не кажется, что вот сейчас произойдёт что-то очень значительное?

...Может, как раз в эту минуту Мэри Хайтауэр со своей тысячей послесветов взмывает в небеса, направляясь в Мемфис.

...Может, как раз в этот момент Ник, Шоколадный Огр, прибывает в тот же город, чтобы найти Алли, и обнаруживает, что не имеет понятия, где её искать.

...Может, это тот самый миг, когда монстр по имени МакГилл появляется там же в неодолимом стремлении облегчить свои страдания, в буквальном смысле поделившись ими с другими, – не только со своими новыми подчинёнными, но со всеми, кто бы ни попался на пути...

...И может быть, тебе удастся почувствовать где-то глубоко-глубоко, в неведомых закоулках твоей души слияние праведного, и неправедного, и удручающе превратно понятого. Если это так, то постарайся отнестись с самым тщательным вниманием к тем мгновениям, когда ты просыпаешься или засыпаешь... Потому что тогда ты без малейшей тени сомнения узнáешь, что есть что.

Глава 32
Тихой сапой

Ник и понятия не имел, что сегодняшний день заведёт его прямиком в междуворот – да не какой-нибудь, а в самый что ни на есть опасный из всех существующих в Междумире. Он понимал лишь, что весь его план пошёл насмарку. В тот миг, когда Ник услышал, что Алли в Мемфисе, он сразу проникся глубоким убеждением: он обязательно найдёт её. Пара пустяков. Вот он прибывает в Мемфис, а она – стоит и дожидается его там прямо посреди Бил-стрит. Какой идиот! Ничего глупее не мог вообразить?

Он выслал бригады поисковиков, которые день за днём прочёсывали город наперекор безжалостному ветру, но они не то что Алли – ни единого послесвета во всём Мемфисе не нашли!

Из Сент-Луиса вернулся разведчик и доложил, что ветер там ничуть не слабее, чем здесь. Он передал Нику слухи о том, что Мэри Хайтауэр направилась на север. Мичиган, что ли, или Иллинойс... Чарли, которому не терпелось нанести на карту как можно больше железнодорожных путей Среднего Запада, призывал командира двинуться на север, но Ник заупрямился. Конечно, они могли бы сразиться с Мэри и без Алли, но просто если бы Алли стояла с ним бок о бок, это ощущалось бы как-то... вернее, что ли. Сумма частей в этом случае была бы больше, чем общее целое. Они бы тогда стали чем-то целостным, завершённым. Он, Ник, стал бы тогда завершённым.

– Алли-Изгнанница здесь! – сказал он своим обеспокоенным соратникам. – Я чувствую это!

Он действительно чувствовал. Когда они с Алли вместе проснулись в Междумире, между ними установилась прочная связь, и она теперь подсказывала ему, что Алли здесь, чуть ли не у него под носом, он только не знает, куда смотреть.

– Продолжайте поиски! – велел он, больше, чем когда бы то ни было, напоминая в тот момент настоящего огра.

И наконец, на шестой день их пребывания в Мемфисе, Джонни-О принёс кое-какие новости.

– Она идёт! – Судя по голосу Джонни-О, выражению его лица и тому, как он ломал себе пальцы, говорил он не об Алли. – Мэри как-то узнала, что мы здесь!

Ник встал. Подняться с кресла он мог теперь лишь с невероятными усилиями, и чем дальше, тем становилось труднее, а когда он ходил, то тяжело волочил ноги, оставляя за собой шоколадные следы.

– Где она?

Джонни-О хрустнул костяшками – своей пронзительностью звук был похож на писк сонара.

– Прекрати! – приказал Ник. – У неё наверняка есть парень с такими огромными ушами, что услышит за сотню миль.

– Извиняюсь...

По Джонни-О было видно – он места себе не находит от тревоги, а ведь он не робкого десятка.

– Где она? – повторил Ник свой вопрос.

– Боюсь, тебе мой ответ не понравится.

– Говори.

Огромные лапищи Джонни-О бессильно повисли.

– Она уже в городе. Всего в двух милях отсюда.

Ник непонимающе воззрился на своего собеседника. Как это – в городе? Каким образом? Куда бы они ни направлялись, они всюду рассылали разведчиков в радиусе десяти миль – наблюдать за небом. Мэри Хайтауэр, если, конечно, она воспользовалась своим воздушным кораблём, никак не могла подкрасться к ним незаметно!

– Как получилось, что она так близко?! – воскликнул Ник.

– Я так думаю, мы слишком высоко задирали бошки, – ответил Джонни-О, опять нервно хрустнув костяшками.

* * *

В двух милях от них сотня послесветов тянула дирижабль за собой на канатах. Огромный корабль двигался потихонечку, дюйм за дюймом – практически, полз на брюхе.

Мэри не слишком верила в то, что ветер с запада так непреодолим, как утверждали все вокруг. Всё же она попросила Спидо сначала направить дирижабль на юг от Чикаго и повернуть на запад лишь тогда, когда они окажутся в воздушном пространстве Теннесси. Как только на горизонте возник Мемфис, они сбросили скорость. Теперь удерживаться на западном курсе стало несравненно труднее. Когда стало ясно, что по воздуху им до города не добраться, Мэри велела Спидо посадить корабль и изобрела альтернативный способ передвижения.

Из сотни послесветов организовали команду, которая потянула «Гинденбург» к Мемфису на верёвках наперекор всё усиливающемуся ветру. Удивительно, сколь тяжело тащить корабль, который, как считается, должен быть легче воздуха, – словно тянешь каменный монолит!

Одно радовало – на препятствия, существующие в живом мире, можно было не обращать внимания, поскольку корабль проходил напрямую сквозь живые леса и строения; и хотя команде на канатах приходилось несладко – они увязали в почве живого мира, словно в болоте – дети Мэри всегда выполняли то, что приказывала им повелительница. Остальные послесветы расположились внутри жёсткого алюминиевого корпуса «Гинденбурга» – на переходных мостиках и между исполинских водородных камер. Мэри всех персонально проинструктировала об их роли в наступающих событиях, и теперь в громадных пространствах корабля царила атмосфера нетерпеливого возбуждения, такая же напряжённая, как тот заряд статического электричества, который способствовал давнему переходу «Гинденбурга» в Междумир.

Позади, в Чикаго, остался десяток её самых толковых последователей – присматривать за спящими междусветами; тех ко времени ухода «основных сил» насчитывалось уже более двухсот. Мэри не знала о дне и часе своего возвращения в Чикаго, но к тому времени здесь образуется прекрасное сообщество послесветов, воспитанное на идеалах её, Мэри, учения.

Пока громоздкий воздушный корабль полз к Мемфису, Мэри попыталась подавить собственное беспокойство, заняв себя нужным и важным делом: она пригласила на променад правого борта группу наиболее боязливых ребятишек и принялась рассказывать им всякие интересные истории, которые помнила по своим живым годам. Если у волшебной сказки конец оказывался не очень приятным, она переделывала его в счастливый. Герои её рассказов жили-поживали и добра наживали, даже там, где всё изначально заканчивалось плохо. И всё равно, детишки боялись.

– А вдруг Огр нападёт на нас за городом? – спросил один из малышей.

– Не нападёт, – коротко ответила Мэри. Внушая всему миру мысль о том, что Ник – безжалостное чудовище, она отлично знала, что он не таков. Прежде чем начать сражение, он использует все возможности дипломатии. По существу, вся её стратегия основывалась на этом убеждении.

Около полудня Мэри выглянула из окна и увидела, что дирижабль больше не движется: как ни напрягались послесветы, чтобы протащить его дальше, – ничего не получалось, ветер не пускал. Вперёд дороги не было. Значит, пришло время для Мэри бросить открытый вызов Нику.

Письмо. Она писала и переписывала его до тех пор, пока не уверилась, что изложила всё, как надо. Она приложила все усилия к тому, чтобы Ник ничего не смог прочитать между строк. Мэри по-прежнему питала к нему нежные чувства, но в письме не было на них и намёка – в основном потому, что не была уверена в его чувствах к ней. К тому же после того, что произойдёт сегодня, никакие чувства вообще не будут иметь значения.

Как только письмо было готово, она запечатала его на старинный манер сургучной печатью с буквой «М» и позвала одного из своих самых быстрых бегунов.

– Мне нужен храбрый вестник, – сказала она. – Я могу рассчитывать на тебя?

Вестник – собственно говоря, это была вестница – с готовностью кивнула. Она была счастлива угодить своей госпоже.

– Беги к поезду Огра, так быстро, как только сможешь – Спидо расскажет тебе, где его искать – и вручи ему вот это письмо. Только самому Огру, лично в руки, и больше никому!

Энтузиазм вестницы немного поубавился, она, похоже, не на шутку испугалась; поэтому Мэри ласково положила руку ей на плечо.

– Огр, нет сомнений, – ужасное существо, но с этим письмом ты будешь под моей защитой. Пока ты отважна и верна и отвергаешь его соблазны – я обещаю, тебе ничто не грозит.

– Да, мисс Мэри.

Девочка убежала, а Мэри ещё какое-то время раздумывала, в одно и то же время радуясь своему плану и скорбя над ним, потому что сегодня всех ожидало множество утрат. Милос с его командой скинджекеров уже ушли в живой мир – проявить свои таланты во славу Мэри, доказывая тем самым, что навек связали с нею свои судьбы. Ловушка расставлена, оставалось только ждать, когда она захлопнется.

– Я отправляюсь пешком, – сказала Мэри Спидо. – Ты знаешь, что делать, как только я уйду.

Спидо, судя по его лицу, всё это не нравилось.

– Зачем вам уходить в одиночку?

– Чтобы не возбуждать лишних подозрений. Поверь, я знаю, что делаю.

– Знаете? Признаю, это хорошая идея – встретиться с ним на нейтральной территории, но зачем же встречаться в этом ужасном месте? Ведь междуворота очень опасны, разве не так?

– Междувороты, – поправила Мэри. – Они опасны, только если не знать об угрозе, а я отдаю себе в ней полный отчёт. У нас достоверная информация относительно мемфисского междуворота, и он – как раз то, что нам необходимо.

Проговорив это, она отвернулась от Спидо, не желая, чтобы тот прочитал по её лицу некие эмоции, которые она хотела бы скрыть ото всех. Мэри утешалась мыслью о том, что служит здесь, в Междумире, высшей цели. Все вожди во все времена должны идти на жертвы, чтобы доказать, что достойны своего высокого предназначения. И сегодня Мэри пожертвует своей любовью.

*** *** *** *** ***

В своей книге «Осторожно – тебя касается!» Мэри Хайтауэр посвящает междуворотам такой важный параграф:

«Междувороты – это и проклятие, и благословение для нашего мира. Что положительно – через них в Междумир попадают различные, весьма неожиданные предметы. Однако всегда существует опасность, что они обернутся к тебе с куда менее приятной стороны: междувороты могут воздействовать на послесветов совершенно нежелательным образом. Если ты подозреваешь, что на твоём пути попался междуворот, наилучшим выходом будет немедленно оставить это место и доложить о происшествии лицу, облечённому властью».

Глава 33
Умы, полные подозрений [45]45
  Suspicious Minds – песня Элвиса Пресли.


[Закрыть]

Если всё сущее сравнить с многослойным стёганым одеялом, то междувороты – это те точки, в которых прошиты все слои – и поверхности, и набивка. Другими словами, междуворот – это место, существующее одновременно и в Междумире, и в мире живых.

Кто может сказать, в чём причина их возникновения? Возможно, это пристальное внимание живых, потому что все междувороты располагаются в местах, находящихся в фокусе постоянного человеческого наблюдения. У живых, само собой, иногда возникают лишь смутные подозрения насчёт сверхъестественной природы этих чёрных дыр в ткани бытия. Редкие явления послесветов, видимых только в инфракрасном свете, или их голоса, услышать которые можно только если записать их и увеличить громкость по меньшей мере в двадцать раз; странные запахи или непривычные, вызывающие озноб ощущения – вот и все свидетельства того, что в таких местах происходит что-то необычное. И больше ничего.

А вот в Междумире эффект может оказаться ошеломительным.

Любой послесвет, оказавшийся в зоне вбрасывания старого Стадиона Янки, что в Бронксе, полетит к основной базе со скоростью 107 миль в час – именно с такой скоростью питчер Билли Вагнер бросил мяч на этом самом месте, сделав, таким образом, самую быструю подачу в мире. Послесвета, угодившего под купол Капитолия в Вашингтоне, округ Колумбия, ожидает довольно неприятное испытание: на него одновременно обрушиваются все речи, когда-либо произнесённые в Конгрессе, из-за чего он необратимо сходит с ума прямо на месте. А каждый послесвет, ступивший под крышу любого отделения государственной автоинспекции во всём западном мире, обнаруживает, что время не только остановилось, но вообще прекратило своё существование.

Мемфисский междуворот, однако, уникален, поскольку на разных послесветов воздействует по-разному. Как-то один паренёк вошёл в него на спор. Самой заметной чертой его внешности была пышная африканская грива, шаром стоящая вокруг головы – предмет его гордости и радости – ещё более грандиозная в Междумире, чем была при жизни. Он вошёл в междуворот, и через десять минут оттуда выкатился меховой шар размером шесть футов в поперечнике и с глазами.

Одна девочка-послесвет носила на зубах регулировочные скобки и так их стеснялась, что они увеличились в размерах у неё во рту и стали вдвое шире, чем при жизни. Движимая любопытством, она вошла в междуворот, а когда вышла оттуда, то вся её голова оказалась заключена в клетку из проволоки и брекетов, перевитых резиновыми растяжками.

А ещё был один послесвет, слишком чувствительный ко всяким запахам. Он прошёл через междуворот и вышел оттуда со сверхъестественно обострённым обонянием, а заодно и с неимоверно раздражительными носовыми пазухами.

Мемфисский междуворот – это место, где властвует перебор. То есть, с чем бы ты туда ни вошёл, обратно выйдешь с тем же, увеличенным раз в десять.

Он известен в Междумире как «Невыносимый нексус [46]46
  Не́ксус (лат. Nexus– «связь, сцепление») – имеет множество значений в разных областях, но в общем случае обозначает центральную часть чего-либо, центр сцепления каких-нибудь связей, например, в науке – участок контакта двух клеточных мембран, где располагаются каналы для обмена инонами и микромолекулами.


[Закрыть]крайностей», но живые знают его под другим названием.

Они называют его Грейсленд [47]47
  Гре́йсленд (англ. Graceland) – выстроенное в 1939 году в колониальном стиле поместье в Мемфисе, США. Известно главным образом как дом американского певца и актёра Элвиса Пресли.


[Закрыть].

Ветер, поднявшийся из-за Миссисипи, выгнал из Мемфиса всех послесветов, так что только считанные единицы знали о необычных свойствах Грейсленда, а чем дальше от междуворота, тем слухи о нём становились всё туманнее. Однако Мэри Хайтауэр обладала информацией из первых рук. Выслушав рассказ Ищея о том, что с ним сталось в этом месте, она сделала вывод, доставивший ей и радость, и огорчение: она должна встретиться с Ником именно там. Мэри свято верила, что мемфисский междуворот просто предопределён как место их встречи – возможно, даже самим Всевышним.

Мэри не боялась междуворота, потому что твёрдо знала: её дело правое, причём настолько, что правее быть не может. Так что ей ничего не грозит.

* * *

Дорогой Ник,

Похоже, наши пути вновь пересекаются. Хотя сама мысль о том, чтобы подвергнуть риску моих подопечных, невыносима мне, я готова всеми силами защищать то, что считаю правильным. Но предупреждаю: с твоей стороны будет неимоверной глупостью пытаться сразиться с нами. У меня более двухсот всецело преданных мне послесветов, так что численное превосходство, безусловно, на нашей стороне.

Предлагаю встретиться на нейтральной территории. Мне подсказали, что усадьба Грейсленд – самое подходящее место для подобной встречи. Сегодня в пять часов вечера я буду ждать тебя там. Уверена – нам удастся либо разрешить наши противоречия полностью, либо достичь приемлемого компромисса.

С уважением

мисс Мэри Хайтауэр.

Девочка, принесшая письмо, похоже, умирала от страха. Ник попытался успокоить её и улыбнулся. Правда, он знал, что от его улыбки в последнее время скорее может не поздоровиться. Увидев кривую гримасу на тёмной оплывшей физиономии, вестница спряталась за стоявшим позади Джонни-О. А ведь когда-то всё было наоборот: дети куда больше боялись Джонни-О с его невообразимыми кулачищами, чем Ника.

– Спасибо, – сказал Ник девочке, затем потянулся к стоящему рядом ведру, и «нормальной» рукой выудил из него монетку. – Я хочу наградить тебя за то, что ты принесла мне это письмо. – Он покрутил монетку в пальцах. – Ты знаешь, что это такое?

– Мэри говорит, они плохие!

– И ты этому веришь?

– Да, – быстро сказала вестница. А через секунду: – Не знаю... – Она ещё немножко подумала, посмотрела на монетку, явно заинтересовавшись. Затем спросила: – А что вы мне сделаете, если я её не возьму?

– Ничего не сделаю, – ответил Ник. – Если я её тебе предлагаю, то это ещё не значит, что ты обязана принять дар.

Его удивил вопрос девочки, но он тут же сообразил, что удивляться-то нечему. Ложь, которую Мэри скармливала своим подопечным, настолько глубоко въелась им в сознание, что одной шоколадной улыбкой тут не обойдёшься.

– Мне нельзя ничего у вас брать, сэр.

– Понимаю. Возвращайся к Мэри и скажи, что Шоколадный Огр согласен. Я встречусь с нею.

Девочка, ни секунды не медля, умчалась, а Ник показал письмо Джонни-О.

– Двести послесветов? – фыркнул Джонни-О. – Ну, если у неё только две несчастных сотни, то у нас по двое на каждого ейного бойца! Да мы их одной левой! – Он стукнул одним кулаком о раскрытую ладонь другой руки. – Подберёмся и ка-ак дадим!

– Могли бы, но не станем. Мы дерёмся не ради драки, а ради освобождения – никогда этого не забывай.

– Ага, а для чего тогда тебе армия? Разве не для того, чтобы посносить сотню-другую бошек?

– Мы в Междумире, – напомнил Ник, – здесь голову никому не снесёшь. – Джонни-О ответ не удовлетворил. Ник вздохнул. Его друг и помощник прав, и придётся признать этот факт не только перед ним, но и перед самим собой. – Да будет тебе твоя драка, успокойся! Мэри так промыла им мозги, что они охотнее полезут драться с нами, чем возьмут свои монеты.

– Тогда мы их заставим! – сказал Джонни-О. – Мы заставим их взять монеты, а если будут упираться, вгоним в землю. Только и делов!

Ника охватил гнев, и на мгновение его шоколад стал чёрным, словно лакрица. Он схватил Джонни-О за грудки, его голос превратился в глубокий клокочущий рёв:

– Мы так не поступаем!

Джонни-О не устрашился.

– Да ведь ты сам хотел армию! А зачем, по-твоему, нужна армия?

Правота Джонни-О поразила Ника до глубины души. Одно дело – собирать войска и совсем другое – действительно воевать. Ник, возможно, был хорошим вожаком, но полководец из него...

Его гнев остыл, шоколадная рука отпустила рубашку Джонни-О, оставив на груди мальчишки противное коричневое пятно.

– Вот разберёмся с Мэри, а тогда освободим всех, кого сможем, – сказал Ник.

– А если они не захотят освобождаться?

– Тогда заберём их в плен.

Джонни-О кивнул, но лицо его оставалось по-прежнему озабоченным.

– Знаешь... Ты не можешь драться с нею. Ты её любишь.

Всё время их дружбы он придерживался негласного правила – не говорить с Ником о его чувствах к Мэри. Но, наверно, настало время отменить это правило.

– Я боролся с нею и раньше – и победил, – напомнил Ник.

– Да, но на этот раз она готова к борьбе.

Ник закрыл глаза и постарался найти в себе что-нибудь более твёрдое, чем шоколад.

– Я тоже.

* * *

Письмо от Мэри Ник получил вскоре после полудня, но прошло не меньше часа, прежде чем он вызвал к себе Цин. Ему нужно было побыть в одиночестве и тишине, чтобы набраться решимости перед последним, решающим шагом, но ветер, дующий с Миссисипи проносился над поездом, и его унылый вой мешал сосредоточиться, вселял тревогу и уныние.

Добрые намерения Ника превратились в нечто, подобное пожирающему его шоколаду – сладкому и чудесному, но одновременно топкому, засасывающему и вредному для здоровья. Ник стал слишком мягкотелым. Здесь, около него, целое ведро монет – хватило бы освободить множество послесветов, но скольких он освободил с тех пор, как начал собирать армию? Ни одного. В таком случае – чем же он отличается от Мэри?

– Ну что, время пришло? – спросила Цин, входя в салон-вагон. – Наше свидание с дьяволом, значит, сегодня, да?

– Присядь.

– Я лучше постою, сэр, – отказалась она. – В этом вагоне ни одного чистого стула не осталось.

Поскольку она была права, он не стал её принуждать.

– Мэри призвала меня на встречу. Мы возьмём с собой нескольких человек, но в само помещение войдём только мы с тобой. Возьми бумаги – я скажу ей, что ты там для того, чтобы составить и записать мирный договор.

– Э-э... Джонни-О учит меня читать, но до письма мы ещё не дошли...

– Не имеет значения. Потому что как только я произнесу пароль, ты бросишь всё, что у тебя в руках, и примешься заталкивать Мэри в живой мир, да так, будто это последнее дело твоей жизни.

Ник десятки раз проигрывал сценарий в голове на разные лады, пока у него не сложилась ясная и чёткая картина. Вот они с Мэри ведут вежливую, но насторожённую беседу. До определённого момента он будет со всем соглашаться и всему поддакивать, а потом сделает свой ход.

«У меня есть для тебя подарок, – скажет он ей. – Самый прекрасный подарок во всей Вселенной!» Он подойдёт к ней и поцелует. Последний поцелуй... А потом Цин схватит её и примется толкать до тех пор, пока Мэри не окажется по ту сторону, в мире живых, так, как это было с Кудзу. Мэри станет живым человеком, и ничего не унесёт с собой, кроме одежды на живом теле да сладкого вкуса шоколада на устах.

«Я не только спасу от тебя Междумир, я спасу тебя от тебя самой. Я преподношу тебе драгоценнейший дар жизни, Мэри. Потому что я люблю тебя».

– А если у меня не получится, сэр? – спросила Цин. – Ведь протолкнуть Кудзу было почти невозможно, а тут целого человека запихать!

Ник положил ей на плечо свою «нормальную» руку.

– Этот момент – смысл всей твоей послежизни, – сказал он. – Я верю в тебя, Цин.