355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Сухомозский » Наедине с собой (СИ) » Текст книги (страница 5)
Наедине с собой (СИ)
  • Текст добавлен: 19 апреля 2017, 17:00

Текст книги "Наедине с собой (СИ)"


Автор книги: Николай Сухомозский



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)

– Давай к ней зайдем!

– Да ты что?! – возразил я совершенно искренне. Одно дело изливать душу на бумагу, а другое –

взглянуть в глаза.

– Нет, зайдем! – упорствовал гость. – Я не уеду, не увидев ее! Ты разве хочешь, чтобы я опоздал

на автобус?!

Сашу поддержал Виктор. И я, в конце концов, несмотря на то, что было крайне стыдно, согласился. Спустя пять минут компания уже входила в знакомый двор («У этих вот ворот

квадратики огня, теперь они уже горят не для меня»).

Раиса оказалась дома. Как и ее мать. Инициативу взял в свои руки Александр, сказав все, как есть: мол, служили, Николай о вас много рассказывал и т. д. Весь разговор я даже плохо запомнил, настолько был нервно напряжен. Минут через десять «варяг» вдруг произнес:

– Если категорических возражений нет, пойдемте меня провожать все вместе!

После некоторых колебаний и моего «А почему бы и нет?!» она согласилась. По дороге мы, по

сути, не общались (так, перекинулись парой ничего не значащих слов): тараторил Говяда. А, прибыв на автостанцию, первым делом отправились в кафе. Хохмили, договаривались о

следующей встрече в Богуславе, клялись в вечной дружбе. Только когда автобус отчалил, мы с

Виктором вспомнили, что с нами, кажется, была дама, о которой мы в пылу затянувшегося

прощания попросту… забыли.

Не знаю, что Р. сказала матери, как сама пережила столь хамское, хоть и не нарочно, поведение.

Во всяком случае, я понял: это наш окончательный разрыв.

***

Оставаясь «женихом в свободном полете», повел с танцев домой N. Жила она в аккурат напротив

районного суда, а там очень удобное для свиданий крытое крылечко с двумя скамейками.

Естественно, на одной из них мы и расположились. Разговаривали, перемежая беседу объятиями и

поцелуями. Внезапно N. неестественно обмякла на моих руках. Никак не мог взять в толк: ей

стало плохо или она уснула? Выбрал второй вариант и решил тихонько сидеть, дабы не разбудить.

Посиделки продолжались довольно долги. У меня уже даже свело мышцы ног и рук.

Вдруг девушка очнулась. Посмотрела внимательно на меня и сказала, что готова выйти за такого

человека, как я, замуж. Собственно, женитьба в мои планы не входила, однако я благоразумно

промолчал. Хотелось узнать, как события будут развиваться дальше.

– Ты думаешь, я спала? – спросила девушка.

– Да!

– Нет! Я тебя тестировала!

– Что-о?!!

– Проверяла на вшивость!

– Не понял!

– Сейчас объясню! Этому трюку меня научила подруга. Кстати, я его использовала не раз, но

впервые парень вел себя достойно.

– ?!

– Начну с примера – так будет понятней. Недавно меня провожал А. Мы с ним тоже здесь сидели.

И я также запустила эту «мульку». Не поверишь, еле потом от него отбилась (даже кофту порвал).

Ясно, зачем он меня провожал: в надежде переспать – и только. А ты не такой!

Честно говоря, то, что «не такой», меня скорее огорчило. Ибо никаких серьезных видов на

девушку я не имел.

***

Надо же: на горизонте появилась Лида К. – девушка, которая провожала меня в армию. Да не

просто появилась, а пришла с покаянием. Оно состояло в том, что она призналась – по пьянке в

техникуме ее «оприходовали». Поэтому, мол, и перестала писать уже спустя два месяца. Но она, дескать, все еще любит меня и хочет, если я прощу, продолжать наши встречи.

Ответил, что на досуге обязательно подумаю.

***

Сбылось! Я – студент. Хотя, честно говоря, на подобную удачу почти не надеялся. Что ни

говорите, а после школы прошло уже четыре года: кое-что из памяти уже выветрилось. Особенно, английский. Так что я даже экзамены ездил сдавать из Пирятина. Утром еду, сдаю и – назад.

Что любопытно. Я поступал трижды с перерывом на службу. И всякий раз набирал на балл

меньше. И когда их сумма была наиболее низкой – прошел. Не парадокс ли?

***

Родительская радость от моего поступления в университет была немного омрачена не совсем

умной выходкой «проверяльщицы» N.

Когда отец и мать шли домой с работы, их увидели соседи и сообщили новость:

– А у вас были сваты!

– Какие сваты?

– Обычные! Заходили и к нам, спрашивали, скоро ли кто-нибудь из вас появится дома.

– Так у нас же один сын, дочери нет!

– А они сына и приходили сватать!

Соседи рассказали, что явилось три девушки. Одна из них назвалась невестой. И заявили, что

пришли сватать Николая (то бишь, меня).

Представляю, какие довольные лица были у сообщавших горячую «новость». И как ее уже вовсю

обсуждали на «кутку»: с развлечениями же у нас туговато.

Когда родители зашли во двор, то увидели на крыльце недопитую бутылку вина, кое-что из

закуски и тыкву. А также обнаружили надпись углем на ступеньках: «Были сваты!!!».

***

Нам вручили студенческие билеты. Какая это радость!

Вот мы с Петром Мельниченко идем по бульвару Шевченко. И я незаметно раз за разом

вытягиваю из нагрудного кармана тенниски студенческий билет, чтобы прочитать свою фамилию

и слова «факультет журналистики».

***

Ну и настырная девица, эта N! Приехала с братом к родительскому дому, где я брал вещи. Тот

меня вызвал и укатил восвояси. А N. мне заявляет, что, если я не передумал (?!!) на ней женится, то она… поедет в столицу вместе со мной. Так сказать, не откладывая брачное свидетельство в

долгий ящик.

Не нашел ничего умнее, как заявить, что на днях ко мне приходила девушка, которая провожала

меня в армию. С нею, дескать, приключилась беда. Она стала женщиной. А поскольку такая она

теперь никому не нужна, я считаю своим долгом жениться на ней, дабы спасти от позора.

N., страшно разозлившись, обозвала меня придурком. Что несравнимо лучше, чем мужем!

***

На первой же неделе – диктант на украинском языке. Через день преподавательница М. Каранская

раздает и попутно комментирует. У меня – троечка. И первая ошибка, которая выделена, как все

остальные, красным – в… фамилии. Я поднимаю руку и объясняю, что так написано в паспорте.

Это не производит никакого впечатления. Я слышу в ответ:

– Я же не виновата, что твоим родителям паспорта выписывал неграмотный человек! Зато я знаю: в украинском языке «з» и «с» не удваиваются. Поэтому ваша фамилия на украинском языке

правильно пишется «Сухомозький». Без всяких чуждых ей «с».

– Но я ведь не виноват, что паспортист попался неграмотный. И почему его ошибка спустя энное

количество лет приписывается мне?

– Я тоже невиновата, что он неграмотный! А за ним малограмотность проявляете и вы, студент

университета!

– Так мне что, паспорт менять?!

– Нет, лучше грамотность повышать!

Ничего, кроме неудовольствия преподавательницы, я не нажил из этих первых в качестве студента

дебатов. Впоследствии, как я ни отвечал, выше «четверки» у нее не получал. Да и среди друзей с

тех пор закрепилась вторая, наряду с «Сухой», кличка – «Малограмотный».

Впрочем, если перейти к менее – с моей точки зрения! – грустному, то мой диктант, несмотря на

«неправильную» фамилию, смотрелся на фоне некоторых других еще очень и очень. «Рекорд»

установил Георгий Л. (он русский по национальности и никогда украинский язык не изучал) – 102

ошибки на три неполных странички текста.

***

Позорнейшее ЧП на нашем курсе. За воровство отчислена Александра Б. – невысокая девушка с

русой косой. Поверить в подобное я долго не мог. Ну не может быть, чтобы будущий журналист –

совесть народа! – воровал. Увы, все оказалось правдой.

Оказывается, Шура, взяв на почтовой раскладке в общежитии извещение на перевод какой-нибудь

из однокурсниц, ей его не передавала, как это обычно делается. Она в течение двух-трех дней

заполучала чужой паспорт, шла на почту и получала деньги. Потом паспорт клала на место. Через

неделю-другую, как правило, поднимался шум. Однако понять, как афера проворачивалась долго

понять не могли. Наконец, одна из студенток (прямо-таки Пинкертон в юбке!) отчего заподозрила

именно Шуру. Все остальное было делом техники. Перевод, о котором якобы получательнице

ничего не известно, паспорт нарочито лежащий на видном месте и…

Более того, по утверждениям преподавателей, маленькая девушка с русой косой, штурмующая

факультет не первый раз, грешила аналогичным образом и год, и два назад во время сдачи

вступительных экзаменов.

Никак не могу придти в себя.

***

У меня – архипроблема. Нужно становится на комсомольский учет, а я-то из него как раз и

исключен. Сначала потянул резину. Потом заявил, что билет и учетную карточку у меня украли в

транспорте. Надеялся: а вдруг, пожурив, выдадут новые документы. И что я узнаю? Товарищ, которого я не раз возил к родителям и делил в столице хлеб-соль, в мое отсутствие на собрании

заявил:

– Надо еще проверить, как он их потерял!

Запахло жареным. Если узнают, в тот же день распрощаюсь с университетом. Решил играть ва-

банк. Пошел в райком комсомола (не стану по известным обстоятельствам называть, а какой) и

рассказал третьему секретарю историю об украденных документах. И санкциях, могущих в связи с

этим событием, возникнуть. Дама, немного посомневавшись, махнула рукой:

– А, ладно! Фотографии принес? Хорошо. Садись пиши заявление о вступлении.

– Но если увидят – а увидят непременно – что я вступил в ВЛКСМ в 1971 году, возникнет вопрос: во-первых, почему не принимали раньше; и, во-вторых, а что же тогда у меня стибрили?

– Не умничай! Пиши, пока тетя не передумала! – секретарь углубилась в бумаги.

Через пять минут я уточнил:

– А что указать в графе «место работы»?

– А ты где трудился до армии?

– На кирпичном заводе.

– Вот и пиши «кирпичный завод».

Вручая через час (я как раз успел сбегать за бутылкой «Шампанского» и шоколадкой, которые, справедливости ради надо сказать, секретарь долго отказывалась взять) новенький комсомольский

билет, она сказала:

– В нем дата приема стоит первичная – 1964 год. А в секторе учета указан нынешний.

И поймав мой несколько непонимающий взгляд, добавила:

– Да с приемом рабочих у нас ныне напряженка, так что один труженик кирпичного завода

существенно изменит общую статистику. Давай, носи билет с гордостью и больше не зевай!

Фу-у, наконец, и я состою на учете и могу с полным правом посещать комсомольские собрания. И

никто уже не будет смотреть на меня с подозрением. Даже так называемые друзья.

1972 год

Новый, 1972 год, отмечал в общежитии № 4 по ул. Ломоносова. «Праздновали» двое суток с

небольшими перерывами на сон. Состав гостей менялся едва ли не ежечасно. Потом вдруг

вспомнил: завтра у меня – день рождения. И пригласил остатки честной компании ...в родной

Пирятин.

На тот момент проблем с вестибулярным аппаратом не имели три дамы и три джентльмена. Среди

последних – именинник и два выходца из Африки – эдакие Камил и Дэвис. Приглашение

празднующие приняли с искренним, хотя и не совсем трезвым восторгом.

Одевшись, рванули на автовокзал, что на Московской площади. Билеты брали, естественно, по

студенческим документами (этот фактор впоследствии сыграл свою роль) – за полцены.

Загрузившись на дорогу пивом, покатили.

В Пирятин достались в сумерках – зимой вечереет рано. Городским автобусом подъехали к

центру. И прямиком – к гастроному. И тут я услышал позади какой-то непонятный шум.

Оглянулся: за нами, выпучив глаза, шел с десяток горожан, темнокожих отродясь не видавших.

Стыдить их, обостряя ситуацию, не стал. Решил: как-то рассосется: земляки, в конце концов, если

из печки и упали, то не вчера... Увы, не учел, что негра незначительная часть пирятинцев видела

лишь в кинофильме «Максимка», а для подавляющего большинства темная кожа ассоциировалась

исключительно с господином, украшенным рогами, хвостом и копытами.

Выходим. Под торговой точкой – уже приличная толпа. Как же: бесплатное новогоднее

представление, некий провинциальный цирк! Пока шли к родительскому дому, количество

«зрителей» неуклонно росло. До калитки подошли в сопровождении чуть ли не первомайской, несмотря на снег, демонстрации.

Как два дня подряд колобродили, как ходили по дома, как сосали сивый самогон («выпьем рюмку

– где там кружка?») – понятно. В общем, отлично погуляв, вернулись в столицу.

На следующий день наша группа собралась на предэкзаменационную консультацию. Ко мне

подошла методистка декана Неля Петровна и таинственно прошептала на ухо:

– Зайди к аудитории номер....

– Зачем?

– Там тебя ждут!

Переступаю порог. Вижу двух человек. Приглашают сесть. Не представившись, начинают

душевную беседу «о жизни». Я ничего не пойму. Однако «разговор» учтиво поддерживаю.

Между «Как учеба?», «Нравится в университете?» (хотел бы я посмотреть на идиота, которому бы

это не нравилось?) звучит:

– А как отметили Новый год?

Откровенно не праздничная музыка...

– Спасибо, – говорю, – нормально. А вы?

– Нам не повезло, находились на службе, – отвечает один из собеседников. – Вы же проведывали

родителей?

– Да! – Мой пыл несколько угасает. Перспектива не из приятных: с третьей попытки попасть в

университет, решить проблему с комсомольским членством и пропасть ни за что ни про что!

– Один ... или ... с друзьями?

– С друзьями.

– А нельзя узнать, кто эти друзья?

Что остается делать? Называю фамилии студенток (все равно «они» их уже знают). И добавляю:

– ...И два негра.

– Именно они нас и интересуют, – оживляются собеседники. – Как их фамилии?

– Не знаю, – признаюсь искренне.

– А на фото узнали бы?

– Наверное...

Один из них быстро достает из портфеля два альбома с цветными – редкость! – фото и подает:

– Ищи!

В результате кропотливого труда нахожу портреты Камила и Дэвиса.

– Так мы и думали! – Задумчиво говорит один из визави.

– Что именно? – Интересуюсь я.

– Год назад вот этого, – тычет пальцем в Камила, – сняли с поезда в Житомирской области.

Недалеко от секретного объекта. А в Пирятине дислоцируется танковый полк Чапаевской

дивизии, что является военной тайной. Соображаешь?!

Я, само собой, «соображаю» – кажется, аж пар из ушей струится! И настроения это не добавляет.

Одногруппники готовятся к экзамену, а меня тут почти обвинили в шпионаже. Или, как минимум, в пособничестве иностранным рыцарям плаща и кинжала. Душу греет одно: шпионы –

африканские, а не американские или немецкие, может получу некое послабление.

– Вам известно, – прерывает размышления более активный из «разработчиков», – что иностранцам

дальше чем на 50 километров от Киева выезжать запрещено?

– Впервые слышу! – Не вру.

И – на всякий случай – уже и сам не понимаю, искренне или не совсем! – добавляю:

– Да если бы я знал...

Меня отпускают, предупреждая, чтобы никому ни слова о встрече, которая только что состоялась, даже не заикался, а то сам заикой стану (обещание я в тот же вечер нарушил).

Мокрый дождя не боится, поэтому на прощание, опомнившись, спрашиваю:

– А как вы узнали, что я ездил в Пирятин с неграми? Кто-то из соседей заявил?

Услышу ответ или нет?

– Какие соседи?! На Пирятинской автостанции вас уже встречал наш сотрудник!

Вот те на!

– На авто ...станции? А как он о поездке мог …знать? Замысел возник спонтанно...

«Серые пиджаки» переглянулись. А потом:

– А вы проездные документы покупали по студенческим билетам?

– Конечно!

– Больше в подобные переплеты не попадай!

И минуты хватило, чтобы я понял: все кассиры на автостанциях – «шестерки» КГБ.

***

Первая сессия. Зачеты позади. Начались экзамены. Пока для меня весьма успешно.

Сдаю очередной предмет. Подошла моя очередь отвечать. За столом– седой профессор ну очень

солидного возраста Рубан (этакий Дед Мороз и дед Мазай в одном лице). Берет мою зачетку:

– Эта ваш матрикул?

Откровенно говоря, подобное слово я слышу впервые, но, поскольку в руках экзаменатора – синяя

книжица, догадываюсь, о чем идет речь.

– Да! – отвечаю нарочито громким голосом (чтобы сразу возникала уверенность – предмет знаю).

– Так, а вы не родственник Василия Александровича Сухомлинского?

Ага, врубаюсь я, визави невнимательно прочитал мою фамилию. Как же быть?! Не разочарую ли я

профессора, признавшись, что родственником столь известного человека не являюсь? И как это

может отразиться на оценке? Тем более что, чувствую, немного по билету «плаваю». Сказать, что

родственник? А вдруг дедушка Мазай-Мороз близко знает его членов семьи, затеет разговор, и я

«поплыву» еще хуже, чем по билету? Да и – спинным мозгом чувствую! – однокурсники сзади

напряженно и с завистью прислушиваются к нашему разговору: неужели этому козлу (то бишь, мне) так повезло с родственником? Нет, решаю, лучше не рисковать.

– К сожалению, – выдавливаю из себя, – Василий Александрович не мой родственник. Хотя я бы, конечно, почел за честь.

Однако того, что моя фамилия вовсе не Сухомлинский, не говорю. Это же может быть расценено

как обвинение в невнимательности.

– Значит, не родственник? – разочарованно тянет профессор.

И смотрит добрыми-добрыми (или у меня галлюцинация?) глазами:

– Ну, ничего, у такого известного человека не может быть абы каких однофамильцев! Я ставлю

вам «пять».

Так я получил первую незаслуженную оценку.

***

Думал, что «квадратное катят, а круглое несут» – это исключительно об армии. Ан, нет.

Оказывается, столичный преподаватель мало чем отличается от ротного старшины. Впрочем, все

по порядку.

Позади первая сессия. Что в зачетке? Три «пятерки», одна «четверка» и «незачет»… по

физкультуре. Меня уже сфотографировали (интересно, не под рубрику «Им среди нас не место»?) для стенной газеты, пропесочили на собрании группы. Жду собрания курса – там экзекуция

обязательно повторится. Только выступающие будут в более тяжелой весовой категории.

А шум-то, на мой взгляд, совсем не по делу. Или у меня крыша поехала. Ведь на учебу в первом

семестре я все-таки налегал. Даже в библиотеку ходил. А на физкультуру махнул рукой по той

простой причине, что практически по любому виду я зачет, а то и экзамен, сдам запросто. Так

зачем, рассудил, время терять. Пусть ходят и отжимаются те, кому это трудно.

И вот подошла пора зачетов, и я узнаю: те, кто систематически занятия пропускал, к сдаче не

допущены. Ну, разве не идиотизм в квадрате?! Выходит, какой-нибудь дохляк, исправно посещая

занятия, считается физически развитым. А я, без всяких тренировок могущий преподавателя на

вербу забросить, не развит. Форменный бред! Занятия по физкультуре, в таком случае, –

стопроцентное очковтирательство. И это где? В у-ни-вер-си-те-те!!!

***

Я и девушка с исторического факультета Надежда А., с которой мы встречаемся уже четвертый

месяц решили связать себя узами брака. Безусловно, учитывая мой характер, модно с

уверенностью сказать: ничьих уговоров, отговоров я бы никогда не послушался. Однако хотя бы

проформы ради родителей в известность поставить считаю необходимым. Тем более, мой

характер они знают лучше остальных. И вот мы едем в Пирятин. Так сказать, наносим

формальный визит вежливости.

Девушка, однако, волнуется. Оно и понятно: не каждый день замуж выходишь. А тут еще

получается что-то смахивающее на смотрины. Меня-то знают, как облупленного, – чего

приглядываться?

И вот он – исторический момент. Садимся все за стол, неспешно обедаем под сто граммов.

Родители, конечно, все понимают, однако тактично молчат. Ждут, когда заговорю я. Наконец, момент истины натает.

– Вот, – говорю, дожевав карася, – решил жениться. Что скажете?

Наступает тягостная, особенно для невесты, пауза. Мать смотрит на отца – ему, как главе семьи, отвечать. Тот, вытерев губы, роняет:

– Рано еще тебе женится!

На невесте лица нет – позор какой-то вместо родительского благословения. Мне, собственно, до

фонаря: все равно сделаю так, как решил. Но объяснение услышать интересно. Поэтому

озвучиваю следующий вопрос:

– Почему?

Снова – та же томительная пауза. Мать нервно теребит край платочка – по всему, и она не

ожидала такого поворота. Отец неспешно наливает самогона – только себе, опрокидывает рюмку, крякает и говорит:

– А ты до сих пор не понял?

– Нет! – искренне отвечаю я.

– Потому, что на это у нас разрешения спрашиваешь, а не своей башкой решаешь. Получается, и, женившись, будешь за советами ездить?! Нет, рано еще брать ответственность за судьбу еще и

другого человека!

– Да я просто из уважения к вам приехал. А не за советом! – уже откровенничаю я. – Мы уже и

заявления подали. Так что ваш ответ, по сути. Ничего не решает.

– А-а, тогда совсем другой коленкор! – обрадовался отец. – Ну, коль такое дело, давай, невестушка, наливай ты за все хорошее!

***

Ох, и классно мы разыграли старосту нашей группы Юрия Евтушика! Готовились два дня. И вот

сегодня шли с ВДНХ к общежитию. У оврага Георгий Лелюх (кличка – Гарик) слинял вниз, в

кусты, как будто отлить. Мы же в это время специально затормозили. Георгий, пробежав там, внизу, вперед, поднялся наверх и положил на тротуар толстое-претолстое портмоне. Поскольку

мы были в курсе, то этот финт видели. И один из нас тут же сказал:

– Да сколько этого Гарика можно ждать? Пошли, он догонит! (Нельзя же было допустить, чтобы

на портмоне наткнулся кто-то посторонний).

Двинулись так, чтобы староста в нужный момент оказался впереди всех. А уже практически у

«находки» как бы неожиданно горячо заспорили, глядя совершенно в другую сторону. Хотя

искоса каждый посматривал на Юрия Е. Тот, увидев портмоне, нагнулся, взял. И быстро

оглянулся на нас, дабы убедиться, что мы спором увлечены до такой степени, что ничего не

замечаем вокруг. Убедившись, быстро сунул находку в карман.

Спустя минуту появился Георгий Л., спор наш сам собой прекратился, и мы дружно двинулись к

общежитию. Глядя со стороны, никто бы не сказал, что в поведении кампании что-то изменилось.

Однако изменилось. То один, то другой старался как бы невзначай посильнее толкнуть старосту в

то место, где лежала находка. Потом один из нас затеял с ним шутливую борьбу. Вы уже

догадались: сильнее всего в пылу он тискал карман с портмоне.

И знаете почему? В этом, собственно, и заключался розыгрыш. Дело в том, что портмоне мы под

завязку набили, извините, человеческими экскрементами. И старались вовсю, дабы они вылезли из

своего временного вместилища в… карман Юрия Е. Чего, кстати, с успехом и добились.

Конечно, когда он, оставшись один (видели бы вы, как он торопился разлучиться с нами!), полез в

карман и вытащил на пальцах… сами знаете что…, то тут же понял, кто за всем этим стоит. И, не

откладывая дела в долгий ящик, прибежал рассказать нам, какие мы сволочи. На что мы

невозмутимо отвечали:

– А не надо, когда находишь деньги, прятать их от друзей. Нехорошо это! И дурно пахнет!

***

Ездил в Пирятин с однокурсником Анатолием Згерским. Сам он деревенский – из Ичнянского

района Черниговской области. Парень – простецкий. Наверное, поэтому мы и сдружились.

Ехали, конечно, попутной машиной – по рублю с носа. А это для студента – лафа. Ведь у нас на

двоих всего имелось три рубля с копейками.

И вот выходим мы на автостанции. Анатолий в Пирятине впервые. А я как раз рассказал, что здесь

снималась «Королева бензоколонки», поэтому он с видимым интересом рассматривает знакомые

по фильму пейзажи. И тут к нам подходит благообразного вида чистенькая старушка в белом

платочке:

– Сыночки, не пожертвуете бабушке на хлеб?

Просящих милостыню в своем райцентре я встречал разве что в раннем детстве на престольные

праздники у церкви. А тут вдруг на автостанции. А на календаре – 1972 год. Да и располагаем мы, как я уже говорил, рублем с копейками. Короче говоря, от бабули я начисто отвернулся, как от

чуждого социализму элемента. А тут еще и городской автобус показался.

– Толик, давай быстрее! – кричу уже на бегу.

Топота сзади не слышно. В недоумении оборачиваюсь. Толик уже вытащил из кармана

металлический рубль и сует бабке. И начинает с нею о чем-то вполголоса беседовать. Этот

бескорыстный поступок – отдать все, что имеешь первому встречному – меня так потряс, что я не

посмел товарища подгонять, хотя автобус ушел.

А пока он разговаривал с «белым платочком», мне вспомнился другой случай подобного

бескорыстия.

***

На курсе – второе за год крупное ЧП (еще в первом семестре исключили девушку, которая по

украденным у студентов паспортам получала их переводы). В этот раз связано не с уголовщиной, а с политикой. Вернее, политиканством, ибо никакой политики я, как ни стараюсь, тут не вижу.

В первых числах мая к нам в аудиторию зашел декан и предупредил, что в день переноса тела Т.

Шевченко из Петербурга в Украину подходить к его памятнику в университетском сквере…

запрещается.

Честно говоря, меня, в отличие от диссидентов, существующая власть устраивала. Но глупости, творимые ею, – нет. В голове сразу же возник наивный вопрос: «Почему 364 дня в году к

памятнику подходить можно, а один день – нет»? Не идиотизм ли это?! И сразу же… захотелось

туда пойти именно в день запрета.

К счастью, здравый смысл у меня возобладал: 9 мая я только пару раз обошел сквер, наблюдая за

происходящим.

На следующий день университет стоит на ушах. Что случилось? Задержаны двое студентов

журфака, не только появившиеся у памятника Кобзарю, но и – какое преступление! –

возложившие к его подножию цветы. Вскоре выясняется: это наши однокурсники Валерий

Лазаренко и Виталий Цымбал.

Какие пошли разборки, можете себе только представить. Исключение из комсомола, из

университета, волчьи билеты (без права восстановления). И – призыв в армию.

Поскольку о властях, как и покойнике «либо хорошо, либо ничего», я промолчу. А вот некоторые

наши однокурсники – не раз это подмечал! – во время затянувшейся расправы начали избегать

проштрафившихся. Что касается Валерия и Виталия, то, думаю, у них взыграл юношеский

максимализм – коварный бес противоречия. И властям – будь они помудрее – целесообразнее

всего на такие поступки было просто закрывать глаза.

***

В руки попал сборник «гражданской лирики». Право, это не поэзия, а рифмованная политика!

***

У меня опять неприятности с преподавателем. Теперь это профессор Прожогин. Его, к несчастью, назначили куратором нашей группы. Пришел и сходу же начал «загонять ежа под черепа» (его

любимое выражение).

Короче, предложил вызвать на социалистическое соревнование третью группу. А удивим ее тем, что каждый из нас прочтет всего (!) Бальзака. 90 романов «Человеческой комедии» – это, действительно, не слабо. Даже если забить хрен на учебу и в неделю прочитывать по тому, то это

«соревнование» займет без малого два года. Чем думал профессор, сказать трудно. Однако я

возразил. Правда, ставить уважаемого в неловкое положение относительно времени, не стал. А

сказал, что мне, не испытывающему восторга от бальзаковских романов, хотелось бы читать что-

нибудь другое.

А тут еще у меня нашелся единомышленник – Анатолий Шилоший. Дабы выпендриться (по иному

его поступок назвать не могу), он заявил:

– А я лично хочу читать Шопенгауэра.

– Как, один не любит классика Бальзака, а второй на партийном факультете хочет изучать

реакционного философа?! Да что это за группа такая?!! Думаю, с этим надо разобраться.

Пришлось нам с Анатолием отдуваться за свое «вольнодумство» на собрании группы.

***

Когда мне в начале второго семестра ребята передали, с каким нетерпением меня ждет на занятиях

преподаватель физкультуры, я будто лимонов объелся. Ведь для меня теперь пойти на занятия

означает, что, не посещая их раньше, я был не прав. Идиотизм какой-то! Нет, проигравшим себя

не признаю. Что-то нужно придумать. Но что?

И тут мне повезло. На «Доске объявлений» в красном корпусе прочел интересное объявление. Для

меня – прямо спасательный круг! Для экспериментов по выносливости человеческого организма, проводимых в географическом корпусе, нужны добровольцы. Тем, кто запишется и выполнит

намеченную программу, «автоматом» ставится… зачет по физкультуре. Ура-а! Спасен!

Где-то через месяц преподаватель не выдержал и через одного из студентов передал мне вопрос на

тему: что я себе думаю; и когда, дескать, начну посещать занятия? Поскольку дела у меня с

экспериментами шли нормально, я попросил передать, что зря терять время на свидания с ним

снова не намерен и приду сдавать нормативы экстерном. Того, передавали ребята, чуть кондрашка

не хватила.

– Второй «незачет» ему гарантирован!

«А фигушки! – злорадно подумал я. – Хотел бы посмотреть на твою рожу, когда возьмешь в руки

мою справку об автоматическом зачете».

Все так и было. Только «рожи» я не видел. Не захотел! И справку передал через ребят. А на

втором курсе злополучной физкультуры уже не будет. Так что все «эксперименты» с нею для меня

закончены.

***

При помощи товарища, закончившего учебу раньше и оставшегося работать в профкоме

университета Петра Шляхтуна, удалось попасть в студенческий профилакторий – мечту многих.

За символическую плату там три раза отменно кормили. Поскольку я уже был женат, нам

выделили палату на двоих – о чем еще можно радеть? Но поскольку мы занимались в разные

смены (она – в первую, а я – во вторую), то встречались только поздним вечером. А еще отводили

душу на выходных или когда один из нас прогуливал лекции.

В тот день супруга с утра уехала на занятия, а я стал что-то конспектировать (случалось и такое).

Вдруг стук в дверь. Открываю. На пороге – заведующий профилакторием, главный врач и сзади –

уборщица. Не могу взять в толк: по какому случаю ко мне столь представительный и в то же

время не менее разношерстный отряд?

– Что вы здесь делаете? – суровым голосом, не предвещающим ничего хорошего, спрашивает зав.

– Ничего, – отвечаю, не поняв сути вопроса.

– Совсем ничего?! – уточняет главврач.

– Не то чтобы, – вовсе теряюсь я. – Вот конспектирую…

– А супруга ваша где?

– На занятиях, – еще меньше понимаю я.

– А зайти разрешите?

– Пожалуйста!

Мужики заходят в палату, уборщица как бы не рискует переступить порога. Обведя крохотную

комнату пытливым взглядом, заведующий вдруг наклоняется и… заглядывает под кровать.

Сначала – под одну, потом под вторую. Сказать, что я в шоке, – значит не сказать ничего. Даже

дар речи потерял.

– А кто у вас, извините, пять минут назад так стонал?

И тут до меня доходит. Дело в том, что я имею странную, но многолетнюю привычку. Когда

пишу, обязательно пою. Вернее, как говорят украинцы, «мугычу». А поскольку господь меня

слухом обделили, а силой голоса вознаградил, то это самое «мугыканье» обычно слышно за

квартал. Уборщица, моющая коридор, услышав подобные «рулады», решила, что в комнате кого-

то душат. И, проявив бдительность, поспешила поставить в известность начальство.

***

Лето. Каникулы. Мы с супругой отдыхаем в Пирятине (плюс я подрабатываю на кирпичном

заводе). Полуденное время. Я с женой нахожусь в доме, а мать – в коридоре. Слышу, как стукнула

калитка. Смотрю в окно. Во двор входит Петр Левандовский – товарищ моего детства, бывший

сосед (его родители в свое время переехали жить в Сумскую область). Не виделись мы лет пять. И

что же я? Обрадовался? Как бы не так! Быстро говорю супруге:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю