Текст книги "Наедине с собой (СИ)"

Автор книги: Николай Сухомозский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)

конкуренцию, после чего меня в коллективе зауважали.

Дальше в придачу к песку на носилках заносили со склада цемент. Массу лопатами перемешивали

и, когда она была готова, лопатами перебрасывали на дергающееся, словно в параличе, сито.

Просеянная таким образам заготовка служила сырьем для черепицы, которую производят за

стенкой.

***

Оригинальный мужик живет на нашем «кутку». Этакий молчаливый медведь Телюк. Рот

открывает только в крайнем случае. Но зато, как сказанет…

Вот и на днях, разговор у честной кампании зашел о Великой Отечественно войне, о победителях, заслуживающих всяческой благодарности потомков. А Телюк вдруг и говорит:

– Какие герои? Какая благодарность?!

– ?!

– Показывают в кино: бежит, а ему навстречу немцы снаряд выпускают. Он его, расставив ноги

пошире, перепрыгивает и бежит дальше. Это, что ли, герой? Все герои остались лежать на полях

боев. А награды вручали тем, кто оставался жив. Идя сзади.

Конечно, не во всем, думаю, «критикун» прав. Хотя какая-то доля правды в его словах, безусловно, присутствует.

1968 год

Новый год встречал вместе с друзьями Николаем Божко и Петром Халеевым на квартире у

последнего – его родители уехали к родственникам. Ну и, конечно же, подумали о девушках: какой без них праздник? Благо и напрягаться сильно не пришлось: подружка Петра пообещали

прийти не сама, а привести нам с Николаем компаньонок.

Закупили вина, водки, закусок, достали гитару (Петр немного играл). Ну, и стали ждать. Увы, пришла только знакомая хозяина хаты. Так что пришлось нам с Николаем общаться с

поллитровками. Надо сказать, что «с горя» мы это делали весьма и весьма активно. Но не до такой

степени, чтобы в определенный момент не понять, что пару нужно хотя бы на некоторое время

оставить наедине. Деликатно удаляемся в отдаленную комнату.

Друг разваливается на кровати, а я беру в руки находящуюся тут гитару. И начинаю… играть, чего

никогда не делал. А потом еще и петь песни на стихи Есенина. Вошел в такой раж, что едва не

рвал струны и собственные жилы. Мне казалось, что получается настолько классно, что словами

не передать. И вдруг я слышу какие-то непонятные всхлипывания. Разув глаза, увидел: это в два

ручья плачет Николай Б. И, опережая меня, сквозь рыдания произносит:

– Когда ты так научился играть на гитаре?

И тут я поверил, что у меня действительно все получалось. Снизошло наитие? Или оставил

рассудок?

***

И снова снег, и снова холод.

Зима, зима! Я так же молод!

***

Всю неделю (а на улице стоит еще та холодрыга!) езжу в деймановский карьер за песком.

Инструмент – лом и лопата. Транспорт – бортовая машина, что удручает больше всего: песок

приходится не только загружать, но и разгружать (самосвал вторую операцию выполняет без

вмешательства «лопатооператора»). За день успеваем сделать только две ходки. Ведь в карьере

мне приходится вовсю махать ломом, чтобы отколоть кусок песка.

Вчера чуть не перевернулись. Хорошо, что все произошло в пол, а не в городе на дороге со

встречным транспортом. Гололед – я вам доложу: сплошное зеркало. И машину завертело.

Зацепись она о любой бугорок колесом – торчать нам вверх колесами. Однако обошлось. Во

многом благодаря искусству водителя. Кстати, крутил он баранку по ходу заноса, а не против, как

для торможения, как сделал бы я, окажись на водительском месте. Когда он пришел в себя и вытер

пот со лба, то объяснил, почему поступил так, а не иначе. Оказывается, сию премудрость знает

любой шоферюга. Если крутить против, во сто крат возрастает вероятность опрокидывания. А

заносу нужно не противиться, а «помогать». Что ж, видимо, правда, если мы устояли.

***

Неожиданно зашел в гости Петр Левандовский (его родители несколько лет тому назад

перебрались жить в Охтырку). Он уже женился. И приехал к теще на блины.

Естественно, ударились в воспоминания (что в нашем возрасте, наверное, звучит несколько

смешно). Особенно бурно обсуждали случай с «боеголовками в уборной». А было дело так.

В Пирятине до войны был пороховой склад (точнее, арсенал). В ходе отступления наши частично

оружие эвакуировали, частично – взорвали на месте. Так вот, территория, где он находился, стала

излюбленным местом пацанвы, ищущий себе на ж… приключений. Иными словами, мы все там, как ненормальные, рыли землю в надежде что-нибудь найти. И находили, надо сказать, очень

часто. В особенности патроны и боеголовки к минам. Последние, научившись ставить на боевой

взвод (для этого нужно было боеголовку развинтить и вынуть «прокладку» из шариков), мы

взрывали в укромных местах.

В тот раз «рванули» на кладбище, сами залегши за могилой. В воздух поднялся огромный ком

земли, который заметили работники расположенного напротив кирпичного завода. Когда мы

увидели, что через дорогу бежит народ, стали ретироваться. Но нас, хотя и не поймали, но, как

ближе к вечеру выяснилось, узнали. И донесли родителям. На «допросе с пристрастием» мы

рассказали что к чему. И признались, что боеголовки – правда, еще не взведенные – у нас в

наличии имеются. Показали и место, где они были спрятаны – во дворе у Левандовских.

В сердцах отец последних выбросил изъятое в уборную. А к утру очухался: а вдруг там что-то

проржавеет и кого-нибудь вместе с уборной поднимет в воздух? Вызвали саперов. А, надо

заметить, отхожее место Левандовские устроили на месте ямы, из которой брали во время стройки

глину. Глубина ее зашкаливала за восемь метров. И уже до половины, извините за натурализм, была заполнена дерьмом. Щуп на такую глубину не доставал. Да и водить им в густой жиже

оказалось весьма непросто.

Начали обсуждать, как поступить. Разговор, в основном, велся вокруг двух вариантов: отсосать

содержимое с помощью ассенизационной машины и, предварительно сняв будку, взорвать яму на

месте. Оба варианта вышестоящее руководство отвергло. В первом случае, опасаясь

несанкционированного взрыва, а во втором – слишком большого разброса дурно пахнущего

вещества. Да и собирать разлетевшиеся по округе боеголовки было бы проблематично.

Итог – будку перенесли в другое место. Яму засыпали и забетонировали. А с нами провели

строгую воспитательную работу – не обошлось и без ремня.

***

Ніч відступає поволі,

Ледве рожевіє схід,

Шепчуться стиха тополі,

Скинувши маревний слід.

Ось прокидаються чисті,

Росами вмиті гаї.

Очі твої променисті

Нагадують чимось мені

Плеса, замріяні й дивні,

В передранковій імлі.

Дорожчого за Україну

Нічого нема на Землі.

Это стихотворение опубликовала районная газета «Шляхом Ілліча». Но что интересно. Редактор

Григорий Бажан попросил заменить словосочетание «за Україну» на «за Батьківщину». В таком

виде мой опус и увидел свет.

Странно, что ведь Украина – тоже моя «Батьківщина». И родной Пирятин. Да и мозаика Родины

без одного кусочка неполна. Более того, уродлива.

Однако зла на редактора не держу: он поступает так, как от него требуют. В противном случае, придется искать другую работу.

***

Петр Халеев сразу поступил в военное училище. И вот первая встреча с ним – в ранге курсанта.

Собралась привычная компания: все те, кто не прошел по конкурсу. Мест в забегаловке на

«Курьем базаре», как всегда не было, поэтому привычно расположились вокруг деревянной бочки

из-под пива. Скинулись, взяли «Белого крепкого» и пирожков – тоже традиция. Разлили по

стаканам. И тут Петр, взглянув на содержимое своего граненого сосуда, вдруг заявил, что пить это

пойло он не будет.

Сказать, что мы все опешили, значит, не сказать ничего. Между тем, тот направился к стойке, вытягивая на ходу из кармана деньги. И вскоре вернулся с бутылкой «Портвейна» за 1.62 рубля

(«Белое крепкое» стоило 1.22 рубля). Поставив ее возле себя, так и наливал себе отдельно.

Не знаю, как он, а я весь вечер чувствовал себя явно не в своей тарелке.

***

Ко мне, весь запыхавшийся, явился Николай Божко. Одет он был, если говорить откровенно, в

трусы (живем, по сути, по соседству). Бежал через огород. Как вдруг почувствовал жгучую боль в

паху. Залез, естественно, туда. А там – пчела. С вывернутым задом – успела отдать жало.

И, ладно бы, только боль. Так ведь «хозяйство» увеличивалось прямо на глазах до неестественных

размеров.

Право, его хрен можно было выставлять в кунсткамере! Плоть стала похожа на желе и, буйную

свою головушку готов отдать на отсечение, в стакан бы не влезла, несмотря ни на какие

ухищрения. Одно плохо: моего веселья друг не разделял, корчась от боли.

***

В районной газете появилась душещипательная заметка под заголовком «Отцовской дорогой».

Речь в ней о парне, после окончания десятилетки пришедшем на предприятие, где уже несколько

десятков лет работают его родители. Особенно умиляет концовка: «Родилась еще одна трудовая

династия».

В принципе против заметки я ничего бы не имел, если бы речь в ней не шла… обо мне. Скажете: не кокетничай, приятно ведь стать героем! Приятно-то приятно, но вот ведь какая штука: я ни при

каких обстоятельствах не собираюсь идти «отцовской дорогой» (неужели неспособен ни что

другое?!). Более того, не желают этого и родители.

Удивило и то, что со мной никто не встречался. Но «выступать» я не стал. В редакции работают

все хорошо мне знакомые и еще лучше ко мне относящиеся люди. Да и знакома мне их текучка.

Людей – кот наплакал, а забивать полосы чем-то нужно. Вот, случается, и сочиняют заметки о

соседях, знакомых, друзьях, друзьях друзей в надежде, что те не обидятся.

***

Ты мне нужна, как слону второй хобот!

***

Поскольку в этот раз я уже имел трудовой стаж, документы на факультет журналистики у меня

приняли. Вера Ивановна Черненко – записной авторитет на нашем «кутку» (работала инженером

на кирпичном заводе, а родилась в столичной области) – заявила, что туда меня, райцентровского

чернорабочего, никогда не примут и лучше бы я, не маясь дурью, выбирал профессию по своей

шапке.

Экзамены я сдал, однако набрал на балл меньше, чем в прошлом году – 17. И получил еще одну

бумажку из университета «Вам отказано в зачислении по конкурсным причинам».

Если дела пойдут так и дальше, соберу коллекцию этих самых отказов...

***

Накатило лирическое настроение, и я попросил Николая Божко (сидели у него) сыграть чего-

нибудь на баяне. Увы, как ни терзал он инструмент, ничего не получилось.

– Ты что, так ничему в музыкальной школе так ничему и не научился? – удивился я.

– А ты будто не знаешь, как я учился?!

Что да, то да. Тут друг прав. Вспомнив эту «учебу», мы оба буквально покатились со смеху. Дело

в том, что его путь в музыкалку обычно заканчивался в городском парке у общественного туалета.

Мы приспособились в нем под крышей прятать музыкальные инструмент (домру или баян). А

сами, если было лето, отправлялись на пляж; если зима – в забегаловку. Действительно, чему мог

Николай научиться? Зато время проводили прекрасно!

– А ты помнишь, как мы опыты по химии проводили? – зашелся от приступа смеха друг.

Еще бы не помнить! Тетка Николая преподавала химию. А мы никак не могли нигде найти ответа, как называется тот вонючий газ, который время от времени выпускает каждый из нас и даже

зверушки? Набрались смелости и спросили у тетки.

– И вам не стыдно подобной дурью маяться?! – начала отчитывать нас Светлана Ивановна. Но, в

конце концов, снизошла, сказав, что газ этот – сероводород.

Мы тут же полезли в учебник, чтобы узнать его свойства. Среди прочих было и такое: горючий.

Что нам оставалось делать? Естественно, проверить, не врет ли учебник. Практическим путем. Для

этого-то и понадобилась всего коробка спичек да некоторое усилие.

Истинность написанного в учебнике подтвердилась на все сто процентов, но во время

эксперимента едва не произошло ЧП. Первым на правах хозяина дома и подкованной тетки

«газовал» Николай. Для полной чистоты опыта он приспустил и трусы. Пламя давануло такой

струей, что чуть не обгорел волосяной покров на соседнем с «трубой» участке. Поэтому я давал

напор уже через ткань трусов. Горело, кстати, не хуже. Тем же синим пламенем (все окна мы

плотно занавесили).

***

По родительским стопам в этот год я не пошел, поступив на курсы трактористов-машинистов при

районном объединении «Сельхозтехника».

Неизвестно, как сложится с высшим образованием (в любой миг могут забрить в солдаты), а хоть

какую-то специальность получу.

1969 год

Второй день Нового года, морозная погода. А на душе – проливной дождь. И все из-за

позавчерашнего карнавала в городском Доме культуры.

Вместе с товарищем по кличке Калина мы пришли уже в разгар торжества. Естественно, по

поводу праздника и для смелости приняли по пару стаканов портвейна. Сдали пальто в

раздевалку, вошли в зал, где вовсю гремела музыка. И надо же случится такому совпадению: в

этот момент моя невеста Р. (старшая пионервожатая школы №2) заканчивала танец с солдатом (из

числа приглашенных шефов). Какой, вы думаете, была моя реакция? В полной тишине (музыка

как раз замолкла) под взорами директрисы школы и остальных присутствующих я прошествовал

торжественно через весь зал и… влепил пощечину предмету своего обожания. Резко повернулся, выскочил в раздевалку, схватил одежду и выбежал на улицу. За мной последовали

вышеупомянутый Калина и еще один из друзей, пришедший на вечер раньше нас. Они меня

успокаивали, практически не осуждая. Пошли втроем в кафе, еще добавили «с горя» вина. И я уже

начал казаться себе этаким героем.

А сегодня утром. Лучше бы не просыпался. На душе кошки скребут. Гордиться, конечно, нечем.

Но зная свой характер, убежден: прощения вряд ли попрошу.

***

После злополучной пощечины моя невеста с нервным срывом попала в больницу. Спустя

несколько дней я все-таки сподобился ее проведать. И надо такому случиться: оттуда как раз

выходил тот солдат. Я, конечно, тут же завернул оглобли назад. Придя домой, весь вечер писал

матерное стихотворение, ей посвященное. Самой безобидной в нем была последняя строфа: Вот так-то, Р… дорогая,

Так жил и буду жить!

А на целяк на твой паршивый

Осталось хрен мне положить!

На следующий день поздним вечером отнес его, предварительно запечатав в конверт, в больницу

и попросил дежурную медсестру передать письмо больной Р. Б-к. Спустя сутки до меня дошли

слухи, что моей невесте сильно поплохело и ее отвезли в Полтаву.

А что же я? С одной стороны, мне ее неимоверно жалко. А с другой, кажется, что подобный

демарш она заслужила.

Время рассудит.

***

С друзьями Виталием Ф. и Анатолием К. отправились на храм к знакомым ребятам в село

Малютынцы. Поднабрались там изрядно. И решили еще зайти к девушке, которая работала в

Пирятине, и мы ее немного знали. Местные нас повели, ибо знали, где она живет.

На автопилоте вваливаемся в хату. За столом – люди. Естественно, возникает вопрос, кто мы и

зачем пожаловали. Не находим ничего умнее, что пришли Ульяну (так звали девушку – Авт.)

«покачать»!

Один из мужиков, сидящих за столом, рванулся ко мне, и мы с ним тут же сцепились. Женщины

подняли гвалт. Ребята с обеих сторон к драке подсоединились – каждый на стороне своих. Клубок

тел, вышибив входную дверь, выкатился на улицу.

В конце концов, нас, наиболее азартных, растащили. Меня под руки крепко держали друзья. А я

все рвался в бой. Сам себе удивляюсь: дабы избавиться от столь плотной «опеки» друзей, я начал

вращаться вокруг собственной оси. Так вот, ребята, каждый из которых был выше, чем мои 182

сантиметра, летали вокруг в воздухе. Я обеих оторвал от земли и вращал! Они по очереди

оторвались и улетели. Однако тут на помощь им пришли наши местные друзья, и мы ушли, несолоно хлебавши.

***

Поздним вечером на трассе никак не могли поймать попутную машину, дабы добраться домой

(еще хотели попасть на танцы). Увы, редкие водители не обращали на нас ни малейшего

внимания.

Неизвестно, уехали бы или нет, если бы Виталий Ф. не придумал классный трюк. Из сухого стебля

подсолнуха он вырезал полное подобие гаишного жезла. Первый же грузовик тормознул. В нем

оказались военные.

Посмеялись над нашей хитромудрой выдумкой и довезли до Пирятина, не взяв ни копейки.

***

Процесс танцев помню плохо. Хорошо врезалось в память лишь то, что у меня все время

развязывался шнурок на ботинке, и я без всякого стеснения бросал на минуту даму, наклонялся

посреди площадки и завязывал. Наверное, со стороны это выглядело довольно забавно.

***

Сны взрослых – компенсация за недосмотренные в детстве мультики.

***

С невестой я, в конце концов, помирился. Чтобы почувствовать – это совершенно другой человек.

Я ей сказал при случае об этом. И услышал в ответ бесстрастное:

– Такой, как я была, я уже не буду!

На что я сходу ответил:

– А такой, как стала, ты мне не нужна!

Она долгим пронзительным взглядом буквально меня пронизала (мурашки по коже!) и выдохнула:

– Без тебя у меня жизни не будет!

И убежала.

***

Как же, пардон, вас всех назвать?

Сказать, что люди – звери?!

Мне никогда вас не понять,

Как вам мне не поверить!

***

Первая любовь – самая горькая любовь. Она потому и не забывается, что горечи в ней больше, чем

счастья.

***

С Николаем Божко возвращались домой. У городского парка нас догнала троица. Увидев их, я

сразу понял: драки не избежать. Ибо возглавлял воинственно настроенную процессию Юрий С., девушку Любу М. которого на последней неделе я несколько раз провожал домой.

– Зайдем поговорим! – кивнул Юрий, показывая глазами на дырку в стене парка.

– Пойдем! – ответил я, хотя прекрасно понимал, что силы не равны: вдвоем нам от этой троицы не

отбиться.

Все нырнули в дыру. «Крестный ход» возглавлял обиженный жених, за ним следовал я, кто за кем

шел сзади я не знал. Вдруг Юрий резко обернулся и изо всей силы приложился к моему

подбородку. Я с удивлением заметил, что на руке у него уже есть перчатка и, судя по удару, в ней

лежала свинчатка. Однако с ног он меня не сбил. И все же, пока моя голова летела назад, двинул

коленом между ног. Естественно, я согнулся и тут же получил коленом в лицо. Элементарный

набор начинающего драчуна, но я его пропустил, ибо думал, что сначала мы объяснимся словесно.

Как бы там ни было, досталось мне изрядно. И только когда мы разошлись, я вспомнил о Николае

Б. Не пострадал ли он? Того нигде не было видно. Кое-как вытерши кровь с лица, я направился к

выходу из парка. И тут увидел, как мой товарищ выбирается из кустов. Подойдя ко мне, он сказал:

– Если бы у меня с собой не было фотоаппарата, я бы тебе, конечно, помог. А так побоялся, что

смогут его разбить, тогда дома неприятностей бы не обобрался.

***

Сегодня утром я столкнулся …с грузовиком. Последствия? Если я пишу эти строки, значит, остался жив, чего не скажешь о машине. А если серьезно, то у меня с полупальто вырван кусок

воротника, а колымаге – хоть бы хны. Однако все могло закончиться куда хуже.

А виноват во всем снег, которого в этом году навалило, как никогда на моей памяти. Да еще

какой-то слоеный, как пирожное: белизну меняет серый цвет. Это из-за пыльных бурь где-то не то

в Краснодарском, не Ставропольском крае. Впрочем, бури и цвет осадков к происшествию

никакого отношения не имеют. А вот небывалая высота снежного покрова – самое

непосредственное.

Шел я себе, никого не трогая, под железнодорожными путями. Естественно, по проезжей части, ибо больше идти просто негде. А навстречу автомобиль. Такое случается по десятку раз в день. И

разрешается ситуация просто: пешеход, проваливаясь в снег, сдает на предполагаемую обочину, машина проезжает и… Однако мне в этот раз не захотелось нырять в снег, и я решил разминуться

с грузовиком непосредственно в колее. Водитель мне сигналил и, кажется, даже крутил пальцем у

виска. На его настойчивые домогательства, сделал вид, что «заваливаюсь» за «бруствер». Тот

добавил газу. А авто возьми да и в аккурат напротив меня поведи юзом. Борт зацепился за

воротник и меня на обочину просто вышвырнуло. Слава богу, что не под колеса. Когда поднялся, то снег забился не только в ботинки и за шиворот, но даже в рот.

Интересно, что я сам себе доказал?!

***

Окончили курсы трактористов-машинистов при райобъединении «Сельхозтехника». Нужно два

года отработать по распределению, а это в мои планы, честно говоря, не входит. В «наказание»

несколько таким «умникам» после экзаменов не выдают удостоверений. Что делать? Ведь

специальность – даже такая – в жизни не помешает: мало ли что. Да и времени потерянного жаль.

Как-то своими переживаниями поделился с заядлым бильярдистом, товарищем по прозвищу

Калина. А он говорит, что регулярно во Дворце культуры сражается на деньги с работником

районного управления сельского хозяйства, который имеет еще одну страсть – выпивку. Дескать, при следующей встрече за бильярдным столом с ним парой слов перекинется.

Через недельку сообщает: так, мол, и так, зайдите к вышеозначенному руководителю.

– А как его лучше отблагодарить? – интересуюсь.

– Да возьмете по бутылке, – отвечает бильярдист.

На следующий день, подбадриваемые друг другом (неслыханное дело – идем давать взятку

должностному лицу!), заходим в «Чайную», которая располагается в аккурат напротив

вышеозначенного управления, берем по бутылке «Московской» и обреченно переходим дорогу…

Перед нужной дверью суетимся (никто не хочет заходить первым), наконец открываем. Ребята

финтят так, что я оказываюсь во главе нашей небольшой колонны.

– Что нужно? – спрашивает хозяин, поднимая голову и в упор глядя на нас.

– Да вот, с вами … говорили, – лепечу я, чувствуя, что пол кабинета уходит из-под ног.

– О чем говорили?

– Да об удостоверениях тракториста-машиниста, – уточняю я.

Друзья по несчастью молчат, будто языки проглотили.

– О каких?! – то ли, в самом деле, не понимает тот, то ли валяет дурака.

– Да мы вот учились в «Сельхозтехнике», а нам их не выдают.

– А-а, – говорит хозяин кабинета, – Теперь вспомнил! Ну и при чем здесь я?

Чувствую, как Виталий Ф. Толкает меня сзади в бок: мол, надо уносить ноги, пока не повязали.

Мне тоже страшно, однако принимаю решение идти до конца.

– Мы вот вам гостинец принесли, – бросаюсь в омут головой и достаю из кармана поллитровку. –

Возьмите!»

– Нет, нет! – что есть силы машет он руками, а сам нагибается и... приоткрывает нижнюю дверь

сейфа.

Боковым зрением вижу, что зашевелились и приободренные ребята, достающие свои бутылки.

– Что вы? Что вы? – причитает, между тем, начальник. – Ничего не нужно! Как вы до этого только

могли додуматься?!

Но поллитровки-то не отталкивает и с кабинета нас не выгоняет, а, наоборот, как только бутылки

заняли исходное положение, торопливо прикрывает сейф.

– До свидания! – чинно произношу я, понимая, что дело сделано.

– До свидания! До свидания! – попугаями вторят мои товарищи.

– До свидания! – говорит хозяин кабинета. – Принесете по две фотографии размером…

– А у нас фотографии с собой! – радостно сообщаю я.

– Ну, тогда давайте! И зайдете ко мне к трем часам!

В три ноль пять мы вышли из здания районного управления сельского хозяйства с новенькими

корочками трактористов-машинистов и первым опытом, что взятка открывает любые двери.

***

Обокрали меня. Ах, зачем эта кража!

Где искать мне тебя, дорогая пропажа?!

Уж так вышло – прости! – что тебя увели,

А что сделать я мог, если вишни цвели?!

Если все утонуло в молочном цвету,

Разве можно поймать соловья на лету?

И кто может понять стук безумных сердец,

Если первой любви наступает конец?!!

***

Все влюбленные верят в счастье, когда его нет, и перестают верить, когда оно приходит.

***

Неимоверно люблю фантастику – в городской библиотеке не осталось книг на эту тему, которые

бы я не читал. Причем некоторые – по несколько раз. И вот на что обратил внимание. От

инопланетян, в большинстве случаев, авторы ожидают, как минимум, подвоха и, как максимум, экспансии. И невдомек им, что могут существовать такие формы жизни, для которых любые

материальные блага – нонсенс. Взять тот же атом, обладающий разумом. Ему что, нужны какие-то

территории, рабы или иные ценности (исключительно в нашем, земном, понимании)?

***

В армию меня провожала Лида К. Любил ли я ее, сказать трудно. Но некоторое время мы

встречались. Да и неудобно такому фраеру, как я, идти на службу не «провожатым».

В/ч 32154 и 56653. Армейские будни (1969-1971 гг.)

1969 год

В принципе отношения со старослужащими у меня сложились прекрасные… благодаря моему

умению писать. Постепенно я стал штатным «письмоводителем» – кропал письма невестам

«дедов». Ни тебе нарядов вне очереди, ни сержантских придирок: чуть свободная минута, как тут

же у моей койки – очередной «заказчик». Коротко обрисовывает что к чему, и я берусь за дело.

Смех смехом, но сержанту Геннадию Пащенко невеста из Донецкой области не писала целый год.

А после того, как «душещипательное послание» состряпал я, она ответила. И первыми словами

(письмо читали всем взводом) были: «Генка, милый, ты так никогда не писал…».

А что, талант – его гранатами не забросаешь и в окоп не зароешь!

***

Через два месяца Лида К., поступившая в техникум, перестала писать. Такая вот она, верность тех, кто провел ребят в армию!

***

К моим мольбам холодна вьюга.

И ты – я вижу – не теплей.

Ну, что же, милая подруга,

Как говорят, гуляй и пей.

– Эй, друг! Налей-ка мне, налей!!

***

Новый год в армии – да еще первый! – событие волнительное. Скинувшись втроем, загодя купили

«фитиль» самогона, баночку сгущенки. Снега насыпало выше колена, мороз тоже, несмотря на то, что область – Одесская, шпарит. Так что все – как в сказке!

Где-то в 20.00 дневальный сообщил, что в расположение едет дежурный по гарнизону; не

исключен и глубокий шпон. Дабы не остаться без выпивки, я вынес бутылку на улицу и воткнул

ее в снег. Поверху замаскировал, как учил старший сержант. К счастью, обошлось без шухера.

Хотя дежурный появился уже перед самым отбоем – около 23.00.

И вот приближается Новый год. Я выхожу за «фитилем», друзья открывают баночку со

сгущенкой. В темноте, сидя на кровати, достаем пластмассовый стаканчик для бритья и наливаем.

По очереди тянем, запивая сладким молоком и удивляясь, как это мы остались даже без хлеба.

Когда подошла моя очередь, я ощутил, как вместе с самогоном (сквернейшего, кстати, качества) в

глотку лезет мыльная щетина, оставшаяся после бритья в стаканчике. Но разве станешь обращать

внимание на такие мелочи в праздничную ночь?

Прикончили мы бутылку, и я отправился на второй этаж к своей кровати. Уже поднявшись наверх, неожиданно почувствовал себя плохо – страшно захотелось блевануть. Я тут же, держась руками

за стенку, направил свои стопы вдоль длинного коридора в сторону туалета. Кажется, не дотянув, разок не удержался.

Утром, с подъема, в казарме нездоровый шум. Особенно усердствует старшина Бевзюк (отличный

мужик!):

– Нет, дневальный, вы мне объясните, как в расположение смогли пронести едва не полный бидон

молока, а вы ничего не видели?!

Оказывается, я вчера, идя по стенке к туалету, все время поливал пол молоком (сгущенка в

желудке превратилась в обыкновенное) – сплошняком метров шесть. То, что это блевотина, никому и в голову придти не могло, настолько натурально выглядел диетический продукт (запах

спиртного за ночь выветрился). Так и не установили, откуда в казарме в новогоднюю ночь взялось

столько свежего разлитого молока.

1970 год

Попал в одесский госпиталь с глазами (у меня с детства с ними проблема). Тут же черканул пару

слов пирятинским ребятам (двоюродные браться) из параллельного класса: они поступили в

институт инженеров морского флота. Спустя три дня они пожаловали ко мне в палату. Само

собой, тут же договорились, что они принесут мне гражданскую одежду, дабы я мог по вечерам

ходить в самоволку. Сказано – сделано. И зажил я двойной жизнью: днем – в госпитале, а ночью у

ребят в общежитии.

Да, гражданскую одежду надо было надежно прятать. Ведь шмон в палатах проводили регулярно.

И ту я вспомнил знаменитый рассказ Эдгара По: лучший тайник – самое видное место. И начал

прятать одежду в диван, который стоял в общем зале перед телевизором. Мимо него по несколько

раз в день проходил едва не весь персонал госпиталя, но кому пришло бы в голову лезть в диван?!

Ай да, рядовой, ай да, сукин сын!

А надо сказать, что у меня появились товарищи-солдаты из других частей, также находящиеся на

излечении, – грузин и армянин. Узнав, что я имею возможность регулярно бывать в самоволке, они начали брать у меня гражданскую одежду на прокат. Но поскольку ходить им приходилось по

очереди (вдвоем даже советские солдаты в одни брюки или рубашку не влезут), пришлось просить

ребят-студентов поднести еще один комплект. Что те не преминули сделать. Жить стало еще

лучше, еще веселее.

Но вдруг грянуло ЧП. Эти два остолопа, вернувшись из очередной «вылазки» в дупель пьяными, засунули одежды в диван кое-как. Утром через зал шагает заместитель начальника госпиталя и

видит, что из дивана торчит кусок материи. Удивленно (не обшивку ли отодрала солдатня?) потянул. А «тряпка» не кончается. Догадался – поднял диван. А внутри – два комплекта

гражданской одежды.

Начались допросы. И кто-то меня сдал. В этот же день с госпиталя меня выписали и направили в

часть – для прохождения дальнейшей службы. Времени связаться с ребятами, которые остались

без энного количества одежды, у меня не оставалось. С грузином и армянином мы договорились, что расплачиваться со студентами будем поровну (хотя в том, что залетели, никакой моей вины не

было). Деньги оба пообещали переслать мне в часть. Записали на всякий случай свои адреса в мою

записную книжку. На том и расстались.

Уже прибыв на место, спустя несколько дней, я перелистывал зачем-то книжку. И увидел: страничка с вышеупомянутыми адресами… аккуратно вырвана. Безусловно, ко всему грузинскому

или армянскому народам у меня отношение не изменилось. Но этим дешевкам на случай войны я

бы с удовольствием всадил по пуле в спину. Так сказать, рассчитался бы их же методом.

К слову, по зрелому размышлению я пришел к выводу, что именно эти подонки, сами меня

вкозлив, меня же и продали.

***

Неприятность, как и беда, не приходит одна. Добираясь в Жеребково из Одессы поездом (а из

приморского города он вышел поздним вечером), я познакомился с девушкой. А поскольку уже с

горя изрядно выпил, то показалась она необыкновенно красивой. Короче говоря, облизывал я ее

всю ночь. Уже даже думал, не проехать ли мне свою станцию и, «забив» на воинский долг, посетить малую родину дамы, тем более что она нисколько не возражала.

Но настало утро, которое воистину – вечера мудренее. Господи, что я увидел?! Девицу, лицо

которой, как подсолнух зернами, было усеяно желтыми гнойными прыщами. Честное слово, меня

чуть не вырвало. Однако, как истинный джентльмен, я виду не подал. Лишь заявил, что воинская

служба в моей жизни стоит на первом месте. А уж, извините, девушки… Потом… Может быть…