Текст книги "Одержимый. Дилогия"

Автор книги: Николай Мещанкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)

* * *

– Вот он! – На фоне неба появилось усатое лицо в шлеме с плюмажем.

– Прекратить. – Тихий, чуть хриплый голос.

– Это же Гуграйт! Эта сволочь…

– Магистр приказал доставить его живым.

– Плевать я хотел на твоего магистра! Я здесь командую.

Блеснул меч, хлопок, лицо вдруг странно сморщилось, скользнуло в сторону. Стон, выдох, мелькнула окровавленная морда натуанина. Крайт закрыл глаза и снова провалился в темноту забытья.

* * *

– Ну что ж, нам здесь делать больше нечего. – Зейенгольц смотрел на толькотолько обретающее краски в утреннем полумраке поле. Сражение практически закончилось. Усталые, пресыщенные убийством и смертью противники разбредались, не обращая друг на друга внимания, и, лишь случайно столкнувшись, вступали в беспорядочные схватки, скорее по инерции, чем из желания уничтожить врага.

– Твои друзья прекрасно поработали, Шеридар.

– Это не мои друзья. – Шеридар тоже взглянул на усеянное телами поле, безразлично отвернулся. – Это слуги Некротоса.

– А ведь он мог победить, – неожиданно произнес Гринхельд. – Он почти победил.

– Кого вы имеете в виду? Фон Штаха или этого Гациба? – Зейенгольц с улыбкой обернулся к полковнику.

Но Гринхельд не ответил. Он уже шел прочь к ожидавшим их невдалеке лошадям.

* * *

… А маги все били, били, били, не прекращая ни на минуту. Надо было держаться, но навалившаяся неподъемная тяжесть тисками сжимала голову, выдавливала прочь из астрала, душила, вырывала сердце из груди…

– Я больше не могу, – судорожно выдыхает прозрачнобледный Эбин.

– Надо.

Чтото липкое течет из носа. Что это – такое черное в призрачном белом свете? Кровь?

– Я больше не могу, я больше не могу, я больше не могу, – скороговоркой повторяет Эбин.

Удар… Алина чувствует, как сила протекает сквозь экран – злая, жадная, рвется вширь. Рядом беззвучно падает Эбин, воины в передних рядах буквально взрываются, образуя громадную брешь в плотном частоколе пик, и тут же всадники в белых плащах, прямо перед ней, лиц не видно, лишь оскалы забрал… Втянуть скрутить – выпустить… Цветком вспыхивает шар пламени, всадники, кувыркаясь, летят на землю. Неужели это она? Неужели она еще жива? Мимо, толкая ее, бегут воины, чтото кричит Абис, он совсем рядом, но она не слышит, земля плывет изпод ног… Кружатся звезды…

… Гунга Крайт, огромный, с горящими глазами. Такой сильный, такой любимый… Он идет к ней, ласково улыбаясь, протягивая руки. Да, иди, иди ко мне, милый… Как давно она ждала этого, как давно! Прижаться к нему, погладить его развевающиеся волосы, такие необычные, мягкие, прямые… Чтото теплое расходится внизу живота, наполняя сладкой истомой, томлением. Алина, трепеща, подается навстречу. Обнять, обнять его, но руки проходят сквозь пустоту, там ничего нет. Крайт проходит мимо, не замечая ее, он идет… Кто эта женщина? Йоля, опять Йоля! Но почему? Неужели ты не видишь, что она не любит тебя? Посмотри, посмотри на меня хоть раз так, как смотришь на нее!

Но Крайт не слышит, не видит ее, он видит только Йолю, он целует ее… Всадники в белых плащах, они летят на Крайта, а он все целует, целует Йолю… Слева!.. Кружатся звезды…

Алина вскрикнула и проснулась. Звезды… Где она? Ужас сна медленно отступал. Алина повернула голову. Две фигуры, замершие у костра. Дядюшка Варне и Ал Нант. Она идет с ними… И тут память вернулась, точная и безжалостная, от которой защипало в носу и на глаза навернулись слезы. Все кончено. Они были разгромлены под ДжинЮром и теперь пробираются домой, в горы, прячась от разъездов кифтян, словно звери. Все, все, кого она помнила, все погибли. И Эбин, и Фрин, и Абис, и Йоля. И Гунга Крайт. Все. Эти двое наемников единственные оставшиеся в живых…

– Опять кошмары снятся. – Дядюшка Варне покачал головой. – Бедняжка.

– Себя пожалей. – Нант сплюнул в огонь, приложился к фляжке, утерся, передал Варису. – Ну так что?

– Что?

– Какого лешего мы туда идем? Золотишка мы у жмуриков достаточно набрали, купим себе по домику гденибудь в Нагире, отдохнем в покое и уважении на старости лет, а, дядюшка? Небось надоело по светуто мотаться?

– Ты чо, Ал, забыл? Нам всем там пеньковый галстук прописан. Не терпится последнюю джигу станцевать?

– А она нам на что? – Нант кивнул на лежащую Алину.

– А что – она?

– Она? Она, дядюшка, наше помилование и отпущение всех грехов. Ты, дядюшка, даже не представляешь, что за замухрышку ты вытащил с поля. Она одна из этих ведьм гуграйтовских. Сдадим ее магистрам, пусть потешатся, а нам с тобой прощение выпишут. Да еще, глядишь, наградят. За таких, вона, награда назначена.

– О Всевысшие! Ведьма! – Потрясенный дядюшка Варис глотнул из фляжки. Так как же мы ее сдавать будем, коли она ведьма? Не видел, что ли, что они сотворить могут? Она же нас вмиг тогоэтого, – провел дядюшка рукой по горлу.

– А на это народное средство есть. – Нант хихикнул. – Мне его еще бабка рассказывала. Покуда у них между ног болеть будет, никакую колдову эти ведьмы наводить не могут.

– Ты что, Ал, она ж девчонка совсем.

– Слаще будет. – Нант встал, слегка пошатываясь. – Мне такие молоденькие в самый цвет.

– Погоди, Ал! А коли Гуграйт узнает? Слышал же, что кифтянцы говорят – жив он, ищут его. Они ее обманывали! Гунга Крайт жив!

– Не узнает. – Нант шагнул к Алине, возясь с ширинкой, и вдруг подломился, неестественно выгибаясь, завалился назад.

– Ал? – Дядюшка привстал, удивленно глядя на Нанта, заметил сидящую Алину. – Нет! Не надо! Это не я, это он… Пощади, я же тебя спас! Ууу! – Захрипел, забулькал и мягко ткнулся лицом в костер. Затрещали, обгорая, волосы.

Алина вскочила, подхватила котомку и, даже не взглянув на лежащие без движения тела, зашагала в лес. Ей хотелось петь. Гунга Крайт жив, значит, она найдет его!

* * *

Крайт лежал и мрачно смотрел на медленно ползущего по закопченному потолку таракана. Таракан останавливался, шевелил в раздумье усиками, трусил какоето расстояние, снова останавливался…

Почему он им не помог? Почему? Отчаянный, сумасшедший прорыв Рона, захлебнувшийся под шквалом магического огня и контратак кавалерии, в упор расстреливаемые наемники. А он сидел и смотрел, скрипя зубами и колотя землю, бессильный сделать хоть чтонибудь… Бессильный?! Бессильный, когда совсем рядом, за тончайшей перегородкой, толкни – и не станет, бьется, бурлит океан энергии, только и ждущей, когда ею воспользуются, рвущейся на волю, к нему… Почему он этого не сделал? Почему не сломал запечатывающую ее преграду? Испугался! Испугался, испугался, испугался!!!

Крайт заметался по кровати, до крови прикусив губу. Он испугался разбуженного Гунги, его гнева и неуемного голода, непрерывной тянущей боли, о которой невозможно забыть, от которой невозможно отделаться. Испугался расплаты за использование силы Гунги. Но это была бы его расплата! Неужели он не был готов заплатить? Заплатить за победу, за жизни всех тех, кто остался на том поле, кто шел за ним и кого он предал своей трусостью…

– Гунга Крайт?

Крайт нехотя обернулся к двери:

– Йоля? Уйди, пожалуйста.

– Нет! – Йоля упрямо мотнула головой, подошла к кровати, – Гунга Крайт, вы уже три дня ничего не едите. Так нельзя.

– Mм. – Крайт отвернулся к стене, – Йоля, прошу тебя, уйди.

– Не уйду. Как ваша нога?

Крайт молчал. Йоля неожиданно откинула одеяло, приложила руки к перелому, и Крайт почувствовал, как теплая волна прокатилась по ноге, собралась горячим пульсирующим шариком в больном месте.

– Где ты этому научилась? – Крайт удивленно посмотрел на Йолю. Его собственная попытка исцеления почемуто не удалась, и он не думал, что ктонибудь из Малышей умеет это делать. Не учил он их этому.

– Сама. – Йоля отняла руки от его тела, встряхнула. – Не могла сделать вам этого раньше, не хватало силы.

Крайт застонал, скривился. Упоминание силы резануло по памяти, снова всколыхнув стыд и отвращение к себе.

– Больно?

– Нет, – Крайт с трудом сглотнул комок в горле. – Спасибо.

– Но вам надо есть, иначе не поможет. – Йоля присела на край кровати. Гунга Крайт, послушайте, мы все волнуемся за вас. Ваше состояние… Мы понимаем, вы переживаете, но нельзя же так себя изводить. Вы ни в чем не виноваты, вы сделали все, что могли. Вы нужны нам. Мне…

Рука Йоли вдруг скользнула по груди Крайта, коснулась щеки.

– Йоля…

– Молчи.

Йоля склонилась над Крайтом, в сверкающем ореоле волос губы нежно коснулись его губ.

– Любимый… Любимый…

* * *

– … Я ведь мог. Я мог призвать эту силу, и все пошло бы не так.

– Это не важно. Какое значение имеет то, что могло бы случиться? Важно лишь то, что действительно случилось. И раз случилось, значит, должно было. Никого не воскресить, и ничего не вернуть.

– Но ведь я мог…

– Не мог. Эта сила слишком многого хочет взамен, она забрала бы тебя у меня. Мне не нужен Гунга, мне нужен Крайт. Мой любимый, мой хороший. Ты, ты нужен нам всем, а не эта жуткая сила. Спи, тебе надо отдохнуть…

* * *

Чтото было не так. Крайт потянулся, не открывая глаз повел рукой по кровати. Йоля… Где Йоля? Крайт рывком вскочил с кровати, и больная нога тут же отозвалась резкой болью. Не обращая на нее внимания, Крайт бегом прохромал из сторожки на улицу.

– Где она?!

– Гунга Крайт, вы здоровы? – Фрин радостно заулыбался.

– Да. Где она?!

– Кто?

– Йоля! Где Йоля?

– Но… – На лице Фрина появилось удивление. – Только что здесь была… Фрин глянул по сторонам. – Вон она!

Крайт обернулся, увидел продирающуюся сквозь кустарник Йолю. Брильянтами в волосах поблескивают капли воды. Умывалась… Крайт облегченно вздохнул. Все хорошо, все хорошо. Умиротворение, расслабляющий покой поползли по телу…

– Тревога!

Крайт мягко опустился на землю. Не было больше ни сил, ни желания чтото делать – лишь полнейшее спокойствие, окутывающее, словно кокон, усыпляющее. До боли знакомая униформа у этих солдат, появляющихся из обступившего их маленький лагерь леса. Что это у них за нашивки? Ящерица, нежащаяся в языках пламени. «Саламандры», отряд особого назначения Империи… Нашлитаки…

Мысли лениво текут, отстраненно отмечая детали замедлившегося вдруг мира. Фрин, занесший руку для заклинания… Зря… В лесу наверняка поддерживающие колдуны, только и ждущие, когда ктото воспользуется магией. Падают под мечами «саламандр» воины его охраны, выпустивший заклинание Фрин сгибается, плюясь кровью… Рон удивленно смотрит на выросшее вдруг из его груди лезвие дротика…

– Ваше Величество, вы в порядке? Кто это? Крайт медленно поднимает взгляд. Имперский полковник.

– Да. – Слова тягучие, раскатистые. – Прекратите это. Оставьте меня.

– Сожалею, но это невозможно. Империи нужен ее Император. А это кто?

– Зейенгольц, собачий сын. – Тяжело, как тяжело… Каждое слово, словно забившая онемевший рот бесконечная лента, и ее надо выталкивать, выталкивать…

– Рад снова встретиться! – Зейенгольц улыбается.

Еще ктото. Шеридар. Крайт подносит руку к лицу, из последних сил борясь со сном, пытаясь поймать ускользающую мысль. Шеридар… Некротос… Инициированные его властью натуане… Так вот оно что… Глаза закрываются, унося Крайта в сладкую негу. Йоля…

Часть III. СИЛА ЛЮБВИ

Крайт ждал. Дни тянулись, унылые и серые, складываясь в недели, месяцы, подтачивая надежду, призывая смириться и обещая впереди лишь долгую череду таких же тоскливых и безысходных дней… И все же Крайт ждал. Нельзя было поддаваться отчаянию, будет, будет у него шанс, не может не быть. Когданибудь Зейенгольц ошибется, и лишь от него тогда будет зависеть, сумеет ли он им воспользоваться.

Вот уже больше полугода как Крайт снова был в Империи. К его удивлению, говоря о коронации, первожрец не лгал. В Империи Крайта действительно ждали не суд и казнь, быстрая или мучительная, а корона. Но кроме этого символа власти ему ничего не досталось. Все остальное забрал первожрец. Зейенгольц – вот кто был истинным Императором, сосредоточившим в своих руках все ниточки управления, кукловодом, стоящим за ширмой и заставляющим его вставать и приседать, говорить и подписывать. Крайт отдавал приказы, милостиво принимал почести, вдумчиво выслушивал советы, и лишь несколько человек в Империи знали, что ни одно из этих действий не принадлежит самому Крайту, а выполняется точно по сценариям, заранее тщательно выписанным первожрецом.

Поначалу Крайт пытался сопротивляться, но стационарная блокировка, отрезающая его от силы, и три жреца Огня, постоянно следящие за ним, быстро и довольно болезненно прекратили бунт. Они не могли подчинить его дух, как демоньяки Воздуха, или превратить в бездумное, лишенное воли существо, как жрецы Воды, но они могли взять под контроль его тело, что и сделали быстро и легко.

И Крайт подчинился. Только глупец не способен принять неизбежного, тратя силы на бессмысленную борьбу с решеткой клетки, в которую его заперли. Нет, глупцом он не был. Он знал, что сражаться надо не с клеткой, а с дрессировщиком. И, значит, все, что ему оставалось, это ждать. Ждать, когда он сможет преподнести Зейенголыгу тот маленький сюрприз, который постоянно висел у него перед тонким взглядом и о котором первожрец, похоже, даже не догадывался. И Крайт ждал. И думал.

Мысли – вот фактически все, что ему оставалось. Дни лениво тянулись, занятые делами, которые Крайт не делал, разговорами, в которых Крайт не произносил ни слова. Обо всем заботились демоньяки Фобса. Его тело ходило, говорило, улыбалось, но сам он не принимал в этом никакого участия, словно пассажир в собственной голове, со стороны наблюдающий за происходящим. Лишь оставшись наедине, он ненадолго снова становился владельцем своего тела, отпущенным жрецами до следующего публичного появления.

И Крайт думал, думал, думал. Чего он хочет? Чего добивался? Вся жизнь, день за днем, проходила перед его мысленным взором, перемалываясь в мельчайшие детали, тускнея и стираясь, пока – наконец не остался единственный образ, придающий хоть какойто смысл его существованию. Йоля, Йоля! Ради нее стоило жить, стоило бороться. Ради ее глаз, ее шелковистых волос, нежных рук. Весь мир к ее ногам ради одной улыбки!

Но жива ли она? Не погибла ли в той засаде? Нет! Не могло, не могло этого случиться с ней – с кем угодно, но только не с ней! Она жива, жива!

Или нет? Йоля, распростертая на пронзительнозеленой траве, широко раскрытыми невидящими глазами глядящая в безразличное небо… Нет!! Крайт гнал прочь эту нарисованную фантазией картину, но она настойчиво возвращалась, назойливая, сводящая с ума неизбежностью, неспособностью чтолибо изменить.

Хотя бы знать точно, избавиться от неопределенности… Спросить у Зейенгольца? И полностью отдаться на его милость, попасть в такую зависимость, в сравнении с которой три жреца Огня – полная свобода? Ммм! Крайт сжимал кулаки и в кровь кусал губы. Оставалось только надеяться. «Саламандры» были высшей степени профессионалами, не делающими ничего сверх необходимого, и, о демоны, им ведь не надо было убивать Йолю, не надо! Крайт очень, очень надеялся на это. И ждал.

* * *

– Ваше Величество, вы меня разочаровываете. – Зейенгольц скорбно покачал головой. – Ну что вам надо?

Крайт мрачно молчал.

– Я не понимаю. Вы взрослый, здоровый мужчина. Как вы можете провести неделю в одной комнате с девушкой – и с какой девушкой! – и ни разу к ней даже не прикоснуться? – Зейенгольц тяжело вздохнул, вытянул губы трубочкой. – Что вам надо? Красавица, нежная, утонченная, из благородной семьи. Чего еще можно хотеть? – Зейенгольц посмотрел на дверь, изза которой доносились приглушенные всхлипы, – А вы с ней так… Обидели. – Первожрец извлек из широкого рукава смятый платок, звучно высморкался. – Ладно, скажем, не нравится вам девушка, смотреть на нее не можете. Но это же уже шестая! И со всеми одно и то же. Зейенгольц пододвинул стул, сел напротив Крайта. – Если бы я вас не знал раньше, подумал бы, что у вас нетрадиционные вкусы. Так сказать, по наследству доставшиеся. – Зейенгольц хихикнул, снова посерьезнел. – Но я – то ваши вкусы знаю. Так в чем же дело? Что вам надо?

Крайт попрежнему молчал.

– Ну? Или с вами чтото произошло у этих дикарей? Может, вы там влюбились в местную немытую красотку? И теперь верность храните?

– Слушайте, вы! – Крайт задохнулся от злости, резко выдохнул, сдерживаясь. – Слушайте, что вам от меня надо? Вам мало того, что я у вас как собака на привязи?!

– Ну что вы, что вы, не надо так нервничать. – Первожрец успокаивающе улыбнулся. – Не надо драматизировать. У нас ведь, так сказать, сотрудничество. Так вот, с девушками…

– Что с девушками? Не получается у вас. да? Что же ваши жрецы не поступят как обычно?! Раз, два, и я делаю все, что надо?!

– Ну, здесь проблема несколько сложнее. В этом процессе задействовано не только тело, но и дух, жизненная энергия…

– Не можете? Другие ордена нужны, а делиться не хочется, да, демонист?

– Несколько примитивно, но можно сказать и так. – Первожрец доброжелательно улыбался. Но мы отвлеклись от темы. Так вот, насчет девушек. Я надеялся, что это вас както развеет, привнесет удовольствие в скучные будни.

– Ну надо же, какая забота! – Крайт издевательски хмыкнул. – И такая настойчивая. Так и хочется прижаться к вашей отеческой груди и разрыдаться от умиления. Не морочьте голову, Зейенгольц! Что вы хотите? Зачем вам это?

Первожрец задумчиво посмотрел на Крайта, кивнул:

– Хорошо, я скажу. Мне нужен наследник. Тот, кто займет трон после вас. Я хочу обеспечить Империи стабильное будущее. Нельзя снова подвергать ее опасности гражданской войны и распада.

– Ну конечно, все для Империи. – Крайт скривился. – Лекажи, жрец, я после его рождения долго проживу? Младенецнаследник… и добрый советникрегент при нем. Я уже не нужен. А раз не нужен… – Крайт провел пальцем по шее.

– Дорогой Крайт, что же вы обо мне так плохо думаете… – Зейенгольц погрозил пальцем. – Естественно, в интересах Империи просто отпустить вас мы не можем. Но совсем не обязательно и убивать. Вы можете жить еще долго, очень долго. Скажем, начисто потеряв память. – Первожрец снова благосклонно заулыбался. – Но это так, абстрактная возможность. На самом деле я, к примеру, хотел предложить вам вернуться к своим любимым дикарям. Конечно, если будет желание. В общем, возможны варианты.

– И я вам должен верить? – Крайт саркастически посмотрел на Зейенгольца. Человеку, который врать начал раньше, чем дышать? Что вы сказали своей матери, убеждая ее не делать аборт? А ведь какое бы это было одолжение миру.

– Ну хватит! – Зейенгольц резко встал. – Вы испытываете мое терпение. Я думал, вам приятнее будет выбрать самому, но не хотите похорошему, не надо. Я все равно получу то, что хочу. И напрасно вы рассчитываете на то, что я не буду использовать других Демонов. Не настолько это обязывает.

– Наконецто! – Крайт похлопал в ладоши. – Наконецто настоящий Зейенгольц! Интересы Империи, забота о ближнем. Хаха! Чтобы Зейенгольц заботился о комто еще, кроме себя? Да никогда! Зейенгольц, и только Зейенгольц, и ничего превыше него. Хватающий, гребущий под себя все, до чего может дотянуться, не считаясь ни с чем и ни с кем. И плевать ему на остальное.

– И кто мне все это говорит? Святой, праведник, жизнь отдавший служению идеалам? Или это тот самый Крайт, отрекшийся от Империи, от своей Родины ради мелких свар примитивных дикарей, которого силой пришлось заставлять выполнять свой долг?

– По крайней мере, я достаточно честен перед собой и окружающими, чтобы признать, что мне нет дела до этой так называемой Родины, и я не прикрываюсь ханжеской болтовней о долге и прочей дребедени.

– Конечно, не прикрываешься. И, будучи законченным эгоистом, ты просто не в силах представить, что ктото может им не быть и относиться к этой, как ты выразился, дребедени совершенно серьезно. Что не все живут исключительно для удовлетворения своих ничтожных потребностей.

– И, видимо, ты и есть такой замечательный человек? – Крайт презрительно ухмыльнулся.

– Да, в частности, я. – Первожрец стоял, гордо подняв голову. – Все, что я сделал, я сделал для Империи и только для нее. И я не пожалею жизни – ни своей, ни чьейлибо еще – для ее величия!

– Ага, ага. И что же ты сделал такого замечательного для ее величия? Развалил армию дурацкими перестановками? Удавил людей непосильными налогами?

– Люди должны понимать, какой тяжелый период переживает наша страна, и отдать все силы для победы над врагом! И я не развалил армию, я ее возрождаю!

– Для чего и выгнал всех болееменее толковых офицеров и назначил командовать жрецов, даже не знающих, с какой стороны за меч браться.

– Я выгнал предателей! Я очистил армию от людей, продавшихся врагу, готовых в любой момент вонзить кинжал в спину нашей стране!

– Фон Киц продался федератам? – Крайт недоверчиво покачал головой. – Фон Аберман продался федератам? Фон Гивер, фон Кайзек, фон Шипран и кто там еще все продались? Дорогой жрец, не смешите меня, это же полная чушь.

– Они вели переговоры с федератами! Они собирались заключить с ними мир.

– Ну и что? Жрец, ты хоть видел федератов вблизи? Ты не поверишь – такие же люди, как и мы.

– Нет, не такие! И не может быть с ними никакого мира! Нельзя даже мысли допускать об этом.

– Почему же?

– Потому что это подрывает веру! – Глаза Зейенгольца лихорадочно заблестели. – Вера – вот основа основ и источник нашей силы, то, что сделало Империю Империей, подняло нас над остальными народами! Вера ведет нас вперед, вера подарит нам победу. Вера, а не мечи! Беззаветная, абсолютная! Не допускающая даже тени сомнений. Сомнения уничтожат Империю. Мир с федератами первая уступка, признание возможности существования другой веры, и все, Империя обречена! Стоит лишь начать, один маленький компромисс – и им не будет конца! Нет, я не допущу этого! Я спасу Империю, я приведу ее к победе, я смету Федерацию! Мое имя золотыми буквами впишут в историю…

– Ты сумасшедший.

– Что? – Зейенгольц моргнул, непонимающе посмотрел на Крайта.

– Все, оказывается, гораздо хуже, чем я думал. – Крайт с усмешкой рассматривал Зейенгольца. – Золотыми буквами. – Крайт хихикнул. – Ты же сумасшедший, первожрец, ты знаешь об этом?

Зейенгольц постоял, с неприязнью глядя на Крайта:

– Вот изза таких, как ты, Империя пришла в такое жалкое состояние. Первожрец помолчал. – Ладно. Говорят же, не мечи бисер. – Зейенгольц повернулся, двинулся к двери, остановился. – Да, так насчет девушки. Ты решился или мне использовать другие ордена?

– Да.

– Что – да?

– Да, будет тебе наследник.

– И кто? Кого выбираешь?

– Какая разница?! – Крайт откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову. – Любую. Кинь жребий. Все в руках Фатума, и да пребудет с нами вера в него, вписанная брильянтовыми буквами в скрижали…

Зейенгольц вышел, хлопнув дверью.