Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том ΙI"
Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 71 страниц)
После всенощной было слово о христианском усердии и средствах воспитания его; объявлено было, между прочим, Таинство Причащения, в конце же было перейдено к убеждению христиан и христианок завести «кооги квай» – обычные, ежемесячные; долго было объясняемо, как вести их, какова польза и прочее. Обещались завести – и мужские, и женские.
В двенадцатом часу ночи проводили на ночлег в гостиницу, совершенно по–европейски устроенную. Когда в шестом часу беседовал с христианами в Церкви, живущий здесь епископальный миссионер, семейный, прислал предложить у себя помещение; я поблагодарил и сказал, что завтра посещу его; остановиться же у него неудобно, тем более, что у самого помещение небольшое.
11/23 апреля 1893. Воскресенье.
Нагано.
Утром пришел Павел Куросава и стал просить во время Собора переменить катихизатора Нифонта Симое на более подходящего к этому месту: он–де из военных, груб, с христианами обращается точно с своими солдатами; кроме того, любит только новых христиан, особенно своих обращенных, к прежним, старым, христианам, почти не ходит. Обещал я дать сюда выпускного из школы, который, как новенький, будет усерден и скромен, а Церковь здесь старая, в расстройство не придет от его неопытности на первый раз.
В половине девятого началась обедница, за нею панихида, потом проповедь – о посвящении Богу себя и всех своих дел и прочее, в заключение – о поминовении умерших. К проповеди пришел, между прочим, епископальный миссионер Reverend Waller, и все время слушал. Потом снимали фотографию.
Пообедавши, отправились по домам христиан. Прежде всех побыли у ближайшего к Церкви циновщика Мелентия Койке, больного старика, который вчера через силу притащился в Церковь к моему приезду. Он один из самых благочестивых христиан здесь; здешний родом, зажиточный домовладелец. Сын его женат был на весьма благочестивой Фотине, ныне покойной, дочери старика Симеона Кобаяси, которому было чудесное явление пред смертью, указавшее ему день и час смерти. Хотелось очень ему дожить до окончания постройки миссийского собора, чтобы помолиться в нем, этого не суждено было ему, захворал оно очень, долго хворал, и постоянным утешением его была молитва; не задолго перед смертью он впал в беспамятство и лежал несколько дней в таком состоянии; потом проснулся, помолился и сказал: умру через три дня в таком–то часу, за сим снова забылся, но ровно в назначенное время проснулся, простился с окружающими и с молитвой радостно почил. Весьма трогательные подробности всего этого я слышал еще тогда же, несколько лет тому назад; ныне припомнилось при посещении домов Симеона и Фотины несколько из слышанного.
Более всех богат здесь Павел Куросава; дом у него три года назад сгорел: дети пускали шумихи днем, одна недогоревшая упала на крышу и оттого загорелось, но Павел ныне вновь великолепно отстроился. По ремеслу он коровник, имеет шесть коров и продает молоко. «Несколько лет назад, – говорил, – смотрели на его занятие, как на нечистое, и презирали его – теперь все до того полюбили молоко, что уважают его в той мере, как прежде презирали; и бонзы лакомятся молоком». Прочие все христиане не очень бедны, но и не богаты; большинство небольшие чиновники, живущие жалованьем. Очень усердный христианин Павел Кооно, учитель рисованья в школе; учит акварели, а сам пишет и масляными красками; комнаты заставлены его произведениями; есть недурные ландшафты; лица же ему не удаются. Были у охладевших – все принимали также почтительно, как и другие христиане, и обещались ходить в Церковь; только один не уважил: застали пьяненького, играющего в шашки с приятелем; «Учения я не знаю», – говорит, – «Так зачем же ты крестился?» – спрашиваю. – «Я и тогда не знал учения», – оправдывается (крестился, когда был здесь катихизатор Стефан Кондо, тоже врач); жена, видимо, хорошая молодая женщина, и ребенок тут же были; это зубной врач, некий Петр Матано, неодобрительного поведения, жена его недавно начата слушать учение, но он помешал. Здесь живет бывший катихизатор Павел Тацибана, родом из Хизен; он очень хотел бы ныне опять служить Церкви, но скомпрометировал себя очень: бросил прежнюю жену, с которой был перевенчан по–христиански, а женился по–язычески на другой; ныне эта жена тоже христианка, и очень хорошая; у них двое детей, из которых старший, ровно пяти лет, Тимон, сегодня утром прочитал на память все молитвы – с начала молитвенника до «Отче Наш» и «Богородицу»; муж работает в редакции здешней газеты и тем питает семью, но бедно живут. К вечеру успели посетить всех христиан. Потом заехал взглянуть на знаменитый здешний буддийский храм «Дзенкоодзи», – действительно, великолепный и очень богатый; богомольцев всегда тьма. Зашли на ближайший холм полюбоваться общим видом города и окрестностей; населенность местности – замечательная, возделана долина чудно. Здесь, между прочим, сцена знаменитых битв Кенсина и Сингена; здесь при реке Кенсин собственноручно фехтовался с Сингеном, принимавшим удары сабли на железный веер.
Возвращаясь в гостиницу, полюбовались также видом большой улицы Нагано: от Дзенкоодзи – с возвышения – эта улица по отлогому скату тянется прямой лентой на все пространство, доступное глазу; при вечернем освещении этот вид особенно хорош.
Идя в нашу Церковь на проповедь, назначенную для язычников, зашел к Reverend Waller’y; у него очень миленькая жена и маленькая дочь; застал также двух гостей – учителей–англичан из школы Фукузава в Токио. Большая самоотверженность нужна, чтобы зарываться в такой глуши и зарывать семью, и миссионеры заслуживают в этом отношении большого уважения. Mr. Waller всего три года в Японии и только три месяца здесь; прежде был в Фукусима, где, говорит, с православным катихизатором Павлом Хосономе у него было условлено взаимно не похищать христиан; я уверил его, что Хосономе и не мог бы сделать того, если бы и хотел, – очень уж бездеятелен и вял; да и у Waller’a едва ли есть в настоящее время достаточно сил на похищения, по–японски, кажется, очень еще не силен. У Фукусима у них – епископалов – 12 христиан, здесь всего один.
На проповедь собралось более 200 человек, так что пришлось допустить слушателей и на возвышение, приготовленное для алтаря; пускаемы были по билетам, и потому аудитория была очень чинная; детей, которые всегда только мешают, не было, кроме бывших с родителями; слушали замечательно тихо, и почти все остались до конца, несмотря на то, что проповедь продолжалась до 35 минут одиннадцатого часа с восьми. Сначала говорил минут пятнадцать Нифонт Симое, и – преплохо, просто околесицу городил, ибо, к изумлению моему, оказался совсем не разумеющим, что такое Священное Предание – «Это, – говорит, – сказания святых людей, которые мы принимаем наравне со Священным Писанием»! А два года учился в катихизаторской школе, и хорошо учился и сдавал экзамены!
В половине проповеди пришли Reverend Waller с женой и американский методистский миссионер и сидели до конца.
После проповеди христиане окончательно утвердили заведение «кооги квай», назначили время, избрали людей и прочее, после чего я простился с ними и вернулся на ночлег в гостиницу, чтобы завтра утром отправиться в Миямаса.
12/24 апреля 1893. Понедельник.
Миямаса.
В семь часов отправились – я, о. Федор и катихизатор Симое – в Миямаса. селение из 100 домов, в 6 ри от Нагано, в горах. Дорога почти все время идет по ущелью, у реки, то спускаясь к ней, то поднимаясь, причем делается весьма опасно, ибо лепится по скату горы над отвесными, почти страшной высоты обрывами. Недалеко от Нагано деревня, положительно утопающая в цветах андау, плод какого дерева вывозится отсюда во множестве; дальше идут направо меловые горы, доставляющие окрестным селениям обильный промысел. Горы по обе стороны ущелья, где не только камень и скала, возделаны под пшеницу; просто непонятно, как ухитряются крестьяне сеять пшеницу почти по отвесным, в иных местах, скатам. 4 ри мы проехали в тележках, часто вылезая, особенно я, ибо мои баре – о. Мидзуно и Симое – сидели почти все время, не жалея бедных дзинрикися, из сил выбивающихся, тащить их на взъемы; остальные 2 ри шли, ибо дорога по полям и межам, самая узкая; дзинрикися оставлены были в деревне дожидаться нашего возвращения; один из них нес чемоданчик с облачением и прочим. Христиан в Миямаса не более 15, в 7 домах; разбросаны эти дома по горам, так что пришлось очень измучиться, пока мы посетили их. Отсюда родом умерший катихизатор Нифонт Кубота, очень благочестивый юноша. Он и занес сюда христианство; сам он узнал христианское учение в Нагано от служившего там катихизатором Стефана Кондо, который потом приходил на некоторое время в Миямаса. В христианстве четыре родственные дома Кубота и три других. Женщин между христианами только две – мать Нифонта Кубота и еще одна старуха. Место – очень способное для проповеди, только некому проповедывать; от Нагано далеко; поместить отдельного катихизатора нет возможности по неимению. Самые усердные здесь и способные поддержать христианство – Петр Кубота, служащий деревенским учителем, прибывший в Нагано встречать меня, и Павел Кубота, в доме которого Церковь, то есть молельная икона, церковные книги, и собираются для молитвы. Посетили родителей Нифонта Кубота, отец – восьмидесятилетний старец, совсем одряхлевший, мать еще бодрая. В заключение обхода христианских домов пришли к Павлу Кубота; приближаясь, услышали салют из двух ружейных выстрелов; пред домом зеленые ворота (таковые же устроены и пред домом родителей Нифонта); у ворот кучки земли; над домом флаги, и развешаны красные фонари; комната устлана красными одеялами. В доме – все могшие прийти христиане и немало язычников. Так как очень устали мы, то сначала выпили чаю. Потом отслужили вечерню, ибо добрались досюда уже в два часа пополудни, потом литию за упокой Нифонта. Слово было отчасти к христианам, отчасти к язычникам – убеждение скорее узнать Отца Небесного, иначе будут наказаны в загробной жизни. Слушали внимательно, только не знаю, все ли поняли, хотя старался говорить весьма просто. Народ здесь очень малоразвитый, особенно женщины; о тех о. Мидзуно из опыта говорил, что хоть ясно поймут и одобрят учение о едином Боге, но тотчас: «Компира–сама аригатай». По окончании предложил христианам завести собрания, на которых если и не говорить кооги от себя, то читать Священную Историю, Жития Святых и прочее, приготовившись наперед к тому тщательно дома; для того – тоже, чтобы назначались двое наперед читать в следующее собрание. Очень охотно согласились на все, тотчас же назначили время – второе воскресенье месяца, вечером с восьми часов («Отчего так в поздно?» – «Ужинают здесь в семь», – говорят), двум приготовиться к собранию – Петру и Павлу Кубота и прочим. Молитвенными собраниями по субботам и воскресеньям поручено заправлять Павлу Кубота; он самый умный из христиан; и притом же молитвы будут в его доме. Когда уже кончили разговор, пришел Алексей, молодой деревенский учитель, также родом здешний, и стал проситься в катихизаторскую школу, чтобы потом служить в Миямаса доцяку – катихизатором и учителем церковного пения; я весьма рад был этому, и назначил ему явиться к первому числу девятого месяца в Оосака, где бывает первый курс.
Пока мы молились и говорили, пошел дождь и до того испортил дорогу, что только с помощью палки можно было кое–как поджиматься и спускаться по скользкой глинистой дороге; в таких случаях можно понять весь смысл страннического посоха. Около десяти часов сыскались, наконец, в Нагано, усталые, озябшие и сильно голодные, ибо в Миямаса не вздумали накормить, не по недостатку усердия, вероятно, а «как–де предложить такую простую пищу!» – как будто голод лучше простой пищи. Спасибо, в гостинице тотчас же и обогрели чаем, и напитали.
13/25 апреля 1893. Вторник.
Нагано. Таката.
В восемь часов в Нагано из гостиницы приехали в церковный дом; большая половина христиан собрались, чтобы проводить. Сильный дождь рубил; жаль было их труда, уговаривал проститься здесь – нет, все отправились до станции железной дороги, неблизко от Церкви; хорошие платья их немало пострадали, особенно у детей. Ливень не дал хорошенько и проститься, раскланялись чрез закрытые окошки вагона.
До Таката от Нагано 2 1/2 часа пути по железной дороге. На границе провинции Эцинго встретил лежащий на полях и по холмам и горам снег, сначала в кучках, не успевший стаять, потом мало–помалу сплошною скатертью по всему пространству; ближе к Таката опять прогалин стало больше, чем снега. Так как все время продолжается и проливной дождь, то все это до того нахолодило воздух, что едва только не переходит границы терпения – при летнем подряснике и только шерстяной рубашке.
На станции встретил катихизатор Акила Ивата с христианами в полном сборе, ибо всего их только 7 человек здесь. Город Таката построен в три длинные улицы, идущие параллельно, из которых, впрочем, доселе я мельком видел только одну. Особенность города та, что пред всеми домами навесы, которые, соединяясь, делают крытую дорогу для пешеходов. «Для чего так?» – Спрашиваю. «Для прохода из дома в дом и по улице зимой, ибо снега здесь наметает столько, что с одной стороны улицы не видно домов на другой стороне». Дома строятся с очень толстыми стропилами и переводами, чтобы выдержать тяжесть снега, лежащего на крыше, да и то обыкновенно снег давит так, что щитов между комнатами нельзя свободно открывать и закрывать. Когда мы въезжали в город в двенадцатом часу, дети возвращались из школ, пресмешно и вместе с тем премило высматривая из своих травяных капюшонов–полуплащей, спускающихся до пояса.
Церковный дом здесь среди города на главной улице, очень поместительный, с молитвенной комнатой внизу и комнатой для катихизатора во втором этаже; нанимается за 3 1/2 ены, и здесь, говорят, дороже этой платы и нет за дома. До службы же, в краткой беседе с братьями, я узнал состояние Церкви. По метрике всего 7 крещеных – все и налицо. Домов христианских 5; ни одной женщины и ни одного ребенка еще в Церкви нет. Проповедь начата здесь только с прошлого года; стала прививаться надежно, ибо все христиане коренные здешние жители; один только из Каназава, временно живущий (у катихизатора Ивата, просящийся в Катихизаторскую школу). Есть несколько новых слушателей, в том числе женщины. Раз в месяц христиане собираются, чтобы делать кооги, которые говорят сами, говорит и катихизатор; три раза в месяц, 5, 15 и 25 числа, бывает открытая проповедь для всех, то есть открываются в церковном доме двери настежь, вешается фонарь с надписью о проповеди и говорится она для всех входящих и останавливающихся, которых бывает от десяти до шестидесяти; говорит катихизатор Ивата и один христианин.
На богослужения приходят в субботу и воскресенье. Но пение здесь очень плохое, ибо Акила Ивата, вышедший из школы в Коодзимаци, не знает сам пения и научить не может.
При служении часов оказалось, что поют зря, тянут как ни попало; при всем том, было светлое настроение духа, чувствовалось, как будто веление благодати Божией – так, вероятно, начинается всякая Церковь! Все с зерна горчичного в начале! Проповедь сказана была в том же настроении.
Пообедавши принесенным из гостиницы обедом, пошли посетить христиан. Все пять домов оказались стоящими на большой улице, и все богатые купеческие дома, коренные здешние, и во всех принявшее христианство хозяева, хотя все домашние их еще язычники.
Поспешили вернуться, чтобы с половины пятого часа отслужить вечерню, ибо нарочно прибывшая для свидания со мною жена машиниста, христианина из Ноецу, должна была в половине шестого отправиться домой. После вечерни мне и поучения не удалось сказать, ибо Ирина с маленьким Ефимом спешили на станцию, а христиане разбрелись; осталось три мальчика, готовящиеся принять крещение; Ивата предложил мне испытать их, я стал это делать, да и рассказал им сам полную Историю Ветхозаветного Иосифа, к их видимому удовольствию, – Кончивши эти, теперь вот черчу сие в ожидании, пока соберутся язычники на проповедь; в соседней комнате уже гомонит целый кагал ребятишек – верно, будут мешать проповеди.
(После). Дети не мешали и куда–то исчезли, а составилась аудитория человек из 200, слушавшие, не расходясь, всю проповедь до конца – весьма чинно и внимательно. Говорил сначала катихизатор Акила Ивата, и очень умно, хоть без особенного порядка в мыслях; вероятно, оттого что не успел приготовиться.
После проповеди, когда остались мы одни, Акила рассказал, как он начал здесь дело; сначала, месяца два, очень скучал, не имея ни одного слушателя и даже ни одного знакомого в городе; потом, часто заходя в книжную лавку, познакомился, наконец, с ее молодым хозяином – это и есть Иоанн Сасаки – ныне первый из здешних слушателей и христиан; чрез него приобрел другие знакомства и так далее. Рассказал также, как он приютил у себя безродного и бездомного Иоанна Хисимото, своего нынешнего помощника, готовящегося в Катихизаторскую школу; когда я стал спрашивать о родных юноши, и оказалось, что у него нет никого, и некому дать ему на платье, или накормить его, он незаметно стряхнул горькую слезу, а он, видимо, не из таких, что плачут, и очень жаль стало бедного; даст Бог, из него выйдет хороший катихизатор. В час ночи, сотворив общую молитву, читанную Иоанном, мы легли спать под холод совсем зимний.
14/26 апреля 1893. Среда.
Касивазаки.
В половине седьмого часа утра отправились из Таката; когда свернули с большой улицы, то оказалось, что только она очищена от снега, на параллельных же улицах и в переулках везде лежат огромные залежи снега; в иных местах залежи возвышались до высоты крыш. Уже подъезжая к Ноецу, 2 ри от Таката, мы едва освободились от вида снега по сторонам; он блестел только на горах позади нас, почти сплошь покрывая их. От Ноецу дорога идет по песчаному берегу моря, но дорога хорошая; дзинрикися без труда бежали по 2 ри в час. Пред Касивазаки (13 ри от Таката) дорога пролегает по скатам прибрежных гор, очень легких, впрочем, для подъемов и спусков.
В Касивазаки прибыли в два часа пополудни. Остановились в гостинице, куда тотчас же собрались братия. Между ними был и Стефан Кондо, прежде служивший катихизатором, потом взявши отставку по недостаточности катихизаторского жалованья для содержания его большого семейства (в котором 5 человек детей) и живущий ныне врачебной практикой, весьма для него выгодной (он специалист хари–ися), но по–прежнему усердный к Церкви и даже проповедующий, насколько позволяет ему время. Катихизатора здесь нет, по недостатку в катихиза торах. Когда Кондо ушел, чтобы приготовить Церковь к службе, назначенной в четыре часа, христиане стали просить сделать его опять катихизатором, отчего я отказался, да и он, верно, не согласился бы, ибо недавно отказался; «Так хоть полукатихизатором!» – «Это можно, с удовольствием сделаю, если только из двух служб – первою у него будет поставлено катихизаторство, второю – врачебное дело; дам и пол катихизаторского жалованья; только он едва ли согласится; переговорите с ним».
Просили еще христиане позволить здешнему катихизатору надевать стихарь в случае погребения христианина здесь; «Из Токио–де, по дальности, священника при сем не дождаться; а в простом платье хоронить не представительно в глазах язычников». На это я ответил: «Дать такое позволение не могу; катихизатор должен всякий раз, как нужно надеть стихарь, спрашивать позволение у священника или у меня; так пусть, когда случится здесь погребение, катихизатор телеграммой просит благословить его надеть стихарь, по телеграфу благословение будет дано, тогда и пусть надевает». После этого христиане стали просить: «Так уж дайте и стихарь, у нас нет». На это сказал: «Стихарь выпишите из России на свои деньги – стоит всего 14 ен», – «Бедны мы». – Солгали, – «Не к спеху, мало–помалу соберете, тогда и выпишите». – На сем пошли в Церковь, ибо было уже четыре часа. Прошедши с версту по большой улице, свернули направо, в узкий переулок – сейчас же тут и бедная наша Церковь, впрочем, хорошая уже тем, что построена самостоятельным зданием.
Отслужили вечерню, которую пели Кондо и несколько женских голосов (жена его, Варвара Озаки – девица) пребойко и довольно правильно. После службы обычное приветственное поучение; за ним испытание детей в знании молитв, довольно удачное, и раздача крестиков; часто случается видеть, что дети, не знающие молитв, расплачутся, прежде чем их спросят, когда знающие читают молитвы, – видя, что «дело вона куда клонит! Им крестика не достанется». Так было и здесь с одной девчонкой, чтобы утешить, дал и ей крестик, который, впрочем, при таких случаях не вдруг берется. Потом по метрике исследована Церковь. Крещено здесь 41; из них ныне 15 в других местах, 2 померли, остальные 24 и 6 крещеных в Токио, всего 30 христиан здесь налицо, в семи домах. Есть у Кондо и новые слушатели – 13 человек, из которых, говорит, 7 просят крещения. На молитву собираются по субботам человек 15, по воскресеньям человек 12. Есть женское симбокквай – раз в месяц, в третью среду; собираются 9 женщин, слушают Кондо, говорят и сами.
Церковный дом построен преимущественно Петром Озаки, ныне умершим. Земля занята у язычника; в год ренты платится 5 ен; дом построен из нового леса, стоит 120 ен, да на циновки и прочее до сих пор вышло 30 ен, так что всего стоит 150 ен. Эти деньги составляли церковный долг, из которого теперь 50 ен выплатил Мацумура (бывший в Семинарии и вышедший по болезни), 70 остается на долгу, который христиане надеются без труда выплатить. В месяц христиане жертвуют на Церковь 2 ены. По окончании расспроса о Церкви, предложил братиям и сестрам завести «кооги–квай» и рассказал, как они ведутся. Согласились; завтра назначат время, изберут людей для первого собрания. Так как церковных книг здесь очень мало, и те разбросаны и полурастеряны, то обещался выслать им достаточно книг с условием, чтобы вперед берегли. Снабжение иконами Церкви здесь небогатое, самая главная икона – небольшая молельная, что с Афона. Нужно будет прислать икону больших размеров.
С семи часов вечера была назначена проповедь для язычников; начата с половины девятого; продолжалась до половины одиннадцатого; слушателей было человек сорок; слушали тихо и внимательно, к концу третьего часа разошлись. Слушателей было бы гораздо больше, да оповещения некогда было сделать.
Вечером пришли два христианина из селения за 4 ри – учителя тамошней школы, родом из Нагаока.
15/27 апреля 1893. Четверг.
Касивазаки. Нагаока.
Утром, с семи часов, была обедница, потом лития за упокой Петра Озаки, поучение. После – совещание о церковных делах, я предложил: «Нет здесь от Церкви катихизатора и нельзя надеяться, чтобы он на Соборе был назначен сюда, ибо мало катихизаторов; но здесь живет бывший опытный катихизатор Стефан Кондо; не могу я предложить ему вновь служить катихизатором, ибо он недавно отказался, по недостаточности катихизаторского содержания для его большого семейства; не могу предложить, как вчера советовал Иоанн Минова, быть ему наполовину катихизатором наполовину врачом, ибо при двух сих службах первенство должно быть, естественно, катихизаторское, как имеющей предметом Бога, но Кондо могут во время самой проповеди потребовать к больному, и он не может идти. А предлагаю Стефану Кондо служить Церкви насколько он может при своих обязанностях врача, и буду давать ему не в плату за труд, а в возмещение расходов, которые сопряжены с приемом братий и прочими хлопотами по Церкви в месяц 3 ен, кроме того, его дочь будет освобождена от платы 2 ен в месяц, которые она вносит ныне, обучаясь в Миссийской женской школе. Как братия смотрит на сие? Ладно ли? Больше, по крайней мере, в настоящее время я ничего не могу сделать. Прошу и Стефана Кондо согласиться на это. Почти все христиане Церкви Касивазаки им обращенные; он не может не принимать сердечного участия в положении сей Церкви; он это и делает ныне, не имея официального положения катихизатора, но тем не менее и проповедуя, и заведуя богослужебными собраниями, и оказывая все другие заботы о Церкви. Его жену я прошу помогать ему, ибо она тоже опытная и усердная христианка», – Христиане, видимо, были очень рады сему; Стефан Кондо с женой также охотно согласились. На этом было и порешено пока дело катихизаторства и заведывания Церковью, здесь Стефану Кондо я выдал по 3 ены на пятый и шестой месяцы и сказал, чтобы с пятого он не посылал взноса за свою дочь Сару. Жену его немало порадовал, сказавши, что из того прекрасного куска белой шелковой материи, который она сама соткала и прислала когда–то мне в подарок, пред Пасхой, сшиты были два архиерейских подризника, в одном из которых я и служил в Пасху; полученный ею в обмен за сей подарок от меня кусочек русской парчи служит лучшим украшением здешнего бедного молитвенного дома, ибо она сшила из него облачение на главный столик.
В десять часов отправились посетить дома христиан, всех восемь, но две семьи живут в одном доме. Георгий Мацумура, бывший семинарист, положительно, богач, один из первых в городе; его дядя – член Парламента, тоже богатый человек; но Георгий, вышедши из Семинарии по болезни, не вернулся домой, а остался в Токио под предлогом изучения законоведения, в сущности, чтобы кутить. Теперь он остепенился, чему мать рада; женился по–язычески; убеждал я его вести себя, как подобает христианину, заботиться о Церкви, жертвовать на нее, рассказывал в пример, как жертвуют русские христиане на отдаленных братьев–японцев; но что–то мало надежды, чтобы вышел из него прок. Иоанн Минова, сын которого, Григорий, был в Семинарии и вышел по головной боли, родом земледел, из деревни тут же около Касивазаки, но произошел тоже когда–то в Токио «хоорицу гаку», после чего получил право кутить, что и исполнял, несмотря на то, что отец престарелый – должен был орудовать на него сохой, мать сухорукая, а сына пора женить; в последнее время, впрочем, остепенился, отчего люди стали уважать его, и он приобрел практику адвоката – должно быть, однако, дешевого, ибо бедняком высматривает. Впрочем, о Церкви хлопочет – все просит того, то другого для своей Церкви – спасибо и за это. Вдове Петра Озаки предложил поместить ее дочь, семнадцатилетнюю Варвару, в Миссийскую женскую школу с тем, чтобы отдать ее в распоряжение Церкви; обещался выдать ее за катихизатора; если согласится, ладно будет: Варвара уже и теперь мастерица петь в Церкви, и умная девица. Впрочем, вдова Озаки совсем не такая бедная, как я подумал с самого начала – оттого, что она живет в чужом доме; у нее есть свой очень хороший дом.
Вообще, в Церкви Касивазаки все христиане до единого – местные уроженцы и домовладельцы, и бедных между ними нет; в этом отношении Церковь здесь начата весьма хорошо, надежно. Дай Бог ей идти вперед!
В половине двенадцатого часа мы кончили обход христианских домов, пообедали в гостинице и ровно в двенадцать выехали дальше, в Церковь Нагаока. 9 ри от Касивазаки. Несколько раз от христиан пред прощанием слышалось: «Снега на дороге, вероятно, нет»; я не мог понять этих слов и не обратил на них внимания. Но по мере удаления от Касивазаки и углубления внутрь страны стали чаще и чаще попадаться залежи снега по сторонам дороги, а на конце и на самой дороге, да такие, что с трудом можно было пробираться между глыбами среди отвесных стен. Местность весьма населенная; селения беспрестанно сменяются одни другими, иные длиннейшие. Пред Нагаока – огромная река, быстро катящая свои мутные от таяния снегов волны. Нагаока – положительно загроможден снегом: среди улиц лежат горы снега высотою с дома; тут же кое–где прогалины, где хозяева позаботились удалить снег, и там совсем летний вид; но таких прогалин весьма мало. Снег как будто сказал людям: «Я вас, добрые люди, полюбил и хочу полежать у вас и летом»; а люди ответили ему: «Что ж, лежи себе, милый человек, нам ничего». В иных местах нет никакой возможности пробраться на тележке – снег не пускает; можно пройти только под навесами, которые так же, как в Таката, тянутся непрерывающейся линиею у домов – по всем улицам, как единственное средство сообщения между собою людей в те месяцы, когда они блокированы снегом. Самое досадное то, что города Нагаока и видеть было нельзя – кроме снега, ничего не видно; узкие линии галерей по обеим сторонам улицы не дают никакого вида и понятия о городе.
Катихизатор Моисей Мори с двумя христианами, предупрежденные телеграммой от христиан из Касивазаки, встретили за городом и проводили в гостиницу, откуда, оправившись, мы пришли в шестом часу в церковный дом. Христиане были в полом сборе: 3 мужчины, 2 женщины, 1 ребенок – вся здешняя Церковь.
Отслужили вечерню, которую, сверх чаяния, пропели очень бойко и умело все христиане хором, хотя иногда не совсем стройно. Сказано краткое поучение. Взята метрика и по ней оказалось: крещено здесь 14; из них ныне 5 в других местах, 1 развратился и перестал быть христианином – прогнал жену с детьми, а взял себе из непотребного дома женщину; 8 ныне в Церкви, но из них двое сегодня не могли прийти, потому что не могут свободно отлучаться из дома.
По субботам и воскресеньям собираются для общественной молитвы, приходят почти все. Новых слушателей есть «один–два», как выражается катихизатор Моисей Мори, но «надежны ли они к крещению – этого нельзя сказать», как он же рапортует. Из наученых им здесь есть всего один, прочие обращены прежними катихизаторами. Пятеро христиан, с которыми я беседовал, показались мне благочестивыми и усердными, но горе то, что Моисей Мори, будучи сам по себе тоже благочестивым – катихизатор плохой: ни дара слова, ни уменья обращаться с людьми, хотя ему уже за тридцать лет – значит, иным он и не может быть. Хотел он когда–то поступить в монахи, потом сватал Марию Изава (смутившую потом Павла Ниицума); ныне я вижу его в европейском платье, но все тем же малословесным и малодеятельным; не знаю, будет ли из него когда прок для Церкви; здесь он положительно негоден, и его нужно будет переменить; город здесь очень большой; если держать здесь катихизатора, то нужно более деятельного, тогда и христиане здешние, наверное, явятся усердными помощниками в распространении проповеди. Христиане просят непременно дать сюда катихизатора и после Собора, не намекнув ни словом, что того же, мол, Моисея Мори. Побеседовав достаточно с ними, вернулись мы в гостиницу, едва пробравшись в сопровождении фонаря среди снегов.
