Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том ΙI"
Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 55 (всего у книги 71 страниц)
До половины четвертого часа посетивши всех христиан, воспользовались остальным временем, чтобы взглянуть на достопримечательности Мито; таковы два публичные сада и место бывшей крепости князя Мито. Один, и лучший, публичный сад составлял когда–то загородный дом князя Ренкоу (так назван по смерти – «Хангесики» князь). Это князь, поднявший и воинственный дух, и ученость своих двухсабельных; он–то перелил колокола буддийских храмов на пушки; одну из них мы видели, – нечто вроде русской Царь–пушки, только поменьше, но есть в другом месте и побольше, говорят – футов 12 длины и свободно человек влезает в нее; по его приказанию также написана Дайнихонси; он, провидя неизбежность сношений Японии с иностранцами, тщился сделать ее грозною для них. Плодом его усилий, между прочим, были целые орды «роонинов» из Мито, лет тридцать–двадцать тому назад, державших в тревоге весь север Японии и южную оконечность Эзо, с Хакодате; «Мито–но роонин» было тогда нешуточное предупреждение, и многие не досчитывались своих голов по причине их разгуливаний. Ренкоу насадил огромную рощу сливовых дерев, и среди ее выстроил загородный дом, в котором мы сегодня разгуливали, любуясь с второго этажа на окрестные поля и холмы, покрытые лесом, и на железную дорогу, пролегающую у самого подножия холма, где сад. В другом, тоже сливовом саду, – бывшая школа китайской учености; ныне он также обращен в публичный; самая большая замечательность в нем – огромнейшая мраморная плита с вырезанною надписью – сочинения и каллиграфии самого князя; но замечательный – чудовищно огромный мраморный белый монолит, составляющий пьедестал ее. В школьном доме внутри и доселе видны следы пуль от происходившего здесь сражения во время возникшей междоусобицы между самими подданными князя Мито. На месте княжеских зданий в бывшей крепости красуется теперь огромная учительская семинария (сихангакко). Роща вековых сосен крепости видела под своею тенью гуляющими целый ряд гордых князей фамилии Иеясу и их оруженосцев.
С шести часов назначена была проповедь для язычников в общественном доме (за наем которого на вечер я заплатил 3 1/2 ены); с половины седьмого началась. Вышел сначала говорить катихизатор Исайя Секи, но не дали ему говорить, – смеялись, кричали, плескали; как ни кричал он, не мог выкричать того, что приготовил; за ним о. Фаддей; у него меньше шумели и кричали, но тоже немало мешали. Я говорил обычную начальную язычникам; мне тоже стали мешать, но, спасибо, полицейский встал со своего стула, подошел к краю эстрады и прикрикнул – это уняло буянов, и после того слушали молча, зато мало–помалу большая половина слушателей разошлась.
Григорий Озаки, чрез Исайю Секи, просился на службу Церкви; не мог не отказать; где же такому лентяю быть полезным Церкви! Лично ему выговорил за бездеятельность и посоветовал найти место учителя в городском училище или писаря в каком–либо ведомстве.
16/28 октября 1892. Пятница.
Акуцу.
Христиане не допустили меня заплатить в гостинице за содержание себя и о. Фаддея, – один из редких случаев щедрости христиан, даже послали провожатого до Акуцу, как я ни отговаривался от того, а другой, адвокат Павел Ёсимура, после догнал, и провожает до Оота (вероятно, впрочем, идет больше по делу). Все эти любезности заменили бы они большим усердием к Богу, лучше было бы – не мучили бы меня в обе стороны, – В семь часов утра мы выехали из Мито в сопровождении Павла Ино, приехавшего вчера из Акуцу встретить меня, и в десятом часу были в Акуцу, 5 ри от Мито. Акуцу – земледельческое селение, состоящее из 300 домов; разделяется на Ками– Акуцу и Симо– Акуцу; в первом у нас построена маленькая Церковь, и есть шесть домов христиан, во втором – один христианский дом. Христиане всем своим обществом, до единого человека, встретили нас на разных расстояниях от Церкви; вход к Церкви украшен зеленой аркой и флагами; еще флаг высоко развевается над самою Церковью, с надписью «Православная Церковь». Тотчас начали обедницу. Катихизатор Иоанн Камой, читая спешил ужасно, так что два раза пришлось останавливать его; пели преплохо, несколько мужчин, почти все врозь; один Камой несколько понимает пение, но не позаботился научить. Проповедь. Потом испытание Церкви по метрике: 40 крещений здесь записано, 2 умерли, 4 в других местах (их них 2 в Семинарии); остальные 34 и 1 из Ибараки, всего 35 – все налицо; ни одного охладевшего и даже ни одного непришедшего ныне в Церковь. Единственная Церковь, в которой я встретил такое усердие!
Испытаны дети в знании молитвы, и побольшие читали все молитвы с начала молитвенника до конца «Отче наш» – видно, что знают и дальше. Даны образки, в поощрение же родителям сказано о том, как Спаситель любил детей и ставил в пример всем – для приобретения Царства Божия, и что детей хранят Ангелы– Хранители и помогают родителям воспитывать их для Царствия Небесного.
Здесь 4 сицудзи. В Церковь ходят, в рабочее время, как ныне, 1418 человек, одинаково по субботам и воскресеньям, в свободное от работ время, как зимой, – все.
Есть здесь симбокквай, мужское и женское; производятся собрания по разу в месяц; на мужском катихизатор говорит поучение и потом бывает вообще религиозный и церковный разговор; на женском катихизатор учит женщин на память молитвам, ибо они безграмотные. Я сказал, чтобы эти собрания так и продолжались, но, кроме того, советовал завести симбокквай со своими кооги. Здесь взрослых мужчин 16, женщин 8 – значит, собрания вести могут, рассказал как вести их, представил в пример того, что и безграмотные могут с помощью катихизатора готовить кооги – прошлый год виденное мною собрание в Нанаебама, близ Хакодате. Охотно согласились и обещались избрать коогися и назначить дни.
Жертвуют здесь ежемесячно: на катихизатора 40 сен, на священника 60 сен; каждое воскресенье христиане вносят по 2–4 сен, кто сколько положил давать; или разом за несколько воскресений отдают; из сего и дается священнику и катихизатору и расходуется на церковные нужды.
Павел Ино одолжил кусок земли под церковное здание и пожертвовал 150 ен на него; прочие христиане жертвовали свой труд на воздвижение сего здания, а после – для снабжения его всем нужным – и деньги.
Есть здесь и церковная земля, вместе с тем и не совсем церковная. Петр Умата отделил 3 тана своего рисового поля якобы на Церковь. 30 мешков риса должно выходить с сего поля; христиане общим трудом возделывают сие поле, и сколько бы с него ни получилось, а Петру 15 мешков риса подай; он потом, раскрыв свою щедрую руку, жертвует на Церковь 3 мешка – 12 же мешков оставляет себе за то, что позволяет на своем поле христианам работать с надеждою добыть кое–что на Церковь; в прошлом году поле дало всего 20 мешков, в нынешнем, говорят, несколько больше будет. Означенные 3 мешка Петра с тем, что останется риса от выплаты аренды ему, должны идти на приобретение уже настоящей церковной земли; но в прошлом году рис был истрачен на обведение церковного здания узеньким навесом (роо); в нынешнем пойдет на ремонт текущей крыши. С будущего, надеются, начнется копление платы, за рис выручаемой, на покупку земли. Земля здесь очень дорога: 1 се (1/10 тана) огородной земли стоит 8 ен, рисовый 10 ен (30 цубо = 1 се). С 1 се выходит 1 мешок рису. Мешок рису стоит 1 1/2 ены. 3 мешка, жертвуемых Петром, в пять лет, значит, принесут 22 1/2 ены; да сколько же нибудь риса будет оставаться для продажи после выплаты аренды в 15 мешков Петру; надеется он и с ним, по–видимому, все, что чрез пять лет церковная земля будет куплена; вместе с тем в туманной перспективе якобы освобождение Русской Церкви от содержания здесь катихизатора, но подобные блага мне при жизни, знать, не видать.
А вот от следующих усердий хоть бы избавили они меня – претят они очень: выписали откуда–то из окрестности повара, служившего на купеческом пароходе в сем качестве, для того чтобы готовить мне пищу здесь – и наготовил повар рыбы столько, что до кое–чего не пришлось и коснуться; сколько ни толкуешь – к Церкви и Богу обращайте все ваше усердие – на главное скудны, на мелочи размениваются.
После обеда пошли посетить христиан; были в 6 домах. Павел Ино живет богато, прочие не скудно; все безбедно. Долина здесь превосходная; все здесь возделывается и отлично родится; кроме риса и обычных полевых и огородных продуктов – хлопок, табак, чай, тутовица, особенно табаку много производится. Но замечательное явление здесь. Были крестьяне этой деревни ленивы. Христиане первые встрепенулись: «Пусть–де не скажут о нас, что мы стали христианами и не сделались лучшими»; и положили общим советом вставать раньше, работать прилежней. И любо же смотреть на здешние поля и огороды: поля – кроме того, что превосходно выделаны, чрезвычайно опрятно содержатся, особенно огороды; сорная трава выполота, дорожки чисты – все блестит аккуратностию и порядком. Язычники, видя христиан переродившимися, и себя не хотят отстать от них, тоже стали раньше вставать и прилежней учиться; так от малого зерна христианства произошло видимое улучшение местности даже в экономическом отношении.
Что до нравственного действия христианства, то пример его благотворности еще яснее здесь же. Павел Ино сегодня в наше посещение его дома рассказывал про себя, что он был по принятия христианства одним из малопутных людей: любил праздность и проводил время главное с борцами, ибо одарен физической силой и полюбил бороться; отец тут же подтверждал его и говорил, что борцы, приходя сюда, жили, пили и ели – к убытку дома и неудовольствию всех, – Павел же не обращал внимание на отца и всех и делал то, что ему нравится. Услышав о христианстве он, как сам рассказывает, хотел побороться и с ним, и победить его – и был сражен, и побежден – знать, сердцем он был достоин того. Но приняв христианство, он тоже должен был бороться, только теперь уже доброю борьбою; отец и особенно мать стали гнать его; мать плакала, бранилась, ходила даже к катихизатору (Андрею Такахаси) браниться с ним и требовать, чтобы он выключил ее сына из Церкви и вернул язычеству. Павел был тверд, вместе с тем он переродился душою, бросил праздную жизнь, сделался образцовым сыном и хозяином дома (ибо здесь обычай, что старики сдают хозяйство сыновьям, а сами живут инде). Мать и ныне не любит христианства и не хочет слушать его, но усмирилась, не преследует сына, увидев от христианства одно только доброе для семьи; отец также еще не христианин, но близок к христианству, – слушает учение и высказывает расположенность принять его. И еще в двух христианских домах старики родители тоже язычники и не хотят сделаться христианами. Во всей деревне Акуцу, кроме доселе принявших христианство, нет ни одного слушателя, и нельзя зазвать слушать учение. Жители деревни при появлении здесь христианства положили себе зарок – не слушать христианство, даже не сноситься с христианами и не иметь с ними никакого дела; в первые годы так и было, но с течением времени вражда ослабела; теперь, кроме религиозного пункта, во всем прочем язычники Акуцу обращаются и живут в ладу с христианами также точно, как между собою; «Скоро станут слушать и учение», – уверяет старик отец Павла Ино, – «Прежде сосед один был должен Павлу, и как только Павел сделался христианином, и сосед узнал о том, – занял у другого, и тотчас выплатил Павлу все сполна, чтобы не иметь с ним никакого дела, а теперь несколько раз уже опять просил в долгу Павла – верный признак перемены расположения к христианству».
Из деревни Акуцу ныне двое учеников в первом классе Семинарии – быть может, даст Бог и хороших служителей Церкви отсюда.
В семь часов вечера назначена вечерня, и мы ныне ждем ее, и что же за шум здесь! Внизу христиане громогласно ведут свои разговоры, кругом толпа детей кричит на всю глотку свои разговоры, – все полно крика, едва можно писать.
После вечерни, думал я, будет проповедь для язычников, но христиане говорят, что звали язычников, и не нашлось охотников слушать – закрыты еще их сердца и уши для Слова Божия.
В половине восьмого началась вечерня, после нее поучение, состоящее в объяснении молитвы Господней, с приложением к настоящему положению христиан. – Внизу собралось и немало язычников, поэтому пошли мы с о. Фаддеем сказать проповедь им; о. Фаддей сказал кратко о Вере, как основании добродетели; я – обычную начальную язычникам, с сокращениями и возможно проще. К концу проповеди остались из язычников только двое деревни Акуцу и восемь деревни Такаку, 1 ри от Акуцу, да христиане; прочие все разошлись, хотя сначала наполняли всю комнату; приходил и «сончёо» (староста), да побродил вокруг дома и ушел: в дом приглашали – не вошел, должно быть, совестился, ибо прежде был возбудителем гонения на христиан.
17/29 октября 1892. Суббота.
Акуцу. Оота. Оонума.
Дождь опять пошел и шел всю ночь и весь день без перерыва, что делало путешествие и неприятным, и продолжительным. Вместо половины седьмого часа утра отправились в восемь из церковного дома в Акуцу. Все христиане и христианки собрались проводить – при каких случаях нужно всегда прощаться в Церкви, пропевши «Царю Небесный» и прочее, до «Отче наш», после чего священником – в дорожном платье – должна быть сказана краткая ектения с моленьем о местной братии и после отпуста и благословения должно быть произнесено прощальное наставление и благожелания. Заехали в Симо– Акуцу к старику Петру Умата, сын которого, Ефрем, в Семинарии. Старик недалеко от дама встретил и, провожая к себе, по дороге зазывал к себе всех соседей направо и налево; я думал, что и соберутся язычники и приготовился сказать им краткую катихизацию. Ничуть не бывало! Только дети собрались и окружили веранду. Старик в ажитации принял, крикливо стал рассказывать о своей вере; собралось и семейство, наполовину не крещеное; я порывался было сказать наставление, но старик стал угощать о. Фаддея каштанами, после чего мы взялись за шапки. – До Оота, 5 ри от Акуцу, увязались провожать катихизатор Камой и один из церковных старост; ехал также вместе Павел Есимура из Мито под предлогом провожания, но в сущности для участи в сегодняшнем энзецуквай либералов в Оота, как оказалось потом; таким образом, у нас все время был, точно свадебный поезд, что ужасно претит мне, но отчего как избавиться, когда им это нравится!
До Оота едва добрались во втором часу. Заехали в гостиницу пообедать и послали за христианином Иоанном Сато. Тотчас явилась его жена Софья, а потом и он сам. Оба, кажется, хорошие христиане; были мы потом у них в доме; нашли иконы и молитвенник в должном порядке; у Сато же хранятся и церковные книги, небольшое количество коих было прислано сюда прежде. От Иоанна и Софьи узнали состояние здешней Церкви – состояние почти никакое, то есть Церкви здесь нет; кроме их двоих да охладевшего слепца Петра Хаяси, да охладевшего Стефана Сиобара, бродячего починивателя зонтов, больше ни единой души христианской здесь нет. А сколько лет жили здесь катихизаторы! Праздные тунеядцы!
В селении Арадзику. 10 чё от Оота, есть христианское семейство, или лучше – часть семейства. Это в богатом земледельческом доме молодой человек Исайя Немото, его младшая сестра Вера и его дядя – старик врач Дамиан Немото. Сюда из Оота убраны молельные иконы – Спасителя (Афонская икона) и прочие; здесь же мы нашли и метрику Оота. По ней крещеных 24, из них 12 ныне в разных других местах, 2 умерли, 1 охладел и 9 налицо – в Оота, Арадзику и еще в селении Тамацукури, 1 ри от Оота; там трое: Иоанн Ватахики, Захария Исикава и одна – из Акуцу, замужем за язычником.
В доме Исайи Немото отслужен был краткий молебен, после чего я сказал несколько слов христианам, убеждая их самим заботиться приумножении христиан; пусть сами проповедуют Христа, как проповедывали, например, Святые Акила и Прискилла; священник, приезжая, будет испытывать подготовленных ими, дополнит то, что не знают, и крестит. Если найдут разом многих слушателей, больше, чем сколько в Мито, то катихизатор прибудет, чтобы сказать им весь круг ученья из Православного Исповедания. – В числе молившихся был здесь и Николай Накасима, адвокат из Мито, имеющий здесь также свою контору. Он и Миёси имеют сегодняшний вечер говорить речи на собрании либералов– значит, оба принадлежат к их клике; собрание возвещено огромными вывесками по Оота; начнется в шесть часов и продолжится до двенадцати ночи; будет, говорил Миёси, человек 500 на нем; ораторов больше полдюжины.
Простившись в Арадзику с христианами в четыре часа, отправились дальше, в Оонума. 3 ри от Оота, по дороге, если не дождь, очень хорошей, только с одним небольшим перевалом. Прибыли в седьмом часу и остановились в деревенской гостинице, куда в скорости пришли дожидавшиеся нас здесь катихизатор Василий Сугаи и из Юнаго, 1 ри от Оонума, Лука Масика. От них узнали состояние здешней Церкви. Христианских домов в Оонума 7, христиан 12; из них 6 в доме Хякусё Коидзуми, 6 по одному в других 6 домах, кроме того, один из здешних христиан, Николай Янаи, недавно переселился в Оота.
В Юнаго (80 домов; в Оонума 60 домов) только 1 христианский дом – Луки Масика; вся его семья – христиане, и это, по словам катихизатора, лучший христианский дом в этой местности; Лука очень усердный; всегда с любовию принимает и покоит у себя катихизатора, когда он сюда приходит из Ооцу; по занятью Лука столяр. Есть и еще один христианин в Юнако, но он теперь в отлучке.
Так как сегодня поздно собирать христиан, особенно по такой грязи, и в дождь, и в темень, то положили мы завтра утром собраться всем в доме Коидзуми, где маленькая икона, и отслужить обедницу, а потом отправиться дальше – в Ооцу, куда нас завтра вечером ждут.
18/30 октября 1892. Воскресенье.
Оонума. Ооцу.
Часов в девять утра известили, что христиане Оонума собрались у Петра Коидзуми на Богослужение. Отправились туда и отслужили обедницу, причем читал катихизатор Василий Сугай совсем плохо: тихо, невнятно, гугниво, пел еще хуже; о. Фаддей больше пел, чем он. Видно, что совсем лентяй: Часослова не умеет взять в руки. Было на молитве человек 12: семья Коидзуми – 6 человек и из других домов пятеро, подошел к концу и еще один. Петр Коидзуми, хозяин, с испитым лицом – пьет сильно, – говорит катихизатор; отец его не знал своего христианского имени, лучшая из семьи по христианству – жена Петра. Другие бывшие оставались с безучастными лицами все время службы и поучения, кроме Луки Масико и его матери Марфы – эти проникнуты христианским чувством, прямо видно. Внушал им самим заботиться о распространении здесь христианства; поставил в непременную обязанность собираться на общую молитву по субботам и воскресеньям попеременно здесь и в Юнаго и читать в субботу вечерню, в воскресенье – утреню, а потом читать Священное Писание и объяснять с помощью толкований; не знаю только, исполнят ли они хоть мало это, очень уж безучастно слушали; только Масико поддакивал, и Петр Коидзуми несколько оживился; в сущности, все зависит от него; по его примеру обратились здесь прочие в христианство; и он, в сущности, умный и добрый; служил прежде деревенским старшиной, был всеми уважаем, был богат, ныне же пьянство лишило его уважения и достатков – в долгах, хотя дом по наружности представительный. – Здесь в доме Коидзуми стоит церковная икона и находятся книги – богослужебные; в Юнако, у Луки Масико – метрика. По ней крещеных в Оонума (?)
Простившись с христианами в Ооцума, отправились дальше и в 1 ри, в Юнаго, остановились у Луки Масико; отслужили краткий молебен, просмотрели метрику. В Сукегава, 1 ри от Юнаго, остановились пообедать, ибо был уже первый час; Масико был с нами; разговорились о местных нравах, и оказывается, что они совсем не так хороши, как можно было предположить по отдаленности сих мест от больших центров: картежная игра у мужчин, вытравление зародышей у женщин здесь в большом ходу; не любят трудиться над воспитанием многих детей – два–три и довольно; прочих – «о–каеси–ангемасу» – возвращают подателю детей. По словам о. Фаддея, служившего некогда в полицейском ведомстве в сих местностях, в Симооса и Кадзуса также очень распространенно вытравливание плода; действительно, в иных местностях совсем мало видно детей. Только христианство может освободить Японию от этого ужасного порока.
От Оонума до Ооцу 10 ри. В Ооцу мы прибыли в восьмом часу вечера и остановились в доме местного богача и первого по времени и, кажется, по усердию христианина Павла Саймару, дочь которого Ирина училась в Миссийской женской школе; комнату дали, устроенную совсем на иностранный манер. Приветливо встретили хозяин, жена и дочь, скоро пришел брат его Андрей Саймару, собрались и другие, но так как к богослужению христиан собирать было поздно, то оно отложено да завтра, а теперь мы занялись исследованием Церкви по метрике. Крещеных по ней 84 человека; из них 28 ныне в других местах, и некоторые из сих неизвестно где, 4 умерло, 1 охладел, остальные 51 в Ооцу налицо.
Сицудзи 1 – Павел Саймару, гиюу – 7. К богослужению собираются по субботам и воскресеньям одинаково от 7–8 человек до 12 и 13; иногда же бывает ни одной души, когда рыбные ловли бывают.
Бывает раз в месяц собрание гиюу, совещаются о церковных делах; раз в месяц – женское собрание – катихизатор объясняет учение.
Больших мужчин здесь 17, взрослых женщин 14, значит, вполне возможны симбокквай со своими кооги; о заведении такого и говорил ныне мужчинам, собравшимся у меня.
На церковные расходы жертвуют с дома в воскресенье по 1 ене, – домов же 16. Кроме того, здесь собрано у христиан на постройку храма 120 ен; проценты с сих денег также идут на текущие церковные расходы.
Новых слушателей в Ооцу нет; несколько их есть в селении Камиока, 14 чё от Ооцу, но определенных катихизаций и там не производится, а идет туда катихизатор говорить учение, когда там пожелают. (Или лжет катихизатор, говоря это, или ленится; во всяком случае, при таком порядке научения христиан не будет.)
19/31 октября 1892. Понедельник.
Ооцу.
В девять часов назначена была обедница; к десяти едва собрались человек 30 с детьми. Досаду возбуждает всегда эта медленность и апатичность; время понапрасну теряется в ожидательном ничегонеделанье. Часы читал катихизатор Василий Сутаи; в первый раз слышу такого плохого чтеца: тихо, вяло, а главное, до того гнусит, что шаг от него стоя, едва разберешь, что он произносит, должен был тут же замечать ему: «Громче, раздельней». Пели Ирина Саймару, бывшая в Миссийской школе, и три мальчика, – очень изрядно; и тут польза Женской школы видна: не будь Ирины, что бы они делали с пением? Для обучения пению куплен здесь органчик. После обедницы отслужили панихиду по пятерым умершим в здешней Церкви, между прочим, по катихизаторе Василии Ватанабе, много потрудившемся здесь проповедью; объяснение панихиды, испытание детей – не совсем удовлетворительное, после чего вновь сказано поучение о необходимости воспитывать детей для Царства Божия, в чем помогают родителям Ангелы– Хранители детей. Убеждение братьям и сестрам завести собрание со своими кооги и рассказ, как производятся оные. Кончив в первом часу и пообедав, отправились посетить христиан, 16 домов. Все живут безбедно, иные зажиточно, оба Саймару – Павел и Андрей – богато, первый даже очень. Между прочим, осмотрели производство йода из морской травы у христианина Емоке [?]; длинная, лентами морская трава, обильно добываемая здесь, сжигается, пепел ее комками вымачивается два дня в воде, потом в котлах, налитых водою, выпаривается: из нее выделяется соль, идущая на производство сои и подобного; оставшаяся йодная эссенция смешивается с каким–то материалом и наливается в другие котлы, где медленно, в продолжение недели, выпаривается в стеклянные колбы, утвержденные над котлами, стоящими вверх дном: в верхних сквозных кругловидных колбах йод осаждается на стенках, откуда, по окончании процесса, счищается в стеклянные закрытые от света банки и поступает в продажу; Емоке [?] показывал одну банку с кристаллами йода, говорил, что цена ее в продаже 40 ен; выделывает он в год 25 банок – значит, производство очень выгодное, при незначительной затрате на материал и труд.
Посещая христиан, кстати, осмотрели город Ооцу; беден, грязен, занят преимущественно добыванием рыбы кацуо, сушеные спинки которой отсюда в изобилии идут в продажу. С утесистого берега довольно красивый вид на залив с рыбачьими лодками и прибрежье. Сопутствовавший Павел Саймару показал потом мета, где бы построить Церковь, и спрашивал, где бы лучше всего. По моему, лучше для Церкви место на берегу моря, на насыпи, устроенной Павлом Саймару, по–видимому, чтобы отдавать в аренду под дома, но пока еще пустующей. Идя с ним к брату его Андрею, я сказал, что снабдил бы Церковь полным комплектом иконостасных икон, если бы христиане построили Церковь. Это заняло Павла, и пока мы дошли до Андрея, у него созрело решение непременно строить. У Андрея собралось и еще несколько христиан; Павел и заговорил: Епископ, мол, обещает иконы, нам как же не поусердствовать! Не откладывая в даль, давайте решим теперь же построить Церковь; соображена была приблизительно величина ее; Павел Саймару тут же на месте с наброском плана начертил, что иконы храма – 7 больших и 7 малых даются от Епископа, – я шутя подписал свое имя, Павел дальше свое – и что жертвует 80 ен; другие заметили: «Пусть же будет составлен настоящий документ»; и под общую диктовку Лука Ямагата, здешний замечательный каллиграф, начертил акт, что тогда–то решено построение Церкви и следующие лица жертвуют на сие: Епископ – иконы, о. Фаддей подписал аналойную икону Воскресения, катихизатор Сугаи – подсвечник на жертвенник, Павел Саймару – 80 ен и от жены Ольги и дочки Ирины 20 ен, Андрей Саймару 15 и так далее, – в четверть часа подписали 250 ен; а за 300, говорят, можно построить при дешевизне леса здесь, землю же Павел Саймару дает под Церковь на столько лет, насколько понадобится, о чем положит в Церковь документ. Решили кончить постройку в конце будущего года, а в январе 1894 мне прибыть освятить ее, что я и обещал.
Вернувшись домой в сумерки и пообедав, я толковал потом с одним пришедшим просить крещения; это, по словам Павла Саймару, довольно замечательная в Ооцу личность; сей человек, Тецу, был два года тому назад самым рьяным врагом Саймару – за христианство его; тогда было здесь почти возмущение, вследствие которого Павел и Андрей Саймару оставили начальственные посты; они лучшие здесь люди для выборов на служебные по городу посты, но они христиане; язычники побоялись дать им власть в руки, «мол, весь город обратят в христианство»; и вот главным внушителем сего и возмутителем народа был означенный человек. Затем он мало–помалу совсем переменился, и из врага Павла сделался самым искренним приверженцем его, так что между ними возник союз вроде родственного: Павел – отец, он – сын, так Павел и отрекомендовал себя и его мне, будучи прежде врагом христианства, он мало–помалу возжелал узнать его поближе и принять. Но попал сначала на лживый путь. У него два брата в Токио сделались последователями синкёо (протестантства); по одному названию «новой веры», не доверяя протестантству, он взялся за старую «киу–кёо», то есть католичество. Призвал сюда патера иностранца, а сей поставил здесь катихизатора; полгода держал его в своем доме, слушал у него учение и помогал ему распространять его; патер также весьма часто приходил сюда, но не почувствовал сердечного влечения к католичеству и отослал патера и его катихизатора назад: «Не хочу, мол, принять киу–кёо, душа не лежит к нему»; патер и катихизатор удалились, хотя и доселе иногда пишут ему. Теперь он, вероятно, под влиянием Саймару, хочет принять православие и прямо просит крещение. Я отказал в сем до времени, пока не узнает яснее веру и будет узнан, искренне ли и твердо прилепится к ней; обещал выслать ему из Токио Догматику и сравнительное Богословие; катихизатор и Павел Саймару помогут ему лучше ознакомится с православием, а о. Фаддей, пришедши сюда в следующем месяце, испытает его и крестит, если он окажется достойным. Дух католичества, между прочим, виден в следующем: в разговоре с сим человеком я привел тест из Священного писания и указал, где он, в какой книге; он отозвался, что не знает сей книги, Евангелия; про Священное Писание у его учителей и речи не было, и он оставался в полном неведении о Новом Завете.
В шесть часов отслужили вечерню; но столько набралось народу, особенно детей снаружи молитвенного дома, и так мешали смехом, возбуждаемым разными остротами стоящих сзади, что трудно было выносить; через дом отсюда, кроме того, шло балаганное представление, шум от которого также доносился и мешал. Саймару, наконец, желая угодить, воздвигнул огромную пирамиду красных фонарей, что, в свою очередь, привлекало зевак и увеличивало шум. Поучения после вечерни невозможно было говорить из–за шума, да и поздно было: в семь часов назначена была проповедь для язычников в доме Андрея Саймару. Отправились туда. По входе тотчас отрекомендовался один старец, полуслепой – известный местный приверженец синту (!!), и попросил разговора прежде проповеди; при нем был помоложе другой синтуист. «В Японии есть свои боги и своя вера, а Николай проповедует другую; хочу узнать, для кого он старается; для России, или для Японии», – начал старец – И вы молитесь своим богам? – спросил я, – Как не молиться! – Просите у них чего–нибудь? – Прошу благ себе, покровительства от бед, от болезней. – Но скажите, дли примера, если бы ребенок, проголодавшись на улице, пришел домой и обратился с просьбой к кошке: «Пожалуйста, накорми меня», – была ли бы исполнена его просьба? – Очевидно, нет. – Вероятно, оттого, что кошка не может исполнить его просьбы. А ваши боги могут ли исполнить ваши? – Японские боги могут, – возразил молодой, тогда как старик задумался. – Какое же вы представите свидетельству тому? – Молчание, – Японские боги не могут исполнить ваших просьб, – и это к вашему благу, иначе вышла бы большая беда. Положим, вы молитесь душе вашего деда, чтобы он завтра дал вам ясную погоду, а вот он молится своему деду, чтобы завтра был дождь, а он также – также своему деду, чтобы дал ему гром и молнию, а еще третий, ваш сосед, молится, чтобы – ни ясно, ни дождливо, а облачно было. Как бы ваши четыре деда исполнили ваши просьбы? Они бы сначала передрались и кто победил бы, тот и сделал бы по–своему; или же, если бы все стали разом исполнять все ваши разные просьбы, то мир бы разнесли по клочкам. Мир, однако, стоит и отлично управляется; ясный знак, что не ваши деды заправляют им, и что, значит, ваших просьб они исполнить не могут, и вы попусту молитесь.
