Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том ΙI"

Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 71 страниц)

Общая молитва обычно бывает в субботу, с восьми часов; приходят 18–19 человек; в воскресенье – с девяти часов – приходят 12–13 человек. По субботам Кубота рассказывает Жития Святых, по воскресеньям объясняет Евангелие.

Сицудзи 4: Матфей Уцино, Хрисанф Такаги, Александр Аннака и Тимофей Аиба. Последний избран вместо заболевшего Александра Аннака, но, вероятно, и по выздоровлении его останется в числе сицудзи.

Казначей Матфей Уцино. Но определенных церковных денег еще нет, а собирается что нужно в то время, как нужно, и тотчас же расходуется; так в нынешнем году христиане собрали с себя 10 ен для уплаты годовой ренты за дом для катихизатора и общественной молитвы. Дом этот принадлежит сицудзи Хрисанфу Такаги, и он отдавал его для потребностей Церкви на неопределенное время, без всякой платы, но по настоянию катихизатора (хотя я не понимаю, зачем оно было) согласился брать ежегодно 10 ен, каковые деньги и платят сами. Для необходимого убранства молитвенной комнаты христиане также пожертвовали, кто сколько мог. В этом доме Квайдо с генваря 1882 года; прежде помещалась в другом доме, а еще прежде – с начала проповеди до времени Мефодия Цуция – место для молитвы и для помещения катихизатора давал в своем доме здешний богач Яков Нозаки.

Поют при службе: Павел Кубота и 2 мальца – очень плохо.

Нравы в Мори хороши; распущенности мало; публичного дома – ни одного. И буддизм ослабел, хотя сильнее, чем в Фукурои. Влияние буддизма поддерживают много находящиеся в соседстве два знаменитые капища: 1. Дайтооин – Зенсиу–но хонзан – второй по Японии храм после главного в провинции Ното; 20 чё от Мори, в Тацибана–мура, – привлекающий множество богомольцев; 2. Акиха (бог огня) в Рёоке–мура, 50 чё от Мори, привлекающий еще больше богомольцев, так что и дорога, ведущая в Мори, называется Акиха – доори, – Народ в Мори гораздо устойчивее и постояннее, чем в Фукурои.

Проповедника – одного для Мори, – совершенно отдельного от Хамамацу и Фукурои, непременно нужно, особенно если принять во внимание окрестности, которые должны быть ведуемы из Мори:

1. Каяма–мура, 1 1/2 ри от Мори, 70 домов; там четыре христианина, кроме неприходящего в Церковь Филиппа Фудзита.

2. Яманаси – город с 300 домов, 1 1/2 ри от Мори; желающие слушать учение есть.

3. Втамата – город с 500 домов, 4 ри от Мори; хорошие случаи начать проповедь также есть.

Множество и других соседних селений, где всегда можно начать проповедь.

В начале девятого часа началась проповедь для язычников в доме Якова Нозаки; собралось так много, что все желающие слушать не могли поместиться в доме; для удобства слушателей я и здесь сел в средину их, зато было нестерпимо жарко; с небольшим перерывом проповедь продолжалась почти два часа и слушалась со вниманием, достойным благословения Божия. Слушали, между прочим, девочки – ученицы только что основанной школы для обучения шитью, и куда Нозаки – Яков и Вера – думают непременно ввести преподавание Закона Божия.

14/26 июня 1882. Понедельник.

Мори и на пути в Сидзуока.

Утром сделал визиты двум сицудзи и к семи часам был в Квайдо, где уже собраны были почти все братия и сестры. Отслужили молебен и побеседовали о церковных делах, простился, чтобы спешить в Сидзуока – следующая Церковь. Дорога до Какенгава, где опять выезд на большую дорогу, от вчерашнего дождя сделалась очень дурною, так что на 3 ри расстояния от Мори до Какенгава потребовалось три часа, и мы к полудню едва могли быть в Какенгава. Наскоро пообедав здесь и простившись с провожающим Павлом Кубота и сицудзи Матфеем Уцино, пустились дальше.

Между селениями Нисисака–эки и Каная, на пространстве 2 ри и 7 чё, все время перевал чрез Накаяма–тоонге, – ехать нельзя, следует брать просто носильщика для вещей.

С вершины Накаяма открывается отличный вид на широко раскинувшуюся внизу ложе реки Оои–гава (??), с обступившими ее группами или рядами сосен и горами на заднем плане. Река эта в весеннее время вся наполняется водой, теперь же большая часть ее ложа представляет песчаную равнину. Она составляет границу между провинциями Тоутоми и Суруга. За Каная–эки тотчас же начинается мост чрез Оои–гава, довольно грандиозное сооружение в 450 кен длины.

Ночевали в Окабе–эки, 3 1/2 ри от Сидзуока. – От Окабе, проехавши с 1/2 ри, начинается перевал чрез Уцуноя–тоонге, где замечателен тоннель в скале, длиной 2 чё; сделан он шесть лет тому назад, чтобы облегчить перевал, – самими японцами, без всякого участия иностранных инженеров. Стоил всего 20 000 ен, из которых половина – местный расход, другая же дана была правительством. За проезд тоннелем взимается плата 6/10 сена; за тележку тоже, что за одного человека.

Пред Сидзуока – мост чрез Абе–кава, длинною 280 кен. В восемь часов утра были в Сидзуока встреченные, несмотря на такое раннее время, при въезде в город одним из братий.

15/27 июня 1882. Вторник. Сидзуока.

Не кончен был тогда дневник по торопливости объезда и некольству по возврате домой. А жаль, – было кое–что замечательное, особенно в Идзу.

1884 год

2/14 февраля 1884

Мы от жизни ждем все каких–то пряников. Мы никак не хотим всерьез принять четыре заповеди о делании, – а делание есть труд, то есть для трудящихся душевно – душевный труд печали, горести, напряжения. Мы как будто честь делаем Богу, что живем, и желаем, чтобы Бог нас за это только по головке гладил, – а жизни с ее шероховатостями коснуться нас не желаем, – кричим, ропщем, гневаемся на Бога, что жизнь [?]. Дети – избалованные мы, конфет просим, а твердой пищи, которая бы укрепила нас, возвысила наш дух, закалила волю, – этого не желаем! Вот теперь мне труд – поставить японских христиан на свои собственные ноги, убедить жертвовать на содержание для себя проповедников, ибо на русские пожертвования больше содержать нельзя; значит, Катихизаторскую школу надо закрыть. Труд будет, возня большая, – и отвращается ее душа моя, содрогается, потому что придется много волноваться, переваривая свинство и все мерзкие качества японцев, – а без спокойствия ничего не сделаешь. Рассердившись, рассердятся и все, и все дело в прах; а пусть сердятся и делают мерзости там, мне же нужно спокойно вести дело, не обнаруживая ни волнения, ни отвращения, – тогда, даст Бог, устроится, если не разом, то постепенно.

3/15 февраля 1884

Человек без <…> также не может управить себя, как судно без ветру, <…> стоять в воздухе, – а на что опереться; как же я укрощу страсть, когда весь в страсти? Как, например, леность, когда для прочих нужна сила, а леность и есть отсутствие сил! Из ничего ничего не будет.

Вечером после всенощной.

Ропщем иной раз, завидуем всякому, у кого дело определенное и имеющее конец, – тут же вечно тянущееся дело, – и никогда не знаешь, хорошо ли оно идет или худо. А ведь, собственно, – это – счастие, что Бог дал прилежащую руку к делу вечному; о том же – хорошо или худо идет дело, пусть судит Господин Его, – и вперед что будет – и об этом пусть он ведает – нашему же брату должно быть спокойным; не нужно принимать лично на себя разные удачи и неудачи, – горячиться, сердиться, равно надмеваться и разваливать павлиний хвост, то есть грешить во всяком случае. Пусть будет, как Богу угодно! Нам же дай только, Боже, спокойствия! Ох, спокойствия и терпения больше всего нужно, Без этого много можно напортить. Капитан в непогодь коли загорячится, беда судну, погиб и капитан, – После Собора, если спокойно окончу все дела, даже отдых себе дам на неделю, – в горы, пожалуй, уеду.

5/17 марта 1884

Сделать свое «я» таким маленьким, чтобы в него, как ни старайся, не попал бы и не ранил бы его ни один враг. – Тогда – всегдашнее спокойствие, неуязвимость, непоколебимость. А то теперь – все задевает, оскорбляет, обижает – и дуешься, волнуешься, расстраиваешься, а делу – вред.

12/24 марта 1884

Начинается самое трудное дело и операция, – посажение японских Церквей на их собственные расходы. Дай, Боже, мне спокойствия! Без него все можно испортить! Мутит душу, сердит, но зачем же сердиться? Не враги же они мне, а только дрянные неразумные дети, которых нужно исправить! Гневом же и гордостию все можно испортить! Вот посмотрим, Такасаги, как на первый раз обойдется. Вчера взорвали, при чтении письма. Сегодня успокоился и спокойно отвечу туда и к Савабе, чтобы постарался (если только он не противоцерковно и противохристиански настроен, что с ним часто случается).

13/25 марта 1884

Книгоношу избрать для разноса и продажи наших духовных книг по стране. В будущем году Собор не собирать, а в 1866 году, – к освящению Собора, если Бог поможет воздвигнуть.

14/26 марта 1884

Необходима регламентация здесь: нужно составить инструкции для благочинного, старших проповедников и прочих.

9/21 апреля 1884. Второй день Пасхи.

На Соборе сказать речь – об одинаковой важности для Церкви – власти, как учения и таинства; если признают последние два, так пусть подчиняются и управлению. Иначе, в католичестве – слепо подчиняйся, в протестантстве – во всем, как хочешь. – То или другое войдет сюда, а истина минует Японию, – Впрочем, кто знает, быть может, пред судом Божиим Япония и не готова, и недостойна принять всю истину, – а «слепо покоряйся» и «как хочешь» – действительно удобнее – «трезвися и бодрствуй». Первое – для простонародья (где, действительно, католичество и имеет больше всего последователей), второе – для японской интеллигенции – шатко и поверхностно, но заносчиво и самовольно.

Собор все это должен вразуметь ясно, прежде чем приступить к действиям, в числе которых предвидятся очень самовластные и глупые, настраиваемые о. Павлом Савабе, который в настоящее время – истинно враг Церкви Божией. Вот–те и избрали благочинного! Наблагочинил! Пусть уж, без славы, так и кончится его благочиние. От посещения других Церквей его уклонить, иначе и все расстроит также, как ныне расстроил свою.

16/28 апреля 1884. Понедельник Фоминой.

«Церковь в упадке», – Савабе клевещет. Не в упадке; она и не поднималась высоко, чтобы упасть, а слаба, как дитя, как юное деревцо. И она (Савабе и прочие) бьют еще это дитя, ломают ветки с этого слабого деревца, а сами кричат – в упадке! Что за ослепление! Видно, что враг рода человеческого начал свою борьбу и против здешней Церкви, как ни слаба она. Подкрепи ее, Бог!

Спаситель уподоблял проповедников ловцам рыбы. Двум ловцам – легче и успешнее работа: один тянет сеть, другой отходит в глубину – там, где рыба, но чтобы проводить ее в сеть.

Если б и мне, грешному, помощника понимающего и содействующего! Но оо. Анатолий и Владимир – полезные в своем роде, особенно первый, – способнее разве разогнать рыбу, коли вместе на лов стать! Какие печальные опыты были уже! Не дай Бог вперед!

Припомнить о. Анатолия в отношении к оо. Евфимию и Михею, равно как в отношении к о. Павлу Савабе, а о. Владимира к о. Дмитрию – довольно!

Мф. 18, 7: Горе миру от соблазнов. «Вадавай но ру кана коноё-я! Соно хито-о цуми–ни отосииру-о мотте пари! Синаредомо хито-о цумини отосииру кото манугарезару токорое». – Предупредил Спаситель Свою Церковь. Для Японской Церкви это начинается, по–видимому. Но «тадаси хитоо цумина отосиируру Монова вадавай нору коно хотое!» (все это в речи на Соборе должно войти для предупреждения заблуждающихся).

На Соборе отнюдь не иметь в виду опереться в чем–нибудь на о. Павла Сато, – как ни обязан он мне защитою его доселе от его непонятных врагов. Он на Пасху отдал почтенье всем своим злоненавистникам; хорошо бы, если бы это от чувства любви, а то ведь просто японское заискивание; ну и вся рятиди! Накакоодзи – «в нужнике–де сидит, не может принять», Цуда газету читает, Яцуке – дома нет. – И ему – с гуся вода! Говорю опять – пусть бы смирение, – так ведь – японцам на что лучше! Попробуй в чем обопрись на него – так и будешь с носом, как сославшись на Нумабе, когда И! У них взаимная лесть одна способна непроницаемою бронею покрыть всякую ложь.

Касательно Собора додумаюсь, кажется, до того, что буду с нетерпением ждать его, чтобы посмотреть, чем кончится вся эта мерзость соблазна, затеянная Савабе, этим феноменом, – язычествующим несмотря на 20 лет христианства, – и с гордостью, чтобы поразить змия соблазна. Только, дай Господи, смирение и спокойствие! Не попусти, Господи, гневу овладеть мною! Этого больше всего страшусь и от этого зла больше всего прошу у Господа. Ангел– Хранитель ограда! Тактика диавола больше всего рассчитана, по–видимому, именно на мой вспыльчивый нрав и мою гневливость – природное мое зло. Храни меня, Боже!

18/30 апреля 1884. Среда Фоминой.

Не на протестантство и католичество должен смотреть Савабе с братией, чтобы об [?] их и завидовать нам, а на язычников, и распаляться ревностью по Боге и братии: вон в половине четвертого месяца сего года на Кооясан праздновалась 1050–я годовщина смерти Кообоо дайси, – так богомольцев в шесть недель только перебывало там 326 000, несмотря на то, что Кооясан в сорока милях от Оосака. После шестнадцатого апреля прием в монастырь Кообоо дайси ежедневно был свыше двадцати тысяч человек, и пилигримы были со всех мест Империи (Japan Herald 28 April, 1884). Значит – силен еще буддизм в Японии, отмечает газета. Вот на что нужно смотреть и воодушевляться ревностью к прогнатию сей тьмы!

3/15 мая 1884. Четверг.

Вот тяжелое–то время! Мученье, – грудь готова разорваться. И ни в ком почти сочувствия и содействия! О. Анатолий, по слабости, почти совсем с врагами. А всему виной Савабе. Послал ему письмо, чтобы не позволял катихизаторам оставлять своих мест и бродяжничать для совещаний о делах Японской Церкви. А он, вместо того, чтобы послушаться, прислал шесть катихизаторов сюда, в субботу 28 апреля (10 мая). Я стал отсылать их на место, – заупрямились, вызвал Савабе и оставил его за непослушание и приведенье в расстройство всей своей Церкви, от заведывания дзе–я–сиу кёоквай. 1 (13) мая отправился на его место – временно – о. Павел Ниицума с Василием Мацуи из Семинарии. Так как разом лишиться шести катихизаторов неудобно, то употребил все меры убеждения отправить их на место службы.

– Как к стене горох, – Сказал, что если сегодня не уйдут, на место службы, то вычеркну из списка катихизаторов. – Спасибо, хоть еще пока есть надежда. В восемь часов вечера приходил один просить отсрочить еще на день, – дать им посовещаться.

Печально так было сегодня, как редко бывает. Что за мерзость и бессовестность в записке, для представления которой пришли сии шесть человек.

В несчастий и капля утешения дорога. Так дороги были слова Иоанна Судзуки, ученика о. Павла Ниицума, мне сегодня. «Не печальтесь очень, пройдет это», – сказал он, – и эти простые слова показались мне светлым облачком среди тьмы! – О, Боже! Ведь Ты же и японцев должен спасти! Не напрасно же мы здесь по Твоей мысли и велению! Ужели же пет нам утешения? Или мы не так действуем? Но Ты же видишь, что мы не попираем все, что есть у нас! Так научи же и направь, если мы не так делаем! Или избавь от отчаяния! За тебя же все! Коли мы лучше не умеем, за что же японцам–то терять спасение? Для них помоги!

В десять часов вечера.

Все зависит от того, как смотреть на мир. Люди ругаются, люди лаются – так из–за этого печалиться? Люди бросают камнями; так дать им попадать в себя, ранить, падать? Ни–ни! Унизительно, недостойно миссионера, долженствующего не забывать, что он стоит среди грязи. Итак – бодрость и – ясный взгляд вперед!

5/17 мая 1884. Суббота.

Настоящая неурядица (Савабе запрещен из–за неподчинения и за то, что возмутил катихизаторов, шесть катихизаторов отставлены по упорству в неповиновении – идти на место службы) будет полезна в том отношении, что она начнет ряд моих посланий к Церкви: на будущей неделе пойдет послание – чтобы береглись немиролюбцев; дальше – чтобы катихизаторы не обращали внимания на католиков и протестантов и не смущались ими; дальше, что мы призваны проповедывать Слово Божие, а не физику, историю и тому подобное.

Впрочем, нужно постараться учредить трехлетний катихизаторский класс, не столько для наук, сколько для того, чтобы больше дисциплинировать приготовляемых в катихизаторы. А науки – куда им справиться со всем, поступая в школу в зрелом возрасте! Уж пусть Семинария дает науку на послуги Церкви.

Боже, что за ничтожество человек! Ничего он не может сделать своими силами! Двадцать лет я возился с Савабе, кажись бы уже – как не научить! И вот – одно мгновение и как ветром прах – все рассеяно! Нечего уж удивляться, что катихизаторы – мои ученики – мне изменяют. А с христианами – где мне столковаться! Сегодня пришел один – Симеон какой–то, старик, сицудзи из Маебаси; так как я начал, было, толковать с ним, то и увидел, что нужно только рукой махнуть и предоставить и его, и всех – Воле Божией. Уж если – истощил все резоны и все сердце – Савабе и катихизаторов – привыкших понимать меня, не мог ни в чем убедить, то, – где других! Пусть как Богу угодно! А нам – только смириться, видя свое ничтожество абсолютное!

Сейчас (три часа пополудни) о. Павел Ниицума из Маебаси прислал телеграмму просить – антиминс и просфор, чтобы завтра отслужить обедню. Послал с диаконом Романом, – О. Ниицума – этот не робеет – бодро делает дело, на которое послан. Если Бог даст ему умирить Церковь, бывшую – Савабе, то это будет верный знак, что благодать Божия с ним.

6/18 мая 1884. Воскресенье.

Служил в Коодзимаци, что за благоустройство в Церкви! – После – в посольстве – молебен по случаю совершеннолетия наследника.

Из Асикага пишут, что о. Павла Ниицума не примут.

Если этак со многих Церквей, то уеду, несомненно. Двадцать пять лет полагал служить Японии, отправляясь сюда. Не приближается ли срок? Но не так хотелось бы уехать, чтобы следа не было – не для себя – плевать на «я», которое есть для меня ненавистный предмет в мире, – а для Церкви и дела Божия. Ужели при всех надеждах жизнь так–таки и выйдет бесплодна! Тогда плевать же и на жизнь!.. Что может быть печальней сего слова! Но я не знаю печалей больших тех, которые терзают меня в последнее время!

7/ 19 мая 1884. Понедельник.

Никогда не было так тяжко, как сегодня. Церковь отделится, в Oriental Bank’e девять с половиной тысяч долларов лопнуло. Что за несчастие! Главное – опереться не на кого. Анатолий, точно разобранная хата; притом явно клонит на сторону врагов. Сегодня говорит: «Написать бы в Синоя, чтоб прислали кого рассудить здесь». Это архиерея–то с мятежным попом судить! Да где же это видано? И как это в голову ему взбрело? «Советую им уяснить, чего они хотят», говорит, то есть хочет склонить их и дать им систему. В Синоя на месте подавить мятежников. Хотя куда! Никого я не боюсь, кроме Бога и своей совести, которая во всем за меня. Только вся эта мерзостная история такую боль, такую боль причиняет, что на свет не смотрел бы! Ужели долго это продолжится?

8/20 мая 1884. Вторник.

Никогда ни единым словом не останавливать, как доселе делал, Анатолия от уезда совсем из Японии. Этот человек больше вреден, чем полезен для Миссии: изменился до последней степени, слаб – японцы – враги Церкви, вертят им, и ни слова здравого совета от него, ни искры сочувствия, – гниль и вонь, больше ничего от сего человека; так пусть едет, как сам желает; содействовать уезду – ни на волос, останавливать – тем меньше.

9/21 мая 1884. Среда. Именины.

Вчера сам отслужил всенощную, сегодня обедню – с половины шестого, так что классам не помешало. Певчие пришли почти сначала. Поздравляли ученики, но дал полторы сны только тайгакко. Обедали вчетвером: я, о. Анатолий, о. Георгий и Львовский.

О. Павел Ниицума пишет, что его не приняли в Никкава, Сиозава, Асикага, Сано; в первом месте чуть не побили, во втором – молча не приняли, в третьем – никто, в четвертом – П. Хосооя спрятался. Школа ему! Слава Богу – не унывает.

Тит Хангивара пришел спросить, что все это значит и чему следовать? Он хочет держаться Церкви и потому возмутителям не подчинился, молвя, – если выбирать между Епископом и Савабе, то он на первой стороне. – Значит, где горе, там и утешение. Это, верно, Святитель Николай послал для праздника.

10/22 мая 1884. Четверг.

Письмо окружное о немирцах и удалении от них что–то нейдет с рук. Уж не знак ли, что не нужно, не Воля Божия. Подожду. В самом деле, это было бы резкое разграничение и уже почти раскол.

Анатолий по слабости – мутит; был у Савабе – что вам нужно, мол? Тот с удовольствием принял его желание поговорить с пемирцами и обещал собрать их. Еще бы! Похоже на <…>ра. Впрочем, и Савабе как единственное желание высказывает, чтобы катихизаторская школа была преобразована, и в Тоокео большое место для проповеди открыть, хотя это – старые предметы, обещать, значит уступить. Победу будут праздновать. – Дать волю – сочинять проекты, но, в конце концов, и нельзя будет, хоть вы желали, осуществить, – ибо в окружном письме объявлено, если христиане не станут содержать катихизаторов, то Катихизаторская школа невозможна. Едва ли примут многих катихизаторов на содержание Церквей – стало быть, Катихизаторская школа ныне будет закрыта. – А хотят преобразовать – пусть на свой счет. Посмотрим, далеко ли уедут.

31 мая/12 июня 1884.

Бог сильнее, чем мы думаем, мы слабее, чем мы думаем. Не можем мы изменить человека, а как он сотворен Богом, так и стоит пред Ним; мы разве – жнем, над чем не трудились (Иоанн 4, 38), – и как досадуем, если не захватываем, что думали захватить в горсть! Но справедливо ли! Впустую себя мучаем. Вспомни Хора, Мори и прочих. То же будет и с Яцуки, Я. Ооцуки и прочими. А мы – должны светить, хотя и трудно иногда огонь извлекать из себя. Э-эх! Вообрази толпу везде, во всяком месте и во всякое время, – как ты ничтожен всегда и везде. А пред Богом ты можешь быть всем, или мал; пред людьми же всегда ничтожен. – Из–за чего же возмущаться? Не должно ли ровно идти определенным путем!

3/15 июня 1884. Воскресенье.

Неделя всех Святых.

Твердо пускай будет! Если Павел Савабе искренне не раскается и не даст крепкого слова вперед так не безобразить, то на Соборе – его нет; на службе в будущем году – нет! Гордость и противление не должны ложиться в основу Церкви! Пройдет год–два – Савабе покается! А нет – его воля! Церковь может быть и без него, потому что Церковь не на Савабе, а на Христе!

Выбывших недавно противников на службу ни за что, никак, ни под каким видом не принимать, потому что они с Савабе во главе испорчены протестантством – эти уличные проповеди толпы, давно уже всосавшееся в них – протестантство. Странно, что доселе мне не пришло на мысль – погнать их. Но теперь уж никак не поддаваться на их просьбы – имеющие, конечно, последовать – принять их опять.

Но – олимпийское спокойствие во всем! Иначе – беда будет! Кажется, привык уже к спокойствию, почти истовому бесчувствию, – ужели прорвусь! Бесконечною глупостью и злом было бы?

4/16 июня 1884. Понедельник.

Чего же, однако, сробел. Ведь от меня же все зависит. Эти люди, собравшиеся вокруг меня, ведь все же они имеют свои идеалы, – и все это возложено на тебя же! Э-эх, стыдно терять их; а я почти совсем потерял; и с потерею же духа – все потеряно. Все это волнение кругом ведь именно потому, что представляют тебя слабым. Так сдаться же на все, но что хоть на волне лет. Причина сдаться! Самолюбие – ведь это ветхий человек, которого следовало забыть в России, – не его я привез сюда проповедовать, он контрабандой здесь, – не иметь же его, как сокровище, а расточать и бросать везде, где можно. – Эх, спутаемся, наконец, совсем – чему следовать, что бросать – не разберешь.

11/23 июня 1884. Понедельник.

В речи к собравшимся внизу должно быть следующее: «Я сюда привез не самолюбие проповедывать, а истину Христову. Оскорбите мое самолюбие как угодно, я противиться не буду. Доказательство налицо: я не обиделся, когда ученики пришли ко мне учить меня управлять Церковью, я отвечал им, между тем, как это – неслыханная дерзость! Равно – скажи мне малое дитя что–либо дельное и полезное для Церкви, приму; но – требуйте что–либо, – по–моему, неполезное для Церкви – не приму, – ибо мне вверена Церковь. Можете удалить меня из Японии, можете убить, но пока я здесь Епископ – для пользы Церкви и не подчинюсь никакому насилью».

Для сокращения расходов икон – после Благовещения – остановить производство. Но закрыть ли Хакодатскую школу?

После Собора оставить Нумабе секретарем, но сделать из него еще учителя, то есть читать письма самому под его руководством.

Савабе может также отсутствовать из деятельности Церкви, ибо отсутствуют все, находящиеся в отлучке или же умершие (для Собора).

С Анатолием водиться, что в крапиву ер садиться, – непременно обстреляешься, – хоть и облегчишься в некотором смысле.

12/24 июня 1884. Вторник.

В речи: Я рассердился на шесть катихизаторов? Но как же иначе? Спаситель даже и муци употребил, когда должно, показав этим нам, что есть место для сильной строгости и гнева.

13/25 июня 1884. Среда.

Стараться, как можно, обойтись кротостью с врагами Церкви на Соборе, – и тогда они, несомненно, будут побеждены. Насчет Савабе прямо заявить, что я готов обнять его, лишь бы он «сознался в проступке и пообещался не повторять его», – насчет других – что я не знаю, из–за чего мечутся? Вскую шаташеся!

Ужели эта <…> на дьявола меня победить гневом моим? Господи, помоги, потому что прямо видно – дело дьявола – а с ним мы слабы бороться – Ты, Господи, Сам помоги и укрепи на бронь!

14/26 июня 1884. Четверг.

(К речи, при объяснении внизу). Вы все – мои дети. Смотрите на слова мои не как на отчет пред вами, а как на слова научения вам. Вам было бы худо, если бы я потерял власть и авторитет отца, – тогда вы были бы овцы без пастыря. Но… успокойтесь, я не чувствую себя в положении обвиняемого, а в положении – вразумляющего заблуждших и предупреждающего других от заблуждения.

(Однако же и беспокоит меня еще эта неурядица в Церкви, поднятая, видимо, работой дьявола! Ни о чем другом не думается. Чрез это–то познается сокровище «мира», данное Спасителем).

16/28 июня 1884. Суббота.

Если Савабе будут просить христиане к себе, сказать: «Упросите о. Павла обещаться слушаться вперед Епископа, а также ничего по Церкви не предпринимать без моего ведома, тогда я с охотою соглашусь на вашу просьбу».

Странно: еще нет пятидесяти лет, а считаешь себя каким–то отпетым, совсем бесполезным в жизни, – в тягость себе и другим. Да и не теперь это, а давно уже, еще когда пять лет тому назад был в Петербурге, и прежде того – я ощущал это. Что это? Ужель многие так? Не все же, конечно, – но ужель многие? Или я хуже всех и взаправду, – урод какой–то? Если урод, то значит я не виноват. Если не урод – тоже, – стало натурально человеку чувствовать себя ничтожеством и лишним в мире. Но так ли по совести? Не понимаю! На совести нет ничего особенно преступного, но скверно на душе, – жить не хочется! Что за чепуха! Что за мерзость от жизни? И для чего я родился? Но ведь так и все спросят! Что за ирония! И что за не вылазный круг! Точно белка в колесе!

А все это значит, – что не следует горячиться и по поводу нынешней неурядицы в Церкви, а махнуть рукой и спокойно делать что нужно по обстоятельствам. Сердце же не прикладывать – сердце устранить, иначе непременно выйдет, что рассердишься и напортишь все. Итак – быть бездушным или равнодушным; зевком отвечать на гнев и горяченье с той стороны. – А какие мерзавцы. Школы возмущают, христиан всей Японии хотят смутить! Невольно кровь возмутится при виде этой мерзости. Но укроти меня, Боже!

Анатолий располагает чрез два года проситься в отпуск о совсем отсюда. Не писать о нем – ни слова, ни слова, ни слова – никому; не удерживать ни намеком; пусть уходит, коли хочет; дрянь с рук! Нравственная кляча какая–то. Ужель все славяне таковы? А он – румын, не русский. – Брат его, вероятно, останется по связи с Японией чрез женитьбу; пусть не захочет, не упрашивать ни словом.

Господи, следующие три недели важны – пока Собор окончится! Дай мне, Господи, удержать язык свой от зла! Дай, Господи, не сказать ничего гневного, неблагоразумного, лишнего! Не дай, Господи, подать повод врагам основаться на небе!

Положиться же наконец на Ниицума. Бог, видимо, готовит в нем орудие для себя здесь. Если есть Савабе, Анатолий и прочие, то есть же Ниицума, ревнитель пылкий, самоотверженный.

Да разве Христос обещал нам что–либо другое, кроме Креста в сей жизни! Итак – что же смущаться и робеть! Робеют больше всего моей гневливости. Боже, воздержи меня от нее! А как я слаб сим пороком! Без волнения не могу видеть и говорить с «немирными»; даже ученики Семинарии, вроде Кониси, мутят меня до отвращения – говорить и то волнения – иметь какое дело с ними! – Боже, дай мне равнодушие и хладнокровие!

Всегда доселе больше всего беспокоила и беспокоит меня гневливость моя, – вот самый страшный вред мой и Церкви! Во мне он сидит – этот враг мой и Церкви! Боже, дай мне победить его! Без Божией помощи ничего не могу поделать! Еще и в прошлом году страшил меня сей враг. А ныне, если не воздержаться, что будет? Боже, обереги! Надену на себя образок – чувственно имеющий напоминать от удержания языка от зла и сердце от волнений гнева.

17/29 июня 1884. Воскресенье.

Утром Анна принесла письмо в Женскую школу – возмутительное – от безымянного из теперешних врагов Церкви; советуют бежать из школы, чтобы–де избежать – бляда – кто заявит–де, что хотят скорей замуж. – Экие мерзавцы!

На Соборе в первый день речь: все идет вперед. Только одна Церковь отстала. Причина – священник – дурно управлял катихизаторами, – и не захотел исправить свою ошибку, когда ему Епископ заметил о ней. Так один человек иногда, – расстроившись внутри, может большой вред сделать. Это истинно печальней, чем умереть. Каждый год по причине смерти мы не видели между собою одного из наших сотрудников; теперь тоже не видим; еще больше вреда, чем от смерти. Но будем надеяться, что с Божьей помощью наш больной поправится. А теперь возьмем себе урок – что смирение должно полагать в основание Церкви. Наш брат, быть может, потому, что он древнейший христианин здесь, уклонился от сего правила. – Потому враг и попутал его. Будем помнить страшный пример Иуды и будем слушаться, и тем не отлучать себя от благости Божьей.

На второй день, когда будет уясняемо, кто служит Церкви, прямо сказать, что вот теперь больше десяти катихизаторов нет из прежних – именно по самоволию, потому – пусть дают обещание служить Церкви только те, кто имеет в виду год служить, не уклоняясь на своем месте и прямо исполняя свои обязанности. Лучше теперь отказаться, чем потом уклоняться от службы и смущать других и подвергать себя большему ответу и пред Богом, и пред людьми.