![](/files/books/160/oblozhka-knigi-dnevniki-sv.-nikolaya-yaponskogo.-tom-i-195740.jpg)
Текст книги "Дневники св. Николая Японского. Том ΙI"
Автор книги: Николай (Иван) Святитель Японский (Касаткин)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 44 (всего у книги 71 страниц)
Вот еще горе: вчера явилась Настасья Айно из Енако, бывшая когда–то в Женской школе, вдова, и вернувшаяся как совсем безнадежная для службы Церкви, ибо больна; Зачем? Поговорить о деле с о. Никитой. – Сегодня о. Никита по секрету сообщает мне это дело: оказывается, что она забеременела от катихизатора в Ёнако, Василия Арита; отец ее в негодовании на нее, что она соблазнила только что начинающего катихизатора, и чтобы скрыть это преступление, она и отец с нею отправляются в Кумамото. Горе с этими молодыми катихизаторами – гибнут от женского пола, как мухи!
В полдень покинули мы с о. Никитой Церковь Мацуе, пять ри проехали на пароходике, потом высадились и вот восемь ри сделали по пути к Хиросима. Вечер был чудный – ясный и теплый, дорога отличная; немного таких хороших часов в путешествии, но они вознаграждают за многие трудности в нем.
18/30 мая 1892. Понедельник.
Какея – Ёсида (22 ри дальше).
Целый день были в дороге; погода хорошая, по сторонам работы земледельцев; путешествие, кроме усталости, довольно приятное. Здесь самое время посадки риса в искусственно приготовленные болота – поля; боронят волами; садят рис сообща все, так что на маленькой ниве разом работают волов десяток, ворочаясь в круговую и болтая грязь; притаптыватели густой грязи на дне жидкой – лыжами, а 20–25 посадчиков и посадчиц рисовых кустиков, работающих руками с неимоверною быстротою под так тихой песенки; с меж бросают им пучки зелени. Особенность Сан [?] – прохладный климат; утром и вечером в это время года решительно страдает от холода.
От Мацуе до Хиросима, чрез горы и долины между ними, 46 ри; вчера сделали 13, сегодня 22, на завтра осталось 11. Остановились на ночлег в девять часов. Дом полон был солдатами, идущими домой со службы. Вели, однако, они себя хорошо – ни пьянства, ни песней, ни безобразных криков, и скоро улеглись спать; мы не замедлили последовать за ними.
19/31 мая 1892. Вторник.
Хиросима.
В полдень прибыли в Хиросима, встреченные в предместье города катихизатором Симеоном Такеока. Так как нас ждали, сообразно письму о. Мори, после обеда, то христиане встретить не успели. Проехали лучшую часть города, и, конечно, в захолустье обрели церковный дом, украшенный, впрочем, зеленою оградою пред входом; и такая досада взяла меня на эту несчастную арку в захолустье, что чуть громко не выбранил катихизатора. Час от часу горше – ждали письма из Миссии: по одному, от о. Сергия Страгородского, уволены шесть учеников шестого курса из Семинарии, из коих один из самых умных, – другой – так же очень умный, оба эти – Стефан Камой и Яков Сато – дети только что виденных и обнадеженных мною родителей в Сеноо; это из–за вышеозначенной (на стр. 525) истории четырех учеников (Павел Секи, Иоанн Фуруяма, Иоанн Ямазаки и К. Омура), имевших свидания с ученицами; в конце концов, оказались виновными не они, ибо их проступок, то совсем ничтожный, как по исследовании оказалось, а тех шести (Камой, Сато, Лука Самесима, Гордей Сино и Павел О[?]), которые задумали отмстить им за то, что они во время Рождественских праздников возмутились пьянством и прочим свинством Самесима и К° и донесли на них; сии ныне хотели, в отместку, сделать, чтобы те были исключены из Семинарии; и вот подняли историю и за нею бунт; бунт не могли усмирить ни оба оо. Сергия, ни учителя, ни оо. Павел Сато и Роман Циба – духовники; принуждены были изгнать возмутителей из Семинарии, что, однако, очень жаль; собственно, давно следовало выгнать из Семинарии одного Луку Самесима – злобного и неукротимого в злобе детину; прочие же им отравленные могли быть образумлены увещеваниями, но юны оба оо. Сергия, и плоха наша педагогическая сила! Жаль до слез, а поправить уже нельзя!
Другим письмом секретарь Сергей Нумабе извещает, что Тимофей Саеки, катихизатор в Кокура, испортился поведением и уже прогнан из Кокура. Этому нужно послать отставку, пока еще больше не скомпрометировал Церковь и окончательно не испортился. Кто взялся за рало и осматривается назад, тот не управляет в Царствие Божие, – святая истина. Этот Саеки из тех, что в запрошлом году бросили Семинарию, после семи лет воспитания и платы на них, чтобы уйти на мирские дела и выгоды; двое вернулись на церковную службу, но уже после испытанных неудач в мире и не зная куда деваться: нет на таковых, как видно, благословения Божия; один вот ныне должен быть уволен, другой – Фома Такеока – близок к тому по совершенному бесплодию его службы; прочие тоже просятся на церковную службу, но уже получают отказ.
Часам к трем собралось человек десять христиан и христианок; отслужена была лития; сказано поучение, потом по метрике усмотрено состояние Церкви: отчаянное! Крещены по метрике 126; но христианами можно считать разве 43; прочие или по бедности ушли в другие места промышлять пищу, или бросили веру; есть ушедшие в инославие, есть даже – в буддизм. Такова–то проповедь неумелая и скороспелая! Здесь тоже (после малого начала – двенадцать лет назад) проповедовал сначала Лука Кадзима, потом в помощь ему прислан Василий Мацуга; крещения иногда были разом – огромного числа; и все это ныне исчезло; значит – не умели научить, или спешили выставить число – несчастная метода! Вообще, Хиросима – еще плохое поле для проповеди. – Сколько отсюда были в Семинарии в Катихизаторской школе, и ни одного ныне на службе! Только трата денег на них – все или оказались негодными, даже негодяями, или померли, – Моисей Мацумото, два года ничего не делавши, отзываясь болезнью, а бывший на содержании Церкви, как катихизатор, – после всех этих благодеяний бросил православие и ушел в католичество – и там, впрочем, оказавшись потом негодяем; Прокопий Ода, вышедший в катихизаторы из школы в Коодзимаци, прямо открыл проповедь – против христианства в пользу буддизма, состоя в тоже время на содержании Церкви, как катихизатор (пока узнана его измена). Лучший здесь христианин теперь Гедеон Токеотани (брат бывшего в Семинарии глупца Михайла), да и тот – начальник местных соеси (безобразничающей ныне в Японии молодежи). А еще просят другого катихизатора, ибо–де город большой (больше восьмидесяти тысяч жителей). Где же взять его? Да и на что? Просят другую квартиру в городе для проповеди; могли бы сами нанимать – небедные есть между ними; но клянчат на миссийский счет, нечего делать – обещал давать ен по двенадцать в месяц.
Дети оказались знающими молитву Господню, но и только. – Жена катихизатора Вера, урожденная–де Якагава, воспитывавшаяся в Миссийской школе, хорошо заправляет здесь церковным пением – спасибо и за это!
Вечером, в семь часов, была вечерня; поучение – о служении женщин Спасителю, потом Церкви; затем происходило женское собрание, – но совсем как будто экзамен в школе; катихизатор вызывал, заставляя прочитывать несколько стихов из Евангелия и объяснять, что делалось весьма плохо. Я предложил учредить Фудзин– Симбокквай – с самостоятельным женским говореньем, как в других Церквах. Согласились, и с третьего воскресенья шестого месяца откроется, избраны и говорящие. Собрание кончилось опять поучением, и затем угощение всех чаем. В двенадцатом часу ночи пришел служащий в здешнем полку, недавно взятый из Семинарии Николай Ковака, родом из Сеноо; привел и товарища, которому объясняет вероучение; дисциплина совсем выровняла мальца; в Семинарии был довольно груб – теперь кается в этом, о чем просил сказать гувернеру П. Исикава; не показывал благочестия; теперь усердно учит товарищей христианству; обещался прислать ему вероучительных книг – на русском и японском.
20 мая/1 июня 1892. Среда.
Хиросима.
Утром крещение одного офицера, старухи и младенца – дочери катихизатора, потом обедница, за которой приобщены крещенные запасными дарами, – панихида по умершим в здешней Церкви. Поучение было о Таинстве Крещения, Причащения и прочее. По окончании службы в одиннадцатом часу отправились посетить христиан – были в девяти домах; бедных нашли два дома, прочие люди состоятельные, но плохие христиане и жертвователи на Церковь.
По возвращении, при помощи о. Никиты написаны письма, касающиеся отрешения от должности надурившегося в поведении катихизатора в Кокура, Тимофея Саеки, также написано в Миссию, секретарю Нумабе, чтобы содержание к южным катихизаторам и священникам было разослано за седьмой и восьмой месяцы, ибо Собор в Оосака будет отложен, по невозможности посетить все Церкви до Собора, если производить его в обычное время, с 11–го числа седьмого месяца.
Вечером, с восьми часов, была проповедь для язычников; был целый день дождь, вечером тоже, поэтому слушателей собралось с нашими христианами и протестантами только человек пятьдесят. Сначала говорил катихизатор Симеон Такаока; говорит выкрикивая, и неумно, повторяется; я думал, что он лучше может. Я сказал обычную начальную проповедь язычникам: некоторые слушали очень внимательно; по окончании долго еще не расходились – знак, что слушали с охотою и готовы были бы больше слушать. – Представился потом методистский здешний проповедник, из кончивших курс в методистской школе в Токио на Цукидзи; говорил он, что у них здесь человек сто христиан; крещено втрое больше, но охладевают или расходятся по другим местам; сетовал на охлаждение язычников к слушанию проповеди; что неудивительно: протестантских проповедников такое количество везде, что они не могли не набить оскомину и не отнять охоты от слушания; одних японских проповедников у одних методистов только человек сто, по словам его же, а у всех сект счесть, да еще прибавить пятьсот иностранцев!
21 мая/2 июня 1892. Четверг.
Хиросима – Компира.
Утром, в семь часов, братия и сестры проводили до загородней, в один ри, пристани, откуда отходит пароход в Сикоку, где ныне предстоит осмотреть Церкви в Токусима и Вакимаци. Подивиться можно предприимчивости и деятельности японцев: десять лет тому назад, будучи здесь, я ехал с милю на шлюпке, чтобы доплыть до парохода, стоявшего на глубоком месте; теперь все это огромнейшее пространство мелкого морского прибрежья обращено в отличнейшее поле; построен вал – каменный к морю, земляной к полю, которым охвачено водное пространство под поле; из города проведена до пристани среди поля отличная дорога, тоже вал; при море оставлено, заключенное со всех сторон в правильно очерченные берега, озеро соленой воды для разведения рыбы; под дома сделана прочно утрамбованная насыпь, – устроена пристань, к которой прямо становятся пароходы для принятия пассажиров и груза. Все это – дело общества здешних сизоку (дворян), которые, разумеется, не могли иметь собственных средств, достаточных для такого большого предприятия; но им помогло Правительство, ссудившее им до восьмисот тысяч ен на это. Нужно сказать, однако, что проведение железной дороги, уже близкой ныне к Хиросима, значительно уронит важность этой пристани, и затраты едва ли будут вознаграждены; останутся только поля, всегда ценные.
В восемь с половиною часов, окончательно распростившись с провожавшими братиями, снялись с якоря, и ныне плывем, во время какого акта и пишется сие под содрогание парохода от действия винта.
Сегодня утром, во время умывания, пришла крепкая мысль непременно вернуть вышеозначенных исключенных учеников Семинарии (см. 527 стр.), кроме Луки Самесима, которого злобный характер едва ли можно исправить, а с таким характером он для церковной службы совсем негоден. Вероятней, родители Стефана Камой и Якова Сато будут сетовать на исключение их детей; я сказал о. Никите, чтобы он тогда посоветовал им послать ко мне письма с просьбой принять опять их в Семинарию; с письмами должны прийти прошения учеников о прощении им их вины – вражды к товарищам и возмущении учеников – и о позволении им вернуться в Семинарию; все это должно быть сопровождено засвидетельствованием о. Никиты, что раскаяние учеников искренне, и просьбою его также простить их и принять; тогда ученики будут извещены, что они прощаются и могут вернуться продолжать учение. Прошения должны быть личные и о себе только; никак нельзя допустить коллективной просьбы, ибо тогда нужно было бы и Самесима принять, а это значило бы опять паршивую овцу впустить в стадо; его–то ни в коем случае нельзя принять! Других троих тоже можно опять принять, ибо они больше по глупости, чем по злобе попались. Но все это может быть только под условием, если сами ученики и их родители станут просить; быть может, они уже повернули или повернут на мирскую дорогу, тогда и Господь с ними! Все это объяснено и о. Никите Мори, который, по возвращении в Окаяма, разумеется, не замедлит увидеться с отцом Стефана Камой и матерью Якова Сато, живущими в Сеноо, так близко от Окаяма.
В шесть часов мы с о. Никитой высадились в Тадоцу, на Сикоку, чтобы следовать сухим путем чрез провинцию Сануки, в Вакимаци. Напившись чаю в Тадоцу, ибо запоздали к шестичасовому поезду, в семь часов по чугунке отправились в Компира, три ри от Тадоцу. В селении Компира, в горе – знаменитый храм Компира, под именем которого обожаются – внук богини солнца и несчастный Сютоку– Тенноо, хотевший, как Микадо, править Японией, но не добившийся этого, а напротив, всю жизнь преследуемый за это желание и умерший в ссылке в Сануке, поклявшись перед смертью возродиться в дьявола, чтобы мучить людей за те мучения, которые сам вытерпел от людей. За это–то благочестивое желание устрашенья люди и обоготворили его. Храм прежде принадлежал бонзам, теперь синтуистский. Вечером мы прибыли в селение; в лавках блистали, точно иконы, резные и позолоченные створы с изображением храма и языком позади для освященной бумаги с именем бога, получаемой в храме богомольцами. Заинтересовавшись этими образами, я прошел по улице, чтобы ближе взглянуть на сей товар, – купил книжку и изображение Компира, молитвенник, фотографии и прочие мелочи сего рода. До кумирни, до которой в гору нужно было взбираться восемь чё, не стоило идти – все они на один манер, уж очень известный. Вернувшись, мы с о. Никитой попросили в гостинице поместить нас не в комнате на улице, где очень было шумно, а где–нибудь в тихой комнате; нас перевели в ча–ма, в отдельное здание в цветнике, за домом; но, увы! Мы выгадали мало: зазвенели самисены как раз против нас в этом конце гостинице; какие–то молодые люди собрались кутить. Впрочем, после усталости и ванны мы скоро заснули и под сию музыку. Вообще, это место Компира отличается развратом, и многие богомольцы, уходя из дома нравственно сохраненными, возвращаются отсюда развращенными; так что в Японии пословица образовалась: «Кавай мускоо Компира ни яруна» – малого сынка не посылай к Компира. – Много также здесь нищих и прокаженных, стекающихся сюда за милостынею от богомольцев.
22 мая/3 июня 1892. Пятница.
Вакимаци.
Отправившись из Компира в шестом часу утра чрез горы, мы прибыли в Вакимаци в третьем часу пополудни; всего сделали 14 ри. Так как прежде думали прибыть сюда из Токусима, то ныне явились неожиданно. Поместились в церковном доме, где ныне и пишется сие. Христианам посланы уведомления о моем прибытии, и назначено восемь часов вечера для Вечерни, к которой и ожидаются все; пользуясь временем, между тем, я расспросил катихизатора Симеона Огава и пришедшего сицудзи Александра Тозаки (военного чиновника) о состоянии Церкви.
По метрике крещеных здесь 59; из них 19 в отлучке в разных местах, 40 здесь; из них 23 в Вакимаци, прочие в деревне Соеяма, один ри от города. Христианских домов всех: семь в Вакимаци, восемь в Соеяма.
Церковь эту основал здешний катихизатор Симеон Огава; от начала до сих пор он один здесь проповедовал – с 1888 года – и все им наученные. Утешительно то, что охладевших, тем более бросивших христианство или перешедших в другие веры, из христиан здесь нет; только одна женщина, жена язычника, почти не ходит в Церковь, да есть еще одно несчастное семейство, глава которого, бывший чиновник, за плутню касательно казенных денег, ныне в тюрьме; жена его с семьей, стыдясь сего, тоже почти совсем не показывается между христианами.
Слушателей учения и ныне у Семена, по его словам, человек 35; по отзыву о. Никиты, он человек трудящийся усердно. Посмотрим ныне после богослужения, каковы его верующие…
Верующие собрались довольно аккуратно, к восьми часам вечера, когда и начата была вечерня. Но что это за пение? Женщины и дети, человек семь, держат ноты и поют – Бог весть что! Какой–то особенный, своеобразный напев, в котором только изредка можно уловить мотивы настоящего нотного пения; и неудивительно, когда никого не было до сих пор здесь поучить пению, катихизатор же, как сам неучившийся, да и не в тоокейской школе воспитывавшийся, а вышедший из местных помощников катихизатора, присланного из Токио, потому и по слуху не знающий, что такое нотное пение, очевидно, не мог научить. После службы и проповеди, я советовал христианину Иоанну Огата послать свою дочь, пятнадцати лет, в Женскую школу, в Токио, месяца на два – три перенять пение, или они должны призвать учителя из Токио. – Советовал христианам завести здесь «кейтей–но симбокквай», наподобие устраиваемых везде христианками, то есть раз в месяц, в воскресенье – чтобы сами христиане приготовляли «кооги» – один толкование места из Священного Писания, другой жизнь Святого, третий что–либо из Священной Истории и прочее. Согласились; выбрали из себя троих для приготовления «кооги» к третьему воскресенью сего месяца. Такого рода симбокквай не мешают иметь и другого рода определенные собрания, например, «ринкоо» и подобные. Только эти последние, обыкновенно, по Церквам охотно заводятся и скоро же лопаются, как пузыри, или от частого повторения их, например, каждую неделю, или от пустоты и бесполезности; вышеозначенные же месячные, наверно, будут прочней. Нужно вперед советовать заведения этих симбокквай христианам и в других Церквах.
Затем последовало женское собрание, бывающее здесь в третьи числа; сегодня же 8–е июня. Но, вероятно, потому что собрания так часты, они и не производятся как должно: было пять христианок, – все говорили или читали Священное Писание; одна даже сочинила целую проповедь, и преумную; но сами говорили, были и единственными своими слушательницами; очевидно, и для них интереса мало трудиться много, готовиться к собранию, оттого некоторые читали по книге – «Доотокуно кангами», или «Новый Завет», совсем неподготовленными; даже проповедница, потрудившись написать свою проповедь, не была заинтересована должным ее произношеньем и по тетрадке прескучно везла ее. Чтобы вышла настоящая польза от сих собраний, и здесь нужно посоветовать обратить их в месячные и придать им устройство такое, как в других Церквах; но это отложено до завтра, ибо сегодня было уже одиннадцать часов, и все довольно устали. Христиане вместо того, чтобы послушать, что христианки будут говорить на свои симбокквай, ушли в комнату катихизатора и проболтали там все время. Когда я пришел к ним, усталый и полусонный, они все еще продолжали сидеть и болтать, что показано неудобство остановки там, где нельзя иметь отдельной комнаты; когда все наконец разошлись в двенадцать часов, – вновь пожаловал один – с визитом в этот столь удобный для того час, и не христианин, а только намеревающийся быть оным – бесцеремонность и недогадливость по другим чисто японская!
23 мая/4 июня 1892. Суббота.
Вакимаци.
Утром с семи часов должна была начаться служба, ждали до восьми, собралось человек шесть; отслужили обедницу; сказано краткое поучение. Потом отправились посещать христиан; до полдня восемь домов посетили в Вакимаци; бедных христиан нет; служащие чиновники все люди, чисто и достаточно живущие; Иоанн же Огата, из местных дворян, ныне занимающийся земледелием, настоящий богач; сын его, восемь лет тому назад послан им в Америку на воспитание; в нынешнем году ждет возвращения сына; здесь же в семье у него две дочери, отроковицы. Советовал очень и ему озаботиться покупкой земли и постройкой церковного дома; по расчету, сделанному здесь же у него в доме, на то и другое нужно не более четырех сотен ен; я обещал иконы, которые все для Церкви могут стоить не меньше ста ен; дом у него построенный из вывозного с Киусиу лесу – в двух больших комнатах нигде в дереве нельзя было найти ни одного сучка; для Церкви ладен был бы и здешний лес, роскоши не нужно; но будут ли мои увещания иметь пользу, Бог весть; Господь знает, как выбить у этих японских верующих предвзятую мысль, что все должна делать для них Русская Церковь! Ведь вот и здесь, даже деньги на наем дома идут из Миссии, и сами сто раз могли бы платить за наем еще лучшего дома, чем нынешний церковный, и ни малейшего стыда, что являются какими–то нищими, ни малейшего чувства обязательства пред Богом и Церковью! Пусть бы не знали, так ведь толкуется им до того, что самому совестно становится – все клянчишь и клянчишь! Сегодня, например, как, по–видимому, убедительно говорил этому седому Огата – и от Слова Божия и от разума, что жертвовать для Бога значит давать в долг Богу и готовить себе на небе вечное вознаграждение! Куда? Смотрит благодушно и с улыбкой, даже соглашается, но тут же бы показать движение душевное в направлении увещания – ничуть и никогда нигде, кажется! Несчастные эти сжавшиеся и сморщившиеся души, даже свежее обновление их духом благодати, который все же сколько–нибудь входит в их души, – не в состоянии расширить и сыграть, оживить их! Труднейший вопрос, этот денежный вопрос – все держится на великодушной русской помощи; отними Россия руку, не рухнет ли все в пропасть ничтожества? Невеселые эти мысли, а от них никогда не отделаться. – После обеда посетили, в одно ри, деревню Соеяма, где восемь домов христиан, – тоже все зажиточные, тоже могли бы жертвовать на Церковь: мужики все основательные и солидные, – у некоторых же дома совсем барские. В каждом доме говорил что–нибудь в поучение; в одном говорил очень с душой, обратясь к хозяйкам, еще язычницам, – слушали, улыбаясь, поддакивали, в конце спросил: «Поняли ли?» – «Нет, не поняли», – отвечают также с улыбкой; поди тут говори бабам, не зная местного наречия! Ведь в захолустьях множество слов и оборотов речи местных, которые нужно знать и употреблять, чтобы быть понятным; например, здесь нужно сказать не «кередомо», а «кендо», и прочее подобное.
Вечером, с шести часов, отслужили всенощную; образ украшен большой гирляндой из роз. Пение – очень понравилось; совсем оригинальное; стоят по стене шесть певиц, каждая держит в руках развернутую книгу обихода, несколько певиц и один маленький певец стоят еще глаголем к тому ряду, без книг, должно быть не хвативших для них, но заглядывают в ноты также – и все хорошо поют во всем не так, как в нотах – даже и узнать напева нельзя; напев вышел вполне новый, несколько грустный; но все так хорошо спелись, что ни одного повышения или понижения не делают врозь – все голоса постоянно звучат самым правильным унисоном; оттого и выходит пение очень странным, даже трогающим внушающим молитвенный дух; слушая его, у меня родилось колебание – нужно ли слать сюда учителя, не лучше ли оставить так? Пусть образуется своеобразный напев – зачем заковывать пение в одну форму!
Итак, не буду настаивать: пришлют они сами кого в Токио поучиться правильному пению – ладно; или попросят учителя из Миссии – дадим, нет – пусть остаются при своем оригинальном напеве.
После службы, с восьми часов, должна была начаться проповедь для язычников; началась с половины девятого; сначала говорил катихизатор Симеон Огава – говорил бойко и неглупо; только примеры очень разводит, так что мысль теряется, о чем говорит; говорил на тему «Не здоровые требуют врача, а больные», – и выходило объяснение телесных болезней и подобное; это называется «нагано хети Дании». Слушателей собралось, с мальцами, пробивающимися всегда вперед и засыпающими или уходящими во время проповеди, человек 60–70; серьезно слушающих язычников было человек двадцать; я говорил обычную начальную язычникам; в конце еще о том, что христианство необходимо для благосостояния и прочности японского государства, а не наоборот – не вредит оно государству, как многие ныне зря болтают. Продолжалось все до половины двенадцатого.
Катихизатор Семен Огава, к сожалению, мало учен; это особенно бросалось в глаза ныне при богослужениях, утреннем и вечернем; о. Никита указал ему читать на часах на шестипсалмии псалмы, доселе не читанные им, и Семен едва плел по книге – Псалтыри; на шестипсалмии нужно было сказать о. Никите: «Говори ектению», чтобы прервать мычанье и заиканье Семена на каждой строке. Впрочем для сего места Семен должен быть совсем достаточен, ибо основал Церковь, и благодать Божия, видимо, помогает ему. В подряснике, с преогромной тростью в руках и огромными темными очками на щеках вместо глаз, которыми он до сердитости солидно смотрит выше очков – он положительно живописен.
24 мая/5 июня 1892. Воскресенье.
Праздник Сошествия Святого Духа.
Вакимаци – Токусима.
С половины девятого – обедница и проповедь о Сошествии Святого Духа и христианской ревности – огня, возжигаемом в душе сошедшим в виде огненных языков Святым духом. Приложение к христианам – резкое убеждение, чтобы они 1) соблюдали воскресный день, 2) жертвовали на покупку земли под Церковь и постройку Церкви; они, будучи зажиточными или даже богатыми, до сих пор, как нищие, побираются от русских братий; даже за катихизаторскую квартиру и церковный дом платят за них русские, как им не совестно! И так далее. Посмотрим, выйдет ли прок из такого резкого обличения. Потом собрались все в доме Иоанна Огата, чтобы снять фотографическую группу; отсюда мы с о. Никитой прямо отправились в путь, провожаемые под дождь большинством братий и сестер в тележках до реки.
В Токусима прибыли в шестом часу вечера (12 ри от Вакимаци). Катихизатор Гавриил Ицикава с одним сицудзи встретили за милю; в доме церковном собраны были, кажется, все наличные здешние христиане. Переодевшись, отслужили всенощную, потом сказано поучение; по метрике исследована Церковь; состояние невеселое: 130 крещено; из них 16 померло, 28 – в разных других местах; о многих из сих прямо известно, что потеряли христианское чувство; восемь – неизвестно где ныне; 31 охладевших – здесь, из них человек 12 даже «дзёмей», то есть потребовавших вычеркнуть их из церковного списка; это было, когда здесь катихизатор Хацисука перессорился с другим катихизатором, стариком Дамианом Камей, и произошло разделение и смущение между христианами. Несчастные охладевшие совсем заброшены; этот беспечный катихизатор Ицикава почти всех их и в глаза не видал; даже из наученных им и крещеных недавно двое уже успели выступить в этот разряд. Сделано наставление, чтобы он постарался собрать сих заблудших овец Христовых; но мало надежды на него.
Итак ныне, за выключением итога означенных 83, остаются в Церкви только 47 душ с детьми. – Сицудзи два; есть и гиюу, да что в них проку! Собирают деньги на постройку Церкви – и уже собрали немного больше одной ены! Христиане каждое второе воскресенье в месяц имеют собрание «Синва–квай», и нем присутствует до четырех – пяти человек! – Правда, к богослужению, если катихизатор говорит правду, собирается довольно много, сравнительно с некоторыми другими Церквами, именно в субботу средним числом 19, в воскресенье 22–25. Поют очень хорошо и большим хором; прежде пели совсем зря, как и в Вакимаци, по словам о. Никиты; ныне почти совсем правильное нотное пение; научила Надежда Какехаси, жена катихизатора, дочь о. Матфея Кангета, живя здесь последнее время с матерью мужа. Так–то полезна Женская школа для Церкви!
Так как христианки здесь до сих пор не имеют фудзин симбокквай, то убеждал их завести, рассказал о служении святых жен Христу, Апостолам и дальше Церкви; решили тотчас же завести, и завтра будут избраны говорящие на первое собрание, имеющее состояться в третье воскресенье сего месяца.
Сюда пришли два письма о. Сергия Глебова с описанием беспорядка в Семинарии и новым извещением, что весь второй курс просится вон из школы – из–за того, что преподаватели и духовники не присудили четырех учеников, на которых они жаловались, к исключению. Возмутительная наглость учеников! Дети ходят сделаться отцами, а отцов обратить в детей, себе послушных! Решил написать о. Сергию, чтобы уволил всех, если не послушаются вразумления.
25 мая/6 июня 1892. Понедельник.
Святая Троица.
Токусима.
С десяти часов обедница, поучение, отпевание и вместе панихида, то есть – на ектениях, после двоих вновь умерших поминали и прежде отпетых – поучение, преимущественно направленное к присутствовавшим язычникам, родным покойника, – За обедницей приобщены запасными дарами новокрещенные сегодня утром шесть человек. – С крещением, начавшимся в семь часов, богослужение сегодня продолжилось до одного часу пополудни. Христиан, особенно христианок, было довольно много. С третьего часа начали посещение домов христиан и кончили в седьмом часу – всего посещено домов четырнадцать; христиане наполовину – служащие чиновники, особенно бедных видели дома два. – Отсюда, из Токусима, имеются ныне на службе пять катихизаторов: Лука и Даниил Хирока, дети многосемейного чиновника здесь, Симеон Огава, Петр Какехаси, женатый на Надежде, дочери о. Матфея Кагета, ныне живущей здесь для попечения о матери мужа и брате–идиоте; у бедной, кроме печали о разлуке с мужем, ныне еще большая печаль: недавно единственный ее ребенок помер; Петр Такеици, сын протестанта епископальной секты, здесь держащегося, однако, протестантства, по–видимому, только из–за жалованья: ему платят сколь–то за то, что дает у себя место для проповеди и молитвенных собраний; тут же стоят скамейки, в месте грязнейшем, производящем впечатление дрянненькой маленькой школы; на вопрос: «Сколько здесь вашей секты?» – «Восемьдесят человек», – говорит старик – «Сколько собираются молиться?» – «Шестьдесят», – отвечает. «Все врет», – говорили потом наши христиане, соседи, знающие положение дела, – «Наполовину или больше преувеличивает». Старик – сына своего, ныне нашего катихизатора, отпустил в православие, жену тоже, детей, – а их у него шесть человек, кроме старшего, всех крестил в православие; сегодня крестились дочь и маленький сын. Живет здесь еще жена помершего нашего катихизатора Павла Накакоодзи, у родных своих; просили помочь ей, пока выйдет замуж – дал по две ены в месяц, ибо муж много послужил Церкви: Церковь в Сеноо, например, дело его усердия, хотя он почти все время там лежал в параличе, проповедуя или лежа, или приподнятый до сидячего положения; его и прах там покоится; сын же в Токио и будет воспитан Церковью.