Текст книги "Тайна Черного дома"

Автор книги: Николай Иванов

Соавторы: Сергей Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

– Не могу! Не могу! Нету-у! – кричал он исступленно, безумно.

– Продолжай, продолжай! – проговорил Сивый нетерпеливо. – Сейчас он колонется!

Узкоглазый кивнул и усмехнулся. И тогда неожиданный приступ необузданной и отчаянной злобы превратил Букова как бы в кусок упругого металла. Он давно уже придумал этот удар и мысленно прорепетировал его. Резко, как можно более резко откинуться назад, а ногами, которые соответственно поднялись – с ужасающей силой в челюсть этому скоту, в подбородок!

И уже падая, ударяясь головой обо что-то металлическое, Буков пожалел о том, что сделал. «Зря это я. Теперь не простят…»

Когда очнулся, голова и шея его страшно болели. И жуткая боль жгла всю его челюсть, рот. Он провел языком по деснам и страх сдавил его сердце: во рту у него почти не осталось зубов. С трудом он повел глазами в сторону и убедился, что Узкоглазого в каюте не было…

– Дай сюда пистолет! – приказал кому-то Сивый.

– Ты что, услышат!.. – ответил кто-то позади Букова.

– Ну так накрути набалдашник!

– Он же ничего не чувствует…

– Выстрелю в ляжку, сразу очухается. От боли…

«Если они выстрелят, тогда уже невозможно будет меня отпустить, – подумал Буков, – придется мочить до конца…» и закричал:

– Не-е-ет!

Но получилось лишь какое-то невнятное сипение. Он напрягся, и боль пронзила его правую руку. По-видимому, она была сломана, перебита…

– Во симулянт! Сука… – сказал кто-то рядом. Буков не мог рассмотреть говорящего своими глазами, которые превратились в совсем узкие и липкие щелочки.

– Не бей! – придержал Сивый кого-то и наклонился к Букову. – Теперь говори, падла! Плесни ему в рожу водички…

– В тряпку завернуто, прямо под порогом. – с трудом выговорил Буков. Из набухших глаз его потекли слезы, а из носу кровь.

– Адрес какой? Адрес! Да не бей ты его, погоди…

К ужасу своему, Буков не мог вспомнить адрес.

Сивый щекотнул его прутиком по носу.

И тут же по всему лицу Букова – от сломанного носа вглубь, в мозг, побежали раскаленные иглы. Он как будто закричал, но голоса своего уже не слышал, потому что потерял сознание. Очнулся, когда на голову ему стали лить холодную воду.

– Вспомнил адрес?..

– Черноморская, двенадцать…

Надо было еще догадаться, что он выдал своим искалеченным ртом с распухшим, исколотым остатками зубов языком. Но мучители его догадались, для верности переспросили адрес, он кивнул. И понял, что по крайней мере на полчаса его оставят в покое.

– Быстро туда! – приказал Сивый кому-то. – Я отойду к мысу пока, потом ко мне на катере подскочите…

– Есть, кэп!

И эти разговоры, и эти пытки были для них всего лишь игрой, кадрами из фильмов, которые они уже который год смотрели в изобилии и в которых как бы принимали участие.

Буков остался в каюте один. О том, чтобы освободиться, он уже не думал. Это в телесериалах освобождаются, а когда у тебя руки и ноги намертво стянуты проволокой, когда из тебя почти выбита жизнь… Да он уже и не хотел бежать. Болела каждая клетка его тела и горела огнем. К счастью, он знал, как избавиться от этой боли. Надо просто натравить на нее свою огромную усталость. Он знал, что сможет на какое-то время отключиться, потому что усталость была сильнее, чем боль.

Сколько он проспал, неизвестно. Наверное, не больше пяти или десяти минут.

– Эй, вонючий! Что у тебя там лежит, под порогом? – Буков слышал, как Сивый усмехнулся. – Говори! Я же должен своих людей проверить.

Буков начал говорить. Давалось это ему трудно, из глаз текли слезы, изо рта слюни, сукровица. Сивый плеснул в лицо ему ковш воды.

– А ты откуда взял это все, падла? Клад, что ли, надыбал?..

– Это не мое! – Буков говорил быстро, глотая слова. – Я не виноват… я ограбил двоих… Никифоров и Лучков____.

– Кто такие?

– Из Москвы… сейчас в Коктебеле. Улица Наливайко, семь…

– Они клад нашли?

– Да. Я следил за ними…

– Клево! Ты мне дал крутую информацию, вонючий. Даже не ожидал…

Он побежал вверх по трапу, а Буков снова стал куда-то проваливаться, в глазах начало темнеть.

Очнулся Буков от жгучей боли. Какие-то парни, взяв его за шиворот, натужно волокли к трапу. Он закричал, стыдясь своего крика и не имея сил его удержать. Ему ничего сейчас уже не было страшно, он только хотел, чтобы прекратилась боль. Парни остановились.

– Волоки-волоки! – торопил их Сивый. – На палубу…

Буков продолжал по-звериному выть, а его тянули и тянули за шиворот и за сломанную руку, перетаскивая со ступеньки на ступеньку на боку с перебитыми ребрами. Наконец бросили на палубе, и это явилось для него большим облегчением. Он даже смог заметить, что начало смеркаться. Черное море в эти минуты было идеально гладким, и где-то в стороне, куда Буков не мог дотянуться взглядом, тонули в водяной глади остатки заката.

– Слышь, вонючий! Ты был прав, пацаны принесли все, о чем ты сказал. Они меня уважают.

Буков чувствовал, что к его ногам прикручивают проволокой что-то тяжелое.

– Но отпустить тебя все равно нельзя, – продолжал Сивый. – Ментовка тебя с ходу раскрутит, откуда, мол, такой взялся, полудохлый. И ты моего товарища ударил, падла! Он до сих пор в себя никак не придет, его еще никто не бил…

Буков понял, что его сейчас убьют. И он подумал, может быть, это страшный сон, какие бывают и не раз в жизни каждого человека.

– Прощай, вонючий! Не взыщи, крабы доделают остальное…

Сейчас был такой момент, что он снова мог бы двинуть ногами кого-то в челюсть. Но он боялся, что вслед за этим его снова будут жестоко мучить. «Я хочу, чтобы скорее все кончилось… – проплыло в его мозгу. – Может быть, все-таки это сон…»

Однако ударить он все равно никого не смог бы. К ногам его был привязан кусок рельса. К тому же, когда его били ногами, повредили позвоночник и нижняя часть туловища у неге больше не работала.

Может быть, кто-то и думает, что стать утопленником – легкая смерть. Нет. Она мучительна. А Буков, надо сказать, был достаточно мужественным человеком и не умер сразу же от страха, от разрыва сердца, изведав свою погибель до самого конца. А уйдя по колено в донный ил, с лопающимися от удушья сосудами, он лишь заплакал о себе, поскольку не умел молиться. Но ведь и слез под водой как бы не существует.

Глава десятая. ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ

Они пока еще не знали, что надо делать.

– А давай просто отдыхать! – предложил Лука.

Никифоров раздумчиво смотрел на воду, пересыпая из ладони в ладонь песок. Море плескалось и ластилось к ногам, женщины их были на седьмом небе, когда они вернулись живыми и невредимыми. Ведь им никто не рассказывал про убийцу Иту и про похищенный из дома клад.

– А чего ты, Петрович, в самом деле такой хмурый? Как московская погода осенью… – Лука улыбнулся. – У тебя отпуск ведь только начался. Я правильно говорю?

– Говоришь ты правильно. И я тебе отвечу так. Если это не вранье, что оно пахнет, давай на денек вернемся в Коктебель. Давай понюхаем, у какой падлы наше золото прячется!.. Жалко ведь до ужаса, Лукаш…

– Ты скажи спасибо, – усмехнулся Лука, – что они нам доллары оставили!

– Спасибо…

– Нет, ты скажи, у тебя отпуск?

– Он.

– Тогда все!

– Ладно. Давай тогда о другом… – Лейтенант бросил в воду камень. – А тот, из черного дома… Артист Турукин? Ты о нем забыл?..

– Не совсем. Но думаю, я прощен или, вернее, оставлен в покое, так сказать, за давностью.

– Как это?

– Он ведь чего боялся, паскудный Турукин, что я на него в милицию настучу. А прошло уже три недели, и милиция его не беспокоит. Лично же я вреда ему принести не могу – наверняка он так считает! По его понятиям, я трус и тряпка…

– Н-да… – Никифоров покачал головой. – Логично, самоубийца, логично. Ну, а элементарную месть ты не принимаешь во внимание?

– Да кому это надо, Петрович! Была бы, конечно, хорошая возможность, он бы меня не упустил. Но специально охотиться, как в кино про мафию…

– Я смотрю, ты очень умный стал последнее время.

– Постигаю криминальную психологию. Лука задумался. По правде говоря, был у него должок, был. Перед Рауфом, невольным убийцей. Спасу его, подумал он, а потом сам пусть разбирается со своей жизнью, со своей совестью… Но как спасти Рауфа, он пока не знал.

В такой вот полемике, в относительном покое они и прожили двое суток. На том покой их и кончился. События с нетерпением искали Лучкова и Никифорова. И нашли…

Они только что вернулись с пляжа и собирались облиться в хозяйском душе пресной водой. А на столе их ждала аппетитная окрошка со свежей сметаной.

Никифоров и Лука одновременно услышали женский вскрик, прозвучавший негромко, сдавленным писком. И обернулись – скорее удивленно, чем в тревоге.

Наталью и Нинель держали за волосы два здоровых парня. К шеям бледных женщин были прижаты лезвия опасных бритв. Третий из этой компании стоял чуть в стороне с пистолетом наизготовку.

Никифоров поймал Луку за локоть.

– Не двигайся…

– Э, мужики! – проговорил тот, что с револьвером. – Просто надо поговорить и никаких проблем. Честно!

«До чего же тупая рожа! – подумал про говорившего амбала Лука. – Почему именно такого остолопа они выбрали себе в командиры?..»

– Женщин отпусти, тогда, возможно, получится разговор! – ответил Никифоров спокойно, будто они сидели за картами.

– Не-е, командир! Нас не так много, а вы, говорят, мужики крутые. Сделаем так! Бабы едут в первой машине. Я и вы двое – во второй. У нас переговорник с собой, слышимость что надо. И если вы мне какую бяку делаете – им конец!

Он бы мог объяснить все и короче. Но люди его возраста, в сущности пацаны еще, слишком любят чувствовать себя хозяевами положения, слишком любят красоваться. Время его трепа Никифоров смог употребить на то, чтобы хоть как-то прокачать ситуацию и прежде всего попытаться понять, кто они. Раз повезут для разговора, значит, кто-то прислал. Никифоров почти не сомневался, что это Турукин, про которого Лука ему только что все вразумительно объяснил. Но оставалась небольшая надежда, что это не Турукин. Тогда можно начать новую игру. А это хоть небольшой, но дополнительный шанс. Во всяком случае, сейчас их никто убивать не собирается. Напротив – их будут стараться куда-то доставить в целости и сохранности. Этим и надо пока воспользоваться!

– Так… – Лейтенант окинул взглядом тупомордого тяжеловеса, а это был Сивый, обратив внимание, что пистолет его снят с предохранителя. – Теперь говорить буду я!

С тех пор, как начался этот кошмар, прошло не более двух минут. Наталья стояла как каменная, а у Нельки из глаз сочились слезы.

– Если я правильно понял, – продолжил Никифоров по-прежнему спокойно, – вам будет шибко хреново, если вы нас туда не доставите?

– Куда это? – спросил Сивый.

– А мне плевать куда! Если мы сейчас начнем крутую мочанду… даже, допустим, вы нас кончите, вам будет очень плохо, кореша!..

– Дальше! – Сивый прищурился. – Я вижу, ты на нас роги поднимаешь?

– Да!

– А если мы сейчас подрежем этой бабе титю?

– Я уже сказал, что будет. Но обещаю ничего не предпринимать, если расскажете, что и кому от нас надо.

– Ну наглый! Ну москаль!

«Знают, что мы москвичи… – подумал Никифоров. – Турукин?..» Однако ничего не оставалось, как только переть буром.

– Кореша! Клянусь, с нами будет не просто. В лучшем случае, сможете нас покалечить, может, даже убить. Но это будет непросто! Я правильно говорю, Лукаш?

Волнение и страх не дали Луке выдавить из себя ни слова. Он смог лишь усмехнуться. Но получилось это кстати и достаточно смело.

Может быть, эта усмешка и была решающей, последней каплей. Бандитам в самом деле не хотелось лишних неприятностей и осложнений. Одно дело припугнуть хозяев дома, чтоб те сидели в хате, как мыши, пока идет разборка, и совсем другое – заварить кашу со стрельбой и кровью…

– Ладно, хрен с тобой! – процедил Сивый сквозь зубы. – Мне рассказать – как два пальца обделать…

– Вы баб-то не душите, кореша! – поубавив металла в голосе, но достаточно твердо сказал Никифоров.

Бритвы остались у горла, но теперь женщины могли хотя бы выйти из чудовищного напряжения, стоять нормально. И даже двинуть подонкам локтем под дых или ниже… Никифоров молил Бога, чтоб его Нелька не вздумала этого сделать.

– Вы такого Букова знаете, капитана… мента поганого, волка?

– Ну, допустим…

– Который у вас рыжавьё увел!..

– О чем ты?..

– Брось!.. Он сам видал, как вы копали. Никифоров и Лука переглянулись, и Сивый расцвел довольной улыбкой.

– И где же теперь этот волчара наглый?

– Тебе это сильно важно?

Никифоров не ответил. А у Луки сердце защемило, замерло. Он не мог себе представить, чтобы тот мужик с широкими плечами и курносым лицом деревенского простака, казавшийся себе на уме, чтобы он мог… Впрочем, он его и видел-то только раз – там, у «господствующей».

– Где тот вонючий Буков, не важно, – проговорил Сивый. – Важно, что был клад и есть мэн, который хочет с вами побазарить на эту тему…

– Дальше? – Взгляд Никифорова был равнодушным, бесстрастным.

– Дальше – с ним. А я лично выполняю роль экспедитора. Доставлю ему вас, получу комиссионные – и привет!

«А может, этот серый дебил и не так уж глуп, – подумал Лука, – если ему поручают быть экспедитором по доставке людей…» Знал бы он, что делал этот неглупый дебил трое суток назад на яхте, он бы воздержался от комплиментов в адрес этого человека!

* * *

Они долго тряслись по каким-то проселкам в густой крымской пыли. Потом их отвели в прохладное помещение с маленькими окнами, расположенными высоко под потолком. В прихожей их встретили уже человек пять, так что надеяться на сопротивление, на «мочанду», Никифорову теперь не приходило в голову.

Но тут совершенно неожиданно проявил себя Лука:

– Эй, вы! Где наши женщины?!

– Не трогай! – тут же предупредил Сивый одного из своих и вынул переговорник.

– Шурик в эфире. Леха, прием!

– Здесь Леха!

Несмотря на то, что это были, по всей вероятности, убийцы, они все-таки оставались еще пацанами. Им нравилось подражать, нравилось играть в этот «новый телефон», как нравилось играть навязанную кремлевскими пришельцами роль «новых русских». Мафиозные подростки – хунвэйбины ельцинской криминальной революции!

– Леха, пусть они там пискнут… И тут же прорвалось:

– Лука! Лука!..

Лука вздрогнул. Сивый сунул ему в руки удлиненную темную коробку переговорника.

– Наталочка!.. – А чего говорить, он не знал. – Как вы там?

– Сидим. Сейчас поесть обещали. Сивый отобрал у Луки переговорник, легко, произвольно, как взрослые отбирают у детей вещь, до которой они не доросли.

– Слушайте меня все! – выговорил Сивый едва ли не голосом Левитана, так он был серьезен. – С бабами будет все в порядке, пока эти двое… будут меня слушать! Все, Леха, отбой!

– Отбой! – отозвался невидимый Леха.

В холодной комнате с высокими окнами они просидели несколько часов, до темноты. Им принесли кислого вина в плетеной большой бутылке, которые здесь называют «глечиками», лаваш и домашнюю брынзу. Потом один из подчиненных Сивого поставил у порога ведро, прикрытое сверху фанеркой.

– Что там? – спросил Лука.

– Пока ничего! – усмехнулся парень.

– Тогда зачем оно?

– Во, блин, интеллигенция! Параша это, понял?

Тут же и Никифоров не выдержал, хмыкнул, прикрыв кулаком рот.

Лука посмотрел на него с обидой, надулся. У них могла бы произойти размолвка, но вскоре за ними пришли и снова повезли куда-то, теперь уже в сумерках.

– Только без шухера! – уже почти по-свойски предупредил Сивый.

Никифоров жестко перехватил взгляд Сивого:

– Ну, а если, пока мы разъезжаем, вы тут.

– Чего? Баб трахнем, что ли? – Сивый ухмыльнулся. – Можешь рассчитывать, что этого не произойдет. Все зависит от вашего поведения.

Вскоре они оказались на прекрасной автостраде, и стрелка спидометра почти сразу перевалила за отметку «140». Бедный «жигуленок» дрожал и подвывал свирепо. На то, что мотор надрывается, никто не обращал внимания. Зато у его хозяев вызывало дикий восторг то, что все машины шарахались от них в разные стороны.

– Гарик! Педаль газа в пол! – неистово кричал Сивый, а водитель хохотал и шмыгал носом от удовольствия.

Лука и Никифоров сидели на заднем сиденье. Ноги и руки их были скованы наручниками. Рядом с Никифоровым сидел парень, которому лейтенант кроме как плюнуть в рожу ничего не мог сделать. Но тот на всякий случай держал возле его печени револьвер.

Они проскочили виноградную плантацию, какие-то дома возле нее, и потом вдруг начались огни.

Глава одиннадцатая. УЖИН СО ЗРЕЛИЩЕМ. ЛУКА СПОСОБЕН ШУТИТЬ

– Что же это такое? – спросил Лука.

– Родная Алупка! – ответил Сивый, довольно улыбаясь. – Скоро сдам вас, башли получу – и привет!

Лука бывал когда-то в этом городе, еще с родителями. В памяти осталось что-то мягкое, южное, с мельканием белых штанов и шляп. Теперь же за окнами машины разворачивался настоящий Лас-Вегас, разве что сортом пониже.

Они остановились перед темным, с наглухо зашторенными окнами двухэтажным особняком. Было впечатление, что дом этот пустует уже месяцы, если не годы. Но целый ряд разномастных машин перед домом наводил на другие мысли. Освещенная слабой лампочкой вывеска гласила о том, что вы стоите перед кафе «Дельпанус». К дверям, чуть выше бронзовой резной ручки, намертво была привинчена табличка с витиеватой золотой надписью «Мест нет!»

Их ввели в просторный полупустой зал с неяркими бра по верху темных стен. В углу, на неосвещенной эстраде, музыканты налаживали будущие мелодии, копались в проводах, словно были не музыкантами, а монтерами. Когда вводили Луку и Никифорова, неожиданно заработал фонтан – три упругие, красиво подсвеченные струи в золотистой тарелке бассейна.

Их посадили за столик как раз возле бассейна, и Сивый, улыбаясь им, точно близким друзьям, проговорил:

– Отсюда вам деться некуда. В зале сидят люди, которые специально секут за вами…

Лука махнул рукой.

– Куда же мы денемся, если там заложницы!..

– Так надежнее… – не согласился с ним Сивый и молча пошел прочь.

Никифоров, подвинув стул ближе к Луке, тихо проговорил:

– Здесь могут прослушивать стол. Лучше давай помолчим. Или о пустяках…

– Может, по рюмке шарахнем?

На стол им поставили граммов триста водки в графинчике и скромную холодную закуску – по сути дела сыр да колбасу на тарелках.

Часам к десяти вечера зал стал оживленно заполняться. Причем большинство почему-то появлялось не через вход, а спускалось по лестнице сверху, со второго этажа. Что же там такое – клуб, бордель, казино! А может, все сразу вместе?

Сразу стало дымно, и сквозь сигаретный дух Никифоров без труда уловил запах «травки». Но такие вещи, по-видимому, никого не волновали. Здесь все, что называется, было «схвачено» и все были своими – торгаши, мафиози, чиновники. Так же как прежде были закрытые распределители и столовые, так теперь появились закрытые «малины» для современной знати. Здесь и довелось ждать Луке и Никифорову своей участи.

На эстраде началось представление. Хорошо сложенная девица потрясла грудью, выпирающей из-под прозрачной кофточки, и спела незатейливую песенку про «расставания и встречи». Потом фокусник вылавливал купюры из воздуха, а за сиеной кто-то наяривал на гармошке, подпевая профессиональным баритоном: «Гуляй, купец – все дело в том: больше прогуляем, больше наживем!» Фокусник складывал добытые деньги на поднос, и куча их все росла и росла. Он вытрясал купюры из пустого цилиндра, из смокинга, из букета цветов, из бокала, в котором две секунды назад было шампанское. Толпа в зале все более и более возбуждалась.

«Знали бы они, что могу я!» – подумал Лука. Но почему-то ему сразу стало неприятно от этих мыслей. Уже в который раз за последнее время его посещали мысли о том, как все глупо и странно сложилось. Всю жизнь он скрывался ради того, чтобы сделать то, что хотел, а добившись своего, не может воспользоваться плодами труда. За ним постоянно охотятся, в его жизнь лезут какие-то отвратительные люди. Что это? Вступил в силу «закон золота»? Казалось бы, самый чистый, а получается самый черный металл!

– Ты чего это?.. – спросил Никифоров.

– Да так… просто думаю, как я глупо всем этим распорядился!

Никифоров покачал головой и приложил палец к губам. А кругом бушевали страсти. Фокусник все продолжал и продолжал добывать деньги.

«Если так… – продолжал думать Лука, глядя мимо голов, если вы загоняете меня в лабиринт своих законов – что ж, давайте! Посмотрим…»

Лука встряхнул головой, как бы отрешаясь от своих мыслей.

– Послушай, Петрович, – проговорил он, кивнув на стол. – а чего это мы сидим здесь, как бедные родственники?

В самом деле, их ведь обыскали только на предмет оружия, а доллары, которые они после исчезновения клада таскали с собой, так и остались в карманах.

– Эй, официант! – Лука щелкнул пальцами. – Обслужи-ка нас как следует!

Так уж вышло, что эта, прямо скажем, смелая реплика прозвучала в полной тишине. На них обратили внимание – кто с насмешкой, а кто удивленно. А тишина наступила оттого, что ее потребовал фокусник. Дождавшись безмолвия, он проделал несколько якобы таинственных пассов, после чего два служителя ввезли сооружение, на котором располагалось нечто вроде огромного прозрачного блюда. На блюде изваянием застыла закутанная в белое покрывало фигура. Фокусник неуловимым движением сдернул покрывало, и перед сидящими в зале предстала женщина в сари с цветастым индийским платком на голове. Она стояла необычно выгнутая, изломанная восточной позой. Раздались аплодисменты и возгласы. Видимо, завсегдатаи заведения знали, что последует дальше.

Фокусник произнес заклинания, но фигура оставалась неподвижной, взмахнул волшебной палочкой – никакого эффекта. Тогда он подбросил вверх что-то невидимое, и это невидимое вспыхнуло и взорвалось. На женскую фигуру и это не произвело впечатления. Фокусник задумался, окинул взглядом якобы в растерянности эстраду и сделал жест, означавший как бы, что его наконец осенило. Схватив поднос с добытыми им деньгами, он ссыпал их на прозрачное блюдо – прямо под ноги женщине. И тогда изваяние ожило и повелительным жестом приказало фокуснику подобрать с полу оброненные им купюры. Зал отозвался одобрительным смехом. Фокусник поспешно поднял деньги, положил на блюдо. Женщина указала пальцами на внутренний карман его смокинга. Фокусник начал отступать, как бы отнекиваясь, но, остановленный ее взглядом, достал толстую пачку денег, бросил повелительнице под ноги.

Заиграла восточная музыка, женщина на огромном блюде начала танцевать знаменитую «осу» – танец азиатских наложниц. С каждым тактом движения ее и па становились все резче, выразительней. Главный эффект этого танца заключался в сладострастных движениях бедер и живота.

– Какой класс, а? – удивленно проговорил Никифоров.

Лука в это время был занят другим.

– Неси икры, шампанского, самых хороших фруктов. А это дерьмо немедленно убери! Вообще-то тут у вас есть еда приличная!

– Кончай, Лукаш!

– А-а, пошли они все!

– Лишняя информация…

– Плевать! Давай сюда все самое дорогое, чем дороже, тем лучше…

– Слушаюс-с…

– Вижу – школа. – Лука смерил официанта взглядом. – Себе там не забудь, припиши побольше!

– Благодарствую, сударь!

– Тон у тебя какой-то… дореволюционный.

– Господам нравится…

– Ах, господам!.. Вот этим, что ли? Луку словно прорвало. Никифоров вынужден был под столом наступить ему на ногу.

– Ты лучше посмотри, какая женщина!

– С бокалом шампанского приятнее смотреть на женщину…

– Кончай, Лукаш!

Официант, отступив, с некоторым подозрением взглянул на Луку, усомнившись, по-видимому, в наличии у него денег.

– Давай, голубчик, действуй! – Лука сунул официанту в руку зеленый червонец.

– Слушаю-с!

События на эстраде между тем развивались. Женщина виртуозно закружилась на блюде, и сари, обволакивающее ее фигуру, с неимоверной быстротой стало разматываться. Его конец подхватил фокусник и побежал за кулисы, как бы неся над собой развевающийся, бесконечно длинный флаг. На другом конце гигантского флага волчком кружилась танцовщица. Вот уже показались точечные щиколотки, колени, прекрасные округлые бедра…

В первые секунды показалось, что она совсем голая. Лука замер, толпа вокруг неистовствовала. А красавица, теперь было очевидно, что перед сидящими в зале выступает красавица несказанная, осталась в очень коротком расклешенном мини.

Резко изменились тональность, ритм музыки. Теперь по ушам и нервам бил агрессивный рок. Танцовщица отлично владела и этой пляской дебилов и роботов, крутилась, делала невероятные пируэты, высоко выбрасывала ноги. Мужчины выбегали из-за столиков, бросали к ее туфелькам деньги. У ее подножия их уже скопилось немало, а эротический рок все продолжался, и деньги все летели, летели. Пригоршни купюр, потом пачки, пачки.

Тучный, упитанный человек с лысиной и губами сластолюбца, очень похожий и на Горбачева, и на Гайдара одновременно, подбежал на коротких ножках к подносу-блюду и под гогот компании, делившей с ним столик, высыпал под ноги прекрасной танцовщицы целый «дипломат» денег. Потом, хитро прищурившись, заглянул красавице под юбку. Хотя чего там еще можно было увидеть – юбка и так летала почти отдельно от прекрасных частей ее тела. Но в зале одобрительно зашумели, захлопали, дескать, человек заслужил, имеет право и на это. А к эстраде подбежал уже следующий с чемоданчиком-кейсом, за ним еще и еще.

Сначала она танцевала на ковре из денег, потом ноги ее стали погружаться, увязать в купюрах, как в палых листьях в осеннем сквере. Вот уже и щиколотки ее скрылись в густой денежной массе, а разноцветные купюры все падали и падали, стараясь прикрыть теперь и ее красивые икры…

Лука с удивлением заметил, что тоже притопывает ногой в такт музыке. Танцевать красотке становилось все труднее. И вдруг все разом смолкло. Танцовщица повернулась к залу спиной, мгновенным движением расстегнула на платье «молнию» – сверху и до конца. Обнажилась ее красивая ровная спина, крохотные, символические трусики, божественно вылепленные бедра. Все звуки заглушила барабанная дробь – как в цирке перед смертельным трюком.

Внезапно со дна огромного блюда ударили мощные воздушные струи – деньги взвились могучим вертящимся смерчем, поплыли кверху. Там, где-то высоко, по-видимому, заработали мощные пылесосы. Так подумал Лука.

Ни одной купюры не вернулось на пол, вихрем унесло их под потолок. И это было странное, может быть, несколько пошлое, но потрясающее зрелище!

А танцовщица, которая продолжала стоять к залу спиной, вдруг резко подняла руки, будто вслед уходящему ввысь вихрю. И тут же новый воздушный поток сдернул с нее остатки платья. Оно исчезло вслед за деньгами.

Красавица была обнажена, если не считать некоторое подобие бикини на ее бедрах. Стихли барабаны, исчез ветер. Медленно, как во сне, она повернулась к залу. Изумительные прямые черные волосы, синие большие глаза, аристократически точеная шея и покатые, аккуратные, как у балерин, плечи, высокая грудь, от которой невозможно было отвести глаз. И дальше, дальше…

Медленно-медленно она опустила руки к узкой полоске трусиков, как бы раздумывая, снимать или повременить еще. В зале стояла та самая тишина, в которой, как принято говорить, можно услышать пролетающую муху. Красотка потянула еще секунду-другую и все-таки решилась убрать свою последнюю защиту. И Лука снова с удивлением почувствовал, что его желания совпадают с побуждениями остальных.

И вдруг раздался то ли взрыв, то ли выстрел. Сверху на танцовщицу, которая уже почти избавилась от последней детали своего туалета, опустился полотняный синий цилиндр. Толпа кричала, топала ногами. И Лука увидел себя вскочившим с места.

Полотняный цилиндр взлетел вверх. Блюдо-поднос светилось пустотой, словно там вообще никогда ничего не было. А перед глазами продолжала стоять женщина невероятной, невообразимой красоты. И что бы там ни говорили, ни шипели, ни злословили, ничего подобного никогда не было ни в Мулен-Руже, ни в лучших притонах Лас-Вегаса. Куда их скудоумию до России-матушки, которая и под Сталинградом осталась непревзойденной, и в деле великого блядства – тоже!

* * *

Хотелось улыбнуться и с легкой иронией промычать:

– Да, старик, это нечто!..

Но Лука молчал. Перед взором его все еще продолжало вибрировать видение. С одной стороны казалось, подумаешь, чудо-юдо – ветер платье срывает с женщины! Этот трюк, кажется, еще для Мэрилин был придуман. А скорее и до нее это проделывали сотни ветров с сотнями женщин. И сотни голодных мужских глаз пожирали явившееся чудо. Сколько ни уверял он себя, что ничего экстраординарного не увидел, в конце концов убеждался, что аргументы его пусты, как тот жонглер, что вышел вслед за Нею на эстраду подбрасывать разноцветные обручи.

– Прикажите еще чего-нибудь?

– Что-что?..

Лука наконец глянул на стол, который чудесно преобразился и продолжал преображаться.

– Приступай! – сказал Никифоров, убедившись, что Лука снова на этой земле. – Лучшего не дадут и в Гранд-отеле…

– Это уж точно-с! – Официант плавным ловким движением поставил на середину стола прелестную молочно-розовую рыбу. – Семужку на льду, изволите? К ней идет «Шабли» номер семь. Или водочка «Элегант»-с…

– Что за «Элегант»? – усмехнувшись, спросил Лука, постепенно входя в окружавшую его реальную явь.

– Местного изготовления-с. Редкостная чистота. Рецепт в величайшем секрете!.. Шампанское изволите открыть?

– Открывай немедленно!

Никифоров не спеша, обстоятельно делал себе бутерброд с черной икрой.

– Маслице, – вещал официант, – только что из-под коровочки. Мутовочкой сбивали-с. Вручную-с!

– Вкусней?

– Что вы, сударь… Несравнимо!

– Ты будешь? – Никифоров налил себе водки. – Ну, гляди… – Опрокинул стопку, крякнул от истинного удовольствия. – Н-да… в жизни не пивал ничего подобного…

«А что ты в милиции своей мог пивать! – подумал Лука, но ничего не сказал, только улыбнулся другу. – Привыкай, Петрович, мы с тобой, если только из этой истории вылезем…»

Мысль Луки оборвалась, потому что он увидел пробиравшегося к ним между столиков Сивого. Сейчас в полной красе можно было оценить его мощную квадратуру. Он уже издалека увидел их шикарный стол, явно отличающийся от соседних.

– Гужуете?

– Присаживайся! – проговорил Лука с деланным гостеприимством. – Закуси с дороги. Хавай да гляди, как люди умеют посидеть…

– А чего так хамски разговариваешь? – спросил Сивый не зная, видно, пока, как реагировать на жесты Луки.

Официант медлил отходить от стола, уж очень любопытно было узнать, что это за люди позволяют так разговаривать себе с авторитетным в масштабах заведения человеком.

– По-хамски? – переспросил Лука, рассматривая кончик ножа. – А как еще разговаривать с хамами? – И он посмотрел на официанта, словно ища его согласия. Тот изогнулся в поклоне и что-то невидимое стряхнул салфеткой. И не уходил, хотя, конечно, отдавал себе отчет, как щекотливо присутствовать при подобных сценах. Не уходил. Любопытство сжигало его нутро.