Текст книги "Тайна Черного дома"

Автор книги: Николай Иванов

Соавторы: Сергей Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Когда они увидят пещеру, то обязательно захотят туда войти. И обнаружат нас!

– Толковый эскулап! Кто еще?..

– А ты когда-нибудь пробовал с собой спорить, Маэстро?

– Плохой аргумент! – покачал головой Кадушкин. – План действий будет следующий. Взрываем, уходим в надежное укрытие, ждем сутки. Прав Лука Васильевич: если они придут, то полезут в пещеру. И увидят, что нас там нет и не было. Потом уйдут. Возможно, они решат, что скалу рвали, охотясь за сердоликом или горным хрусталем. Вот вам и маскировка взрыва!

Якут Егор одобрительно кивнул. А Кадушкин продолжал после паузы:

– Теперь о вертолете. Я думаю, риск столкнуться с ним минимален, поскольку делать все будем впритык к ночи…

Все было сделано так, как хотел Кадушкин. Грохот от взрыва был внушительным, но ничьего особого внимания не привлек. Утром, правда, над Черной скалой пролетел вертолет и торопливо повернул восвояси, экономя, по-видимому, горючее.

В укрытии они просидели до самой темноты.

– В пещеру даже лучше идти ночью, – сказал якут. – Темно и здесь, и там…

Он старался держать себя сдержанно, скрывая гордость за свою победу. Под камнем действительно начинался путь в пещеру. Гордость Маэстро была иного рода: он никогда не признавал над собой победу и почти никогда не проигрывал.

Глава пятнадцатая. НАЧАЛО ПУТИ. НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ

– С Богом! – сказал Кадушкин.

Маршрут, по которому им предстояло спуститься из укрытия ко входу в пещеру, был сыпучим крутым склоном, едва освещаемым неясным отблеском заката. Луке было известно, что Егор прошлой ночью несколько раз здесь спускался и поднимался. Значит, успел все изучить.

– Идите за мной. Следите, куда я ставлю ногу, – Егор поднялся. Кадушкин и Лука встали вслед за ним. Анатоль остался сидеть. Ему предстояло уничтожить следы лагеря и вернуться в город.

В самом деле, подумал Лука, зачем им под землей охранник, в кого стрелять? В привидения? До него точно так же рассудил Маэстро. И еще Лука подумал, может быть, тот не хотел лишних свидетелей.

– Что медлишь, Егор? – Кадушкин слегка подтолкнул якута в спину.

– Я хочу что-то сказать…

– После скажешь!

– Поздно будет. Надо сейчас…

– Мон дье! Ну что опять?

– Возьми туда Анатоля.

– Нет. Этот вопрос решен! Несколько непривычно было услышать из уст Маэстро Луке матерщину, но получалось у него смачно. Потом он, как и Лука мысленно, попытался объяснить якуту про стрельбу в привидения. Тот не отреагировал.

– Ты со скольких шагов попадаешь в темноте, Анатоль? – спросил он, уже успокаиваясь. – С десяти?

– С пятнадцати. А в кого?..

– В привидения! Ладно, хватит шутить. Пошли!

– Возьми его с собой! – Егор стоял, что называется нос к носу с Кадушкиным, и сейчас они напоминали распетушившихся мальчишек. – Прошу тебя, Александр! – Якут коснулся рукой плеча Кадушкина. – Если он нам не пригодится, можешь меня…

– Хорошо. Допустим, я его беру. Но почему ты говоришь об этом в последнюю минуту, доннер веттер?!

– Если откровенно, Александр… я просто боялся твоего крика.

Кадушкин улыбнулся. Да, он был по-настоящему тщеславен, этого не отнимешь.

– А теперь-то кого боишься, скажи честно? Может, Луку Васильевича?

– Никого…

– Предчувствие?

– Не знаю. Просто поверь мне, Ксанс! Видимо, между ними существовали какие-то особые, доверительные отношения. И этот «Ксанс» был из той области.

– О, Господи, Егор! – Кадушкин вознес глаза к небу. – Отбой! Маскируем стоянку. Анатоль идет с нами…

Они намеревались уйти подальше от входа и сделать подходящий, более-менее удобный лагерь. Потом якут обследует пещеру в поисках нужного зала. И в определенный момент вызовет Луку, чтобы тот подключил свою интуицию.

Карта старика Голышева кончалась у Черной скалы.

– Он мне сказал, что зрительно все помнит отлично… – проговорил Кадушкин.

– Он попросту все забыл, старый дурак! – отозвался Егор.

– Но он мне подробно описал зал. И сказал, где копать!

Часа три пробирались по путанным, кривым и низким, без конца перетекающим один другой коридорам, они наконец попали в довольно просторный сухой зал, представляющий собой помещение примерно в сорок квадратных метров. Здесь Кадушкин распорядился разбить лагерь.

Утро, день, ночь – все эти понятия остались наверху. Здесь существовал только горящий на каске Егора фонарь. Расположившись, они распаковали поклажу.

– Он говорил мне, что ходьбы от входа часа три-четыре. Поэтому я остаюсь здесь и место это назначаю постоянным лагерем. Какие предложения?

Никто не ответил. Анатоль, который за неимением других обязанностей стал стюардом, подал им чай со спиртовки и на спиртовке же разогретые консервы.

Есть Луке не хотелось. Он сел в сторонке, в темноте, на камень. Как ни странно, ему тут нравилось. Во всяком случае, здесь было спокойно, не хотелось ни о чем думать.

– Если все поели, – раздался в темноте голос Егора, – я бы хотел высказать свои соображения..

– Мы тебя слушаем, – отозвался Кадушкин.

У меня есть основания судить, что пещера имеет несколько уровней. Интересно, господин Голышев не указывал, поднимались они или опускались. И кстати, как и кем был выбран этот зал?

– Не знаю. Он совсем не был расположен к интервью. Сказал только то, что ты уже знаешь от меня. Потом он замолчал.

– Он умер?.. – невольно спросил Лука.

– Уснул. А через два дня действительно умер. И, насколько я знаю, не успел больше никому сказать ни слова. Кстати, Лука Васильевич, ответьте-ка мне: с какого расстояния вы сможете это… ну не знаю, установить, услышать.

– Затрудняюсь ответить…

Лука и в самом деле не знал. Никогда не думал об этом. Тот клад, из урны, он учуял за километр, наверное, с лишним. Нет, ему было не до измерения расстояний!

– Но вы вообще-то его… услышите?

– Можете быть совершенно спокойны. Обязательно!

– На этой оптимистической ноте объявляю отбой! – Почему-то Маэстро не принимал во внимание несколько вызывающий тон Луки.

Анатоль полез в рюкзак за спальным мешком.

– Я с вашего позволения еще поброжу… – Якут медленно поднялся. Как все нацмены, он старался говорить по-русски как можно правильней.

– В добрый час… – кивнул на его слова Кадушкин. – Лука Васильевич, хотите выпить?

– Нет, благодарю.

А я, пожалуй, хлебну. Вы знаете, что произойдет в конце концов и, вероятно, очень скоро? Он найдет нам этот клад. С вашей помощью или без нее, но найдет! Потому что он гений-следопыт…

– Я заметил, – усмехнулся Лука, – вам нравится употреблять подобные выражения.

– Вы имеете в виду слово «гений»?

– Да. Оно ведь имеет довольно узкий диапазон…

– Но я и впрямь имею дело только с гениями! – Это произнес Кадушкин с особой значительностью. Лука поневоле прислушался. – Я ведь, уважаемый, занимаюсь этим делом очень давно…

– Каким… делом?

– Игрой с законом. И за эти годы у меня сформировалась отменная команда. Причем не просто профессионалов, а людей высокоодаренных, истинных гениев, я не оговорился. Я в самом деле не знаю лучшего следопыта, чем Егор! И никто не защитит меня лучше Анатоля. На меня, к примеру, работает лучший карманник Европы…

– Вы все это определяли на конкурсной основе?

– Напрасно иронизируете! Он сможет расстегнуть вашу ширинку и вытянуть через нее трусы или плавки, а вы в это время как ни в чем не бывало будете продолжать ехать в поезде Женева – Берн. И лучший карточный шулер у меня в команде, и лучший медвежатник…

– Сколько же вам людей приходится с собой таскать?

– Обычно немного. Часового, например, охранника – обязательно.

– И часовые бывают лучшими в мире?

– Несомненно. Помните того?..

– Да. Классный стражник.

– Хорошее определение! – Кадушкин сделал глоток из фляжки. – Кроме стражника, со мной еще всегда Анатоль и еще пара боевиков. С остальными – постоянная связь, вплоть до спутниковой. При необходимости нужный человек в течение суток у меня – даже если он в другом полушарии. Теперь, возможно, и вы, Лука Васильевич, попадете в мой список…

«Ни за что!» – подумал Лука. Но промолчал.

– Я понимаю ваши сомнения. Столько людей и с каждым надо поладить, сделать так, чтобы он стал преданным до самоотречения. А это значит, прежде всего его надо сделать своим другом. Но при этом сохранить необходимую дистанцию. Согласен, это сложно. Но для этого и существую я – гений контакта и гений организации. И ко всему прочему, достаточно щедрый человек. Разумеется, для тех, на кого могу положиться!

Маэстро умолк. Где-то в стороне, через несколько коридоров журчал ручей. Можно было только гадать, сколько надо пробежать той воде, сколько преодолеть препятствий, чтобы выбраться наружу.

– Я долго размышлял, Лука Васильевич, пока создал эту систему… – вздохнув, проговорил Кадушкин. – А что касается Джеймса Бонда, который сумеет обольстить любую женщину, разметать десяток ее охранников из КГБ и блестяще сыграть на бильярде…

– Такого не бывает?

– Только в романах Яна Флеминга! Это тоже гений. Но гений дешевой литературы.

Глава шестнадцатая. СТРАНСТВИЯ ВО МРАКЕ. УДАЧА РЯДОМ

Вскоре им пришлось покинуть зал, который казался Кадушкину таким уютным. Лука и Егор дважды уже ходили на разведку и возвращались ни с чем. Признаков золота не было. Полное отсутствие ощущения желтого металла, запаха можно было сравнить разве что с полным безветрием да кромешной темнотой, которые царили в подземелье.

Перед тем как оставить зал, Маэстро произнес небольшую речь.

– Господи! Я не вижу ни малейшего повода для отчаяния. Я всего лишь объявляю это место неперспективным. Только это место, а не всю работу! Признаюсь честно, пещера действует мне на нервы. Похоже, я начал страдать клаустрофобией, но у меня достаточно воли, чтобы с этим справиться. А посему ни один из нас не выйдет отсюда, пока мы не найдем того, что ищем. У нас есть описание нужного нам зала. Напомню, что характерная особенность его – три сталагмита, по форме напоминающие шахматных коней. К сожалению, количество помещений или залов здесь довольно велико. Но и оно не бесконечно. А Егор опытен, чтобы не привести нас дважды на одно и тоже место. Лука Васильевич поможет ему выбрать азимут. Я правильно употребил это слово?

– Относительно… – отозвался якут.

– Ладно, вперед! Если мы ничего не найдем, прикажу Анатолю нас застрелить. И первым умрет самый сомневающийся! Можете считать, что приказ этот отдан!

Анатоль негромко кашлянул, как бы давая понять, что слова Маэстро он принял к сведению.

Говорят, есть люди, которые с наслаждением проводят время в пещерах, многие недели, едва ли даже не годы. Лука к таким не относился, как, по-видимому, и остальные из их небольшого отряда. Пещера, которая поначалу показалась ему такой спокойной, была просто могилой и ничем иным. Никто не говорил об этом, не обсуждал подобное, но наверняка не мог не думать.

Положение Луки было сложнее других. На долгие часы приходилось включать прибор, потом глотать таблетки. А после снотворного, дозы которого были не так уж малы, голова не становилась достаточно ясной – семи часов сна не хватало. Чаще всего он пребывал в каком-то невесомом, хмельном состоянии.

– Что это вы всегда съедаете на ночь, Лука Васильевич? – поинтересовался Кадушкин. – Дополнительный паек, не хватает нашего рациона?

Анатоль, как бы невзначай оказавшийся, рядом, высвободил из рук Луки коробочку со снотворным, протянул Кадушкину.

– Это не нужно, – показал головой Маэстро, но название таблеток прочитал. – Понятно. Это то, что мы покупали вам в Алупке?

– Хотите попробовать?

– Нет, предпочитаю виски с этой подземной водой. Кстати, неплохой получается напиток.

Прошло еще несколько дней. Сколько точно, никто не мог сказать – времена суток перемешались. Теперь, кроме как для ночевки, они не останавливались. Превратились как бы в цыган тьмы, в тени, в привидения.

Однако усталость, напряжение брали свое, и Кадушкин был вынужден объявить стоянку. На воле, за многими слоями твердой и безмолвной почвы, в этот час тоже наступила темнота. Часы показывали двадцать три пятнадцать. Было не до разговоров. Люди допивали свой чай, а Лука готовился проглотить очередную порцию таблеток. Приборчик еще работал, и он не решался его выключить, стараясь хоть на сколько-то оттянуть наступление дурмана.

Откуда-то издалека внезапно до него донеслись звуки музыки. Лука прислушался и узнал «Полонез Огинского». Мелодия то приближалась, то удалялась, но была достаточно явственной. Лука ничего не мог понять. Ни у кого из спутников транзистора с собой не было. Да и не пробились бы радиоволны через миллиарды тонн земли.

Он бесшумно поднялся, сделал несколько шагов в темноте на завораживающие звуки. Музыка смолкла на какое-то время, потом возникла вновь, переместившись вправо. Лука тоже повернул направо и сделал еще несколько шагов. Звуки исчезли. «Пожалуй, я схожу с ума…» – подумал он и, развернувшись, пошел назад. Прошел, как ему показалось, те же несколько шагов на ощупь и уперся руками в стену. Тогда он взял левее и снова столкнулся с стеной. Постоял в смятении с минуту, пока его не осенило включить на пробковом шлеме лампочку. В тусклом свете протянулся вперед узкий коридор, и он пошел по нему, надеясь тут же увидеть своих. Через десяток шагов путь ему преградил ручей, совершенно бесшумный в полумраке. Он уходил в такой же узкий коридор, а над входом в него висело два изумительно красивых, переливающихся в луче лампочки сталактита. Любуясь радужным отсветом, Лука невольно вспомнил камень, которым они с Никифоровым владели так недолго. Он точно так же жаждал света…

Луке захотелось рассмотреть сталактитовые подвески поближе. По узкой тропе, где с одной стороны была стена коридора, а с другой вода, Лука дошел до них. Они были фантастически красивы, фосфоресцируя и светясь всеми оттенками радуги. Невольно он заглянул в узкий туннель, куда уходил ручей, и луч выхватил что-то уж совсем странное, сказочное – изваяние, очень похожее на человеческую голову с лицом из застывшего красновато-оранжевого сталактитового льда. Вокруг фигуры этой разметались, повисли черные и золотистые, и просто светлые камни.

Да, Лука сделал то, что никогда не следует делать человеку, попавшему в незнакомую пещеру. Он отошел от стоянки один. Правда, ему казалось, что он удалился совсем незначительно…

Лука ступил в воду ручья. Вода была совсем не холодной, сродни комнатной. Сначала она доходила Луке лишь по щиколотку, потом поднялась до колена. Он продолжал идти, словно завороженный. Сказочное человеческое лицо вблизи оказалось лишь комбинацией света и теней, отблесков преломленного сталактитами света. Зачем же он шел тогда?

Позднее Лука сообразил, что его манило вперед какое-то предчувствие. И оказалось, что предчувствие это связано с запахом – густым оранжевым, багряным. И Лука шел на него, тянулся, как к мощному магниту.

Но при чем здесь тогда музыка? Он так ясно, так отчетливо ее слышал. Слуховые галлюцинации? Или побочный эффект его приборчика? Быть может, в эти минуты где-то неподалеку или, напротив, очень далеко в самом деле исполнялся полонез Огинского?

«Боже, я совсем, совсем схожу с ума, пора кончать с этими поисками…» – подумал Лука и в ту же секунду запах, тугой, энергичный, оранжевый ударил в его нутро, как ударяет волна во время прибоя. Он торопливо пошел по ручью вперед, в густую, обнявшую его со всех сторон темноту. Запах! Он как будто не приближался и не удалялся. Говорят, так ведут себя призрачные огоньки на кладбише. Ты шагнешь, он отодвинется, отступишь на шаг – приблизится к тебе.

«А ведь я могу заблудиться!» – с тревогой подумал он. Хотя, казалось бы, заблудиться было трудно. Ведь он двигался все прямо и прямо. Потом, правда, пришлось свернуть. Ручей, слившись с другими, стал не ручьем уже, а настоящей речкой с шелестящим на разные голоса быстрым течением. Лука уже не мог идти по воде – было слишком глубоко, почти по грудь. Он боялся, что впереди под водой может оказаться яма или что-то вроде этого, и решил обойти глубокое место по параллельному коридору. Шелест воды слышался рядом, значит, всегда можно вернуться назад, к сталактитовому образованию. А уж оттуда рукой подать до людей, до стоянки. Он позовет, и его наверняка услышат.

Он продолжал двигаться вперед и остановился только тогда, когда запах перестал быть для него ориентиром. Нет, он не исчез, он стал так слаб, что трудно было понять, с какой стороны его доносило. И шелест, голос воды стал почти не слышен.

Лука стоял в глубоком смятении. Казалось, еще десять – двадцать шагов назад он точно знал, как вернуться, теперь же был в полной растерянности. Со всех сторон будто черной ватой он был окружен, обложен густой, осязаемой даже на ощупь темнотой.

«Только не паниковать! – приказал он себе. – У меня еще уйма сил и у меня фонарь с почти целой батарейкой…» Он шел еще минут пятнадцать. И снова остановился, подумав, что успел пройти не меньше километра. Стало жутковато: между ним и людьми была гора толщиною в целый километр! «Может быть, крикнуть? И они придут… Он вспомнил, что читал где-то, кричать бесполезно, это ничего не даст. Но удержаться было слишком трудно, и он прокричал хрипловатым голосом:

– Э~э-эй! Я зде-е-есь!..

Тотчас ему ответил целый сонм голосов, громких и тихих, всхлипывающих, веселых. Это отголоски подземного эха сбежались из десятков, а может быть, сотен коридоров.

«У меня еще уйма сил…» – Он выключил фонарик, надо было экономить остатки батарейки. Вместе с черным мраком его охватил ужас. И неясно, что было сильнее.

Что же теперь делать? Идти или продолжать стоять на месте? Ведь должны же его искать в конце концов. Не может быть по-другому!

– Кадушки-ин! Его-о-ор!

Он накрепко заткнул уши, чтобы не слышать страшного ответа пустоты. Выждал минуту-другую. Орать, пожалуй, нельзя. Самое умное, по-видимому, сидеть. Прямо здесь, где он остановился. Самое страшное, но и самое разумное.

Внезапно он почувствовал, что теряет силы. Мрак, темнота, которую можно было разгребать лопатой, отобрали у него все.

«В чем, собственно, дело? – размышлял он, стараясь подавить охватывающую его тоску. – Буду сидеть вот так, на корточках под стеной, пока не найдут…» От тоски ли, от страха или от усталости, но на какое-то время он впал в забытье.

* * *

– Вы что, мон шер, идиот? Или, может, задумали бежать?!

Эти слова прозвучали для него как музыка. А некоторое время назад сквозь забытье он услышал выстрел. Потом еще один. Значит, его искали.

Огромного труда стоило ему сдержаться, не закричать в ответ. Он помнил про звуковые всплески, отголоски эха, которые собьют с толку любого. Но кричать хотелось нестерпимо. И крик этот вышел из него обильными слезами. В немой пронзительной темноте он не стыдился их. Но все-таки убрал концом рукава и включил лампочку.

– Как же вы посмели так нагло заблудиться?!

– Идите вы… – Лука улыбнулся и провел рукой по лицу, чтобы смахнуть остатки подозрительной влаги.

Но Кадушкин был совершенно не склонен затевать с ним дружескую полемику.

– Не забывайтесь! – отрубил он жестко. – Отныне вам придется исполнять роль ездовой собаки, поскольку Егору нужна свобода действий. Кроме своего, будете таскать и его рюкзак!

Злость и досада прятались недалеко от Луки. А он-то хотел обставить сообщение о близости клада торжественно, с помпой.

– Ваш занюханный следопыт со своим рюкзаком может катиться куда подальше! А клад я нашел…

– Господи, помилуй! Врете! – Маэстро схватил его за плечи. – Где он?! Да говорите же, бездарнейший вы путешественник!

– Надо вернуться к ручью, где я был часа два назад. Это там…

– Ведите же нас, ведите. И немедленно!

– Так ведь сейчас, по-моему, ночь… – сказал Лука, слегка кокетничая.

– Почти утро! – отозвался Егор.

«Вот, значит, сколько прогулял, – подумал Лука, – а Егора-то обидел зря». И он протянул ему руку.

– Извините, Егор! Якут отступил на шаг.

– Это лишнее. Идите за мной! – Он поправил на голове лампочку и пошел вперед по коридору.

Через полчаса они были у того самого ручья, перед тоннелем.

– Ну и где же клад? – спросил Егор довольно сухо.

– Надо идти по ручью, по тоннелю…

– Почему именно туда?

– Потому что… потому что я так чувствую! Все взгляды соединились на Луке. Взор Егора был явно скептическим. Кадушкина – выжидающим, Анатоль же рассматривал Луку, скорее всего, примериваясь, куда бы ему поэффектнее врезать.

– Господин Кадушкин, я не понимаю! Ведь ни у вас, ни у ваших людей нет других предложений.

– Предложений как раз достаточно! – ответил Кадушкин, как бы очнувшись от раздумий.

– Простите, но ведь меня зачем-то пригласили сюда?

– Зачем-то – да…

Странный, бессмысленный разговор. А ведь Лука уже почти сутки был с включенным приборчиком.

– И какое же, допустим, расстояние до объекта? – спросил Егор, обращаясь как бы в пустоту.

– Точно не знаю. Направление по ручью. Думаю километров пять, не больше…

– Надо быть очень жадным, чтобы чуять золото с такого расстояния!

Злоба, копившаяся внутри Луки, рванулась наружу, неожиданно для самого себя он замахнулся на якута.

Анатоль успел перехватить его руку, одновременно блокируя ответный удар Егора.

Отодвинув рукой Анатоля, Кадушкин закатал по затрещине – сперва Егору, потом Луке.

– Первым идет Егор, за ним Лука… свет Васильевич. – Кадушкин сплюнул. – Ты, Егор, смотри, чтобы это чудо не сломало себе ногу. А Лука Васильевич будет корректировать направление. Насколько я понимаю, он ведь чувствует что-то… вроде запаха. Или же вообще ничего не чувствует и пытался от нас сбежать. Вынь-ка, Анатоль, на всякий случай пистолет и пошли…

– Куда? – спросил Егор, смерив Луку строгим взглядом.

– Только не вперед, – ответил Лука. – Надо взять вправо и идти вдоль ручья, а потом по руслу, по воде.

– Хорошо! – бросил Маэстро. – Только хватит шуток, Лука Васильевич, побаловались и хватит. Третьим идет Анатоль.

Вскоре они добрались до того места, где ручей становился рекой.

– В обход и по коридору! – приказал Кадушкин.

– Я туда уже ходил, – проговорил Лука, ни на кого не глядя. – Там след теряется…

– След?..

– Да. Или, как вы изволили выразиться, «запах».

– Тут, правда, есть его ноги, – подал голос Егор, – он был здесь… – Узкий луч его фонарика перелетел с пола на стенку.

– Что же нам делать? – холодно осведомился Кадушкин.

– Надо как-то двигаться по ручью… – повторил Лука.

– Что ж, доставайте лодку, – Кадушкин нагнулся, разглядывая темную, как смола, воду.

– Мала будет! – возразил Егор.

– Для меня не мала! Со мной сядет этот вот господин. А тебе и Анатолю придется либо идти, либо плыть. Замерзнете – выпивка за счет заведения.

Обостренные чувства, ощущения Луки можно было сейчас сравнить, пожалуй, с состоянием чувств купальщика, который лежит на воде – нос наружу, а все остальное под водой, в том числе и уши. В детстве это называлось – «на спинке». Внезапно такой купальщик начинает слышать грозный и как будто совсем близкий грохот. Это движется теплоход. Ощущение такое, что сейчас он раздавит, утопит. На самом деле ничего подобного. Опытный купальщик знает: пароход или теплоход далеко, просто звуки по воде передаются иначе.

Что-то подобное чувствовал сейчас и Лука. «Пахло» как будто близко и в то же время он знал, что все далеко не так, как кажется.

Между тем река постепенно разрасталась. Трудно себе, конечно, представить подземный проточный водоем величиною примерно с Клязьму. Но здесь было что-то подобное. Там, наверху, далеко отсюда, Клязьма воспринимается как самая посредственная речка даже по подмосковным понятиям. Но здесь, в этих мрачных безмолвных сводах…

И тут Егор спросил о том, что давно уже крутилось в мозгах Луки.

– Послушай, Ксанс… а твой господин белогвардеец ничего про реку не говорил?

Наверное, все подумали об одном и том же: странно было бы не упомянуть о реке даже с самой плохой памятью…

Егор с абсолютной точностью выразил вслух мысль Луки:

– Такую реку не забудешь!..

– Я прошу восемь-десять часов… – сказал Лука, повернувшись к нему. Ему трудно было скрыть свое смятение, растерянность, но темнота была на его стороне.

– Восемь-десять?! – отозвался якут. – А не угодно ли поменяться местами? Я в лодке, вы – здесь!

– Нет, не угодно! Каждый должен нести свой крест! И не я выбирал его для вас…

– Лука Васильевич, в общем, прав… – проговорил Кадушкин. – Но как в самом деле объяснить появление этой реки?..

Поневоле они говорили на повышенных тонах, громче, чем, наверное, следовало бы. Дело в том, что где-то впереди, в неведомой тьме, нарастая, раздавался непонятный гул. И надо сказать, когда изъясняешься на повышенных тонах, если даже это происходит невольно, всегда возникает некая нервозность.

Лука вспомнил военную тактику, по которой наступление является лучшей формой обороны, и сказал:

– Пусть ваш талантливый географ и следопыт, уважаемый Александр Аскольдович, объяснит, почему на месте входа лежал тысячетонный камень и это ни у кого не вызвало удивления!

– Н-да… – Кадушкин кивнул, а луч его фонарика высветил громадную гильотину, нависшую у них над головами. – Вы снова правы, Лука Васильевич, как прием в полемической схватке ваш довод годится. И все-таки как, по-вашему, мы скоро будем… на месте?

Лука не стал им рассказывать о купальщике и о том, как звук распространяется в воде, хотя продолжал думать об этом.

– Я не могу сказать вам это точно. Боюсь ошибиться… – Голос Луки звучал раздраженно, помогая ему скрыть растерянность и смятение.

А волна багрово-оранжевого запаха обволакивала его все крепче, настойчивей. Если бы не эта проклятая река, он бы побежал к кладу, как натренированный фокстерьер!

Их несло, продолжало тянуть по течению. Вскоре стало понятно, что гул впереди – это шум падающей воды.

Река сделала плавный и широкий поворот. В первый момент Лука не понял, что произошло.

– Отгребайте, отгребайте вправо, Ксанс! – торопливо проговорил Егор. – А светите, наоборот, влево. Да не туда же, Господи! Поверните голову на шум!..

Все сразу стало понятным. Они вышли в подземное озеро. Десятилетиями не тревожимая гладь воды была похожа на ртуть. Волны от их лодки медленно с какой-то космической значительностью уходили в темноту.

Будто наклоненная чаша, это озеро проливалось через край, через своего рода перекат. Вода падала с высоты незначительной, но многоголосое эхо разносило ее шум даже здесь, глубоко под землей, со скоростью звука.

– Надо же, как красиво!.. – невольно вырвалось у Луки. – Так бы и остался здесь!

– Нет, дружок! – оборвал его якут. – Осталось у тебя меньше восьми часов, семь с половиной, если быть точным…

Лука не стал отвечать. В последний раз он обернулся на озеро. Совершенно черное, с длинными искрами света, который, казалось, совсем не растворяется в здешней темноте, озеро лежало, как многоугольная звезда, как замерший осьминог.

Егор охарактеризовал все это по-своему.

– Странный водоем. Неестественной какой-то формы…

– Объясни поточнее, – отозвался Маэстро.

– Естественные озера всегда округлой формы, а это, видишь, какое. Наверное, потому, что оно подземное, кто знает, может быть, тут действуют какие-то другие законы.

Они очень осторожно подошли к перекату, к подобию точно специально кем-то сделанной плотины.

– А ну-ка вылезай, кладоискатель! – решительно сказал Егор. – С Анатолем вдвоем нам тут не справиться. Прыгайте вниз!

Лука послушался. Егор с Анатолем спустили лодку и Кадушкина вниз, в достаточно мелкий ручей. Теперь лодка была практически не нужна. Вдоль воды протянулся довольно широкий карниз.

– Лодку оставляем! – приказал Маэстро. – Пригодится на обратном пути.

С четверть часа они продвигались по карнизу. И на протяжении этого времени Луку не оставляло все нарастающее беспокойство. Наконец он замедлил шаг и поднял руку.

– Стойте!

– В чем дело?..

– Не туда идем!..

– Как это понять?

– Мы уходим, вот в чем дело, импульс слабеет…

– Куда же нам идти в конце концов? – желчно спросил Егор. – Вверх или вниз?

Лука промолчал.

– Но ведь здесь же не было другого пути, Лука Васильевич! – воскликнул Кадушкин. – Это редчайшее место в нашей милой пещере, где всего один коридор. Здесь даже вы не заблудились бы!

– Надо возвращаться! Сильнее всего импульс был на озере. И поймите, Александр Аскольдович! Я знаю, вы сейчас можете натравить на меня своих… сподвижников. Но неужели вы на полном серьезе думаете, что я таким образом продлеваю себе жизнь?

– Оставим это. В конце концов должен же быть зал!

– А если он теперь под водой? Какой-нибудь тектонический сдвиг имел место или что-то другое!

– Такое возможно, Егор?

– Только во сне…

– Все ясно. Будем возвращаться, искать на дне озера!

Глава семнадцатая. НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

Лука понял, что Кадушкин поистине непредсказуем. Искать на дне – именно это имел сам Лука в виду, предлагая возвращаться к озеру. В общем, у него было и не такое плохое настроение, вполне отвечающее крылатой теперь строке: «Последний парад наступа-ает…» И мелодия, звучащая в ушах, ей соответствовала.

Анатоль и Кадушкин стояли на каменном выступе, примерно на метр, может, чуть больше, возвышавшемся над водяной гладью. В сущности, это и был единственный берег этого озера, в остальных местах вода упиралась прямо в отвесные стены. Лодка с Егором и Лукой медленно ползла по озеру.

– Ну что там с этим вашим… импульсом?

– Правее немного, еще правей. Стоп!..

– И что дальше? – нетерпеливо спросил якут, склонившись к воде. – Наклонитесь-ка сюда. Да не бойтесь вы, Господи, никто не собирается вас толкать. Ниже! – Сам он буквально свесился через надувной борт.

Вода в озере была как бы мертвой и в то же время напоминала хрусталь: ни единой мутнинки в глуби и никакой тебе живности. Прозрачна, как пустота. Луке показалось, что он чувствует, с каким наслаждением она пропускает сквозь себя свет. Она словно бы усиливала его, помогала проникать в самые тайные свои секреты.

– Глубина невелика, – деловито сказал Егор, – метра три. И видимость идеальная. О, Господи, посмотри-ка, что там!

– Что там, в конце концов? – нетерпеливо и зло спросил Маэстро.

– Там, в глубине, эти кони ваши сталактитовые! Они под водой…

Кадушкин что-то кричал. Лука не слышал и не старался прислушиваться. Властно взяв у якута фонарь, он стал смотреть вниз, в хрустальную пучину. К ним не прикоснулась ни тина, ни водоросли, ни слизь, они стояли совершенно чистые в мертвой воде – три огромные шахматные фигуры, три коня. Два белых с бурыми мордами и третий золотисто-рыжий, яркий.

– Слушай, парень! – возбужденно проговорил Егор. – Я, пожалуй, пас. Ты и вправду, видно… гений!

Луке ничего не оставалось, как крепко пожать протянутую ему руку.

– Немедленно сюда! – выпалил Кадушкин. – Я хочу все видеть!

– Но почему все это залило?.. – неизвестно кого спросил Егор, гребя к перекату.

– Вы слышите меня, кретины?