Текст книги "Тайна Черного дома"

Автор книги: Николай Иванов

Соавторы: Сергей Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Повернувшись на бок и подперев рукой голову, Лука смотрел на свою идеальную любимую. На ее чуть покатые плечи, на безукоризненно круглые руки с удлиненными, как у музыкантши, пальцами. Об остальном он старался не думать и старался не смотреть на это «остальное». Потому что одного взгляда на ее музыкальные пальцы Луке было достаточно, чтобы очень ясно представить себе, как она отдается, какое острое счастье сейчас же пронзает тебя самого! Эх!..

Он знал, что сейчас может произойти. Он потянется к ней, он уронит лицо в ее грудь. И Наталья, не просыпаясь, найдет его. И опять они провалятся в омут…

Конечно, говорить «омут», имея в виду любовь, банально, и весьма. Но у Луки уже не было сил искать слова, да он и не был горазд на это. Главное же, у него не было сил опять заводиться. «Не сердись, Наталочка! Хорошо, что ты не узнаешь этих моих мыслей…»

Он тихо встал, приоткрыл тяжелую штору, в этом подозрительном доме они были звуко– и светонепроницаемые. Сейчас же лунный свет, яркий почти как солнце, ударил ему в глаза. Лука отпустил штору, быстро надел на голое тело штаны и свитер, последний раз глянул на свою прекрасную женщину и вышел в широкий холл. Сверху, из апартаментов Маэстро, несмотря на глубокую ночь, слышались голоса.

Бесшумно по толстому ковру Лука прошел к лестнице. Проходя мимо никифоровской двери, замедлил шаг. Из-за двери не доносилось ни звука. Н-да, Лучков Лука! Жизнь скольких же людей ты изменил, а может быть, и сломал. И еще не вечер!

Торопливо поднимаясь наверх, он пару раз зацепился ногой о ступеньки, убедившись лишний раз, что лунный свет все же далеко не солнечный.

На верхней площадке его тактично, но решительно заловили. Это был давно знакомый ему Стражник, которого в миру когда-то звали Марселем.

– Осторожнее, господин Лучков! Это опасно для… здоровья – так бегать. Что-то случилось?

– Ничего ровным счетом!

– Отчего так спешили?

– Убегал от дурных мыслей.

– Прошу, Лука Васильевич! – послышался голос Кадушкина от дверей. – Полюбуйтесь, как мы тут престранно развлекаемся.

Сперва Лука решил, что попал на спиритический сеанс. Средних размеров зал был залит мраком, и только четыре свечи горело по разным его углам, не расколдовывая тьмы.

– Идите же ближе, Лука Васильевич! – позвал Маэстро. Его свеча горела в самом дальнем углу. – Мне как раз нужен еще один фактор!..

Пока сопровождаемый Марселем Лука пробирался на голос Кадушкина, он мог заметить, что три свечи горело на миниатюрных столах, освещая шахматы в самом разгаре игры.

Марсель занял место напротив Кадушкина – они играли в карты, в какую-то неизвестную Луке игру.

– Присаживайтесь и вы, сударь! – приветливо кивнул Маэстро. – Выпьете со мной?

– Слон Ц-4…—сказал в этот момент склонившийся над одной из досок Связист.

– Конь Д-3! – не задумываясь, ответил Маэстро, поправив на запястье перчатку. Лука не первый раз уже замечал на его руках тонкие белые перчатки.

– Ваш ход, господин… – напомнил Марсель.

– Знаю-знаю! – Кадушкин бросил на стол карту. – Опендаун ведь не шахматы, я имею право и подумать. Тут интуиция нужна!

– Так вы жертвуете коня, экселенц? – спросил из своего угла Связист.

– Играй-играй!.. Вы, конечно, не понимаете, Лука Васильевич, что происходит?

– Признаться, нет…

– Экселенц конструирует себе экстремальную ситуацию… – отозвался Связист. – Так я возьму коня с вашего позволения?

– Не подавись!

– Ладья А идет на Ц-3… – проговорил Курт.

– Слон ЭФ-8! – быстро ответил Кадушкин и одновременно королем убил валета, брошенного на стол Марселем.

– Пешка Ц бьет на Б… – подал голос Генри.

– Король А-1! – тут же вскрикнул Связист.

– Ферзь АШ-5… – задумчиво произнес Курт.

– Прошло десять минут, экселенц… – Марсель оторвал взгляд от часов на руке и налил Маэстро полную рюмку водки.

Вот, значит, как развлекался этот безумный человек. Играл три партии вслепую, а еще в карты, да еще с частотою в десять минут пил водку. И кроме того, приказывал Луке отвлекать его от игры разговорами.

– Что же вы умолкли, Лука Васильевич? Я всегда с удовольствием слежу за развитием вашей мысли…

Родовитый граф, который мог бы в наше смутное время чуть ли не претендовать на Российский престол, человек воистину гениальных способностей, рядом с которым «многодел» Цезарь показался бы просто школяром, могучий красавец, он доказывал самому себе, потому что не видел здесь достойных собеседников, доказывал, что способен на все… на эту, в сущности, полную глупость. А имя ему было не граф Растопчин, как следовало бы, а Кадушкин. А профессия его была не дипломат, не искусствовед, не политик, профессия его была – бандит с большой дороги…

– Может, хоть сигару, Лука Васильевич?..

Благодарю… – Лука покачал головой, не в силах отринуть охватившие его мысли. Через минуту он поднялся, пошел к выходу, физически ощущая исходящее от Кадушкина магнитное поле титанического и бессмысленного напряжения. Было в этом что-то невыразимо ужасное, наше, русское.

Лука медленно спускался по лестнице, и не было больше в его душе ни злобы, ни досады. Одна только глубокая, щемящая и непонятная тоска…

Глава шестая. К ВОПРОСУ О ПОХИЩЕНИИ ДЕТЕЙ. ГЕНРИ В РАБОТЕ

Владельцем того самого кафе, которое так аккуратно берег до поры до времени Маэстро, его единственным официантом и поваром был человек по имени Ваган Мелкунян.

Но вот пришла пора, Маэстро отдал приказ, и Ваганом стали «заниматься». Был сделан первый, казалось бы, невинный шаг. На прогулке трехлетней дочке Вагана симпатичный дяденька-иностранец подарил брошку с изображением длинноухого мышонка из мультфильма.

– Я люблю русский дети! – сказал иностранец с самодовольным равнодушием.

А Рита, жена Вагана, не посмела сказать, то никакие они не русские, а нормальные армяне, хотя и не из Армении, а из Ростова, прочем, какое это имеет значение, если все нормально, если поблизости в эту минуту других армян нету, если, извините, за просто так получаешь для ребенка этого прелестного мышонка. Можно согласиться и на русскую!

О брошке вскоре забыли, она затерялась где-то среди мариэтточкиных игрушек. Но в подмосковном особняке, о котором уже шла речь, большой мастер своего дела Кешка-имитатор сидел с наушниками на голове и слушал девочкину речь, аккуратно делая у себя в блокноте какие-то одному ему понятные заметки. Через два дня мышонок-брошка потерял свои волшебные подслушивающие свойства и стал просто забавной игрушкой.

А к Вагану в его заведение зашел человек сразу заметного крепкого сложения, но с лицом вполне добродушным, по крайней мере спокойным. Сам Ваган вовсе не был крепким и могучим и знал к тому же, что из мини-узи и из «смит-вессона», которые были у него в арсенале, он вряд ли пальнет по человеку. И тем не менее Ваган не сильно испугался этого мускулистого парня, как он несильно боялся и всех подобных ему типов. Потому что у Вагана была «крыша». Подразумевается, что у Ваганчика имелось прикрытие – люди, которые в случае чего его бы не дали в обиду.

К нему, например, приходят с определенной целью, а он почти не меняется в лице. «Ребята, – говорит он им, – я маленький человек. Звоните хозяину, вот телефон. Толика-Артиста знаете, слышали?.. Я-то лично вам все отдам. А Толик потом все у вас заберет! И накажет…»

Так, между прочим, его научил говорить сам Артист. Ведь по-настоящему заведение было Ваганово – хотя и маленькое, но личное! И приносило оно очень недурную прибыль, потому что стояло там, где надо, на бойком месте. В таких вещах Ваганчик знал толк! И потому весьма своевременно откупил и приватизировал точильную мастерскую в полуподвале этого дома, жильцы которого нещадно жаловались и писали, что вой стоит у них в ушах целыми днями, дети плохо спят и штукатурка падает.

Но за каждую «крышу», за прикрытие предприниматель должен платить дань. Что касается этого, то Артист назначил плату чисто символическую. Просто Ваган должен был стать «поставщиком стола его Величества». А в еде Турукин был хоть и разборчив, но не слишком прихотлив. Любил шашлык, чебуреки, пиццу и тому подобное. И вся его свора ела то же, что и хозяин.

Вот так все и вышло – по-божески. А другие выкладывают рэкету по двадцать и по двадцать пять процентов с прибыли.

Итак, вошел этот человек, спокойно посмотрел на Вагана, едва ли не с улыбкой, повернул табличку на дверях, и теперь вместо «Заходи, дорогой!» там значилось «Просим извинить, санитарный час!»

Ваган сделал якобы страдальческое лицо. Он, мол, входит в положение «гостя», которому нужны деньги, и он готов по-братски помочь, да ведь это деньги-то не его, а небезызвестного Артиста. Все это Ваган собирался сказать. Но «гость», а его роль исполнял Генри, не дал ему слова. Ваган просто не успел произнести свой хорошо отрепетированный и часто употребляемый монолог. Не успел, потому что Генри вынул из внутреннего кармана… трубку радиотелефона и нажал на кнопку автоматического набора.

Вагану сразу подумалось самое плохое. Так оно и вышло! Генри сказал в трубку негромко, бесстрастно:

– Давай девочку… – И протянул трубку Вагану.

Уже весь дрожа, Ваган схватил аппарат и услышал мариэтточкин истерический крик:

– Папа-папа-папа-папа!

– Денег нет! – Ваган упал на колени и теперь едва высовывал нос из-за стойки. – Клянусь, денег нет с собою, ребята!..

Автоматически он говорил слова из своего монолога, но теперь это были слова чистой правды. Ведь подонкам, которые воруют детей, не предложишь пол-лимона, которые он выколачивал за день. Ваган уже давно собирался оборудовать где-то здесь загашник именно для таких случаев… если его ненаглядную Мариэтточку… Господи! Зачем мы только заводим детей! Как без них нам легко было в юности, в блядовито-солнечном холостяцком житье! Мариэтточка!..

Не заводил он загашника, потому что не верилось что его, скромного Ваганчика, кто-то станет душить киндепингом. Уж больно дело крутое – ведь им даже в нашем полном демократическом бардаке занимаются КГБ и другие жесткие органы. И чаще всего бандюг просто кончают – якобы во' время задержания, при попытке к бегству. Они, конечно, все равно на это идут, когда делают какое-то дело по-крупному. Но Ваганчик-то для них мелочь, мелкая сошка…

– Мне деньги твои не нужны… – сказал Генри по-прежнему спокойно. И это спокойствие показалось Вагану страшным.

– Ее отпустят по моему звонку, доставят домой. Жена твоя тоже у нас. Но никому из них ничего не сделают, если ты сделаешь кое-что для нас…

– Я сделаю! – Он попробовал было налить себе коньяку, но уронил со стойки стакан.

Генри не дал ему долететь до пола, подхватил и сам наполнил стакан коньяком, подвинул дрожащему Вагану.

– Что тебе на сегодня заказал Артист? Язык отсох у Вагана. Он начал понимать, что попал в самое страшное, что бывает в современном мире. А самое страшное – это попасть между двумя мафиозными жерновами.

– Пиццу он мне заказал. Генри ободряюще кивнул.

– Выльешь в тесто вот это, – Он вынул маленькую запаянную ампулку, из каких вам засаживают в задницу уколы, если вы, не дай Бог, прихватили трепака.

Ваган побледнел.

– Это не яд, – мягко проговорил Генри. – Просто выльешь в тесто!

У Вагана перехватило дыхание, он буквально онемел.

Генри снова достал телефонную трубку.

– Не надо! – с трудом выдавил из себя Наган.

– Пойми, это не яд, даю тебе слово! Выльешь – их сразу отпустят. По моему звонку…

Ваган много чего наколбасил в своей жизни нехорошего. Но предателем не был никогда. И сейчас, собрав всю свою волю, он неимоверным усилием выхватил из-под стойки длинный источившийся ножик, которым обычно резал бастурму.

Но уже в следующее мгновение он очень неудобно лежал лицом на стойке с едва ли не вывихнутой рукой, а Генри, склонившись к нему, тихо и по-прежнему спокойно говорил:

– Дурак! Ее же убьют! Если не будет моего контрольного звонка, ее же убьют. А ты меня хотел ножиком…

– Я не могу предавать… – проговорил Ваган еле слышно.

– Повторяю тебе, это не яд! И потом, они тебе больше не страшны. Ты их вообще в жизни своей не увидишь!..

Генри, наверное, что-то понял по Ваганову лицу, нажал кнопку автоматического набора и повернул колесико громкости до отказа.

– Папа-а! – услышал Ваган. – Папулечка!.. Раньше дочурка никогда так не звала его, и это особенно потрясло Вагана. С диким ужасом он представил, что там делают с нею…

– Согласен!.. – закричал он. – Согласен! Прекратите! – И вырвал ампулу из рук Генри.

– Достаточно… – тихо сказал тот в трубку и убрал ее в карман.

Глава седьмая. ВСЕ В ПОРЯДКЕ!

В половине первого, как всегда, очень точно, в кафе явился Бык. Артист любил есть в одно и то же время. Можно сказать, в каком-то смысле режимил. Остальные присоединялись к нему, независимо от того, хотели они есть или нет, поскольку эта была чистая халява, дармовщина, выражаясь еще недавним нормальным языком.

Проклиная себя и одновременно умирая от страха, Ваган дал Быку «приправленную» пиццу, упакованную в специальные коробки, чтобы не остывала в пути.

– Теплая? – спросил Бык на всякий случай.

– Даже горячая…

За спиной Вагана, скрытый занавеской, стоял Генри с маленьким «кольтом» в руке.

– Помидорчиков-огурчиков я закупил, – поделился Бык, потому что у него еще была минута-другая поболтать, – пивка холодного сейчас мне сделают…

Пивная с чешским пивом тоже была «под крышей» у Артиста.

– А сам чего такой кислый? – спросил Ваган, чтобы как-то поддержать беседу. Бык в каком-то смысле считался его товарищем.

– Да-а… – замялся Бык и вздохнул. – Вчера не хватило малость, самогону хватанул у одной сучки, градусов сто, зараза, не меньше, обжег желудок. Да еще закусил чем-то подозрительным, несвежей рыбой, вроде фаршированной – теперь что ни возьму в рот, все назад!

Ваган, посочувствовав парню, проводил его и сразу стал закрывать заведение, нисколько не думая о непроданных шашлыках и пиццах, о неубранном в холодильнике мясе.

– Еще сорок минут должен быть здесь! – как бы между прочим сказал Генри, устраиваясь рядом со стойкой в кожаное кресло.

Ваган понял, что другого выхода у него нет, устроился рядом и сидел, склонив черную голову, пока не зазвонила лежащая на коленях у Генри трубка. Генри приложил ее к уху.

– Порядок? О'кей… – Нажав клапан отбоя, он повернулся к Вагану. – Можешь ехать, они дома.

– Дай, дай, пожалуйста… – выхватив трубку, Ваган нервно, срывающимися пальцами стал тыкать в нужные кнопки, набирая номер.

– Алло! – через несколько секунд отозвалась его жена Рита своим томным, безмятежным голосом.

Но Вагану некогда было вслушиваться в оттенки ее голоса, в интонацию.

– Рита! – закричал он, задыхаясь. – У вас все в порядке?

– Конечно!.. – ответила она чуть удивленно.

– Я домой еду!

Дома он в два счета узнал, что никто не приходил, девочку не воровал. Рита с ней, как обычно, погуляла, сходила на базар.

– Рита! Скажи правду!

– Клянусь мамой, Ваган! – Она привыкла, что муж ее ревнует безумно. Это было одним из острых ощущений в ее сытной и довольно скучной жизни. – Хлебом клянусь, дорогой!..

Мариэтточка, воркуя, возилась возле красивого и очень дорогого домика для Барби.

Все было ясно – его обманули. Но как? Видно, сам сатана его испытывал. И Ваган испытания этого не выдержал, стал предателем!

– Коньяк давай! – сказал он сурово.

Рита поставила на стол бутылку настоящего армянского, который давно уже стал редкостью в столице. Ваган налил полный стакан, опрокинул, не закусывая.

– Водку давай!

Коньяк он пил из уважения к земле предков, а водку любил по-настоящему, как человек, воспитанный в России. И водки выпил стакан…

Чувствуя в голове нарастающий грохот, пошел в кабинет – так называлась комната с диваном, баром и столиком, на котором стоял видеомагнитофон. Здесь они с товарищами калякали о том о сем под рюмочку и смотрели самую отборную порнуху.

Ваган решил повеситься. Как мы уже знаем, у него было огнестрельное оружие. Но он решил именно повеситься – предать себя позорной не мужской смерти!

Но алкоголь в его крови уже развернул свою могучую работу. Ваган выпил еще. И стал размышлять о жене, о дочке. От любви к ним, от нежности заплакал. Совсем другими слезами, нежели днем у себя в заведении.

– Рита! – крикнул он в открытую дверь. – Давай кушать. Я пить сегодня буду!..

И он наелся, напился, наплакался. Любимая жена его ни в чем не стесняла. Ваган был, в сущности, очень счастливым человеком. Он и его семья представляли единый организм – с большим телом, с вместительным желудком и головой, которая неплохо варила в определенном направлении.

Ночью Ваган неистовствовал в постели. Но Рита была не из тех, кто говорит под руку:

– Хватит, милый, хватит! Я больше не могу.

Глава восьмая. НЕОБЫЧНАЯ ТРАПЕЗА. ПЕРЕПОЛОХ

Вернемся слегка назад, в те минуты, когда к, подмигнув наружному охраннику, вошел в Черный дом и принялся, не торопясь, но довольно проворно собирать на стол. Работал он споро, но был по-прежнему невесел. Вчерашнее давало о себе знать.

В столовую, где Бык священнодействовал над пиццей, заглянул аналитик Сан Саныч, которого Шеф подключил недавно к хозяйству Турукина. Сан Саныч любил поесть, а пиццы на столе, как говорится, было навалом. И разливное темное пиво стояло в пузатых полуторалитровых бутылках с плотно закрученными пробками. Оно и так-то чешское, почти не выдыхается. А уж тут – на века!

– Ты чего-то невесел, вроде, дон Быкейро? – спросил Сан Саныч, одновременно беря ломоть пиццы.

– Брюхо обжег. Будете столько жрать, и у вас заболит.

– От качественной пищи, Бычок, никогда и ничего не заболит. А здесь я питаюсь только качественно! Несколько, правда, однообразно, несколько правда, молодежно. Однако исключительно качественно! Меня Шеф в разные места посылал нашей необъятной империи. Но качественней всего у вас!

– Какой… империи? – без особого интереса спросил Бык. Он с вожделением поглядывал на пиццу, но не мог и подумать, чтобы откусить от ломтя. Во рту все еще стоял привкус паскудной приторной щуки и самогона. Когда легли в постель с этой крошкой, было так хорошо, а в середине ночи… Елы-палы, да за что же ему такое? Второй раз уже, понятно, после такого в гости не придешь. А телка-то была хороша! Жаль только на закуски и напитки вкуса не имеет…

– Какая, братец-кролик, Империя? – переспросил Сан Саныч, целясь на второй кусок. – Это тебе знать не положено!..

– А раз не положено, то и пиццу не лапайте! Аналитик этот был здесь старше всех и в то же время шпана шпаной – какой-то несерьезный. Хотя ездил на такой крутой тачке, что заработки, по-видимому, имел не хилые. Но Бык в этом старике с левой резьбой понять ничего не мог, как ни пытался.

– Империя, голубь мой, это… – Аналитик взял еще кусок. – Ты что думаешь, таких «черных домиков» один только ваш?

– Да совсем я так не думаю! – стараясь придать твердость словам, ответил Бык, хотя думал он, по правде говоря, именно так.

– Дурочка! – сказал Аналитик, нисколько не поверив в его значительный тон. – Таких домов десятки, а может быть, уже и сотни. Да-да, по всей этой оккупированной безмозглой стране! Ладно… за две порции пиццы ты уже достаточно узнал.

С этими словами он взял третий кусок и удалился.

Наконец все было готово. Бык придирчиво осмотрел стол в последний раз и нажал кнопку переговорника.

– Толик, это я.. – сделал маленькую паузу. – Все готово, Толик!..

– Ну, зови толпу!.. – ответил Артист довольно.

Собственно, какая толпа? Сан Саныч-аналитик, еще двое из внутренней охраны, Голик, естественно, и сам Бык. Потом Быка за столом подменял наружник. Сегодня там, снаружи, стоял чернявый парень по кличке Печенег. Как правило, Бык сперва хорошо наедался сам, потом нес еду чердачным наблюдателям в соседний дом, а на обратном пути подменял наружного охранника. Но сегодня он за стол не сел.

– Чего ты? Падай! – великодушно приказал Артист.

– А-а… – Бык досадливо махнул рукой. – Не к столу будь сказано, перебрал вчера, а нынче душа не принимает…

Он еще раз оглядел стол, подвинул к Артисту нарезанные овощи и зелень. Потом, наклонившись к дебелому охраннику с волосатыми руками по кличке Самец, наказал своевременно подливать в стакан хозяина пива, после чего направился кормить чердачников.

«Не хватало еще, чтобы болезненным слабаком оказался! – подумал Артист, глядя ему вслед и откусывая теплой, пропитанной маслом, как он и любил, пиццы. – Болезненный… хреновина какая-то лезет в голову!..» До сих пор он был доволен Быком и о замене пока думать не хотелось. Но вообще-то он любил, чтобы приобретенная им вещь работала долго и надежно.

Какой-то непорядок в желудке Артист почувствовал часа через полтора. Сперва ничего как будто особенного, просто неудобство, беспокойство. По внутренней связи он вызвал Быка. Тот не заставил себя ждать. Турукин как бы смехом поинтересовался, чем он лечится, когда у него что-нибудь с желудком.

– Ну, как сказать… – Бык сделал задумчивую физиономию. – Чайку там крепенького, сухарики…

– Давай тогда, тащи чаю!

Однако чаю дождаться он не сумел. Изнутри по желудку вдруг стеганула такая резкая боль, что Артист немедленно ретировался в свой персональный туалет. Едва успел спустить штаны, и его просвистало. С какой-то никогда не испытываемой прежде силой. Тут же затрезвонил внутренний телефон с громкой связью. Загорелась зеленая лампочка. Это значило, что вызывают лично его, Артиста – по-срочному.

– Говори!..

– Это Печенег. Толик, прошу срочной замены!

– Что у тебя?! – небрежно спросил Артист и поневоле подумал: «Началось…»

– Блюю, как лошадь! – сдавленно ответил могучий Печенег. – И в портки могу навалить – просто нету бля терпения!

Как Турукин не смог дождаться чаю, так он не смог и ответить – не успел. Его тоже вырвало – прямо на пол, на заморскую турецкую плитку.

Артист еще приходил в себя, кое-как утирая губы от клейкой приторной слюны, как опять заорал внутренник:

– Срочная замена!

Это было уже с наблюдательного пункта на чердаке, некогда облюбованном Никифоровым. Обоих дежурных несло, причем одного с кровью.

С трудом отвернувшись от вделанного в стенку микрофона, Турукин посмотрел на свой унитаз. Там тоже была кровь!

Может, от испуга, а может быть, от слабости, голова у него закружилась. Он стоял со спущенными штанами какой-то весь сразу постаревший, никчемный. У него даже не было сил сделать шаг и спустить в унитазе воду, чтобы хоть не было видно этой крови.

Сил достало только на то, чтобы нажать кнопку вызова. Каким-то чудом он вызвал именно того, кого надо – Быка.

– Докладывай…

Бык увидел ужасное состояние хозяина и сразу понял, о чем следует докладывать.

– Печенег ушел с поста, загадил весь вестибюль. Самец из гальюна не выходит уже полчаса…

– Сан Саныч?

– Кранты…

– Умер?!

– Без сознания.

– Сука! Это все из-за тебя!

От усилия, которое потребовал гнев, у Артиста начало хлестать из прямо противоположных дырок, которые находятся на концах самой длинной трубы в организме человека, именуемой желудочно-кишечным трактом. Бык попятился от своего благодетеля в ужасе.

А Турукин уже давно шептал про себя это страшное слово – название их общей болезни. Он догадался: кто их всех заразил – подонок и сволочь, отказавшаяся жрать пиццу! Надо решать, пристрелить его немедленно или попозже. Сама по себе эта мысль на какие-то секунды приободрила Артиста. Но он тут же сообразил, что с благородной местью придется повременить, у него просто не было сил достать пистолет из спущенных ниже колен штанов. С огромным трудом Турукин одернул себя, сумев понять, что совсем не местью ему надо заниматься в эти минуты.

– Ты знаешь, что у нас в подвале сидит врач?..

– Ну… знаю.

Об этом враче до Быка время от времени доходили разные слухи. Что он будто бы кровь живую пьет и что операции без наркоза делает, слушает, как орут на столе, и ловит при этом половой кайф. Бык много чего боялся, хотя и любил поговорить о своем боевом прошлом. Но особенно он боялся нечистой силы и всего, что вращалось вокруг нее, в том числе и этого невидимого доктора. Поэтому он так неуверенно и ответил Артисту.

– Ты пистоль держать можешь в руках? Этот вопрос удивил Быка.

– Конечно!

– Приведи его сюда. Но если чуть чего – стреляй…

Глава девятая. ДИАГНОЗ – ПРИГОВОР

Скользя по блевотинам охранника нижнего этажа Самца и заранее дрожа, Бык спустился и подвал. Дверь поддалась ему не сразу, пришлось побороться, поскольку она была хитроумной, особенно для тех, кто подступал к ней впервые. Войдя наконец в помещение, он притормозил у порога, не решаясь шагнуть дальше.

– Эй, доктор!.. – прокричал он в полумрак, переступив с ноги на ногу. – Слышь, доктор!

Из глубины помещения вышел какой-то черный – то ли армяшка, то ли азербон. И за ним робко, как тень, какой-то тип уже славянского производства.

Бык поднял пистолет.

– Доктор кто?..

Увидев пистолет, черный попятился.

– Он, он доктор! – крикнул второй и толкнул черного в спину.

– Прекратить, суки! – Увидев этих клиентов, Бык более-менее пришел в себя, потому что понял, что вампиров и прочих из их братии с такими испуганными рожами не бывает.

– Доктор, пойдешь к Толику! А ты, – Бык махнул дулом в сторону второго, – вали обратно, откуда пришел!

Рауф уже и не чаял когда-нибудь выйти из своего кабинета. И теперь с наслаждением вдыхал воздух иного мира. В его тюрьме всегда пахло чем-то неопределенным, вроде затхлости, пыли. А стоило чуть прибраться, пахло сыростью.

Здесь же он ощущал сотни запахов, новых или почти уже забытых.

Однако сильнее всего пахло… человеческой блевотиной, да и иными испражнениями тоже.

– Что случилось?! – Рауф обернулся к своему конвоиру.

– Шагай-шагай!..

Шагать, однако, Рауфу было непросто, он едва не шлепнулся на чем-то отвратительно скользком. И сразу понял все.

Врач южных окраин России, он в своей практике не раз видел подобные картины. О разгорающихся эпидемиях не любили писать, но самим эпидемиям это было все равно. Они случались нередко, чаще всего весной…

«Неужели и до Москвы доползло! – подумал он. – Хорошо!» Увы, кто бы только знал, сколько не москвичей, которые не любят Москву! Но все они, мерзавцы, стремятся тут жить.

И он увидел Турукина, стоящего на коленях над огромной кучей блевотины. Ни Рауф, ни сам Артист никогда бы не поверили, что человек довольно субтильного телосложения способен произвести такое количество миазмов. Турукин повернул к Рауфу лицо – с мутными глазами, с мокрым, испачканным рвотой ртом.

– Что у меня?..

Рауф вполне мог бы сказать, что он не Эскулап, который с полувзгляда способен был определить болезнь. Но ему не хотелось ломаться, наоборот, ему очень приятно было сообщить своему мучителю горькую правду. Но все же он решил соблюсти деликатность и кивнул в сторону Быка, чтобы Турукин его удалил.

– Говори… – Голос Артиста прозвучал вяло, откуда-то из самой глубины, где еще теплилась жизнь.

– Холера!..

Собственно, Турукин понял это и сам. Уже давно ползали слухи, что она есть и в Москве, то зафиксировано столько-то случаев. Но Минздрав подлянский, как всегда, правду скрывал и рассказывал про глухие аулы Дагестана. Было ясно: их заразил этот подонок Бык. Сам прихватил где-то накануне и приволок сюда…

– Что делать надо?.. – Он смотрел на Рауфа требовательно, хотя это и было довольно-таки нелепо. Да, это выглядело нелепо – из-за невообразимого дерьма, им же наделанного, из-за спущенных штанов, до которых он не рисковал дотянуться, потому что может закружиться голова и он упадет захлебываться в собственных же испражнениях. А ведь эти мерзавцы не станут ему помогать, не станут!

И Турукин наконец почувствовал то, что давно уже мог бы почувствовать: почва уходит из-под ног и Рауф, к примеру, в данный момент куда главнее его!

Он повернулся к Быку.

– Помнишь, что я сказал тебе?

– Помню… – слегка небрежно ответил Бык, как официанты отвечают тем, у кого мало денег.

– Так что делать надо? – снова спросил Артист у Pay фа.

– Врач нужен…

– А ты, сука?!

Он все еще пытался обрести прежний свой тон, но все уже знали ему цену.

– Чем я тебя лечить буду? – Рауф горько усмехнулся. – Скальпелем?

«Ничего не поделаешь… – вздохнул Турукин. – Надо звонить. И это будет конец всему, во всем обвинят его. Хозяин за всех барыши получает, но и отвечает за всех. Выход? Дотянуться все же до пушки и всадить всю обойму в брюхо этому наглому чурке! Нет, это не выход…»

– За сколько меня в больнице поставят на ноги?

«Если вообще поставят…» – подумал Рауф. Но сказал другое.

– Дней за пять. А потом возможно домашнее лечение…

«Значит, за два! – с большим трудом прикидывал в уме Турукин. – Потом врача с собой забрать… после можно ликвидировать, или уж как получится…» Турукин вздохнул: вроде что-то забрезжило.

– Бык, отведи его обратно. Сам – назад! Только по-быстрому…

Он говорил все это, сидя на унитазе, опустив голову, а когда наконец поднял ее, увидел, что Рауф неотрывно смотрит в окно, на мир, который он столько месяцев не видел.

Из Артиста вылилось, вывалилось все, что было съедено сегодня, вчера, позавчера. Из его уже больше ничего не текло, кроме беловатой отвратительной жидкости, сдобренной кровью, причем из обеих дырок одинаково – то сверху, что снизу.

Наконец вернулся Бык. Турукин собрал все илы.

– Слушай, парень, мне плохо. Но все пройдет! Я никуда не денусь и ты никуда не деешься! Все сделаешь, как прикажу, не пожалеешь…

– Что ты, крестный! – поспешно забормотал Бык. – Что я, падла какая-нибудь?..

– Ша! Раздай толпе паспорта…

Как только человек поступал к нему, Турукин отбирал все документы. И выдавал лишь права на чужое имя – когда надо было ехать, имеется в виду права на вождение машины. И права те считались железными, потому что у Шефа были под колпаком гаишные генералы.

Бык уже бросился было исполнять его приказание.

– Стой! Подожди пару минут… «А может, – подумал Артист, – посадить Быка за руль и рвануть одному. Ведь у Шефа есть врачи, и со многими я знаком. Они, наверное, быстро поставят на ноги. А тут пока другая смена постережет. Остальные… даже если просто они вымрут, их никто не хватится! И тогда не надо будет предъявлять документы, светиться…»

Но против этого плана он увидел вдруг довольно странный на первый взгляд довод. У мафии никогда не болят зубы, нет камней в почках, аппендицита и тому подобного. Мафия всегда здорова. Для заболевшего лечение только одно – пуля.

Ему опять стало хуже, по всему телу волной прошлась судорога и, бугря кожу, камнями осела в ногах. Это была уже пытка. Артисту никогда не доводилось сидеть связанным перед врагами. И теперь он понял, что испытывали его жертвы. Надо было скорее что-то делать.

– Звони, Бык! Паспорта – потом.

– Куда звонить-то? В «скорую»?..

– В медленную… – заскрипел зубами Артист. – Что, сам не знаешь, что в «скорую»?!

Бык схватил трубку и растерянно уставился на нее.