Текст книги "Тайна Черного дома"

Автор книги: Николай Иванов

Соавторы: Сергей Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Интересно, что же все-таки за деятель этот Лучков? Буков продолжал размышлять на эту тему и вдруг спохватился. Раз впереди идет Никифоров, то где же тогда таинственный Лука? Может, он, Буков, уже у него на мушке? Он попытался успокоить себя тем, что вокруг темнота. Но уже через несколько минут начало светать.

* * *

Все, идти Ита больше не могла. И значит, задание на грани срыва. Ей было бы наплевать на это, но она отлично знала, как те люди расправляются с предателями. Любой СПИД покажется тебе блаженством, пожалеешь, что вообще на свет родилась! А предатель для них любой, кто не сделал того, что велено… Она всхлипнула. Как тяжело, как мучительно ей становилось жить. И она должна будет тянуть лямку до самого конца, пока ее тело не удавят из жалости. Чтобы отдалить этот момент, она должна…

Опыт работы в горах – великое дело. Чтобы не бегать за «объектом», надо влезть, подняться на что-то, что, как говорят военные, господствует над местностью. И тогда никого не придется догонять. Наметанным глазом Ита определила, что перед ней именно та круча, которая «господствует», причем с глубокой, разветвленной расщелиной посередине. Это то, что нужно. Надо только влезть, найти место, где можно удобно приложиться к прицелу. И ждать. Уже и светать начало – самое бы время. А как солнышко приподнимется – стрелять. Это уж будет наверняка!

Но подняться вверх для нее было почти невозможно. Она как-то разом расклеилась и могла только плакать, стоя под этой горой. Однако она была сильным человеком. И, всхлипнув последний раз, вытерла слезы. Забросила за спину чехол. Все было так знакомо, все это она много раз делала в горах Абхазии. Здесь, как и там, с первым солнышком сразу такая прозрачность в воздухе… Еще двадцать пять долларов! Причем все идет без обмана: работу винтовки фиксирует фоторужье…

«Лезь немедленно! – приказала она себе. – Во что бы то ни стало! Захотела, чтобы тебе в женское место паяльник вставили?!»

Она подняла руку, взялась за торчащий из горной породы камень…

* * *

Никифорову было, пожалуй, труднее всех. В образовавшейся цепочке он выбрал себе место между Итой и Буковым. Ему надо было присматривать за обоими. Он слышал, как Ита шла, не таясь. А может, таилась, но спешила. Что-то с ней случилось, не иначе. Никифоров пока не мог понять, в чем дело. Она все больше отставала от Луки и Букова. Один раз ему показалось даже, что идущая сзади убийца всхлипнула. Чтобы она плакала – такого он себе не мог представить!

Потом вдруг всякие звуки с ее стороны исчезли. Никифоров остановился. Может, это часть какого-то их плана, подумал он, может, они давно уже просекли их с Лучковым игру? Этот Буков – не простак, нечего на это надеяться.

Все-таки что же ему делать? Никифоров стоял в полной тишине. Шагов Луки он вообще не слышал. И легкий шум от движения Букова, который он ощущал совсем недавно, исчез, истаял внезапно.

Не поверив своему слуху, Никифоров метнулся назад, в сторону, где пропали звуки шагов убийцы. Еще темновато для стрельбы, но если уж ты сам наткнешься на ствол…

Каким-то чудом он не зацепил ногой ни камня, ни куска породы, избежал грохота. И замер, услышав нечто похожее на тихий и жалобный скулеж. Он вложил всего себя, чтобы продвинуться дальше без малейшего шума. И наконец увидел Иту. Плача, она взбиралась на гору по извилистой и удобной для подъема расщелине. Поневоле у нее постоянно было четыре точки опоры, а уставая, она могла опереться спиной о противоположную стенку.

Теперь Никифорову нетрудно было сообразить, что к чему. Он понимал все – и в отношении «господствующей» высоты, и насчет того, что по тропам догонять – набегаешься! Они ведь вьются, как ужи и змеи – то уходят далеко, то чуть ли не возвращаются к тому же месту. А сверху – и для пули, и для снаряда, как говорится, то, что надо. Афганская наука в нем сидела надежно. И по горам он еще не разучился взбираться. Решив обойтись без расщелины, он поставил ногу в удобную вмятину, ухватился рукой за пучок жесткой, как щетка, травы…

На вершине он оказался первым. И увидел внизу, перебросив взгляд через пропасть, примерно в километре полета, если иметь в виду пулю, раскинулось небольшое каменистое плато или, может быть, точнее сказать, долина. Долина та окружена была массивами гор, стоящих почти отвесно, так что о прямой дороге речи и не могло быть. Только в обход, по тропе, а это значит, никак не меньше часа. Посреди той долины стояла странная, непривычная для глаза скала. Будто струя лавы, ударившая из земли и вдруг застывшая. Этот столп, сооружение это высотою было, пожалуй, не менее метров ста. Чертов палец – так его назвали когда-то. Его трудно описать, а если уж описывать, то вместе с окружающим его пейзажем. Первое, что бросилось Никифорову в глаза: скала представляла собой конус, острием уходящий в землю.

Из-за кустов горной жимолости вышел Лука. Он двигался как-то неуверенно, странно, напоминая пьяного. За ним крался Буков. Сверху Никифорову достаточно смешно было видеть его маскировочные ужимки. Но ему было не до смеха: из своей расщелины на вершину выползала Ита. Глаза ее были залиты то ли потом, то ли слезами, она села прямо на землю. Никифоров находился в двух шагах от нее, за густым колючим кустом. Его, понятно, можно было бы сразу увидеть, если бы Ита сейчас могла что-либо видеть вообще. Никифоров расстегнул кобуру.

По вершине скользнули первые солнечные лучи. Ита раскрыла чехол, стала собирать винтовку. Слезы уже не мешали ей. Ловко соединяя детали оружия, она размышляла. Кого же первого из них? Пожалуй, Букова. Она не могла понять, за что так возненавидела этого человека. Сначала можно его просто подранить, после чего уложить основного «клиента». А уж потом, поиздевавшись, прикончить и этого.

Ита поднялась с земли. Все было так очевидно и просто, что она спокойно могла стрелять из положения стоя. Нервный срыв проходил, теперь она могла стрелять едва ли не с закрытыми глазами. Надо только несколько раз вздохнуть глубоко и протереть платком глаза. Она стояла, оперевшись о винтовку, как о костыль.

– Брось оружие!

Голос был спокойный, пожалуй, даже слишком. Значит, за ней давно следили. Ита вскинула винтовку и палец ее скользнул к спусковому крючку. Но она слишком хорошо знала, что выстрела не последует. Ей не хватило буквально секунды, чтобы передернуть затвор, ей не дали этого времени.

Сильные, цепкие пальцы взяли винтовку за ствол и стали выворачивать из ее ослабевших рук ложе. Ствол упирался в грудь крепкому широкоплечему мужчине. Если бы она сейчас попыталась передернуть затвор, он просто бы вырвал винтовку. Он был готов к этому, но не предпринимал никаких действий первым, потому что стоял на краю площадки их крохотной гладиаторской арены. А за его спиной распахнулась пропасть и внизу блистало под солнцем по-настоящему голубое море.

– Спокойно! – проговорил противник Иты сквозь зубы. – Просто отдай оружие.

И тогда Ита вместо того, чтобы тянуться к затвору, вместо того, чтобы тащить винтовку на себя, изо всей силы толкнула мужчину дулом в грудь. Чтобы он полетел вниз, в ту сверкающую голубизной пропасть. Но мужчина, как видно, предвидя это, резко развернул корпус, молниеносно повернувшись к ней боком, так что ствол вместо груди его протаранил воздух. Мужчина теперь уже совсем хладнокровно дернул винтовку, и она оказалась в его руках. Машинально руки его передернули затвор.

– Стоять! Больше я не шучу…

Это был, собственно, ее конец. Без винтовки она становилась просто манекеном, подзаборной блядищей – с одышкой и тремором в пальцах.

Никифоров, понятно, стрелять не собирался. В кого, в эту растерянную бабу, которая теперь вообще безоружна? Он уже соображал, как ее отсюда спускать. Она вроде не в себе, вроде вид какой-то полуобморочный. Можно, конечно, ее и тут бросить… Но он не сомневался, эта полуобморочная скатит ему камень на голову, как только начнет он спускаться сам. Пожалуй, надо Букова к этому делу привлечь, пусть сам с ней разбирается…

А Буков в это время там, глубоко внизу, все еще крался за Лукой. Лука же остановился перед чудовищным исполином – Чертовым пальцем – и стоял, как лунатик, едва заметно покачиваясь.

И вдруг ее осенило! У нее ведь еще осталось оружие. Да еще какое – живущая в ней зараза, ее бесценный СПИД! Это же совсем нетрудно – рвануться, прыгнуть кошкой и укусить. И он сразу станет ее братом, островком в бесконечном Архипелаге.

Ита смогла даже улыбнуться, посмотрев на его лицо. Напружинилась и метнула себя вперед.

Она могла бы укусить его за руку, пусть даже за ногу – разницы нет. Но ей хотелось непременно впиться ему в лицо или в шею!

Руку или ногу Никифоров, пожалуй, и не стал бы защищать с такой суровой тщательностью. Но увидев почти распластавшееся в воздухе тело, он угнулся, присел, и оскаленные зубы пролетели мимо его лица. А вместе с ними и все, что до сих пор называлось Итой Норман.

Осторожно приблизившись к кромке, Никифоров глянул в пропасть. Стремительно удаляясь, как в Космосе, вниз улетало что-то похожее на огромную куклу. Так же безвольно болтались руки и ноги. И ни звука! А говорят, когда падают, безумно кричат…

Из головы Иты в один миг вылетели все русские слова. И от родного языка она уже начала отвыкать… В следующий миг Ита ударилась левой ногой о выступ скалы. Раздался страшный хруст, слышала который, впрочем, только она одна. Нога ее завернулась так далеко назад, что ударила по спине, между лопаток. И вместе с болью от такого зверского перелома Ита испытывала странное удивление: разве так бывает, чтобы собственной ногой по своей спине?..

И это было последним, что могла ощутить Ита, о чем могла подумать. Плашмя, всем телом она упала на блестящую, точно паркет, гладь воды. Смерть наступила мгновенно…

Ее никто не искал. Но если бы даже искали, то никогда не нашли бы. Останками Иты Норман распорядилась стая мелких черноморских акул-катранов. Живым людям они не опасны. Но мертвецов едят с удовольствием! И Ита Норман, в свою очередь, не была опасна для катранов, которые не подвержены СПИДу.

Глава четвертая. О ПЛОХОМ САМОЧУВСТВИИ

Звук падения тела успел долететь до Луки и подглядывающего за ним Букова. Но значение этого звука до них еще не дошло, когда раздался властный голос Никифорова:

– Капитан! Ты под прицелом! Стоять!

В ту же секунду грянул выстрел, и на голову Букову упала срезанная пулей ветка орешника. Буков окаменел. А Луке, стоявшему совсем близко, показалось, что с него сбегают густые и тяжелые, как ртуть, ручьи. Он чувствовал их, эти ручьи, под рубашкой и джинсами. Это напряжение выходило из него, и вместе со слабостью наступала невероятная легкость. Но слабость была сильнее, он едва стоял на ногах…

– Капитан! – снова прокричал Никифоров. – Второй выстрел – в тебя. Лука, возьми у него оружие!..

Давать команды с такого огромного расстояния – дело непростое, и Никифорову пришлось по-настоящему выкладываться.

– Лучков, внимание! Подойди к нему сзади!.. Буков, помни, ты на мушке… Можешь, конечно, рискнуть, но не советую! Лука, пошел! За пазуху и под мышку – там кобура!

– Я плохо себя чувствую, Петрович! Лука проговорил или прокричал это, понятно, негромко, но Никифоров смог услышать его.

– Соберись… твою мать!..

– Не смогу… не смогу-у-у!

«Эх, мать твою за ногу! – сплюнул Никифоров. – Трупов наделать смог, а тут…» Но в дискуссии вступать было некогда.

– Буков, слушай команду! Вынуть пистолет, держа его за дуло! Слежу в оптический прицел, стреляю без предупреждения!..

Никифоров выстрелил бы, не раздумывая. Ведь он рисковал Лукой. Буков понял это. Сначала у него была надежда – крутануть не большой эксперимент. Не решился. Вынул пистолет, как было приказано.

– Бросай его как можно дальше! В море! Кинешь близко – стреляю!..

Когда выполнили его команду, Никифоров понял, что погорячился. Пистолет, пожалуй, можно было бросить под ноги Луке. Все, теперь было поздно…

– Лукаш, сбрасывай к такой-то матери рюкзак! Иди ко мне!..

– Петрович! Здесь где-то… оно… Чувст-вую-у-у!

– Уходи, тебе говорят!

– Понимаешь, чую! Чую…

– Потом, все потом! Иди ко мне! Буков! Лечь, руки в стороны!.. Раз, два…

В запарке он, конечно, забыл сказать, что будет считать до трех. Но Буков лег на землю, раскинул руки. Никифоров тоже присел, повел плечами. На любое подозрительное движение он бы наверняка сумел среагировать. Поэтому спокойно сидел и смотрел на маленькую фигурку, распластавшуюся на мокрых от росы камнях. Только теперь до него начинало доходить, что все уже позади. Буков? Он ему не нужен. А когда противник не нужен, его надо убить – так учил Афган, где пленных брали в основном лишь на страницах газет.

Никифоров приник на несколько секунд к винтовочной оптике. Но не для того, чтобы стрелять. Он знал, что не сделает этого. Здесь все-таки не Афган. Да и он уже далеко не «афганец»… Он просто рассматривал Букова – проступившую седину на голове, крепкую, мускулистую шею, хорошие плечи. Классический работник органов. Сейчас он лежал, прижатый к земле таким же работником. Дожила Россия-матушка!

Прошло около часа.

– Петрович!..

– Так… теперь слушай, Лукаш, – Никифоров говорил негромко, надрывать голос уже не было необходимости. – Беги домой, собирайся к Наталье с Нелькой…

– Да не могу, не могу я!

– Не понял!

– Я сейчас только на одно способен – точно показать тебе место. Но это гарантирую…

– О, Господи!

– Я все равно болеть буду долго. Так хотя бы давай уж меня используем… в мирных целях!

Никифоров был в большом смятении. Но уходить от клада (если реальность его не рождена в горячечном мозгу Луки) ему не хотелось.

– Эй, Буков! Свободен! Можешь идти по своим делам, но… больше не встревай на дороге!..

Никифоров выстрелил. Известковое облачко вспыхнуло на полметра выше буковской головы. Буков продолжал лежать. А Никифоров, подойдя к краю площадки, бросил винтовку в пропасть – вслед за хозяйкой. Не нужны были ему такие трофеи. Хотя оружие было прекрасно, и оптика отменна, цейсовская скорее всего…

Глава пятая. ОН ВЫБРАЛ ЭТУ ДОРОГУ

Буков пролежал неподвижно еще минут пять, каждую секунду ожидая выстрела и на деясь, что его все-таки не будет. Он еще не знал, что седых волос на его затылке изрядно прибавилось. Наконец решил подняться. Огляделся. Вокруг не было никого. И вершина горы, где еще недавно стоял Никифоров, была безлюдна.

Буков побежал, машинально, конечно, не отдавая себе отчета. И на ходу стал соображать, что к чему. Первое – Ита. Он без труда понял, что с нею было покончено. Что же теперь делать ему? Бежать, скрываться? Не-ет… Следить – вот что ему надо. Снова навести бандюг на след Лучкова. Они сейчас с Никифоровым, конечно, попробуют смыться. Правильно – самое время. Враг, считай, разгромлен, препятствий больше особых нет. И поэтому ему надо спешить. Надо ухватить хоть какие-то их концы. Он найдет, он не таких находил. А иначе его просто убьют… И деваться ему некуда. Он весь на виду, как говорится, высвечен. Круг его обитания ограничен: родное отделение да родная берлога в хрущевских хоромах. Его даже искать не надо. Просто вынул, как редиску из грядки, и разжевал.

Он наддал ходу, укрепляясь в мысли, что надо срочно взять себя в руки, снова стать умной лисой, розыскником, а не обмочившимся зайцем.

– Стой, гад!.. – Никифоров шагнул из-за скалы прямо ему навстречу. Буков от неожиданности вздрогнул, чего давно уже за собой не помнил.

– Нас бежишь выслеживать?

– Нет! – заорал он в исступлении. – Нет, нет!

Пистолет был направлен ему прямо в сердце.

Не в силах уже сдержать себя, Буков с надрывом, с болью бросил в лицо Никифорова:

– А что мне остается, лейтенант?! Упущу – они же меня убьют – ты понимаешь это?..

– Не надо было сволочью становиться! Буков опустил глаза, чтобы скрыть в них лютую злобу. Мораль мы все умеем читать, педагоги!

Никифоров, видимо, тоже почувствовал некоторый перебор.

– Я бы лично так сделал. Тихо съездил в Москву, без шума толкнул квартиру. Если особо не торговаться, попросить за нее лимонов тридцать – это хлопот на полдня, не больше. И вали на все четыре, как говорится! Да они тебя даже искать не станут…

– Я в Москве всю жизнь прожил. Чего ты мне советуешь?!

– Дело хозяйское… – усмехнулся Никифоров. – Мне только больше не попадайся! – И лейтенант махнул пистолетом – мотай, мол, пока жив.

Лука, наблюдавший эту сцену, сидя в сторонке, покачал головой:

– Суров ты, однако!

– А что он мне – родной?

– Ладно, пойдем…

– Слушай, может, повременим?

– Надо. Именно сейчас.

– Да почему такая спешка? Никифорову хотелось проследить, как Буков будет уезжать, хотелось вообще свалить из этих окрестностей.

– Понимаешь, Петрович, мне все равно надо выключаться.

– Что?..

– Долго объяснять. Главное, что у нас так или иначе несколько часов, таких… которые надо использовать. Поэтому займемся делом!

– Не понял…

– О том и речь. Говорю же, долго объяснять, потом как-нибудь. Прошу тебя, пошли!

– Н-да… А чем копать будем?

– Ножом. У тебя же вроде нож был… – Надо же, заметил… – Никифоров покачал головой. – Ладно, пошли!

Не зря опасался Никифоров, не зря хотел проследить, как Буков уедет в Москву. Капитан прошел несколько десятков шагов и остановился за поворотом. Начал бросать камни – сначала близко, потом дальше и дальше. Чтобы создалось впечатление, что он удаляется по тропинке. Сам же затаился и ждал. Нет, он не думал нападать на Никифорова. Тот ведь был не один, к тому же, как успел заметить капитан, здоров и крепок. Он решил проследить за своими врагами и вернуться к Чертову пальцу, попробовать найти пистолет. Не сказать, чтобы очень точно, но все же он приметил, куда улетел его «Макаров». Там, правда, обрыв и еще неизвестно, сумеет ли он спуститься вниз. Но попробовать надо! Почему же он сразу не стал искать? Скорее всего, боялся, что Никифоров следит за ним из какой-нибудь щели. И не простит после того как благородно отпустил его. Да, Букову в тот момент хотелось как можно скорее унести оттуда ноги.

Теперь он выбрал хорошее место и стал ждать. А Никифорова и Луки все не было. Решил рискнуть. Выглянул, послушал, пошел по тропе обратно – никого! Остановившись у той самой, «господствующей» вершины, он стал думать, куда они могли подеваться, стал вспоминать. Этот Лучков что-то такое все время кричал необычное. «Чувствую… чувствую, здесь… здесь!» А Никифоров торопил его и убеждал: потом, потом… Что потом? И что этот стервец мог чувствовать? И так убежденно орал об этом! И почему Лучков пришел именно к этой скале?.. Случайность? По-видимому, нет… И рюкзак там оставили чем-то набитый…

Так из неправильных посылов Буков случайно сделал правильный вывод: враги его сейчас в долине у Чертова пальца. Или идут туда…

Дальше Буков сделал еще одну правильную вещь. Он не пошел следом за Лукой и Никифоровым, а влез-таки, забрался на «господствующую» высоту. Он не воевал в Афганистане и не воевал в Абхазии, но в свое время прилежно учился в Высшей школе милиции и кое-что понимал в тактике.

Сейчас у него была возможность воспользоваться той расщелиной, по которой два с лишним часа назад взбиралась Ита. Буков успел отдышаться, прийти в себя, когда внизу, у огромной скалы появились его враги. Он замер за тем же кустом, за которым Никифоров поджидал Иту. Видимость была прекрасной.

– Ну и где это все?.. – спросил Никифоров с недоверием, но почему-то волнуясь.

– Сейчас! – ответил Лука раздраженно, потому что недоверие его обезоруживало. – Я и гак пытаюсь учуять изо всех сил… нюхаю!

– Нюхаешь?..

– Не важно. Ищу, в общем. И, кажется, нашел! Рой вот здесь…

Никифоров достал длинный и плоский охотничий нож.

– Ладно. Как говорится, с Богом!

Нож Никифорова вонзился в землю.

– Подожди-ка, Петрович. Свяжи сперва меня…

– Ты что?..

– Свяжи, тебе говорят. Пошли куда-нибудь отойдем… вон за камень.

– Да зачем это все, Лукаш?

– Не в себе я сейчас, пойми… на все способен. Потом когда-нибудь объясню. А сейчас – давай…

– Чем же я тебя свяжу, елы-палы!

– Хотя бы нашими ремнями. И уши заткни…

– Да что такое, в конце концов?.. – Никифоров глядел уже на Луку с подозрением.

– Спокойно. Я не сумасшедший. Читал, как Одиссей мимо сирен проплывал?

– Что-то такое помню…

– Короче, твоя задача меня не слышать! Лука вынул из кармана какие-то листки и стал их усиленно жевать.

– А теперь ты что делаешь?

– Жую туалетную бумагу. Я одно время нервный был. Жеваная туалетная бумага – лучшее средство для звукоизоляции. Вяжи меня! Нет, сперва давай свои уши! – Дальше Лука заорал что есть мочи: – Отвернись! – И выключил свой приборчик. – Все, иди…

Лука лег, ожидая приступа. Никифоров, для которого весь мир стал тише подводного царства, пожал плечами и пошел туда, где был воткнут в землю его нож.

Буков с огромным удивлением наблюдал за всем происходящим.

Через минуту-другую Лука застонал. Черная меланхолия окутывала его мгновенно. Он вспоминал все самое ужасное, что совершил когда-либо. Он думал о Соне, которую предал, он думал о том, сколько времени не был на кладбище у родителей. Он едва ли не рвал на себе волосы и начал помышлять докатиться до пропасти или хотя бы дотянуться до камня, чтобы размозжить себе голову. Он катался по земле и выл…

Изумление Букова сменилось почти ужасом. Кто же такой этот Никифоров, если он так мучает людей? И он начал жалеть, что не пошел за ними. Пожалуй, у него сейчас действительно был шанс.

А Никифоров усердно рыл, не видя и не слыша никого вокруг. Несколько раз, правда, у него возникала мысль сходить за камень, посмотреть на Луку, но он не мог оторваться от работы. Неожиданно для самого себя его охватил азарт. Что же здесь все-таки окажется?!

Волнение не миновало и Букова. Он больше не обращал внимания на конвульсии Луки и думал лишь о том, чтобы не появился кто-нибудь чужой и не помешал Никифорову. Он почему-то был уверен, что лейтенант докапывается до чего-то стоящего. И он, Буков, должен выцарапать у него это во что бы то ни стало. Если, конечно, это стоит того!

Лука дернулся еще несколько раз, приподнялся и рухнул на землю. Успокоение тоже пришло к нему мгновенно, перейдя в благодатный сон отпущения грехов.

Никифорову пришлось поработать, что называется, от души. За первые полчаса (пока Луку одолевала дурнота) ему удалось пройти первые полметра. Он продолжал, не останавливаясь ни на секунду. Пот с него лил обильно, как дождь, кровоточили разбитые о камни суставы пальцев. Известковая порода, камни то и дело попадались на пути к… К чему, он пока еще не знал. Он что-то чувствовал и в то же время не знал, что это, не знал, что с ним происходит, он был на взводе. Но как избежать этого, когда живешь постоянно на нервах, когда у тебя на глазах женщина летит в пропасть, когда тебе затыкают уши жеваной бумагой, чтобы ты не слышал каких-то сирен?

Наконец нож звякнул о железную оцинкованную коробку. Никифоров выволок ее на свободу. В сухой крымской земле она сохранилась идеально. По его разумению, это была коробка, в которой держали патроны для станковых пулеметов. Но не для современных, старых, времен, может быть, еще первой мировой…

Крышка была припаяна к корпусу коробки не сплошняком, а лишь в нескольких местах – точками. Работы ему было на несколько минут, но он решил подождать Луку.

Поставив коробку прямо перед Лукой, Никифоров вытер пот с лица и стал снимать со своего подопечного ремни. «Эх, водички бы сейчас!» – размечтался было он. Но в горах Кара-Дага проще клад найти, чем воду. И он пошел зарывать яму, чтобы все было, как говорится, шито-крыто. Единственное, что позволил себе лейтенант, это встряхнуть коробку, оставляя ее возле Луки. Внутри что-то обнадеживающе звякнуло…

Вот теперь Буков знал, что ему делать, обдирая колени и локти, он спустился с «господствующей» и двинул к Коктебелю. Утро еще, можно сказать, не кончилось, и капитан вполне мог бы сойти за любителя оздоровительной трусцы, если бы не его горящий взгляд. С такими взглядами впору бить мировые рекорды, но некому было удивляться, на него глядя, горы стояли молчаливо и бесстрастно – они и не такое повидали на своем веку. Буков поднял хозяйку с постели и сообщил, что они «съезжают». Хозяйке было глубоко наплевать на его сообщение, поскольку ей заплатили за всю неделю. Поэтому она никак и не прореагировала на его слова.

Чтобы не было подозрений, пришлось забрать и вещи Иты. Но прежде он все тщательно обыскал. Восемьсот долларов, которые он нашел в косметичке, вызвали у него приятные ощущения, досаждало лишь то, что не нашел оружия. Свой миниатюрный «вальтер» Ита забыла в Москве на его же квартире, под подушкой. Все-таки большая бутылка «Парламентской» дала о себе знать в ту ночь.

Через час Буков переселился в другой конец поселка и новых хозяев прямо с порога уверил, что он жилец надежный, хотя и непоседливый, часто бывает в разъездах. Заплатил он им сразу за две недели вперед, чтобы не дергались, не искали его. А потом, если все сложится, как он задумал – ищи ветра в поле!

Глава шестая. СОКРОВИЩЕ. СЛЕЗЫ СТАРИКА

Из «пулеметной» коробки они извлекли десятка полтора массивных золотых монет, на которых были начеканены арабские буквы, а под буквами – две золотые пчелы. Вместе с монетами как-то сам по себе выполз золотой брусок, более килограмма весом, по форме напоминающий шоколадный батон, увеличенный примерно в два раза. Про него Никифоров сразу сказал:

– Намучаемся с ним!

– Чего это вдруг?

– Сам подумай: как продавать? Ты сразу всем такой интересный станешь. От КГБ до мафии…

– А зачем целый-то продавать? Отпилим кусочек…

– А ты думаешь, они не сообразят, от чего ты этот кусочек откусил? Это, Лукаш, еще хуже будет, потому как у них воображение сразу запылает!

– Давай в туалет выкинем!

– Ты не злись, ты думай…

Еще в коробке оказался прелестный серебряный ножик, по-видимому, для разрезания бумаги. Рукоятка его была, что называется, усыпана аметистами. Лука восхищенно разглядывал вещицу, а Никифоров в это время вытряхнул крохотный, с половину пальца, замшевый мешочек, наглухо зашитый со всех сторон.

– Чего там?.. Ну-ка, посмотрим, дай-ка ножичек…

Ты нож-то антикварный не испорти! – пробурчал Лука и тут же невольно замер, в глаза ему ударили острее иголки лучи невиданных, необыкновенных цветов – зеленый, оранжевый, голубой. Это были, понятно, цвета радуги, но только такие, какими их видит Господь Бог. Тона ослепительно-резкие и в то же время сказочно-нежные, изысканные…

На ладони Никифорова лежал округлый, чуть продолговатый камень, покрытый сложнейшими гранями, подвластными только колдовски хитрым ювелирам. По форме он напоминал крупную фасолину.

Никифоров наклонил руку, камень, как игральная кость, упал на стол.

– Вот из-за такого партнеры перерезают друг другу глотки…

Камень прокатился несколько сантиметров, десятки ни с чем не сравнимых огненных выстрелов сладостно ударили им по глазам.

– Это… – Лука нерешительно взял камень, руки затряслись неожиданно. Лучи от граней сейчас же запрыгали, полетели во все стороны. день за окнами был не самый солнечный, и кроме того, они задернули шторы.

– Это бриллиант! – выговорил Никифоров застрявшее внутри Луки слово.

Неизвестно, сколько времени они просидели над камнем, не в силах оторваться от его волшебной, а точнее, колдовской красоты. Их руки вдруг, как бы не повинуясь им, одновременно и дружно впились в камень. Никифоров был заметно сильнее и завладел камнем. И тогда они испуганно переглянулись.

– Лукаш, мы пропадем…

Лука не мог отвести глаз от алмаза. Даже в неподвижном, в нем находились какие-то возможности, он продолжал сочиться подрагивающим светом, рядом с которым свет солнца мог казаться лишь жалким подаянием.

– Лукаш, прошу тебя! Давай его выкинем…

– Ты обалдел?! – Лука вырвал у Никифорова бриллиант, сжал его в кулаке, спрятал за спину. – Ты спятил, Петрович?! Да это знаешь, что такое!..

– Погибель наша!

Очень долго они смотрели друг другу в глаза. И в эти слившиеся мгновенья Лука не сразу мог понять, что же все-таки дороже ему. Наконец пришел страх. Он взял мешочек, сунул камень внутрь, в непроницаемую замшевую темноту. Напоследок камень успел сверкнуть, ударив ему по глазам. Глупец, мол, владей! А вдвоем мной владеть невозможно – как женщиной!

Лука положил мешочек на стол, отодвинул от себя.

– Петрович, а у тебя нитка есть с иголкой?

Никифоров понял его с полуслова. Достал иголку с ниткой – человек все-таки военный, бывалый – и тщательно зашил мешочек.

– Ну и штука. Почище любого Кашпировского… колдует!

Им давно пора было завтракать, давно пора было ехать в Новый Свет, где женщины их, наверное, уже ходили по стенам. А по высокому счету им надо было вообще сматываться отсюда, потому что совершенно неизвестно, что еще приготовил им господин Турукин. Но все это казалось сейчас мелочью по сравнению с тем, что им предстояло решить.

– Петрович, а может, это все-таки подделка?.. – Лука и сам не верил в свои слова, так вымолвил их, на всякий случай.

– Какой же дурак будет подделки в землю закапывать? Я думаю, надо ехать в Феодосию…

– Для чего?

– Понимаешь, у моего капитана Калинина… – Никифоров оборвал себя на полуслове, задумался. «Калинин, милиция». Он успел отвыкнуть от этих слов. Они звучали для него, как голоса с другой планеты.

– Так что у Калинина?..

– По делу у него проходил некто Галкович… Владимир, по-моему, отчество забыл – что-то нерусское…

– Да зачем он нам, этот твой Зяма?

– Да подожди ты! Он ювелир высочайшего класса…

– Считаешь, это можно просто так показывать кому попало?

– Он старый… умный… – Никифоров пожал плечами. – Надо все понять, Лука!

Никифоров был менее образован, чем Лука, но сразу сообразил, какая ответственность свалилась им на плечи. Случай или, может быть, чудо дали им в руки это несметное сокровище. Таких вещей, кто знает, вполне возможно, вся солнечная система сотворила лишь несколько штук. Надо спасать дружбу, надо обезопасить свою жизнь… Но они же не могут просто ударить по алмазу молотком и осколки стряхнуть в мусорное ведро!..

– Ладно… – Лука поднялся и почувствовал, что ему не хочется уходить от этого мешочка. Оставлять Никифорова с ним один на один!

И Никифоров не мог не почувствовать этого. Потупившись, не глядя в глаза Луке, он проговорил:

– Надо решать, Лукаш! Иначе пропадем…

Лука решительно оттолкнулся от стола и шагнул в летнюю кухню к хозяйке. И через минуту-другую, взяв себя в руки, обратился к хозяйке в шутливо-ироничном тоне, который принял с ней с первого появления в доме.

– Драгоценная Лариса Евсеевна! Вы ведь все-все знаете… а не знаете ли вы некоего Галковича Владимира, если не ошибаюсь, из Феодосии?

– Владимира Марковича? Так кто ж его не знает! А вы случайно не грабитель? Признавайтесь сразу, зачем вам понадобился товарищ Галкович?