Текст книги "Тайна Черного дома"

Автор книги: Николай Иванов

Соавторы: Сергей Иванов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

– Ну, какой же я грабитель! – развел руками Лука. – Если до сих пор не похитил такое сокровище, как вы, прекрасная вы моя!

Тучная Лариса довольно улыбнулась – хоть и дежурный, бесплотный, а все же комплимент.

– Нет, серьезно, зачем вам этот старый сундук?

– Ну… допустим, хочу показать ему свою душу. Она ведь у меня из чистого золота!

– Тогда вы не по адресу! Галкович занимается только камешками…

– Ларочка! Нет больше сил. Давайте нам завтрак и давайте нам адрес!..

– Так он же живет в конце нашей улицы! – торжественно почему-то выпалила толстуха.

– Как это?..

– Старый он, приехал отдохнуть на даче. Вы, надеюсь, не против, чтобы люди имели дачи?

* * *

Старый Галкович сидел у себя во дворе в тени виноградных лоз. Деревянная столешница, деревянные лавки, кувшин красного вина, солонка, чеснок и кирпич ноздреватого серого хлеба. Когда они вошли, старик смотрел через стакан с вином на бледное в молочной дымке солнце.

– Товарищ Галкович! – крикнула через ограду Лариса Евсеевна. – Эти молодые люди живут у меня!

Так и не отпив ни глотка, Галкович поставил стакан рядом с кувшином, посмотрел на Никифорова и Луку. И сразу покачал головой.

– Нет-нет, в Коктебеле я не веду деловых разговоров…

– Это не деловой, – неуверенно проговорил Никифоров.

Галкович внимательно посмотрел на него, кто знает, может быть, узнавая лицо молодого мента, мелькнувшее перед ним лет десять назад.

– Я же вижу, что деловые!.. – Он тяжело поднялся, грузный, старый, бородатый, явно уже хорошо принявший с утра. – Ладно, пройдите…

Вслед за стариком они прошли через комнату, где было мало еврейского и довольно много хохлацкого. Какие-то глиняные горшочки, рушники с петухами…

В маленькой комнате, куда он их привел, были только стол и два полуразвалившихся плетеных кресла. Стол оказался заставленным стеклянными колпачками, какими иногда укрывают старинные часы, лупами разных размеров и необычными, всевозможных форм зеркальцами. В центре стола стояли микроскоп и еще какие-то непонятные приспособления. Да, все говорило о том, что он здесь мало занимался делами.

Галкович опустил себя в кресло. Между ним и гостями оказался стол. Невольно складывалась как бы официальная обстановка.

– Ну, давайте! – проговорил он почти требовательно.

Никифоров нервно выдернул из нагрудного кармана мешочек, положил на стол. Старик вопросительно посмотрел на мешочек и перевел взгляд на Луку и Никифорова.

– Там, внутри… – Никифоров сглотнул подступивший к горлу сухой комок.

– Да уж понимаю, что не снаружи!..

Среди множества металлических приспособлений, лежащих на столе, Галкович выбрал тонкий, как шильце, стерженек, по-видимому, остро отточенный, и за секунду вспорол наметанные Никифоровым нитки. Окинув еще раз взглядом пришельцев, он вытряхнул камень на ладонь.

Долго, очень долго длилось молчание. Взгляды Луки и Никифорова, как и старика, снова были прикованы к сверкающему чуду.

– Азохем вей… – прошептал наконец Галкович. – Но ведь это не страз! – И добавил еще несколько слов на идиш.

Лука и Никифоров, внимательно следившие за действиями Галковича, не сразу смогли понять в чем дело. Плечи старика дрожали, он плакал. Первые слезы растворились где-то в лабиринте морщин возле его глаз. Но потом они покатились по его впалым щекам, скрываясь в окладистой седой бороде.

Лука и Никифоров молчали. Но они начали понимать, что творится с этим человеком. Хотя и не совсем.

Старик провел ладонью по лицу, кое-как утер слезы. Потом положил камень на крохотную кожаную подушечку и накрыл стеклянным колпаком. Достал из стола книгу в старинном, как у Библии, переплете с медными застежками. Лука и Никифоров переглянулись: уж не молиться ли собрался? Но старик торопливо принялся листать свой фолиант и, дойдя до нужной страницы, хлопнул по ней ладонью.

– Вот! – Он кивнул на распахнутую книгу и вздохнул. – Этого быть не может, но это так! «Глаз Аполлона»! Вы когда-нибудь слышали об этом алмазе?

Лука и Никифоров наклонились к книге. На странице был изображен их камень. И они прочитали, что было написано под картинкой. Там было написано, что это шестой по величине из всех известных крупных алмазов, что подтверждало и указанное количество каратов, оказавшихся в нем после обработки. Узнали они и то, что он отличается необыкновенной чистотою и голубизной воды и что принадлежит его Величеству королю Прусскому Вильгельму.

– В четырнадцатом году, в самом начале первой мировой, он исчез из личного сейфа кайзера. И еще тогда его оценивали в два миллиона долларов… не теперешних, деревянных долларов, а тех, вы понимаете?! Но и та огромная цена была несерьезной.

– Сколько же он стоит?.. – тихо спросил Лука.

– Он бесценен!

Камень лежал под колпаком и, казалось, отзывался на чье-то сердцебиение. Не переставая, посылал в пространство кванты драгоценного света.

– Ровно восемьдесят лет, почти век, о нем ничего не было слышно. – Не смея больше дотронуться до бриллианта, Галкович погладил стеклянный колпак. – Но я знал, что он найдется! Еще ни один великий алмаз не был утерян навсегда!..

«Возможно, он пролежал в земле все эти восемьдесят лет…» – подумал Лука. Он начинал понимать, почему алмаз так беспощадно сверкает. Просто он смертельно соскучился по свету!

– Но что же нам с ним делать?.. – Никифоров решительно снял стеклянный колпак и затолкал камень в его темницу. Лука понял его. Гипноз, исходящий от «Глаза», был слишком силен. Никто не мог ручаться за себя, не мог знать, на что был способен в следующую минусу.

– Подождите! – вскрикнул старик. – Дайте еще раз взглянуть…

Никифоров протянул ему мешочек, а другой рукой вынул из-за пазухи пистолет.

– Я и не мечтал, что смогу к тебе прикоснуться! – Старик как бы взвесил камень на ладони, поднес к губам.

– Осторожнее!.. – металлическим голосом проговорил Никифоров. – Извините… – И забрал камень у старика. – Но вы не сказали, что нам с ним делать…

– Нет! – закричал Галкович, тряся головой. – Это не ко мне! Не хочу знать, как он попал к вам, и не знаю, что с ним делать. Вы можете бросить его со скалы в Сердоликовую бухту, можете оставить на память… – В отчаянии он махнул рукой. – Но… это ваш личный Чернобыль, запомните…

Никифоров опустил алмаз в мешочек. Следя за его рукой, старик снова прослезился. А когда пришельцы покинули его, долго сидел неподвижно, думая о камне и о своей жизни. Он-то знал цену этому сгустку земной породы. Знал он и другое. Если человек, посвятивший себя ювелирному искусству, встретился с таким камнем, значит, он прожил жизнь не зря. Галкович был сентиментален и горд от рождения…

Через час старик приказал себе считать, что никакого камня не видел, что это был лишь сон. Потому что ему еще надо было много жить и много заработать. У него еще половина внуков не имела ни своего угла, ни приличной автомашины. А на то, что внукам помогут их родители, то есть его, Галковича, дети, у старика была очень плохая надежда.

Глава седьмая. НЕОЖИДАННЫЙ ПОВОРОТ

– Только уж давай так: решили – все!

– А почему ты, собственно, мне это говоришь?

– Просто вот говорю и все!

– И что это вообще за тон у тебя? – Никифоров неодобрительно дернул головой. – Ты меня в жадности подозреваешь или в том, что мне жизнь недорога?

Лука ничего не ответил. Они вошли в местную мастерскую, где из карадагских камней делали всевозможные безделушки.

– Вот! – кивнул Лука на витрину. – Сам не знаю, чего я ее тогда заприметил…

Он постучал пальцем по стеклу витрины, и продавец с готовностью достал ему пеструю коробочку из яшмы. Шкатулка была довольно мила и опиралась на приземистые узорчатые ножки из мельхиора.

– Ножки сгниют, конечно… – вздохнул Лука. – В принципе это не важно. Главное – крышка закрывается плотно.

Они были как-то излишне разговорчивы, оживлены. И втайне надеялись, что кто-то из них наконец скажет: «Слушай, брось дурака валять!» Ив то же время каждый знал, что это нужно доделать до конца… Они были словно зомби собственного замысла.

– Смотри, Лукаш! Я по дороге кусок медной проволоки прихватил. Обмотаем твою шкатулку для надежности…

Коробка оказалась несусветно дорогой – почти сто долларов.

– Не жадничай! – сказал Лука с усмешкой – Лет на двести кладем…

Продавец был очень рад столь неожиданной для него покупке. И покупатели вроде не были похожи на залетных туристов, а поди ж ты…

– Очень надежная коробочка, – проговорил он, услужливо улыбаясь. – Что угодно можно положить!

– Даже глаз… – проговорил Никифоров бесстрастно.

– Обязательно! – согласился продавец. Когда они вышли от Галковича, то домой не пошли, а направились к морю.

– Ты согласен, Петрович, что это не наша вещь?.. Не про нас она…

– Недоделанные мы, что ли?

– Брось! Вот она у кайзера в сейфе лежала – это в самый раз. А нам она зачем – на комод положить? Стоит показать кому, тут же убьют. Даже в Грановитую палату и то не сможем сдать. Затаскают – откуда, мол, сволочи, взяли!

– В Грановитую было бы неплохо, – кивнул Никифоров. – А сколько эта вещь там продержится? Тут же уплывет подальше от России. Читал про царскую корону и скипетр?

– Нет, а что?

– Уже договорились о продаже на израильском аукционе. И где потом будут эти денежки? У шумеек и голиковых, у кремлевской пьяни в глубоких швейцарских подвалах. И камушек этот укатится туда же…

– Хорошо, давай его просто потеряем. Как пришел, так и ушел – будто и не было.

Никифоров не ответил, взглядом давая понять, что на предложения сумасшедших не реагирует.

– Эврика!.. – воскликнул вдруг Лука. – Давай тогда его спрячем, снова сделаем из него клад. Пусть полежит еще лет полтораста! Раз люди до него еще не доросли.

– Закопать? Ты что, и правда с ума сошел? Он вообще может исчезнуть!

– А вот и не исчезнет! Помнишь, что тот Зяма говорил? Такие вещи не пропадают!

– Зяма… Тоже мне истина в последней инстанции!

Они долго сидели молча, понурившись, и, как видно, думали об одном и том же.

– А знаешь, Петрович, все равно придется копать! У нас же другого выхода нет…

Конечно, они могли бы клокотать от жадности, конечно, они могли бы перерезать глотки друг другу, такие случаи описаны во множестве. Но ничего подобного с Никифоровым и Лукой не случилось. Они мучительно думали, как избавиться от этого наваждения и в то же время как сохранить этот бесценный и такой смертельный предмет. Избавляться от бесценных предметов очень тяжело. И потому сделать это надо было как можно скорей.

Купив коробочку, они направились в горы – по той же самой дороге, по той же тропе, что привела их к «господствующей» высоте.

– Почему именно здесь? – спросил Лука.

– Да так… – Никифоров замялся. Ему не хотелось рассказывать про женщину, которая должна была убить их, а убила себя. – Ты, кстати, как себя чувствуешь?

– Спасибо. – Лука улыбнулся, довольный. – Как огурчик.

– Тогда лезь за мной!

Когда они добрались до вершины, Никифоров окинул взглядом площадку. Нет, не осталось и малейших следов от того, что здесь случилось утром.

– Где мы его определим? – спросил Никифоров. – Под кустом?

– Не-е, Петрович, куст умрет. Закопаем прямо у обрыва. Куста не будет, а обрыв проживет еще лет восемьсот, может быть…

– Правильно! – согласился Никифоров, вспомнив, что именно с этого места Ита унеслась в пропасть.

И опять у них не было никакого инструмента, кроме все того же ножа. Лука копал яму, лейтенант задумчиво смотрел на поселок Планерское. На маячившие горы вдали – на гору Стольникова и Хамелеон, которые постепенно начинали синеть. Безумно длинный день подходил к концу.

– Когда-нибудь мы, наверное, адски пожалеем об этом… – вздохнул Лука.

– В конце концов все в наших силах! – отозвался Никифоров.

– Это только так кажется. Лейтенант нашел глубину ямы достаточной и придержал Луку за руку.

– Может, посмотрим в последний раз? – с надеждой спросил Лучков.

– Ни за что! – отрубил Никифоров. Сунул мешочек в каменную шкатулку, замотал проволокой, положил на дно ямы и стал заваливать землей, смешанной с известняком и мелкими камнями.

Лука с печалью смотрел на своего спутника, а теперь и друга.

– Всего несколько часов и удалось ему поиграть со светом, и снова в темноту. Вот судьба…

Когда они спустились и уже порядочно отошли от «господствующей», Никифоров вдруг замедлил шаг.

– Слушай, а как его люди-то найдут? Через твои сто пятьдесят…

Лука задумался, но ненадолго.

– Найдут! У меня есть знакомые писатели, братья Ивановы. С одним из них я в медицинском учился. Так они теперь детективы катают…

– Ну и при чем здесь это?..

Я им расскажу. Они напишут про это, но им, конечно, никто не поверит. Но лет через сто пятьдесят найдется толковый парень, который возьмет и поверит. Потом придет сюда и выкопает. А как раз и нужно, чтобы через сто пятьдесят и чтобы человек был толковый… Никифоров покачал головой.

– Н-да… ну ты, допустим, сумасшедший. Но я-то хорош! Слушай, а если эти два брата-акробата сами припрутся сюда?

– Петрович, милый! Да разве в это кто-нибудь может поверить? Написать они напишут, потому что необычно, а поверить – не на таких напал! Только через сто пятьдесят…

Глава восьмая. ОН ДЕЛАЕТ ХОД. ПОТОМ ВТОРОЙ

На углу улицы Наливайко и Дачной стоял общественный туалет. Он был построен еще в те незапамятные времена, когда Никита Хрущев собирался где-то здесь отгрохать себе дачу, а Горсовет решил откликнуться на это великое событие столь же великой борьбой за санитарию и гигиену. И наставили по Коктебелю подобных сооружений несколько десятков – испражняйся на славу! Но когда Хрущев дачу строить раздумал, сразу выяснилось, что в общественных туалетах есть большое неудобство: силами коммунальных услуг их постоянно надо чистить, а это хлопотно. Общественные туалеты вместе с содержимым стали заколачивать один за другим. И заколоченные домики постепенно стали частью здешнего пейзажа, как, например, валун, скатившийся когда-то с горы, или куст терновника. Их просто перестали замечать.

Именно в таком домике и затаился Буков, наблюдая, как Лука и Никифоров в сопровождении хозяйки вышли из дома. И калитку закрыли аж на деревянную вертушку…

Едва они свернули за угол, Буков, не теряя пи секунды, вошел в палисадник и направился прямо к распахнутому окну. Тому самому, из которого совсем недавно Никифоров выскальзывал для конспирации. Теперь оно пригодилось и Букову.

Он был, что называется, в кураже, поэтому действовал решительно и ловко. Ухватился за подоконник, подпрыгнул, легко, как на физподготовке, подтянулся и через минуту стоял уже на чистом крашеном полу, в прохладе и полумраке чужой комнаты.

Прежде Буков работал по найму и, так или иначе, мог доказать, что закон не преступает. Теперь он работал только на себя. И уже никто бы не поверил, что он действует рука об руку с законом. Но сейчас ему было на это плевать! У него на глазах два типа извлекли из земли нечто… пока для него непонятное. Но это был явно не комплект туалетных принадлежностей. Скорее всего, это был клад… Ну а если бы у вас на глазах кто-то откопал клад, вы что, сидели бы сложа руки? Так примерно Буков рассуждал и был уверен, что всякий на его месте поступил бы точно так же.

Его не могла не удивить халатность его врагов. Все бросили и ушли, даже окно не закрыли. Но откуда ему было знать, в каком они уходили состоянии и что уносили с собой. Стоимость этого, быть может, равна была, а то и превосходила годовой бюджет иного плюгавого государства СНГ.

В глаза Букову бросились два чемодана. Один был новенький (купленный в Ленинграде), второй – старый, потертый и заслуженный, еще советский. Новый был раскрыт. А там, кстати, под слоем трусов и маек лежали одиннадцать тысяч долларов. При помощи карманного складного ножа Буков вскрыл замки старого чемодана, вышвырнул никифоровское шмотье. Увидев «пулеметную» коробку, открыл ее и обалдел.

Перекладывая содержимое коробки в свои карманы, он вдруг на секунду почувствовал себя обычным домушником. Но только на секунду – и снова наплевал на все на свете.

Буков выпрыгнул из окна, и почти сразу в калитку вошла Лариса Евсеевна. Они увидели друг друга.

Букову ничего не оставалось, кроме как переть на рожон, брать на понт.

– Здорово, тетка! Я тут к Николаю заходил, к квартиранту твоему…

– Здесь нет никакого Николая…

Никифоров и Лука, когда поселялись, представлялись хозяйке другими именами, а документы у них, само собой, никто не требовал. Самыми надежными документами у нас теперь служат «зеленые». Так нам и надо!

Буков пожал плечами, и Лариса Евсеевна догадалась, что он вор.

– А ну-ка уходите отсюда, пока я не позвала…

Зря она это сказала! Буков, в общем, так и хотел – просто пройти мимо. Но теперь он подумал, что она может закричать. И душевно улыбнувшись, шагнул к Ларисе.

– Вы только не волнуйтесь, мамаша… – И он ударил ее кулаком по голове.

С дорожки Лариса Евсеевна отлетела в огород, спиной и затылком ударилась о здоровенную пятидесятилетнюю грушу и потеряла сознание.

* * *

Двое суток Буков тихо лежал на дне. Так обычно выражаются в блатном обществе. Но ему, по-видимому, только так теперь и следовало выражаться. А находился он в Алупке, в снятой комнатухе и нос никуда не высовывал, хозяева, милые, хотя и несколько беспокойные старички за умеренную плату выдавали ему виноградный самогон собственного производства, зарубили по его заказу пару кур.

Так он продержался двое суток. А на третьи решил заняться делом. До сих пор он жил на доллары, которые ему отвалили бандюги, теперь он надумал потихоньку реализовать золото и сразу же отвалить из этого места. По самым грубым его прикидкам похищенное должно было стоить лимонов пятьдесят, не меньше. Если даже просто их положить под девять процентов в самый задрипанный государственный банк и то… хотя это, конечно, глупо. Можно найти что-то более подходящее. Но Буков пока не знал, как найти это «более подходящее», и, несмотря на свое богатство, чувствовал себя довольно растерянно. Всю жизнь он ходил по вполне определенным, нахоженным дорожкам и мог на них любого обогнать или обмануть. Теперь же волей-неволей он оказался совсем и ином мире. Как жить ему? Куда податься? Конечно, богатство – вещь хорошая. Но не стоила ли его московская квартира столько же, а то и больше этой добычи?

Не мог он себе представить, как ему теперь быть и со службой. Бросить все и исчезнуть навеки? Или наоборот: позвонить, обещать кому надо хороший куш, заочно оформить отпуск? Чтобы хоть квартира за ним осталась. А то ведь скажут: пропал без вести, значит, и квартира ничья! Там ведь вокруг жэков столько оглоедов крутится…

После долгих размышлений квартиру он решил все-таки не терять, позвонить на службу и, как говорится, «для поднятия жизненного тонуса» продать немного золотишка. Чтобы хоть посмотреть, как это дело пойдет.

Взяв у хозяина в сарае молоток и зубило, он отрубил от золотого бруска кусочек, весивший граммов тридцать или около того. Золото рубилось хорошо, вязко, совсем не крошилось. Работа эта была для него приятной, он уже готов был назвать себя «золотых дел мастером». Мысленно, конечно.

Поутру Буков вышел на промысел. Никаких хвостов за ним, естественно, не было. Никифоров потерял его еще раз и навсегда, мафия – тем более. Так что дергаться никаких причин не было.

В Москве он, конечно, сориентировался бы скорее. Нашел бы, куда определить это золото. Здесь приходилось идти на эксперименты. Он помнил, знал, что всегда охотно берут золото протезисты, а. дом с рекламной табличной приметил еще два дня назад. Профессиональная наблюдательность. «Доктор Нашев Е. Б., срочное протезирование. Гарантия качества». Такая вот надпись была изображена на табличке яркой, бросающейся в глаза вязью.

Доктор, скучавший над «Алупкинским курьером», энергично поднялся навстречу посетителю.

– Приветствую вас, чем могу служить?

– Вы золото делаете?

Следует, вероятно, пояснить, что делать золотые коронки можно только по особому разрешению и из этого же вытекают особые налоги. Но обычно всем удается как-то договориться, и вместо налогов платятся взятки.

Доктор Нашев внимательно посмотрел на Букова.

– Видите ли, ваш вопрос…

Буков понял, что он делает все, и достал из кармана завернутый в носовой платок кусочек золота.

– Не буду вам морочить голову, доктор. Это мне надо продать. А вам оно может пригодиться, верно? Я приезжий и… ничего плохого, надеюсь, мы друг другу не сделаем.

Нашев покачал головой.

– Ох, молодой человек, молодой человек. Взяв золото двумя пальцами, он долго и пристально рассматривал кусочек металла со всех сторон.

– За качество я отвечаю! – Буков улыбнулся.

– А у вас, извините, еще есть?..

– Да нет, больше-то нету, но…

«Ты сначала купи, а там поглядим!» – подумал Буков, оборвав себя на полуслове. Доктор продолжал рассматривать его добычу.

– Здесь нет пробы и… так далее. Словом, я мог бы взять это у вас по десять долларов за грамм. Итого… – Он достал из сейфа аптекарские весы. – Вот, смотрите сами. Ради знакомства пусть будет триста баксов…

– Нет, извините! – Буков протянул руку к своему обрубочку.

– А сколько вы хотите?

– Хотя бы четыреста…

Доктор нахмурился, но кивнул головой.

– Хорошо, будем считать, что это ради знакомства. Но в следующий раз…

– До следующего раза еще дожить надо!

– Верно! – Нашев положил золото на стол. – Сейчас я принесу деньги.

Буков продолжал сидеть в зубоврачебном кресле. Очень, кстати, удобная мебель, когда тебе ничего не надо сверлить и вырывать. Настроение у него было прекрасное. Чем плохо – за пять минут реализовал товару на целый миллион по сегодняшнему курсу, даже с липшим…

А доктор Нашев в то время за плотно закрытой дверью негромко разговаривал по телефону.

– Шурик? Это Женя… Евгений Борисович. Тут у меня хороший клиент с металлом. Нет, кусок небольшой, но перспективный. Думаю, что он не более часа тому отрублен от хорошего батона. Ну… такие бруски бывают на полторы тысячи граммов в среднем. Задержать? Минут на семь, не больше.

Он вышел к Букову и на лице его была написана некоторая растерянность. Буков на всякий случай положил золото в карман.

– Понимаете, баксы есть… – Нашев вздохнул. – Отпечатаны они, правда, до восемьдесят первого года. Хотя в принципе их почти везде берут…

– Что значит «почти везде»?! – Буков даже подскочил от такого хамства. – Ну вы даете!..

– Хорошо, я исправлю положение… сейчас принесу деньги. Тут совсем рядом – пять-семь минут. А вы пока останьтесь за хозяина…

«Что-то он мягко стелет… – с неприязнью подумал Буков. Но дверь уже закрылась. Он огляделся. Стеклянные шкафы, инструменты, лекарства. – Другой бы на моем месте и тут мог добыть чего-нибудь ценное. Морфий, например, или что другое…» Но тут же он одернул себя. Чего это в голову такое лезет – сплошной криминал! Симпатичный врач, оставил на него кабинет, имущество…

Наконец Нашев вернулся – не через пять минут, конечно, зато с деньгами. Сделка была завершена.

Вспомнив старые обычаи и традиции, он решил обмыть свою удачу. Тем более что после самогонных возлияний голова слегка потрескивала. Что же касается заведений для удовлетворения такого желания – в Алупке они на каждом шагу.

Он сел за столик – прямо на весеннем солнышке на улице, и, как человек со средствами, стал размышлять, чего бы такое ему заказать поинтереснее, повкуснее. Наконец попросил себе бутылку «Красного камня» – ароматного, чуть терпкого и довольно крепкого вина. Выпил фужер, второй – стало лучше. Выцедил еще один и стало совсем хорошо. А тут и закуску принесли – черноморское рыбное ассорти. И «Камень», и ассорти стоили теперь баснословных сумм, но Буков решил на себе не экономить.

Бутылка подходила к концу, он уже подумывал заказать еще и стал намазывать на кусок булки икру.

– Мужчина, не купите сережки?

– Некому! – ответил он, не поворачивая головы, с неожиданной для себя горечью.

– Да вы хоть посмотрите!..

И он посмотрел. Не на сережки, а на ту, что их предлагала. Это было какое-то чудо! Большие синие глаза, аккуратный нос, пухлые вишневые губы. Волосы молодой, прекрасно сложенной женщины были, что называется, цвета воронова крыла, черные, прямые, косо и низко падающие на лоб. Потом он увидел ее высокую грудь…

– Ну что же вы, решили?

– Что?

– Да сережки-то!..

На ладони у нее лежало что-то из белого металла, не слишком похожего на серебро, в середине металлической завитушки зацепилась то ли зеленая, то ли голубая капля, скорее всего из пластмассы, а не из бирюзы.

Буков хотел было встать, но подумал, что так не делается, когда к столику подходят с цветами, шампанским или каким-то иным товаром.

– Зачем же вы… продаете? – спросил он не слишком внятно.

– Зачем?.. – Красавица усмехнулась. – Да для этого сто причин! Денег нет, вот и все!

Выпитое сделало Букова достаточно раскованным.

– Садитесь, посидите немного… с одиноким мужиком.

Она улыбнулась, села, и Буков с опозданием сообразил, что надо было встать и подвинуть ей стул.

– Правда, посижу немного. Устала…

– Что будете пить? – Эту фразу он явно подхватил из какого-то телесериала.

– Ну… – Она пошевелила своими аппетитными губами, которые от этого стали еще пунцовей. – Может быть, коньяка…

– Хороший старт!

– Думаете?..

Официантка не заставила себя долго ждать, подошла.

– Какой у вас коньяк?

– Самый лучший «Белый аист»…

Да, Алупка – не Париж. Тут не закажешь по рюмке коньяка и не выберешь его из десятка сортов.

Буков посмотрел на красавицу, та кивнула.

– Все нормально…

Она, не стесняясь, выпила несколько рюмок коньяка, и Буков, допив свою бутылку, добавил «Аиста». О чем они говорили, он никогда бы не ответил, не вспомнил. Он смотрел на нее и не мог насмотреться.

– Что это вы так смотрите как-то?.. – спросила она несколько жеманно.

– А ты будто не понимаешь? Будто никогда на себя и в зеркало не смотрела?

Он, конечно, понимал, что у такой женщины не может не быть любовника или мужа. Сколько ей – двадцать три, двадцать пять? А имя, каких теперь не бывает, только разве в музее – Марфа!

Она промокнула рот салфеткой и стала подниматься.

– Хороший ты мужик, но мне пора…

– Можно проводить?

– Вроде не поздно еще!.. – усмехнулась Марфа.

Да, времени было часа два, не больше.

– Ну, мало ли… вдруг кто пристанет…

– Ладно, пойдем.

Буков поднялся и сразу взял ее за талию.

– Не здесь!.. – одернула она его не слишком резко. – Какой ты, однако…

Официантка стала копаться в своей книжечке. Буков нетерпеливо сунул ей сто долларов.

– Достаточно?

– Спасибо, спасибо! Заходите еще. Марфу он догнал уже в дверях. Не удержался, обнял за плечи, притиснул к себе.

– Да нельзя же здесь, пусти…

– А машины в Алупке ловятся?

– Да есть тут у меня кое-какая. Подойдя к краю тротуара, она остановилась у прекрасного «жигуленка» – девятки с затемненными задними стеклами. Открыла ему переднюю дверцу и стала обходить машину, чтобы сесть за руль. Что-то сразу кольнуло Букова. «А говорила, денег нет. И двери у машины почему-то не заперты…»

– Садись, садись…

Буков в общем-то понимал, что отсюда срочно надо рвать когти. Но было очень стыдно перед ней испугаться. И он сел.

Какого-нибудь мгновения ему не хватило, чтобы положить руку ей на коленку…

Кто-то сзади приставил к его виску нечто металлическое, холодное.

– Сидеть!..

Марфа тут же вышла из машины. А на ее место сел парень в хромовой, скрипящей, как сапоги, куртке.

По какой-то особой холодности металла Буков понял, что это пистолет, причем не игрушечный, не газовый, не духовой.

«Голову резко в плечи и с разворотом, ребром ладони – уж тут куда попадешь… В морду тоже ничего, но лучше – по горлу. Это левой. А правой, на том же движении, водителю кулаком в висок…» Мысль эта молнией черкнула зигзаг в его мозгу. Он даже успел дернуться и задел кого-то. Но позади него, по-видимому, было двое. Его ударили по затылку чем-то весомым, и он отключился.

Глава девятая. ЧТО ПОСЕЕШЬ

Очнулся Буков достаточно быстро – судя по солнцу, которое светило здесь точно так же, как в кафе. Ни цвет его, ни яркость ничуть не изменились. Прошло, по-видимому, минут двадцать. Только теперь лучи солнечные били в маленькое круглое оконце. Он понял, что это иллюминатор. По тесному помещению с деревянной обшивкой стен не трудно было догадаться, что находится он в каюте. Вскоре он почувствовал, что яхта покачивается, и услышал волны.

Он был связан по рукам и ногам и кроме того прикручен проволокой к алюминиевому стулу. Напротив него на таких же стульях сидели двое молодцов – оба очень крепкие ребята с тяжелыми плечами борцов. У одного рожа и вся голова были какими-то серыми, даже сивыми, без затей. Второй, узкоглазый, был, видимо, похитрей.

– Будешь говорить? – спросил Сивый и показал Букову золотой обрубок, который тот продал дантисту.

«Влип! – подумал Буков. – Надо немедленно понять, кто они… Ну и падла зубоврачебная!..»

– Что молчишь-то? – настаивал Сивый. В руке у него появился тоненький прутик, похоже, из акации. Он дотронулся им до живота Букова и сказал:

– Мне показалось, он Марфутку там лапнул…

– Видел!.. – ответил Узкоглазый и с дикой силой саданул кулаком Букову в живот – точно в то место, куда показал прутик. Казалось, кулак его достал до позвоночника. Боль горячей волной вошла во внутренности Букова. А Узкоглазый ударил снова с той же силой и точно в то же место. «Печень оторвут…» – успел подумать Буков, но сказать ничего не мог. Он видел, как изо рта у него идут пузыри…

Сивый легонько хлестнул Узкоглазого прутиком по кулаку и тот сел как ни в чем не бывало. Букову с огромным трудом удалось желудок вернуть на прежнее место и вздохнуть.

– Уже можешь! – обрадовано догадался Сивый. – Говори…

– Ребята! У меня больше нету…

– Мы тебе не ребята… – Сивый дотронулся прутиком до буковской шеи. И Буков сразу догадался, что сейчас будет.

– Честно говорю, пацаны!

– Пацаны? Уже лучше! Знает, как разговаривать.

Узкоглазый, реагирующий не на слова, а на прутик, врезал Букову ребром ладони по шее. Будто электрическим током сразу ударило в голову. Но Буков не вырубился. Узкоглазый бил так, чтобы получалось как можно больнее, и в тоже время жертва оставалась в сознании. У него был определенный талант.

Буков сделал вид, что потерял сознание.

– Врешь! – покачал головой Сивый.

И прутик снова прикоснулся к животу. Буков почувствовал, что сию минуту кишки полезут у него из глотки. Но ведь если рассказать, где золото… останешься голый! Снова удар в живот. Он хотел закричать, что готов сказать, скажет, но не мог выдохнуть из себя ни звука. Дыхательные пути были перекрыты напрочь. Сивый коснулся прутиком руки Узкоглазого. Тот сел. Буков глотнул воздуха.

– Нету у меня, нет… чем хочешь, поклянусь…

Прутик хлестнул его по боку. Тут же Узкоглазый выдвинутыми костяшками пальцев ударил его по ребрам. И не было на свете ничего больней этого удара! Но, оказывается, бывает и больней. Когда двинут в то же самое место в третий раз…