Текст книги "Запад-81 (СИ)"

Автор книги: Николай Лозицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)

   За ними появляются танки. Они как-то вдруг вырастают на белесом фоне неба и останавливаются, зловеще поблескивая на солнце стволами орудий.

   – Зассали! – убежденно говорит наводчик Сулимов.

   – Пойдут, – уверенно отвечает водитель БТРа. – Постоят, постоят и пойдут.

   – Прямо не попрут, это факт, завязнут, видишь как заболочено! А на этой узенькой дорожке мы уж их встретим. – И наводчик сжимает пальцы в жилистый загоревший кулак.

   – Чем встретишь, своим КПВТ? Резонно возражает водитель.

   – Почему КПВТ? Есть еще две 'Шилки', самоходки огонька подбросят!

   – Знаешь сколько снарядов надо, чтобы полсотни танков подбить? Не-е-е. Дай бог шугануть их хорошо, чтобы пошли искать другую дорогу.

   Солнце начинает подбираться к полудню, а немецкие танки все стоят на холмах. Не движутся и не стреляют, чего-то ждут. Должно быть, данных своей разведки, высматривают, нет ли поблизости противотанковых орудий.

   Мы тем временем активно переговариваемся по своей радиосети. Кроме 'Шилок', которые уже показали, чего они стоят, с ними прибыла КШМка командира одной из батарей дивизиона. Как старший по званию, он взял на себя командование нашей группой, и теперь по рации распределял цели и задачи каждому. 'Шилки' он поставил так, чтобы можно было поразить танки немцев в борта, а свой МТЛБу с ДШКМ и наш БТР с другой стороны дороги за болотцем, чтобы можно было наблюдать за действиями немцев со всех сторон. Зенитчики доложили что заняли позиции и замаскировались. Чуть позже, от них по сети прошел доклад о том, что они наблюдают воздушного разведчика и предложили его сбить, что бы не высматривал лишнего.

   -Отставить! Мгновенно реагирует комбат. – Сейчас эту птицу собьешь – немцы хер на дамбу вылезут... Пусть он гаденыш сообщит, что всё хорощо, а там и писец воробышку...

   Немецкий разведчик буквально ходил по нашим головам – искал наши замаскированные позиции. У немцев сложилась очень щекотливая ситуация: кратчайшая дорога вела через насыпную дамбу длиной километра два, и свернуть с неё уже нельзя. Поэтому они так осторожничают. Видимо немецкий командир прекрасно понимал сложившуюся ситуацию и выслал вперед мотоциклистов. Лихо проскочив дамбу, они веером рассыпались по всевозможным дорожкам прочесывая полосу метров по пятьсот с обеих сторон основной дороги. Вскоре там стали взлетать ракеты. Наконец, немецкие танки, трогаются. Рванув воздух оглушительным ревом запущенных моторов, танки справа по одному начинают с ревом вытягиваться на дорогу. Впереди – тяжелые, за ними – средние, в хвосте – легкие. Замыкает колонну – пехота на грузовиках, хотя я заметил и несколько бронетранспортеров. Как-то не привычно, просто резал глаз внешний вид немецких танков. Я привык видеть в кино про войну совершенно другую технику. Чтобы не путаться, для себя я определил так: самые крупные с восемью катками на борт – тяжелые; немного меньше первых с шестью катками на борт – средние; все остальные – легкие.

   – К бою! – проходит команда нашего комбата по радиосети.

   Передний танк выруливает на дорогу и, прибавляя скорость, двигается в нашу сторону. На его правом боку отчетливо просматривается черный крест в белом окаймлении. По замыслу нашего комбата две 'Шилки' должны были подбить первый и последний танк, заперев всю колонну на дамбе и накрыть её потом сосредоточенным огнем всего дивизиона. Мне в прицел видно, как с переднего танка вдруг как песчинка слетает башня и перевернувшись пару раз в воздухе падает не далеко от танка. Следом доходит звук выстрела тяжелого орудия. Через пару секунд, танк шедший вторым подпрыгивает на месте, и из всех щелей, как по команде выходит густой черный дым. Слышу как по рации комбат, глотая окончания слов приказывает нашим зенитчикам чтобы они не е..ли себе мозги с танками, а в первую очередь сбили авиаразведчика.

   Буквально через несколько секунд одна из 'Шилок' дала полный залп из всех четырех стволов, как говорится: 'с гарантией'. Авиаразведчик подбросило вверх и он распался на множество небольших фрагментов. Одновременно с этим огонь всего дивизиона накрыл хвост колонны. Это решение позволяло, во первых запереть хвост колонны, а во вторых не закрывать цели тяжелой батарее, которая так кстати оказалась здесь, разрывами осколочно-фугасных снарядов и пылью, которая подымается от разрывов. Одна 'Шилка' прикрывала тяжелую батарею от воздушного нападения, а вторая добивала все то, что смогло выбраться из-под обстрела наших 'Гвоздик'. На дамбе был ад. Огнем нашего дивизиона управляет искусный мастер. Он то накрывает меткими залпами грузовики с пехотой, то внезапно меняет установки и бьет по скоплению легких танков, а то опять переносит огонь по грузовикам. Как только начинают оживать, шевелиться гитлеровцы, огонь опять гуляет среди машин. Немецкие танки не в состоянии маневрировать, открыли бешеный огонь по тяжелой батарее, её огневые были в облаке пыли, в котором то и дело сверкают разрывы.

   – Там никого, наверно, не осталось в живых, – шепчет Сулимов, указывая глазами на позиции батареи.

   – Не вылезать! – предупреждаю я, – а кто тогда ведет огонь?

   Из этого облака продолжали с равным интервалом стрелять тяжелые орудия. С каждой секундой огонь немецких танков слабел, и наконец все затихло. Слабый ветер постепенно относил пыль в сторону, и проявлялась страшная картина. Первое что я отметил, это то, что та часть дамбы на которой был хвост колонны оказалась полностью разрушенной и на её месте плескалась болотная вода. Практически все немецкие танки оказались на островке и были подбиты. На позиции тяжелой батареи я увидел лунный пейзаж. Земля вокруг была вся выворочена, ни одного живого кустика, ни одной травинки – все перепахано снарядами. Из воронок медленно подымается дымок. Пока я осматривал позиции тяжелых орудий, немецкие мотоциклисты напомнили о себе – в тылу батареи завязалась сильная стрельба, солидно рычали пулеметы, гулко бухали винтовочные выстрелы, пару раз разорвались гранаты.

   – 'Парус', 'Парус', я 'Туча', как слышите меня? Голосом комбата ожила рация.

   – 'Туча', я 'Парус', слышу 'отлично'!

   – 'Парус'! Приказываю уничтожить мотоциклистов и помочь батарее! Как поняли?

   – 'Туча', я 'Парус', выполняю!

   Повернушись к водителю, который забился в угол возле движков и притих, спросил:

   – Чего ты так напрягся? Война еще не началась.

   – Да я ниче, сижу просто, – пробубнил он в ответ.

   – Давай заводи, чего ты как не родной, – крикнул ему Сулимов.

   Наконец-то БТР двинулся с места, и начал выезжать на дорогу, которая вела с дамбы в сторону позиции тяжелой батареи. Пройдя поворот, я увидел несколько съездов с дороги и оборудованные по всем правилам артиллерийские позиции. Немецкие мотоциклисты заняли позиции за дорожным полотном и обстреливали позиции с тыла. Первый пулеметный расчет, занявший небольшую вымоину был, без затей раздавлен колесами. Второй, Сулимов расстрелял из ПКТ, остальные видя несущейся по дороге, внушительных размеров бронеавтомобиль, организовано, перекатами отступили и дали своим сигнал ракетами. Практически сразу по району позиций пошли гулять разрывы крупнокалиберных снарядов. Следуя один за другим, они слились в чудовищный грохот. По броне застучали осколки. Выйдя из-под обстрела, я дал команду преследовать немцев. Они уже добрались до своих мотоциклов и пытаются оторваться от нашего преследования. Вот тут нам крупно повезло. Дорога была песчаной, и все мотоциклы вязли, а мы, снизив давление в шинах до минимума, на приличной скорости приближались к ним. С расстояния около двухсот метров, Сулимов расстрелял практически всех, только двое успели поднять руки вверх. Сзади нас, обстрел батареи стих, видно немцы посчитали её подавленной. Тем временем, сначала доложив о своих действиях комбату, я связался с 'Гвоздикой' и проконсультировался о нескольких немецких фразах, в школе все-то учили английский. Подъехав на расстояние метров пятнадцати, две пары бойцов спешились, и взяв под прицел немцев, скомандовали:

   – Зыхеннлиген!

   Оба немца послушно легли лицом вниз, не переставая повторять: – Нихт шиссен! Нихт шиссен!

   Пока один боец из пары, приставив автомат к спине, держал немца под прицелом, другой связывал пленному сзади руки и надевал на голову приготовленный 'сидор'. После этого, уже вдвоем подняв пленного на ноги, отводили его в десантный отсек.

   Пока одни вязали пленных, другие потушили горевшие мотоциклы. Один мотоцикл оказался целым и его, посадив одного бойца за руль, взяли на буксир. С остальных сняли канистры с бензином, слили баки, собрали оружие и патроны. Нашли в колясках несколько ранцев – их тоже забрали, разбираться будем потом. Всех немцев обыскали, и живых и мертвых. Личные вещи и документы сложили в отдельную сумку, найденную тут же на месте. Наконец все разместились, и мы поехали назад. Во время движения, выйдя на связь с комбатом, доложил о выполнении приказа. Особо отметил, что захвачены пленные, оружие и исправный мотоцикл. Вскользь заметил, что немцы жидковаты на поверку оказались – постреляли после боя и успокоились.

   – Ага, жидковаты! Желчно ответил комбат. – Наши 'Звукачи' из курсантов, дали оперативно координаты и дивизион сосредоточенным огнем подавил немецкую артиллерию. Что характерно, через три минуты после того как наш дивизион покинул огневые с которых вел огонь, они были накрыты сосредоточенным огнем крупного калибра. По докладу 'Овода' в этот момент в радиусе двадцати километров ни одного самолета не было. Понимаешь о чем это говорит?

   -'Туча'! Я 'Парус', так точно понимаю! У немцев наверное есть такое же подразделение, с такими же выполняемыми задачами.

   – Правильно понимаешь 'Парус', конец связи!

   Теперь понятно, почему пока нас никто не обстреливает. На слух, немец выбрал мишень где-то правее. Об опасности как-то забылось. Подъехав к ближайшему орудию, спрыгнул на землю и поздоровался с артиллеристами:

   – Здорово хлопцы!

   – Здоровэнькы буллы! Ответило несколько голосов в разнобой.

   Неожиданно для себя, показывая рукой на мотоцикл, сказал:

   – Хлопцы! Принимайте аппарат, вот махнул неглядя!

   Один из красноармейцев, глянув на него с улыбкой сказал:

   – Тююю... Так на нем можно только прицел от нашей пушки возить. Еслиб вы нам трактор дали товарищ командир, тогда да, а так...

   Вдруг почувствовал, земля чуть вздрогнула, а затем услышал выстрел тяжелого немецкого орудия. По наитию понял, что снаряд 'наш', летит прямо к нам, и через несколько мгновений он будет здесь.

   Никакого укрытия рядом нет, да и искать его некогда.

   Рядом, метрах в четырех-пяти от нас, падает тяжелый снаряд. Земля содрогнулась от удара. Мелькнула мысль – сейчас взрыв и от нас даже фрагментов для похорон не останется.

   Проходит секунда, другая – а взрыва нет.

   Видно где он зарылся в землю – рядом, большой и, видимо, горячий, воздух над отверстием в грунте струиться, как над кипящим котлом.

   Что делать – бежать? А вдруг он взорвется, не убежишь. Встали.

   Обычно после счастливо пережитой смертельной опасности наступает нервное возбуждение, хочется сделать что-то необычное.

   Лучшего мы не смогли придумать, как подойти к снаряду и ... справить на него малую нужду. Что-то зашипело, поднялся парок. Нам крупно повезло, наверное, он ударился о землю не носом, где взрыватель, а боком. Вернулись немного возбужденными. Все кто видел наше приключение, встречают как героев. В этот момент, на позицию орудия подошел командир и представился:

   – Командир третьего дивизиона 341-го гаубичного артиллерийского полка капитан <ФИО>.

   – Командир взвода дивизиона особого назначения лейтенант Скороходов.

   – Спасибо товарищ лейтенант за помощь! А то мы тут немного растерялись. Немцы начали

   обстрел из пулеметов разрывными пулями. Он не только опасен, как любой обстрел, но еще действует психологически, особенно на необстрелянных солдат. Грохот от разрывных пуль раздается в нашем тылу. Создается впечатление, будто немецкие автоматчики прорвались в тыл и там ведут бой, окружают нас. Я то это прошел еще в финскую, а некоторые красноармейцы растерялись и даже успели гранаты в ход пустить, хорошо что вы подоспели. Мои бойцы видели, как вы их причесали. Еще раз большое спасибо за помощь.

   Что бы увести разговор немного в сторону, задал вопрос капитану:

   – Когда вы успели так прекрасно оборудовать позиции, товарищ капитан?

   – Незадолго до начала этой провокации, в нашем полку начали отрабатывать тему 'Отражение танковой атаки. Стрельба прямой наводкой.'. Сами понимаете лейтенант, задача не для нашего калибра. Наш комполка мужик основательный – вот и приказал подготовить учебную позицию, не где ни будь, а на реальном танкоопасном направлении.

   – Как же вы успели занять их?

   – Были в летних лагерях в Павурске, в районе Ковеля. Двадцатого вечером, во время концерта московских артистов, получили приказ вернуться в место постоянной дислокации. Марш совершали ночами. Сегодня на рассвете, дивизион подвергся налету... Практически на

   руках, закатили уцелевшие орудия на учебную позицию. Здесь хоть маскировка есть.

   Осматривая, уже более внимательно как обустроена позиция, я удивился предусмотрительности и основательности предков. Все было сделано так, чтобы даже с десяти метров было невозможно обнаружить позицию. Были предусмотрены отвод грунтовых вод из ровиков и орудийных площадок, и даже обильное смачивание грунта под стволами орудий, чтобы поднятой пылью не демаскировать позицию и не застилать видимость целей. Наблюдая как бойцы переносят в один из блиндажей раненных, посочувствовал капитану:

   – Досталось вам от танков!

   – Это еще что! Видел бы ты, как нам в балочке прилетело, и махнул рукой в её сторону.

   Затишье продолжалось недолго. На позицию обрушился шквал артиллерийского огня. Все попадали в ровики и щели. Я оказался рядом с капитаном. Огонь продолжался минут пять, потом все стихло. Говорю командиру дивизиона:

   – Надо проверить, как наш личный состав, а он мне:

   – Не торопись, погоди немножко...

   – Чего годить, товарищ капитан? Может, кто-то ранен? Где санинструктор?

   – Он у старшины.

   Я вылез из ровика, окликнул ефрейтора Сулимова. Не успел тот выслушать приказ, как нас накрыл новый шквал огня. Била дальнобойная крупнокалиберная артиллерия, била точно по нашему расположению. Снаряды разрывались с грохотом и треском; некоторые перелетали через головы. Я снова прыгнул в ровик. Капитан, немножко помолчав, спросил:

   – Не зацепило? И, не дожидаясь ответа, добавил: – Это ловушка. Немец специально делает небольшие паузы, чтобы мы вылезли зализывать раны. И в этот момент – новый удар... Понимаешь?

   Один из снарядов угодил в бруствер – и мы на некоторое время оглохли. Очухавшись, начали стряхивать с себя землю, не высовываясь. Через две-три минуты – новый, более мощный артиллерийский налет. Что тут скажешь? Я пришел к выводу: капитан ясновидец.

   Эта серия ложилась уже далеко от батареи, и нас не накрывала. Мы полулежали, полусидели, смотрели в небо. Огонь опять прекратился.

   Капитан обронил:

   – Вот и приняли боевое крещение. Поздравляю, что живы. Смотри, лейтенант, что-то горит в тылах. Теперь надо ждать авиацию...

   Доложив комбату о полученных сведениях и предположении капитана, получил приказ о проверке балки, где разбомбили дивизион.

   Выключив рацию, приказал водителю ехать в указанном, капитаном, направлении. Проехав метров триста и перевалив холм, мы спустились в балку между двумя холмами. В нос резко ударил запах горелого мяса, перекаленного железа, кордита и аммиака. БТР без команды останавливается – впереди завал из повозок, передков, орудий, машин, человеческих и конских трупов. Где-то рядом, на одной ноте, хриплым голосом кричит раненый. На дороге и по бокам – густо воронки. Вот где наворочали 'юнкерсы', то что не нашел осколок, доделала взрывная волна отразившись от почти вертикальных стен балки. Расчищать дорогу бесполезно.

   Часть 13

   Прапорщик Мисюра.

   Следуя уже второй раз по знакомому маршруту, я думал о близких людях, которые остались в том времени, откуда мы, черт, как правильно сказать: выпали? нет! свалились? тоже нет! прилетели? нет! о!!! перенеслись!

   В душе я до сих пор не был согласен с произошедшим. Мне всё кажется, что сейчас появится посредник-генерал и, прокашлявшись для солидности, скажет:

   -Товарищи! Вы все! Все до единого принимали участие в эксперименте особой важности. Мы за всеми событиями внимательно наблюдали и в случае возникновения нештатной ситуации мгновенно бы прекратили ход эксперимента. Вы на 'отлично' выполнили все пункты программы испытаний и по решению командования, весь личный состав будет поощрен...

   В этот момент БТР резко качнуло, и я улетел с сидения ногами вперед, прямиком под щиток. Негромко пустив матерка, я увидел, что мы подъезжаем к месту, где расстреляли машину диверсантов из полка 'Бранденбург-800'. Прижав к горлу ларингофон, приказал водителю БТРа остановиться. Все что могло сгореть уже сгорело. Выбравшись из БТРа, я подошел к остову машины, в нос густо пахнуло жаренным мясом. Машина стояла на дисках, внутри бывшего кузова был обгоревший мотоцикл. Обойдя остатки машины, в кювете я увидел оторванную ногу. В увиденном было что то неправильное, уже пройдя мимо, я вернулся, еще раз посмотрел на ногу и понял, что привлекло внимание – сапог, точнее его подошва, подбитая гвоздями с квадратной головкой. За время службы я встречал разную обувь, более того нас специально учили отличать обувь потенциального противника от обуви нашей армии. В Афганистане, я сталкивался с тем, что когда моджахедам начали через Пакистан поставлять натовское обмундирование, наш спецназ переобулся в специальную обувь, где верх был наш а подошва одной из армий НАТО, и помимо всего развернутая наоборот, там где носок на самом деле пятка.

   Это что же получается: еще немцы придумали этот фокус? Разрезав штык-ножом голенище и стащив сапог с ноги, я вернулся к БТРу. Вызвав по рации капитана Суховея доложил ему о сделанном мною открытии.

   – Киреев! Там, в сгоревшей машине, я видел несколько топорищ и какие то цепки, наподобие мотоциклетных, принеси, сейчас любой ржавый гвоздь за богатство будет.

   Доехав до самолета, солдаты проверили местность, и только убедившись, что все нормально наши военные инженеры приступили к работе. Лично проинструктировав каждого бойца охраны и указав позицию возле самолета, я со своими ребятами поехал дальше, согласно полученного приказа командира дивизиона.

   Нашим заданием было ведение разведки в направлении Владимира-Волынского. С самого утра была слышна канонада. Они то стихали, то опять набирали силу. Проехав с десяток километров от сбитого 'Хейнкеля', уже ввиду окраины города, загнали БТР под густую сосну. Мы с бойцом, который тащил зенитную трубу, поднялись на ближайшую высотку и развернули ТЗК. Я начал осматривать окружающую местность. В первую очередь навел прибор на Владимир-Волынский. Дымил пожарами древний город. Почти строго на север, в километрах пяти, пара девяток двухмоторных бомбардировщиков производила штурмовку какой то наземной цели. При десятикратном увеличении, которое давал прибор и светосильной оптике я мог наблюдать за тем, что происходит в радиусе километров до десяти не сходя с места. То что я без прибора определил как 'какой то наземной цели', оказалось колонной наших войск, которые очевидно выдвигались к границе. Не раз наблюдая в Афганистане, как наши летчики наносят БШУ(бомбоштурмовой удар) по лагерям моджахедов, я представлял что происходит на дороге. При этом ни воздушного, ни зенитного прикрытия я не заметил. Продолжая осматривать местность, не отрываясь от окуляров, приказал бойцу развернуть полевой телефон, чтобы связаться с 'Гвоздикой'. На запад от меня, южнее города отчетливо слышалась канонада и там также в небе кружили немецкие самолеты. Через ТЗК я отчетливо различал кресты на крыльях и фюзеляжах, а также свастику на хвосте самолетов. Там шел сильный бой. Наконец боец сказал:

   – Готово! таащ прапорщик!

   Взяв трубку и нажав тангенту я начал вызывать дивизион: – 'Гвоздика'! 'Гвоздика'! я 'Брикет' прием!

   – 'Брикет'! Я 'Гвоздика' слышу вас 'хорошо'!

   – 'Гвоздика' дай 'Первого'!...

   – 'Первый'! Слушаю вас! Прием!

   Я доложил об увиденном...Выслушав меня Амбросимов сказал: 'Ждите'!

   Пока я ждал вызова от подполковника, на связь вышел 'Овод' и предупредил, что с запада на высоте 800 метров в нашем направлении летит малоразмерная, тихоходная цель, и приказал понаблюдать за ней.

   Наведя трубу в указанном направлении я увидел самолет, который по первому впечатлению был больше, чем 'Мессершмитт'. Из за крыла, расположенного выше фонаря кабины, неубираемых шасси и косых стоек мне почему-то пришло на ум слово 'кукурузник'. На крыльях, через мощную оптику прибора я четко увидел кресты на крыльях и лица пилотов, даже через работающий винт. Посмотрев на шкалу азимута и дальности я понял, что самолет летит прямо на меня и будет здесь приблизительно через минуту. Рванув к БТРу, я крикнул Кирееву:

   – Хватай по-быстрому манатки и прячься в какой-нибудь ложбинке на обратном склоне.

   Нырнув в БТР, я выдернул наводчика на пол, и заняв его место начал через прицел искать цель. Самолет летел прежним курсом и мне надо было только выбрать правильный угол возвышения. Взяв небольшое упреждение я нажал кнопку электроспуска. Секундное ожидание и трассеры попали в фюзеляж. Самолет подбросило кверху, затем он накренился и, оставляя за собой черный шлейф дыма, стал стремительно падать и через несколько секунд врезался в землю. БТР рванул к месту падения, когда подъехали, самолет уже догорал. Недалеко лежал летчик и неполностью раскрытый парашют. Неестественная поза однозначно говорила о том, что это труп. Второго извлекли из обломков, он был тяжело ранен и без сознания, доживал последние минуты, допросить его не удалось. Мы лишь изъяли планшет, в котором находилась карта местности. На нее летчик довольно точно нанес расположение наших подразделений. Рядом с нераскрывшимся парашютом, в кожаном чехле лежал какой то предмет. Взяв его в руки я стал его внимательно рассматривать, расстегнув пару кнопок и сняв верхнюю часть чехла, с удивлением понял, что держу в руках фотоаппарат. Только не обычный, а наверное специальный. Тут подбежал солдат и доложил, что 'Гвоздика' на связи. Подойдя к БТР, и взяв из рук водителя шлемофон, подключенный через ТПУ к радиостанции я начал вызывать дивизион.

   -'Гвоздика', 'Гвоздика' я 'Брикет', прием!

   -'Брикет'! Я 'Гвоздика'! Слушайте внимательно! К вам выходят два шила и сопровождение! Как поняли? Прием!

   – Понял 'Гвоздика'! Понял! 'Гвоздика'! 'Овод' просил присмотреть за его подопечным! Подопечный на земле. Рядом с ним был фотоаппарат. Как поняли? Прием!

   – 'Брикет', понял Вас! Ждите на месте 'Шило', как поняли? Прием!

   – Понял! Жду!

   Через полчаса к нам подошла небольшая колонна из двух 'Шилок', КШМки командира второй батареи, ПРП с неизвестным мне экипажем и 'Урал' с десятком курсантов под командой старшего лейтенанта.

   Старлей с ходу передал мне приказ Амбросимова передать ему прибор, который я нашел и показать ему место падения самолета. Получив от меня футляр и планшет с нанесенной обстановкой, старший лейтенант все открыл и рассмотрел. Особо внимательно рассматривал прибор. Еше раз оглянув его со всех сторон, важно заявил:

   – Это между прочим, маршрутный фотоаппарат фирмы 'Цейс' на триста снимков! Вы его надеюсь не вскрывали?

   – Нет! Честно говоря, даже в голову не приходило!

   – Хорошо! Там могут быть крайне важные сведения для командования!

   Глядя на него, я подумал: Да, сильно тебя мешком-то приложило! Но нет у меня времени любоваться на этого фрукта, и козырнув, я побежал к колоне. Уже около 'Шилки' я спросил:

   – Кто старший?

   Командир 2-й батареи нашего дивизиона капитан Котов кашлянув в кулак, ответил:

   – Подполковник Амбросимов приказал Вам поступить в мое распоряжение...

   Про себя даже выругался, душевно так. В распоряжение, так в распоряжение!

   – Товарищ капитан, тут такое дело! Начал я. – По нашим картам, на северо-запад в километре отсюда, от шоссе Владимир-Волынский – Луцк на север отходит местная дорога и идет она к Кагильному, как раз туда куда нам надо.

   Все молча и внимательно слушали.

   – По карте, которую я взял у летчика со сбитого авиразведчика, эта дорога тоже есть, но нет моста, а 'Шилки' у

   нас не плавают. И еще: по нашей карте, эта речка – переплюнуть можно и берег твердый, а по немецкой она шире в два раза и берега топкие и пойма широкая. Поэтому, предлагаю: Построиться в колонну, первая машина БТР, за ним с интервалом сто метров первая 'Шилка', затем вторая, за ней идет ПРП и замыкает колонну КШМ. Вторая 'Шилка' башню разворачивает назад. В обоих 'Шилках' выставляются наблюдатели за воздухом.

   Котов несколько секунд подумал, затем, обведя всех взглядом, спросил:

   – Позывные, частоты все знают?

   Все закивали, в знак согласия.

   – Ну, и отлично! Тогда выходим на шоссе, двигаемся до моста на окраине, по нему переправляемся на другую сторону и идем навстречу колонне наших войск. Вопросы?

   – А мост выдержит 'Шилку', все таки, под двадцать тонн?

   – По виду каменный, а там кто знает! Если что будем искать брод. По местам!

   Мост мы проскочили удачно. Уже по дороге на Кагильное, километров в трех от колонны войск, 'Овод' сообщил, что к Когильному приближается групповая цель со стороны границы. Что бы успеть занять позицию, с которой можно было бы поразить цели пришлось максимально увеличить скорость движения.

   Буквально за пару минут, до того как бомбардировщики легли на боевой курс 'Шилки' успели заехать на невысокие холмики, которые возвышались над окружающей местностью буквально на несколько метров и изготовиться к стрельбе.

   В бинокль было хорошо видно, как наша пехота, услышав гул самолетов начала лихорадочно искать укрытия и убегать с дороги. В какие-то секунды четкий военный порядок нарушился, каких трудов, сколько времени понадобиться командирам что бы собрать, привести в чувство и опять направить в нужное русло этих людей? Наведя бинокль на самолеты, мне показалось, что это другой тип, тоже двухмоторные, но другие, они уже были практически над колонной, и тут открыли огонь наши 'Шилки'. Чувствовалось, что наводчики уже не суетятся, да и очереди стали меньше, показалось даже, что одна машина ведет огонь попеременно одним стволом. Меньше чем, за минуту зенитчики сбили четыре и повредили два самолета, остальные сбросив бомбы в пойму ближайшей речки ушли на запад. Пехота кричала 'ура' и бросала в воздух пилотки и каски. В небе раскрылись несколько парашютов. Часть из них ветром сносило на пехоту, а двое, видно управляемые опытными руками спускались дальше за речку. Вот за ними и отправился БТР и ПРП. Они резво перебрались на другой берег, и солдаты под командой ЦАОКовского старлея ловить летчиков, а я подошел к КШМке и постучал прикладом по броне. На мой стук открылась дверца, и Котов показывая рукой на лорингофон, показал, что не может говорить. Я в свою очередь, показал большим пальцем себе за плечо, где в нашу сторону, прямо по полю, подпрыгивая на кочках пылил броневичок, размером с легковой автомобиль и небольшой пулеметной башенкой на крыше. Поняв, что у капитана связь с 'Гвоздикой', и его жест "разбирайся сам", я отдав автомат радисту, что бы не привлекать излишнего внимания и сдвинув кобуру на спину, развернулся в сторону дороги .

   Подъехав почти вплотную к нам, броневичок остановился, и из него вышел командир. Сразу было видно, что он из кадровых. Подойдя ближе, и вскинув руку в приветствии, командир представился:

   – Подполковник Василенко.(Емельян Иванович)

   – Капитан Мисюра.

   – Спасибо за помощь товарищ капитан! Хорошо вы им перца всыпали! За время марша, мы несколько раз уже подвергались налетам вражеской авиации, и вынуждены были часто расчленяться, что замедляет наше выдвижение. Черт! Где наша авиация?

   – Да-а! Причесали мы бубновых, товарищ подполковник! Почему то вырвалась именно эта фраза, из любимого фильма. А насчет авиации скажу: Не летают, потому что не могут! Повредили немцы взлетные полосы, да и потери летчики понесли не малые, так что рассчитывать надо на себя!

   Что бы увести разговор в сторону, пришлось поинтересоваться, если у Василенко люди знающие немецкий язык.

   – Найдем!

   Тем временем к Василенко подбежал командир и доложил:

   – Товарищ комполка! Все летчики задержаны, и собраны около штабной колонны.

   – Ну положим не все, вон двое за речкой приземлились, капитан!

   – Ладно, ведите сюда!

   Пришлось вмешаться в разговор командиров:

   – Товарищ подполковник! Сюда нельзя! Техника секретная, опытные образцы, еще даже на вооружение не приняты. Мало что может с немцами потом случиться! Зачем им лишнее видеть!

   – Хорошо! Капитан, я сейчас подойду к штабу. И повернувшись ко мне сказал:

   – Как я понимаю, приказать Вам не могу, поэтому спрашиваю: Ваше подразделение может прикрыть от налетов выдвижение моей части?

   – Поэтому наше подразделение и находится здесь, согласно приказа нашего командира! Для выполнения задачи по зенитному прикрытию, мне необходимо знать протяженность колонны Вашей части и маршрут движения.

   Подполковник задумался, и я понимал его, вот так, за здорово живешь, самому рассказать первому встречному боевую задачу своей части – тут можно и под трибунал загреметь. Наконец решившись, он произнес:

   – Я являюсь командиром 96 стрелкового полка. Сегодня в три часа утра нас подняли по тревоге и в шесть мы выступили из района Когильно, где были в летнем лагере, в направлении Владимир-Волынский.

   Открыв планшетку, подполковник стал рассматривать свою карту. Расстояние от Когильного до города – что-то около десяти километров. Сейчас около восьми. Получается что маршевая скорость полка около трех километров в час.

   – Скажите товарищ подполковник, сколько раз, когда и какими силами немцы производили налеты на полк?

   И еще где сейчас находится хвост колонны?

   – Так! По порядку! Налетов было три, В шесть пятнадцать, семь ноль пять и сейчас в восемь ноль ноль, в налетах участвовало от девяти до шестнадцати самолетов. Хвост колонны находится в приблизительно в трех километрах отсюда.

   – Понятно! Еще вопрос! Остальные части дивизии следуют по этой дороге, или у них свои маршруты движения?