Текст книги "Запад-81 (СИ)"

Автор книги: Николай Лозицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

   Ну вот и все, можно спать ложиться! Распределив, кто в какое время дежурит в башне у пулеметов, я забрался в БТР, сел на командирское место и собрался спать. Уставшее тело требовало отдыха, после сытного ужина мысли ворочались в голове медленно, мы стали устраиваться на ночлег.

   Последнее, что я подумал перед тем как уснуть, что другие группы нашли что то более важное, поэтому машины и не пришли. Как оказалось позже так и было.

  Проснулся я от того, что кто то тормошил меня за плечо. Светящиеся стрелки часов показывали 18 минут первого. Оказывается, заступивший в полночь на дежурство у пулеметов Сорочан, вылез из БТРа проветриться и услышал какие то непонятные звуки. Постепенно они приближались, и Сорочан решил разбудить меня. Высунув голову в люк, я затаил дыхание и прислушался. Продолжавшаяся весь день канонада стихла, в верхушках деревьев шумел ветер. Однако в шум ночного леса добавлялись другие, непонятные звуки. Слышался мерный топот, позвякивание металла. Отправив Сорочана поднимать остальных, я перебрался на место водителя и включил прибор ночного вождения. Этот прибор работал в инфракрасной части спектра и его мощный инфракрасный прожектор был не видим простым зрением. На зеленом экране прибора хорошо была видна дорога на расстоянии 150 метров, т.е. практически до поворота. Звуки становились все громче и громче. Уже разбирались удары конских копыт о землю. Вскоре из за поворота показалась первая лошадь. Сидящий на ней человек был вооружен ППД, висевшим у него на груди. Вслед за ним шла шестерка лошадей, тащившая небольшую пушку. За ней виднелась еще одна шестерка с орудием. Оставив Сорочана наблюдать, я выбрался наружу и стараясь не шуметь, отправился к находящемуся недалеко окопчику Коровина. Он уже был у пулемета и напряженно вглядывался в темноту.

   – Что за шум?– шепотом поинтересовался он.

   – Скорее всего, наши отступающие, орудия на конной тяге.

   – А как вы определили? Темно ведь, ничего не видно.

   – На БТРе есть специальный прибор, позволяющий видеть в темноте.

   – Ух ты! – как мальчишка удивился он.

   – Будьте на готове, но без моей команды огня не открывать!

   Возвратившись в БТР, я продолжил наблюдение за приближающейся колонной.

   Вскоре колонна была у наших ворот. Ехавший впереди, очевидно командир, спешился, и подсвечивая себе фонариком с синим светофильтром, стал рассматривать ворота и дорогу. Аккуратно открыв водительский люк, я высунул голову наружу и громко крикнул.

   – Всем стоять, не двигаться! При попытке сопротивления, открываю огонь на поражение!

  Фонарик погас, но человек продолжал оставаться на месте. В колонне защелкали затворы, но никто не стрелял.

   – Эй, в колонне, я что, неясно сказал?

  Повернувшись назад, стоящий у ворот крикнул.

   – Отставить! Не стрелять!

   – Кто командир? Подойдите ко мне! – скомандовал я.

   Солдаты Коровина приоткрыли ворота, а он сам провел вошедшего в ворота к БТРу. Открыв боковой люк я пригласил подошедших в машину. Закрыв люк, я включил внутреннее освещение. После темноты, неяркий свет плафонов казался ослепительным. Привыкнув к свету, я стал рассматривать вошедшего, он рассматривал меня, а Коровин крутил головой, с любопытством рассматривая внутренности БТРа.

  Больше всего меня поразила пристегнутая шашка и значок на ней 'За отличную рубку'. Поскольку молчание затягивалось, представился первым:

   – Командир разведвзвода 207-го отдельного дивизиона, лейтенант Гелеверя. – представился я.

   – Командир первой батареи, двадцать седьмого конно-артилерийского дивизиона третьей кавалерийской Бессарабской ордена Ленина, дважды Краснознаменной имени товарища Котовского дивизии, лейтенант Гаранин.

   Я аж поперхнулся от удивления. Так вот почему у него шашка!

   Уже много позже из разговоров с этим командиром, узнал, что во время марша или боя голосом управлять батарей нельзя, никто не услышит. Личный состав батареи должен знать 32 сигнала шашкой. Вот для чего у командира шашка. Если крутит над головой, значит, налево кругом. Если вперед назад от плеча – рысью. Укол вперед – галоп. Все сигналы каждый должен прекрасно знать. И это надо было все отработать.

  Гаранин нам рассказал, что батареи конартдива поддерживали доты укрепрайона. Прорвавшиеся под Пархачем немецкие танки вышли в район огневых позиций дивизиона. Вторая батарея дивизиона успела развернуть орудия и даже подбить один танк, но была полностью уничтожена. Орудиями первой батареи, огневая позиция которой была не далеко, было подбито два танка. Но прямым попаданием танкового снаряда было уничтожено одно орудие. Танки ушли в сторону Львова, по дороге наткнувшись на огневую позицию третьей батареи, где потеряли еще два танка. Третья батарея потеряла одно орудие и офицеров, убитых снарядом, разорвавшимся возле буссоли. Связь с командиром дивизиона и остальными командирами батарей, которые находились в ДОТах УРа была потеряна. Собрав уцелевшие передки второй батареи, уцелевшие три орудия третьей батареи и погрузив на них раненых, артиллеристы укрылась в ближайшем лесу, оставив на месте ОП пост, для встречи посыльных или командования дивизиона. Снарядов осталось пятнадцать штук на все шесть орудий. По пути к ним прибился двадцать четвертый парковый дивизион почти в полном составе и часть седьмого ремонтно-востановительнного эскадрона, а также человек тридцать, пограничников и солдат из тыловых служб, где остальные части дивизии он не знает. Орудия, 76-ти мм пушки Ф-22 УСВ, в порядке. Гаранин, и командир первого огневого взвода, младший лейтенант Рябоконь, остались единственными командирами-огневиками, остальные были или интендантами, или ремонтниками. После того, как до вечера связь с командованием дивизиона не восстановилась, а посланные в УР посыльные не вернулись, он принял решение двигаться на восток. Стрелковое оружие – карабины и винтовки, три автомата ППД и два пулемета ДП, но патронов крайне мало, а некоторые солдаты из тыловиков, вообще без оружия.

   Услышав фамилию Таращук, я подумал, не тот ли это старшина, которого мы встретили вчера на дороге.

   – А почему снарядов так мало, если с вами почти весь парк? – спросил Коровин.

   – Так, мы их встретили как раз, когда они на склады двигались.

   – Тогда понятно. – согласился младший лейтенант.

   Выслушав внимательно артиллериста, принял решение:

   – Как в народе говорится: утро вечера мудренее. Размещайте людей на отдых, всех раненых к фельдшеру. Тебе младший лейтенант пополнить прибывших боеприпасами и раздать винтовки тем из прибывших, у которых нет оружия.

   Когда все выбрались из БТРа я стал вызывать по рации дивизион.

   Ответивший мне радист, сказал, что со мной будет разговаривать "Второй". Рассказав начальнику штаба Васильеву все, что мне стало известно от Гаранина, спросил, какие будут дальнейшие указания.

   Через десять минут, майор Васильев повторно вышел на связь и дал указания. Мне было приказано с рассвета начать формирование боеспособных подразделений, назначить командиров из числа сержантов. Утром машины подвезут снаряды, продовольствие и заберут раненых. Для встречи машин организовать пост на поляне с перекрестком.

   Размещение прибывших людей Коровин организовал быстро и толково. Через двадцать минут люди спали, перекусив на быструю руку. Только возле машины фельдшера чувствовалось движение. Прикинув количество раненых, я понял что ему не спать до самого утра. Ну что же мне тоже надо спать ложиться. Сначала хотел сунуться в БТР, а потом передумал и стал в несколько раз складывать брезент на котором чистили оружие, выбирал место где было почище. Уже заканчивал, когда к мне на огонек подошел Гаранин, крутя в руках папиросу.

   – Что огонька?

   – Нет спасибо, накурился так, что в горле першит. Не спится, закрою глаза и танки вижу. Все в голове крутится.

   – Да... Сорочан, дай фляжку! – негромко бросил внутрь бронника. Послышалось легкое кряхтение и из люка высунулась крепкая, волосатая рука с зажатой фляжкой. Подхватив её за донышко, рука исчезла и через секунду появилась снова с двумя железными кружками.

   Разлив водку, и передав кружку лейтенанту:

   – Ну, давай помянем... – и не ожидая ответа, одним глотком опрокинул свою порцию.

  Как то некстати пришла мысль: 'а водка то из нашего времени!'.

  Не проронив ни слова, мы молча выпили еще по одной. Видя, что Гаранина не отпускает, предложил:

   – Расскажи о себе.

   – Я окончил Первое Киевское артиллерийское училище: наш конно-артиллерийский дивизион туда перевели, когда разукрупнили тамбовскую школу в тридцать восьмом году. Наша Тамбовская школа была объединенная – в ней были конно-артиллерийский дивизион, эскадрон сапер, эскадрон связистов, механизированный отряд. Колоссальное училище было. Его решили реорганизовать. И, соответственно, эскадрон связи перевели в Ленинградское училище связи, сапер – в другое училище. Конартдив весь перевели в Первое Киевское артиллерийское училище, которое я закончил в январе 1939 года. В Тамбове остались только 6 эскадронов советской конницы и эскадрон монгол, для монгольской конницы. Я знаю, как они в столовой кричали, когда им подали черный хлеб: 'Земля'! Это же дикие народы.

   Глубоко вздохнув, лейтенант задал мне вопрос:

   – А что вы заканчивали?

   Не собираясь врать, постарался не сильно уклонятся от правды:

   – Институт.

   – Давно в армии?

   – Полтора года... Когда ты в училище когда поступил?

   – В 1936 году я поступил, после училища в январе тридцать девятого попал в Монголию. В шестую кавбригаду, тридцать девятый конно-артиллерийский дивизион, который стоял на юге страны в районе Дацана, Югодзыр-Хид.

   – Участвовал в боях на Халхин-Голе? – я упорно обращался к нему на 'ты'.

   – Нас туда перебросили. Я расскажу вам. Нас выдвинули на Халхин-Гол в конце мая. Японцы начали в конце мая выдвигаться к Халхин-Голу, потом – на Баин-Цаган. Разведывательные самолеты стали летать. Наши почувствовали, что вот-вот начнется. Тогда нашу бригаду придвинули ближе. Нас использовали по-другому. Я был инструктором монгольской батареи. Монголы плохо стреляли. Они стреляли по своим, или назад, или в сторону. Хорошо, я после 10-летки. Я знал, что такое синус-косинус, тангенс– котангенс. И мог делать необходимые вычисления, а монголы этого не знали. Он – дикий монгол. Поэтому поначалу нас назначили инструкторами в батареи монгольских полков – следили, какую установку буссоли передают с наблюдательного пункта. А там тоже был наш инструктор. Знали, что стрельба идет строго на восток. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать – вот так. Чуть что – стой! Голос у меня был хороший. Вот в чем заключалась моя война на Халхин-Голе. Японцы свирепствовали в воздухе. Пока не прибыли наши летчики, прошедшие Испанию. И тогда они врезали японцам, как следует. Но столкнулись с немцами. Ведь каждый сейчас вооруженный конфликт все используют. Нигде так не научишься воевать, как в бою. В классе – одна подготовка, на местности – совсем другая. Поэтому там появлялись немцы.

   – Немцы там были?

   – Да. И 'Мессершмиты' там были. Немцы посильнее, а японцы – слабые.

   – Принимал участие в боевых действиях?

   – Нет. Только готовил монгол. В сороковом, нашу кавалерийскую бригаду из Монголии вывели из Забайкалья, 77-й разъезд. Приказали сдать лошадей. И из кавалерийской бригады сделали танковую дивизию. Я был помкомбата конной батареи. Стал командиром гаубичной батареи на тракторах. Шпоры не снимал и бурку красивую тоже. Теплая. Хорошо закрывала коня и всадника, и лечь на нее можно было, не боясь ничего – ни скорпионов, ни каракуртов, ни змей. В Монголии этой гадости много, особенно весной.

   Итак, сделали из нас танкистов. Командир эскадрона становился командиром танковой роты. Буза! Забастовка! Эскадронцы все отказываются. Кстати, кавалеристы – самые большие патриоты своего рода войск. Влюблены были в лошадь, несмотря на трудности службы. Мне тоже было очень жаль расставаться с лошадью. У меня хорошо получалась рубка с подсечкой. Обычно рубка идет с упором на правую ногу, и рука с шашкой описывает круг по направлению движения всадника. Рубка с подсечкой – это когда пехотинец закрывается винтовкой. Что с ним делать, как рубить? Тогда применяется эта рубка. Рука с шашкой движутся против движения всадника и как бы 'подсекают' противника, огибая винтовку. Это у меня получалось. Вот значок имею. – он показал на свою шашку, где он был прикреплен.

   – Всех кавалеристов посадили на танки?

  Приказали.... Я тоже очень не хотел: 'Переведите меня в кавалерийскую дивизию в конартдив'. Их много было в районе нашей дислокации. А попал вот сюда на западную границу. Ехал через всю страну. Пока добрался – отдохнул.

   – А как у вас началось?

  Немецкие танки вышли на наши огневые позиции. Приказано было нам, командирам, с наблюдательных пунктов отходить на огневые позиции и отражать атаку немецких танков. Мы начали этот приказ выполнять. Сначала шли, а потом по нам открыли огонь из пулеметов танки. Слева – танк и справа – танк. Поползли между ними. Сзади, за мной, два разведчика. Хорошо, не отстали. Когда до танка совсем немного оставалось, надо было проползти открытое место, дальше – кустарник, потом – лес и огневые позиции. Я попал под пули. Меня, как молодого, подвела дурная лихость. Не носил каску. Фуражка, да еще и набок. Если бы я был в каске, я бы не получил то, что получил. Я полз буквально носом по траве, и пули прошли по касательной к голове, оставив две вмятины на затылке. Как полз, так и клюнул. Потерял сознание. Помню сильнейший удар. И – какое-то небытие. Тепло, тепло... Мои разведчики были в маскхалатах и касках. Один – слева, один – справа, дотащили меня до кустарника метров двадцать. Пришел в себя от того, что начали лить на лицо воду, потом дотащили меня до фельдшера, он мне сделал сильный укол, когда пришел в себя, говорит: 'череп поврежден, но незначительно'.

   – А как ты начал войну?

   Начал ему пересказать в общих чертах, что было со мной в первый день этой долгой войны, но неожиданно на юг от нас полнеба озарилось вспышкой, и я всем телом почувствовал грозный гул.

  Понимая что происходит что то серьезное, немедленно связался с дивизионом. Майор Васильев, явно занятый чем то очень важным, в двух словах успокоил меня, сказав что проводят небольшую контрподготовку.

   – Нихера небольшая! – подумал я, смотря на зарево в полнеба.

   – Да, вот еще что. Неизвестно какая обстановка будет утром, сейчас посылаю тебе то что обещал, понял?

   – Да, все понял, буду встречать!

   – Конец связи.

   Значит уже сейчас надо предупредить наш пост, что бы не дай бог не обстреляли друг друга. Эх, чувствую спать сегодня не буду! Растолкав Сорочана приказал ему на БТРе отправится на пост и встретить машины, посланные к нам из дивизиона. Проводив БТР за ворота склада, решил пройтись по территории.

   Артиллеристы Гаранина, по сравнению с остальными, действительно представляли из себя воинское подразделение. Разместив между деревьев орудия, одни кормили лошадей, другие готовили ночлег. Распоряжения младших командиров выполнялись быстро и без пререканий. Хотя все смертельно устали, никто не отлынивал от работы. Среди приблудившихся царил разброд. Кто то пытался развести костер, не слушая ругавшихся соседей, говоривших о светомаскировке. Пришлось призвать их к порядку, пригрозив расстрелом на месте, за не выполнение приказа в боевой обстановке. Спать больше не хотелось, и я опять вернулся к месту где стоял БТР, ждать возвращения Сорочана. Всю ночь к складу подходили люди, по одному, по двое и целыми отделениями. Вскоре пост на поляне сообщил по радио, что два наших "Урала" направились к нам. Только, только небо начало светать, как вернулся Сорочан, привезя на броне еще человек пятнадцать, облепивших БТР как муравьи, за ним ехали грузовики.

   К счастью, почти у всех прибывших был с собой сухой паек, так что проблема питания пока была решена.

   Я доложился вылезшему из головной машины, уже переодетого в теперешнюю форму, замполиту дивизиона капитану Элькину и представил ему Коровина и Гаранина. Поздоровавшись с нами, Элькин указал Гаранину на машины и сказал:

   – Разгружайте снаряды, а мы пойдем осмотримся.

   В сопровождении Коровина и меня он отправился к складу. Осмотрев вырытые ячейки, дал указание Коровину вырыть еще несколько, указав места и сектора обстрела из них. После этого мы уже вдвоем отправились к Гаранину.

   – Товарищ капитан, откуда снаряды?

   – Из лесу вестимо! – пошутил он, – Ваня Лучик отличился. Нашел на одной станции целый склад боеприпасов и организовал местных жителей на погрузку. Целую ночь вывозили. Семьдесят шесть милиметров сначала хотели оставить, но ты сообщил, что появились пушки, так что вывезли все.

   – И сколько наших снарядов?

   – Пятьсот ящиков.

   В каждом ящике по два выстрела, итого тысяча, но поделив эту тысячу на восемнадцать орудий дивизиона, я получил всего по пятьдесят пять с хвостиком, снаряда на орудие, что с имевшимся у нас пол БК* не составляло даже двух боекомплектов!

   * БК– боекомплект орудия, боеприпасы находящиеся непосредственно в боеукладке САУ, составляет для САУ "Гвоздика" сорок выстрелов.

   – Да, вроде много, а поделишь на всех, получается кошкины слезы!

   – Маловато, но из слов начальника станции следует, что такие склады создавались практически на всех станциях и полустанках железнодорожной ветки на Луцк. Так что сейчас наши группы проверяют эти полустанки, лишь бы немцы на них не наткнулись раньше нас.

   – А как Денисенко и Омельченко?

   – Они проверили переданные тобой сведения о складах и нашли их. Еще один склад тяжелого стрелкового оружия, склад с ГСМ и склад вещевого имущества. Так что приедешь в дивизион, переоденешься форму этого времени, а то на нашу форму смотрят с подозрением. Сейчас старшина отбирает там необходимое обмундирование.

   – А кроме складов?

   – Потеряв время на поиск складов, Денисенко успел дойти далеко за линию Владимир – Волынский – Луцк. На дороге были в основном беженцы из приграничных районов. Их периодически бомбили и обстреливали немецкие самолеты, хотя видели, что военных на дороге нет. Омельченко вышел к дороге Горохов – Луцк, километрах в десяти от Луцка. Сам Луцк сильно бомбили немецкие самолеты, виден был дым от многих пожаров. Понаблюдав за дорогой, он вернулися к обнаруженному складу и ночевал там.

   – А ночью что за концерт был на полнеба?

   – Проводили контрподготовку по местам скопления немецких танков, под Стояновым. Ты доложил о нашем прибытии?

   – Нет, сразу пошли склад и людей осматривать.

   – Рация на БТРе?

   – Да, товарищ капитан.

   – Пойду доложусь. – Сказав это, он развернулся и пружинистым шагом направился к месту стоянки бронетранспортера.

   Этот замполит, как то не вписывался в привычный образ, сложившийся у меня за полтора года службы в армии. До него, замполитом у нас был капитан Домнич, который имел "позывные" – "Брёвнич" или "Шпала". Иногда еще его называли "Начальник паники".

   ... Мы тогда выехали на полигон, для отработки какого-то упражнения. Возвращаясь к своей палатке, увидел прикрепленный к дереву 'Боевой листок'. Домнич не пожалел целый лист ватмана. Меня тогда такая жаба задавила, тут же вспомнилось как искал несколько таких листов для своего дипломного проекта, с каким трудом моим родителям удалось его приобрести. 'Боевой листок' был здорово оформлен, 'Гвоздики' прорисованы во всех деталях, что же касается текста, то он, как всегда, был щедро пересыпан призывами и цитатами из материалов прошедшего весной 26 съезда КПСС. Саня Денисенко, что – то выписывал в свой блокнот, значит, будут очередные головоломные вопросы нашему замполиту.

   Денисенко замполитов не любил. Вообще то их мало кто любит. По – моему, так они все немного сдвинутые. Из всех политработников полка, единственным человеком, с которым можно нормально разговаривать, был недавно присланный секретарь парторганизации. И то, я думаю, потому, что до этого служил у "летунов", а там взаимоотношения другие. Во всяком случае, так мне рассказывал офицер – авиатор, любовник моей квартирной хозяйки.

   Нелюбовь Денисенко к политработникам, имела странную, я бы даже сказал, несколько извращенную форму. Он тщательно изучал и конспектировал все материалы съездов и пленумов, готовя по ним каверзные вопросы. Этими вопросами, как тяжелыми снарядами, он сбивал наших политработников с гладких и накатанных рельсов их докладов. Получив "в лоб" такой вопрос, любой политработник на какое то время терял дар речи, и в наступившей тишине слышно было как скрипят шестеренки у него в голове. Но придраться было не к чему. Как нерушимым щитом, Шурик прикрывался цитатами из первоисточников, тут же демонстрируя, где это написано в книгах. Это очень нервировало наших политработников, превращая любое их выступление в ходьбу по минному полю.

   Говорят, что "Бревнич" даже ходил жаловаться к Абросимову, и тот ему ответил, что как к офицеру, у него к Денисенко претензий нет. Что же касается политчасти, то у него самые полные конспекты и если уж командир взвода, у которого других дел не в проворот, может так тщательно готовиться, то политработникам это сам Бог велел и докладчикам нужно самим лучше изучать такие важные материалы...

   ... – лейтенант, что с вами? – Очнулся я от того, что Элькин дергал меня за рукав.

   – Да так, вспомнил..

   – О былом? – Мгновенно подхватил замполит. – Если не секрет, о чем?

   – Не секрет, о бывшем замполите Бревниче, фу ты черт, о Демниче!

   – Почему же Вы о нем вспомнили? – Явно заинтересованно спросил Элькин.

   – Во-первых я очень удивился, что прислали Вас, во-вторых Вы не начали сходу организовывать митинг или политинформацию, а пошли осматривать склад и людей, и даже приказали отрыть еще ячеек и указали сектора обстрела... – я замолчал, обдумывая обавить еще аргументов или хватит.

   – А в-третьих? – продолжил он.

   – А в-третьих, разные слухи ходили о Вас в нашем военном городке...

   – Понятно лейтенант. Сейчас нет времени на долгую беседу, поэтому буду краток. Я являюсь выпускником 13 роты факультета ВДВ Новосибирского высшего военно-политического общевойскового училища. Мы не были политработниками в прямом понимании этого слова. Мы офицеры Воздушно-Десантных Войск, может быть, мои слова покажутся тебе, высокопарными, но наше мироощущение прямое и твердое как железная рельса: мы знаем, верим и чувствуем глубоко внутри себя, что мы служим своей Родине, своему Народу и своему Государству. Именно в такой последовательности – Родина, Народ, Государство – ЭТО три наших символа веры, а не пресловутые Маркс, Энгельс, Ленин или "Очередные задачи политики партии в войсках". У нас был Устав и наши командиры – это наши наставники, учителя, друзья, начальники, контролеры и воспитатели. Где-то еще были начальник политотдела, политзанятия, конспекты по марксизму-ленинизму, походная ленинская комната и прочая мура, которые воспринимались нами как обуза процессу выполнения боевой, служебной или учебной задачи, процессу обучения и воспитания бойцов. В центре нашей работы всегда был боец как сплав боевых и морально-психологических динамических стереотипов мышления и поведения, способный без колебаний выполнить приказ командира в соответствии с боевым предназначением, установленным боевым уставом воздушно-десантных войск часть третья: отделение, взвод. Скажу честно, КПСС мы уважали. Уважали как легендарный орден большевиков свергнувший царизм и создавший могучее СОВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО победившее фашизм, которое уважали и боялись в мире.

   – Я видел другую КПСС.

   – Ту КПСС, которая была при нас, мы не понимали, не уважали и презирали за большой живот НачПо, за его визгливый голос и за его неспособность понять творчество Владимира Семеновича Высоцкого. Заметь, с этим отношением к КПСС мы всей ротой были произведены в офицеры и направлены в войска. Вот так лейтенант, понятно?

   – Многое.

   – Ну раз многое понятно, то давай выполнять и претворять в жизнь что нам сказали отцы-командиры и дедушка Ленин. Что думаешь делать в первую очередь?

   – Вдоль дороги, проходящей с севера на юг, выставить посты, которые встречали бы отступающих солдат и направляли их в район сбора у склада. Для этого взяв четыре человека у Коровина, и шесть человек у Гаранина, я сформировать пять постов. На перекресток я предлагаю направить Мавроди с радиостанцией и Самойлова.

   – Действуй!

   Приказав Сорочану развезти на бронике посты, а затем возвращаться к складу, мы направились посмотреть на прибывших людей.