Текст книги "Запад-81 (СИ)"

Автор книги: Николай Лозицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 34 страниц)

   Его идею я понял сразу.

   – Подожди, мне надо с командиром переговорить, ты только скажи у ваших связистов рация есть?

   – И не одна!

   От его ответа у меня прям зазудело в одном месте.

   – Подожди я быстро...

  Уже через пятнадцать минут мы были в расположении связистов. На небольшой поляне были растянуты несколько антенн. Дальше, под деревьями в капонире стояли две полуторки с крытыми кузовами, несколько палаток, небольшой пикапчик и мотоцикл. Подъехав к полуторке, Пецух спрыгнул с брони и пошел в одну из палаток. Через пару минут он вышел с флотским командиром.

   – Лейтенант Несиновский.

   – Лейтенант Денисенко.

   – Товарищ старший лейтенант говорит Вам нужна наша помощь?

   Усмехнувшись, ответил:

   – Скорей ему, чем мне.

   – Давайте не будем выяснять кто на ком стоит?

   – Товарищ лейтенант, мне необходимо, что бы вы выделили частоту в диапазоне КВ и позывной для связи.

   – Зачем Вам это нужно?

   – Мы будем оповещать о воздушной обстановке в районе моста, а вы передавать эти сведения на аэродром. Таким образом летчики будут более эффективно вести борьбу с немецкой авиацией.

   – Так на мониторе есть своя рация и свои радисты!

  Тут в наш разговор вступил Пецух, он очень эмоционально заявил:

   – А если мой монитор срочно выйдет на реку, что делать? Будет прохождение радиоволн, не будет, а вдруг немцы как раз налет будут делать, что тогда?

   – Вы же все равно далеко не уйдете, лето жаркое, река обмелела, дальше двадцати километров все равно не сможете отойти! На перекатах воды по колено.

   – А если у меня бой с диверсантами или просто с немцами, тогда как?

   – Убедили, товарищ старший лейтенант.

  Заглянув в кузов полуторки, позвал:

   – Старшина Земцов!

   Из будки выпрыгнул матрос:

   – Я, товарищ лейтенант!

   – Будете на частоте...

   – Товарищ лейтенант, желательно от трех мегагерц и выше, у нас на этих диапазонах передатчик мощнее...

   – Понятно, тогда три и четыре мегагерца, наш позывной "Штык", какой у вас позывной?

   – "Овод", сейчас передам и можно устанавливать связь.

   Нырнув в брюхо БТРа, я передал данные радисту, а сам хотел вылезти наружу, но в десантный люк по пояс влез Несиновский, его загоревшиеся глаза выдали страстного радиолюбителя. Я не успел ничего сказать, как он начал задавать вопросы:

   – Какая у вас интересная аппаратура? Что-то новое? Можно полюбопытствовать?

   – Извини лейтенант, у нас много чего интересного, не имею права без допуска к сведениям!

  И потихоньку выпихнул его из проема люка. Что бы отвлечь моряков от наших раций в БТРе, крикнул радисту:

   – Боец, ну что там?

   – Все давно передал, сейчас выйдут на связь!

  И действительно, спустя буквально минуту радист моряков, высунувшись из кузова "полуторки" доложил:

   – Товарищ старший лейтенант, связь с "Оводом" установлена!

   – Все нормально?

   – "Овод" слышит нас на "отлично", пришлось даже мощность в антенне уменьшить.

   – А вы?

   – Мы тоже, немного антенну подсогласовал, прием отчетливый. Частота у "Овода" стоит как вкопанная!

   – Свободен.

   Повернувшись ко мне, лейтенант опять взялся за старое:

   – У "Овода" тоже техника новая?

   – Да нет, спец у нас классный! В технике разбирается как бог! Мишкой зовут, он там чето переделывает по своему, так у нас в дивизионе связь как швейцарские часы работает.

  – Может к нам сможет заехать? У меня весь личный состав со средним образованием, но все равно опытных специалистов не хватает, конечно выкручиваемся, но сидим как на пороховой бочке.

   – Передам твою просьбу ему, ну и командиру однозначно! Даст добро, поможем!

   – А я сейчас лично проконтролирую, что бы полевой кабель к летунам проложили. У них в БАО связисты вообще никакие, за радистов даже говорить не буду – азбуку по слогам читают, даже двадцать знаков в минуту не осиливают.

  С умным видом поддакивал лейтенанту, хотя для себя я отметил, что с образованием против нашего времени тут просто швах. Военнослужащий с десятилеткой вполне может претендовать на лейтенантское звание, а окончивший институт по техническому профилю на кое что повыше. И не сильно удивлюсь, что наш Шполянский тут будет на уровне профессора радиосвязи. Меня как инженера-машиностроителя удивляла простота многих инженерных решений этого времени. Вот например здешняя "полуторка" и наш "Урал" или "сто тридцать первый" – как небо и земля! От размышлений меня отвлек двое краснофлотцев с катушками кабеля и автоматическими винтовками. Они ловко прокладывали толстый двухпроводный кабель в нитяной изоляции, умело маскируя его на местности. И только перед самой полуторкой открыто укладывали его на кусты. Заинтересовавшись этим процессом я переместился так, чтобы была видна внутренность фургона. Один из телефонистов установил рядом с матросом-радистом раритетного вида телефон с откидывающимся клапаном микрофона. Такой я видел только в фильмах про революцию. Тем временем телефонист ловко подключил кабель к аппарату, крутанул индуктор и откинув клапан начал вызывать:

   – "Сосна", "Сосна" я "Штык", как слышите меня? Прием!

   – ...

   – "Сосна" понял вас, конец связи!

   И повернувшись к радисту, добавил:

   – Коля, связь с летчиками установлена, позывной ты слышал, керуй!

  И уже выходя из фургона спросил:

   – Правда, что теперь летуны будут знать сколько и куда немцы будут летать?

   – Ты, Петр соображай что говоришь! – Ответил радист, многозначительно кивая в мою сторону.

   – Ладно, приказ выполнен, на камбузе уже уха готова, пошел я Коль... – Телефонист ловко спрыгнул на землю и скрылся за кустами.

   От последних слов матроса у меня снова заурчало в животе, тем более ко мне торопился один из солдат – звать кушать. Проголодавшиеся солдаты ели с аппетитом, нахваливали и удивлялись – до чего же уха навариста да жирна! Несколько рыбок, а на юшке – слой жира в палец толщиной плавает! Полведра ухи доели начисто, пока ели, опять на нас стали коситься моряки. Б...ть, в чем дело? Что опять не так! Загадка такого поведения открылась просто: к нам подошел молоденький матросик, видно из последнего призыва и спросил:

   – Товарищи бойцы, хлеб нужен?

  Пока мои хлопцы вытаскивали из чистого "сидора" пару свежеиспеченных кирпичей, он так не затейливо поинтересовался:

   – А что теперь всем будут новые котелки выдавать?

  У меня внутри головы как отрикошетило: "черт, точно у моряков котелки то круглые!", и меня отпустило. Не успел я успокоится, как очередной вопрос матроса меня напряг:

   – А такие ножи тоже всем будут давать? – спросил настырный паренек, указывая на стандартный штык-нож, которым один из моих солдат начал резать буханку хлеба.

   Поев и отдав свой котелок и ложку солдату, хотел пройтись к командиру монитора, но из БТРа высунулся дежуривший у радиостанции солдат и позвал меня:

   – Товарищ лейтенант, "Гвоздика" вызывает!

  Взяв протянутый мне шлемофон ответил:

   – "Гвоздика", "Гвоздика", я "Стержень" слушаю вас!

   – "Стержень", я "Гвоздика" как слышишь меня?

   – На "троечку" "Гвоздика".

   – "Стержень" слушай внимательно: "Овод" установил связь с "Сосной" и "Боровиком", тебе там делать больше нечего, возвращайся назад в расположение, как понял?

   – "Гвоздика", понял, назад в расположение.

   – "Стержень" правильно, выполняй.

   – "Гвоздика" выполняю.

   – "Стержень", вот еще что, посоветуй "Сосне" проложить пару резервных линий к "Боровику", чтобы в самый ответственный момент не остаться без связи, как понял?

   – "Гвоздика" понял вас, выполняю!

   – Конец связи.

   – Конец связи.

   Отдав солдату шлемофон и приказав сержанту готовиться к маршу, пошел прощаться с лейтенантом Несиновским и старлеем Пецухом. Нашел обоих у палатки, в расположении связистов. Без посторонних, они обращались друг к другу по именам – слышал я о такой флотской традиции.

   – Спасибо что не дали умереть с голоду.

   – Пожалуйста, – ответил Пецух.

   – Вот, получил приказ вернуться в расположение. Мой командир приказал вам передать просьбу, проложить, если есть возможность еще хотя бы пару линий.

   – Спасибо за совет, обязательно проложим – ответил Несиновский.

   – Не забудь профессору вашему о нас рассказать, обещал!

   – Так не отказываюсь, как прибуду в расположение, сразу и передам. Позывной ваш есть, частота тоже известна, так что все будет хорошо!

   – Тогда счастливого пути!

   – И вам семь футов под килем! Встретимся в Берлине!

  Повернувшись, я двинулся к БТРу, который уже ворчал двигателями, прогревая их перед неблизкой дорогой. Забравшись на броню, наклонился к люку:

   – Ничего не забыли?

   – Все нормально командир, даже оправиться успели, чтобы ночью по кустам не шарахаться!

   – Тогда вперед.

   Вечерело, солнце опускалось все ниже и в лесу становилось сумрачно. Все внимательно вглядывались в мелькающие по сторонам деревья и кусты. Мы хотели до темноты добраться до дивизиона.

   Через полчаса впереди показался ручеек, который извиваясь по дну широкой лощины неспешно тек куда то на юг. Склоны лощины все были в зарослях осоки. Дальше у изгиба ручья находилось болотце, ещё дальше поляна, правда, мокрая, на ней десяток копен сена, повозки. Пять-шесть крестьян, оставив грабли, степенно кланялись, приветствуя нас. Кустарник произрастал на правом берегу по всему склону, на левом – жидкой грядой вдоль какой-то проселочной дороги. Навскидку заросли достигали высоты трех-четырех метров.

   После еды, глаза стали слипаться и я начал клевать носом, на мгновение засыпая и тут же просыпаясь. Меня удивляло, что водитель был бодр. Заметив мой взгляд, он виновато улыбнулся и сказал:

   – Мы с Витькой, пока вас ждали, и поесть успели, и подремали по очереди, отдохните немного, а перед дивизионом я Вас разбужу.

   Конечно, они сделали не совсем правильно, но с другой стороны, не отдохни они тогда, сейчас тоже были как сонные мухи. Обернувшись, я увидел, что всех остальных, свалил сон.

   Что бы не уснуть, я стал перебирать варианты, зачем я так срочно понадобился командиру дивизиона, и не заметил, как провалился в сон.

   Дорога по ночному лесу не позволяла развивать большую скорость, так что в дивизион мы прибыли уже за полночь. Немного вздремнув по дороге, я чувствовал себя достаточно отдохнувшим, а прохладный ночной воздух развеял остатки сна.

   Часть 24

   Лейтенант Осташев

   Связавшись с командиром, доложил обо всем что было, особо подчеркнув, что имею на руках четыре комплекта самых подробных карт. Пока докладывал командиру, бойцы разгрузили коляски мотоциклов, аккуратно сложив обнаруженное имущество в десантный отсек. Потом они дозаправили мотоциклы из бака БТРа. Когда получиться заправить мотоциклы «родным» бензином не ясно, и чтобы не «посадить» моторы, лучше смешать наш 76-й с остатками «родного».Получив дальнейшие указания и оговорив расписание выхода на связь, мы оперативно свернулись и поехали на север. Я посадив в коляски по второму бойцу и выдав каждому экипажу по 108-й станции, приказал мотоциклистам держаться на флангах, и мы пошли широким гребнем прочесывать местность.

   Не прошло и двадцати минут, после последнего сеанса связи, как нас начала вызывать на связь «Гвоздика». Новый приказ был краток и лаконичен: продолжать те же действия, но в направлении на юго-запад. И вот, уже больше двух часов как БТР и мотоциклы не спеша продвигается по грунтовой дороге на юго-запад. Не смотря на отличную ходовую, трясет так, что боюсь лишний раз открыть рот, наоборот только сильнее стискиваю зубы. Это еще помогает и от пыли, даже повязанная на рот и нос тряпка не сильно спасают от неё. Сильно выручают найденные в мотоциклах очки. Но всепроникающая пыль и тряска не самое страшное, что меня волнует. Тревога и безызвестность донимают намного сильнее, вопросы один другого тяжелее ворочаются в голове.

   И вот мы подъезжаем к мосту через небольшую речку. Делаем короткую остановку, ждем пока подтянутся мотоциклисты, оповещенные по радио о месте переправы. А пока мы все смотрм, что там за мостом. С нашего места хорошо видны клубы чёрного дыма, который ветерок сносит в нашу сторону. В воздухе хорошо чувствуется запах горелой резиной. Когда все собрались, БТР медленно трогается с места вслед за пущенным вперед мотоциклом, который двигается в пределах видимости. Через несколько минут рация доносит явно испуганно-удивленный голос одного из сержантов:

   – Товарищ командир, тут такое!

   – Какое сержант? Доложите точно!

   – Тут кровь...

   И дальше было слышно как выворачивает кого-то наизнанку. Из-за поворота появляется картина случившийся недавно трагедии: пара уничтоженных машин какой-то колонны. Наш мотоцикл стоит прямо на дороге, а рядом с ним оба моих солдат блюют стоя на коленях. Мы объезжаем сгоревший грузовик, потом ещё один, они еще чадят, это догорают колеса, машины стоят фактически на дисках. На обочине грунтовки видны большие пятна почерневшей крови, она также каплями уже засохла на придорожной траве и кустах. Прямо в пыли дороги россыпи гильз крупнокалиберного пулемёта, каски, клочья окровавленного обмундирования, есть даже с частями тела. Убитых и раненых нет, очевидно их уже собрали. Приведя в более-менее нормальное состояние ребят, поставил их в середину колонны, а вперед выпустил другой экипаж, из тех, у кого была более спокойная реакция на кровь и остатки человеческих тел. Наша небольшая колонна тронулась дальше, но проехав около километра мы снова сделали остановку. Приехали. От увиденного, без команды, все спешились и толпой пошли вдоль дороги вперед. Слышен неровный топот сапог, кто-то кашляет, кто-то харкает, пытаясь избавится от пыли в горле. Одышки, кашель, матюки. Пройдя так метров тридцать, мы остановились. Тут стоят два наших сгоревших танка и около них лежат танкисты. У одной из машин взрывом оторвало башню, и она лежит метрах в двадцати от неё. Второй танк видно пытаясь уйти от удара, свернул с дороги на поле с подсолнечником, но это ему не помогло, сейчас он тихо чадил.

   Где-то вдалеке слышен звук боя: рев моторов, разрывы, стрекот очередей... Вдруг, низко над нами с ревом и грохотом пронеслись два самолета, мы даже не поняли чьи. Они полетели туда, где были слышны взрывы. Провожая взглядом самолеты, замечаю что дальше, где-то у горизонта стоит огромная дымовая завеса.

   Вдруг метрах в пятидесяти впереди разрыв. Мы все как один камнем падаем на землю. Уже лежа, хватая ртом дорожную пыль ору:

   – Все в лес, очистить дорогу!

   Все, как стадо муфлонов несутся к опушке. Пробежав так метров пятьдесят, наконец мы прячемся за деревьями. В этот момент на том месте, где мы были, поднимаются несколько разрывов. Слышно, как осколки и разлетается среди деревьев и стучат по ним. Слышен чей-то крик. Бля...! Всё-таки кого-то зацепило!

   Через несколько минут после окончания обстрела мы все выходим к дороге. Идем рассредоточено, чтобы если что, так не всех одним махом, последним выводят раненого солдата с окровавленной ногой и лицом. Вот и первая потеря. Остановили кровотечение и перевязали, на счастье парня, оба ранения не тяжелые. Двое солдат ведут раненого в "тыл". Мотоциклы и БТР так и стояли на дороге, где мы их оставили. "Военный совет", я решил провести чуть позже, отъехав от этого места подальше. Опросив солдат, я так и не смог выяснить откуда и кто нас обстреливал. Через пятьсот-шестьсот метров лес кончился. Впереди раскинулось поле, и приблизительно через метров восемьсот дорожная развилка. Рассредоточившись вдоль опушки по обеим сторонам дороги, приказал быть наблюдать и быть готовыми открыть огонь. Хорошо, что догадался каждому экипажу "нарезать" свой сектор, а автоматы поставить на одиночный огонь. Радист с БТРа растянув длиннющую антенну пытался вызвать штаб дивизиона.

   Вдруг где-то справа от развилки, куда уходила еще одна дорога, раздался рев авиационного двигателя, и почти сразу несильные разрывы, наверное мелких бомб, только тень самолета мелькнула в лучах послеполуденного солнца. Через минуту всё прекратилось. Повернувшись к солдату, который сидел в башне за КПВТ, спросил:

   – Как думаешь, кого он там бомбил?

   – Перекресток, товарищ лейтенант, обязательно что-то найдется!

   – Вот и я так думаю. Петренко, ко мне!

   Через полминуты, в боковой десантный люк просунулась рыжая и конопатая голова ефрейтора, в пыльной, с мокрой от пота дорожкой на пилотке.

   – Я товарищ лейтенант!

   – Бери трофейный мотоцикл, напарника и разведай перекресток, который только что бомбили. Надо выяснить что там происходит! Ясно?

   – Так точно!

   Уже через минуту два солдата на мотоцикле неторопливо ехали в сторону развилки. Минуты через три по рации Петренко доложил, что на развилке находится регулировочный пост в составе шести человек и бомбили его, есть

   два легко раненых, помощи не требуется, телефонной или радиосвязи с начальством нет.

   – Петренко, ждите нас на развилке, мы сейчас подъедем, как поняли, прием?

   – Поняли, ждем, конец связи.

   Когда мы подъехали к развилке, она была совершенно пустая. Я уже было хотел вызвать ефрейтора по рации, когда куст метрах в сорока чихнул, затарахтел и не спеша двинулся в нашу сторону. Из веток торчала рыжая голова в пилотке.

   – Петренко, что это такое?

   – Товарищ лейтенант, это местные заставили замаскироваться, чтобы не отсвечивать! Их только это от налетов и спасает! Говорят уже с пяток налетов было, но пока только два легкораненых. Нам бы остальную технику также замаскировать!

   – Правильно Петренко, сейчас отъедем от развилки и займемся этим.

   – Товарищ лейтенант, ребята говорят, во-о-он там хорошие кустики для маскировки и не вянут долго.

   – А куда дорога эта ведет, не спрашивал?

   – На станцию, товарищ лейтенант. – и предупреждая мой следующий вопрос, добавил – они не знают. – Ладно сами разберемся, поехали!

   Уже успев отъехать на приличное расстояние, опять со стороны развилки раздались взрывы. Земля дрожит, высохший на летнем солнце грунт осыпается на дно ямы, куда я от греха подольше спрыгнул. Кто-то из солдат залёг за деревом и не поднимает головы. Взрывы примерно в ста метрах сзади, но тупой звон осколков о стволы деревьев очень сильный. Наверное бомбы сейчас намного крупнее. На этот раз мне страшнее, чем тогда у дороги. Наконец всё стихло. Это длилось примерно минуты две. Командую возвращение к машинам. С опаской встаю, осматриваюсь и иду к БТРу. Присел около колеса. Чтобы не думать о только что пережитом, надо чем-то себя занять. Осмотрел автомат, отложил. Полез в кобуру за пистолетом, вытащил обойму – полная. Взяв себя в руки, осмотрелся, над развилкой практически не оседая стояло большое облако пыли. Крик раненого был слышен даже за сто метров, это был даже не крик а вой на одной ноте, от него у меня в голове как щелкнуло, вдруг все вокруг стало восприниматься как со стороны. Практически не слыша своего голоса, скомандовал:

   – Все ко мне!

   Когда меня окружили солдаты, я продолжил:

   – Сейчас мы пойдем к развилке и поможем нашим! Увижу кто бекает, мекает или не дай бог блюет – заставлю назад все сожрать! Не суетится, приготовить всем индивидуальные пакеты и аптечки, ремни для перетяжки, быть готовыми накладывать шину при переломах, все ясно!

   – Все, так точно, понятно! Вразнобой прозвучало несколько голосов.

   – По одному человеку на мотоциклах выдвигаются в охранение, удаление метров пятьдесят в пределах видимости. Три дороги – три мотоцикла! Остальные в БТР! По машинам!

   Подъезжая к развилке, я не узнал её. Огромные воронки, от которых еще вовсю отдавало кислым запахом взрывчатки, преобразили местность. Трава обгорела и была черной, всюду валялись вырванные с корнем кусты и тела красноармейцев. Их было трое, вокруг одного было натуральное красное месиво, врытое в землю, куски обмундирования, расколовшийся приклад винтовки. А впереди лежат ещё двое. Их не разорвало, но тела все изрешечены осколками. У одного видно как перебита шея, и голова неестественно откинута назад – всё лицо – сплошной свекольного цвета волдырь. Из-за покосившегося броневика раздавался непрерывный крик раненого. Подойдя ближе, увидел, что у него ниже локтя оторвана рука и он поддерживая ее другой, сидя на земле, кричит.

   Один из моих солдат не дожидаясь команды, вытащил из аптечки шприц и прямо через гимнастерку вколол в предплечье покалеченной руки. Приговаривая при этом:

   – Потерпи браток! Сейчас легче будет! О! Да ты молодец, что смог руку перетянуть!

   И принялся перевязывать культю.

   Постепенно к нам подошли двое уцелевших бойцов, оба они были легкими ранениями. Как я понял, это были те бойцы о которых говорил Петренко.

   – Что здесь произошло? Обратился к одному из них.

   – Товарищ командир, как только вы уехали, решили мы перекусить, разожгли костер, уже сели принимать пищу, как налетели немцы, вот одной бомбой всех и побило.

   – А вы?

   – А мы поели еще до вашего приезда, и прилегли недалеко в тенечке. Когда прибежали, то все уже побитые были, только Кольке... Виноват, красноармейцу Ермакову культю перетянули, что бы кровью не изошел.

   – Понятно. Что же с вами делать? Где ваш командир? Какая часть?

   – Не имею право говорить этого, товарищ командир! И без разрешения начальства не могу бросить пост!

   – Так как быть? Вам всем к врачу надо! Садитесь на свой броневик и езжайте в санчасть, все одно вы уже не бойцы.

   – Не едет он, после второй бомбежки перевернулся и после этого не заводится.

   В этот момент, сержант, который делал перевязку тяжелораненому сделал мне знак и подойдя шепотом доложил:

   – Товарищ лейтенант, надо срочно доставить тяжелораненого к хирургу, если в ближайшие два часа не сделать операцию, то парень умрет от заражения крови. Я ему вколол двухпроцентный раствор промедола из аптечки, но это не надолго.

   Кивнув ему, что мне все понятно, развернувшись к легкораненому с которым говорил, спросил:

   – Мотоциклом кто-то умеет управлять?

   – Я умею, товарищ командир, да все мы умеем, мы же из роты регулирования!

   – Тогда я передаю в ваше распоряжение мотоцикл, и приказываю: в течении, не более двух часов доставить тяжело раненного к хирургу, иначе...

   – Приказ ясен товарищ командир, разрешите выполнять?

   – Выполняйте!

   – Только вот, как с ребятами? Он кивнул в сторону убитых.

   – Похороним, кстати лопата есть?

   – Даже две, в броневике лежат.

   – Фамилии, имена, отчества и когда родились запишите!

   – Сейчас, сейчас!

   Повернувшись он засеменил к своему товарищу, вместе они слюнявя карандаш записывали на куске газеты данные погибших. Потом подойдя ко мне, он передал записанные данные и объяснил, кто есть кто. Пожав руку, пожелал:

   – Счастливого пути! Помните у Вас есть не более двух часов!

   И повернувшись к ефрейтору позвал:

   – Петренко, ко мне!

   – Я товарищ лейтенант!

   – Передай товарищу один мотоцикл, им раненного срочно в санчасть доставить необходимо!

   – Есть, товарищ лейтенант!

   После отъезда раненных, отдав приказ о захоронении погибших, я подозвав сержанта, задал вопрос:

   – Сержант, где вы так ловко научились применять медикаменты?

   – Долгая это история товарищ лейтенант, если Вы не против, то я расскажу её позже.

   – Хорошо, проследите за похоронами сержант.

   – Есть!

   Расположившись на правом сиденье командира, рядом с водителем, спросил:

   – Все готовы? И повернувшись к водителю, которого звали Влад добавил: – Давай!

   Мягко стронув с места тяжелую машину, он сосредоточенно крутил баранку, стараясь выдерживать дистанцию с идущим впереди мотоциклом. Башенный стрелок занял свое подвесное место у пулемета, а еще два бойца сидели спиной друг к другу, выставив свои автоматы в овальные люки. Впрочем, стрелять пока было не в кого.

   Раскаленное солнце медленно опускалось к горизонту. Еще максимум час и надо искать место под ночлег. Развернув трофейную карту, я внимательно просматривал указанный для разведки район. Судя по всему, дорога перевалив через холм выведет нас к небольшой станции. И действительно, с гребня холма открылся красивый вид на большую ложбину, из которой змеей выползал небольшой состав, который деловито тянул фыркающий паром паровозик. Он важно полз по железнодорожному пути в сторону небольшого кирпичного строения, вокруг которого был ухоженный сад.

   Все изменилось в один миг – из-за леса, как чертики из табакерки выскочили два немецких истребителя и с ходу бросив с десяток мелких бомб , свечой ушли вверх. Земля содрогнулось от взрывов, голову поезда окутало паром, все из поезда бегут в лес, а "мессеры" просто обнаглели и не дают жизни, пикируя и обстреливая все и вся из пулеметов. Один самолет пролетел так низко, что я увидел пилота, показавшегося мне женщиной из-за торчавших из-под шлема волос. Перед глазами картина: по грунтовке, вдоль полтна на большом ходу удирает легковушка. Немец открывает охоту, пикирует и всаживает мелкую бомбу прямо в машину. Столб пыли, вспышка разрыва и разлетающиеся в разные стороны обломки... Тут меня кто-то резко дергает за ноги и падая мешком на сидение слышу над головой грохот обоих пулеметов БТР и дикий вопль башенного стрелка:

   – Г-о-т-о-в ссу....!

   Взрыва, как показывают в фильмах, я не увидел. Просто искры, облако дыма, едва различимое в наступающих сумерках, облезлый фюзеляж мелькнул передо мной своими желтыми пятнами, и "мессер" стал падать, разматывая черный шлейф дыма... Второй самолет, увидев што его напарника сбили, тут же набрал высоту и стал кружить над эшелоном. Пилоту сбитого самолета удалось сесть за садом, на склон холма. Видно этот склон и не дал взорваться самолету, плавно погасив немалую скорость. Мы в азарте рванули к месту приземления, но как только выскочили ближе к эшелону, водитель резко затормозил и начал бешено выкручивать руль влево, снеся с необыкновенной легкостью стоявший на пути сарайчик. Во время этого дела так ударился лицом о броню что потерял сознание.

   Придя в себя, я осмотрелся и увидел что в транспортере никого нет, а снаружи слышались многочисленные крики, стоны и плач. Кое как вылезя из БТР, который стоял на месте снесенного строения с грудой всякого хлама на броне, увидел жуткое зрелище: вся полоса земли вдоль остановившегося поезда была усеяна телами мертвых и раненых женщин, детей, стариков. У многих из них не было рук, ног, которые были оторваны крупнокалиберными пулями авиационных пушек. Водитель сидел с остановившимся взглядом у переднего колеса и что-то постоянного говорил.

   Он постоянно повторял:

   – Я не хотел, я не мог затормозить на траве...

   Посмотрев вдоль следа, который оставила "семидесятка", увидел что он переехал ноги молодой девушки и протащил её по земле несколько метров. Заставив себя подойти ближе, понял что машина переехала её, когда она уже была мертва. Малокалиберный снаряд вырвал тело у неё от подмышки, практически до бедра. Водитель увидел погибших и раненых с поезда, и начал резко тормозить и уходить в сторону, но скорость и масса машины были большими и принять в сторону не задев никого не получилось.

   Подойдя к нему, пару раз не стесняясь дал по щекам:

   – Она уже была мертва! Слышишь?! Она уже была мертва, когда попала под колеса! Вставай!

   И тут он начал плакать, навзрыд, захлебываясь и сотрясаясь всем телом. Дав ему немного времени спустить пар, поднял его и приказал:

   – Давай, садись за руль, поехали к самолету! Ты понял?!

   – Да, да! К самолету, товарищ лейтенант...

   Через пару минут мы подъехали к упавшей машине. Не доезжая метров тридцать, остановились. Подойдя к самолету, было слышно шипение перегретого двигателя, запах горелой изоляции и стон пилота. Он находился в кабине с откинутым фонарем, и не имел сил выбраться из неё. В свисавшей наружу руке был зажат пистолет.

   Водитель, стоявший сзади меня, подошел и со всей силы, наотмашь ударил пилота прикладом калашникова в лицо. Тот моментально затих. Потом он выхватил из его окровавленной руки пистолет и потащил летчика из кабины. Оттащив вместе тело к БТРу, я фонариком осветил его разбитое лицо. Так впервые, в упор увидел врага. Это была молодая женщина в светлом лётном комбинезоне. Ёе волосы выбились из-под шлема, и от неё пахло духами!

   Не знаю как солдат, я был в полном ступоре. Водитель с животным завыванием начал бить её ногами в живот. Я наверное должен был остановить его, но мне было абсолютно все равно. Постепенно он успокоился, приступ этой звериной жестокости у него прошел и он уже начал отходить от этой проклятой с у к и, но всё же в последний раз зацепил её сапогом по лицу.

   Отойдя за БТР, водитель попытался закурить, но не смог даже вынуть из пачки сигарету. Это была полупустая пачка болгарского "Opal". А ведь скоро запасы закончатся, и ребята перейдут на махорку, проскочила в голове посторонняя мысль. Вместо этого, вслух произнес:

   – Надо эту с у к у отдать женщинам из эшелона...

   – Что лейтенант, ссышь дострелить? На меня смотрели глаза глубокого старика. И настолько неожиданно и по простому это прозвучало, что у меня не хватило воли и я отвел взгляд в сторону. И пока мои глаза, что то искали на земле, он отошел, и за бронетранспортером зло простучала короткая автоматная очередь.

   Следом за этим прозвучавший пронзительный, душераздирающий женский крик воспринимался мной как-то спокойно, без паники в душе. Звали на помощь. Подсознание, отдельно от меня, как какое-то механическое устройство отмечало отдаленные взрывы, голоса людей с другой стороны эшелона, щебетание птиц в саду.

   Не было сомнения в том, что кричат в вагоне, стоявшем точно за нашей спиной, метрах в пятидесяти от нас. Через полминуты мы уже взбирались в раскрытую дверь товарного вагона.

   Прямоугольник лунного света из открытой двери освещал пространство между нарами. Это был классический "телятник" переоборудованный под перевозку войск. Где-то слева стонала невидимая женщина. Привыкнув к темноте, разглядел в углу вагона двоих: молодую женщину, очень бледную с искаженным от страдания лицом и пацана лет десяти-двенадцати. Она лежала в углу на обрывке некогда большого и богатого одеяла, укрытая цветым покрывалом. Мальчик вытирал испарину с лица, смачивала ей губы влажной тряпочкой. С опаской я включил свой трофейный фонарик, в вагоне сразу посветлело. Из-за огромного живота тревожно и с надеждой смотрели на меня полные страдания и боли глаза молодой женщины. Стало понятно, что если мы не поторопимся, то может наступить конец. Надо было срочно ей помочь. Повернувшись к водителю, спросил:

   – Ты роды когда-то принимал?