Текст книги "Запад-81 (СИ)"

Автор книги: Николай Лозицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)

   Подойдя к раненному, увидел что лежит он на животе, со спущенными штанами и раной прикрытой марлевым тампоном от индивидуального пакета. Я снял повязку, рана была как борозда, сантиметров пять длиной, и заканчивалась входным отверстием, кровь шла не очень сильно, и я раздвинул рану, что б посмотреть глубоко ли его зацепило.

   – А-а-ай! Ты че делаешь, больно же?! – закричал красноармеец.

   Сзади подошли еще бойцы.

   – Ну, как там? – тихо спросил один из них.

   – Да вроде не страшно, а там хрен его знает, – ответил я. Потом спросил у раненного:

   – Как ты?

   – Печет сильно! Больно!

   – Так. В общем надо доставать. Ты как, готов терпеть боль?

   – А что мне остается?

   – Давайте спирту дадим, может, не так больно будет, – предложил солдат, который спрашивал есть ли среди нас санинструктор.

   – А есть?

   – Откудова? Спирт только у военфельдшера. Степенно и как-то рассудительно, как малому дитю ответил солдат и посмотрел на меня.

   – Ну че ты на меня уставился? Ноги в руки и к фельдшеру дуй. Да! и йод возьми заодно!

   Антипов – вспомнилась фамилия раненного, он чуток поднялся на локтях, и сказал: рана не серьезная – засмеют в роте, охальничать будут.

   – Дурной ты Антипов! Попади немец точнее, и в роте никто бы не смеялся, и к девкам не с чем было бы бегать. И с серьезным видом добавил: правда тут есть один дюже хороший момент!

   Раненный Антипов не удержался и спросил: – Это какой же?

   – Блудливый зуд тебя бы не донимал!

   Все рядом стоявшие разом грохнули. А мне не до смеха.

   – А-а-ах, ух ты! Да не смешите вы, и так больно, а тут еще вы! Вас бы так! – простонал со смехом Антипов.

   – Ну где там, черт его возьми этот посыльный?

   Немного в стороне стояла группка бойцов, и один из них говорил: – Ну надо же, мы просто в рубашке родились, я думал нам пи...дец всем, а тут все так обошлось, я до сих пор не могу поверить. Только вон Антипову не повезло!

   – Да это ерунда, главное, что не смертельно – ответил другой.

   Легонько похлопав Антипова по плечу, сказал:

   – Держись, сейчас спирта стакан хапнешь, и будет все нормально, вытащим тебе этот подарок немецкого пролетариата!

   Тут боец принес полкотелка со спиртом и поставил рядом со мной, в другой руке у него был флакон с йодом.

   Солнце поднималось, и через часа три-четыре, в полдень начнется настояшая жара.

   – Давай залпом, и я попробую вынуть тебе из жо... то, что там засело, – сказал я, повернувшись раненному.

   Позади меня, кто-то просунул фляжку с водой: – Водицы, вот, с ней сподручней!

   Он начал пить и сделав несколько глотков, прохрипел:

   – Дай отдышаться... Ух, крепкая падла! И опять начал проталкивать в себя спирт.

   – Ну готовься, сейчас будем тебя оперировать. Вмазал? – спросил я его.

   Честно говоря, я бы сейчас и сам не отказался от стакана спирта. Весь мой медицинский опыт состоял из одного похожего случая, когда в отпуске на рыбалке, мой друг вогнал в ногу ржавый гвоздь, который в ране и обломался. Хорошо еще, что он заканчивал мединститут и говорил что и как надо делать.

   Рядом со мной стоял красноармеец который пялился на Антипова. Я посмотрел на него и спросил:

   – Ну чего уставился, первый раз голую жо..видишь что ли?

   В это время послышался звук мотора.

   – Это генерал! – крикнул кто-то из красноармейцев.

   Через минуту подъехал уже знакомый бронеавтомобиль. Развернувшись, он остановился рядом с нашим БТРом. Первым из бронеавтомобиля, показался лейтенант Фомин.

   – Как вы там?! – крикнул он и, спрыгнув на землю, направился к нам.

   – Да вот, Антипов ранен, а в остальном, вроде пронесло.

   – Ну вы даете! Удивляется лейтенант.

   – Мужики, а чего это вы такие веселые, на выпивших вроде не похожи? – спросил вдруг он, глядя мне в глаза.

   – Время провели весело, вот и веселые, – сказал я, смазывая йодом щипцы, а потом обратился к Антипову:

   – Ну как ты, готов?

   Он кивнул, после чего, я начал осторожно снимать, уже успевший присохнуть марлевый тампон.

   – Ну, дорогой, терпи, я полез тебе в нутро, – предупредил я.

   Двумя пальцами я раздвинул рану и потихоньку сунул туда щипцы, Антипов застонал от боли.

   – Терпи казак, атаманом будешь, – успокаивал я бойца.

   Тут щипцы наткнулись на что-то твердое. Зацепив эту штуковину щипцами, я на мгновенье подумал: вытащить потихоньку, или резко выдернуть, и как-то самопроизвольно рванул щипцы. Антипов взвыл от боли и, ругнувшись матом, попытался схватиться рукой за бок.

   – самка собаки, больно ведь, еб..!

   – Ничего, все нормально, – спокойно сказал я ему, разглядывая пулю вытащенную из раны.

   – Разрешите! Товарищ лейтенант!, – сказал Фомин протягивая руку.

   Я подал ему щипцы.

   – Антипов, тебе повезло, ты в рубашке родился, – показывая на окровавленную пулю сказал Фомин.

   – На, бери на память, – сказал лейтенант, протягивая Антипову вынутую пулю.

   Антипов взял её и, внимательно посмотрев на нее, сказал:

   – Я же говорил, что у меня что-то торчит в жо..., а вы не верили.

   – Ну ладно, мужики, давайте закругляться, – скомандовал Фомин и, посмотрев на Антипова спросил:

   – Ну, как? В госпитализации нуждаешься?

   – Да нет, товарищ лейтенант, со мной все будет нормально, – ответил Антипов.

   – Ну, тогда заканчивайте перевязку, и вперед, – махнув рукой, сказал он, и направился к бронеавтомобилю.

   Подойдя к бронеавтомобилю, Фомин обернулся и сказал: – А Вам лейтенант, приказано явиться к генералу!

   Поскольку в этой небольшой колонне я успел приметить двух генералов, уточнил:

   – К которому? В надежде узнать фамилию или должность. Но моему ходу "конем" удача не улыбнулась.

   – Пойдемте со мной, я проведу товарищ лейтенант!

   В тот момент, когда мы уже подошли к командирскому бронеавтомобилю, из-за поворота выехала черная легковая машина, за которой следовал грузовик с солдатами. Из легковушки вышел военный. Его выправка говорила о том, что военную форму этот человек одел не вчера.

   Весь его внешний вид указывал на то, что это кадровый вояка. Прищурившись от яркого солнца, одним слитным движением, он разгладил складки формы, поправил фуражку, двинулся в сторону группы командиров. Еще до того как генерал представился, у меня в голове ярко вспыхнуло солнце, я еле-еле смог удержаться на ногах. Как сквозь вату услышал, как он представился:

   – Генерал-майор Москаленко!

   В ответ прозвучало:

   – Генерал-майор Кондрусев.

   – Полковой комиссар Липодаев

   – Генерал-майор Тамручи.

   Пожав друг другу руки, Москаленко произнес:

   – Ну вот и познакомились товарищи! А то раньше только слышал, о Вас в штарме у генерал-майора Потапова, когда он знакомил меня с обстановкой в полосе армии .

   Кондрусев ответил:

   – Мы тоже о Вас только слышали, надеялись познакомиться на командно-штабном учении, но Ваше соединение в нем участие почему-то не принимало.

   – Моя бригада является резервом Главнокомандования. и имеет свои задачи.

   – Не обрисуете? Так, сказать в общих чертах...

   – Бригаде следовать на Владимир-Волынск и во взаимодействии с Вашим 22-м механизированным корпусом разбить противника, перешедшего границу, восстановить положение. Границу не переходить.

   Кондрусев в свою очередь подтвердил, что им получен приказ нанести удар по вторгшемуся противнику в районе Владимир-Волынского.

   Я в это время, стоял не дыша, и даже немного спрятался за Фомина. Тут меня тихонько начали дергать за рукав, обернувшись я увидел, что рядом стоит мой солдат. Подняв брови и легонько кивнув, мол "что надо"? Он шепотом сказал:

   – Товарищ лейтенант! От "Овода" предупреждение: "В нашем направлении движется группа целей в количестве 32 едениц. ОВП шесть с половиной минут".

   Дав знак солдату, что бы он уходил, я снова прислушался к разговору генералов..

   – Две из трех дивизий корпуса – 19-я танковая и 215-я моторизованная согласно вскрытого пакета выдвигаются из Ровно в район Ковеля и могут прибыть туда лишь к исходу следующего дня, им предстоит сделать сто сорока километровый марш. О третьей своей дивизии-41-й знаю лишь то, что вчера вечером 21 июня она находилась в месте своего расквартирования – на западной окраине Владимир-Волынска. Говорил генерал Кондрусев.

   Набрав полную грудь воздуха, я вышел из-за спины Фомина и громко сказал:

   -Товарищ генерал-майор разрешите обратиться?

   Генерал Кондрусев, как старший по должности кивнул головой, разрешая продолжать.

   – Товарищи генералы! Сейчас из штаба дивизиона передали, что в нашем направлении летит тридцать два самолета, скорее всего это немцы.

   Я хотел продолжить, но Кондрусев прервал меня, буркнув:

   – Опять накаркаешь предсказатель...

   Кондрусев хотел еще что-то сказать, но генерал Москаленко развернувшись в полоборота спросил:

   – Лейтенант, Вы хотели что-то добавить?

   – Так точно! Для штабной колонны, такое количество самолетов много, вывод – у них есть более "жирная" цель, либо впереди нас, либо сзади нас. – Думаю, что Вы правы лейтенант, сзади совершает марш моя бригада – два артполка и подразделения обеспечения.

   – Товарищ генерал-майор! Какая длина колонны?

   – Около пяти километров.

   – Времени для укрытия и маскировки колонны нет. Следует максимально увеличить скорость и интервал движения. Для срыва прицельного бомбометания необходимо открыть непрерывный заградительный огонь из всего стрелкового оружия. Целить не в сам самолет, а упреждение брать на корпусов пятнадцать-двадцать, так больше вероятность попасть. Это почти заградительный огонь, думаю, сам факт стрельбы здорово напряжет летчиков – вспышки, трассеры...

   – Толково лейтенант! И повернувшись в сторону грузовика, крикнул:

   – Красноармеец Бодаков! Ко мне!

   Солдат, который сидел согнувшись, рядом с каким-то ящиком, вскинул голову в выгоревшей пилотке и услышав свою фамилию, произнесенную генералом, моментально спрыгнул с кузова грузовика ринулся к нам. За несколько шагов до генерала он попытался перейти на строевой шаг, но Москаленко махнув рукой, спросил:

   – С Крыловым связь давай!

   – Товарищ генерал-майор! С начальником штаба майором Крыловым связь установлена. Как только вы начали говорить с товарищами генералами я на всякий случай установил связь со штабом!

   – Молодец Бодаков! Пошли к рации.

   Я пошел за генералом. Из кузова грузовика Бодаков протянул Москаленко гарнитуру радиостанции. Взяв её в руки генерал кратко и толково передал приказ на отражение налета немецких бомбардировщиков. Закончив передавать указания, Москаленко взглянув на голубоватое небо, произнес:

   – Денек будет жаркий!

   Что он имел в виду, было непонятно. Вдруг возник звук, напоминающий гудение нескольких пчел на лугу. Кто-то из наблюдателей закричал:

   – Воздух!

   Все на какой-то миг замерли, а потом мгновенно разбежались по укрытиям. Отбежав к БТРу, я забрался в командирский люк и вытащив бинокль навел его в сторону немецких самолетов. Подстроев бинокль, увидел на горизонте множество точек, которые увеличивались, и с их приближением звук нарастал и переходил в рев мощных двигателей. Уже можно было рассмотреть самолеты, шли они тремя волнами: в первой и третьей волне было по одиннадцать машин, во второй десять. Идя идеальным строем как на параде, они словно демонстрировали свою военную мощь. Опустив бинокль, вдруг я заметил как вдоль шоссе, по земле, стелятся стремительные тени, еще мгновение, и одна из них накроет наш БТР. В этот момент, у меня в голове что-то щелкнуло и я дурным голосом заорал наводчику:

   – Семен! Бл...ь наводи в солнце! Огонь по команде короткими!

   Он закрутил маховичками и через несколько секунд должил:

   – Таищ лейтенант не могу! Ветки мешают!

   – Бл...ь! Сержант, спили их очередью на..!

   Пулемет, почти над головой рыкнул, и вместе с солнцем на меня упала щепа, мелкие ветки и листья.

   – Готово! Доложил сержант.

   Наведя бинокль на ориентир, прижав рукой ларингофон к горлу, скомандовал:

   – Внимание! ...Огонь!

   Не имея возможности смотреть на результаты огня, я по ТПУ спросил мехвода:

   – Коля! Что там?

   – Дымит сцука! Дымит!

   Через несколько секунд опять скомандовал:

   – Внимание! ...Огонь!

   Прошла секунда не больше, где-то вверху, вдруг раздался огромной силы взрыв. В воздухе взорвался немецкий бомбардировщик. Самолет разлетелся на куски. В метрах пяти от БТРа упало колесо самолета. Удивительно – упавшее колесо никого не задело. Но это мне рассказали потом, а сейчас я внимательно смотрел на свой ориентир и ждал подхода третьей волны бомбардировщиков.

   – Внимание! ... Огонь! Только в этот раз я мог посмотреть что происходит вверху, но для этого мне необходимо было выбраться из под дерева. Спрыгнув с БТРа, я увидел как самолет падает, вращаясь вокруг фюзеляжа, одно крыло было оторвано больше чем на половину.

   Оглянувшись по сторонам, увидел как бойцы, командиры вылезали из всевозможных ямок, овражков кричали 'Ура', прыгали, обнимались и кидали вверх пилотки и фуражки. Ко мне широким, размашистым шагом шел генерал Москаленко. Подойдя, он взял меня за плечи, тряс и приговаривал:

   – Ну..., лейтенант..., ну..., даешь! Как тебе удалось? Это же...! – Да, все очень просто, товарищ генерал-майор! Скорость самолетов и их высоту, сообщили из штаба дивизиона – триста шестьдесят километров в час и тысяча метров. Это значит горизонтальная скорость полета – сто метров в секунду. Бронеавтомобиль наш стоит напротив телеграфного столба. Столбы стоят через каждые пятьдесят метров. Заметив на земле тень от самолета, которая идет на бронеавтомобиль, я понял: если навести пулемет на солнце и открыть огонь в тот момент, когда тень у нужного столба, то большая вероятность поразить цель. Вот и все, товарищ генерал-майор!

   – Ну вот что, лейтенант! Орденом я тебя награждать не имею права, на вот, возьми часы! Бери, бери! Заслужил!

   Сняв с руки часы, он за ремешок протянул их мне. Растерявшись, я взял часы и посмотрел на них. На циферблате было написано "Звезда".

   – Спасибо товарищ генерал-майор. У меня уже есть... наградные...от... Вас....

   – Что-то я не помню тебя лейтенант?! Ну-ка подскажи!

   Тут я понял, что совсем растерялся, глубоко вздохнув уже почти сказал:

   – Товарищ ма..., Виноват! Товарищ генерал-майор, вы были у нас в полку с проверкой... и за "отличную" стрельбу...

   – Понятно, только вот прости, лейтенант... не могу вспомнить! А какой полк?

   Меня начало колотить, я не знал что можно сказать, чтобы не запутаться еще больше, а губы как назло сами складывали слова.

   – М...мотострелковый!

   – А!!! Это тот, что в Бельцах?

   – Да! Товарищ генерал-майор!

   Генерал переводя разговор на интересующую его тему, спросил:

   – Только не видел я пулеметов такого калибра и системы. Что-то новое?

   – Так точно! КПВТ– крупнокалиберный пулемет Владимирова танковый, калибр четырнадцать с половиной миллиметров. Это еще что, товарищ генерал-майор, вы бы видели как на рассвете несколько наших ЗСУшек, более пятидесяти немецких самолетов сбили за считаные минуты, вот это да!

   – Наших чего?

   – ЗСУшек, товарищ генерал-майор! – Зенитная сам... специальная установка.

   Москаленко медленно, словно пробуя на вкус растягивал слова:

   – Зенитная.... специальная..... установка. И что в ней специального, лейтенант?

   Подобравшись, и оглянувшись на своих солдат, я постарался внушительно ответить генералу:

   – Товарищ генерал-майор! Это новая, опытная техника, не имею права раскрывать её характеристики.

   – Скажите лейтенант, судя по эффективности огня ваших ЗСУ, они способны успешно бороться с массированными налетами вражеской авиации?

   – Так точно, способны.

   – А что за форма на Вас и ваших красноармейцах? Да и личное оружие у вашей группы не штатное. Вот что лейтенант, предъявите Ваши документы!

   – Не могу товарищ генерал-майор! Сегодня на рассвете, после начала войны, я...

   – Почему Вы думаете, что началась война? А если это масштабная провокация устроенная Германией?

   – Это война! Если эти действия – провокация, то наши самолеты горели бы на территории Польши, а не наоборот – немецкие на нашей!

   – Боюсь что Вы правы лейтенант. Тихо произнес генерал, сдвигая фуражку на затылок...

   – Я получил приказ от командира дивизиона на проведение разведки местности. Документы перед началом выполнения задания сдал в штаб дивизиона. Форму со знаками различия снял и оставил в расположении. Оружие у всего дивизиона – опытные образцы, проходят испытания вместе с другими видами вооружения и боевой техники.

   Видя что генерал слушает внимательно, даже как-то отстраненно, решил немного приукрасить:

   – В дивизионе даже полевые кухни нового образца, к которым разработан специальный хлебопекарный блок. Если Вам необходимо, товарищ генерал-майор, могу Вас связать с моим командиром!

   – Да, товарищ лейтенант! Я думаю это надо немедленно сделать! И голосом, от которого даже напильник станет по стойке "смирно" добавил:

   – Свяжитесь с вашим командиром и передайте ему, что генерал-майор Москаленко просит его о встрече немедленно! С большим облегчением выдохнул я и спросив разрешения побежал к БТРу, вызывать по рации "Гвоздику".

   Часть 12

   Лейтенант Скороходов

   Хотя солнце только взошло, но уже немилосердно палило. Вдоль дороги, по которой мы медленно и осторожно двигались на юг, раскинулось поле, слева и справа колосилась рожь, ветер перекатывал по полю широкие желтые-зеленые волны... Даже мне, неискушенному в сельском хозяйстве, было понятно – зреет прекрасный урожай! Вспомнил вышедший недавно документальный сериал «Неизвестная война», коментируемый Лановым, который рассказывал, что на захваченных в первые дни войны территориях урожай полностью достался немцам. А колосья на поле устало клонились к земле, и между ними была видна пурпурная от рождения куколь, которая уже потускнела от недостатка влаги. Это мне, еще в детстве, рассказывала бабуля. Васильки у дороги тоже выцвели и побелели, и только у самого леса воздух все еще был не сух, и пах травами. Там пестрые бабочки и стрекозы перелетали у опушки с цветка на цветок. Невдалеке из ржи взмыл ввысь жаворонок; он долго парил в воздухе, а затем камнем падал на землю, и снова взлетал и снова падал... Отдаленный гул артиллерийской канонады неожиданно стих и наступила тишина, какая бывает только в очень жаркие и душные дни, когда все живое замирает. Ясное небо безучастно смотрело на то, что творилось внизу...

   Судя по карте, надо было перевалить за цепь холмов, которая тянулась с востока на запад. За этими холмами, дальше на юг леса были меньше и реже.

   Пока мы ехали к холмам, окружающая обстановка вновь изменилась. На связь вышел 'Овод' и предупредил, что в соседнем квадрате наблюдает активность авиации. Выехав на один из холмов, решил оглядеться, для этого двум солдатам приказал развернуть ТЗК. С моего НП на вершине, вдалеке были видны деревни и дороги. Что меня удивило, везде было пустынно: ни машин, ни повозок, ни людей, как вымерло все. Горизонт на западе четкой линией разделял небо и землю.

   И только вдали, кое-где беззвучно взлетали ракеты, вероятнее всего немецкие. Стоя на БТРе я обдумывал ситуацию. Порыкивали на холостых оборотах двигатели БТРа. Один из глушителей-прогорел и звук от него был как от танка. Вдруг из-за спины – рев моторов в воздухе. Мы с солдатом от неожиданности, втянув головы в плечи даже присели. Удивленно переглядываясь, смотрим в направлении звука. Оказывается над нами, на бреющем, прошла тройка самолетов. Что было нарисовано на крыльях, мы не разглядели. Они шли на юг.

   – Интересно! А почему 'Овод' не предупредил о них? Подумалось мне. – Надо на всякий случай посадить наблюдателя в одном из верхних десантных люков, пусть назад смотрит! А может и двух-трех, каждый в своем секторе.

   Назначив наблюдателей и объяснив, что надо делать, вернулся к мысли о том, почему 'Овод' не предупредил о неизвестной тройке самолетов, которые прошли над нами на бреющем...

   – Какой я тупица! Конечно на бреющем! Именно по этому, наш радар и не смог обнаружить их. Они шли на слишком низкой высоте. Надо это учесть.

   Сориентировавшись по карте, понял, что самолеты ушли в сторону города Горохов. Оттуда слышалась канонада. Перевалив через гребень очередного холма, увидел лежащий впереди городок, который уютно расположился по берегу небольшого озера, в которое втекала с запада и вытекала на восток речушка. С восточной стороны через речушку был переброшен мост, соединяющий две части городка.

   Над Гороховым шел воздушный бой. Тройка наших самолетов мешала прицельно бомбить девятке немецких бомбардировщиков. Вот один из них клюнув носом пошел дымя вниз.

   – Падает! – заорал, глядя из-под руки, показал пальцем в сторону города, ефрейтор Сулимов. – Товарищ лейтенант, ребята, – обращается он ко всем, – вы посмотрите, как он падает!

   Спустившись с холма, вышли на окраину Горохова. Страшная картина предстала перед нами. Казалось, идут кадры замедленной съёмки: неуверенно двигались люди, редко проезжали машины. В нескольких местах горели дома. Их никто не тушил, видимо, некому было. Некоторые дома разнесло взрывами. У разрушенных домов я впервые увидел жестокие приметы войны – тела убитых. К ним тоже пока никто не подходил. Жуткий контраст был между этим кажущимся покоем, сонной тишиной и следами только что закончившейся бомбежки.

   Слышно, что недалеко идёт бой. Замаскировшись у развилки дорог на окраине, мы наблюдаем за местностью. В это время из городка пешим строем выходит какая-то воинская часть. Первое, что бросилось мне в глаза-все солдаты были в добротных кожаных сапогах. Из-за поднятой пыли, которая не опускаясь висела в воздухе, передвижение колонны определялось больше по звуку, чем визуально. Был слышен топот множества ног, стук повозок, громыхание орудий, тарахтение редких грузовиков по шоссе. То и дело слышатся команды:

   – Шире шаг!

   – Ро-та, бе-го-м!..

   Тональный вызов рации, отвлекает от наблюдения за колонной:

   – Воздух! Предупреждает 'Овод'. – С запада в ваш квадрат следует девять целей. Предположительно бомбардировщики. Через несколько минут они будут над городом.

   Невооруженным глазом уже видны точки в бирюзовом небе. Приближаясь, они растут на глазах, спустя некоторое время слышится гул моторов. Это немецкие самолеты, они – ближе и ближе к нам. На крыльях, фюзеляжах – кресты, на хвостах – свастика. Передняя машина начинает делать заход вдоль шоссе, за ней тот же маневр повторяют остальные.

   Я через бинокль, рассматриваю немецкие самолеты. Идут четким строем, как на параде. Вот они чуть довернули влево, стала видна идеальная фронтальная проекция самолета, и я кричу башенному стрелку Сулимову:

   – Упреждение ноль, дистанция тысяча! Огонь по готовности!

   Пока Сулимов разворачивал башню и поднимал ствол, головной самолет успел сбросить бомбы на колонну наших войск. Наконец-то гремит длинная, патронов на десять, очередь из КПВТ. Мы видим: головной самолет начал дымить и терять равновесие. Потом за ним потянулась густая черная лента дыма. Машина перестала подчиняться летчику, ее потянуло вниз, в сторону от большака, и тут она врезалась в землю. Другие самолеты резко отвернули с боевого курса и стали сбрасывать бомбы куда попало.

   -Гони, к самолету! Кричу через ТПУ водителю и толкаю его в плечо.

   Проломившись через кустарник напрямик, оказались у сбитого самолета первыми. Выскочили из БТРа и видим: один из летчиков выбрался из обломков и ползет к кустам.

   – Немец?! – удивленно кричит наводчик.

   – А кому ж и быть, как не ему, – бурчит один из моих солдат. Мы быстро обезоруживаем немецкого летчика, оттаскиваем подальше от жаркого огня, скручиваем ему руки за спиной. Он ранен в ногу.

   – Нурмухамедов! – зову водителя – Иди, поговори с ним, ты умеешь.

   Но беседа не состоялась: немец дико смотрит на нас и упорно молчит.

   – Он язык проглотил, – насмешливо объявляет Махамбет.

   Позади нас фыркает мотор, мы оглянулись и увидели, что к нам подъезжает легковая машина с открытым верхом, в которой на заднем сидении находятся два командира. Когда они вышли и стали рядом, то стало заметно, что один выше другого на целую голову. У того, который был выше, на обоих рукавах гимнастерки я заметил нашитые красные звезды с черной окантовкой. В голове почему-то всплыло – "комиссарские".

   – Кто стрелял? Спросил высокий командир.

   – Наводчик ефрейтор Сулимов, товарищ ...?

   – Батальонный комиссар Гордон. Добро, ефрейтор!

   – Служу Советскому Союзу!

   – Вообще-то отвечаете не по уставу, но в целом идеологически верно! Товарищ ефрейтор! А что, за форма на вас?

   Только Сулимов открыл рот для ответа, как тут подошла санитарная машина. Батальонный комиссар приказал забрать пленного и отвезти к командиру дивизии. Проследив за исполнением своего приказа, комиссар повернулся в нашу сторону. В этот момент, меня окликнул Сулимов и сказал:

   – Товарищ лейтенант! 'Овод' на связи!

   Подойдя к БТРу, я сказал рядовому Рябошапке: – Дай сюда второй шлемофон.

   – Он не работает, товарищ лейтенант!

   – Как не работает? А чего ты не заменил его в полку-то?

   – Забыл.

   – Ёперный театр!

   Вдруг Сулимов напрягся и поднял указательный палец вверх.

   – Что такое Сулимов? – спросил я его.

   – Тише! Дивизион на связи, слышно плохо.

   – Да тихо вы, и так плохо слышно, – прикрикнул я.

   Все замолкли, Сулимов некоторое время сидел и внимательно слушал, а затем, прижав двумя пальцами ларингофон к шее, сказал:

   – Я "Парус" понял вас!

   Немного подождав, Сулимов опять ответил:

   – Да... да, 'Овод' все понятно!

   Сняв с головы шлемофон, Сулимов доложил:

   – Товарищ лейтенант! 'Овод' предупреждает, что немцы ведут интенсивную авиаразведку в районе юго-западнее, западнее и северо-западнее Горохова. 'Овод' четко наблюдает как немецкие тактические авиаразведчики на небольших высотах-до километра, находясь, каждый в своем квадрате, постепенно перемещаются на восток, скорее всего, ведя разведку в полосе наступления своего соединения. На большой высоте ходят дальние разведчики типа того, который совершил вынужденную сегодня рано утром. 'Гвоздика' приказывает: со всеми предосторожностями перемещаться в указанном нам направлении, и установить линию соприкосновения с немецкими частями. К нам направляется взвод 'Шилок', в составе двух установок и комбатовская КШМка для корректировки огня дивизиона, в нашем направлении. По прибытии командира первой батареи, поступить в его распоряжение.

   Выпалив все это буквально за полминуты, Сулимов сделал глубокий вздох.

   Я не давая батальонному комиссару, что называется открыть рот, сказал:

   – Товарищ батальонный комиссар! Только что, поступили важные данные. Противник находится в десяти-пятнадцати километрах от города. В течении пяти-шести минут, наши части находящиеся на марше будут подвергнуты массированной бомбежке. Прикажите дать команду 'Воздух'.

   К сожалению, те подразделения, которые ушли вперед, пострадали от налета. Продвигаясь вперед уже вдоль дороги, видели, как на обочинах раненые громко кричали от нестерпимой боли, лежали убитые. По такой жаре страшно смотреть на тела убитых. В считанные секунды рой разжиревших мух окружает погибших бойцов и только что живой человек, который несколько минут назад шёл рядом с кем-то, вдруг превращается в распухающий труп. Ужасное ощущение! Это была наша первая встреча с врагом, первое боевое крещение.

   Что бы, не попасть под новый налет пришлось поспешно переезжать на другое место. По рации 'Овод' опять предупреждает о подходе немецкой авиации.

   – Черт возьми! Где наша авиация? Ну не всю же уничтожили на аэродромах?

   Переждав очередную бомбежку, снова продвигаемся вперед. Все ближе и ближе к линии соприкосновения. Теперь она действительно где-то рядом. Навстречу нам идут и едут раненые красноармейцы и командиры. Не имея возможности непосредственно опрашивать бойцов, мы жадно вслушиваемся в их разговоры. Узнаем, что немцы быстро продвигаются на восток. Мимо нас на запад повернула кавалерийская часть с тачанками. Музейные войска! Долго ли эта часть повоюет по правилам 20-х годов?! Следом за ними связисты тянут полевой кабель по придорожной канаве. Идущая рысью повозка раскручивала катушку с проводом.

   В самый разгар боя с самолетами противника, появились наши истребители. Неожиданно, ближайшая к нам 'Шилка' дала залп и сбила наш истребитель. Из-за пыли наводчик 'Шилки' наводил по отметкам на индикаторе кругового обзора радара и без системы опознавания 'свой-чужой' допустил ошибку. Я выдал в радиосеть зенитчиков такой загиб, что проняло наверное до небес. 'Шилка' перестала крутить башней, подняв стволы вверх и только антенна радара двигалась – оператор продолжал следить за воздушной обстановкой.

   Тем временем другой наш истребитель зашел в хвост 'Юнкерсу', и огненные трассы прошили его фюзеляж. Он пытается ускользнуть – входит в разворот, бортстрелки не жалея патронов отстреливаются, но нет, уйти ему не удалось – сверху на него сваливается еще один наш истребитель и тоже открывает огонь. 'Юнкерс' задымился, вспыхнул и пошел к земле, из него выбрасывается экипаж и спасается на парашютах – на земле его уже поджидают. В следующую секунду наш летчик, который атаковал 'Юнкерса' сверху, сам попал под огонь бортстрелков двух бомбардировщиков, перехвативших его при выходе из атаки пулеметным огнем...

   Всю эту карусель воздушного боя наблюдали с земли наши солдаты и командиры, они прекрасно видели и переживали нависшую над нашим летчиком опасность, пытались кричать, предупреждая его. Но это был крик бессильной злости и боли за судьбу своих летчиков, который не мог быть услышан – не было радиосвязи, не было управления боем ни с земли, ни в воздухе.

   Последний летчик, увлекшись атакой, не заметил опасность, наверное у него еще не было навыка осмотрительности, чувства смертельной опасности в воздушном бою. Он не предпринял никаких действий, чтобы выйти из-под удара, и теперь было уже поздно что-либо сделать... Его самолет покачнулся, еще немного неуверенно пролетел по горизонту, затем, накренившись, пошел на снижение, будто пытаясь произвести посадку. Видимо, летчик был ранен и пытался спасти самолет и себя, но силы и жизнь его оставили, неуправляемый самолет, не выходя из пикирования, скрылся за холмами севернее города, а затем донесся взрыв и поднялся столб черного дыма с пламенем...

   'Юнкерсы' на полном газу поспешили уйти на свою территорию. В воздухе над городом, смещаясь в сторону границы, завязался воздушный бой. Воздушная карусель истребителей – завораживающее зрелище. Одни сражаются на виражах, другие пытаются использовать высоту, сплошной гул и рев моторов, трассы пулеметных и пушечных очередей, дымовые шлейфы и огненные факелы...