Текст книги "Неизвестная блокада"

Автор книги: Никита Ломагин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 76 страниц)

Заместитель начальника УНКГБ ЛО подполковник госбезопасности Швырков предложил «освободить от руководящей работы в школах лиц, скомпрометировавших себя связями с немецко-финскими оккупантами и не внушающих политического доверия»¹⁸¹.

4. Аграрная реформа в оккупированных районах Ленинградской области

Аграрная реформа являлась самой важной во всей «восточной» политике немцев. Ее смысл состоял не только в приобретении «жизненного пространства», но и в попытках нейтрализации блокады союзников посредством восстановления прежней роли России как важнейшего поставщика продовольствия в Европу¹⁸². Эта политика полностью совпадала с воззрениями Гитлера на будущее советских городов и возможность использования голода с целью деурбанизации и деиндустриализации СССР. Однако в условиях войны эти планы могли быть осуществлены только при сохранении коллективных хозяйств.

«Новый аграрный закон» от 15 февраля 1942 г. предусматривал переход к единоличному хуторскому хозяйству через ряд промежуточных этапов: общинное хозяйство (фактически колхозы) и земледельческие товарищества. Однако при этом вводилась собственность на небольшие участки земли, примыкающие к домам крестьян, а также допускалось индивидуальное животноводство. Земля была распределена между крестьянами, но нормы поставки устанавливались общие. Высшая стадия аграрной реформы предусматривала создание независимых семейных фермерских хозяйств. Это право предоставлялось только тем, кто доказал свою надежность, обеспечивая обязательные поставки, а также владел техникой или скотом.

Отличием оккупированной территории Ленинградской области было то, что в связи с особенностями управления и потребностью обеспечить максимальную лояльность населения, руководство тыла группы армий «Север» в большинстве районов сразу же пошло на раздел колхозной земли и создание единоличных хуторских хозяйств ¹⁸³. Во второй половине апреля 1942 г. СД с удовлетворением отмечала, что в связи с ликвидацией колхозов настроение населения заметно улучшилось. Например, агентура зафиксировала следующие характерные высказывания:

«раньше в советское время много говорили и обещали, но дел и успехов было не видно. Сейчас можно работать, в лучшем порядке содержать дом, потому что все это наше»;

«сельскохозяйственные орудия и семена были обещаны немцами. Но если их не будет, землю будем обрабатывать лопатами»;

«мы очень рады, что введена индивидуальная трудовая деятельность, что исчезли колхозы. Мы верим в победу немцев. Если немецкие войска не отступили зимой, то летом они тем более будут наступать»¹⁸⁴.

Начиная со второй половины мая 1942 г. в настроениях большинства населения появилось существенное новшество – отмечался большой интерес к будущему России. Многие пытались заговорить с немцами. При этом часто задавались вопросы: «Что будет с Россией, если Германия победит? Останутся ли немцы здесь навсегда или же будет создано чисто русское государство под немецким протекторатом?» Вместе с тем, общего восторга военные успехи немцев не вызывали. События на южном фронте (Керчь, Харьков) оказали неоднозначное воздействие на население: у лиц старшего и пожилого возраста они вызвали радость – по их мнению, началась последняя битва с целью уничтожения большевизма; а у значительной части населения, главным образом молодежи и лиц среднего возраста, заметно депрессивное состояние¹⁸⁵.

Роспуск колхозов проводился по установленному оккупационными властями порядку. Сперва общее собрание принимало решение о переходе к единоличному землепользованию, затем это решение вместе с ходатайством направлялось районному уполномоченному по сельскому хозяйству соответствующего района и, наконец, после санкции уполномоченного каждый новый собственник давал расписку-обязательство о получении земли и условиях ее использования.

Протоколы крестьянских собраний по вопросам ликвидации колхозов и перехода к единоличному пользованию землей 1942 г. выглядели следующим образом:

Псковский уезд Ядровская волость

ПРОТОКОЛ

общего собрания членов общинного хозяйства Выбутские Пороги от 16 апреля 1942 г. Присутствуют 33 члена артели из общего числа 33 Кроме того, присутствуют: участковый землемер Марховский

Председатель собрания:  Брюсов Секретарь собрания: Христофоров

Повестка:

О ликвидации общинного хозяйства и о переходе к единоличному пользованию землей.

Постановили единогласно ликвидировать общинное хозяйство и просить разрешить Господина Германского районного Уполномоченного перейти к единоличному землепользованию¹⁸⁶.

Типовое приложение 1¹⁸⁷

12 апреля 1942 г.

Господину Германскому районному Уполномоченному по сельскому хозяйству Псковского района

На основании желания общего собрания от 12 апреля сего 1942 г. членов общинного хозяйства колхоза Красный Октябрь прошу разрешения на переход к единоличному землепользованию согласно новому порядку.

За переход к единоличному землепользованию голосовало из 18 явившихся хозяев 18 человек.

Приложение 2¹⁸⁸

Председателю Общинного хозяйства Красная Горка Ваше прошение от 10 мая с.г. № .... о переходе к единоличному землепользованию для общинного хозяйства разрешено.

Районный Уполномоченный по сельскому хозяйству

Приложение 3

Я, нижеподписавшийся, сим подтверждаю, что получил земельный надел из земель деревни (села)., расположенной (ого) в .районе для единоличного землепользования. В количестве ...гектар пашни и ...гектар лугов.

Границы этих наделов мне известны.

Общим деревенским (сельским) пастбищем я пользуюсь совместно с другими крестьянами.

Я обязуюсь данную мне в пользование землю обрабатывать правильно и добросовестно, согласно предписаниям, преподанным надлежащими властями.

В частности, я обязуюсь участвовать во всех предписываемых мне совместных и единоличных работах.

При обязательных поставках сельскохозяйственных продуктов, возложенных на деревню, к которой относится мой земельный надел, я обязуюсь беспрекословно в пределах приходящихся на меня разверсток, принимать участие и добросовестно исполнять все предписания надлежащих властей.

Я сознаю, что при неисполнении лежащих на мне обязанностей я могу лишиться предоставленного мне надела и инвентаря, а посему обязуюсь добросовестно обрабатывать данный мне надел земли и выполнять обязательные поставки.

Мне известно, что все распоряжения надлежащих должностных лиц и учреждений мне будут передаваться через представителя деревни, к которой относится мой земельный надел, а потому всем его указаниям я должен следовать.

Место и дата. Подпись¹⁸⁹

К 1 августа 1942 г., по данным сельскохозяйственного управления хозяйственной инспекции группы армий «Север», раздел колхозной земли в Лужском, Псковском и Порховском уездах был близок к завершению, в то время как в Красногвардейском, Гдовском, Островском и Опочкинском уездах было разделено от 20 до 35 процентов колхозной земли (таблица 1).

К 15 октября 1942 г. в Красногвардейском и Гдовском районах ситуация практически не изменилась, а в Островском и Опочкинском районах доля единоличных хозяйств достигла 60 процентов (таблица 2).

Таблица 1. Сведения о ходе работ и разделу общинных дворов по 7 уездам по состоянию на 1 августа 1942 г.

С начала июня 1943 г. начала усиленно пропагандироваться «декларация о введении земельной собственности для крестьян», подписанная 3 июня 1943 г. Розенбергом. В этой декларации говорилось о введении на оккупированной советской территории земельной собственности для «трудящегося населения». В соответствии с этим документом, носившим ярко выраженный пропагандистский характер, право на землю признавалось за всеми, обрабатывающими землю собственным трудом. При этом особо подчеркивалось, что «помимо крестьян, проживающих в данный момент в районе пользуемой ими земли, при наделе землей полностью будут приняты во внимание все лица, имеющие право на землю и в том случае, если они временно отсутствуют..., в том числе бойцы Красной Армии, эвакуированные крестьяне или увезенные большевиками, а также занятые... на работах в Германии или находящиеся в плену»¹⁹².

В 1943 г. хозяйственная инспекция группы армий «Север» снизила нормы сдачи населением на большинство сельскохозяйственных продуктов и объявила, что в случае неурожая они будут сокращены. В частности, на 1943—1944 гг. были установлены следующие нормы:

1) картофель – 2,5 тонны с гектара,

2) зерновые (рожь, ячмень, пщеница, овес и др.) – 0,25 тонны с гектара,

3) сено, солома, мясо и молоко– по норме 1942 г.,

4) яйца – 30 штук с курицы в год.

Норма сдачи молока устанавливалась в размере 365 л с коровы в год. При перевыполнении норм сдачи продовольствия немецкое командование обещало предоставить льготы при приобретении сельхозмашин и племенного скота. За каждые сверхплановые 50 л молока давалось право на приобретение 1 л водки по установленной цене, а за каждые 10 яиц – право на покупку 0,5 кг соли или одной пачки махорки или 2 коробок спичек по установленной цене¹⁹³.

Продовольственный налог, назначенный немцами, нередко был меньше, чем при советской власти, но собирался он местным самоуправлением и самими немцами с присущей нацистам жестокостью и презрением к русским. Это раздражало население и очень умело использовалось советской пропагандой и агентурой. Например, осенью 1942 г. в районе 18-й армии ортскомендатурами было объявлено, что крестьяне могут получить в свое распоряжение лошадей, захваченных немцами в боях с Красной Армией. Немецкое командование не могло их использовать. Крестьяне, конечно, с большой охотой разобрали лошадей, с огромным трудом откормили их за зиму, вылечили и собирались весной засеять больше земли. Однако весной по распоряжению гражданского управления этих лошадей потребовали назад.

Земельная реформа, начатая весной 1942 г., при всей ее ограниченности и непоследовательности, нашла поддержку в среде крестьянства Ленинградской области. Именно она привлекла на сторону немцев симпатии населения и до середины 1943 г. лишала советское руководство надежды на широкие выступления народа против оккупационной власти.

Все это вызывало озабоченность НКВД, которое признавало наличие значительного количества коллаборантов на окупированной территории. Работа по их выявлению проводилась в соответствии с приказом НКВД № 001683 1941 г. и директивой № 64 1942 г. В районы, прилегавшие к фронтовой полосе, были направлены оперативные группы УНКВД ЛО, которые насчитывали 120 сотрудников. Эти группы дислоцировались в Старорусском, Маловишерском и Тихвинском районах. Кроме того, им был придан оперсостав райотделов НКВД. Руководство на месте осуществлял заместитель начальника УНКВД и три заместителя начальников оперативных отделов УНКВД. По мере освобождения районов от немецких войск опергруппы продвигались вперед и организовывали работу по:

1) выявлению и изъятию агентуры, оставленной германскими разве дывательными органами,

2) организации активных контрразведывательных мероприятий про тив германской разведки,

3) выявлению и изъятию предателей и провокаторов, проведению аре стов ставленников и активных пособников немцев,

4) организации охраны общественного порядка, борьбе с бандитиз мом и уголовными проявлениями¹⁹⁴.

Например, было установлено, что в Демянском районе Ленинградской области, находившемся в руках немцев с сентября 1941 г. по 21 февраля 1943 г., из 31 тыс. жителей, оставшихся на территории района перед занятием его вермахтом, к моменту освобождения осталось 13 тыс. человек, в том числе 584 чел. в Демянске. Значительная часть населения была насильно угнана немцами, погибла от голода, болезней и террора со стороны немецких войск. Добровольно ушли с немцами при отступлении 869 человек, что составляло 6—7 процентов от оставшихся в районе.¹⁹⁵ В Тихвинском районе и Шлиссельбурге процент ушедших с немцами был существенно ниже, хотя в целом городскому населению, симпатизировавшему немцам, это было сделать легче, нежели деревенским жителям, которых держала земля. В 1944 г. в освобожденных районах Ленинградской области были арестованы 1000 «немецких агентов, шпионов, диверсантов и предателей»¹⁹⁶.

В ноябре 1944 г. на территории Ленинградской области были зафиксированы многочисленные высказывания крестьян, суть которых сводилась к надеждам на радикальные перемены после окончания войны, которые будут осуществлены под влиянием союзников, включая роспуск колхозов и восстановление частной собственности. По данным УНКГБ ЛО, в 1945 г.. «в районах отмечается значительное количество фактов фашистской пропаганды и особенно антиколхозной агитации». Данные военной цензуры, полученные УНКГБ ЛО на 30 апреля 1945 г., свидетельствовали о том, что, по мнению сельского населения, колхозы неэффективны и давно изжили себя. В частности, цензурой было зарегистрировано 62 письма с сообщениями «о неподготовленности ряда колхозов области к весенне-полевым работам». На самом же деле шла речь о полной дезорганизации и разложении в ряде колхозов Ленобласти – пьянстве, воровстве председателей, нищете колхозников – «половина деревни собирает милостыню», «словом, экономика деревни – малоприглядная»; «колхозники живут плохо – питания нет», «дела идут неважно», «жизнь в колхозе очень тяжелая» и т. д.¹⁹⁷

Главные ожидания сельского населения в послевоенное время были связаны именно с роспуском колхозов. Эти настроения крестьянства емко выразил Н.А. Васильев, проживавший в Волосовском районе:

«Вот если бы перед выборами [в Верх. Совет] распустили колхозы, тогда было бы хорошо. А если этого не будет, то придется давать такой наказ депутатам – дать крестьянам свободную жизнь в единоличном хозяйстве, распустить колхозы»¹⁹⁸.

Настроения жителей бывших оккупированных районов Ленинградской области оказывали влияние и на ленинградцев. УНКГБ ЛО обращало внимание секретарей ГК и ОК ВКП(б) на большое распространение слухов и разговоров о хорошем отношении немцев к населению на оккупированной территории. Если в декабре 1943 г. в Ленинграде агентура зафиксировала 338 высказываний подобного содержания, то в январе 1944 г. таковых было уже 403, а в феврале 1944 г. их число достигло 650. При этом доля «чуждого элемента» среди носителей подобных настроений была минимальной, в то время как на долю служащих, рабочих и интеллигенции приходилось более 90 процентов антисоветских проявлений, связанных с воспоминаниями о немецкой оккупации. Абсолютные цифры по категориям населения были таковы: домохозяйки – 56 случаев положительной оценки немецкого оккупационного режима, интеллигенция – 203, рабочие – 429, служащие – 609, «чуждый элемент» – 89¹⁹⁹.

УНКГБ отмечало, что

«политически неустойчивые люди и враждебные элементы, распространяя эти измышления, обычно ссылаются на разговоры или личные беседы с лицами, проживавшими в ранее оккупированных районах... Распространителями подобных настроений являются:

1) подозрительные элементы, проникшие в Ленинград из ближних районов,

2) лица, побывавшие в командировках в оккупированных районах,

3) некоторые военнослужащие, которые поддались провокационной информации местных жителей освобожденных районов,

4) агентура немецких разведывательных органов, заброшенная в город для шпионской и провокационной работы»²⁰⁰.

Таким образом, речь шла преимуществено об очевидцах и тех, кто пережил оккупацию. Сущность разговоров, «восхвалявших немцев», сводилась к трем основным тезисам:

1) немцы над населением не издевались и не творили зверств и злодеяний;

2) немцы не производили грабежей и создали такие экономические условия, при которых население жило материально хорошо, не нуждалось в продуктах и промышленных товарах;

3) германское командование не угоняет людей в немецкое рабство, а население добровольно покидает родные места и уезжает в Германию²⁰¹.

УНКГБ привело характерные факты высказываний. Врач больницы им.К.Маркса Вербер говорит:

«...Меня удивляет, с одной стороны, нам сообщают в печати о зверствах немцев, а очевидцы говорят другое. Вот знакомая работница была у своих родственников после освобождения от немцев и рассказывает, что немцы никаких зверств не чинили и .. ничего плохого не делали...»

Врач 2-й поликлиники Приморского района М.:

«...У нас много кричат о зверствах немцев на оккупированной ими территории. Это ложь.

У немцев население всем обеспечено. Население при наступлении Красной Армии само уходит с немцами».

Рентгенотехник военного госпиталя:

«... Жители освобожденных районов добровольно уезжают в Германию. Обитательницы «веселого» поселка в Волосово открыто заявили, что с ними так хорошо не обращались как немцы, зачем только русские пришли. Не надо думать, что Красную Армию с радостью встречают повсюду, где были немцы».

Канд. технических наук, доцент Всесоюзного исследовательского института Метрологии М. Б.К.:

«...Я совершенно не верю сообщениям о зверствах немцев, и наоборот, я слышал, что немцы очень лояльны, они уничтожают только евреев и коммунистов»²⁰².

Работник Холодильника № 4 , орденоносец Г. В.П.:

«...В гор. Гатчине все население при немцах находилось на санаторном пайке. В городе немцами была организована санатория. Население плохо встретило Красную Армию и даже на обращения к ним наших бойцов отвечали ругательством. Русские люди при немцах ходили в праздничных костюмах и ничего не делали, только веселились, с приходом Красной Армии все одели лохмотья».

Дежурный электротехник 1-й ГЭС Д.:

«.Население встречает приход Красной Армии и советской власти недоброжелательно. При немцах они жили помещиками, имели 2-х породистых коров и занимались непринужденно сельскохозяйственными работами».

Стеклодув Ленгосзеркальной фабрики Б. Н.И.:

«...На днях я был у своей сестры... ее знакомый военный рассказал, что наше население живет у немцев гораздо лучше, чем жили в мирное время. Например, население г.Кингисеппа с немцами жило превосходно, на немцев они не обижались, а, как правило, восхищались и приветствовали немцев. Каждый житель этого города при немцах имел много продуктов, кроме того, во всех магазинах было также много продуктов и разных вин и все это было доступно населению, живущему у немцев».

Конечно, для ленинградцев гастрономические фантазии были вполне естественны как своего рода синдром голодной блокады. Среди носителей подобных настроений были члены ВКП(б) и ВЛКСМ. Например, сотрудница технического отдела завода № 224 чл. ВКП(б) в присутствии члена ВКП(б) Б. и других, заявила:

«...Мне рассказали раненые в госпитале о недружелюбной встрече частей Красной Армии... Люди прятались»²⁰³.

Строитель Петрозавода Наркомата судостроительной промышленности Р. М.И. заявила:

«...Журавлева Зинаида, третий секретарь Райкома Октябрьского района, ездившая в освобожденные районы Лен.области, утверждает, что население при немцах сначала голодало, даже траву ели, но не умирали как в Ленинграде, а затем, когда немцы установили свои порядки, жили неплохо. На учинение несправедливости можно было заявить в комендатуру и не было случая, чтобы осталось без возмездия».

Директор столовой фабрики «Канат», чл. ВКП(б):

«...В Гатчине население при немцах жило очень хорошо. Немцы снабжали продовольствием, промтоварами. Население хорошо одето и имеет большие запасы всего необходимого. Немцы никого не угоняли в рабство, а население само добровольно уходило к ним».

Ревизор Грузотрампарка Ленгорсовета К.:

«...Тут был в Гатчине и Сиверской, привез оттуда почек по 60 коп., очень хорошего качества и картошки. Оставшиеся там люди живут и жили очень хорошо. Они недовольны приходом советской власти и очень недоброжелательно относятся к Красной Армии».

В целях пресечения распространения провокационных измышлений и усиления борьбы с вражеской агентурой, УНКГБ предложило партийному руководству Ленинграда и области:

1)провести в районах города собрания актива «с постановкой вопроса о методах работы фашистских разведок и мерах борьбы с вражеской агентурой»;

2)ускорить опубликование актов о зверствах, чинимых немецкими захватчиками на территории Ленинградской области;

3)усилить разъяснительную работу среди населения, обратив особое внимание трудящихся на необходимость усиления бдительности²⁰⁴.

5. В борьбе за население оккупированных районов Ленинградской области

Противодействие оккупационной политике немцев происходило в очень сложных условиях: военные успехи немцев и антисоветские настроения значительной части населения дополнялись просчетами местного руководства в организации партизанского движения. По признанию секретаря ОК ВКП(б) и начальника штаба партизанского движения М.Никитина «мы не рассчитывали на такую длительность военных действий на территории нашей области, а вследствие этого в первые месяцы войны, когда еще на оккупированной территории был относительно слабый административный режим, мы не приняли мер к перестройке подпольной работы. Быстрое течение военных действий на территории области не позволило оснастить подпольные организации средствами связи (радио), специальными типографиями и множительными аппаратами, на оккупированной территории ощущался большой недостаток советских газет, листовок. Не были также предусмотрены все особенности подпольных организаций и групп в населенных пунктах, что нередко приводило к разрушению подпольных организаций и групп»²⁰⁵.

Говоря о настроениях населения пригородов Ленинграда в начале войны, первый секретарь Ораниенбаумского района отмечал, что «...тогда была известная недооценка противника... Народ был готов идти на фронт, но не представлял себе силы врага, недооценивал их. Было настроение какой-то самоуверенности, все смотрели ... что разбить немцев будет легко... И со стороны парторганизации было такое же настроение»²⁰⁶.

Первый секретарь Пестовского РК ВКП(б) В.Р.Морозов вспоминал, что в первый день войны мнения по поводу перспектив войны в среде рабочих разделились: одни считали, что Красная Армия разобьет вермахт в течение 2-3 месяцев («...наконец, дождался Гитлер своей смерти»), а другие здраво смотрели на вещи, отмечая, что «фашистская Германия – серьезный враг». В первые же дни войны во время различных встреч и собраний задавалась масса вопросов, в том числе, «почему заключили договор с фашистскими предателями»²⁰⁷.

В начале июля 1941 г. через территорию области непрерывным потоком потянулись обозы беженцев, производившие на население тяжелое впечатление. Крестьяне хотели бросить работу в поле, не видя смысла отдавать все немцам²⁰⁸. Ощущение бесперспективности возникло не только у простых колхозников, но и у бойцов и командиров Красной Армии, отступавших в беспорядке и не знавших, где находится линия фронта. Командир спецотряда разведуправления фронта В.И. Силачев, заброшенный в конце июля 1941 г. в район Луги, следующим образом описывал настроение шедших на восток солдат:

«Ужасно много тогда людей шло в плен. Растерянность была страшная. Около сотни красноармейцев-кадровиков в самом растерянном виде шли с заткнутыми за пояс шинелями и сапогами через плечо... Заявляли, что идут к немцам, они, мол, по домам распустят»²⁰⁹.

В докладе Политуправления Северного фронта «Об организации и действиях истребительных батальонов по Ленинградской области» от 18 июля 1941 г. указывалось, что руководство Солецкого и Гдовского районов само эвакуировалось и ничего не сделало для организации истребительных батальонов, партизанских отрядов и групп самообороны. В Батецком, Мстинском, Боровичском, Валдайском районах руководство в связи с наступлением немцев растерялось и до приезда представителей Политуправления и ОК партии партизанские отряды не были созданы²¹⁰.

Условия для ведения политической работы на оккупированной территории были неодинаковыми. В наиболее тяжелом положении оказались те, кому надлежало организовать подпольные группы в городах и населенных пунктах, где располагались немецкие гарнизоны, военные комендатуры, органы разведки, контрразведки, тайной полиции и СД.

В ряде районов области деятельность по организации партизанских отрядов и ведению политической работы среди населения затруднялась из-за значительного количества находившихся там предателей, сотрудничавших с немцами. По воспоминаниям ряда активных участников партизанского движения и сводкам ЛШПД по этой причине невыносимые условия для ведения подпольной работы были в Кингисеппском, Волосовском, Осьминском, Лядском, Красногвардейском, Слуцком, Тосненском, а также в Порховском и самом северном Карамышевском районах, где почти все население составляли дети репрессированных крестьян (кулаков) или же бывшие осужденные. Такое же тяжелое положение было в Псковском и Островском районах, в северной части Лужского района, а также на захваченной территории Ораниенбаумского района²¹¹.

Большие трудности при организации подпольной работы возникли также в Новоржевском районе, где по вине секретаря РК ВКП(б) список агентов НКВД попал в руки немцев²¹². Руководители некоторых партизанских отрядов сообщали, что немецкая пропаганда имела успех в деревнях, где проживало преимущественно эстонское и финское население, а также лица, репрессированные в прошлом советской властью ²¹³. Например, в дер. Оровка Осьминского района отряды, состоявшие из эстонцев, выслеживали партизан, а также сочувствующих им. Маршрутная агентура НКВД и РО штаба Северного фронта 23 ноября 1941 г. сообщала, что в Кингисеппском районе и в некоторых участках Ораниенбаумского района часть населения активно помогала оккупантам путем предательства советского актива, выдачи партизан, ведения антисоветской пропаганды²¹⁴.

Кроме того, немецкая служба безопасности создала на оккупированной территории широкую сеть осведомителей практически во всех населенных пунктах. Зам. командира 3-го полка 5-й Ленинградской партизанской бригады Герой Советского Союза Д.М. Соколов вспоминал об этом в 1944 г.²¹⁵ Второй секретарь Кингисеппского РК ВКП(б) Г.И. Мосин отмечал, что в месте нахождения его группы на границе Сланцевского, Кингисеппского и Осьминского районов с осени 1942 г. работать стало очень трудно, поскольку немцы стали вербовать народ в полицию. «О всех настроениях, лицах, заходивших в деревни, доносили... Было очень трудно»²¹⁶. М.Г. Абрамов вспоминал, что «... для того, чтобы деревня была пронемецкой, достаточно было и двух вооруженных предателей»²¹⁷. Первый секретарь Ораниенбаумского РК ВКП(б) А.И. Климков отмечал, что «с самого начала войны были негативные факты ... в тех сельсоветах, где было финское население, в полосе, прилегающей к Ораниенбауму и Петергофу, были большие трудности...»²¹⁸.

Попытки организовать подполье в пригородах не увенчались успехом в связи с постоянной фильтрацией населения, проводимой противником. Не было создано партийного подполья в Пушкине, Петергофе, Кингисеппе, Любани, в п. Вырица, в Сиверской на станции в п. Мга, в пригородах Ленинграда²¹⁹.

По свидетельству сотрудника абвера Д.Карова, в первый период войны органы немецкой разведки и контрразведки на оккупированной территории Ленинградской области обнаружили, что советского аппарата спецслужб там практически не существовало. Крупные резиденты, не говоря уже о более высоком начальстве, в большинстве своем эвакуировались. Не успевшие вовремя уйти скрывались в подполье, переменили место жительства, потеряли связь со своими агентами и начальниками. Мелкая агентура частично попала в армию, частично была выдана населением при первом же появлении немцев. Некоторые были убиты людьми, пострадавшими от их доносов в НКВД, другие притаились, не желая дальше работать и рисковать жизнью. Наконец, среди советской агентуры началось «моральное шатание». Уверенные до сих пор в непобедимости СССР, они под влиянием немецких успехов на Западе и поражений советских армий на Восточном фронте перестали верить в возможность победы. Среди этих агентов почти не было идейных людей, а по роду своей работы они привыкли к предательству. Поэтому многие стали задумываться о переходе на службу к немцам. Некоторые, узнав, что их услуги будут охотно приняты и хорошо оплачены (такой слух был нарочно распространен абвером), начали являться в немецкую контрразведку. Большинство при этом утверждало, что они были настоящими идейными противниками большевизма и служили у коммунистов потому, что были насильно завербованы и принуждены к работе²²⁰.

Все же небольшая часть советской агентуры пыталась продолжать свою работу. Некоторые поступали так из чувства долга. Другие же знали, что за их прошлые дела им не будет пощады и что являться к немцам им нельзя. Полного доверия к обещаниям немецкой контрразведки гарантировать жизнь эти люди по опыту работы в НКВД не имели. «В этом смысле они были правы – обещания немецкой контрразведки носили несколько специфический характер и могли толковаться немцами после достигнутого ими результата различно». В целом же в первый период войны советская агентура занималась «накапливанием материала» и впоследствии, хорошо изучив немцев, «доставила много хлопот немецкой контрразведке»²²¹.

Истребительные отряды, о которых абвер услышал главным образом от местного населения, также никак себя не проявляли, хотя немцы их серьезно опасались.

Работа советской разведки в тот период чувствовалась только вблизи фронта. В основном это была слабо организованная военная разведка.

«Это имело печальные последствия для немецкой контрразведки, которая стала слишком самоуверенной и недооценила всех возможностей советской разведки и контрразведки впоследствии»²²².

Несмотря на названные недостатки и трудности Ленинградский ОК партии еще до оккупации юго-западных районов области направил туда 3 млн. листовок антифашистского содержания²²³. Задачами первого периода партизанской борьбы в захваченных врагом районах Ленинградской области были: 1) мобилизация имеющихся ресурсов и перестройка всей работы применительно к нелегальным условиям, 2) беспощадная борьба с трусами, дезертирами, паникерами, 3) установление связи с народом, убеждение его в том, что СССР ведет справедливую освободительную войну и обязательно победит в ней, 4) повседневная терпеливая работа со всеми слоями населения, подготовка его к борьбе против немецких захватчиков²²⁴. К моменту оккупации районов противником в них было создано 125 подпольных ячеек, насчитывавших 400 человек²²⁵. Руководивший созданием подполья секретарь Ленинградского ОК ВКП(б) Г.Х. Бумагин вспоминал, что каждому посылавшемуся в тыл врага подбиралась такая работа, на которой он мог оставаться незамеченным и вместе с тем мог бы поддерживать связь с ячейками²²⁶.

Согласно директиве Ленинградского обкома ВКП(б), партийно-советский актив и коммунисты оставались для подпольной работы в захваченных районах. К концу июля 1941 г. в них насчитывалось 639 подпольщиков. В июле—августе на нелегальное положение перешли 32 районных комитета партии²²⁷.