Текст книги "Море Троллей"

Автор книги: Нэнси Фармер

Глава 12
НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК

Отдохнув день, викинги двинулись дальше, по-прежнему держа курс вдоль побережья на север. Местность становилась все более пустынной и дикой. В здешних краях селений было немного; редкие деревушки цеплялись за скалистый берег, словно опасаясь, что их сдует ветром.

На море по-прежнему штормило, хотя дождь прекратился и выглянуло солнце. Пленники посменно вычерпывали воду – этой работе конца-краю не предвиделось. То и дело на отдаленных холмах усталый взгляд различал круглые башни – эти одинокие твердыни словно таили в себе неясную угрозу. Никаких людей вокруг Джек не замечал.

– Это крепости пиктов, – пояснил угрюмый монах.

Вот пиктов Джек на своем веку навидался предостаточно. Пикты порою приходили к ним в деревню по римской дороге, менять железо на еду. То был народец низкорослый и скрытный, и все с ног до головы покрыты синими узорами – якобы несмываемыми. Ни дать ни взять призраки: они умели раствориться среди теней и бликов под сенью леса так же легко и ловко, как дикие звери. Больше одного-двух за раз Джеку видеть не доводилось.

– А их тут много? – спросил Джек, скорее чтобы убить время, нежели потому, что ему было действительно интересно.

– Никто не знает. – Монах пожал плечами. – Они выходят на рассвете и на закате и прячутся от полуденного солнца. Поговаривают, что под солнцем пикты теряют свою силу. Хотя вообще-то они – свирепые воины.

Джек с интересом разглядывал башни, высматривая струйку дыма или еще какой-нибудь признак человеческого присутствия. Но на здешних холмах все словно вымерло – двигались одни только летящие тени облаков.

Со времени шторма Джек чувствовал себя так, словно с плеч его упало тяжкое бремя. Нет, положение его нисколько не улучшилось. Его увозили все дальше от дома – однако свежий морской воздух словно вибрировал обещаниями. Джек научился понимать движение волн – и то, как отзывается на них корабль. Он уже не боялся моря. Более того – радовался. Ну не чудесно ли – путешествовать так быстро?

– Það er gott. Þú ert hrifinn af sjónum, – пророкотал у него за спиной Олаф.

Джек непроизвольно вздрогнул.

«Тебе нравится море. Это хорошо» – вот что сказал воин.

С каждым днем Джек понимал скандинавскую речь все лучше и лучше. Это было все равно как глядеть в струящуюся реку. Как только привыкаешь к искажениям, начинаешь ясно различать очертания дна…

– Mér líkar hann, – ответил Джек. («Да, нравится»).

Это великану явно пришлось по душе, и он воспользовался случаем научить Джека новым словам.

– Scip, – сказал он, обводя рукой корабль. – Vígamenn. – Он указал на воинов. – Brjóstabarn. Ха! Ха! Ха! Ха! – он ткнул пальцем в сторону Торгиль.

Та яростно стиснула зубы.

Впрочем, после шторма девчонка была уже не та, что прежде. Она заметно реже издевалась над Люси и по большей части просто сидела и молча смотрела на воду. Если бы Джека попросили подобрать подходящее слово, он сказал бы, что Торгиль глубоко несчастна.

«Но, право слово, о чем же ей горевать?» – гадал Джек.

Она в окружении друзей и близких, она возвращается домой. Занятно, что даже такие чудовища, как Торгиль, в горе становятся терпимее…

В один прекрасный день корабль викингов, обогнув мыс, вошел в широкий залив. В дальнем его конце виднелись большой город и обустроенная пристань. Прочие корабли берсерков, отбившиеся во время шторма, уже прибыли. Олаф встал и протрубил в боевой рог; с берега донеслись приветственные крики. Корабль скользнул к причалу легко и плавно – как птица опускается в гнездо. На берег перекинули сходни. Воины затеяли шуточную драку: проигравших швыряли за борт; те, мокрые с ног до головы, карабкались обратно на палубу и как ни в чем не бывало, снова бросались в схватку.

В разгар всеобщего веселья Джек ненадолго позабыл, что за судьба ему уготована. Но тут мальчик увидел на берегу толпу связанных пленников. Он – раб. И Люси тоже – рабыня. Этот праздник не для них. Возможно, именно в этом самом месте их и продадут. А что, город вроде бы большой…

Пленников Олафа отогнали к прочим. Там они и прождали весь день напролет, пока воины пировали да веселились. Зеваки пялились на них во все глаза. Джека ощупывали со всех сторон, тыкали в ребра, заставляли встать и повернуться туда-сюда. Придирчиво рассматривали его зубы, оттягивали веки, – видимо, проверяя, не болен ли. Не будь он связан, эти люди, чего доброго, стали бы кидать ему палку, точно собаке.

Но Джек был связан. Именно здесь, на суше, пленникам при желании удалось бы бежать, и потому их охраняли особенно надежно. Одну только Люси держали в стороне от оскорбительной навязчивости покупателей. Наконец ближе к вечеру на окраине города появились новые люди.

Трудно было сказать, откуда они взялись и сколько их в точности. От домов протянулись длинные синие тени – плавно перетекая во мглу под сенью деревьев. И в этой-то мгле постепенно обозначились очертания человеческих существ. Тела чужаков словно увивали виноградные лозы: ощущение было такое, будто пробудился сам лес. У Джека аж волосы на голове встали дыбом.

Пришельцы приближались безмолвно и настороженно, точно стадо оленей. Только теперь Джек рассмотрел, что они наги – или почти что наги. Вместо одежды их кожу покрывали прихотливые синие узоры.

– Пикты, – прошептал мальчик.

Эти нисколько не походили на неприметных торговцев из его родной деревни; сильные уже своей численностью, с наступлением темноты они словно набирались мощи. Мгновение – и пикты, обступив пленников плотным кольцом, принялись щипать их, проверяя, хорошо ли те откормлены.

– Hœttið! – крикнул кто-то из берсерков. («Перестаньте!»)

В кои-то веки Джек порадовался присутствию скандинавов. Воины оттеснили пиктов в сторону – к ним вышел Олаф Однобровый.

– Ekki núna! – проревел он. («Не сейчас!»)

«И никогда», – подумал про себя Джек.

Сердце его отчаянно колотилось в груди.

– Farið! («Убирайтесь!»)

Пикты, зашипев, отступили. Только что они маячили в конце тропы – и вот их уже нет: словно растворились в лесу.

Все, что угодно, – лишь бы не достаться пиктам, лихорадочно думал Джек. Да лучше он будет рабом на свинцовом руднике, лучше он станет тяжелые камни ворочать и навоз убирать до конца своих дней, но только не к пиктам!

Олаф же между тем велел своим людям привести пленников в мало-мальски пристойный вид. Сперва их искупали в ледяной воде, а волосы вымыли каким-то на редкость вонючим мылом. После чего продрогшие, мокрые насквозь бедолаги выстроились у потрескивающих костров – сушиться. Каждому вручили по ломтю хлеба с добрым кусом сочного тушеного мяса.

Ничего вкуснее Джек вот уже много дней не ел. Жадно заглотив еду, он слизнул с пальцев последние аппетитные капли. Затем по кругу пустили мехи с сидром – все пили сколько влезет. Наконец, с туго набитым животом и слегка захмелевший, Джек вытянулся на земле рядом с прочими пленниками.

«Что ж я за домашняя скотина! – думал он, слушая, как в животе бурчит сытный ужин. – Даже молитвы не прочел. И духу жизни долю не пожертвовал! Сожрал все, что дали, – точно свинья, которую яблоками откармливают…»

Джек приподнялся на локте и некоторое время наблюдал за разлетающимися от костра искрами. Мальчик попытался призвать дух жизни, но тщетно: он объелся и слишком устал.

«А ведь я, похоже, и впрямь в раба превращаюсь», – с горечью подумал он, засыпая.

В городе был базарный день. Селяне притащили здоровенные корзины с яблоками и репой. Пекари выставили лотки с горячими, одуряюще пахнущими хлебами. В плетеных клетях кудахтали куры; лошадей, коз и свиней водили туда-сюда – дескать, любуйтесь, покупатели! Но главным событием – по всей видимости, такое здесь случалось нечасто – стала распродажа рабов.

Пленников поделили на группы: в одной – юноши и девушки; в другой – те, что постарше; женщин на сносях определили в отдельную категорию.

– Tveir á verði eins, – кричал Олаф. («Двое по цене одного»).

Собственно, торги как таковые вел приятель Олафа по имени Свен Мстительный: он знал несколько языков.

Что до детей, так здесь был только один Джек. Люси на продажу не выставили, почему – неведомо.

«Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть нас не разлучат», – молился про себя Джек.

Добродушной супружеской чете мальчуган вроде бы приглянулся: они одобрительно повертели его туда-сюда. Но тут жена сказала что-то, муж молча пожал плечами и перешел к взрослым.

Похоже, дети здесь особой популярностью не пользовались. Джек, навострив уши, улавливал обрывки разговора. Ни гэльского, ни латыни он, естественно, не понимал, но кое-кто из горожан говорил по-саксонски. Дети – они слабые, хилые, вечно болеют. Все равно что деньги на ветер выбрасывать – купишь такого, а он, едва до дома дойдешь, тут же и свалится замертво…

Постепенно пленников распродали, и новые владельцы увели их по домам. Первыми купили тех, что посильнее; затем – женщин на сносях. После настал черед тех, кто постарше и послабее: эти восполняли свои изъяны и недостатки опытом. Один был сапожником, другой ловко управлялся с лошадьми, а тщедушная старушенция знала целых шесть рецептов приготовления пудинга и умела варить вкусное пиво.

Однако были и отверженные. У двоих мужчин спины были покрыты шрамами – смутьяны, ясное дело, от таких жди беды. У одной из женщин была изувечена нога: Джек с тоской вспомнил об отце. Другой пленник плевался в каждого, кто только пытался приблизиться. Никто даже не попытался предложить цену за монаха. Джек слышал, как кто-то из мужчин сказал, что монахи, дескать, налагают на тебя проклятие, так что потом молоко скисает.

К концу дня непроданными остались лишь пятеро. Наконец появились Торгиль с Люси. Воительница уселась на землю и принялась подравнивать ногти устрашающего вида ножом, а Люси прижалась к брату. Он, ясное дело, при виде сестры куда как обрадовался, но и про пиктов не забыл. Солнце почти опустилось к горизонту, и Джек знал доподлинно: пикты вернутся.

Рынок опустел, большинство горожан разошлись по домам, остались лишь несколько торговцев с мелкой скотиной. Все бдительно наблюдали за деревьями. Вот тени словно бы всколыхнулись; Джек крепко стиснул руку сестренки. Олаф стоял у костра – и ждал.

Было ясно, что великан разрисованных чужаков не особо жалует, но и выгоду свою помнит. Пикты крадучись вышли из лесу, нагруженные громыхающим оружием и мешками с украшениями. Все это они разложили на земле у костра.

– Троллье отродье, – буркнула Торгиль.

Глаза ее странно поблескивали.

Хочешь не хочешь, Джек вынужден был признать, что принесенное пиктами оружие – красоты неописуемой. По металлу струились прихотливые узоры, под стать татуировкам на коже самих пиктов; украшения – булавки, броши, серьги и браслеты – оказались куда изящнее, нежели Джек ожидал от таких дикарей. Может, не такие уж они и скверные. Но вот он поймал на себе взгляд одного из пиктов – взгляд тяжелый, отрешенный и задумчивый – и понял: от такого добра не жди.

Пикты внимательно осмотрели пленников. Похоже, их не смущали ни шрамы на спинах мужчин, ни увечная нога одной из женщин. Вторая женщина завизжала, пикты было отпрянули, но тотчас же вернулись, загадочно улыбаясь. Дебелый монах их явно порадовал. Они щипали его тут и там, шипя и восклицая что-то на своем языке. Свен Мстительный переводил, назначая цену.

Наконец подошел черед Джека с Люси.

Широкогрудый пикт с косматой бородой и вислыми бровями – похоже, верховодил здесь именно он – придирчиво оглядел детей, пощупал светлые Люсины волосики, полюбовался ее крошечными ручками и ножками.

Джек стиснул кулаки: ох, как же ему хотелось с размаху вдарить головой прямо в толстое брюхо мерзкому дикарю!

Вождь пиктов же, усмехнувшись, извлек на свет новый, до поры до времени припрятанный клинок – меч воистину роскошный. Вдоль ослепительно сверкающего лезвия вилось изображение дракона, рукоять была из черного дерева, инкрустированного золотом. Торгиль так и задохнулась.

– Решать тебе, – негромко проговорил Олаф.

– Да, – откликнулась Торгиль с тем же самым странным блеском в глазах.

– Оставив девчонку за собой, ты угодишь королеве. И мне тоже.

– Знаю!

Торгиль нахмурилась – и потянулась к великолепному мечу. Повертела его в угасающем свете дня. Провела пальцем по изображению дракона.

– Недурная работа. Клинок слабый, зато красивый, – вполголоса прокомментировал Олаф.

– Ну ладно! Ладно! Я знаю, чего ты от меня хочешь! – завопила Торгиль.

Она отшвырнула меч в сторону, ухватила Люси за волосы и оттащила ее прочь.

Вождь пиктов убрал меч обратно в мешок – и достал маленький, дешевый кинжал. И указал на Джека – тот явно ценился недорого.

– Да ты, видать, шутишь! – фыркнул Олаф.

Пикт выложил застежку из тусклого металла.

– Уже лучше, – подбодрил его великан.

Они поторговались еще, сбивая и набавляя цену; теперь на песке лежали кинжал, застежка и тонюсенькое медное колечко. Вот Олаф протянул руку, дабы скрепить сделку. И напоследок скользнул взглядом по Джеку, словно прикидывая, не выручит ли за него больше.

«Нет! Нет!» – твердил про себя Джек.

Его вот-вот заберут от Люси. Вот-вот эти страшные дикари уведут его в свои темные леса и безмолвные крепости на холмах. Внезапно мальчик осознал, что понимает каждое слово Олафа.

На протяжении нескольких недель он внимательно слушал – и переводил про себя. Язык скандинавов не слишком-то отличался от его собственного, но до сих пор Джек отчего-то боялся заговорить на нем. Боялся, что его высмеют! Ну, не глупо ли?

– Не продавай меня, – сказал он.

Олаф опустил руку.

– Что?

– Я сказал, не продавай меня.

Олаф фыркнул.

– А почему бы и нет?

Джек лихорадочно соображал. Умолять – бесполезно. Берсерки терпеть не могут нытиков. Какими умениями он может похвастаться? Разве что им нужен кто-нибудь за овцами гоняться… Хотя нет, погодите-ка! А ведь один талант на его счету все-таки есть! Он сведущ в музыке – хотя бог весть, произведет ли это впечатление на берсерка…

Не мешкая и не раздумывая, Джек запел заклинание, которому обучил его Бард. Запел на саксонском, ну да что тут поделать. Свен Мстительный как-нибудь переведет:

 
Знаю я заклятья, что знатным лордам и леди неведомы.
Первое – это «помощь»: пособляет мне в распрях,
Оберегает от бедствий, от болестей и печалей.
Второе вражью рать обуздает,
Затупит лезвия лютых недругов.
А третье: коли ввергнут меня в оковы,
Заклятье вновь вернет мне свободу,
Падут на землю тяжкие цепи.
 

Олаф потрясенно глядел на мальчика.

– Это то, что я думаю?

– Магическое заклинание, – благоговейно подтвердил Свен.

– Я слыхивал его и раньше. Вот только не помню где, – проговорил Олаф. – А нам оно не повредит?

– Я бы не рисковал. – Свен поежился.

– Так ты бард? – спросил Олаф у Джека.

Вместо ответа Джек пропел первые строки песни о Беовульфе. Она ему особенно удавалась: еще бы, столько приключений, и мелодия такая воодушевляющая! Да и голос звучит очень даже неплохо, непроизвольно отметил Джек, – даже лучше, чем когда он в последний раз пел перед Бардом.

– Эй, ты! Забери свой поганый хлам! – рявкнул Олаф, пинком отшвыривая звякнувший кинжал в сторону. – И пошли прочь, пока я не навострил свою секиру о ваши черепа.

Пикты аккуратно собрали свое добро. Угрозы Олафа не произвели на них ни малейшего впечатления – и это при том, что великан превосходил их ростом по меньшей мере вдвое. Олаф подхватил Джека под мышку и зашагал обратно к лагерю берсерков. Последнее, что увидел Джек, – это бледное, горестное лицо монаха в свете догорающего костра.

Глава 13
ОЛАФ РАССКАЗЫВАЕТ О ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ

На следующий день берсерки отчалили. Крепчающий ветер надувал паруса и гнал корабли с головокружительной скоростью. При попутном ветре ладья Олафа быстротой превосходил все прочие, так что очень скоро остальные суденышки затерялись в туманной дымке на юге. Землю слева изрéзали заливчики и проливы, море же сделалось молочно-зеленого цвета. В воздухе запахло вольной свежестью. Чайки, крачки и тупики разлетались во все стороны; со скалистых островков вспорхнули два-три ворона.

– Птицы Одина, – проговорил Олаф, показывая пальцем.

Джек кивнул. Бард рассказывал ему и об этом. Одноглазый бог скандинавов редко покидал свою крепость на далеком севере. Но его чернокрылые слуги летали по всему миру, принося ему вести о войнах, кровопролитиях и всем прочем, что могло порадовать их жестокого хозяина.

Справа по борту из воды вздыбился огромный серый бугор. Эрик Красавчик, нескладное чудище со шрамом через все лицо, завопил:

– Э-ге-гей, кит!

– Поворачивай! Поворачивай! – проревел Олаф Однобровый.

Воины бросились к веслам, что давно уже лежали без дела: ветер-то дул попутный. И кинулись в погоню. Серый горб стремительно понесся прочь и наконец вновь ушел под воду.

– Гонка что надо, – проговорил Олаф, возвращаясь на свое место рядом с Джеком. – Не будь мы так нагружены, я бы его добыл…

– Это и был кит? – спросил Джек.

Об этих созданиях он знал лишь понаслышке. И даже не подозревал, что кит при ближайшем рассмотрении окажется столь огромен.

– Он самый, юный скальд, – отозвался Олаф, используя скандинавское слово, означающее то же самое, что и «бард». – Тролли ездят на них верхом, как на конях. А еще с них можно взять отменный китовый ус – «морскую слоновую кость» – и масло для светильников: для деревни на целую зиму хватит.

С тех пор как Олаф обнаружил талант мальчика, он тратил немало времени на то, чтобы разъяснять Джеку то и это. А еще учил его языку и стихосложению. Сам великан знал немало песен, хотя голос у него был не ахти.

– Хочу, чтобы ты подбирал подобающие слова, когда настанет время петь мне хвалу, – объяснял он.

Джек не был уверен, что повышенное внимание Олафа его радует, но все лучше, чем достаться пиктам.

Из всех рабов остались только они с Люси. Теперь вместо понурых пленников корабль вез меха, глиняную посуду, металлическую утварь, лекарства и мешки с зерном. И все это – в придачу к добыче, захваченной ранее. Берсерки возвращались домой богачами и весьма этому радовались. То есть все, кроме Торгиль. Девчонка удрученно сидела на своем месте на корме корабля, лишь изредка заставляя себя встряхнуться настолько, чтобы потаскать Люси за волосы, но, как правило, Джеку удавалось защитить сестренку. Теперь, зная, что Джек – бард, Олаф был склонен вставать на его сторону.

Прочие берсерки тоже с ним осторожничали, как если бы Джек действительно обладал властью обрушить на их злополучные шкуры громы и молнии. По правде сказать, мальчуган и впрямь преохотно поджарил бы их на небесном огне, да только понятия не имел как.

«Жаль, Бард не научил меня сводить людей с ума, – удручался Джек. – Я бы их всех побросал за борт, китам на обед…»

– Хочу хлеба с медом, – потребовала Люси, что лежала, свернувшись клубочком, у ног Джека.

Она выучила язык берсерков еще быстрее брата и теперь вовсю ими распоряжалась: уверенно и властно, словно настоящая принцесса. Один только Джек знал, как хрупка оболочка, защищающая рассудок девочки. Только он один различал едва заметные признаки, свидетельствующие об ее отчаянии. Личико Люси исхудало, черты заострились, она словно повзрослела. И без того тоненький голосок едва не срывался на истерический визг.

– Хочу хлеба с медом. Прямо сейчас, – повторила Люси.

Олаф, рассмеявшись, открыл корзину.

– А что ты сделаешь, если я не дам тебе хлеба с медом? – поинтересовался он.

– Попрошу брата, и он сделает так, что у тебя борода отвалится.

– Замолчи, – шепотом одернул ее Джек.

Мальчик панически боялся, что от него потребуют продемонстрировать его магические способности.

– Ой-ой-ой! Я просто трясусь – башмаки, чего доброго, свалятся! – расхохотался Олаф, протягивая ей угощение.

– Вот и правильно, – невозмутимо отозвалась девочка. Она слизала мед и принялась грызть твердый, точно камень, сухарь.

– Олаф, – нерешительно начал Джек.

– Что, тоже проголодался? Да вы, малышня, хуже стаи волков!

– Я не голоден. – Джек понятия не имел, как лучше подступиться к Олафу. По большей части великан был настроен вполне дружелюбно, хотя нередко выходил из себя и легко впадал в бешенство. – Я вот тут подумал… Тебе ведь Люси ни к чему. Ну, то есть она же еще совсем маленькая, от меня толку в два раза больше. Я буду петь тебе хвалебные песни и все такое. Так не мог бы ты… не мог бы ее отпустить? Ну, то есть высадить у какого-нибудь монастыря, чтобы о ней монахи позаботились… – Видя, как наливается кровью лицо Олафа, Джек говорил все быстрее и быстрее. – Я тебе заплачу. Я еще не знаю как, но я постараюсь. Пожалуйста…

Мощная оплеуха отбросила его на дно корабля. У Джека зазвенело в ушах, но мальчик знал, что ударил Олаф вполсилы. Еще одна «царапина котенка», вот и все. Трепка взрослой кошки отправила бы его прямиком на тот свет.

– Перестань! Перестань! – завизжала Люси. – Я запрещаю тебе бить моего брата! Ты… ты поганый kindaskitur!

Ругательство застало Олафа врасплох. С секунду он переваривал услышанное, а затем, взревев от смеха, подхватил девочку и закружил ее в пляске. Корабль угрожающе заходил ходуном.

– Ах так, значит, я – овечье дерьмо, да, маленькая валькирия? Да ты, верно, брала уроки у Торгиль!

Великан с размаху плюхнул девочку на связку шкур. Джек с трудом поднялся на ноги. Попробовать, безусловно, стоило, зато теперь он убедился: положение барда защищает отнюдь не от всего на свете.

Джек утер кровоточащий нос. Плакать он не смел. Больше всего на свете скандинавы не любят нытиков. Если хочешь выжить – необходимо владеть собою.

Олаф же сел и как ни в чем не бывало продолжил урок.

– Тебе нужно научиться тому, как мы говорим о важных вещах, – объяснял он Джеку. – Просто сказать «корабль» недостаточно. Нужно выказать кораблю уважение: поэтому мы зовем его «конь моря» или «скакун бурунов». Точно так же и меч – не просто меч, а «змей битвы». Тем самым мы воздаем почести его способности язвить и кусаться.

– А что с ней такое? – спросил Джек, меняя тему, грозящую перерасти в бесконечно-долгое разглагольствование. Он уже давно наблюдал за Торгиль: девочка часами понуро сидела у борта, не шевелясь и не произнося ни слова.

Великан, прикрыв глаза рукою, бросил взгляд в сторону кормы.

– Brjóstabarn? Она горюет, что не пала в битве.

– Как это?

– Ну, не умерла. Не убили ее…

– Ничегошеньки не понимаю, – признался Джек, вглядываясь в удрученное, в грязевых потеках лицо воительницы.

– Я ж говорил ей, потерпи малость, – принялся объяснять Олаф. – Не можем же мы все погибнуть в первой же битве. Рано или поздно тебе повезет. Но она не послушала. Она, чуть что не так, сразу же падает духом.

– Но как вообще можно желать себе смерти?! – воскликнул Джек.

– Так ведь иначе в Вальхаллу не попадешь. Как же ты таких простых вещей не знаешь?! Ах да, тебя ж воспитывали как христианина…

И Олаф принялся подробно рассказывать про разнообразные загробные миры, на которые может рассчитывать скандинав. Самое завидное пристанище – чертоги Одина, Вальхалла. Там лучшие, храбрейшие воины целыми днями напролет бьются в яростной схватке, убивают друг друга и гибнут сами. А вечером мертвецы оживают и всю ночь пируют и пьют вместе со своими убийцами. Там вовеки не иссякает жареная кабанятина и не пустеют чаши с хмельным медом. Отличное место, вот только пускают туда лишь павших в битве.

– Некоторым воинам, а также женщинам, храбро встретившим смерть, богиня Фрейя дает дозволение жить в своих владениях, – продолжал Олаф. – Но вот я бы там со скуки помер. Фрейя думает только о любви, поэтому там никто не сражается. Пашешь землю, укрощаешь лошадей; женщины прядут и шьют. Самая что ни на есть обычная жизнь, только без страданий.

– По мне, так самое оно, – признался Джек.

– А если ты гибнешь на море, то идешь прямиком в чертоги бога Эгира и его жены Ран, – рассказывал Олаф. – Тоже недурное место. Пенное пиво, отличное угощение – если, конечно, тебе рыба по душе. Можешь ходить под парусом в любую погоду, не боясь, что утонешь, – ведь ты уже утонул. Но чтобы обеспечить себе добрый прием, нужно принести Ран подарок.

– Так вот почему ты раздавал гребцам золото, когда мы чуть не пошли ко дну! – догадался Джек.

– Отлично! Ты все замечаешь! – похвалил его великан.

– Но пленникам ты ничего не дал…

– Конечно нет. Они же рабы!

– А куда отправляются рабы?

– К Хель, – коротко пояснил Олаф.

«Кто бы сомневался?» – подумал про себя Джек.

Мало того, что эти пираты захватывают людей в плен и ломают им жизни. Им дай еще и посмертие бедолагам испортить. Нет, не то чтобы Джек верил, что отправится в один из загробных миров Олафа. Бард говорил, что после смерти люди попадают туда, куда рассчитывают, так что главное – правильно выбрать. Сам Бард намеревался наслаждаться покоем и отдыхом на Островах блаженных в обществе ирландских королей и королев древности.

Олаф умолк. Он восхищенно оглядел океан – и синие глаза его помягчели. День выдался погожий и ясный, волны разгулялись не большие и не маленькие, ветер дул попутный. Гигантский парус пузырем вздувался над кораблем, по самый планшир нагруженным добычей.

Джек заметил, что Люси уснула, сжимая в кулачке недоглоданный сухарик. Он встал и заботливо прикрыл сестренку шкурой. А потом подошел к борту и мрачно уставился в темную глубину, думая, что все на свете отдал бы, лишь бы никогда не видеть ни Олафа, ни его жестокой команды. И в то же время от рокота набегающих волн в душе у Джека возникало какое-то приятное волнение. Легкие его наполнял холодный, бодрящий ветер. До чего же это здорово – жить! Мир – прекрасное место, даже если ты раб. Солнышко дарит тебя теплом, а воздух – благоуханием точно так же, как девчонку Торгиль. Или даже больше – судя по ее кислой физиономии.

– Отец нам много рассказывал про ад, – задумчиво промолвил Джек. – Наверное, это то же самое, что ваш Хель. Туда попадают грешники.

– Хель – это чудовище, а вовсе не место, – возразил Олаф. – Хель забирает к себе трусов, клятвопреступников и людей без чести и совести. В ее ледяной преисподней царят туманы и тьма. Там вечный холод. А тишину нарушает разве что шуршание ползущих змей.

– А в нашем аду ужасно жарко, но это, наверное, все равно, – отозвался Джек. – Это кошмарное место: в самый раз для тех, кого ты не любишь. Но я все равно не могу взять в толк, с какой стати Торгиль так не терпится умереть.

– Ты плохо слушал, – упрекнул его Олаф. – Воин должен пасть в битве. Если воин умрет от болезни или от старости, под стать жалкому козлопасу, он будет считаться трусом и угодит в твердыню Хель вместе с рабами. А Торгиль мечтает о Вальхалле. Ей не знать счастья до тех пор, пока она туда не попадет.

И Олаф отправил мальчика вычерпывать воду. Этой работой полагалось заниматься не переставая, и теперь, когда взрослых рабов не осталось, скандинавы сменяли друг друга. Джек работал бок о бок с Эриком Красавчиком: тот своими здоровенными ручищами зачерпывал воды раз в пять больше, нежели его юный напарник. Сквозь поломанные зубы викинг фальшиво насвистывал какой-то мотивчик. Одна его нога была разворочена устрашающим шрамом – как если бы побывала в гигантских челюстях.

Набравшись храбрости, – кто-кто, а уж Джек-то знал не понаслышке, как вспыльчивы скандинавы, – он спросил.

– Как это тебя угораздило?

– Ась? – переспросил Эрик.

С годами слух у него стал сдавать – после стольких-то оплеух и затрещин! – так что и сам он не разговаривал, а орал.

– Как это тебя угораздило? – повторил Джек, показывая на шрам.

Эрик просиял своей щербатой улыбкой.

– Троллюга цапнул, – гордо сообщил он.

– Экий… экий здоровенный рубец, однако!

Джек представил себе размер пасти, способной так куснуть, и сердце у него захолонуло.

– Не, это ж сопливый малец был. Я и зуб его сберег.

Эрик извлек из-под туники висящий на кожаном ремешке клык размером с хороший козлиный рог. И, будучи человеком от природы неразговорчивым, вернулся к вычерпыванию.

«Эти викинги – все сумасшедшие, как есть сумасшедшие, – думал Джек, вновь принимаясь за работу. – Я бы не сумел отнять у них рассудок, даже если бы знал, как. Они и без того такие же полоумные, как и те, что собрались в Долине безумия. Провести остаток вечности в Вальхалле – именно то, чего они заслуживают».

Наконец три корабля пристали к одинокому острову, на берегу которого раскинулось небольшое поселение. Земля словно вспучилась приземистыми торфяными домиками – ни дать ни взять невысокие пригорки.

«Или могилы», подумал Джек, зябко поеживаясь.

Это была их последняя остановка перед тем, как повернуть на восток. Теперь скандинавы выйдут в открытое море – так далеко, что земля скроется за горизонтом. И останутся одни-одинешеньки в сумрачном океане, в обществе разве что китов – или тролльих скакунов, как называл их Олаф…

Перед отплытием воины закупили изрядное количество питьевой воды и сушеной рыбы. Джек бросил последний взгляд на стремительно удаляющуюся землю. Бесплодный, опустошаемый неистовыми ветрами островок… а далеко на западе мерцает призрачный свет. Казалось, будто вдали, за краем моря, что-то сияет. Джек знал, это – Острова блаженных, где правят древние боги и где по сей день живут великие герои и героини прошлого. Возможно, Бард тоже там: сидит себе где-нибудь под яблоней…

На востоке же, в том направлении, куда держал курс корабль, небо наливалось тяжелым свинцом. И – ни единого проблеска света. Джек вздохнул – и нащупал на груди защитную руну. До сих пор она себя оправдывала. Во всяком случае, их с Люси не убили и даже не заперли в одной из темных пиктских крепостей. Да, конечно, ему самому приходится куда как несладко, да и Люси балансирует на грани безумия… но ведь руна обещала только жизнь – о счастье речи вроде бы не было…