Текст книги "Море Троллей"

Автор книги: Нэнси Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 3
ТЕНЬ ИЗ-ЗА МОРЯ

– Нет… нет…

Джек рывком сел на постели. Снаружи завывал ветер. В доме царил промозглый холод, что всегда просачивается в щели перед рассветом.

– Нет… ни за что не стану… это зло!

Джек сбросил одеяла и, спотыкаясь в темноте, кинулся в противоположный конец дома. Кровать Барда ходила ходуном. Старик простер перед собою руку, словно обороняясь от незримой опасности.

– Господин! Господин! Проснись! Все в порядке!

Мальчуган поймал Бардову руку.

– Тебе не удастся подчинить меня своей воле! Я бросаю тебе вызов, гнусная тролльша!

Нечто – некая незримая, но оттого не менее страшная сила отбросила мальчика назад. Он ударился головой о камень, в ушах загудело – словно кузнец изо всех сил вдарил молотом по наковальне. На губах ощутился соленый привкус крови.

– Ох, звезды мои, дитя! Я не понял, что это ты…

Джек попытался заговорить, захлебнулся кровью, закашлялся.

– Благодарение Фрейе, ты жив! Лежи, не двигайся. Я раздую огонь и заварю тебе целебное снадобье.

Звон в ушах постепенно стих, зато накатила мучительная тошнота. Джек слышал, как Бард расхаживает по комнате; наконец в очаге запылало пламя. Очень скоро в руках у мальчика оказалась чаша с горячим питьем. Напиток обжег ему рот, и Джек отшатнулся.

– Ты прокусил себе губу, дитя. На самом деле ничего страшного – хотя и выглядит не ахти. Пей, тебе сразу же полегчает.

Джек заставил себя сделать глоток, и действительно – тошнота моментально отхлынула. Мальчик вдруг осознал, что дрожит всем телом. Может, он так и трясся не переставая все это время. Этого Джек не помнил.

– Ты так… вот так… уничтожаешь своих врагов? – пробормотал он.

Бард прислонился к стене.

– В том числе и так, – подтвердил он.

– Значит, это была… магия.

– Можно сказать, что да, – кивнул Бард.

– А меня ты научишь?

– Клянусь кустистой бородой Тора! Я ж из тебя чуть дух не вышиб, а первое, чего ты требуешь, – так это узнать, как это делается.

– Н-н-ну, так я ж твой ученик, г-г-господин.

– Да еще какой настырный! Большинство мальчишек после такого побежали бы домой к мамочке. Однако ж любопытство – великая вещь. Думаю, мы с тобой и впрямь поладим…

На Джека накатила блаженная сонливость. Боль по-прежнему была с ним, никуда не делась, – да только что ему до боли?

– Что с тобой приключилось, господин?

– Это была Мара, паренек. Молись, чтобы тебе с ней никогда не встретиться.

– В смысле, дурной сон?

– В смысле, Мара. Это куда хуже.

Джеку хотелось расспросить Барда поподробнее, но уж слишком уютно ему было. Мальчик широко зевнул, вытянулся на полу и крепко заснул.

Проснувшись, Джек обнаружил, что лежит на постели из вереска – но снаружи, на свежем воздухе. Он попытался встать.

– Ты давай отдыхай себе, парень, – велел Бард.

Старик сидел на табурете у двери, его белая борода и плащ ярко сияли на фоне потемневших от непогоды стен.

– Солнышко, – проговорил он с довольным вздохом. – Солнышко исцеляет ужасы ночи…

– То есть прогоняет Мару? – переспросил Джек.

Губы у него болели; слова вылетали изо рта сущей невнятицей.

– Помимо всего прочего, – кивнул Бард.

Джек пощупал губу и, к вящему своему ужасу, обнаружил, что она распухла, точно гриб после дождя.

– Экий из тебя симпатичный тролль получился, – усмехнулся старик.

И тут Джек вспомнил, что именно Бард кричал во сне.

– А ты правда своими глазами видел тролля, господин?

– О да. И не одного, а десятки и дюжины. По большей части они очень даже милы – ежели к ним попривыкнуть. На самом деле остерегаться надо полутроллей. Просто словами не передать, насколько они злобны. И коварны. А еще они оборотни и когда принимают человеческое обличье, то делаются так ослепительно прекрасны, что рядом с ними ты просто дуреешь.

– Это кто-то из полутроллей подослал к тебе Мару? – догадался Джек.

– Кое-кто из полутроллей ехал верхом на Маре. Послушай, мальчик мой, я пытался оградить тебя от некоторых вещей, пока ты не подрастешь. Но, боюсь, уже не успею. Последнее время я чувствую, как над морем сгущается тьма. Она меня ищет, понимаешь? Днем мне нетрудно от нее спрятаться. А ночью я теряю бдительность – и она об этом знает.

– Ты мог бы перебраться жить к вождю, господин. Уж он-то сумеет тебя защитить, – предложил Джек.

Мальчик не на шутку встревожился. Это вам не сага и не потешная песенка. Это – настоящее.

Старик покачал головой.

– Ваш вождь – храбрый воин, но с троллями ему не справиться. Мара охотится за мной и ежели и впрямь обнаружила, где я, то ее слуги уже в пути. Я был слишком беспечен. Мне следовало помнить, что ни в одном из девяти миров я не буду в безопасности, пока она рыщет по свету. Возможно, мне в конце концов придется позволить ей меня сцапать. Все лучше, чем допустить, чтобы она сровняла с землей вашу деревню.

– Но разве ты не можешь спастись бегством?

– Ётуны идут по следу, как гончие. Ее слуги первым делом нагрянут сюда. Если они не найдут меня, то перебьют всех остальных.

– Ётуны? – выдохнул Джек.

– Так тролли сами себя называют. Они умеют проникать в твои мысли и узнавать, о чем ты думаешь. Они знают, когда и где ты нанесешь удар, – еще раньше, чем ты сам это поймешь. Не всякий воин способен победить тролля – но лишь тот, кто наделен особым даром.

– Однако не можем же мы сидеть сложа руки!

– Джек почувствовал, что голос его предательски срывается на писк, – а что делать?

– Не можем и не станем, – решительно заявил Бард. – Теперь я начеку. Застать меня врасплох ей больше не удастся. Мне следовало обучать тебя в течение всех этих недель, но мирная безмятежность здешнего края усыпила меня…

Бард умолк; Джек видел – старик смотрит на море. Поглядел в ту же сторону и Джек, но глазам его открывалось лишь безоблачное небо да серо-зеленые, медленно катящиеся к берегу волны. Если там и сгущалась тьма, то мальчик ее не заметил.

– На следующие три дня можешь вернуться домой, – сказал Бард. – Я ухожу в лес. Да, еще одно: на твоем месте я не стал бы упоминать о случившемся в разговоре с родными. – Бард потянулся за черным посохом. – Не стоит их пугать прежде времени. Ётуны чуют страх не хуже, чем лисы – курятник.

– Половину времени я убиваю на то, что гоняюсь за наглыми мальчишками, – пожаловался отец, жадно хлебая сваренный матерью густой суп из моллюсков. Ракушек Джек загодя набрал на утесах близ Бардова дома. – Ежели надо за работу браться, так они просто сквозь пальцы ускользают, что твои угри.

– Это точно. Лентяи никчемные, – согласилась мать, помогая Люси управиться с чашкой.

На взгляд Джека, хозяйство ничуть не пострадало. Ограды крепкие; в полях поднялись овес и ячмень. В огороде пышно разрослись горчица, лаванда и кориандр, а на яблонях полным-полно зеленой завязи.

От такой красоты у Джека аж в горле стеснилось. Только сейчас он по достоинству оценил маленький сельский двор. И увидел отца в новом свете. Мальчик вдруг осознал, что все жалобы Джайлза Хромонога значат не больше, чем вороний гомон в ветвях. Уж такая у них, у ворон, привычка – если что идет не по-ихнему, так тотчас же раскаркаются. Вот так и отец: ворчит, чтобы смягчить горечь жизненных неурядиц. Но важно другое – то, как отец, невзирая на свое злополучие, год за годом создавал эту красоту: как любовно строил дом, как заботливо копил добро, чтобы мать, Люси и он, Джек, ни в чем не знали нужды.

И все это может исчезнуть в мгновение ока. Никто ведь и не догадывается об опасности, надвигающейся из-за моря.

– Джек плачет, – сообщила Люси.

– И вовсе нет! – возмутился Джек.

И отвернулся, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы. С тех пор как Бард швырнул его об пол, мальчик чувствовал себя не в своей тарелке. Вечно у него глаза на мокром месте!

– Оставь его, родная, – мягко проговорила мать. – У него просто губа болит.

– Бард задал парню хорошую трепку, – предположил отец.

– Это я по нечаянности расшибся, – возразил Джек.

– Ну да, конечно. Давай, заливай – уж я-то добрую трепку ни с чем другим не спутаю…

Джек промолчал. Если отцу отрадно думать, что его, Джека, наказали, – зачем лишать его подобного удовольствия? И это чувство тоже было новым. Прежде Джек принялся бы жарко спорить. Но сейчас мальчик словно впервые заметил морщины, проложенные болью, на отцовском лице, его согбенные плечи, его покрытые шрамами руки. А в следующий миг перед его внутренним взором промелькнул совсем иной образ: Джайлз Хромоног в детстве, еще до несчастного случая.

И вновь глаза Джека наполнились слезами. Эти новые, непривычные чувства озадачивали его и здорово тревожили.

Мать склонилась над светлокудрой Люсиной головкой.

– Доедай-ка лучше супчик, – шепнула она.

– Не хочу гущу. Там один песок, – закапризничала девочка.

– Если моллюсков вымыть, так весь вкус пропадет, – вздохнула мать, но доела остатки сама, а Люси вручила овсяную лепешку.

– Добрая порка мальчикам только на пользу, – промолвил Джайлз Хромоног. – А что, вот мой отец драл меня так, что небу жарко было, – в шесть заходов до воскресенья, как говорится, – а сами видите, каков я стал.

А потом, потому что на дворе и впрямь было воскресенье, отец принялся пересказывать жития святых. Читать он не умел, как, впрочем, и все прочие жители деревни, за исключением Барда. В глазах Джайлза Хромонога искусство письма было чем-то вроде магии. Когда Бард наносил значки на обрывки пергамента, отец неизменно осенял себя крестным знамением – на всякий случай, от сглаза.

Однако от монахов Святого острова он перенял десятки историй, заучив их наизусть. Сегодня пришел черед легенды о святом Лаврентии, что принял мученическую смерть в руках язычников.

– И начали тут его поджаривать на медленном огне, – рассказывал отец. Люси в ужасе охала. – А между пальцами ног засунули ему зубчики чеснока, да в придачу еще и связали, точно курицу. Когда же святой Лаврентий почуял, что умирает и вот-вот вознесется на небеса, то промолвил: «Сдается мне, блюдо готово. Угощайтесь, коли хотите». И потрясенные язычники все как один рухнули на колени и взмолились о святом крещении.

А вот тролли людей и впрямь едят, думал про себя Джек. Они придут из-за моря и всем позапихивают между пальцами зубчики чеснока. Мальчик опустил голову и приказал себе думать о зеленых холмах и пушистых облаках. Нельзя бояться, ни в коем случае нельзя! Ётуны идут на страх, точно на запах…

Потом Люси захотелось послушать свою собственную сказку – сказку о том, как она жила во дворце.

– Не к добру все это, – ворчала мать. – Она ж вовсе не видит разницы между правдой и вымыслом.

Однако Джайлз пропустил слова жены мимо ушей. Джек знал: отца тянет на красивые выдумки ничуть не меньше Люси. Мальчик внезапно понял – и как он мог так измениться за какие-то несколько недель?! – что сказки были для отца своего рода утешением. Да, Джайлз Хромоног ворчлив, как старая ворона, но в мир собственных фантазий уносится, словно птица – в облака. И в этом волшебном мире ему уже не приходится ступать по грешной земле – а уж тем более ползать.

– В один прекрасный день, – рассказывал отец, – королева уронила на землю медовую лепешку.

– Моя вторая мама, – подсказала Люси.

Мать недовольно фыркнула. Она давным-давно отчаялась объяснить Люси, что двух пар родителей у детей не бывает и быть не может.

– Лепешка пустила в землю корни и проросла, – продолжал отец.

– И выросла высокая-превысокая, как дуб рядом с кузней, – подхватила Люси.

– И на каждой ее ветке зрели медовые лепешки. Невидимые слуги летали по воздуху и собирали их в корзины.

– Ага, невидимые слуги! Уж мне б такие не помешали! – съязвила мать.

– А у тебя была собачка с зеленым ошейником, украшенным серебряными колокольцами. Ты слышала их перезвон, когда собачка бегала по всему дому.

– По всему замку, – поправила Люси.

– Ну да, конечно. По всему замку. А еще собачка умела разговаривать. Она рассказывала тебе обо всем, что происходит в королевстве. Но, увы, собачка была ужасно непослушная. Как-то раз она взяла да убежала из дворца, а кормилица бросилась за ней вдогонку.

– Со мной на руках, – уточнила Люси.

– Вот-вот. Кормилица заплутала в лесу, села на землю и принялась рыдать и рвать на себе волосы.

– А меня положила под розовый куст, – сказала Люси.

– Тут из лесу вышел медведь и в мгновение ока сожрал кормилицу, а тебя, родная, даже не заметил.

– Вот так я и потерялась, – ликующе сообщила Люси, ничуть не заботясь о горестной участи кормилицы.

А Джек уснул, слушая, как северный ветер шуршит в кровле над его головой.

Глава 4
ДОЛИНА БЕЗУМИЯ

Лицо Барда загорело до бронзового оттенка, словно старик долгое время разгуливал под палящим солнцем. Джек изнывал от любопытства, но спросить не решался.

– Ты неплохо выглядишь, – заметил Бард. – Дома все в порядке?

– Да, господин. – Джек кивнул.

– А я вот все пытался дознаться, как обстоят дела. Похоже на то, что за морем неспокойно. Там строят корабли, там куют мечи.

– А это плохо?

– Еще бы! Кораблями и мечами обзаводятся затем, чтобы воспользоваться ими по назначению.

Бард быстро шагал по тропинке над морем, указывая путь; Джек поспешал следом. Справа отвесно обрывались в пропасть зеленые утесы – Джек слышал, как далеко внизу, в скалах, вскипают и ярятся пенные валы. Чайки парили на ветру: скользили вверх-вниз в восходящих потоках воздуха, лениво помавая крыльями.

– Понимаешь, земля за морем не такая плодородная, как здесь. Хутора врезаются в скалы. И почитай, добрую половину года погребены под снегом и льдом. Выжить там могут лишь сильнейшие, а прочие вынуждены искать счастья в иных краях. – Бард поднимался по крутой тропе, не замедляя шага и даже не переводя дыхания. Джек с трудом поспевал за ним. – Так что скандинавы, тамошние обитатели, поглядывают на восток, на земли русов, и на юг, на земли франков. На север они не смотрят: там – владения ётунов.

«Ётуны». Джек вздрогнул.

– Боюсь, что кое-кто из них поглядывает и на запад. В нашу сторону.

– Это и есть та тень из-за моря, что ты почуял, господин?

– Да, она… и еще кое-что. – Бард замедлил шаг и устремил взор на море, туда, где вверх-вниз плавно скользили чайки. – Эти самые скандинавы – те, что поглядывают на запад, – они подчиняются королю по имени Ивар Бескостный.

Ивар Бескостный! Джеку померещилось, будто между ним и солнцем зависла свинцовая туча. Шум прибоя словно бы поутих, а крики чаек доносились теперь откуда-то из далекой дали.

– Джек, с тобой все в порядке? – встревожился Бард.

– Что за кошмарное имя! – пробормотал мальчик.

– Не более кошмарное, чем он сам. Глаза у него бледно-голубые, словно морской лед. А кожа – белесая, точно рыбье брюхо. Он может голыми руками сломать человеку ногу, а еще он носит плащ, сшитый из бород побежденных врагов.

У Джека аж голова закружилась от ужаса. Да что с ним такое творится?! Не он ли вдоволь наслушался леденящих кровь историй и от Барда, и от отца? Причем «страшилки» ему очень даже нравились – чем ужаснее, тем лучше. А сейчас вот разом обмяк – точно новорожденный ягненок.

– Но даже Ивар Бескостный бледнеет рядом со своей женой.

Бард по-прежнему пристально вглядывался в море. Он словно искал чего-то. А спустя мгновение встряхнул головой и продолжил.

– Королева Фрит – полутролльша, – произнес он, понизив голос.

– Это она послала к тебе Мару?

Грудь Джеку словно сдавила гигантская рука.

– Да, мой мальчик. А дух ее скакал на Маре верхом, словно злобное чудище – именно такова ее истинная сущность, спрятанная за личиной прекрасной и лживой. Кстати, а ты знаешь, что у Мары – целых восемь ног?

Но Джек уже ничего не слышал. Он без чувств рухнул на поросший травою утес над пенными волнами Северного моря.

Когда Джек очнулся, старик сидел на сером камне рядом с тропой. С плеча его сорвался ворон – и, хлопая крыльями, полетел над густыми зарослями утесника и вереска, что отделяли их от западных холмов. Джек потер лоб. Ощущение было такое, словно его сбили с ног и добрых полчаса топтали десятка два черномордых овец.

– Послушай, – проговорил Бард, провожая ворона взглядом. – С тех пор как я шмякнул тебя оземь, ты, случайно, не чувствуешь ничего необычного?

Джек рассказал старику, что да, действительно, последнее время у него то и дело глаза на мокром месте. А еще он теперь замечает многое такое, на что раньше и внимания не обращал, – ну, краски там, запахи… Рассказал, что в какой-то миг отец показался ему ребенком, а в следующее мгновение вновь превратился во взрослого.

– Я плохо объясняю, – посетовал мальчик.

– Ты отлично объясняешь, – возразил Бард. – Должен признаться, это для меня неожиданный сюрприз.

– Я схожу с ума?

Бард фыркнул.

– О нет! Ты просто расправил крылья. – Старик пошарил в суме, которую вечно таскал с собою на длительные прогулки, выудил пару темно-красных сушеных яблок и швырнул одно Джеку. – Видишь ли, парень, большинство людей живут, что птицы в клетке. Им так безопаснее. Мир – страшное место, в нем полным-полно всего чудесного, великолепного и опасного. Лучше – так считает большинство – притвориться, что ничего этого нет. Ой!

Проведя пальцем по деснам, Бард извлек семечко.

– И что б пекарю вынимать сердцевинку, когда он яблоки сушит!

Джек с трудом понимал, о чем идет речь.

– Очень немногие осознают, что дверь не заперта, – продолжал между тем Бард. – Они все бьются в нее и бьются, и вдруг – бац! – дверь распахивается, и они вылетают прочь. А снаружи мир выглядит совершенно иначе. Из ниоткуда появляются ястребы и вороны, змеи и крысы…

– Довольно! – вскричал Джек, закрывая лицо руками.

Бард пристально глянул на него – но ничего не сказал. Он пошарил в суме, нашел кусочек овсяной лепешки и, положив его на ладонь, вытянул руку. С небес спикировала чайка и схватила угощение.

– Это магия? – благоговейно спросил Джек.

– Это терпение. Если посидеть тихонько, к тебе все само придет. Этому я и пытался научить тебя последние несколько недель. Замри, не шуми. Осмотрись вокруг. Вот и меня так учили. Это дело долгое, неспешное, потому что настоящая магия опасна. А сейчас ты распахнул дверь до срока. Когда я сражался с Марой, ты ненароком прикоснулся ко мне, и призванная мною жизненная сила перетекла из моей руки в твою. Она-то и швырнула тебя на землю. И едва не убила…

Джек с трудом поднялся на ноги. Колени предательски подкашивались.

– Твоя защита развеяна в пыль, – продолжил Бард. – Теперь все, от судьбы выпавшего из гнезда птенца до грозной красы ястреба, что камнем падает на него с небес, будет проникать тебе в самую душу. Жаль. К такому количеству реальности ты еще не готов – но что есть, то есть. Ты идти-то сможешь?

– Попробую, господин.

– Тогда давай за мной.

Бард зашагал вперед, на сей раз не так быстро. Тропа постепенно отошла от края утеса и нырнула в долинку. На дне ее росла рябина, а под деревом бил ключ, разливаясь небольшим озерцом. Гладкие серебристые ветки были сплошь усыпаны гроздьями кремовых цветов; над ними облаком роились пчелы. Их громкое жужжание заглушало даже плеск воды. Джек задумался про себя, а не из материнского ли улья эти пчелы; одна опустилась ему на рукав, и мальчик понял: да, так оно и есть. Он узнал эту пчелу. Он прямо-таки ощущал, как работает ее крохотный разум, чувствовал ее возбуждение при виде медоносного дерева, ее нетерпение вернуться в гнездо, подаренное матерью. Замечтавшись, Джек споткнулся и чуть не упал.

– Мы почти на месте, – сообщил Бард.

Он подвел мальчика к большому валуну, и оба присели отдохнуть.

– Мы прошли вдоль русла одного из притоков жизненной силы, – пояснил Бард. – Поэтому тебе слегка не по себе.

Было жарко. Во всем теле Джек ощущал легкое покалывание, словно по нему ползали мириады крошечных муравьев. Пытаясь избавиться от неприятного ощущения, он похлопал себя ладонями.

Старик заговорил, но Джеку никак не удавалось сосредоточиться. Слова то звучали совсем рядом, то словно долетали из далекой дали. Очень важные слова; Джек и сам знал, что важные. Но ведь и гудение пчел тоже важно, и журчание ключа, и потаенный шорох листвы…

– А ну, просыпайся!

Джек почувствовал, как его трясут за плечи, и недоуменно уставился во встревоженное лицо Барда.

– Ты должен слушать, и слушать внимательно. Я рассказывал тебе о том, как жизненная сила потоками течет глубоко под землей. Это она питает дремучие леса и благоуханное луговое разнотравье. Это она пробуждает к жизни цветы и выманивает из коконов бабочек, что сами подобны цветам. Олени не просто щиплют траву – они следуют вдоль ее русла. Барсуки и кроты строят над этими незримыми реками свои дома. Жизненная сила направляет даже полет крачек над морем. Все в мире покорно ей – только не люди.

Бард вскочил на ноги и принялся шагами мерить полянку у озера. Встал и Джек – просто так, лишь бы не сидеть на месте. А то, чего доброго, и впрямь заснет.

– Давным-давно люди решили, что не желают уподобляться дикому зверью. Они хотели сами выбирать свою судьбу – и сделали то, что само по себе представляло величайшую опасность. Они отгородились от жизненной силы.

Широко раскинув руки, Бард воздел их к небу. Джек подумал, что старик ужасно похож на гигантскую птицу: вот-вот взлетит. Свет крохотной долинки словно бы стекался к нему. Но вот он опустил руки – и свет померк.

– Тем самым люди утратили способность понимать жизненную силу. Они не могли более, подобно зверю и птице, бездумно сливаться с миром. И тем самым люди отсекли от себя величайшую радость. Им стало казаться, что жизнь их скучна и никчемна Кое-кто пытался сокрушить стену – но выдерживать реальность людям было уже не под силу. Ты когда-нибудь слышал о Долине безумия?

Джек с трудом отлепился от рябины. Он вдруг обнаружил, что мирно посапывает, привалившись к стволу, – и как это его угораздило?!

– Ну же, шевелись! – крикнул Бард. – Все еще хуже, чем я думал…

Он рывком оттащил Джека от дерева и принялся тормошить его и расталкивать.

– Попрыгай! Побегай! Поотжимайся! – приказал он, и Джек затанцевал и закувыркался по полянке, чувствуя себя преглупо – и в то же время на удивление бодро. В голове его прояснилось, словно внезапно посвежел сам душный воздух долины. Наконец Джек бросился в траву, хохоча и задыхаясь.

– Ну вот, так-то лучше, – пробормотал Бард.

– А Долина безумия – это где? – спросил Джек.

– В Ирландии.

Бард осторожно опустился в траву. Мальчик отчетливо слышал, как поскрипывают его старые кости.

– Так это ж на другом конце мира, – удивился Джек.

– Ну, не то чтобы. За две-три недели добраться можно.

– А отец рассказывал, будто ирландцы ходят вверх ногами, а глаза у них – в пятках, – сказал Джек.

– Твой отец… лучше не отвлекай меня, мальчик! Монахи просто пошутили, а он и купился. Да половина этих монахов – сами ирландцы. А вот Долина безумия существует на самом деле. – Старик с хрустом размял пальцы. – Я и мой лучший друг обучались в Ирландии на бардов. Мы проучились много лет, прежде чем нас посвятили в тайное знание о жизненной силе. Нас отвели в одно такое место, где под землей она разливается настоящим озером. Это – оплот ее наивысшего могущества. День за днем мы сидели там, пытаясь приоткрыть ей свой разум. А едва жизненная сила подступала слишком уж близко – тут же отдергивались, точно боясь обжечься. А как только чувствовали, что сила начинает подчинять нас, мы вскакивали на ноги и принимались бегать вокруг.

– Вот поэтому ты и велел мне отжиматься? – спросил Джек.

– Именно. Тем самым ты возвращаешься обратно в тело, не позволяешь поглотить себя без остатка. Но моему другу нравился вкус власти…

Бард вздохнул и умолк ненадолго. Джек тут же почувствовал, как на него вновь накатывает сонливость.

– Ты подвигайся, если надо, – напомнил ему Бард.

Так что Джек несколько раз перекувырнулся в воздухе, а напоследок прошелся на руках – вроде как шут на деревенской ярмарке.

– Видишь ли, источник могущества барда – в жизненной силе: в ней берет начало его музыка, его способность подчинять себе слушателей, его умение вызывать бури.

Джек выпрямился. Последнее прозвучало многообещающе.

– На то, чтобы научиться управлять этой силой, нужны годы, а мой друг ждать не хотел. И не остановился вовремя. Поначалу он даже немало преуспел. Он мог заставить огонь повиснуть в воздухе или птиц – лететь задом наперед. Но в один прекрасный день – он как раз пытался приказать лесу стронуться с места – что-то в нем сломалось. Мой друг рухнул ниц. А мгновение спустя вскочил на ноги и затрясся всем телом, точно гигантский пес трепал его в зубах. Затем он громко взвыл и бросился бежать – так быстро, что только я его и видел.

Джек задохнулся от ужаса. Ведь Бард уверял, будто и его, Джека, защита развеяна в пыль. Неужто ему тоже суждено сойти с ума?

– Я поспешил следом, – продолжал между тем старик. – Это было непросто: мне приходилось останавливаться с наступлением ночи и обходить заросли ежевики и реки. Мой же злополучный друг мчался вперед очертя голову, невзирая на препятствия. Частенько я находил среди шипов терновника окровавленные клочья его одежды. И вот наконец я добрался до Долины безумия.

С моря наползал туман, в воздухе заметно похолодало. Пчелы уже не роились над цветами. С каждым мгновением их становилось все меньше: они улетали домой, в теплые ульи.

– Я услышал хриплый гогот задолго до того, как увидел ее своими глазами, – рассказывал Бард. – Жуткий был звук, что-то вроде смеха – смеха, в котором нет ни капли радости. Все барды-неудачники в Ирландии находили дорогу в это единственное место, где жизненная сила мощнее, чем где бы то ни было. И оставались там навсегда. Я отыскал своего друга, да только он ничем уже не походил на человека, которого я знал когда-то. Взгляд его блуждал, волосы были всклокочены… Им завладела сила, далеко превосходящая его собственную, и я – в ту пору лишь жалкий ученик-неумеха – не ведал, как освободить его.

Старик встал и простер вперед правую руку.

– Но не будем вспоминать о горестном прошлом. Возможно, я причинил тебе вред, но теперь-то я уже не ученик несмышленый. Тебе я помочь смогу. И, пожалуй, все это к лучшему. Над нами нависли неисчислимые опасности. Сходятся грозовые тучи. Куются мечи…

Бормоча себе под нос, Бард зашагал вверх по тропинке.

Джек брел за ним, словно оглушенный. Сонливость, накатывавшая на него весь день напролет, вновь давала о себе знать, но чем дальше уходили они от долинки, тем легче ему становилось. К тому времени, как они добрались до римской виллы на продуваемом всеми ветрами утесе, Джек уже чувствовал себя бодрее некуда.