Текст книги "Море Троллей"

Автор книги: Нэнси Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Нэнси Фармер
Море Троллей

Посвящается, как всегда Гарольду: за то, что отыскал источник Мимира.

Благодарности

Приношу сердечную благодарность Кристин Йоханнс-доттир, профессору из Исландии, взявшей на себя труд прочесть мою рукопись и подсказавшей фрагменты диалога на исландском.

Благодарю доктора Уильяма Ратлиффа за то, что открыл мне доступ к библиотеке Стэнфордского университета.

Выражаю искреннюю признательность моему сыну Дэниелу и моему племяннику Нейтану, подсказавшим мне образ Олафа Однобрового.

И как всегда, спасибо Ричарду Джексону – за то, что согласился рискнуть.

Действующие лица

Люди (саксы)

Аллисон– мать Торгиль.

Бард– друид из Ирландии; известен также под прозвищем Драконий Язык.

Бард Айден– монах со Святого острова.

Джек– в начале книги ему одиннадцать лет.

Колин– сын кузнеца.

Люси– сестра Джека; в начале книги ей пять лет.

Мать Джека и Люси– ведунья.

Отец Джека и Люси– Джайлз Хромоног.

Люди (скандинавы)

Беовульф– прославленный воин.

Гицур Пальцедробитель– хозяин усадьбы, клятвопреступник.

Дотти и Лотти– младшие жены Олафа.

Древесная Нога– друг Эрика Красавчика; нога откушена троллем.

Ивар Бескостный– король, повелитель Олафа; женат на Фрит Полутролльше.

Магнус Мучитель– хозяин усадьбы.

Олаф Однобровый– предводитель берсерков королевы.

Руна– скальд, потерявший голос.

Свен Мстительный– воин из отряда Олафа.

Свиное Рыло, Грязные Штаны, Толстоног, Болван, Болванка– рабы Олафа.

Скакки– сын Олафа и Хейди; шестнадцать лет.

Торгиль– мечтает стать берсерком; двенадцать лет.

Торгрим– отец Торгиль, прославленный берсерк.

Торир– брат Торгиль.

Хейди– старшая жена Олафа; ведунья, родом из Финнмарка.

Хильда– дочь Олафа и Лотти.

Хродгар– король Золотого чертога.

Эгиль Длинное Копье– капитан корабля; не берсерк.

Эйнар Собиратель Ушей– хозяин усадьбы; коллекционирует уши.

Эрик Безрассудный– воин из отряда Олафа; боится темноты.

Эрик Красавчик– воин из отряда Олафа.

Эрик Широкоплечий– воин из отряда Олафа; боится темноты.

Звери и птицы

Глухарка– птица размером с индюшку, с десятью пестрыми цыплятами.

Драконица– самка с выводком драконят.

Задира, Волкобой, Ведьма, Кусака– щенки Медб.

Золотая Щетина– троллий кабан со скверным характером.

Кошки Фрейи– девять гигантских тролльих кошек с роскошной рыже-золотой шерстью.

Медб– ирландский волкодав.

Облачногривый– конь, предки которого родом из страны альвов.

Отважное Сердце– благородный ворон.

Рататоск– белка-сплетница, бегает вверх-вниз по Иггдрасилю.

Снежные совы– семейство из четырех сов в Ётунхейме.

Ётуны (тролли)

Болторн– отец Фонн и Форат; старший супруг Горной королевы.

Горная Королева– Гламдис, владычица Ётунхейма.

Фонн– дочь Горной королевы; говорит на языке людей.

Форат– дочь Горной королевы; говорит на языке китов.

Прочие, не поддающиеся классификации

Грендель– чудовище; его отец был великаном-людоедом.

Норны– никто не знает в точности, кто такие норны, однако они весьма могущественны.

Фрит Полутролльша– оборотень; дочь Горной королевы и неизвестного человека; жена Ивара Бескостного.

Фроти– сестра Фрит; оборотень; мать Гренделя.

Глава 1
ЯГНЯТА

Дужек проснулся еще до первого света и полежал немного, слушая, как холодный февральский ветер хлещет по стенам дома. Вздохнул: похоже, сегодня опять не распогодится. Наслаждаясь последними минутами тепла, перевел взгляд на стропила. Спал он на постели из сухого вереска, закутавшись, словно в кокон, в несколько шерстяных одеял. Пол представлял собою углубление в земле; ветер, просачиваясь под дверь, свистел над Джековой головой.

Дом был сработан на славу: благодаря дубовым стволам-опорам, установленным корневищами кверху, сыростью от земли не тянуло. Можно сказать, отец возводил жилище на глазах у Джека: мальчику тогда только семь стукнуло. Отец-то думал, этакая сложная задача не детского ума дело, но Джек всё схватывал на лету. Он внимательно наблюдал за работой отца и даже теперь, спустя четыре года, не сомневался, что сможет построить дом своими руками. Что-что, а память у мальчика была отменная.

В дальнем конце длинной низкой комнаты мать раздувала огонь для стряпни. На потолочных балках плясали красные блики. Наверху – на чердаке – было теплее, зато дымно. Родители и сестра спали там; Джек же предпочитал свежий воздух у двери.

Мать засыпала овес в кипящую воду и принялась яростно размешивать кашу. Потом добавила меда – даже со своего места Джек учуял аромат. На углях накалялась кочерга – подогревать сидр; [1]1
  Сидр – слабоалкогольный напиток, получается брожением яблочного сока; насыщен углекислым газом.


[Закрыть]чаши мать загодя расставила в ряд на полке.

– Бррр, холодрыга, – пожаловалась Люси с чердака. – А можно мне завтрак в постель?

– Принцессы таких пустяков, как холод, не боятся, – пожурил ее отец.

– Принцессы живут в замках. – Люси за словом в карман не лазит.

– Да, но только не похищенные принцессы.

– Хватит ей потворствовать, – заворчала мать.

– Пап, а я правда потерялась? – не отставала Люси.

Малышка эту байку просто обожала.

– Да, но ненадолго. Потому что мы тебя нашли, – ласково объяснил отец.

– Я лежала под розовым кустом с золотой монеткой в руке?

– Ты родилась в этом самом доме, – огрызнулась мать.

Она сердито ткнула раскаленной кочергой в чашу с сидром: в воздухе разлился пряный яблочный аромат. Джек знал: Люси всё равно не послушает мать. Конечно, быть похищенной принцессой куда интереснее, чем деревенской замарашкой. Впрочем, золотая монета была вполне настоящей. Отец нашел ее в земле, пропалывая грядки в саду. На монете красовалась гордая мужская голова: отец сказал, римского императора.

– В один прекрасный день мимо проедет отряд рыцарей, – не унималась Люси.

– Рыцари ищут тебя с тех самых пор, как тролли украли тебя из замка, – подхватил отец. – Тролли собирались тебя съесть, солнышко, но сама знаешь – тролли есть тролли, – тут же и перессорились.

– «А не изжарить ли нам ее с яблоком во рту?» – подхватила Люси, повторяя затверженную едва ли не наизусть сказку. – «Или, может, запечь в пирог?»

– «В пирог! В пирог!» – взревела половина троллей, – вторил ей отец. – А остальные завопили: «Зажарить, зажарить!» Так что тролли передрались промеж себя – и очень скоро все уже валялись на земле без чувств. А я как раз проходил мимо – и нашел тебя.

– В один прекрасный день в нашу дверь постучатся рыцари, мечтала вслух Люси. – Они поклонятся мне и скажут: «Поедем с нами; будь нашей принцессой».

– И зачем ты только забиваешь девчонке голову всей этой чепухой? – буркнула мать.

– А чего в том дурного? – откликнулся отец.

Джек знал, что мать потеряла двоих малышей еще до того, как родился он, и еще двоих – после. Она уж думала, что больше детей у нее не будет, но, ко всеобщему изумлению, в один прекрасный день произвела на свет последнего ребенка – девочку, да еще такую прехорошенькую!

Волосы у Люси были золотые, как солнышко. А глаза – цвета лесных фиалок, тех, что растут в лесной глуши. Легонькая, точно пушинка чертополоха, беспечная, словно жаворонок, – вот какая она была. А поскольку в пятилетней малышке все души не чаяли, то и она, в свою очередь, обожала весь мир. И, невзирая ни на что, Джек просто не мог питать к ней неприязни.

Отец между тем, неуклюже переступая с одной перекладины приставной лестницы на другую, спускался с чердака с Люси на руках – и охота ж ему таскать этакую тяжесть! Девочка-то уже большая выросла! Джек видел, как по лицу отца скользнула тень боли. Но отражалась в нём и радость – радость, что так редко проявлялась в отцовских чертах, когда Джайлз Хромоног глядел на своего единственного сына и наследника.

Джек сбросил одеяла, встал и потянулся, всем телом вбирая новый день. Подобно прочим, спал он в платье, так что проблем с одеванием не возникало.

Он вытащил клок шерсти, затыкающий щель под дверью, и выбрался наружу. Над Восточным морем растекался серый рассвет. Он просачивался на болота и разом, словно обрываясь, гас в темном лесу на западе. Небо было цвета черного льда. Да уж, денек грядет мерзопакостный.

Джек помчался в уборную, подпрыгивая на бегу, чтобы промерзшая земля не липла к башмакам. Бард говорил, что инеистые великаны подстерегают неосторожных путников, дабы заледенить их своим морозным дыханием. Нельзя, никак нельзя засыпать вне дома в разгар зимы, даже если очень хочется. Вот так инеистые великаны тебя и сцапают: нашептывая о том, как тепло будет во сне.

Закончив свои дела, Джек бегом бросился домой, по пути поскользнулся на узкой полоске льда – не заметил впопыхах замерзшей лужицы, – влетел в дверь и потоптался немного у порога, отогревая занемевшие ноги. Изо рта у него валил пар.

– Что, холодно? – спросил отец.

Он сидел у огня, держа Люси на коленях.

– Холодно, как у тролля в…

– Только посмей выругаться! – оборвала его мать.

Джек, усмехнувшись, плюхнулся на свое место перед очагом. Мать протянула ему чашу с сидром, и мальчик с наслаждением принялся греть руки.

– Овцы, небось, ягнятся, – заметил отец.

– Видать, – кивнула мать.

– Обожаю маленьких ягняточек, – проворковала Люси, обнимая ладошками чашу с сидром.

– А всё потому, что не тебе тащиться на луг искать милых крошек, – отозвался Джек.

– Так постановил Господь, – сказал отец. – Адам согрешил, засим все мы ныне вынуждены добывать хлеб насущный в поте лица своего.

– Аминь, – подхватила мать.

А Джек задумался про себя, с какой стати то, что произошло на заре истории мира, до сих пор не дает людям покоя. Сколько, интересно, должно пройти времени, чтобы наказание себя исчерпало? Ну разве не разумно было бы со стороны Господа спустя лет этак с тысячу объявить: «Ну ладно, ладно, хватит с вас. Возвращайтесь в Эдем»? Но вслух Джек этого, конечно же, не сказал. У отца религия – больное место; лучше его не задевать – того и гляди попадет.

Некогда отец мечтал стать священником, но его семья была недостаточно богата, чтобы заплатить аббатству сколько следует. Об этом отец сокрушался и по сей день, тем более что с изувеченной ногой труженику-селянину приходится куда как несладко.

Поездка на Святой остров осталась для отца самым светлым воспоминанием детства. Мальчика повезли туда в надежде на исцеление; и при виде монахов, живущих мирной, безмятежной жизнью, маленький Джайлз преисполнился благоговения. Им не нужно было тащить плуг по каменистой земле, не нужно было рубить лес в жутком темном лесу, прислушиваясь, не подкрадываются ли волки или – того еще хуже! – гоблины: такие, моргнуть не успеешь, сцапают мальчишку и сожрут с потрохами.

Но увы, излечить Джайлза Хромонога от увечья оказалось не под силу даже добрым монахам. Святые отцы сделали всё что могли. Они угощали мальчика мягким белым хлебом и жареной ягнятиной, приправленной розмарином. А еще читали над ним молитвы в часовне с витражным оконцем, что на солнце переливалось всеми цветами радуги.

– Думаю, починю-ка я сегодня крышу амбара, – сказал отец.

Джек нахмурился. Это означало, что неблагодарная работа искать ягнят выпадет на его долю. Мальчик сунул оставшийся с вечера ломоть хлеба в овсянку. Если сухарь не размочить, его попробуй разгрызи. На зубах поскрипывал песок – темные, густо замешенные хлебы, что пекла мать, без песка вовеки не обходились.

– Пап, а можно я посмотрю? – спросила Люси.

– Конечно, родная. Только не сиди под лестницей. Это дурная примета.

«Еще какая дурная – отец, чего доброго, молоток ей на голову уронит», – подумал про себя Джек, но вслух опять ничего не сказал.

– На этой неделе наша очередь кормить Барда, – напомнила мать.

– Я сбегаю, – тут же вызвался Джек.

– Еще как сбегаешь, – хмыкнул отец. – Даже и не надейся увильнуть: ягнята ягнятами, а к Барду сбегаешь как миленький.

«Ну вот, всегда так», – подумал про себя Джек.

Он от всей души предлагает помочь – а отец вечно толкует его слова в худшую сторону. Впрочем, новое поручение Джека так обрадовало, что досаду как рукой сняло.

Мальчик поспешно дожевал хлеб с овсянкой, одним глотком допил горячий сидр – и стал готовиться к долгому дню. Напихал шерсти в свои худые башмаки, чтобы пальцы не мерзли. Обмотал ноги лишним слоем ткани, надел вторую рубашку, а поверх набросил плащ – тяжелый, зато теплый. Пропитанный жиром плащ надежно защищал от дождя. Под конец Джек взвалил на плечи узелок с припасами.

– И смотри не задерживайся, не докучай Барду, – крикнул отец вслед.

Ветер тут же взметнул плащ и набросил его мальчику на голову. Джек выпутался из складок и закутался поплотнее. Под ногами похрустывал иней. Воздух был кристально прозрачен; за лесом, на западе, Джек различал горы, и холодное море – на востоке. На прибрежном утесе притулилась древняя римская вилла, жилище Барда. Ветер трепал в клочки тонкую струйку дыма.

Джек всё гадал про себя, с какой такой стати старик надумал поселиться именно здесь. Дом давно пришел в запустение; сколько ни топи – все равно от промозглой сырости не избавишься. Но может, Барду нравится жить рядом с морем. Оттуда-то он и явился: приплыл на крохотном коракле – сплетенной из ивняка и обтянутой шкурами лодчонке, что подпрыгивала на волнах вверх-вниз, точно детская игрушка. Просто чудо, что Бард добрался до берега живым и невредимым; надо думать, без магии тут никак не обошлось.

Сердце Джека взволнованно затрепыхалось в груди. Он конечно же знал, что его мать тоже умеет творить простенькую магию: это от нее Джек научился разговаривать с пчелами и песней успокаивать испуганную скотину. Но Бард знал заклинания посерьезнее. Ходили слухи, будто он способен свести врагов с ума, просто подув в соломинку. А еще он умел призывать северный ветер и разговаривать с вóронами.

Старик объявился в деревне два года назад – и тотчас же принялся всем распоряжаться, словно у себя дома. В мгновение ока он обосновался на римской вилле, где, словно по волшебству, появились кровать, стол, стопка одеял и добрый запас снеди. Прав его никто не оспаривал.

– Господин, я принес тебе еды, – крикнул Джек, поднимаясь на крыльцо.

И прислушался, не раздадутся ли старческие шаги. И действительно: очень скоро послышались вздох и гулкое постукивание посоха. Бард распахнул дверь – и просиял от удовольствия:

– Джек! Славно-то как!

Вот за это, помимо всего прочего, Джек и любил старика. Тот никогда не ворчал: «Как, опять ты?» – а, напротив, словно бы искренне радовался его приходу.

– Я подогрею сидр? – предложил Джек.

– А! Отменный напиток твоей матери! – одобрительно кивнул Бард. – У нее мудрые пальцы, мальчик. Запомни мои слова.

Сунув кочергу в огонь, Джек плеснул сидра в чашу.

– Я так понимаю, ты нынче утром пойдешь ягнят собирать, – обронил Бард, усаживаясь и вытягивая к огню костлявые ноги. – Ежели хочешь знать, так нынче шесть овец окотилось. Все – на западном пастбище.

Джек ни на миг не усомнился в словах старика. Бард обладает даром провидения, это вам кто угодно подтвердит. Может, он превращается в птицу и летает над полями, а может, с пробегающими мимо лисами разговаривает – поди пойми! Но только Бард ведал обо всём, что происходит вокруг, – и о многом сверх этого.

Джек дождался, чтобы кочерга раскалилась докрасна, и погрузил ее в чашу – сидр так и зашипел.

– Может, мне собрать плавника, господин? – спросил мальчик.

Уж очень ему не хотелось уходить от старика.

– С этими ягнятами ты полдня провозишься, – отозвался Бард, с наслаждением вдыхая аромат горячего сидра. – Возвращайся, когда закончишь.

Джек ушам своим не поверил: да полно, может, он чего недослышал? Обычно если его и терпели рядом, так только затем, чтобы поручить какую-нибудь работу.

– Тебе нужна помощь, господин? – вежливо спросил он.

– Помощь? Помощь, желуденок ты непроросший? Клянусь бровями Одина, я тебя на обед зову! Или, может, тебе письменное приглашение выслать? Впрочем, нет, – вздохнул старик, – ведь ты его, как ни жаль, всё равно прочесть не сумеешь. Тебя ж никогда и буквам-то не учили. Мать я твою ни в чём не виню. Она старается как может – с этим ее помешанным на монашестве муженьком…

Бард еще некоторое время толковал сам с собою, грея руки над чашей с сидром. О присутствии Джека он, похоже, напрочь позабыл.

– Я буду рад прийти, – сказал мальчик.

– Что? А, да, хорошо, – отозвался Бард, жестом отпуская гостя на все четыре стороны.

Джек был настолько потрясен случившимся, что добрался до западного пастбища, сам не помня как: пришел в себя уже на склоне холма. Ветер трепал его плащ, лед впивался в башмаки. Ну и на кой он сдался Барду? Десяток мальчишек таскали плавник и воду на римскую виллу, но никто из них, насколько Джек знал, к обеду вовеки не приглашался.

Так с какой же стати отметили именно его, Джека? Сын вождя повыше его ростом – и уж точно не такой неуч. Сын кузнеца посильнее будет. Сын мельника носит Барду отменные белые хлебы. А Джек – глядя правде в глаза – самый что ни на есть обыкновенный, ничем не примечательный мальчишка. За что ж ему такая честь?

Первого из ягнят он нашел под изгородью. Матка бросилась на Джека, но тот пинком отогнал ее прочь. Черномордые овцы были дикими, что твои горные козы. Джек спрятал дрожащего новорожденного ягненка под плащ и помчался вниз по холму, на бегу отбиваясь от неотстающей мамаши. Уложил ягненка на солому в хлеву – и в дверях еле увернулся от овечьих рогов.

Так Джек и бегал туда-сюда, пока не отыскал всех шестерых. К тому времени он перемазался по уши и был весь в синяках: что-что, а лбы у овечек крепкие.

«Ненавижу овец», – подумал он про себя, с треском захлопывая дверь хлева.

– Не забудь их покормить, – крикнул отец с крыши.

– Уже покормил, – отозвался Джек.

Ну почему отец в жизни не скажет: «Целых шесть ягнят? Молодец, сынок!» Почему ему ничем не угодишь?!

Люси, невзирая на отцовские предостережения, сидела именно что под лестницей. Закуталась в овчину, только нос торчит: ну ни дать ни взять толстенький крольчонок. Девчушка приветливо помахала брату, и Джек, несмотря на всю свою досаду, махнул в ответ. Что ни говори, а злиться на Люси не было никакой возможности.

Глава 2
УЧЕНИК

– Заходи! – крикнул Бард, завидев смущенно мнущегося на пороге Джека.

Мальчик огляделся по сторонам, высматривая пустое ведро из-под воды или, может, оскудевшую поленницу, – ну ведь зачем-то же его позвали! Но на первый взгляд всё было в полном порядке.

– Да не работать я тебя пригласил, – успокоил его Бард.

Джек вздрогнул. Неужто старик еще и мысли читать умеет?

За обедом, воздавая должное сыру, хлебу и сидру, Бард дотошно расспрашивал Джека о вещах настолько обыденных и заурядных, что они, казалось бы, и упоминания не заслуживали. С каким звуком вода течет сквозь траву? А с каким сочится сквозь заболоченную низинку? А как меняется музыка ветра, когда ветер проносится от речных тростников к зарослям лисохвоста? А сможет ли Джек отличить жаворонка от ласточки высоко под облаками?

– Конечно, не вопрос, заверил его Джек. Это любой сможет – по тому, как птицы машут крыльями.

– Как бы не так, – возразил Бард. – Очень немногие видят дальше кончика собственного носа. Еще сыру?

По правде говоря, Джек слопал уже куда больше, чем ему причиталось, и теперь мучился угрызениями совести. И то сказать, наесться до отвала ему доводилось нечасто…

– Сдается мне, ты – не такая уж безнадежная трата времени, – сказал Бард. – Только не заносись, мальчик. Очень может быть, что часть времени и впрямь окажется потраченной зря. Хочешь пойти ко мне в ученики?

У Джека аж челюсть отвисла. Услышанное просто не укладывалось у него в голове. Он в жизни не слыхивал, чтобы у бардов были ученики.

– Это – первая из дурных привычек, от которых тебе придется избавиться, – со вздохом пожурил его старик. – Изволь научиться делать умный вид, даже если чувствуешь себя дурак дураком. А теперь беги-ка домой. Позже я переговорю с твоим отцом.

В ту ночь Джек, забившись под одеяла, слушал, как отец с Бардом обсуждают его будущее. На самом-то деле ему совершенно не верилось, что старик придет, но к вечеру Бард, опираясь на почерневший ясеневый посох, действительно явился к ним в дом. Закутанный в плотный белый плащ, выглядел он куда как внушительно: одна только развевающаяся по ветру борода чего стоила! Отец пригласил старика войти и шуганул Джека с его законного места у огня.

Однако, услышав, чего хочет гость, Джайлз Хромоног отнюдь не обрадовался.

– Я не могу отпустить Джека! – воскликнул он. – Вот будь у меня еще сыновья или будь моя нога здорова… К слову сказать, а ты не мог бы исцелить ее?

– Боюсь, что нет, – покачал головой Бард.

– Ну, спрос не грех, как говорится. Это – кара, ниспосланная мне за ослушание Адама.

– Аминь, – промолвила мать.

– Аминь, – пробормотали себе под нос отец, Джек и Люси.

А вот Бард промолчал – и от внимания мальчика это не укрылось.

– Как бы то ни было, мне нужен помощник – и по хозяйству, ежели где чего починить, и на пахоте. Кто-то должен пасти овец и носить из лесу дрова, – продолжил отец. – То, что ты подумал о моем сыне, – для меня великая честь, но как знать, так ли он смышлен?

– Я в него верю, – ответил Бард просто.

Джек почувствовал глубокую благодарность к старику – и одновременно подосадовал на отца.

– О способностях Джека речи вообще не идет, – не отступался Джайлз. – Джек нужен мне здесь, и точка!

– Однако ж было бы неплохо, если бы мальчик прошел обучение, – робко встряла мать. – Вот ты всегда мечтал выучиться на монаха…

– Уймись! – отрезал отец, разом пресекая все дальнейшие возражения. – Я хотел посвятить себя служению Господу на Святом острове, – пояснил он Барду. – Вот только такой возможности мне не дали. Не то чтобы я упрекал за это отца. Я почитаю его как дóлжно сыну и вовеки не впаду во грех, оспаривая отцовскую власть. Всякий день я приношу свою боль Господу.

– Аминь, – промолвила мать.

– Аминь, – подхватили отец, Джек и Люси.

«Интересно, а что Господь делает со всей этой принесенной ему отцовской болью? – подумал про себя Джек. – Убирает в ящик вместе с головной, зубной и прочими болями, что шлют ему другие люди?»

– Не след моему сыну пытаться возвыситься над своим положением, – докончил отец. – По правде сказать, ему даже полезно будет понять, что жизнь полна разочарований. Тот, кто терпит боль не ропща – на верном пути к спасению.

– О, ходить у меня в учениках – удовольствие то еще. Джеку придется куда как несладко, – заверил его Бард.

Глаза его озорно блеснули.

«И чего тут такого смешного-то?» – недоумевал мальчик.

– Право слово, у меня ему придется вкалывать что ослу на свинцовом руднике. В чем в чем, а в страданиях у него недостатка не будет. А что до твоего хозяйства, Джайлз, так я уже обсудил это дело с вождем. Ежели Джек останется при мне, так прочие мальчишки мне даром не нужны; а значит, вождь станет посылать их к тебе. Не удивлюсь, если в результате на тебя свалится столько помощников, что ты и знать не будешь, куда их пристроить.

Джек в который раз поразился изобретательности Барда. Старик дождался, пока отец изложит все свои возражения, – и разом поставил точку: поймал его в ловушку, словно лиса.

– Ах, вот как! Ну что ж… Вон оно как, значит, – пробормотал отец, недовольно зыркнув на Барда. – Ну, пожалуй, чужие мальчишки и впрямь сойдут, за неимением лучшего; хотя, надо признаться, все они – лентяи как на подбор.

Ничего более похожего на похвалу своему трудолюбию Джек от отца в жизни не слыхивал – и подозревал, что и впредь вряд ли услышит.

– Ты ведь парню баклуши бить не дашь? – уточнил Джайлз Хромоног.

– Торжественно обещаю, что к ночи он и до постели-то с трудом доползет, – заверил его Бард.

– Но ведь домой он будет иногда приходить? – тихонько спросила мать.

Старик улыбнулся ей.

– Джек сможет навещать вас по воскресеньям, и еще когда я буду уходить в лес. Заодно пособит вам с пчелами.

Между Бардом и матерью словно протянулась незримая ниточка – хотя Джек не смог бы объяснить, в чём тут дело.

– Это было бы неплохо, – отозвалась мать.

– Бабья работа, – буркнул отец, подбрасывая в огонь кусок торфа.

На следующее утро Джек связал в узелок все свои немудреные пожитки: запасную рубашку, обмотки, чашку и дощечку для еды. Туда же он сложил все свои сокровища: ракушки, перья, древесный корень, похожий на белку, и камешек с дыркой посредине. Все остальное было на нем, включая нож, подаренный отцом на Рождество.

Собирая вещи, Джек чувствовал себя не в своей тарелке. Теперь, когда ничто более не напомнит родным о его присутствии, семья, чего доброго, о нем и вовсе позабудет. И уподобится он тем бедолагам, что побывали в стране альвов. Прогостив там якобы с неделю, не больше, они возвращались – и обнаруживали, что минуло целых сто лет. Люси, горько плача, повисла на брате:

– Не уходи! Не уходи!

– Я вернусь в воскресенье, – заверил ее Джек.

– Ну полно, полно. Принцессы никогда не плачут, – пожурил девочку отец.

– Не хочу быть принцессой, если без Джека, – рыдала Люси.

– Как так? Неужели ты не хочешь жить во дворце? И кушать сласти с золотого блюда?

Люси вскинула зареванные глаза.

– Какие сласти? – уточнила она.

– Рябиновый пудинг и сливовый пирог, – сказал отец. – Запеченные в тесте яблоки и заварной крем.

– Заварной крем? – Люси разом выпустила братнин плащ.

– Самый-самый вкусный, с мускатным орехом и со сливками.

Джек знал: отец описывает яства, которыми его угощали на Святом острове. Ни Люси, ни Джек в жизни не пробовали заварного крема, но у Джека все равно слюнки потекли. Уж больно вкусно это звучало.

Люси подбежала к отцу, тот ласково подхватил девочку на руки.

– Лепешки с клубничным вареньем, запеканка с вишней и кисель, – перечислял он.

– И заварной крем, – напомнила Люси, напрочь позабыв о том, что Джек их покидает.

А Джек вздохнул украдкой. Это, конечно, очень приятно, когда о тебе так убиваются, но Люси никогда не думала об одном и том же подолгу. Ну да ведь она еще совсем маленькая…

Бард шагал впереди; Джек изо всех сил пытался не отставать. В придачу к его собственным пожиткам на него взвалили еще и мешки с едой. По дороге им повстречался сынишка кузнеца. По всей видимости, именно его отправили под начало Джайлза Хромонога первым. Стоило Барду повернуться к нему спиной, как сын кузнеца нацелился врезать Джеку кулаком – но тот преловко увернулся.

– Передавай привет овцам! – крикнул он, догоняя старика.

Трудился Джек не покладая рук, с рассвета до заката, – причем с удовольствием. Иногда, вечерами, когда старик отправлялся в гости, Джек носил его арфу. Эту обязанность и работой-то никто бы не назвал: одно сплошное удовольствие, да и только. Джека усаживали на почетное место у огня – прежде, когда он был просто-напросто мальцом Джайлза Хромонога, он о таком и мечтать не смел. Ему подавали чашу с горячим сидром, а делать ничего и не требовалось – греешься себе в тепле да слушаешь нескончаемые рассказы Барда.

Обычно Джек вставал до рассвета, разводил огонь, стряпал овсянку. Приносил воду, собирал плавник. Затем его отсылали из дому.

– Осмотрись вокруг, – говорил ему Бард. – Почувствуй ветер, понюхай воздух. Послушай птиц, понаблюдай за небом. Потом расскажешь, что творится в огромном мире…

И Джек, сам не зная толком, что именно ему полагается увидеть, взбирался на вершины протяженных холмов. Если непогодилось, прятался в старых овечьих закутах. Нежился в луговой траве, если день стоял погожий. Наблюдал, как по небу несутся пушистые белые облака да ястреб стрелой падает вниз, настигая злополучную мышь.

Джек быстро смекнул, что ответом простым и коротким ему не отделаться. Если он ленился, бывал ненаблюдателен или, что еще хуже, начинал выдумывать то, чего нет, Бард пребольно стучал ему по лбу сухими костяшками пальцев. Ложь он распознавал мгновенно.

– Да открой же глаза-то! – кричал старик. – Если это всё, на что ты способен, так я лучше вышвырну тебя обратно, как пескарика-недоростка!

Шли недели, и Джек обнаруживал, что видит всё больше и больше, как если бы огромный мир открывался для него все шире. Мальчик узнал, что ястреб летает по небу не просто так, куда глаза глядят, – а словно следует незримыми тропами. Он опускается отдохнуть на одни и те же скалы и соблюдает правила вежливости по отношению к другим ястребам. Оказалось, что звери и птицы ведут себя друг с другом совершенно так же, как жители его родной деревни. Есть среди них боязливые, есть и задиры; есть любители похвастаться, а есть кроткие, смиренные создания, которые всего-то и хотят, что заниматься своим делом, избегая по возможности неприятностей.

Возвращаясь из своих походов, Джек бежал прямиком к котлу с супом, что висел над огнем. Висел там денно и нощно, полный густого варева из гороха, ячменя, пастернака и лука. Время от времени Бард добавлял в котел горсть каких-нибудь трав, и вкус супа менялся, но никогда – к худшему.

Чувствуя, как тепло от огня распространяется по уставшему телу, Джек жевал ломоть хлеба. Хлеб тоже бывал разный – в зависимости от того, кто именно присылал снедь на неделю. Большинство селян пекли хлеб из смеси овсяной, пшеничной, ячменной или даже бобовой муки – словом, из чего придется. Беднота подсыпала в муку молотые желуди – и хлебы выходили такими жесткими, что их приходилось крошить и размачивать, иначе ни за что не проглотишь. А вот пекарь использовал только пшеничную муку, без примесей. Хлеб получался на диво мягким, а приносили его завернутым в одеяло, чтобы не остыл.

После обеда Джек работал в саду. Он собирал блошницу – выкуривать паразитов из одежды, и своей, и Бардовой. Очищал ситник от кожицы и окунал белую сердцевинку в пчелиный воск – получались свечи на долгие зимние вечера. Из песчаного тростника, собранного в дюнах, плел непромокаемые циновки. И наконец, за вечерней трапезой Джек подробно рассказывал, что видел за день.

– Неплохо, неплохо, – приговаривал старик. – Кое-что на предмет того, как устроен и отлажен мир, ты и впрямь разглядел. Ну, не все, конечно. Тут понадобится не одна жизнь и даже не две. Но надо отдать тебе должное, ты не полный невежда, нет. – И Бард обучал мальчика новой песне: тот повторял ее, а старик внимательно слушал. – У тебя неплохой музыкальный слух. Да что там, просто-таки замечательный, – бормотал он себе под нос, и Джека переполняло счастье – до самых пальцев ног…

Наконец Джек накрывал огонь валежником и расстилал постели: овчины поверх кучи сухого вереска. Бард спал в дальнем конце дома на низенькой кровати из крученой соломы: ни дать ни взять огромная корзинка! Сам Джек устраивался в уголке рядом с дверью.

Последнее, что он видел, засыпая, – это отблеск пламени на стенах. Древние римляне встарь расписали дом изображениями небывалых деревьев: Джек в жизни таких не видывал. На ветвях их зрели золотые плоды, а в кронах гнездились чудесные птицы. Эти картины внушали Джеку неясную тревогу. Временами, стоило дрогнуть отсвету догорающих углей – и птицы словно оживали. Или не птицы, а ветви – что тоже не подарок…