Текст книги "Море Троллей"

Автор книги: Нэнси Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Наконец мальчик и девочка прошли между двух буков и вступили под своды полутемного зала в окружении ледяных стен. Уголь жаровен почти прогорел, а плотные белые занавеси на окнах едва заметно подрагивали под порывами горного ветра. Сама Горная королева похрапывала на своем троне, приоткрыв рот, так что виднелись клыки. Во всех вазах плоды и хлеб превратились в пыль.

Глава 37
ДАРЫ КОРОЛЕВЫ

– Хрр-ррр… что? Что такое? – встрепенулась Горная королева.

– Великая королева, мы вернулись, – сказал Джек.

– Я же сто раз тебе говорила: нечего величать меня «великой королевой», – недовольно буркнула Гламдис. – Зови меня матерью.

– Да, мать, – хором откликнулись Джек и Торгиль.

– Ну и как? Преуспели? Отыскали источник Мимира?

– Да, великая… э-э-э… мать, – ответил Джек.

– Вот и хорошо. Никогда не знаешь, чего ждать от этих норн. Иногда они отсылают людей в темный лес, чтобы те заплутали во мраке.

– А зачем ты вообще принимаешь у себя норн? – спросила Торгиль. – Это ж неинтересно, наблюдать за чужой игрой…

– Ты удивишься, – ответила Горная королева, – но я тем самым узнаю многое из того, чему суждено случиться. По большей части это горькое знание. Люди умирают. Целые острова погружаются в пучину. Я чувствую, что это дает мне что-то вроде власти над будущим. Я видела смерть Олафа задолго до того, как это случилось.

– Правда?!

Глаза Торгиль изумленно расширились.

– Такие, как он, до старости не доживают, – вздохнула Горная королева. – Слишком уж он был велик, и при этом упрям как осел. Ну что ж! Здесь мне вас попотчевать нечем. Не пойти ли нам в гарем – я велю увальням состряпать чего-нибудь на скорую руку…

Они пересекли просторную залу: королева Гламдис шла впереди, Джек с Торгиль следовали за нею. Золотые шахматные фигурки в беспорядке рассыпались по доске.

– А зачем вы угощаете норн всякой снедью, если они вроде бы и не едят? – полюбопытствовал Джек, оглядываясь на вазы, до краев полные пыли.

– Норнам нравится иссушать и губить, – объяснила Гламдис. – Превращать хлеб в прах, а плоды – в слизь для них все равно что пир. Понять норн я давным-давно отчаялась.

Обед в гареме остался для Джека одним из самых приятных воспоминаний, вынесенных им из Ётунхейма. За столом главенствовал Болторн; Золотая Щетина и Отважное Сердце тоже присоединились к всеобщему веселью. Двое увальней пели песню – довольно-таки, впрочем, немелодичную и невнятную, – а остальные отплясывали традиционный ётунхеймский хоровод: шумный и веселый танец, сопровождающийся оглушительным притопыванием. Фонн поставила целое действо, повествующее о бегстве троллей из Утгарда по ломающемуся льду.

На стол подавали на удивление аппетитное жаркое, пирожки с мясом и заварной крем – самый-самый вкусный, с мускатным орехом и со сливками. Торгиль шумно восторгалась каждому новому блюду.

– Вот уж не думала, что еда бывает такая вкусная! – то и дело восклицала девочка. – Все такое расчудесное, просто пальчики оближешь!

– С ней все в порядке? – озабоченно шепнула королева Джеку.

– Просто новая разновидность помешательства, – успокоил ее Джек.

Спозаранку, едва рассвет окрасил чертог Горной королевы алым, Джек и Торгиль собрались в обратный путь. Гламдис и все ее семейство проводили гостей вниз по длинным коридорам к подножию горы. Расставаться с троллями Джеку было ужас до чего грустно, а ведь совсем недавно они преследовали мальчика в ночных кошмарах.

– Просто поверить не могу, что один из вас оттяпал ступню у Древесной Ноги, – сказал Джек, когда они вышли на холодный, продуваемый всеми ветрами дворик у спуска в подковообразную долину.

– Лучше уж поверь, – отозвалась Фонн. – Смертные и тролли воюют испокон веков. Сейчас у нас перемирие – в память Олафа Однобрового, – но сражаемся мы за одни и те же земли. Когда миром правит зима, тогда – наша власть. Сейчас близится лето, и мы слабеем. Но мы не сдадимся.

– И мы тоже! – воскликнула Торгиль. Девочка щеголяла в куртке из меха росомахи, в новехоньких сапожках и при новом мече у пояса. – Уклоняться от боя – невеликая честь и для вас, и для нас!

– Встретимся в битве Рагнарек, – серьезно проговорила Фонн.

– Значит, до встречи! – отозвалась Торгиль.

Отважное Сердце, что сидел на плече у Джека, согласно каркнул.

– На прощанье я вручу вам дары, – проговорила Горная королева, подавая знак одному из молодых увальней.

Тот вынес плащи из незнакомого Джеку материала. Они переливались и искрились, точно отблеск света на леднике, и запах от них шел одновременно острый и сладкий.

– Плащи сделаны из шелка, что дают пауки, обитающие в здешних лесах, – пояснила королева.

«Как, скажите на милость, можно получить шелк от паука?» – удивился Джек.

На своем веку он сталкивался только с овцами, а овец, как известно, стригут.

– Ты, вероятно, заметил занавеси в наших залах. Они из того же самого материала. Плащи достаточно прочные, чтобы противостоять любой буре, и достаточно легкие, чтобы удобно сидели на плечах. Еще этот шелк обладает вот каким свойством: меняет цвет в зависимости от цвета окружающих предметов. Плащи укроют вас от драконицы.

Гламдис развернула подарки. Плащи были длинные и просторные. Капюшоны надежно скрывали лица. Джек заметил, что цвет ткани тут же изменился со льдисто-белого на темно-синий, вторя оттенку платья Горной королевы.

– Спасибо, о великая королева… то есть мать, – с низким поклоном поблагодарил ее Джек. – Это воистину бесценный дар.

– Это великая честь для меня.

Торгиль тоже поклонилась.

– Держитесь подальше от валунов по обе стороны долины. Идите вдоль реки. В путь пускайтесь ночью, днем прячьтесь. Когда доберетесь до леса, ступайте на север, в обход цветочного поля. Лоси проложили там тропы. Так вы благополучно выйдете к фьорду и встретитесь с друзьями.

На Джеке была теплая куртка из куньего меха и башмаки из воловьей кожи, что не скользили по льду. Солнечный камень Олафа, предназначенный для Скакки, и склянку с медом поэзии из источника Мимира мальчик спрятал в висящий на шее мешочек. Серебряный молоточек, подарок Олафа, Торгиль несла при себе. Обоих снабдили мешками со снедью и разнообразным оружием.

Наконец королева подала знак Болторну: тот выступил вперед, неся завернутый в ткань посох.

– Забирай, – проговорил старый тролль, протягивая посох так, словно это была ядовитая змея.

– Я подумывала, а не швырнуть ли его в пропасть, – сказала королева. – Очень уж мне не хотелось его возвращать. Это посох огненного волшебника. В последний раз я видела такой, когда здесь гостил Драконий Язык; и сколько же неприятностей он мне причинил – ни словом сказать, ни пером описать! И все же красть у гостя – недостойно. Так и быть, забирай свой посох, но остерегись! Если когда-либо вернешься сюда с этой штуковиной – убедишься на собственном опыте, вправду ли мы, тролли, умеем людям ноги откусывать…

Королева усмехнулась, сверкнув изящными, но на диво убедительными клычками.

– Обещаю, что соблюду твою волю, – торжественно проговорил Джек, вновь кланяясь.

И крепче сжал посох. Дерево почернело, но обуглиться – не обуглилось. Оно призвало пламя из самого сердца Ётунхейма, а само между тем проникло за пределы огня и достигло чего-то более древнего и могущественного. Едва коснувшись посоха, Джек ощутил в нем легкую вибрацию.

Джек с Торгиль попрощались с хозяевами и еще раз поблагодарили ётунов за гостеприимство и великодушие. Джек обнял Золотую Щетину – так крепко, как только смог, учитывая, сколь коротки были его руки по сравнению с массивной кабаньей шеей.

– До свидания, свинка, – вздохнул мальчик. – Хотелось бы мне взять тебя с собою, да только в Срединном мире прием тебя ждет не самый добрый.

Троллий кабан фыркнул и дружелюбно ткнулся пятачком Джеку в волосы.

Джек, Торгиль и Отважное Сердце двинулись вниз по подковообразной долине в направлении далекого леса. Еще некоторое время до них доносилась прощальная песня Форат.

«Уж лучше бы она не пела, – думал Джек, прислушиваясь к звукам китовьего языка. – От этой мелодии мне так ужасно грустно делается…»

Пройдя с милю, путники оглянулись. Ледяная гора выглядела вполне себе заурядно. Невозможно было разглядеть ни окон, ни башен, ни галерей, ни дверей. Словно бы ётуны затворились внутри, и все ледники и обледенелые скалы разом опустели.

– Странно же пахнет этот плащ, – заметила Торгиль.

Путники укрылись в глубокой расселинке, проложенной одним из боковых притоков реки. Лежать им пришлось на песчаной отмели, покрытой толстой коркой льда. Ветер бесновался у них над головами, зато от драконицы они спрятались. Джек раздал пирожки с мясом и сидр.

– Так он же из паучьего шелка. Может, это сами пауки так пахнут. В жизни не подходил к ним настолько близко, чтобы проверить, – отозвался он.

Отважное Сердце жался к мальчику и поклевывал с его ладони обрезки мяса.

– Мне все мерещится, что ткань эта липкая.

– Ты, главное, к стае мух не приближайся!

– Досада-то какая! – не унималась Торгиль. – Ну почему нам нельзя идти днем, если плащи нас укроют?

– Наверняка у королевы были веские причины предостеречь нас.

– Драконица нас все равно не увидит. А больше здесь никого не водится. Тут же на многие мили местность просматривается…

Торгиль скомкала плащ и гневно отшвырнула его в сторону.

Какое-то время драконица давала о себе знать клубами дыма днем и багровым огнем ночью. Время от времени она расправляла крылья и парила над долиной, высматривая добычу.

«Интересно, отложила ли она еще яйца», – подумал Джек.

При мысли о том, что они с Торгиль перебили весь драконий выводок, мальчика мучила совесть – но был ли у них выбор?

– Мне скучно, – заявила воительница.

Новая Торгиль раздражала Джека немногим меньше прежней. Она больше не впадала в бездумную ярость – хотя способности злиться отнюдь не утратила! – зато теперь ее постоянно обуревала жажда познаний. В былой жизни ей столько всего не хватало, что теперь каждый камень и каждая куртинка мха завораживали девочку. Ей хотелось еще развлечений, и еще, и еще, и еще – дабы восполнить недополученное в детстве. Находиться с ней рядом было истинной пыткой.

– А почему бы нам не проверить, увидит нас драконица или нет? – ныла Торгиль. – Мы же всегда успеем добежать обратно.

– Да потому, – в десятый раз за день объяснил ей Джек, – что, как только драконица нас заметит, она уже не отстанет. Она прочешет все трещины и расщелины.

– А пусть Отважное Сердце с ней поговорит. Скажет, что мы невкусные или еще что-нибудь.

– Вот кому-кому, а ему драконица уж точно не поверит, – возразил Джек.

Отважное Сердце признался, – а Торгиль перевела, – что сообщил драконице, будто на противоположном конце долины ее поджидает соперник. И так ее раззадорил, что драконица сломя голову помчалась на битву. Тогда Отважное Сердце подговорил зеленого драконенка избавиться от сестер.

– Да уж, пожалуй… – согласилась Торгиль, нащупывая талисман на груди.

Джек наблюдал за нею с тяжким чувством утраты.

– Руну нельзя снять, знаешь ли, – напомнил он. – Если снимешь, то уже не вернешь.

– Да ты мне это уже тысячу раз говорил. Я вообще не собираюсь ее снимать. Благодаря ей я чувствую себя в безопасности.

«Знаю», – удрученно подумал Джек, приглаживая перышки на вороньей головке.

Отважное Сердце ласково теребил его палец. Свистел и завывал ветер; издалека то и дело доносился пронзительный драконий визг. Вопила драконица через равные промежутки времени, то ли от ярости, то ли просто тренировки ради. Вот когда она умолкала – тогда стоило начинать беспокоиться.

– Мне скучно. Расскажи что-нибудь, – потребовала Торгиль.

За те дни, что они пробирались через долину, Джек уже исчерпал весь свой запас историй. Он пересказал Торгиль все отцовские кровавые жизнеописания мучеников, и все бардовские саги, и даже все до одной сказки, что рассказывали перед сном Люси. Он описал каждый дюйм своего двора и каждый камень на берегу близ родной деревни. Дело шло к тому, чтобы познакомить Торгиль с черномордыми овцами. Джек встал и осторожно выглянул за край расселины.

А ведь до леса не так уж и далеко. Судя по воплям драконицы, летит она не к ним, а от них; верно, в гнездо возвращается… Прикрыв ладонью глаза от солнца, Джек вгляделся в даль. Над одиноким утесом курился дымок.

– А знаешь, пожалуй, можно попробовать, – сказал он.

– Что?! Правда?

Торгиль проворно вскочила.

– Вон там был погребальный костер Олафа, а вон тропа, уводящая в лес, – показал ей Джек. – За каких-нибудь пару часов дойдем. Даже не знаю… Может, все же стоит дождаться сумерек…

Но Торгиль уже вскинула мешок на спину и запахнулась в плащ. И выскочила из расселины прежде, чем Джек успел остановить ее.

– Да стой же! Ты что, вообще никогда не останавливаешься, чтобы подумать?

Джек бросился вслед за девочкой, на ходу пытаясь управиться с собственными пожитками. Отважное Сердце парил над его головой.

Мальчик поневоле вынужден был признать, что путешествовать днем куда приятнее, чем ночью. В темноте они то и дело обо что-нибудь спотыкались либо поскальзывались на наледи. Яркое солнце бодрило и кружило голову, и даже холодный в принципе ветер не сказать, чтобы пробирал до костей, благодаря меховым курткам Ётуны и впрямь на подарки не поскупились. Джек в первый раз задумался, а откуда, собственно, у троллей одежда по меркам человеческих детенышей.

«Нет, – твердо сказал он себе. – Нет, быть того не может».

Но – как знать? Между Ётунхеймом и Срединным миром идет нескончаемая война. И дети здесь ничуть не в большей безопасности, нежели в деревне Гицура.

– Ну не чудесно ли? – щебетала Торгиль.

Джек едва различал девочку: укрытая шелковым плащом, она казалась прозрачной, точно мыльный пузырь. Наверное, сам он укутан не менее надежно – вот только рука с ясеневым посохом торчит наружу. С этим посохом Джек изрядно намучился: все никак не мог решить, что с ним делать. Можно, конечно, держать его наготове, а можно перебросить за спину и положиться на скрытность. В конце концов мальчик выбрал второе. Он отнюдь не был уверен, что сумеет вызвать огонь в спешке, да и к тому же что огонь дракону?

Джек то и дело оглядывался назад, проверяя, не летит ли драконица. Тоненькая струйка дыма над утесом выглядела более-менее успокоительно.

– Только посмотри, какого любопытного окраса эти валуны! – тараторила между тем Торгиль. – Я-то раньше думала, что все камни серые, – ан нет, ничего подобного! Одни – цвета устричных ракушек, другие – как туман, а третьи – в крапинку, точно яйцо малиновки. А тени-то, тени! На первый взгляд, все одинаковые, – а присмотришься, одни потемнее, другие – посветлее, а эта – ой, глянь скорее на эту! – она же совсем фиолетовая!

«Небеса милосердные, избавьте меня от восторгов Торгиль», – взмолился про себя Джек.

Он-то думал, что никогда не пожалеет о ее вспышках ярости и дурном настроении. По крайней мере, когда давешняя Торгиль дулась, она молчала.

Лес неуклонно приближался, а драконица покидать гнездо вроде бы не собиралась.

«Может, и впрямь доберемся благополучно», – подумал Джек.

Дети по-прежнему шли вдоль реки. Справа, у самого края долины, там, где склон резко уходил в окрестные холмы, высился громадный валун кремового цвета. А вокруг него – камни поменьше.

– Ну что за прелесть! – щебетала Торгиль. – Прямо мама-камень со своими детенышами!

«Отлично! – подумал Джек. – А теперь мы остановимся и посюсюкаем над камнем!»

И тут по долине пронесся пронзительный визг.

– Торгиль, бежим! Драконица летит! – заорал Джек.

Девочка отреагировала мгновенно. За всем ее новообретенным легкомыслием и кажущейся бестолковостью по-прежнему скрывалась бывалая воительница.

– Прячься среди камней, – крикнула она. – До деревьев нам не добежать!

– Погоди! – завопил Джек, бросаясь вдогонку. – Королева велела нам держаться от них подальше!

– Времени нет!

Девочка первой добежала до груды камней и, упав на колени, скорчилась за ними. Плащ ее тут же изменил цвет на кремовый. Джек бросился на землю рядом. Оба пытались отдышаться, прислушиваясь к пронзительным воплям драконицы, что зигзагами носилась над долиной.

– Она нас не видит. Я же говорила, что она нас не заметит, – шепнула Торгиль.

– Поскорей бы уж улетала. Больно тут неуютно, – пожаловался Джек.

– А ты прислонись к камню… Ой!

– Что такое?

– Камень мягкий на ощупь, – шепнула Торгиль.

– Джек пощупал соседний камень. И впрямь мягкий!

Драконьи вопли удалялись в направлении ледяной горы. Джек чуть приоткрыл плащ и выглянул наружу. Все камни были одного и того же размера, что само по себе странно, а запах от них шел такой резкий, что мальчика аж затошнило.

– Здесь пахнет… знаешь, чем?

Внезапно кремовый валун приподнялся на восьми гигантских лапах и принялся собирать разбросанные вокруг него камни в шелковую суму.

Глава 38
ПАУЧЬЯ МУЗЫКА

Джек отчаянно пытался дотянуться до посоха. Проделать это, не сбросив плаща, никак не удавалось. Паучиха, двигаясь быстрее молнии, проворно собирала яйца. Проделывала она это какими-то здоровенными штуковинами по обе стороны от клыков (уж как бы они там ни назывались).

Добравшись до Торгиль, паучиха озадаченно помешкала: форма «яйца» показалась ей несколько странной. Наконец она закинула две лапы куда-то за спину, вытянула длинную шелковую нить и принялась обматывать ею Торгиль, пока девочка не уподобилась всем прочим яйцам. После чего яростно бранящаяся Торгиль исчезла в мешке.

Удовлетворенная, паучиха потянулась к Джеку. Вот она осторожно пощупала его клыком, а в следующий миг мальчик почувствовал, что стремительно вращается – шелковая нить оплетала и его. Вот его приподняли в воздух и уложили на мягкое ложе из паучьих яиц.

Паучиха бросилась бежать. Джек ощущал каждый ее шаг: мешок с яйцами подпрыгивал и раскачивался. Мальчик задыхался: то небольшое количество воздуха, что проникало внутрь нитяного кокона, насквозь пропиталось резковато-сладким, тошнотворным запахом. Джек попытался вытащить из-за пояса нож. Ясеневый посох больно врезался ему в спину.

Паучиха бежала долго. Неожиданно она словно взмыла в воздух, а затем с резким стуком приземлилась. Теперь она двигалась гораздо медленнее, тщательно выбирая путь, пока наконец не остановилась и не положила мешок с яйцами на землю. Снаружи завывал ветер. Джек попробовал прорезать ножом дыру, но паучий шелк, на вид такой невесомо-тонкий, оказался прочнее кожи. Мальчик пилил и колол, колол и пилил, пока перед глазами его не поплыли огненные круги. Сердце его билось часто-пречасто, он взмок насквозь.

Сквозь шелковые нити просунулось острие клыка.

– Нет, чтобы хоть помочь немножко, – раздался недовольный голос Торгиль. – А то я тут тружусь в поте лица, а некоторые прохлаждаются.

– Ты просто чудо, – пробормотал Джек.

Это был вовсе не клык, а меч Торгиль! Мальчик тут же принялся расширять отверстие. Наконец ему удалось выползти наружу – и от открывшегося зрелища у него захватило дух.

Они находились в кроне гигантского дерева. Ветер трепал ветви, неся долгожданное освобождение от отвратительной паучьей вони. То, на чем дети стояли, колыхалось и раскачивалось на ветру, так что им приходилось цепляться за мешок, чтобы не упасть.

– Что это еще за штука такая? – удивилась Торгиль.

Джек прищурился. Все сооружение непрестанно двигалось и изменялось, но наконец ему удалось-таки рассмотреть общие очертания.

– Сдается мне, это гигантская паутина, – сообщил мальчик.

Поскольку паучий шелк повторял окраску всего, что было вокруг, часть нитей казалась прозрачной, как воздух, в то время как прочие были темно-зелеными или даже бурыми – под цвет деревьев. Паутина прилепилась к громадной сосне, что словно мачта, возвышалась над окружающими ее деревьями.

В одном направлении, насколько хватало глаз, тянулось казавшееся бесконечным зеленое море древесных крон, в другом обзор закрывали хитросплетения переливающейся всеми цветами радуги паутины. Тут и там, растопырив свои косматые лапы, притаились гигантские кремовые пауки. У некоторых сбоку висели мешки с яйцами, у других в сетях бугрились отвратительные комья – это в нитях запуталась добыча. Удачливые охотники с аппетитом обедали.

– И теперь что? – деловито осведомилась Торгиль.

Джек вынужден был отдать ей должное: там, где большинство людей завизжали бы и рухнули в обморок, воительница готовилась к битве.

Мальчик посмотрел вниз. Они находились так высоко, что земля терялась во мраке. Чтобы спуститься, придется пробираться сквозь паутину. Если она липкая, – а скорей всего, так оно и есть, – далеко они не уйдут.

– Может, стоит вскарабкаться повыше, – предложил он.

Они забрали из мешка провизию и мехи с водой. Взбираться было бы совсем не трудно, если бы не пронизывающий насквозь ветер, – но, как и следовало ожидать, ветер дул себе и дул. Высота Джека тоже не особо радовала. Продравшись сквозь ветви, дети добрались до удобной развилки у самой вершины и устроились там передохнуть и осмотреться.

Паучиха угнездилась в самой середке паутины. Джек различал ее громадное вспученное брюхо и прядильные органы. В их сторону она не глядела.

– Почему она нас не слопала? – полюбопытствовала Торгиль: чего-чего, а практичности воительнице было не занимать.

– Мы пахли как надо, – объяснил Джек. – Благодаря плащам мы походили на ее детенышей.

– Ну, и что у нас хорошего? – принялась рассуждать Торгиль. – Положение наше, насколько я могу судить, таково. Мы на такой верхотуре, что ежели свалимся, то костей не соберем. Но рано или поздно мы устанем здесь сидеть. Либо паучиха обнаружит нас и сожрет. А ежели мы просидим здесь достаточно долго, из яиц вылупятся паучата, штук этак сто, вскарабкаются сюда, и нас опять-таки сожрут…

– И это называется «что у нас хорошего»? – уточнил Джек.

– Я просто пытаюсь прикинуть, как нам быть, – моментально окрысилась Торгиль. – Может, тебе стоит вызвать огонь с помощью посоха?

Джек послушно отвязал посох. Да уж, спину себе мальчик натер неслабо! Он направил ясеневую палку на паучиху, и та словно загудела в ответ. А повсюду в кронах шуршало: шу-шу-шу.

– Я еще не очень хорошо управляюсь с такими вещами, – признался Джек. – А что, если я подожгу весь лес?

– А ты поосторожнее, – недовольно буркнула Торгиль.

Джек вновь направил посох на паучиху.

– Не лежит у меня душа к этому делу, ох, не лежит…

– А ежели из тебя все соки высосут – это твоей душеньке будет по нраву?

– Сдается мне, должен быть и другой выход.

– Ох, мать моя Фрейя! – неожиданно выругалась Торгиль.

Джек проследил направление ее взгляда и увидел, что в небе над ними проплыл гигантский орел – вроде того, что атаковал мальчика на ледяном мосту. Вот орел развернулся и облетел дерево кругом. Торгиль выхватила меч. Орел с резким криком изменил направление, выпустив когти, спикировал вниз – и с размаху угодил в паутину. Птица заклекотала, забилась, пытаясь высвободиться, но тщетно: она провалилась в самый центр паутинных зарослей и увязала все больше и больше.

Паучиха метнулась к добыче и проворно запустила в нее свои страшные клыки. Орел отбивался клювом и когтями, но силы были явно не равны. Очень скоро его уже обмотали с ног до головы, а паучиха уселась ждать, пока подействует яд. Спустя какое-то время птица затихла. Джек с Торгиль, прижавшись друг к другу, прислушивались к отвратительным чавкающим звукам: паучиха пировала вовсю. Наконец, покончив с трапезой, она спихнула оставшуюся от птицы пустую оболочку на землю.

– Ну теперь-то ты вызовешь огонь? – спросила Торгиль.

– Погоди, – отозвался Джек шепотом.

Гигантская паучиха подобралась к мешку с яйцами. Джек напрягся и перехватил посох поудобнее – на случай, если та вздумает взбираться вверх по дереву, – но паучиха принялась латать дыру, прорванную в паутине злосчастным орлом. Она мерно двигалась туда-сюда, прядя длинные шелковые нити. Сплетя одну, она критически оглядела плоды своих трудов и выпустила сгусток липкого клея. А затем осторожно дернула за нить когтистой лапой. Клей тотчас же растекся мелкими капельками.

Джек внимательно наблюдал за происходящим. Ага, а вот это по-настоящему интересно! Выходит, не вся паутина липкая. Если аккуратно перешагивать через капельки, то не приклеишься… Паучиха то и дело откидывалась назад и поглядывала наверх, туда, где устроились Джек с Торгиль. Громадную тушу венчала пирамидка из восьми блестящих черных глаз, но детей, затаившихся среди ветвей, хищница, похоже, не замечала.

И тут паучиха проделала нечто еще более любопытное. Она подобралась к мешку с яйцами и потерлась об него клыками – этак по-матерински нежно. Джек был готов голову дать на отсечение, что все понял правильно. Он слышал шорох паучьих мыслей и едва слышные отклики, доносящиеся изнутри мешка. Да там яиц с сотню, никак не меньше! Паучиха принялась ритмично дергать за нить, на которой висел мешок. Шорох нарастал, звучал все более умиротворенно и радостно.

– А знаешь… это, по-моему, колыбельная, – пробормотал Джек.

– Это здоровенный, страхолюдный паучище-людоед, – отрезала Торгиль. – Нечего тут умиляться.

– Можно подумать, это я ворковал над «деточками-камушками»!

– Так я ж не знала, кто они такие. Сожги их, и вся недолга. Они – наши враги.

Торгиль глядела так свирепо, словно готова была атаковать сотню пауков одновременно.

– Я вот все приглядываюсь к мамаше. По-моему, она почти слепа. Она глядела прямо на нас – но так и не заметила. Драконица-то подлетела совсем близко, прежде чем паучиха поняла, что ее потомству грозит опасность. А еще она ничего не слышит, иначе сцапала бы тебя за милую душу, пока ты у нее в мешке ругалась.

– Значит, у нее тоже есть свои маленькие слабости. Тем проще будет убить эту тварь.

Но у Джека просто рука не поднималась. Когда мальчик испил из источника Мимира, в памяти его воскресли те мгновения его жизни, когда все казалось абсолютно правильным. Когда мама пела пчелам или отец строил дом, они делали это с такой любовью и так хорошо, что простейшие действия эти словно озарялись внутренним светом. Наполнялись жизненной силой… Вот и паучиха-мать сейчас вела себя в точности так же.

Для того чтобы прокормить и защитить свою семью, паучихе приходится убивать. Именно так она и поступила с орлом. Если она нападет на Джека или Торгиль, ему придется уничтожить ее. Но Джек отлично понимал, что, если он испепелит паучиху просто так, без особой надобности, он тут же утратит все свое могущество и музыка покинет его. Он убрал посох.

– Какой же ты идиот, – бушевала Торгиль. Налетел пронзительный ветер, дети прильнули к стволу дерева, а Торгиль все честила мальчика на чем свет стоит. – А вот я сейчас как спущусь вниз, да как заколю и паучиху, и все ее яйца!

Джек отлично знал: Торгиль только грозится. Отчаянное безумие, что некогда направляло все поступки воительницы, ныне сгинуло бесследно. Девочка по-прежнему способна на деяния великой отваги и доблести, но при этом бездумно рисковать своей жизнью уже не станет.

Едва начало смеркаться, паучиха вернулась к своему бдению в сердце паутины. Ветер стих, и Джек решил, что можно без особого риска распорядиться оставшимися пирожками с мясом и сидром.

– Наша последняя трапеза, – саркастически отметила Торгиль.

– Глянь-ка, – прошептал Джек, указывая пальцем.

Вдалеке показалась крохотная точка. Точка стремительно росла… да это же одинокий ворон летает взад-вперед! Джек встал и замахал другу.

Отважное Сердце понесся к дереву. Спикировал на сук и застрекотал взволнованно.

– Я тоже рад тебя видеть, – отозвался Джек. – Но, сам видишь, мы влипли, и здорово. Ты смотри, от паутины держись подальше…

– Прикажи Джеку убить мерзкую паучиху, – потребовала Торгиль. Отважное Сердце негодующе каркнул в ответ. – Он говорит – вот бестолочь! – он говорит, что тебе незачем ее убивать. Ты можешь ее просто усыпить. По мне, так стоило бы усыпить ее навечно – но кто меня послушает?!

Ладно, – согласился Джек, гадая про себя, каким образом он это сделает. – Но что потом? Как нам спуститься?

Отважное Сердце защелкал, затараторил, закаркал в ответ – и не умолкал довольно долго.

– Он говорит: «Ждите здесь. Помощь идет», – перевела наконец Торгиль.

– Долго же вы беседовали для такого короткого перевода. Держу пари, он сказал куда больше.

– Про то тебе неведомо, – усмехнулась Торгиль, очень довольная собою.

Отважное Сердце стрелой унесся прочь, а Джек начал спускаться к мешку с яйцами. Паучиха зловеще маячила в центре паутины. Одного орла ей, надо думать, хватит ненадолго – небось от десерта хищница тоже не отказалась бы… Джек вытащил посох из петли за спиной – так, на всякий случай! – откашлялся и запел. Слова подбирались с трудом, да и музыка звучала не в лад. Ну как прикажете петь серенады глухой паучихе?!

Джек растерянно умолк. Да это пустая трата времени, и только! Паучиха даже внимания на него не обращала, а стихи тем временем иссякли. Где-то неподалеку в чужой паутине запуталась крупная птица; добычу тут же сожрали.

«Эти твари, верно, только птицами и питаются», – подумал Джек.

Насекомые им, что называется, на один зуб.

Так как же все-таки спеть колыбельную глухой паучихе?

«Так же, как паучиха поет своим малюткам».

Ну конечно же! Бард учил Джека играть на арфе, но особо далеко мальчик в этом искусстве не продвинулся. Главным его талантом был голос. Но здесь от голоса проку мало. Джек отложил посох. Для того, что он задумал, ему понадобятся обе руки.

«Пауки почитай что слепы и глухи, зато осязание их с лихвой восполняет нехватку зрения и слуха. Они же легчайшую дрожь паутины улавливают», – рассуждал Джек.

Вот и чудно! Придется изобразить нечто, что покажется хищнице сладостной песней, а не сигналом к обеду. Мальчик принялся вспоминать, в каком ритме паучиха дергала нити, укачивая своих малюток. Этот ритм Джек приметил чисто машинально: на что, на что, а на отсутствие музыкального слуха он никогда не жаловался.

«Пожалуй, я смогу сыграть так же, – подумал мальчик. – А ежели ошибусь – что ж, выяснится это сразу же. Надо же, а я-то считал, что это скандинавы – публика трудная».

Джек перегнулся через край мешка. Взгляд с трудом различал длинные паутинные нити. Если поднапрячь фантазию, то можно вообразить, будто перед тобой – струны арфы. Мальчуган лег на живот и внимательно пригляделся к паутине. Надо дергать за нити между капельками клея, – а их поди разгляди! Впрочем, и вся паутина почти неразличима. Но что поделать, уж такова ее сущность…

Джек высмотрел две-три толстые темно-зеленые нити, растянутые над купой свежей сосновой хвои. Пожалуй, тут найдется, за что ухватиться. Мальчик протянул руку.

Дзы-ы-ынннь! Паучиха разом вскочила на все свои восемь лап, словно на цыпочки поднялась. Джек похолодел. Ну что ж, вниманием аудитории он завладел, что есть, то есть.