Текст книги "Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки"

Автор книги: Автор Неизвестен

Сказка о Хихибане

Сказительница: Гарингани-ва-Гарингани!

(Я сказительница, дочь сказительницы!)

Слушатели: Гарингани!

(Сказительница!)

 
Вот как было.
Стояло жилище
Красоты неземной, несравненной,
Чистота в нем – все аж сияет.
Ни единой пылинки не сыщешь.
Посредине того жилища
Вход в нору глубоченную виден.
Обитает в норе той целитель,
Знаменитый целитель Масинги,
И в целительстве нет ему равных.
Хоть какая хворь в человеке —
С ней расправится вмиг Масинги.
Вход в нору глубоченную виден
Посредине жилища Масинги,
Там хранит он свои амулеты,
Там и сам он дни коротает.
 
 
Так случилось в роду у Максавы —
Занедужил и слег Марингана,
Марингана, кормилец семейства
И опора семейного клана.
Домочадцы, себя не жалея,
Хоть чуть-чуть облегчить пытались
Нестерпимые муки больного.
Но, увы, ему лучше не стало,
Он и кашу уже есть не может.
И слышны день и ночь в его доме
Только тяжкие вздохи да стоны.
А вам надобно знать: Марингана
Пять сынов породил, пять героев.
И сильны, и храбры – нет им равных.
Вот однажды их мать собирает
И такие слова говорит им:
«О, сыны мои! О, моя гордость!
Неужели мы будем в бессилье
Дожидаться отцовской смерти?
Я даю вам наказ суровый:
Приведите сюда Масинги,
Он один может хворь осилить
И вернуть Марингану к жизни».
Согласился с матерью старший:
«Я пойду приведу Масинги».
И пошел он к жилищу Масинги.
Но сидит тот в норе глубоченной —
Не докличешься, не дозовешься.
Потому тот, кому он нужен,
Должен громко спеть ему песню,
После этого выйдет Масинги
Из норы глубоченной, темной.
Нтсаланьяна – так старшего звали —
Громко петь стал призывную песню:
 
 
Слава тебе, о Масинги!
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
Мой отец заболел,
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
Приди и излечи его,
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
 
 
И услышал Масинги песню,
Быстро стал собираться в дорогу,
Амулеты взял, и настойки,
И целебные травы, и мази.
Из норы глубоченной он вылез.
Тут увидел его Нтсаланьяна,
Припустился бежать что есть мочи,
Ибо пламенем был охвачен
С головы до хвоста Масинги —
Змей Масинги, великий целитель!
Запыхался от страха парень,
Чуть живой к себе в дом ворвался.
Обступили его родные:
«Что случилось с тобой, Нтсаланьяна?
Отчего ты так быстро вернулся
И никак отдышаться не можешь? —
И бранили его, и стыдили: —
Не иначе как ты все подстроил,
Чтобы стало отцу еще хуже!
Не иначе как тешишь надежду
Побыстрей завладеть всем наследством!»
От отчаянья чуть не плача,
Объяснить попытался парень,
Сколь ужасно все, что он видел,
Но кто станет внимать речи труса!
И сказал Нтсаланьяна с обидой:
«Так пошлите кого-то другого,
Если мне доверять перестали!»
 
 
Матируми, второй из братьев,
Себя дважды просить не заставил,
Тотчас тронулся в путь за Масинги,
А придя к тому месту, где жил он,
Тоже спел призывную песню:
 
 
Слава тебе, о Масинги!
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
и т. д.
 
 
Долетела песнь Матируми
До ушей Масинги, и быстро
Он собрал свои амулеты,
И притирки, и мази, и травы,
Из норы глубоченной вылез.
Тут увидел его Матируми,
Затряслись все поджилки у парня,
И пустился бежать что есть мочи,
Ибо вид у Масинги ужасен,
У Масинги – великого змея!
Сам не помнит, как в дом ввалился
Перепуганный Матируми,
Отдышаться никак не может.
Коль послушать его, так выходит,
Ничего нет ужасней на свете,
Чем Масинги, огромный змей горный!
Обступили его родные:
«Что случилось с тобой, Матируми?
Отчего ты так быстро вернулся
И никак отдышаться не можешь?
Или тешишь надежду в сердце,
Что вот-вот наследником станешь?!»
Матируми очень хотелось
Объяснить родным, сколь ужасно
То, что видел он. Но родные
Наотрез отказались слушать.
И сказал Матируми с обидой:
«Вы решили – я трус и обманщик?!
Так пошлите туда другого
Или сами туда идите!»
Отругали его, засрамили:
«Ты родителей не жалеешь!
Молодежь непутевая нынче!»
 
 
Делать нечего, за Масинги
Третий брат – Мухунгути, уходит.
Но и он возвращается с тем же.
Вслед за ним Маламулеле,
Брат четвертый, пошел за
Масинги. Но, увы, и ему нет удачи.
Наступил черед Хихибаны.
Хоть еще он годами не вышел,
Но зато и сметлив и проворен,
И не зря он – отцовский любимчик.
Обступили старшие братья
Хихибану, братишку меньшого,
Задразнили его, запугали:
«Хо-ло-ло-о! Масинги ужасен!
Как увидишь его – так сомлеешь!»
Не послушался их Хихибана,
Не поддался на уговоры,
А спокойно пошел за Масинги
И, дойдя до его жилища,
Громко спел призывную песню:
 
 
Слава тебе, о Масинги!
О Масинги, целитель!
О Масинги великий!
и т. д.
 
 
Услыхал тот призыв целитель,
Быстро начал в путь собираться,
Взял целебные травы и мази,
Амулеты взял и настойки.
Из норы глубоченной он вылез,
Тут увидел его Хихибана.
С головы до хвоста в амулетах,
Змей чудовищный надвигался,
И скользил, и в кольца свивался —
Хо-ло-ло-ло-о! Хо-ло-ло-ло-о!
Из норы глубоченной он вылез
И пополз прямиком к Хихибане,
И обвился тугими витками
Змей-целитель вкруг тела ребенка,
Но не выказал смелый мальчик
Ни единого признака страха.
И, увидевши это, целитель
Так промолвил: «Быстрее в дорогу!
Я верну Марингане силы!»
Они шли, и весь путь Хихибана
Пел хвалебную песнь для Масинги.
 
 
А родные тем временем ждали,
И тревога вползала к ним в сердце:
Отчего не идет Хихибана,
Может, диким зверям достался?
Вдруг, когда его уж не ждали,
Когда жены стряпней занялися,
Появился он вместе с Масинги,
С этим чудищем змееподобным.
Побросав все дела, домочадцы
Побежали что было мочи,
Потому что до полусмерти
Испугались вида Масинги,
Наилучшего лекаря в мире.
Испугались и побежали!
Вот как младший сын Маринганы
Возвратился домой с Масинги.
 
 
А несчастный больной Марингана
В своей хижине оставался,
Он не мог убежать с остальными —
От бессилья едва дышал он.
Лишь взглянул на него Масинги —
Тотчас нужные травы извлек он,
Дал отвары смертельно больному,
Облизал языком его тело.
И – о, чудо, чудо свершилось! —
Марингана воспрянул к жизни,
Без поддержки, сам сел в постели!
И глаза его стали зрячи – н'в-е-е-е!
И в руках заиграла сила – то-во-ло-ло-ло!
Тут выглядывать стали родные
Из убежищ своих в дальнем буше.
«Ты зачем, Хихибана несчастный,
К нам змею приволок на подворье?!» —
Так кричали они издалёка.
«Не змея это, а самолично
Знаменитый целитель Масинги,—
Отвечал им отважный мальчик.—
Возвращайтесь домой поскорее,
Поглядите – отцу стало лучше.
Исцелил его лекарь Масинги».
Стала тут родня возвращаться
Потихоньку из дальнего буша,
Удивляясь и радуясь чуду.
Так отвагой своей беспримерной
Сын помог отцу исцелиться.
 
 
На другой день в доме Маринганы
Был устроен пир для Масинги.
Наварили гостям реки пива,
Наготовили горы мяса,
А спустя два-три дня Масинги
Стал к себе домой собираться.
На прощанье его одарили
И скотом и другим богатством.
Провожать его вышли всем миром.
Хихибана-храбрец на себе нес
Всю дорогу Масинги-змея.
А когда все ушли восвояси.
Змей-целитель взял мальчика в нору,
Где хранил свои амулеты.
Там ему он сказал: «Мой мальчик,
Если снова беда приключится
И отец твой опять занедужит,
Приходи – дам лекарства любые».
Возвратился домой Хихибана,
Передал все отцу слово в слово,
Передал и дары от Масинги.
Был доволен весьма Марингана,
Пир устроил в честь сына-героя.
Наварили гостям реки пива,
Наготовили горы мяса.
Весь народ Хихибаной гордится.
Его храбростью и геройством.
 
 
Тьфу! Чо-йо-йо-о-о-о!
Я плюю! Пора закрывать ворота!
 

Уситунгу и голуби

Юная девушка по имени Уситунгу достигла возраста зрелости. В этот день, по обычаю зулусов, ее оставили в поле одну, пока другие девушки вместе с женщинами пошли собирать сухие травы.

Вдруг появилась огромная стая лесных голубей. Они подняли циновку, на которой сидела девушка, и взмыли в воздух. Когда голуби со своей ношей пролетали над головами работающих в поле женщин – среди них была и мать Уситунгу,– девушка закричала:

– Мама, мама, голуби уносят меня!

Мать подняла голову и увидела, что ее дочь сидит на циновке, а циновка летит по воздуху, уносимая множеством голубей. Дочь тянулась к матери руками, но той, конечно же, не удалось дотянуться до протянутых рук дочери.

Голуби поднялись еще выше, и вскоре Уситунгу, сидящая на циновке, растворилась в голубых небесах. Мать изо всех сил бежала вслед, покуда к вечеру не увидела, что голуби с циновкой опустились на землю. Голуби устроились на ночлег среди верхних веток дерева. Мать же, обессиленная бегом, прилегла под деревом, и ее тотчас сморил глубокий сон.

Наутро, едва рассвело, женщина проснулась, но, увы, голубей уже не было. Не было и дочери. Пришлось бедняжке возвращаться домой одной.

Голуби тем временем несли Уситунгу все дальше и дальше, пока не принесли ее в страну голубей. Там вышел ей навстречу огромный голубь, приветствовал ласково, назвал своей невестой. Это был не кто иной, как король голубей. В тот же день и сыграли свадьбу, и Уситунгу сделалась правительницей голубей. Шло время, месяц за месяцем. Уситунгу понесла и родила ребенка, через положенный срок родился у нее второй ребенок, а потом третий.

Однажды ее супруг король-голубь сказал, что отправляется со всеми своими подданными на поиски пропитания. Он прибавил, что с ее стороны было бы неразумно в его отсутствие плакать и пытаться уйти обратно в свою деревню, потому что теперь в той деревне никто не живет,– это видели голуби, пролетавшие там. Деревня покинута и пуста.

Именно эти слова пробудили в Уситунгу тоску по родине. Нестерпимо ей захотелось увидеть мать, показать ей троих своих милых деток. Как только все голуби улетели, она принарядила детей, посадила младшего на спину, остальные могли идти сами. И они отправились в деревню. Спустя много дней достигла Уситунгу того пригорка, где под деревом она в последний раз видела мать. Отсюда открывался вид на долину, где располагалась деревня. Она и впрямь опустела. Куда же подевались все жители? Издали Уситунгу заметила какой-то холм, которого прежде не было. Она велела детям обождать у дерева, а сама пошла вперед. Приблизившись к холму, она увидела, что у него были ноги, каждая высотой с дерево, хвост, извилистый и длинный, как дорога, голова величиной с дом, а пасть не меньше, чем ворота хлева. Это был великан-людоед. Теперь он спал. Уситунгу достала нож и вонзила великану в брюхо. Первой оттуда вышла курица, затем петух, затем коза, сказавшая:

– Ме-е, я вижу свет!

Затем появилась корова и сказала:

– Му-у, я вижу свет!

Потом вышли мать Уситунгу, ее сестры и все жители деревни.

Когда король-голубь отыскал Уситунгу, они радостно встретились и жили счастливо.

Сикхамба-нге-ньянга

Говорят, жил некогда богатый человек и было у него много жен. Среди этих женщин одна была особенно хороша. Поначалу она была любимой женой, и все жены страшно завидовали ей. К несчастью, она не родила мужу ребенка, и это охладило его, он перестал уделять ей внимание. Остальные жены всячески выказывали ей свое презрение. Никто не разговаривал с ней, и даже детям не разрешалось переступать порог ее хижины или оказывать ей мелкие услуги. Жены имели обыкновение делать все сообща: вместе вскапывали делянки, вместе траву косили, вместе циновки плели. Но никто из них не желал работать с ней. Всю работу ей приходилось делать самой. Одна вскапывала, одна косила, одна плела циновки. Шли месяцы, а муж так и не появлялся у нее, а если и заходил на минутку, то сразу же торопился к другим женам, к тем, которые рожали ему детей. Она стала замкнутой и грустной.

Однажды женщина пошла на свою делянку, как всегда, в одиночестве. Работала до изнеможения и под конец решила посидеть в тенечке под деревом, росшим посреди поля. Тяжелые думы овладели ею, слезы закапали сами собой. Вдруг она слышит:

– Почему ты плачешь, женщина? Что печалит тебя?

Говорила одна из двух голубок, что незаметно прилетели и сели на ветки того самого дерева, под которым отдыхала женщина.

– Я плачу, потому что я в печали. А печаль моя потому, что мой муж не любит меня больше. Он не любит меня больше, потому что у меня нет от него ребенка. У меня нет от него ребенка, потому что я не могу рожать.

Голубки улетели и тотчас вернулись, каждая принесла в клюве по пилюле.

– Прими эти пилюли немедленно и увидишь: очень скоро ты понесешь.

Женщина схватила пилюли и тотчас их проглотила. Она была так благодарна голубкам, что предложила им отборного зерна, но те наотрез отказались.

– Нет,– сказали они,– мы ничего не хотим в награду за то, что мы сделали для тебя.

Меж тем прошло несколько месяцев, и она поняла, что в тяжести. Счастью не было предела. Но решила ничего не говорить ни мужу, ни женам мужа. «Все равно,– думала она,– они ничего не заметят, пока не родится ребенок».

Пришло время, и она родила девочку необыкновенной красоты. Они были счастливы вместе, и мать обрела утраченную красоту. Она назвала ее Тханга-лимлибо, что означает Цветущая Тыковка. Женщина чувствовала такую обиду, что решила не показывать ребенка мужу. Если он зайдет, то сам увидит, но она не собирается искать его в хижине других жен. Она была так решительно настроена, что прятала своего ребенка от чужих глаз и только ночью разрешала выходить ей подышать свежим воздухом. Так продолжалось долго, пока Тханга-лимлибо не стала девушкой.

Это случилось тогда, когда мать заставила поработать дочь во дворе днем. Тханга-лимлибо вышла во двор почистить лужайку перед хижиной. В первый раз люди увидали ее. Красота ее была столь совершенна, что все оторопели. Мужчины не могли охотиться, женщины – пахать, девочки – брать воду из источников, мальчики-пастушки – гнать скот на пастбище, даже животные не хотели щипать траву. Все живое собралось около ее дома и застыло в оцепенении. Наконец мать заметила это и приказала дочери немедленно возвращаться в дом, тогда люди и животные могли сдвинуться с места.

Слухи о необыкновенной красавице дошли до ее мужа в то же утро. Он тотчас поспешил в дом к своей забытой жене и был весьма удивлен, увидев жену по-прежнему красивой и веселой. Жарко ее обняв, он спросил, что вернуло ей красоту. Она улыбнулась и пригласила его войти. В доме он увидел свою дочь. Такую красоту он не видел даже во сне. С радостью он бросился обнимать то дочь, то жену, прося прощения и давая торжественный обет искупить свою вину. Потом он распорядился устроить грандиозный праздник в честь своей новоявленной дочери.

Теперь, когда родной отец увидел Тхангу-лимлибо, мать посчитала излишним прятать ее. Но как только Тханга-лимлибо появлялась при дневном свете, все живое собиралось около нее. Если она шла к источнику, люди шли за ней. Если она работала во дворе, они стояли и смотрели на нее. И тогда совет деревни постановил: Тханга-лимлибо не должна выходить днем, отныне она будет появляться только при лунном свете: пахать при лунном свете, брать воду при лунном свете, когда люди уже заканчивают свою дневную работу и могут сколько угодно глядеть на нее. Таким образом ее прозвали Сикхамба-нге-ньянга – та, что появляется при лунном свете.

Приближался праздник, а слава о красоте девушки, которая появляется при лунном свете, распространилась далеко за пределы деревни. Стар и млад ломали себе головы, как попасть на этот праздник. И вот празднование началось. Молодые люди, увидевшие ее в первый раз, окружили ее и так и не смогли сдвинуться с места, взрослые же с трудом оставляли ее в компании сверстников. Праздник длился до утра, пока Сикхамба-нге-ньянга не вошла в дом, и только тогда люди могли разойтись.

Вскоре стало известно, что Сикхамба-нге-ньянга выходит замуж за прекрасного юношу, который встретил ее на этом празднике. Многие юноши, естественно, влюбились в нее, но она отдала предпочтение только одному. Юноша тот был знатного рода, а дом его находился в трех днях пути от ее деревни. И вот подошел день свадьбы. Невеста отправилась в деревню к мужу в сопровождении большой свадебной процессии, и среди скота, выделенного ей в приданое, была прекрасная серебристая овца. Конечно же, свадьба была ночью, и прежде чем Сикхамба-нге-ньянга отправилась к своему жениху, люди ее деревни предупредили новых родственников, что эта молодая женщина не должна выходить днем.

Родственники строго придерживались этого правила. Сикхамба-нге-ньянга оставалась днем дома и выходила в поле или по воду только при луне. Люди знали это и выходили смотреть на нее только ночью. Все шло хорошо до тех пор, пока не родился ребенок.

Однажды все родственники вышли в поле, оставив в доме только молодую мать да няньку, присланную ее родителями. Кроме того, в доме осталась еще изможденная старуха, бабка мужа. Она была настолько стара и слаба, что постоянно нуждалась в чьем-либо присмотре. И вот в полдень старуха почувствовала сильную жажду. Молодая женщина дала ей воды, но старуха не стала пить ее, ссылаясь на то, что вода якобы протухла, и потребовала свежей. Напрасно Сикхамба-нге-ньянга пыталась уговорить ее выпить эту воду, убеждая, что за водой сходить некому, а нянька слишком мала, чтобы отправиться так далеко.

– Да где же это видано,– сказала старуха,– в доме взрослая женщина, а я умираю от жажды! Пойди и принеси мне свежей воды немедленно.

Вот и пришлось той, что появляется при лунном свете, взять кувшин для воды, черпак и отправиться за водой. Она хорошо знала дорогу при лунном свете, но дневной свет был слишком резок для ее глаз, и она заплутала. Пытаясь найти дорогу, женщина пробиралась через колючий кустарник, но только оцарапала себе руки, ноги и лицо. В конце концов она вышла к глубокому водоему, где постоянно брала воду при лунном свете. Вначале она попыталась зачерпнуть воду черпаком, но он, повинуясь какой-то невиданной силе, выскользнул из ее рук, тогда она взяла кувшин, но и тот исчез под водой. Она сняла набедренную повязку, но ее постигла та же участь. В конце концов женщина сняла платок с головы, надеясь хоть в нем донести немного воды, окунула его в воду, но и он погрузился на дно. В отчаянье она попыталась зачерпнуть воду ладонями. Тогда та же невидимая сила потянула ее под воду.

Вскоре муж и родственники вернулись с поля, не обнаружив женщины дома, они послали няньку искать ее. Девочка пошла к водоему, огляделась, позвала, но ответа не было. Она вернулась домой ни с чем. Родственники отправились к водоему, увидали следы на берегу и поняли, что красавица утонула. Меж тем ребенок проголодался и стал плакать.

Когда луна появилась на небе, нянька взяла ребенка, посадила его на спину и, не говоря ни слова, медленно побрела к водоему. Там она печально запела:

 
Дитя плачет, дитя плачет, Сикхамба-нге-ньянга,
Плачет твой ребенок, плачет!
Выйди и покорми его, Сикхамба-нге-ньянга.
 

Внезапно водяная гладь забеспокоилась и показалась голова женщины. Стоя по грудь в воде, Сикхамба-нге-ньянга запела:

 
Это нарочно сделали! Это нарочно сделали!
Но я не могу сказать кто.
Нарочно послали меня днем за водой.
Я пыталась достать воду черпаком,
Но он исчез под водой.
Я пыталась достать воду кувшином,
Но он исчез под водой.
Я пыталась достать воду повязкой,
Но она исчезла под водой.
Я пыталась достать воду платком,
Но он исчез под водой.
А когда я пыталась руками зачерпнуть воду,
Исчезла я.
 

Пропев песню, Сикхамба-нге-ньянга вышла из воды, взяла ребенка на руки, покормила его и, не говоря ни слова, отдала обратно няньке, а потом исчезла под водой. Нянька принесла ребенка домой и уложила в постель. И так она поступала все последующие ночи. Родственники узнали об этом и стали расспрашивать ее. Когда она рассказала им все, что случилось, мужчины решили выследить Сикхамбу-нге-ньянгу. Они спрятались в тростнике около водоема незадолго до появления луны. Они видели няньку, спешащую с ребенком к водоему. Они слышали ее грустную песню. Они видели молодую мать, стоящую по грудь в воде. Они слышали, как она спела песню, вышла из воды, накормила и успокоила дитя. И в тот миг, когда она отдавала ребенка няньке, они выскочили из своего укрытия, схватили ее и силком повели домой. Но река последовала за ними через заросли тростника, через лес, через холмы – прямо к деревне. И воды окрасились в кроваво-красный цвет. Родственники так напугались, что отпустили женщину. Река немедленно приняла ее, вернулась в свои берега и обрела прежний цвет.

Родственники не знали, что делать. Прилетели две голубки и сказали, что нужно немедленно лететь к родичам Сикхамбы-нге-ньянги и просить совета. Долетев до деревни, голуби уселись на ворота загона для скота. Мальчики-пастушки, увидев их, хотели было бросить в них палкой, убить и зажарить. Но голуби запели:

 
Нас нельзя убивать!
Мы принесли вести от Сикхамбы-нге-ньянги.
Она опустила в воду черпак,
Но он исчез под водой.
Она опустила в воду кувшин,
Но он исчез под водой.
Она опустила в воду повязку,
Она тоже исчезла под водой.
Она опустила в воду платок,
Но и он исчез под водой.
А когда она опустила в воду руки,
То исчезла сама.
 

Родители Сикхамбы-нге-ньянги велели голубкам лететь обратно и передать родственникам, чтобы те срочно зарезали серебристую овцу и содрали с нее шкуру, а труп выбросили в водоем, когда станет темно. Голубки быстро полетели обратно, передали этот наказ, и он был выполнен незамедлительно.

Ночью, когда нянька понесла ребенка к водоему, вся деревня пошла за ней. Они слышали ее грустную песню, они видели, как Сикхамба-нге-ньянга стояла по грудь в воде и пела. Они видели, как она выходила из воды, кормила и убаюкивала дитя. Но на сей раз мать не отдала его няньке. Вместо этого она бережно понесла его к деревне. Она медленно удалялась, а люди смотрели и смотрели на ее красоту в лунном свете.