Текст книги "Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 27 страниц)

Близнецы посмотрели друг на друга, потом на лежащего под деревом людоеда, потом опять друг на друга. Как же они слезут с дерева? Даже если людоед заснет или уйдет отсюда, им все равно не слезть вниз, потому что его приятели обломали все нижние ветки, когда пытались влезть на дерево, а прыгать вниз опасно – высоко, можно убиться. Вдруг они услышали писк птенчиков и стали оглядывать дерево. Сначала от страха они ничего не замечали, а сейчас увидели, что на соседней ветке гнездо и в нем два ярких красивых птенчика. Они открыли клювы, потому что их длиннохвостая красавица мать только что прилетела с червяком. Мать попорхала вокруг гнезда и уселась на ветку рядом с ним. Она разорвала червяка, накормила малышей, и они опять притихли. Близнецы с интересом наблюдали за птенчиками и их матерью. А она, накормив детей, стала прибирать гнездо, положила на место разбросанные перышки. Потом подвинула малышей поближе друг к другу, уселась сверху и закрыла их крыльями, чтобы согреть. Птенчики затихли и, наверное, заснули, и тогда птица-мать заговорила с близнецами:

– Вы присматривали за моими малышами, пока меня не было, спасибо вам. А теперь вам пора домой. Скоро стемнеет, родители будут о вас беспокоиться.

– Милая, заботливая птица, мы уже давно сбежали из дому,– ответил Демане.– Мы не нужны нашим родителям. Если мы когда-нибудь придем домой, отец изобьет нас до полусмерти.

– Вы не нужны родителям? Такие славные, хорошие близнецы? Никогда не поверю!

– Понимаешь, птичка, мы... мы... мы набедокурили, пока их не было дома, и потом убежали, боялись, что нас побьют.

– Вы нашкодили и поэтому решили, что больше не нужны родителям? Ничего-то вы не понимаете. Родители о вас плачут и горюют, особенно мама. Если вы сейчас придете домой, родители так обрадуются, что даже не вспомнят о ваших шалостях.

– Неужели?

– Конечно. Как вы думаете, каково было бы мне, если бы я прилетела и увидела, что моих малышей нет? Я бы плакала и плакала, пока они не вернутся. Мне кажется, я знаю вашу мать. Я видела ее однажды, когда искала еду для моих птенчиков. Она стояла под дождем возле леса, на опушке, и была такая грустная, с такой тоской смотрела на лес, что я подумала: так печалиться может только мать, у которой пропали дети, она ждет, что они вдруг выбегут из леса и бросятся к ней в объятия. Наверняка это была ваша мама. Твоя сестра очень похожа на эту женщину.

Близнецы посмотрели друг на друга и заулыбались, но потом они посмотрели вниз, и тут их лица помрачнели.

– Я знаю, о чем вы думаете,– сказала птица-мать.– Вы думаете, что вам не слезть с дерева. Но вашей беде легко помочь.

С этими словами птица-мать расправила крылья, слетела с гнезда, покружила вокруг близнецов и опустила к ним свой длинный хвост.

– Возьмитесь за мой хвост и покрепче держитесь, я вас отнесу домой, к родителям.

Близнецы вцепились в хвост птицы-матери, она взмахнула крыльями и подняла их высоко в небо. Они летели над горами, над просторными долинами, над реками, лесами, над деревнями, над возделанными полями, и земля внизу была прекрасна. Но вот птица-мать полетела ниже и опустилась на опушке леса, на то самое место, где близнецы, взявшись за руки, решили убежать из дома.

– Подождите здесь,– сказала она.– Я сейчас скажу вашей маме, что вы скоро придете, пусть готовится, а потом прилечу за вами.

Она полетела к дому, где жили близнецы, и увидела Но-мавеле, тоскливо стоявшую во дворе. Она подлетела к ней и сказала:

– Но-мавеле, возьми самые красивые шкуры и расстели их перед хижиной на траве. Когда все будет готово, ты увидишь своих ненаглядных близнецов.

– Ты смеешься надо мной, птица-мать? – грустно спросила Но-мавеле.

– Я же сама мать, как я могу смеяться над матерью, у которой случилась беда? Поверь мне и сделай, как я сказала.– И птица-мать полетела за близнецами.

«Неужели это правда? – думала Но-мавеле, спеша в хижину.– Говорить мужу или нет? Не скажу, он подумает, я сошла с ума». И, ничего не объясняя Со-мавеле, она взяла самые лучшие шкуры и расстелила их на траве перед хижиной, а сама села и стала ждать. И вот появилась птица-мать, осторожно опустила близнецов на шкуру и улетела.

– Мама! Мама! – радостно закричали близнецы, бросаясь в ее объятия.

– Со-мавеле! – закричала она.– Ты только посмотри! Но отец уже стоял рядом с ней – он услышал голоса своих детей.

– Доченька, сынок, дорогие вы мои! – твердил он. Родители обняли своих любимых близнецов и долго плакали от радости.

Дочь Луны

У одного короля был сын. Когда пришло время, юноше объявили, что ему надлежит начать поиски невесты, но он ответил:

– Я женюсь только на принцессе Луны. Король призвал своих советников и спросил, не знают ли они, кого можно отправить посланником на Луну. Но никто не знал туда дороги, покуда не явилась во дворец Лягушка и не объявила:

– Господин, я отправлюсь на Луну с твоим поручением!

– А как ты туда доберешься? Ты ведь едва отрываешься от земли, когда подпрыгиваешь!

– Это моя тайна!

У короля не было иного выхода – все равно никто больше не соглашался на такое путешествие, и он передал с Лягушкой послание лунному королю. А Лягушка, оказывается, знала, что слуги лунного короля еженощно перед рассветом спускаются на землю за водой. Она знала также, где они берут воду: в пруду посреди леса. Вот Лягушка и поплюхала к тому пруду и нырнула в воду. Перед рассветом лунные водоносы прибыли и спешно стали наполнять кувшины. Лягушка проворно вплыла в один из кувшинов и без малейших усилий очутилась вскоре на Луне. Очутившись же там, она выпрыгнула из кувшина и сказала слугам:

– Отведите меня к вашему господину.

Король Луны весьма удивился: никогда прежде он в глаза не видывал лягушек, тем не менее взял послание, завернутое в кожаный мешок. Прочитав его, он написал ответ, завернул его в тот же мешок и вручил Лягушке со словами благодарности.

Лягушка заплюхала прочь, незаметно спряталась в пустом кувшине. Наступила ночь, а перед рассветом лунные водоносы взяли кувшины и спустились на землю на паутинной нити, сотканной лунным пауком. Очутившись на земле, лягушка выплыла из кувшина, едва его погрузили в воду. Затем она пришла к королевскому дворцу и постучалась у входа. Когда дверь отворилась, она сказала:

– Я Майну – Лягушка, посол лунного короля, я принесла ответ его лунного величества.

Лягушку провели во дворец, и она вручила послание королю. Король вскрыл его и прочел:

«Я, король Луны и Солнца, имею удовольствие принять Ваше предложение и объявляю Вашего сына женихом моей дочери. Пришлите, пожалуйста, выкуп за невесту с тем же посланником».

Вот так радость! Лягушке дали кошель, полный денег, она снова дождалась в пруду лунных водоносов, заплыла в кувшин и была поднята на паутинной нити. Она явилась во дворец лунного короля, там ее приняли с почестями, угощали свининой и цыплятами. Король открыл кошель с деньгами, который доставила Лягушка, и был удовлетворен. Он сказал:

– Передай юноше, что он может завтра прийти и забрать невесту.

Лягушка вернулась на землю и сообщила своему господину, что следует быть готовым к закату завтрашнего дня. Юноша никак не мог поверить в это чудо, однако счел благоразумным подготовить все необходимое к приему невесты.

Лунный король распорядился, чтобы паук сплел длинную и прочную паутину до самой земли. Тот сразу же начал плести – все ниже, ниже, ниже, и на исходе дня паутина была готова. Дочь лунного короля спустилась вместе со своей свитой, вся в сверкающих серебром тончайших одеяниях. Лягушка подвела земного принца и его свиту к тому месту, где спускалась паутина, и здесь он увидел лунную принцессу, сходящую с небес – виток за витком по паутинному спуску. Так шла она к нему, своему нареченному. На свадебном пиру был певец. Он настроил свой инструмент и запел:

 
Инжир – украшение сада,
Жена – украшение дома.
Тропинка утоптана, ибо ходят по ней.
У всего на земле есть причины.
Табак побуждает к раздумьям,
Вино – к веселой беседе.
Пусть же вино не дремлет в стаканах.
Зерна бросают так, чтобы птицы могли клевать.
 

Как стать колдуном

Один юноша решил стать колдуном. До чего, должно быть, чудесно, думал он, обладать тайной властью над людьми! Но как выучиться этому? Однажды юноша услышал от людей, что некий старик раздробляет черепа летучих мышей. Молодой человек догадался: уж этот-то старик

А засуха все не кончалась. Съестные припасы уже вышли, и не осталось молока для маленьких ребятишек. Для того чтобы сварить похлебку, людям приходилось использовать шкуры умерших домашних животных. Они разрезали шкуры на маленькие кусочки, и их надолго хватало. Когда не стало шкур, дети начали умирать от голода. Они умирали по двое, по трое, по четверо, и во всей деревне остались только Номабхади да ее братья – они пили молоко своей овцы. Горе было столь велико, что все взрослые, кроме родителей Номабхади, лишились дара речи. Они молча бродили с опущенными головами, и единственная радость их заключалась в том, чтобы время от времени видеть Номабхади и ее братьев, слышать их голоса. Но родители этих детей были тоже обеспокоены. У овцы кончалось молоко, и вскоре та же участь могла постигнуть и их детей.

Наконец закапал маленький дождик, родители Номабхади немедленно взяли каждый свою соху и отправились в поле. У них оставались еще силы. Остальные же были так слабы телом и духом, что казалось, только и ждут того дня, когда их отнесут в страну теней, к их детям. Но увидев, что родители Номабхади пошли в поле пахать, они присоединились к ним. Никто не проронил ни слова во время работы. Мужчины и женщины приходили и пахали в поте лица с утра до вечера, потом шли домой, чтобы утром молча вернуться к работе.

Родители Номабхади испытывали огромную благодарность к соседям. Однажды вечером они сели и стали решать, каким образом отблагодарить их. У овцы почти не осталось молока, поэтому не было смысла оставлять ее в живых. Вот они и решили зарезать ее и угостить всех помощников сытной едой завтра после рабочего дня. Сказано – сделано, на следующее утро мать Номабхади осталась дома готовить еду. В конце дня вся деревня пришла и молча стала есть. Потом они разошлись по домам, чтобы наутро снова пойти в поле.

Несколько дней родители Номабхади ели сами и кормили своих детей объедками овцы, а потом, когда мясо кончилось, кусочками шкуры. Однажды мать достала крохотный кусочек черствого хлеба и велела детям разделить его. Естественно, дети были голодны. Ссора разгорелась во время еды между двумя братьями. Нгубендала возмущался – его младшему брату достался больший кусок. Он не понимал, почему Сихеле, младший, должен есть больше всех в семье.

Однажды утром, после того как родители ушли в поле, Номабхади принесла похлебку, оставленную для детей наутро. Похлебки было мало, но Сихеле, как всегда, получил чуточку больше. Чашки братьев стояли рядом, и Нгубендала ревниво смотрел на порцию брата. Он схватил свою чашку, опорожнил ее залпом, затем вырвал чашку у Сихеле. Тот начал с криком вырывать свою чашку, и в суматохе вся похлебка пролилась. В ярости Нгубендала стукнул своего младшего брата пустой чашкой по голове и убил его.

Все произошло так быстро, что Номабхади не успела разнять братьев. Когда она увидела, что произошло, она закрыла лицо руками и горько зарыдала. Вначале Нгубендала растерялся, потом отнес тело брата на кладбище, вырыл неглубокую могилу и похоронил его.

Вскоре он вернулся домой и мрачно уселся напротив сестры.

– Почему ты плачешь, Номабхади? – спросил он. Тишина.

Снова, более настойчиво, повторил он свой вопрос:

– Номабхади, почему ты плачешь?

– Потому... потому что я голодна.

– Ты что-нибудь видела? Тишина.

– Номабхади, я тебя спрашиваю, ты что-нибудь видела? – Он говорил уже с угрозой.

– Н-нет! Я ничего не видела.

– Хорошо, сестра, перестань плакать. Нгубендала сидел поджав ноги и опустив голову на руки. Он молчал.

Номабхади тихонько выскользнула со двора и пошла по направлению к полю. Она шла, грустно напевая:

 
Маленький Сихеле убит
Нгубендалой, Нгубендалой.
 

Неожиданно Нгубендала нагнал ее и строго спросил:

– О чем ты поешь, Номабхади? О чем ты поешь? Номабхади отвечала:

– Я только пою:

 
О! Увы!
О! Увы!
 

– Ну, ладно, продолжай свой путь, сестра! Номабхади побрела, тихонько напевая свою печальную песню. Нгубендала же шел за ней на некотором расстоянии, потом снова нагнал ее и потребовал ответить, что она поет, и снова она отвечала, что только: «Увы! Увы!» И снова Нгубендала успокоился и разрешил ей продолжать свой путь. Еще некоторое время он шел за ней, потом возвратился домой.

Номабхади ближе и ближе подходила к полю, ее голос уже был слышен людям. Не говоря друг другу ни слова, они прекратили работу и пристально вслушивались в каждое слово ее песни. Первый, кому удалось разобрать слова, воскликнул:

– Вы слышите, что она поет? Нгубендала убил своего младшего брата.

Вслед за этим следующий воскликнул в ужасе: «Нет!» – и ударил соседа сохой.

Остальные продолжали слушать, и вот еще один человек закричал:

– Да! Она говорит, что Нгубендала убил своего младшего брата!

Этого человека постигла та же участь. Что тут началось! Каждого, кто услышал и повторил слова песни, убивали: мужчины – женщин, а женщины – мужчин, и все это продолжалось до тех пор, пока в живых остались только родители Номабхади. Они-то и услышали всю песню до конца.

Едва Номабхади кончила свою песню, они торопливо пошли домой. Номабхади шла сзади и всхлипывала. Добравшись до дому, родители схватили Нгубендалу, убили его и похоронили рядом с младшим братом. Потом мать достала кусок черствого хлеба – последний в доме, и протянула его дочери.

– Дитя мое! – сказала она.– Если ты останешься в этой деревне, ты умрешь от голода! Ты помнишь дорогу к моему брату, что живет за теми горами?

– Да, я помню, мама!

– Хорошо! Ты же знаешь, у них много еды, потому что засуха обошла стороной их поля. У моего брата больше всех в деревне коров, коз, зерна, тыкв. У него также много детей, и все они здоровы, счастливы и веселы. Ты будешь играть с ними целый день. Жена моего брата – добрая женщина. Она присмотрит за тобой. Если ты сейчас выйдешь, то доберешься засветло. Когда захочешь есть, откуси немного хлеба. Иди не сворачивая и не теряй время на поиски ягод.

Родители напоследок обняли ее. Номабхади снова зарыдала.

– Не плачь, дитя мое! – сказала мать, стараясь казаться бодрой.– Если ты будешь плакать, Мбулу услышит тебя, догонит и отберет у тебя твой хлеб. Запомни, ты должна смотреть только прямо, гляди, не оглядывайся назад. Ты слышишь? Не оглядывайся ни за что!

Итак, Номабхади отправилась к своему дяде. Шла она, шла, но перед тем как миновать горную гряду, решила оглянуться на отчий дом. То, что она увидела, заставило ее вскрикнуть от боли. Весь дом был в огне. И она поняла, что случилось. Ее родители сожгли все во дворе, потом подожгли все хижины и сами сгорели заживо. Она никогда больше не увидит своих родителей.

Номабхади решила продолжать свой путь. Она помнила последний наказ матери, и поэтому старалась не плакать. Но ее горестный вскрик был услышан – какой-то странный голос тихо прошепелявил:

– Сестра! Сестра! Почему ты плачешь? Подожди меня! Номабхади, не зная, что делать, огляделась по сторонам, чтобы понять, откуда идет этот голос. Странное существо вылезло из кустов и подбежало к ней. Получеловек, полузверь, двигалось оно на задних конечностях, но туловище прямо не держалось. Тело было обмотано шкурой животного, напоминающей обезьянью. Лицо вроде человеческое, но скулы сильно выпячены, а щеки ввалились. Туловище было настолько иссушенным, будто вытекла из него вся жидкость. Руки были грубыми и костлявыми, ногти длинными и крючковатыми. Мощный хвост, напоминающий хвост большой обезьяны, помогал существу держаться на задних лапах.

– Не бойся меня! – произнесло оно.– Я твоя сестра. Прекрати плакать и скажи мне свое имя.

Номабхади слышала много раз рассказы о Мбулу, и появление этого существа, его голос так совпадали с услышанным, что она сразу догадалась, кто это. Но Мбулу была так добра, назвала ее сестрой. Почему она должна бояться ее?

– Меня зовут Номабхади,– ответила она, стараясь улыбнуться.

– Номабхади, Номабхади,– радостно принялась повторять Мбулу.– Хорошее имя, очень хорошее имя.

– А как тебя зовут? – спросила Номабхади.

– О, называй меня просто сестрой. Давай называть друг друга сестрами. Я тоже буду называть тебя сестрой, хотя мне очень нравится твое имя. Номабхади! Номабхади!

Мбулу повторяла имя снова и снова, но как-то уж очень неприятно шепелявя.

Вдруг Мбулу заметила небольшой узелок на голове

Номабхади.

– Сестра,– спросила она,– что у тебя в узелке? Может, там хлеб или мясо? Я очень голодна. Я не ела много дней.

Номабхади, зная, что такое голод, и привыкнув делиться, с готовностью отвечала:

– Да, у меня есть немножко хлеба, сестра. Его, правда, очень мало, но я поделюсь с тобой.

Как только Номабхади достала хлеб, Мбулу с жадностью протянула свою костлявую руку и быстро сказала:

– Нет, сестра, тут слишком мало хлеба, и делить его нечего. Но я уверена, что ты не так голодна, как я.

– Конечно, конечно, сестра, ты можешь взять весь кусок.

Мбулу выхватила хлеб, жадно сожрала его и скрылась в зарослях, даже не поблагодарив Номабхади. Девушка часто видела в своей деревне голодных детей, жадно хватающих любую еду, но зрелища более отвратительного, чем Мбулу, она не видала. Чем дальше шла она, тем сильнее мучил ее голод, и вдруг вспомнила, как мать предупреждала ее о Мбулу. Она не плакала, но грустно напевала:

 
Матушка наказывала мне —
Мпанга-мпа!
Матушка наказывала мне —
Мпанга-мпа!
Опасаться Мбулу —
Мпанга-мпа!
Не то она отнимет весь мой хлеб —
Мпанга-мпа!
 

Наконец Номабхади достигла леса необыкновенной красоты. Она услышала пенье птиц – до этого она ничего не слышала, увидела много ярких бабочек, порхающих с одного прекрасного цветка на другой. И она опять забыла о материнском наказе и с восторгом глядела на этот яркий новый мир. Ее взгляд был прикован к необыкновенной бабочке, пересекающей тропинку, по которой шла Номабхади. Бабочка села на куст, усыпанный сочными спелыми ягодами. Вскрикнув от радости, девушка перебежала тропинку, выдернула куст с корнем, оборвала с него ягоды и стала быстро есть их, в короткое время ее язык, а также губы и щеки сделались пурпурными от сладкого сока.

– Сестра! Сестра! – раздался голос из зарослей.– Я здесь. Пожалуйста, не ешь все ягоды. Оставь мне.

Это была Мбулу, жадная и тощая. Номабхади была очень голодна и не собиралась отдавать ей ягоды, но Мбулу рассердилась:

– О, ты уже почти все съела! – и, вырвав растение у девушки, буквально проглотила его целиком, с листьями и корнем.

На этот раз Мбулу не убежала в заросли, а продолжала путь с Номабхади, восхищаясь ее платьем. Шли они, шли, Мбулу попросила девушку рассказать о себе, о своих родных и о деревне. Номабхади подробно описала свою жизнь, Мбулу уделяла внимание каждой мелочи. В конце рассказа Мбулу, казалось, еле двигалась.

– Я оплакиваю тебя, сестра,– проговорила она, закрыв, как люди, лицо руками.– Я должна сопровождать тебя, чтобы никто не смог причинить тебе вреда. Я доставлю тебя прямо в дом родственников твоей матери.

Номабхади прониклась благодарностью к Мбулу, поскольку та была прекрасной спутницей. Мбулу научила ее многим играм, а игры заставили забыть про голод и усталость.

Наконец они подошли к реке.

– Я научу тебя еще одной игре, сестра,– сказала Мбулу.– Давай состязаться, кто из нас достигнет другого берега, даже не замочив ног. Ты должна прыгать с одного камня на другой вот так, вот так. Кто коснется воды, тот должен будет снять с себя все одежды и искупаться. Ну, попробуешь?

– Сколько раз я делала это, не замочив даже ног,– отвечала Номабхади беспечно,– и я уверена, что я доберусь до того берега совершенно сухой.

– Тогда вперед, сестра! – улыбнулась Мбулу.

Послав Номабхади в воду, Мбулу была твердо убеждена, что девушка, прыгая с одного камня на другой, обязательно оступится и замочит ноги. Но Номабхади прыгала с одного камня на другой с такой ловкостью, что Мбулу поняла: девушка достигнет того берега совершенно сухой. И как только та ступила на последний камень, Мбулу опустила свой хвост в воду, взмахнула им и обрызгала ноги Номабхади.

– Ты коснулась воды,– закричала Мбулу,– посмотри на свои ноги! Пойди теперь разденься и полностью окунись.

Номабхади взглянула на свои ноги: они и вправду были мокрыми. Удивительное дело, она ведь совсем не касалась воды! Отчего же ее ноги стали мокрыми? Но решила не спорить, тем более что ей все равно хотелось искупаться, она любила плавать. Быстро скинула с себя одежду и в одной набедренной повязке прыгнула в глубокую речку. Номабхади с удовольствием плавала от одного берега к другому, вверх по течению и вниз по течению, то заныривала, то отдыхала на спине.

Меж тем Мбулу внимательно следила за ней, и как только Номабхади поплыла к другому берегу, сбросила свои обмотки, обернула хвост вокруг туловища и надела одежды Номабхади. Девушка ничего не заметила, а Мбулу начала звать ее:

– Выходи, сестра! Нам пора.

Увидав Мбулу в своих одеждах, Номабхади разозлилась и быстро поплыла к берегу.

– Отдай мою одежду! – крикнула она довольно грубо.

– О, погоди немножко, сестра,– отвечала Мбулу.– Я только примерю ее.

– Нет. Она мне самой нужна. Верни сейчас же!

– О, как чудесно я выгляжу в ней,– тараторила Мбулу, не обращая внимания на Номабхади и любуясь своим отражением в воде. Неожиданно она взмолилась: – Сестра, будь добра ко мне. Я же была тебе хорошей попутчицей, участницей всех игр. Я не собираюсь убежать в твоей одежде. Я не прошу ее у тебя навсегда. Я только хочу немного поносить ее, ведь у меня никогда не было ничего подобного. Мои родители бедны, и твоя одежда сделает меня счастливой. Сестра, надень мои жалкие обмотки и давай продолжим наше путешествие.

Не дожидаясь ответа, Мбулу подняла свои обмотки, надела их на девушку, крепко завязала их на ее теле, оставив только щелочки для глаз.

Весь дальнейший путь Мбулу пыталась всячески развлечь Номабхади, чтобы та забыла о своей одежде. И всякий раз, когда девушка все-таки вспоминала о ней, Мбулу отвечала:

– Подожди, пока минуем третью и последнюю речку, сестра. Это уже близко.

Наконец они достигли последней речки, вдалеке показалась деревня родственников ее матери.

– Верни мне мою одежду немедля! – сказала девушка.– Родственники моей матери не должны видеть меня в твоих обмотках.– И с нетерпением она попыталась освободиться от лохмотьев Мбулу, но не тут-то было, многочисленные крепко-накрепко завязанные узелки не желали развязываться.

– А где двор родственников твоей матери? – спросила Мбулу.

– Вон тот,– Номабхади указала рукой.

– Тот большой с прекрасными хижинами, стоящими прямо в лесу?

– Да. Это он.

– И весь скот принадлежит брату твоей матери?

– Да,– отвечала Номабхади с гордостью.– Ты можешь пойти со мной. Я скажу им, что ты была очень добра ко мне. Они дадут тебе мяса, молока, тыкв, хлеба, они не отпустят тебя просто так. Родственники моей матери очень щедры. Они даже дадут для твоей матери баранью ногу, потому что ты была так добра ко мне.

– Хорошо, сестра. Я пойду с тобой. Но разреши мне поносить твою прекрасную одежду еще немного. Видишь, впереди большой муравейник. Я отдам тебе твое платье у муравейника.

Они продолжили путь. Но когда добрались до муравейника, Мбулу взмолилась:

– Сестра, видишь высокое дерево у входа? Там я верну твое платье.

Подошли они к дереву. Девушка горела желанием избавиться от противной одежды, но никак не могла справиться с узелками. Неожиданно Мбулу повернулась к ней и с коварной улыбкой медленно проговорила:

– Послушай: отныне я – Номабхади, а ты – Мсилаванья, моя собака. Если ты откроешь рот у родственников, я убью тебя.

Номабхади испугалась до полусмерти. Пока она приходила в себя и соображала, что делать, Мбулу оказалась рядом со входом в главную хижину. Девушка нагнала ее, но Мбулу с той же усмешкой повторила предупреждение, а затем постучала в дверь.

– Приветствую вас, дядя,– сказала она главе дома.– Приветствую вас, тетя,– обратилась она к его жене.– Почему вы не узнаете меня? Я – Номабхади. дочь вашей сестры.

Люди были ошарашены. До них уже дошли вести о великом несчастье в деревне Номабхади, но они никогда не думали, что ребенок их сестры окажется столь изможденным. Номабхади, всегда такая свежая и цветущая, сейчас выглядела сущей уродиной. Голос Номабхади, всегда такой прелестный и звучный, сейчас стал хриплым и грубым. Сама Номабхади, всегда такая обходительная, держится сейчас как настоящая невежа. И что за отвратительное существо сопровождает ее по пятам!

Тем временем Мбулу, бросая через плечо предупреждающие взгляды, в мельчайших подробностях рассказывала о трагедии в деревне Номабхади.

– Сама я,– закончила свой рассказ Мбулу,– долго болела, да так тяжело, что несколько месяцев не могла разговаривать. Вот почему и сейчас я говорю невнятно. Язык мой долгое время был скован и, похоже, сделался короче.

Услышав, какие испытания выпали на долю этой бедняжки, люди поняли наконец, почему она так ужасно переменилась.

– А твоя спутница? Кто она? – спросил хозяин дома, указывая на Номабхади.

– Спутница?! – воскликнула Мбулу и грубо расхохоталась.– Нет, дядя, это всего-навсего странное животное, которое сопровождало меня в пути. Я не знаю, как оно называется, но оно очень умное и понимает человеческую речь. Я по пути дала ему свою пищу, потому что оно было очень голодным, и оно так привязалось ко мне, что я решила сделать его своей собакой и дала ему имя Мсила-ванья, что означает Собачий Хвост.

Подошло время вечерней трапезы. Людям было отвратительно поведение «племянницы» за столом. Ее морщинистые руки хватали без разбору все блюда, она вырывала пищу из-под носу у своих родственников. Она откусила большой кусок мяса и, громко чавкая, съела прямо с костями. Потом взяла миску с кислым молоком, но не отлила немного в свою чашку, а жадно и шумно принялась пить прямо из миски.

Тем временем Номабхади, которой были брошены объедки, находилась на заднем дворе вместе с собаками. Она им отдала всю еду, ей казалось, что легче умереть, нежели подъедать остатки, а ее место за столом родственников занимает коварная Мбулу. Ночь девушка провела там же, на заднем дворе, вместе с собаками.

На следующее утро дочери хозяев должны были идти в поле на целый день, чтобы отгонять птиц от посевов. Мбулу, для того чтобы Номабхади не маячила на глазах дяди и тетки, приказала ей тоже идти в поле. Девушки работали так: одна оставалась в поле, а остальные располагались на ближнем пригорке и оттуда кричали оставшейся в поле, откуда летят птицы. Обычно девушки брали с собой много еды: там они ели, веселились – одним словом, беззаботно проводили время.

Конечно, им было куда лучше с Мсила-ваньей, они оставили ее одну в поле, а сами развлекались вдали на пригорке.

Меж тем Номабхади бегала по полю, размахивая длинной палкой, и кричала:

 
Тайи, тайи бо!
Три птицы клюют зерно моего дяди.
Но дядя не прав:
Он думает, что я Мсила-ванья,
Тогда как на самом деле
Я – Номабхади.
 

Так прошел первый день Номабхади в доме дяди, а в это время Мбулу обжиралась.

К полудню обмотки Мбулу стали буквально душить девушку. Она села, развязала все узлы, так старательно завязанные Мбулу, и повесила грязные тряпки на дерево, еще больше пугая птиц. Потом в одной набедренной повязке она пошла к источнику на краю поля и искупалась.

Возвратясь на прежнее место, она не почувствовала желания надеть обмотки Мбулу. Она взяла в руки палку, которой разгоняла птиц, снова вернулась на берег и села на камень. Купание освежило ее, но голод только усилился. Что же делать? Она никогда, никогда не будет питаться объедками со стола брата ее матери! Лучше умереть! В отчаянии Номабхади запела:

 
Матушка наказывала мне —
Мпанга-мпа!
Матушка наказывала мне —
Мпанга-мпа!
Опасаться Мбулу —
Мпанга-мпа!
Не то она отнимет весь мой хлеб —
Мпанга-мпа!
 

«Если б у меня были силы не оборачиваться напоследок на свой дом, если бы я не вскрикнула, тогда Мбулу никогда бы не узнала, где я. А сейчас я расплачиваюсь за свою слабость. Мбулу не только отобрала у меня последний кусок хлеба и мою одежду, но она заняла мое место в доме брата моей матери. Это чудовище дурачило меня весь путь, называя меня сестрой, выпрашивая у меня еду и одежду. С этим я еще могла смириться. Но она отняла у меня мое имя, сказала моей родне, что я собака! Я собака Мбулу! Вот моя родня и обращается со мной, как с собакой, с собакой Мбулу. Лучше умереть, чем терпеть все это».

И она снова запела:

 
Гантши! Гантши-нтши!
Это маленькое чудовище Мбулу!
Гантши! Гантши-нтши!
Это маленькое чудовище Мбулу!
Она сделала из меня посмешище, йохо!
Это маленькое чудовище Мбулу!
Сделала из меня посмешище, йохо!
Это маленькое чудовище Мбулу!
 

Номабхади в отчаянье ударила палкой об землю, громко закричав:

– Разверзнись, земля, и поглоти меня! У меня нет ни отца, ни матери!

И вдруг то место, где она ударила, заколыхалось, земля разверзлась, а там... Появились призраки ее родителей. Они стояли в открытой могиле. Они принесли с собой много еды, прекрасные платья и украшения и, ни слова не говоря, протянули все своей дочери. Она приняла их дары с большой радостью. Еду она отложила в сторону на траву, надела одежды и украшения, а потом принялась за трапезу. Родители молча наблюдали за ней.

Как только она покончила с едой, родители протянули руки, показывая тем самым, что все должно быть возвращено. Номабхади сняла одежды и украшения, аккуратно свернула их и отдала родителям вместе с пустой посудой. Призраки исчезли, могила закрылась, и все стало как было.

Номабхади теперь чувствовала себя счастливой. Она больше не желала смерти, так как знала: родители сделают все возможное, чтобы она жила. Если бы они хотели ее смерти, они бы взяли ее с собой в страну призраков. Она поняла также, что до поры до времени должна носить лохмотья Мбулу, иначе бы они не забрали бы у нее прекрасные одежды и украшения. Да, она будет жить! И скоро все изменится! Она побежала обратно на свое место и натянула обмотки Мбулу.

– Пора домой, Мсила-ванья! закричала одна из девушек.

Впервые это имя рассмешило Номабхади. Она улыбнулась и покорно пошла домой.

Из-за своего горя Номабхади совершенно забыла об окружающих, забыла о своих двоюродных сестрах, которые веселились на холме неподалеку, забыла о женщинах, работающих на соседнем поле. Ее сестры не услышали ее песни, так как бегали и смеялись целый день. А женщины с соседнего поля услышали ее песню и удивились, потому что никогда прежде не слышали столь прекрасного голоса. Они не разобрали слов, но поняли, что песня полна смысла. Они продолжали работать, надеясь, что рано или поздно певица выйдет из прибрежных зарослей, но только чуть погодя оттуда появилась Мсила-ванья, которую уже знала вся деревня.