Текст книги "Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

На второй день Номабхади снова пошла в поле. Ближе к полудню она поступила точно так же: сняла одежды Мбулу, искупалась, ударила палкой о землю. В это время женщины с соседнего поля тихо подкрались, чтобы услышать прекрасное пение. Они увидали, как разверзлась земля, еда и одежды появились на поверхности, но они не заметили призраков. Каждая из них была слишком напугана, чтобы что-то понять.

Этой ночью женщины деревни собрались все вместе, чтобы сообща обсудить увиденное. Они пришли к единому мнению, что надо немедля все рассказать родственникам матери Номабхади.

Брат ее матери был поражен, услышав рассказ. Он тотчас позвал своего самого надежного соседа и заставил женщин повторить рассказ в его присутствии. Затем они договорились, что никто не должен знать об этом деле до тех пор, покуда мужчины сами не пойдут в поле и не убедятся.

Рано утром глава дома и его верный сосед спрятались вблизи от водоема и стали ждать. И вот ближе к полудню пришла Мсила-ванья, искупалась, ударила палкой о землю. Мужчины дождались, пока все кончится, а как только Номабхади стала натягивать обноски Мбулу, покинули свое убежище. Брат ее матери решительно снял с девушки обноски, передал их соседу и, не говоря ни слова, взял на руки дитя своей сестры и бережно понес домой. Верный сосед с обносками Мбулу последовал за ним. Никто не видел, как они принесли Номабхади в одну из хижин и позвали тетку. Только тут племянница поведала родне обо всем, что с ней случилось.

Узнавши правду, люди постановили, что зло должно быть выявлено и наказано в присутствии всех соседей. Они знали повадки Мбулу: она не сможет устоять перед брагой и молоком и проявит свою истинную сущность. Испытание назначили на ближайшую ночь. Мбулу уложат спать в хижине с брагой, а несколько пожилых женщин останутся там же и будут за нею следить. Если Мбулу хоть как-нибудь выдаст себя, то ей устроят еще и испытание молоком. Если она опять себя выдаст, то ее уничтожат. А чтоб она пока ничего не заподозрила, с ней по-прежнему вежливо обращались.

После вечерней трапезы Мбулу сказали, что, поскольку она вошла в возраст и скоро к ней начнут свататься женихи из богатых семей, ей необходимо хотя бы одну ночь провести в обществе трех опытных пожилых женщин, которые расскажут ей о замужестве и брачной жизни.

Мбулу вошла в хижину, там сидели три пожилые женщины. Некоторое время они разглагольствовали про замужество, но вскоре они заметили, что Мбулу слушает их невнимательно, а постоянно одергивает свою юбку. Женщины обменялись многозначительными взглядами. Хвост Мбулу учуял запах браги и стал высовываться из-под юбки. Мбулу боялась, что женщины увидят ее беспокойство, и мечтала, чтобы они поскорей уснули. А женщинам только того и надо. Они затушили лучину и притворились спящими. Хвост оживился, начал шарить по комнате в поисках браги и нечаянно задел лица спящих женщин. В тот же миг одна из них вскочила и закричала:

– Кто коснулся моего лица? Кто не дает мне спать? Тогда Мбулу ответила:

– Это, должно быть, крыса! Пожалуйста, ложитесь и спите.

Затем она подобрала свой хвост и обмотала вокруг тела так крепко, чтобы ни одно движение не выдало ее и не разбудило женщин. Но хвост не слушался, он вылез из-под юбки и опять начал шарить в поисках браги. Женщины не могли дольше притворяться.

– Зло в доме,– сказала самая догадливая.– Пока глава семьи неизвестно чем занимается, его племяннице суждено умереть незамужней. Почему мы слышим какой-то шум, будто уже идут приготовления к свадьбе? Дитя, ты в опасности, мы должны сказать твоему дяде, чтобы он пришел и избавил тебя от страхов.

Так продолжалось всю ночь, пока на рассвете женщины не покинули хижину, только тогда она почувствовала облегчение. Сложив свой хвост, она крепко уснула. Ее разбудил звонкий юношеский голос, который объявлял, что глава семьи приглашает всю деревню принять участие в испытании. Во дворе будет вырыта глубокая яма, на дно которой поставят миску с молоком. Каждый, кто провел минувшую ночь в этой хижине, должен будет перепрыгнуть через яму. Глава дома собирается забить быка, чтобы честные люди не остались голодными, а тот, кто нечестен,– будет уничтожен.

Мбулу до того напугалась, что впервые не пошла в хижину для приготовления пищи. Она металась из одного угла в другой в поисках выхода. Но отовсюду доносился голос юноши, который объявлял: никто не должен покидать дом без разрешения. В отчаянии она выбежала в огород, села на камень, распустила свой хвост и начала умолять его:

– О мой хвост! Мой прекрасный хвост! Неужели ты отплатишь неблагодарностью за всю мою доброту? Почему ты не отваливаешься? Я прошу тебя, мой хвост, отвались хотя бы на один денек. Я спрячу тебя здесь, так что ни одна живая душа не найдет тебя. Я обещаю тебе, как только закончится испытание на молоко, я вернусь сюда, найду тебя и приделаю обратно. Помоги мне! Помоги мне, мой прекрасный хвост.

Поскольку хвост сам не отваливался, Мбулу постаралась откусить его, но, потеряв все силы, и вовсе отчаялась. Потом она подняла булыжник, положила хвост на камень, на котором сидела, и попыталась булыжником отбить хвост, но у нее не хватило решимости бить по хвосту сильно. После каждого удара она взвивалась от боли и восклицала: «Шу! Шу!» В конце концов она отказалась и от этого. И хотя хвост был воспален, оставалось завязать его покрепче вокруг пояса. А что еще было делать?

Жители деревни собрались во дворе у дядюшки и начали сообща рыть глубокую яму. Мсила-ванья, одетая в обмотки Мбулу, была здесь же. Мбулу, увидав ее, презрительно фыркнула: чего, мол, ради собака находится среди людей!

– Это мой приказ,– коротко ответил глава семьи. Затем всем, кто провел прошлую ночь в одной хижине с племянницей, было приказано выстроиться в одну линию. Верный сосед и его старший сын взяли на себя обязанность следить за тем, чтобы никто из проведших ночь в той хижине не избежал испытания. Всем участницам разрешили прыгать в той очередности, в какой они сами пожелают. Мбулу выхлопотала себе право прыгать последней – она надеялась, что еще кто-нибудь до нее не выдержит испытания.

Но все женщины удачно миновали яму, осталась одна Мбулу. Собрав все мужество, она сделала высоченный прыжок, но как раз в тот миг, когда она перелетала через яму, хвост вынырнул из-под одежды и потянулся к миске с молоком, увлекая за собой Мбулу. Тотчас несколько мужчин, которым был дан приказ заранее, быстро засыпали яму землей и похоронили Мбулу. Глава дома стащил ненавистные обмотки со своей племянницы и спалил их над могилой Мбулу.

Огромного жирного быка пригнали на двор еще перед испытанием, и глава дома приказал, что теперь этот бык будет зарезан в честь дочери его сестры. К тому времени, когда туша была освежевана и мясо приготовлено для празднества, Номабхади была одета в прекрасные одежды и украшения. Перед застольем тетка вывела ее из хижины для девушек, а дядя представил жителям деревни, рассказав всем ее историю, а также поблагодарив соседских женщин за то, что они услыхали песню и все рассказали ему.

Отныне Номабхади по праву будет занимать свое место в доме родственников. Девушку сытно и вкусно кормили, ее тело быстро налилось, и облик приобрел былую привлекательность.

Вскоре по деревне разнеслась весть, что верный сосед собирается сватать Номабхади за своего сына, но над ней еще не был совершен обряд подготовки к замужеству.

В один прекрасный день Номабхади была помещена в хижину уединения, здесь ей предстояло пробыть некоторое время в окружении опытных женщин, которые обучат ее всему, что должна знать перед замужеством каждая девушка. Они купали ее каждый день, натирали душистыми маслами и хорошо кормили – ведь в конце установленного срока девушка должна стать прекрасной во всех отношениях. Ей не разрешалось покидать хижину, пока не минует срок, но другим женщинам не возбранялось навещать ее. И наставницам разрешалось при необходимости отлучаться по своим делам.

Однажды вечером, в первый день уединения, Номабхади тихо лежала в хижине, вдруг послышался странный звук, и слабый голос тихо позвал:

– Номабхади? Номабхади, кто здесь с тобой?

– Я одна,– отвечала девушка.

Тогда огромная дыня, подпрыгивая, вкатилась в хижину.

– Я пришла убить тебя,– прошептала дыня.

– Ты никогда не убьешь меня! – вскрикнула Номабхади, вскочив на ноги. По шепелявой речи она узнала Мбулу.

В тот же миг дыня высоко подпрыгнула и ударила Номабхади по лицу с такой силой, что девушка упала на спину. Она тут же вскочила на ноги и приготовилась к бою. Дыня вторично бросилась на девушку, но та схватила ее и изо всех сил бросила о землю, пытаясь расколоть на куски. Но дыня уцелела. Вдруг послышались чьи-то шаги, и вместо того чтобы наброситься на Номабхади в третий раз, дыня шмыгнула за дверь.

– Ты никогда не убьешь меня, никогда! – задыхаясь, закричала Номабхади.

– Кто это там с тобой? – спросила пожилая женщина, входя в хижину. Вместо того чтобы спокойно лежать на своей тростниковой постели за занавеской, девушка стояла посреди хижины, гневно сжимая кулаки.

Выслушав Номабхади, женщина заволновалась.

– Что-то должно произойти,– сказала она тихо.– Это же ясно – зло до конца не искоренено. Я немедля должна увидеть твоего дядю, но нельзя оставлять тебя одну. Мне не простят, если с тобой что-нибудь случится.

– Ты можешь оставить меня одну. Я уверена, все будет в порядке. Эта тварь никогда не одолеет меня. Никогда!

– Нет, дитя мое, нет. Наш долг – защитить тебя. Старая женщина направилась к двери, позвала одну из девушек и велела ей срочно привести сюда другую наставницу. Как только та явилась, первая пошла к главе дома. Она передала все главе дома, а тут еще мальчишки сообщили, что на могиле Мбулу выросла вдруг дынная плеть. Услыхав это, глава дома схватил мотыгу и пошел к могиле, ее и вправду оплетала дынная плеть, и большая дыня крепилась к ней. Дядя вырвал плеть с корнем, разрубил дыню на мелкие кусочки и бросил на съедение диким животным. На рассвете он пришел убедиться, что дыни нет. Но в некотором отдалении за ночь кусочки дыни слепились, снова превратились в дыню, которая прикрепилась к плети. Тогда он вернулся домой, выхватил из огня головешку, взял охапку хворосту и возвратился на могилу Мбулу. Он выдернул растение с корнем, разрубил на части и плеть, и дыню, и листья. Потом разжег большой костер точно на том месте, где были сожжены одежды Мбулу, и спалил дыню, внимательно следя, чтобы каждый кусочек – будь то корень или плод – превратился в золу. И напоследок все засыпал землей.

Больше никто никогда не слыхал о Мбулу. Вскоре закончился установленный срок пребывания Номабхади в хижине уединения, и она вышла оттуда прекраснее, чем прежде. Вся деревня участвовала в великом празднике, вся деревня пела и плясала.

Вскоре предложение верного соседа было принято, и начались свадебные приготовления. Однажды в полнолуние Номабхади вышла из своего нового дома в сопровождении большой свадебной свиты. В эту ночь она вошла в дом своего жениха и стала его женой.

Как плут плута вокруг пальца обвел

Девы Бакубы

У одного короля росла дочь. С самого раннего детства девочка поражала всех необычайной красотой, кротостью нрава и быстротой разумения. Столько радости дарила эта малышка обитателям большого дворца, что они говорили: эта девочка подобна солнечному лучу для всей страны. А когда подросла королевская дочь, слава об ее совершенствах прокатилась по всем землям Бакубы, и в народе прозвали ее Номта-ве-Ланга, что значит «Порождающая солнечные лучи».

Все девушки народа Бакуба, и совсем юные, и те, что постарше, считали Номта-ве-Лангу лучшей своей подружкой. Почти каждый день веселой стайкой прибегали они в большой дворец из ближних деревень. Случалось, они оставались на весь день, до поздней ночи, и только тогда расходились. А случалось, под вечер молодежь со всей округи стекалась к большому дворцу, и начинались тогда веселые игры и забавы.

 
Солнце садится, Номта-ве-Ланга!
Выйди к нам и одари нас улыбкой,—
 

такой вот песней вызывала молодежь свою любимицу из дворца.

От звонких молодых голосов, от слов этой песни, от благостной вечерней прохлады сердце отца-короля исполнялось таким довольством, что он на радостях приказывал заколоть бычка и на славу угостить юных гостей своей дочери. Юноши разводили большие костры, аж до неба, пели, танцевали без устали, жарили вкусное мясо. Веселье продолжалось далеко за полночь.

Но более всего Номта-ве-Ланга любила купаться в реке, что протекала далеко от большого дворца, на самой границе отцовских владений. Изобиловала та река уютными заводями. Вот туда-то, хотя бы раз в месяц, и отправлялась королевская дочь с подружками. Ах, до чего же это приятно – покидать для развлечений родной дом, имея при себе множество корзин со съестными припасами! Ах, до чего же это приятно – плескаться в теплой воде, а затем, распластавшись, как ящерицы, на прибрежных камнях, наслаждаться солнцем и снова прыгать в прогретую воду! Ах, до чего же это приятно – накупавшись вдоволь, расположиться на бархатистых травах и достать вкусную снедь из корзин! А какое сладостное смятение в девичьих душах вызывали группы юношей, что издали, с противоположного крутого берега, не таясь, разглядывали девушек и громко обменивались меж собой замечаниями относительно их сложения и стати! Что может быть веселей и забавней, чем беззлобная перепалка с парнями на противоположном берегу. Бывало, только девушки достанут из корзин свою еду и начнут трапезничать, кто-нибудь из молодых людей на том берегу уже кричит:

– Эй, девушки! Неужто вы и впрямь такие жадины? Почему не предлагаете и нам отведать чего-нибудь вкусненького?

Самая находчивая из подружек – Кабазана не заставляет себя ждать с ответом:

– Бедняжки вы, наши соседи! До чего нам вас жаль! Видно, ваши сестры совсем не научены стряпать, то-то вы так оголодали, то-то отощали. Так уж и быть, покормим вас, бедняжек. Плывите сюда!

И на обоих берегах реки раздается дружный хохот, поскольку и тут и там прекрасно знают, что пообещать что-либо совсем не то же самое, что действительно исполнить.

Заигрывания между парнями и девушками постепенно перерастали в близкое знакомство, и наконец настал день, когда юноши и впрямь пересекли реку. Правда, они это сделали не на глазах у девиц, а загодя, пока те были только на подходе к своей любимой заводи. Переплыли юноши реку и не спеша, как бы просто прогуливаясь, направились навстречу девушкам. Со стороны могло показаться, будто встреча произошла случайно, будто никто к ней заранее не готовился. Однако девицы тотчас смекнули, что все это было подстроено заранее, хотя виду, конечно, не подали. И так стало повторяться из раза в раз. Стоило девушкам издали заметить на узкой тропке парней, что шли им навстречу, они разбивались надвое и выстраивались в две длинные шеренги по обе стороны тропы, оставив узкий проход, по которому парни могли пройти только по одному гуськом. Как только первый достигал крайней девицы в начале, а последний – крайней с конца, подружки, громко хохоча, хватались за руки, и парни оказывались внутри захлопнувшейся ловушки. После этого девушки могли распоряжаться своими пленниками как им заблагорассудится. Чаще всего они заставляли парней играть в игру под названием «уквензиса». Игра эта заключалась в том, что каждый молодой человек должен был указать на самую красивую по его вкусу девушку. Тот, что отказывался принимать участие в игре, должен был платить выкуп, будто бы за обиду, нанесенную девушкам. Выкуп был пустяковый, шуточный, и вообще вся эта игра была не более чем потеха, в которой никто не оставался в обиде.

На первых порах Номта-ве-Ланга редко становилась избранницей какого-нибудь из парней – их взгляд почти не задерживался на этой маленькой девочке. Но и тогда не было случая, чтобы хоть кто-нибудь, указав на нее пальцем, не сказал: «Она еще слишком мала, но наступит день, когда эта малышка превратится в зрелую девушку, и тогда не будет ей равных по красоте. Она превратится в самую стройную и самую прекрасную из всех дев Бакубы». Зато озорная Кабазана чаще других становилась избранницей юношей с противоположного берега.

Надолго всем памятен стал случай, когда юная Номта-ве-Ланга впервые была признана первой красавицей среди дев Бакубы. Вот как это произошло. В тот день на узкой тропинке девушкам повстречались только трое юношей с противоположного берега. Один из них оказался сыном соседнего короля. Юношу звали Сидлоколо, или Сын Льва. Сперва оба его товарища по требованию девиц указали двух самых хорошеньких, а когда наступил черед королевского сына, он стал не спеша обводить взглядом всех девушек. На какой-то миг его взгляд задержался на Кабазане, затем скользнул дальше, пока не остановился на Номта-ве-Ланге. Не колеблясь больше ни мгновения, этот юноша с горделивой осанкой шагнул в сторону девочки, взял обеими руками ее правую руку и с большой нежностью в голосе произнес:

– Девы Бакубы подобны молодым нежным всходам на тучных полях, окропленных рассветной росой. Но ты, Номта-ве-Ланга, ты одна взяла в плен глаза мои и сердце мое, ибо выделяешься среди подруг точно так же, как выделяется из всех всходов на поле тот, что растет в самой середине и превосходит остальных и статью и красотою. Его листья колышутся выше всех, и самые искристые, самые чистые капли небесной росы окропляют их, и первый солнечный луч зажигает многоцветное пламя в каждой из капель, и от этого они уподобляются драгоценному ожерелью. Как жаль, что в этот дивный час люди обычно спят!..

С тех пор Номта-ве-Лангу не раз юноши называли самой красивой, но никто из них не говорил ей таких слов, как молодой королевский сын, и эти слова все не шли у нее из головы.

И вот однажды наступил тот день, когда Номта-ве-Ланге, возвращающейся с купания, пришлось спрятаться от чужих глаз, а ее старшим подругам во главе с Кабазаной по очереди нести ее на закорках до самого большого дворца. Взрослые женщины при виде приближающихся девушек сразу догадались, что случилось. Тогда одни быстро сделали уборку и навели порядок в одной из отдаленных комнат, другие принесли с речного берега вязанки тростника и приготовили удобное ложе. Номта-ве-Ланга стала девушкой, и обычай требовал, чтобы она, пока не минует несколько месяцев лун, провела почти в полном одиночестве и уединении в отдаленной комнате, лежа на тростниковой постели.

Нельзя сказать, что это доставило удовольствие Номта-ве-Ланге. Девушка страдала от одиночества, от того, что не видит дневного света и своих верных подружек, не может купаться в реке и участвовать в играх. Без всего этого она не мыслила себе жизни. Изредка в комнату к Номта-ве-Ланге допускали кого-нибудь из подруг, но большей частью она оставалась одна или наедине с двумя-тремя прислужницами – женщинами средних лет. Нечастые визиты подруг еще больше растравливали тоску королевской дочери, и ей нестерпимо хотелось присоединиться к забавам молодежи. Однако она и виду не показывала взрослым женщинам, прислужницам и опекуншам, как скучает и как томится ее душа, ибо нет ничего постыднее, чем выказывать в этот период свои капризы и невыдержанность. Лишь одному человеку она открылась – своей самой верной служанке, такой же молодой девушке, как она сама.

Однажды ясным солнечным утром, когда Номта-ве-Ланга оставалась наедине с верной служанкой, до ее слуха донеслась веселая песня девушек Бакубы. Номта-ве-Ланга тотчас догадалась, что это подруги отправились к дальней реке на купание, и вот-вот они пройдут мимо большого дворца. Тогда она послала служанку к Кабазане с просьбой заглянуть к ней на минутку. Служанка со всех ног кинулась выполнять поручение, вскоре она вернулась и сказала, что Кабазана сейчас придет.

И впрямь, почти тотчас в комнату вошла Кабазана, да не одна, а еще с двумя подружками, своими ровесницами. Каково же было удивление девушек, когда они застали Номта-ве-Лангу не лежащей на тростниковой постели, а стоящий посреди комнаты, к тому же одетой в одежду своей служанки, а ту – лежащей вместо принцессы и укутанной с головой, чтобы думали, будто принцесса спит, и не беспокоили понапрасну.

– Т-с-с-с! Ни слова! Я иду с вами,– прошептала Номта-ве-Ланга, не дав подружкам и рта раскрыть.

Она вытолкала Кабазану и обеих ее спутниц из комнаты и потащила прочь от дворца, пока не вернулся кто-нибудь из взрослых служанок. Девушки просто не знали, как отнестись к затее принцессы – они одновременно были и обескуражены, и заражены ее задором. В конце концов они решили: так и быть, помогут принцессе в ее дерзком тайном замысле. Кабазана и обе ее спутницы обступили принцессу, и вот так, вчетвером, они побежали по малохоженой тропинке догонять остальных девушек. На этот раз их собралось особенно много, никак не меньше двух сотен. Увидев Номта-ве-Лангу, девицы затараторили, захихикали и, взбудораженные общей тайной, спешным шагом продолжили поход.

Вдруг Номта-ве-Ланге пришло в голову, что ее проделка наверняка уже разоблачена и вот-вот им вслед будет выслана погоня. Поэтому, как только большой дворец скрылся из виду, она предложила девушкам сменить направление и пойти не туда, где они обычно купались, а к глубоководной заводи Луланге, где вообще никто никогда не купается.

– К Луланге? – удивилась Кабазана.– Неужели ты никогда не слышала, что люди ее называют заводью, откуда нет возврата?

– Ах, это пустая болтовня! – воскликнула принцесса. – Выдумки вздорных стариков, которые и в реку-то боятся окунуться. Вперед, подружки, за мной! – И, смеясь, добавила: – А впрочем, если заводь Луланге окажется тем самым местом, где нас поджидает счастье, мы и сами не захотим оттуда возвращаться домой, не так ли?

Беспечным смехом ответили девушки на слова Номта-ве-Ланги и уже безо всяких сомнений продолжили путь. Никогда прежде не бывали они в этих местах, и никто из них не слышал, чтобы кто-нибудь из народа Бакуба посетил берег заводи Луланге. Однако все прекрасно знали, в каком направлении надо идти. Это была глубокая и весьма протяженная заводь на той же самой большой реке, где девушки обычно купались в своей любимой уютной заводи, только значительно ниже по течению. И до той, и до другой было примерно одинаково ходу. Девушки шли быстрым шагом, предпочитая узкие нехоженые тропы, дабы не наткнуться случайно на кого-нибудь, кто бы мог узнать принцессу.

Чтобы выйти прямо к заводи Луланге, девушкам пришлось сделать большой крюк и перебраться через гребень горы. Оттуда, с высоты, им открылся вид на реку с заводью Луланге, которая, казалось, не имела ни дна, ни берегов. Впрочем, заводь оказалась вовсе не такой широкой, как полагали девушки, просто берега ее густо поросли кустарником и деревьями, и их почти не было видно. Ветви некоторых деревьев так низко склонились над водой, что листва погрузилась в недвижную темную воду, будто утонула. И ни единой тропки не было видно вокруг. Значит, и впрямь люди ходят сюда крайне редко, если только вообще ходят. Некоторыми из девиц овладело сомнение, а самые боязливые готовы уже были повернуть назад.

– Вперед, девы Бакубы! – раздался громкий голос Номта-ве-Ланги.– Никто не посмеет назвать нас трусихами только потому, что мы сробели из-за россказней вздорных стариков. Вы только взгляните вон на те лужайки с сочной зеленой травой. Для кого же и создана вся эта красота, если не для нас?! Не для того ли, чтобы нам мягче лежалось на берегу?!

Девушки наперегонки помчались вниз с горы, на бегу продираясь сквозь густые заросли, пока не очутились наконец на тех самых зеленых лужайках, которые первой углядела принцесса. Здесь они разложили свои корзины с припасами, скинули с себя длинные юбки и накидки, сняли украшения и остались в одних только набедренных повязках. Все свои вещи девушки аккуратно сложили в общую кучу посреди лужайки. А затем, взявшись за руки, повели хоровод вокруг этой кучи с одеждой. Принцесса стояла рядом с Кабазаной, которая, как всегда, была заправилой. Сперва Кабазана повела хоровод в правую сторону – и все быстрей и быстрей закружились плясуньи, отбивая такт босыми ступнями по земле. Лишь мелодично позвякивают снизки ярких бус у них на талиях. Девушки сделали три круга, и тут Кабазана на миг остановилась и повела хоровод в другую сторону. И снова закружились плясуньи – аж до ряби в глазах,– только дзинькают яркие бусины на талиях да топают босые ноги по шелковистой траве. Вдруг, широко раскинув руки, Кабазана с криком побежала к воде и плюхнулась в реку. Тотчас ее примеру последовали остальные – с пронзительным визгом и хохотом стали девицы с разбегу кидаться в воду – плюх! плюх! плюх! Номта-ве-Ланга оказалась последней.

Девушки резвились в воде, плавали наперегонки то вверх, то вниз по течению, не заплывая, однако, на глубину. Наплававшись вдосталь, они вышли на берег и стали играть в догонялки. А притомившись и разгорячившись от беготни, снова кинулись в воду. Потом они нежились на прибрежной траве, а те, в ком еще не остыл задор, никак не хотели вылезать из воды. Они выстроились в длинную цепочку вдоль берега и даже в воде умудрялись отплясывать, отбивая такт ладонями по воде. Кое-кто затеял игру в прятки среди прибрежных деревьев и кустов. Другие – собирали вкусные дикие плоды и угощали ими подруг. А тут незаметно подошла обеденная пора. Подкрепившись, девушки разбрелись по речному берегу – кто уселся тесным кружком поодаль на прибрежных камнях и завел песенки, кто просто болтал, нежась в солнечных лучах. И так продолжалось довольно долго.

Однако девушки постарше, несмотря на забавы, не забывали время от времени внимательно поглядывать на солнце, и как только увидели, что оно пошло на закат и полуденные тени начали удлиняться, первыми заявили, что пора собираться домой. Номта-ве-Ланга заупрямилась:

– Нет, еще рано! Солнце и не думает садиться. Ну, давайте хоть немного поплаваем и хотя бы разок поводим хоровод.

Принцессу поддержало большинство подружек – им тоже совсем не хотелось возвращаться домой. Последнее слово оставалось за Кабазаной – и она заявила, что надо немедленно отправляться домой. Но принцесса упрашивала, умоляла подружек еще хоть ненадолго остаться на этом прекрасном берегу:

– Ах, подружки, подумайте обо мне! Как только мы вернемся домой, меня снова запрячут в эту противную темную комнату и заставят целыми днями лежать без движения на тростниковой постели. Давайте последний разок искупаемся.

– Ладно,– согласилась Кабазана,– вставайте в хоровод!

И точно так же, как в первый раз, девушки, подчиняясь командам Кабазаны, повели хоровод, потом вслед за своей предводительницей с громкими криками бросились в воду. Вокруг Номта-ве-Ланги собралась большая компания молоденьких девушек, и они так самозабвенно хлопали ладонями по воде, так громко смеялись и визжали, что не слышали голоса Кабазаны, которая уже несколько раз повторила им, что пора собираться, а то становится поздно. Наконец терпению Кабазаны пришел конец, и она принялась выговаривать принцессе:

– Ну почему, нкосазана, ты так скверно обращаешься с нами? По твоей милости мы и так уже запятнали свою честь, ибо покрываем твое дерзкое небрежение древним обычаям. А думаешь ли ты о том, какие еще бедствия могут обрушиться на нас за то, что мы нарушили покой этой запретной заводи?

– Погоди, не шуми! – молвила с отчаянием в голосе принцесса.– Дорогие мои соплеменницы, прошу вас, поймите меня. Я так увлеклась, что обо всем на свете позабыла. Я так соскучилась по вас, дорогие мои подружки, что просто не в силах расстаться с вами, тем более что меня сразу же по возвращении снова запрут в одиночестве. Но ничего, видно, не поделаешь, давайте собираться домой.

Кабазана стояла на берегу и считала девушек, выходящих из воды. Последней вышла Номта-ве-Ланга, и Кабазана, протянув ей руку, помогла выбраться на берег. Не успела она еще отпустить руку принцессы, как услышала душераздирающие вопли и увидела бегущих в смятении назад к воде девушек, которые первыми пошли одеваться.

– Что случилось? – спросила Кабазана, невольно отступая назад и прикрывая собою принцессу.

– Пойди и посмотри сама! – отвечали те, дрожа от страха.

Кабазана, а следом за нею остальные осторожно двинулись в сторону лужайки, где оставалась сложенная в кучу одежда. И что же предстало их глазам?! О, ужас – необъятных размеров чудовище, все покрытое омерзительной слизью, развалилось на их одеждах, подставив хребет лучам послеполуденного солнца. Тяжелые веки полуприкрывали глаза. Таков он был, этот Синьоболокодване. Онемев от ужаса, девушки воззрились на это чудовище, и оно, в свой черед, широко раскрыло глаза и изучающе уставилось на них. Так продолжалось несколько мгновении, потом чудовище ощерило пасть в неком подобии улыбки. Тут Кабазана шагнула вперед и пропела дрожащим голосом:

 
Ах, Слизняк, ах! Эй, Слизняк, эй!
Отдай мне мою одежду скорей.
Ой, Слизняк, ой! Ох, Слизняк, ох!
Далек путь до дома, очень далек!
 

Чудовище по-прежнему щерилось в мерзкой улыбке и не сводило глаз с Кабазаны, будто ощупывало взглядом все ее тело с головы до пят. Затем, так и не отрывая взгляда от девушки, оно шевельнуло осклизлой лапой, извлекло из-под себя одежду Кабазаны – именно Кабазаны! – и протянуло ей. Следом за Кабазаной шагнула вперед другая девушка и повторила ту же самую песенку. Снова чудовище ощерило пасть в мерзкой ухмылке, долго осматривало девушку и наконец протянуло ей одежду. Тут и другие девушки осмелели, одна за другой выходили они вперед, пели песенку-заклинание и вызволяли свою одежду у чудовища. Одна только Номта-ве-Ланга не спешила, как стояла дальше всех от Слизняка, так и оставалась стоять, всем своим видом показывая, что не желает поступать по примеру подруг. Подруги выжидательно смотрели на принцессу, но она стояла недвижимо, высоко подняв голову, в презрительной усмешке скривив губы,– вот, мол, я какая гордая, ни за что не унижусь перед мерзкой тварью!

– Спой заклинание, Номта-ве-Ланга,– просили подружки,– подойди к нему ближе и спой.

– Ни за что!

– Не хочешь петь – не надо, тогда как-нибудь по-другому выпроси у него свою одежду, нкосазана.

– Что?! Унижаться перед этим уродом?! – Глаза принцессы сверкнули от гнева.– Не стану я выпрашивать у него одежду. Да и вообще как он смеет касаться своим омерзительным брюхом одежд дев Бакубы!

– О, Номта-ве-Ланга! О, нкосазана! Поди и попроси его как следует,– с мольбой в голосе прошептала Кабазана.– Ты же видишь, он не отдаст одежду, если ты не поступишь, как мы.

Тем временем Слизняк явно наслаждался видом обнаженного тела Номта-ве-Ланги, его глаза похотливо скользили вверх-вниз, вверх-вниз, а пасть была растянута в ухмылке. От этого Номта-ве-Ланга просто пришла в ярость.