Текст книги "Русская фантастика 2012"

Автор книги: Наталья Резанова

Соавторы: Марина Ясинская,Михаил Кликин,Александр Золотько,Александр Шакилов,Юрий Погуляй,Сергей Булыга,Александр Бачило,Максим Хорсун,Евгений Гаркушев,Андрей Фролов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

А потомки скажут, что лейтенант Андрей Павлов, спасая абстрактных жителей России, вступил в союз со злобной тварью, которая безжалостно истребляла людей и Россию в конце концов поработила. Почему поработила? Да потому! Не может этот ящер питать теплых чувств к русским, предлагая им уничтожить чеченцев, пусть даже и бандитов! Заманивает. Завлекает в ловушку, из которой не будет выхода. И лейтенанта, и его командование, и правительство. Впрочем, у правительства пока голова не болит. Решать ему, Павлову. Офицеру и гражданину…

Хамзату хотелось пуститься в пляс. Эх, жаль, не умеет, парень городской, лезгинке не обученный.

Нет, ну какой шанс ему выпал! Басаеву с его туром по ставропольскому бездорожью такое и не снилось… Одним махом можно войну закончить. Причем малой кровью. Подумаешь, один город с землей сровнять! Хотя бы и Москву… Сами, между прочим, заслужили такое к себе отношение…

Хотя с другой стороны, а как же люди? Что же получается, он обвиняет Россию в том, что они Грозный разбомбили, жителей поубивали, а сам хочет тем же ответить? Тогда чем он лучше них будет? Тем, что они первые начали, а он только защищался? Так-то оно так, конечно, но не должны мирные люди страдать. Вот Ельцин – да, генералы его, советники двуличные – тоже… Но простые-то люди чем виноваты? Ящер ведь не попугать их предлагает, не поучить уму-разуму, пусть и жестоко, нет, уничтожить всех к чертовой матери!..

Однако не так прост этот инопланетный крокодил! Не зря он их с русским лбами сталкивает постоянно… Многое в его предложении смущало боевика. Давно перестал он верить в красивые обещания. Еще со времени «дружбы» с Мовсаром. И чем дальше, тем больше жизнь убеждала его в правильности такой позиции.

Да и зачем ящеру помогать Чечне? Из мужской солидарности? За свободу в космосе? Кто его знает, конечно, как Вселенная устроена, какие в Галактике правила и принципы. Понятия, если совсем по-простому говорить. Люди, в конце концов, по разным поводам воюют. Но почему-то стоял перед глазами боевика тетрадный листочек с надписью: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Висела когда-то такая надпись в рейсовом «пазике», что Хамзата на занятия возил. Водитель автобуса специально написал, чтобы пассажиры зайцами не ездили. А ниже вывел: «Проезд триста рублей»… Находчивый оказался. И не угрожал, а как бы напоминал: типа, такой совет всегда в жизни пригодится. За находчивость и платили пассажиры, пробираясь к выходу. Читали, усмехались и выкладывали за проезд…

Вот сейчас и пригодился тот совет Хамзату. Хотя и гладко все раскладывал инопланетянин, но подозревал боевик, что платить придется. Только чем? Не было в его карманах трехсот рублей. Ничего там не было…

– Эй, душман! – позвал Павлов в темноте. – Ты там живой?

– Не дождешься, – отозвался боевик.

– Что думаешь об этом?

– Ты меня спрашиваешь? – хмыкнул Хамзат. – Договориться, что ли, хочешь? Шкуру спасти?

– Ты о своей шкуре беспокойся, – процедил Павлов. – За мной Россия.

– А за мной – справедливость. Как думаешь, кто победит?

– Справедливость! – фыркнул Андрей. – Ты хоть веришь в это, звереныш? Когда вы русских, что среди вас жили, убивали и насиловали в начале девяностых просто так, потому что они русские? Разбоем промышляли? Поезда останавливали и грабили? Пленных мучили? Людям головы отрезали?

Хамзат запыхтел из темноты.

– Ты ври, да не заговаривайся, Ваня.

– Я не Ваня, я Андрей.

– Тогда заруби себе на носу, что меня Хамзат зовут. И только попробуй еще раз душманом назвать.

– Учту, когда похоронку буду твоим родным писать.

– Мертвые писать не умеют.

– Да ну тебя к черту.

Минут пять молчали. Потом Хамзат спросил:

– Эй, как там тебя… Андрей… Ты сам откуда?

– Тебе какая разница? Наверное, в мыслях уже Москву бомбишь.

– Что и как у меня в мыслях, это мое дело… Тебе, кстати, я с удовольствием башку бы отстрелил. А Москва что мне плохого сделала? Там и мои земляки тоже живут, между прочим. Да и не в этом дело. Я с мирными людьми не воюю. И бомбить никого не хочу.

– Правда не хочешь? – заинтересовался Андрей.

– Ну.

– А чего ж ты хочешь?

– Чтобы война прекратилась.

– И?

– Что «и»? Не тебе и не мне это решать.

– Сейчас – тебе и мне, – заметил лейтенант.

– А ты ему веришь?

Андрей задумался над вопросом чеченца. А ведь действительно, самое главное – можно ли верить этому ящеру. Пообещает он истребить боевиков, а сам начнет косить всех подряд. Но для этого ему лейтенант Павлов не нужен… В чем же дело? Почему все так странно и сложно?

Ночь пролетела незаметно. Может, это и не ночь была, в камере не поймешь. А утром зажегся свет, появился ящер с гостинцами. Хамзату он передал через открывшееся в стекле отверстие несколько «сникерсов» и пластиковую бутыль с мутноватой, пахнущей болотом водой. Павлову – запаянный в пластик сухпай и такую же бутылку воды.

– Ешьте, – почти ласково скалясь, подбодрил заклятых врагов ящер. – А я вам пока диспозицию объясню.

«Глумится, сволочь», – одновременно решили русский и чеченец, которым хуже горькой редьки надоели «сникерсы» и сухие пайки. Однако предложенную пищу начали поглощать с жадностью, завистливо поглядывая друг на друга. Хамзату хотелось мяса, лейтенант не отказался бы от сытного и сладкого батончика.

– Объясняй, – глотая мясные консервы, разрешил Павлов.

– У нас, во Вселенной, не то что у вас, – начал ящер, зловеще скалясь. – Демократия!

– Так и у нас демократия, – попытался объяснить лейтенант.

– Нет, у вас демократия так себе. А у нас – настоящая. Вот здесь, на этой захудалой планетке, куда я прибыл совершенно случайно, потеряв боевого товарища… Я имею силу, но не имею права. Чтобы иметь право, я должен получить ваше согласие помочь. Обрести союзника. И тогда я перед Галактикой чист.

– Ага, – удовлетворенно кивнул Андрей. Все вставало на свои места – если инопланетянин не врал, конечно.

– Кто из вас станет моим союзником – решать мне, – объявил ящер. – Так что вы сейчас будете меня заинтересовывать. И тогда я приму решение… И решение это будет принято максимально демократично. Каждому из нас… Чувствуете – из нас! Я даже готов вас посчитать равными себе! Хотя мое развитие, естественно, ушло далеко вперед… Каждому из нас я дам третью часть ключа на управление кораблем. Тот, с кем я договорюсь, на чью сторону стану, получит возможность отдавать команды. Точнее, подтверждать мои команды. После этого я стану лучшим другом русских спецназовцев. Или чеченских боевиков. Кошмаром для другой стороны. Поняли?

– Да, – хрипло выдохнул Хамзат.

– Понятно, – хмыкнул Андрей. – А команды-то как отдавать?

– Устно. Большинством голосов. Компьютеру. Думаю, первой командой будет отправка кого-то из вас за борт. А потом уж мы договоримся. Все ясно?

– Яснее не бывает, – кивнул лейтенант. – А тебя-то как звать, хозяин? Так и не познакомились.

– Зовите меня Хан, – заявил ящер.

– На чеченское имя похоже, – хмыкнул Хамзат. – У меня товарища одного так звали. Сокращенно от Висхан.

– Теперь впечатляйте меня, – предложил инопланетянин. – Проявите фантазию! Имейте в виду, воевать я люблю. Воевать безжалостно и беспощадно! Начнем с чеченца… Они, как я слышал, тоже войну любят и долгое время ею жили. А русские слишком миролюбивы. Но, может, лейтенант сможет доказать мне, что это не так?

«Заманивает или проверяет? – лихорадочно думал тем временем Хамзат. – Типа, на испуг берет…»

Всерьез отнестись к словам ящера у Хамзата никак не получалось. Слишком уж театрально изъяснялся инопланетный гость. И много обещал. А кто много болтает, мало что может на самом деле.

Но если это проверка, то какая реакция будет правильной? Возмутиться, заявить о миролюбии? Или, наоборот, предложить самые радикальные меры? Проверить можно было только одним путем.

– Ну че, штаны обмочил, что ли? – противно ухмыльнулся ящер, подгоняя побелевшего от гнева боевика с ответом.

Эх, была не была, решился Хамзат и дал волю самой разнузданной фантазии. Тебе нужны жертвы, крокодил? Что ж, будут!

Боевик повернулся лицом к пришельцу, оказавшись боком к федералу, и вдруг, неожиданно для последнего, подмигнул ему. Лейтенант оторопело моргнул.

– Первым делом сотрем с лица земли Москву, – между тем заявил чеченец. – Одним ударом. Если возникнут еще какие-то вопросы, ударим по Петербургу. Потом по Ростову. Вся Россия будет под нами… Хотя нет, Ростов не будем трогать – лучше столицей его сделаем. Поближе к Чечне, так проще будет русских контролировать. Ну а как Россию захватим, все бывшие союзные республики сами с поднятыми лапками к нам приползут. Потом за Европу возьмемся. А там и до Америки недалеко… – Хамзат замолчал, косясь на Хана и наблюдая за его реакцией.

– Неплохо, – одобрительно хмыкнул ящер. – Продолжай.

– Начнем практику человеческих жертвоприношений. Из порабощенных племен, естественно, – продолжал импровизировать Исмаилов. Боевика понесло – при взгляде на раздувшегося от восторга ящера ему вдруг вспомнился иллюстрированный альбом отца, который он любил разглядывать в детстве, – про ацтеков и их змеиного бога с непроизносимым именем. – Изображения ящера в золоте будут стоять в каждом городе, каждом селе!

– Неплохо, – прошипел инопланетянин. – Русским, наверное, и крыть нечем?

Андрей усмехнулся:

– Чечню выжжем всю. До последнего дома. Когда Европа и Америка поднимут вой, нанесем удары по Вашингтону, Парижу, Лондону. Одновременно с практикой тотального террора в Европу будут введены сухопутные силы России, многомиллионная армия мобилизованных резервистов. Это быстрее и эффективнее, чем бомбить Москву.

– Эффективнее, – согласился ящер.

– Если нашим инопланетным союзникам нужны деньги – мы дадим им золото, сколько угодно. Алмазы. Никель. Если им нужна нефть – дадим нефть.

– Как насчет жертвоприношений?

– Китай большой, – равнодушно бросил Павлов. – Что реально надо?

– Мелочь, а приятно, – заметил Хан. – Тонизирует.

А потом повернулся и вышел из своего отсека куда-то в глубину корабля, оставив русского и чеченца наедине.

Молчали секунд десять, которые показались людям вечностью. Первым не выдержал Хамзат:

– Ну и сволочь же ты, Андрей.

– Что, поверил? – подмигнул лейтенант. – Да, сволочь. И ты сволочь. Но до нашего хозяина нам все равно далеко, а?

– Согласен, – кивнул головой боевик.

– Главное – не болтай. Понял?

– Раньше тебя понял, – насупился Хамзат.

– Делай что должно, и будь что будет, – заявил Павлов. – Я руководствуюсь этим принципом. Понимаешь?

Хамзат понимал. Но не верил русскому. С другой стороны, кому было верить? Не свихнувшемуся же на крови ящеру?

Спустя несколько минут инопланетянин показался вновь, неся в руке небольшой серебристый диск. В присутствии людей он разломил его на три части, просунул под перегородкой каждому по сегменту.

– Символ, – объяснил он. – Ключ от корабля. Вы свободны в выборе.

Андрей усмехнулся.

– Можно командовать, чтобы этого – за борт? – спросил он.

– Можно, – отозвался инопланетянин. – Но надежно ли – просто за борт? Не пристрелить ли сначала?

Сказал, а сам подмигнул Хамзату. Так, чтобы Андрей не видел.

Хамзата передернуло. Хоть и не рыцарские нынче времена, но подобные подлые штучки тоже не в чести. Боевик перевел взгляд на спецназовца и увидел, что тот смотрит прямо на него, а брови его вопросительно приподняты. Хамзат долго не раздумывал, тут же еле заметно опустив ресницы в ответ.

– Убрать перегородку! – скомандовал кораблю Павлов.

– Убрать перегородку! – согласился Хамзат.

– Убрать перегородку! – подтвердил ящер и хищно облизнулся.

Перегородка исчезла. Рявкнули автоматы, Андрей и Хамзат, поливая ящера пулями, одновременно закричали:

– Хана – за борт!

Прошитого очередями инопланетянина подбросило вверх, и он исчез из виду. Только осталась на полу зеленая лужица крови да зеленые разводы на стенах…

Павлов хмыкнул, передергивая затвор. Патроны закончились.

У Хамзата патронов и прежде оставалось совсем мало. Он выпустил в ящера не больше пяти пуль, и магазин уже опустел.

– Что теперь, душман? – спросил Павлов. Злобы в его голосе не было.

– Ничего, борщ. Разбежимся.

– Пожалуй. Целоваться на прощание не станем. И адресами обмениваться тоже.

Хамзат задумчиво оглядел русского с ног до головы.

– Корабль как делить будем?

– Никак! – отозвался спецназовец. – Взорвать его нужно к чертовой матери. А то хозяева могут объявиться.

– Могут, – согласился Хамзат. – Но жалко бросать…

– Жалко будет, когда целая армия таких ханов по его следу придет. И не факт, что им попадутся ненормальные вроде нас с тобой… – Павлов вздохнул. – Не должен я по должности принимать таких решений, понимаешь?

– Да уж, таких идиотов, как мы, поискать нужно, – засмеялся Хамзат. Адреналин схватки еще не выветрился, руки с автоматом противно дрожали. – И меня могут не понять, если узнают, что я такой шанс поставить Россию на колени упустил.

– Глупости говоришь, – хмыкнул Андрей.

– А кто говорил, что у нас все негодяи? – парировал Хамзат.

– Преувеличил, – признал лейтенант.

– И я преувеличиваю. Но мнения будут разными. И потом… Они ведь эту тварь зеленую не видели.

Павлов огляделся по сторонам, спросил, подняв голову к потолку:

– Корабль! Возможно ли самоуничтожение корабля?

– Самоуничтожение возможно, – голосом ящера ответил бортовой компьютер.

– Даем команду: высадить нас, корабль после этого вывести в космос и уничтожить.

Хамзат покачал головой:

– Постой, постой. А где высадить-то? Где взял?

– Почему нет? – ответил Андрей. – Можно бы и поближе к нашим, да ты возмущаться станешь…

– Команду подтверждаю, – заявил Хамзат.

– Выполняю, – ответил компьютер.

Андрея и Хамзата вышвырнуло на траву на памятной обоим лужайке. Казалось, они были здесь не вчера, а по меньшей мере месяц назад. Или даже год. Слишком многое произошло с тех пор.

Корабль пришельца, лишенный экипажа, устремился вверх, за облака, на лету истаивая в воздухе. Минута – и его не стало. На память о происшествии в руках русского и чеченца остались только сегменты ключа из инопланетного сплава.

– Выбросить надо будет потом в надежном месте, – проинструктировал чеченца лейтенант.

– Тебя забыл спросить, – буркнул Хамзат, понимая, что от улик надо избавляться. А ну как дружки ящера заявятся? Хотя на память оставить ключ от чужого корабля хотелось…

Павлов осмотрел противника с головы до ног. Боец, да не слишком крутой. Без оружия такого завалить запросто.

– Грохнуть бы тебя, чтобы не болтал, – бросил лейтенант.

– Попробуй.

– Не хочу, – честно признался Андрей.

– Ну и правильно, – одобрил Хамзат. – Езжай лучше домой. К жене, к детям. И вообще… Заходи, если что.

– Совместное убийство – не повод для дружбы, – заявил Павлов. – Но ты прав, тебя убить мне будет трудно. Все-таки ты правильно поступил.

– Ты тоже нормальный пацан. Не такая сволочь, как остальные, – заметил чеченец, повернулся к русскому спиной и спокойно зашагал в лес.

Лейтенант закинул за спину бесполезный автомат и двинулся в другую сторону.

Виктор Косенков
Каждый боится…

Каждый боится смерти,

но никто не боится быть мертвым.

Рональд Арбатнотт Нокс

И тут – Пьер понял, что он мертв.

Такого развития событий не предвещало ничто.

Он сидел в кафе – на улице, под дурацким разноцветным зонтиком, и пил сладкий турецкий кофе. Стоял солнечный погожий день, когда хочется сидеть не внутри, а на летней террасе: вот и чашечка на столе, а рядом на тарелочке масляно поблескивает довольный собой круассан, румяный, жизнерадостный буржуа среди булок, а между столиками снуют воробьи, деловито подбирающие упавшие крошки.

Посреди этого великолепия, в разгаре радужного лета, в запахах корицы и сдобы с кухни Пьер взял и умер.

Сначала он просто ничего не понял, а когда разобрался, очень удивился. Ему захотелось крикнуть: «Эй, смотрите! Я мертвый! Помогите же кто-нибудь!» Однако Пьер с детства не любил, когда на него глазеют, поэтому кричать не стал, только осторожно отодвинул от себя чашечку с кофе – на случай, если мертвое тело вдруг упадет, – и осторожно огляделся.

Никто не обращал на него никакого внимания, и в каком-то смысле это было обидно. Такое событие случилось, а людям все равно.

Как и все, Пьер иногда задумывался о том, как это будет. Остановка дыхания, сердца… Кровь, сгустившаяся в венах… Заострившийся нос, восковое лицо… Коридор, ощущение полета… Иногда он с интересом читал статейки в желтых газетенках, которые печатали всякие выдумки о жизни после смерти.

«Ну и где же это все?» – спросил себя Пьер.

Как и положено мертвому, он не дышал. Сердце не билось. Течение крови остановилось. Тело медленно остывало, что было не слишком приятно, зябко как-то было. Пьер поежился, протянул руку к чашечке кофе – она была горячей и потому невероятно притягательной. Ставшие вдруг очень неуклюжими пальцы сомкнулись на маленькой, изящно изогнутой ручке.

Пьер разомкнул мертвые губы.

Кофе был горячим. Нет, он был очень горячим! Как кипяток, как раскаленный металл!

Пьер испуганно дернулся. Взвизгнул железными ножками стул.

Мертвец в кафе замер. Именно сейчас ему особенно не хотелось привлекать к себе внимание других людей. Тех – живых.

Пьер изобразил улыбку на посинелых губах и снова придвинулся к столу.

Ощущения изменились. То, что обожгло и напугало, теперь манило к себе. Тепло, огонь, свет – Пьер жадно тянулся к ним. Большими глотками Пьер допил кофе и замер, переживая чувство эйфории.

Потом снова накатила тревога.

Пьер пощупал пульс, но запястье отозвалось мертвым холодом. Он попробовал задержать дыхание, но отвлекся на воробьев, устроивших свару из-за большого куска булки, что кинул им жизнерадостный румяный малыш. Ребенок смеялся, отщипывал все новые и новые куски. Умильное зрелище, подумал Пьер и понял, что не дышит уже давно.

Он снова вдохнул. Легкие тяжело приняли воздух.

Никакой разницы – что дыши, что не дыши. Не дышать даже легче. Однако Пьер некоторое время поднимал и опускал грудную клетку, втайне надеясь, что организм опомнится и все вернется на круги своя.

Ничего не вернулось. Он оставался мертвым.

Ужасна была поразительная обыденность ситуации. Вот жил человек, работал… И совершенно незаметно умер.

Когда много лет назад Пьер хоронил своих родителей, все было по-другому. Смерть выглядела достойно и значительно. Мертвец лежал в гробу, вокруг рыдала родня, суетились могильщики. Это было скорбное и величественное зрелище, никак не походившее на то, что случилось с Пьером.

Мысль о гробе неожиданно напугала Пьера. Это что ж получается? Сейчас он сидит и пьет кофе, а завтра его засунут в тесный ящик и закопают глубоко в землю?

Пьер задрожал.

Ему показалось, что все в уличном кафе присматриваются к нему и вот-вот кто-нибудь закричит: «Смотрите! Смотрите! Он мертвый! Уберите его отсюда!»

Пьер неуклюже поднялся, бросил на стол несколько монет и, ни на кого не глядя, вышел на улицу. Его понесла людская река. Но в этих бесчисленных толчках, касаниях, запахах, звуках он чувствовал себя чужим. Все вокруг было шершавым, раздражающим, слишком громким, слишком тихим, слишком ярким, слишком тусклым, и лишь одно манило и притягивало Пьера – тепло человеческих тел. Ему безумно хотелось касаться людей, прижиматься к ним. Все, что угодно, лишь бы снова ощутить живую жизнь.

Он поднимал лицо к небу, но солнце, такое жаркое, уже скрылось за высотками домов. От отчаяния ему захотелось плакать, но слезы не текли.

Пьер и сам не заметил, как оказался в метро. Его внесли в вагон, стиснули со всех сторон, и на какой-то миг мертвец почувствовал себя счастливым. О, блаженное тепло!

Он закрыл глаза и замер, согреваясь.

Поезд лихо мчался вперед, пассажиры выходили, и наконец Пьер остался один.

Он вышел из поезда на конечной станции – никому не нужный, мертвый и одинокий. Не зная, что делать, Пьер присел на скамейку, сложил на коленях руки и замер. А куда идти?

Семьи у Пьера не было, как-то не сложилось. Женщины появлялись в его жизни, как падающие звезды – пролетали мимо, чтобы упасть в объятия к другим, более удачливым мужчинам. С ними они проводили бурные ночи, полные страсти, заводили семьи, рожали детей. А может быть, летели дальше, только вот у Пьера не задерживались.

– Ты такой… ты такой… – говорила ему как-то рыжеволосая Кати.

Она одевалась перед зеркалом, пытаясь натянуть узкую туфельку, и, подпрыгивая на одной ножке, искала нужное слово. Кати была неглупа и немолода, но даже ее профессорского словарного запаса не хватало, чтобы назвать причину своего ухода.

– Ты такой… надежный!

– Я не знал, что это плохо, – попытался тогда поспорить Пьер.

– Я тоже не знала…

Кати удивленно посмотрела на него и исчезла, как и многие до нее.

Это была последняя попытка, больше Пьер с женщинами не встречался, чему втайне даже был рад.

Так что дома его никто не ждет. Собаку завести Пьер тоже не решился, ведь ее нужно кормить, поить, выгуливать. Собака будет лаять, а соседка снизу, толстая пожилая негритянка с кучей родственников, страдает мигренями…

Пустая квартира наводила на мысли о склепе.

Правда, была работа. Всю жизнь Пьер проработал на должности клерка в страховой конторе, одной из самых старых в стране. Начальство его хвалило за точность и аккуратность, но повышать не стремилось, ограничиваясь регулярными премиями…

– Вам плохо?

Пьер открыл глаза. Он не мог видеть себя со стороны, но предполагал, что выглядит неважно.

Прямо перед ним на корточках сидела девушка. Черные волосы, густо подведенные брови, черная помада. Очередной молодежный протест: мы не такие, как вы.

– Вам плохо? – повторила она, с интересом вглядываясь в его лицо.

Пьер разлепил губы, но сказать ничего не сумел – в легких не было воздуха. Тогда он со стоном вдохнул и выдавил хриплым, чужим голосом:

– Нет-нет, спасибо. Все хорошо.

– Вы не похожи на человека, у которого все хорошо, – заявила девушка. – Перебрали? Или героин? Отвести вас к врачу?

Пьер кивнул. В нем проснулась надежда. А что, если это такая болезнь? Что, если ее можно вылечить?! Теперь ему казалось странным, что он сразу не пошел в больницу.

Девушка взяла его за руку и тут же испуганно дернулась:

– Холодный… – Но потом ее узкая ладошка решительно сжала пальцы Пьера. – Идем!

И он пошел за ней, с невероятным удовольствием ощущая рукою горячий ток ее крови.

Это был совершенно неизвестный ему район города. Окраина, населенная рабочими, выходцами из арабских стран и европейских задворок. Тут не бывает полицейских машин, зато очень много чернокожих. Стены исписаны левацкими лозунгами, а из подворотен несет плесенью и мочой.

Черноволосая девочка чуть ли не силой волокла его через эти кварталы.

В другое время Пьер испугался бы. Вырвался бы. Убежал. Однако сейчас ему было хорошо как никогда. Здесь никому не было дела до его посеревшего лица. Никто не вглядывался в его остекленелые глаза. В этом районе Пьер не опасался быть узнанным.

Мертвец на улице? Тут и не такое видали.

Зато ладошка девушки была такой теплой, такой обжигающе живой…

И Пьер шел за ней, послушно и даже с нетерпением. И когда впереди показалось белое здание с красным крестом, Пьер уже почти бежал.

Но надежда, что пустила в его душе первые робкие корни, была безжалостно растоптана.

Врач, пожилой еврей, посмотрел на Пьера поверх очков тем долгим, неприятным взглядом, каким смотрят доктора всех стран мира перед тем, как сказать вам какую-нибудь гадость.

– У вас… – Доктор пожевал губами и замолчал.

Пьер вдохнул и спросил робко, чувствуя глупость вопроса:

– Это можно вылечить?

Доктор покачал головой.

– Если у вас получится, вы будете первым.

– Почему?

Старый еврей вздохнул и потрогал холодную руку Пьера. Поглядел ему в зрачки. Потянулся было к аппарату для измерения давления, но только рукой махнул.

– Знаете, молодой человек, я сделаю вот что… – Он вытащил бланк и некоторое время что-то туда вписывал, тяжело вздыхая и качая головой. Наконец, закончив, хлопнул печатью и протянул бланк Пьеру: – Больше, уж простите… Ничего не могу. У нас, знаете ли, очень развита бюрократическая машина. Так что, может быть, вам это чем-то поможет.

Пьер вышел в коридор и посмотрел в бумажку:

«Свидетельство о смерти».

Совершенно потерянный, Пьер вернулся домой. Зачем-то включил телевизор. Зачем-то приготовил ужин, но есть не стал, потому что голода не чувствовал. Он вообще ничего не чувствовал. Кроме холода. Поэтому набрал в грелку кипятку и укутался с головой одеялом. Обжигающая грелка заставляла мертвое тело подрагивать, будто от электричества.

Пьер закрыл глаза и замер.

Будильник зазвенел ровно в шесть, но разве Пьер спал?

Он просто пролежал всю ночь на кровати – с закрытыми глазами, ничего не слыша, ничего не видя. Сам не зная зачем, Пьер подражал поведению живых людей, копировал их обыденные действия.

Вот утро, и он встал. Несколько раз присел, но колени слушались очень плохо. Мышцы закоченели, и теперь он ходил, раскачиваясь из стороны в сторону.

Вот завтрак, и Пьер проковылял на кухню: разбил два яйца в сковороду. Есть он не хотел, но это был привычный ритуал. Единственное, что он проглотил с жадной дрожью, был горячий кофе. От него по всему телу побежали мурашки, и показалось, что даже суставы стали более податливы.

Ровно в шесть тридцать он вышел из дома, поглубже надвинув шляпу и подняв воротник.

– Эй! – раздалось вдруг за спиной.

Пьер испугался и прибавил ходу.

Сейчас закричат: «Мертвец, мертвец!» Схватят. Набросятся. Спрячут в гроб. Или, того хуже, станут ковыряться в его нутре, чтобы понять, почему ему не лежится.

Однако никто не кричал. Только чья-то рука ухватила его за рукав.

– Эй! Это же вы…

Пьер, не сбавляя ходу, покосился в сторону и увидел все ту же девушку. Черные волосы, брови, губы…

– Помните меня?

Пьер захрипел, втянул воздух, остановился. Девушка рассматривала его большими карими глазами.

– Помните меня? Вы вчера там… на станции… Вы же… – Она наконец решилась: – Вы же умерли?..

Пьер вздрогнул, метнулся в сторону, кого-то толкнул и неловко заковылял в сторону метро.

На работу он приехал вовремя. Отметился. Сел за свой стол в узкой прямоугольной соте офисного улья.

Сидел, перекладывая бумаги из одной стопки в другую. Ставил печати. Пытался писать шариковой ручкой, но руки слушались плохо. Тогда он начал печатать все, что ему было нужно, на компьютере. Тыкал закостенелыми пальцами и тыкал…

От его смерти контора только выиграла, Пьер не ходил на обед, не отдыхал, не делал пауз, но только работал, работал и работал. Когда, наконец, бумаги на его столе кончились, он встал, подошел к соседней соте, подхватил лежавшие там чужие бумаги и принялся обрабатывать их.

– Эй! Это мои… – Коллега, у которого Пьер перехватил бумаги, протестовал, но не слишком.

В конце дня к его столу подошел менеджер.

– Пьер! – Его взгляд уперся в здоровенную груду бумаг, и тон смягчился: – Хм… Вот что. Вы… Я очень рад, что вы так погрузились в работу, но есть небольшая проблема. Видите ли, вы больше не можете рассчитывать на… зарплату. И вообще… – Он снова оглядел кучу бумаг.

Пьер молчал.

– Дело в том, что… – Голос менеджера окреп. – Дело в том, что нам сообщили, что вы умерли. А мы не можем выплачивать человеку зарплату, если он умер. Понимаете? Из бухгалтерии сообщили, ваш счет уже закрыт. В связи… Ну, вы сами понимаете. Так что сегодняшний день вам уже не считается. – Он снова растерянно замолчал. – И впредь… Вы понимаете… – Менеджер совсем смешался и выдавил глупое: – Мне очень жаль. Я соболезную.

Так Пьер первый раз получил соболезнование в связи с собственной кончиной.

Однако на этом дело не закончилось. Менеджер заявил, что мертвецам категорически нельзя находиться в здании фирмы, и попросил Пьера покинуть рабочее место. Когда же Пьер отковылял к выходу, менеджер добавил снова уверенным и привычно раздраженным тоном:

– Я надеюсь, вы разберетесь с этим недоразумением. В самом деле, нельзя так запускать дела.

Пьер обернулся. С хрипом втянул воздух. И просипел:

– Конечно, мсье. Прошу прощения.

И вышел.

Долго сидел на скамейке в парке, пока полицейские не начали обращать на него излишне пристальное внимание. Тогда Пьер встал, спустился в метро и поехал домой.

У дома его ждала прежняя девушка.

– Эй! Вас ведь зовут Пьер? – Она пошла рядом. – Я Марта. Помните меня?

Пьер не отвечал. Он боялся этой девушки. Было в ней что-то такое… Впрочем, всех остальных он боялся тоже.

– Да что вы, в самом деле?.. – Она пыталась заглянуть ему в лицо. – Я никому не скажу.

Пьер собирался нырнуть в подворотню, но Марта неожиданно схватила его за руку.

От этого прикосновения, от жара ее молодого тела Пьер споткнулся, а потом неожиданно притянул ее к себе, стиснул в ставших грубыми и твердыми, как деревяшки, руках.

Она пискнула, как птичка, забилась.

– Отпусти!

И попыталась ударить его в пах.

Пьер испугался. Выпустил девушку, отшатнулся к стене, выставил перед собой руки.

– Эй, девочка, этот урод пристает к тебе? – донеслось из темноты.

Какие-то неясные тени замаячили в свете фонарей.

– Сам урод! – крикнула Марта и показала куда-то средний палец. – Пошел в жопу!

– Вот идиотка, – беззлобно ответили из темноты.

Тени растаяли.

Пьер понял, что дрожит. Но не от страха. По его омертвевшим тканям точно утюгом прошлось тепло, живое тепло! Тающий след от прижавшейся к нему на миг девушки…

– А ты жесткий… – Марта потерла руку.

– Извини, – прохрипел Пьер.

– Ты зачем это сделал? Ты… хотел меня сожрать?

Пьер помотал головой.

– В фильмах всегда так… – сказала Марта и отступила на шаг. – Сначала все нормально, а потом типа голод и все такое. Ты, наверное, хочешь есть?

– Не хочу. Я не ем… – Пьер с трудом втягивал носом воздух. – Мне не надо… есть.

– Да? Хорошо… – Марта заметно расслабилась. – А то я уж подумала… Ты меня напугал.

– Извини.

– Слушай, а ты почему умер?

Пьер испуганно обернулся. Ему казалось, что она говорит слишком громко.

Девушка, видимо, поняла.

– Ты тут живешь? Да? Один?

– Да… – Пьер лихорадочно вспоминал, что принято говорить в таких случаях. – У меня есть кофе. Хочешь?

Она протянула ему руку – такую удивительно теплую и живую.

Это было очень странно – вести домой женщину после столь долгого перерыва. Пьер вдруг ощутил давно забытое беспокойство: как она воспримет его холостяцкую берлогу? Место, где он жил один так долго, что уже забыл, как бывает по-другому. Пьер едва не вывалился из лифта, ноги двигались все хуже, но собрался с силами и заковылял к дверям. В коридоре почему-то не горел свет. Дешевые лампочки, которые хозяин дома вкручивал через одну, часто лопались прямо на головы жильцам. Видимо, и в этот раз тоже.

Он уже подошел к своей квартире, когда из темноты вынырнули двое:

– Эй, дядя! А не поделишься…

Марта взвизгнула и прижалась к стене.

– О! Это та самая идиотка! Что, девочка, подцепила папика?