
Текст книги "Русская фантастика 2012"
Автор книги: Наталья Резанова
Соавторы: Марина Ясинская,Михаил Кликин,Александр Золотько,Александр Шакилов,Юрий Погуляй,Сергей Булыга,Александр Бачило,Максим Хорсун,Евгений Гаркушев,Андрей Фролов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)
– Посторонись, ты, скотина, – со злостью сказал Антон, затаскивая в трюм громоздкий параллелепипед с вмонтированным в него транслятором. – Расселся тут, сволочуга. Господи, как здесь смердит!
– Перетерпим, – гулко сглотнув, сказал Карло. Он подключил аппаратуру и уселся на контейнер с почтой. – Мы хотим с тобой поговорить.
Транслятор разразился шипением вперемешку с булькающими утробными звуками, затем выдал ответную реплику:
– Я говорить.
– Замечательно. Меня зовут Карло Иванини. Это мой брат Антон Иванини. Назови свое имя.
– Санментблудетдвоенргл.
– Сан… Санмен… – Карло невнятно выругался. – Я не способен воспроизвести твое имя. Я буду называть тебя Санни, ты согласен?
– Мое имя есть Санментблудетдвоенргл. Однако понимать, что ты трудно. Соглашаться на Санни.
– Прекрасно, – встрял Антон. – Слушай меня внимательно. Ты у нас в гостях, понял? Здесь, – Антон обвел руками помещения, – наш дом. Ты в нем гость, ясно тебе?
– Нет ясно. Что есть гость?
– Человек… тьфу. Пускай не человек. Живое существо, которое не живет там, где находится. А пребывает, потому что его пригласили. Позвали. Не смогли от него отвертеться, наконец. Теперь ясно?
– Санни допускать он гость. Какое следствие?
– Следствие такое. Санни передвигается по кораблю, только когда Антон и Карло ему разрешат. В кают-компанию Санни не ходит. В пилотскую рубку не ломится. В каюты экипажа тоже. Лучше всего, если Санни будет сидеть в трюме и никуда не ходить. Еду Антон и Карло будут ему доставлять сюда. Ах да, в туалет ходить можно. И непременно смывать за собой. А также убирать после себя грязь.
– Почему Санни нет ходить где он хотеть?
Антон переглянулся с братом.
– Давай я ему объясню, – сказал Карло. – Значит, так. Тебе нравится, как я выгляжу? Или он?
– Нет нравиться. Санни думать вы оба есть уроды. Страшно смотреть. Санни стараться не смотреть.
– Молодец. Теперь представь: не ты пришел в наш дом, а мы к тебе. И тебе приходится на нас смотреть. Мириться с нашим присутствием. Нюхать нас. Терпеть, что мы шляемся у тебя в доме, где хотим. Тебе бы это понравилось?
– Нет понравиться. Но Санни не запрещать. Санни терпеть. И ждать, когда вы уходить.
– А если мы не захотим уходить?
– Санни менять дом.
– А попросить гостей вести себя поскромнее – нет?
– Санни не понимать.
– Просить не показываться тебе на глаза. Не мешать тебе. Не докучать. Не…
– Санни понимать, – прервал бородавочник. – Санни не просить. Санни просить друг. Друг понимать. Санни никогда не просить гость.
– Вот оно что! – Карло присвистнул. – Друга можно просить о вещах, которые с прочими неэтичны. У Санни много друзей?
– Санни иметь много друг. И один большой друг. Сейчас не иметь.
– Он, наверное, имеет в виду убитого напарника, – Карло повернулся к Антону. – Как случилось, что напарник Санни погиб?
– Нет напарник. Брат. Одна кладка. Санни везти почта. Брат Санни тоже везти почта. Санни страховать брат. Он не успеть. Человек убивать брат. Санни больше нет брат. Санни много горевать.
– Понятно, – сказал Карло. – Мы сочувствуем тебе. Ты, в общем-то, неплохой парень. Жаль, что так оно вышло. А где те гады, которые убили брата?
– Что есть «гады»?
– Плохие люди. Убийцы, мародеры, пираты. Где они?
– Санни убивать гады.
– Вручим себя в руки божьи, – Святоша перекрестился. – Вот он, остров. Еще виток, и будем садиться. Помолимся.
Кастет послушно возвел очи горе.
– Ага, помолимся, – передразнил Хреноплет. – Стабилизаторы покорежены. Автопилот не работает. Посадочные двигатели – хрен их знает. А мы, конечно, помолимся, богомольцы хреновы, всевышний – он, на хрен, поможет.
– Не богохульствуй, – строго сказал Святоша. – Закрой пасть, если не хочешь, чтобы ее заткнул тебе я.
Последний виток провели в молчании. Когда остров вновь появился на горизонте, Святоша трижды осенил себя крестом и пошел на снижение.
Он не знал, как удалось посадить корабль, не угробив при этом экипаж. Рев, грохот, тряска – каждую секунду казалось, что «Мертвец» не выдержит, взорвется или развалится на части.
Однако обошлось. Последним, что увидел Святоша перед тем, как оптику застили облака пыли, было разбегающееся в ужасе стадо. Затем «Мертвец» вонзился кормой в землю, амортизаторы смягчили удар, но на большее их не хватило. Под нарастающий рев и грохот корабль накренился, двигатели взвыли в последний раз и смолкли. «Мертвец» на секунду замер и плавно, будто нехотя, завалился набок.
Святоша пришел в себя первым. Отстегнул ремни, пополз через рубку к Кастету. Растолкал его, и Хреноплета приводили в чувство уже вдвоем.
– Шлюз у нас над головами, – прохрипел Кастет, сплевывая кровь. – Как будем выбираться?
– Подсадишь меня, потом я втяну вас, – ответил Святоша.
– А дальше?
– Дальше как господь сподобит.
– Сподобит, как же! – запричитал Хреноплет. – Схреноподобит! На пожизненный срок каждому.
– Господь милостив, – сказал Святоша спокойно. – Особенно к сыновьям своим, у которых в руках оружие и которые не станут раздумывать, прежде чем пустить его в ход. Пошли.
– Знаешь, я все-таки, наверное, ксенофоб, – признался Антон на выходе из очередного гиперпрыжка, – не могу без отвращения на него смотреть. Уже месяц, считай, прошел. И по ночам он мне снится до сих пор. В кошмарах.
– Привыкнешь, – улыбнулся Карло. – Я ведь привык. Даже запаха почти не чувствую. Он хороший парень. Как он вчера сказал, помнишь? «Ты и я могли бы быть в одной кладке».
– Бр-р… – Антона передернуло. – В одной кладке! Представить противно.
– А ты не представляй. Он ведь совсем не про кладку хотел сказать.
– Да понимаю я. И все равно не могу. Вот, кстати, и он, легок на помине.
– Привет, Санни, – Карло подключил аппаратуру. – Присаживайся. Как дела?
– Хорошо, – наросты на бородавчатой голове сменили окрас на ярко-желтый – знак уважения к собеседнику. – Почему Антон есть скучный?
– Он скучает по девушке, – подначил Карло. – На Афродите, планете, на которую мы летим, Антона ждет девушка. Самка, – пояснил Карло, – с которой Антон не прочь сделать кладку.
– Язык бы придержал, – проворчал недовольный объяснением Антон.
– Я же фигурально. У Санни есть девушка? Ну, самка?
– Санни понимать, что есть девушка. Санни иметь девушка. Раньше, до война. Хотеть делать кладка. Не успеть. Санни идти на война. Девушка делать кладка. Без Санни.
– Бывает, дружище, – Карло улыбнулся сочувственно. – У нас такое тоже бывает, сплошь и рядом, считай. Не переживай, не в девках счастье.
– Санни уже не переживать. А девушка, которую иметь Антон, она красивая?
– Вряд ли ты нашел бы ее красивой, дружище. Но по человеческим меркам она красивая. Покажи ему фотку, Ант.
– Санни думать, девушка есть красивая, – бородавочник внимательно изучил протянутый Антоном снимок. – Санни не понимать почему. Но думать, что красивая. Девушка Санни тоже быть красивая. Тогда, до война…
– И все-таки не могу привыкнуть, – Антон насупился, подпер кулаком подбородок. – С души воротит. Бородавки эти, наросты, слизь…
– Ну и ладно, – Карло похлопал брата по плечу. – Тебе с ним детей не крестить. Знаешь что, Ант, высажу-ка я тебя на Афродите. Разгрузимся, и ступай к своей Лори. А Санни на Горгону я один закину, а потом вернусь за тобой.
Антон улыбнулся благодарно:
– Спасибо, брат!
– Так когда, говоришь, они прилетят? – Святоша задрал старосте подбородок стволом разрядника.
– Через неделю. Может быть, через полторы.
– Если соврал, отправлю на небеса. Двое их, говоришь?
– Двое.
– Ладно. Кастет, сюда топай. Старого хрыча – под замок. Хреноплет где?
– Заложников стережет. Я тут к одной бабенке присмотрелся. Смазливая, – Кастет облизнулся. – Зовут Лори. Сиськи большие. И задница.
Святоша вздохнул.
– Ну так иди, согреши с ней. Бог простит.
Кастет осклабился.
– Пойду. Подфартило мне с капитаном. И Хреноплету тоже. Такого парня, как ты, во всей галактике не сыскать.
– Не льсти, грех это, – Святоша нахмурился. – Ступай.
Кастет повернулся спиной и двинулся грешить.
Осуществить это намерение ему, однако, не удалось.
– Летят! – оттолкнув Кастета, в помещение ворвался Хреноплет. – Снижаются уже, через полчаса сядут!
– Как снижаются?! – вскочил на ноги Святоша. – Старый хрыч сказал, что через неделю!
– А хрен его знает как! – взвизгнул Хреноплет. – Сам посмотри!
Святоша посмотрел. Убедился. Постоял с минуту, поразмышлял. И приказал готовиться к встрече.
– Вот это да! – присвистнул Карло, едва «Братья Иванини» сел. – Взгляни. Похоже, кто-то неудачно приземлился.
– Возможно, им нужна помощь. – Антон двинулся к шлюзу. – Схожу узнаю, в чем дело, побудь пока здесь.
– Ладно, – Карло кивнул, – начну потихоньку разгружать.
Деревня, как обычно в дневное время, казалась вымершей. Насвистывая, Антон миновал с полдюжины приземистых бетонных построек и по главной улице двинулся к дому старосты. Ему навстречу, опустив голову, ссутулившись и засунув руки в карманы, шагал рослый плечистый индивид, нечесаный и небритый, с виду обычный работяга. Поравнявшись с ним, Антон поздоровался, индивид не ответил. Пожав плечами, Антон двинулся дальше.
Страшный удар в затылок опрокинул его на землю и вышиб сознание. Лохматый подскочил, ухватил Антона за ворот, приподнял. Из-за угла ближайшего строения вывернулся второй – кадыкастый и тощий. Охлопав Антона по бокам, извлек из подмышечной кобуры игольник, сунул себе в карман. Помог лохматому взвалить бесчувственное тело на плечи и потрусил позади, страхуя бластером.
– Вроде очухался, – услышал Антон, придя в сознание. – Так, времени у нас нет. Жить хочешь?
Антон разлепил веки. Давешний лохматый индивид скалился ему в лицо. Другой, тощий и кадыкастый, сидя в кресле в углу, наводил ствол. Третий, с мясистой лупоглазой рожей и хищным нехорошим взглядом, по всей видимости, главарь, расхаживал по комнате, заложив руки за спину.
– Так что, хочешь жить или нет? – повторил вопрос лупоглазый.
– Допустим, – угрюмо буркнул Антон.
– И правильно, – согласился лупоглазый. – Жить любая тварь божья хочет. А раз так, мы предлагаем честный обмен. Ты и твой приятель остаетесь жить. Мы улетаем на вашем корыте.
– Других вариантов не будет? – вскинул голову Антон.
– Ну почему же? – ухмыльнулся главарь. – Есть и другой. Замочим вас обоих и опять-таки улетим.
– А что-нибудь более реальное? – Антон подобрался. Опасным из всех троих казался только лохматый. Если его нейтрализовать, то, прикрываясь его телом, можно добраться до тощего.
– Похоже, с ним каши не сваришь, – высказал догадку лохматый. – Время только теряем.
– Что я должен делать? – быстро спросил Антон.
– Вот это уже лучше, это уже по-божески. Ты сейчас свяжешься со своим приятелем и велишь ему топать сюда. На, это было у тебя в кармане, – лупоглазый протянул радиотелефон. – Не вздумай сказать, что с ним что-то не в порядке.
Антон принял телефон, растерянно повертел в руках. Без размаха швырнул его в лицо лупоглазому и рванулся. В прыжке достал главаря локтем в висок. Краем глаза отметил вскинутый тощим ствол, крутанувшись волчком, ушел с линии огня и метнулся к лохматому.
Антону не хватило доли секунды, той доли, что определяет, кому из двоих праздновать победу, а кому наоборот. Лохматый извернулся и встретил прямым в лицо. Кулак с зажатым в нем кастетом сокрушил Антону челюсть, вышиб зубы, а вместе с ними и сознание.
– Готов, – сплюнув, сказал лохматый. – Теперь не скоро очухается. Добить его?
– Добить успеем. Сначала дождемся второго. Кстати, со вторым уже можно не церемониться. Семь бед – один ответ, прости господи.
Карло закончил разгрузку и взглянул на часы – Антону уже давно пора было бы вернуться. Вызов по радиотелефону остался без ответа.
Видать, уже затащил девчонку в постель, догадался Карло. Что ж, дело хорошее. Он пару часов подождал и повторил вызов, по-прежнему безуспешно.
С наступлением сумерек Карло начал беспокоиться по-настоящему. Погрузчик с почтой так и не пришел, Антон исчез, а тут еще неудачно приземлившийся неизвестно чей корабль.
Когда стемнело, Карло решил больше не ждать. Вооружившись бластером, он выбрался из шлюза наружу. Было безветренно и тихо, лишь изредка доносилось коровье мычание от северной ограды пустыря.
Карло быстро зашагал в сторону деревни, затем перешел на бег. Достиг первых строений на окраине, укрываясь за ними, сместился к центру. Бегом пересек тускло освещенную люминесцентными фонарями улицу. Рука вспотела на рукоятке бластера. Карло вытер ее о штаны и вдоль стен поспешил дальше. В окнах дома старосты горел свет, остальные, насколько хватало глаз, были темны. Карло перешел на шаг, осторожно ступая, двинулся по направлению к светящемуся прямоугольнику окна.
– Эй, друг! – окликнул голос за спиной.
Карло шарахнулся, затем повернулся на звук. По улице к нему семенил тощий растрепанный мужичонка. Вид у мужичонки был самый что ни на есть затрапезный и опасности не внушающий. Карло расслабился и шагнул под свет фонаря.
Краем глаза он увидел качнувшуюся по левую руку тень. Карло метнулся в сторону, и это движение стало в его жизни последним. Лазерный луч ударил в плечо, прошелся наискось к паху, развалил Карло пополам. Он не успел даже вскрикнуть.
– Готов. – Кастет вывернулся из темноты и заржал. – Был один, стало два.
– Мир праху, – отозвался Святоша. – Рвем когти.
– Жаль, не успел я бабенку трахнуть.
Святоша задумался.
– Бери ее с собой, – велел он. – По пути развлечемся.
Наутро Карло хоронили. Антон недвижно стоял рядом с вырытой могилой. Колонисты один за другим приближались к нему, молча жали руку, кивали сочувственно, отходили прочь.
Антон плохо осознавал происходящее. Голова раскалывалась от боли, мыслей не было, их вытеснили имена. Карло, Лори, Карло, Лори, повторял про себя Антон, и так без конца. Человек, который был ему братом, и девушка, которая так и не стала невестой.
– Возвращаются! – заорал внезапно кто-то за спиной. – Смотрите, эти сволочи возвращаются!
– Все, у кого есть оружие!.. – зычно закричал староста.
Антон не слушал. С минуту он ошарашенно смотрел на снижающийся корабль. Затем на ватных ногах побежал к превращенному в космодром пустырю.
– Назад! – кричали ему вслед. – Назад, убьют!
Пускай убивают, отстраненно думал Антон на бегу.
Он достиг ограды в тот момент, когда «Братья Иванини» коснулся земли. Надрывая жилы, помчался дальше. Антон преодолел уже две трети расстояния от ограды до корабля, когда бортовой шлюз открылся и из образовавшегося отверстия с воплем вылетел человек.
Он приложился о землю плашмя, поднялся на карачки и, задрав зад и подвывая, принялся отползать.
Антон споткнулся, чудом удержал равновесие и застыл на месте – он узнал лупоглазого главаря. Через пару мгновений из шлюза вылетел второй, лохматый. Этот не размахивал руками и не подвывал – лишь рухнул наземь порванной тряпичной куклой. Еще через секунду ему составил компанию тощий.
Створки шлюза стали закрываться, из корпуса корабля выдвинулся трап. Антон оцепенело смотрел, как Лори, держась за поручни, спускается по ступенькам. Затем бросился ей навстречу.
– Санни вернуться, – бородавочник устроился за столом в кают-компании. Антон уселся напротив. Он обнимал всхлипывающую Лори за плечи. – Где есть Карло?
– Карло убит, – ответил Антон глухо.
Наросты на голове Санни окрасились лиловым – цветом скорби.
– Санни горевать Карло.
– Он считал тебя своим другом.
– Санни есть друг Карло. Быть друг, – поправился бородавочник. – Теперь Санни друг только Антон.
Антон закашлялся, смущенно отвел глаза.
– Как ты посадил корабль?
– Антон забывать? Санни есть пилот. Санни знать посадка. Знать управление.
– Ты убил их? Тех двоих?
– Санни убить один гад. Большой гад, который иметь железо в рука. Санни не убивать другой гад. Санни не любить убивать. Большой гад хотеть девушка. Хотеть… – бородавочник запнулся. – Хотеть делать с ней кладка. Тогда Санни убивать большой гад.
– Спасибо, дружище, – медленно проговорил Антон. – А второго?
– Санни не убивать маленький гад. Маленький гад умирать сам.
– Как «сам»? – опешил Антон.
– Маленький гад видеть Санни и сразу умирать. Маленький гад пугаться. Очень сильно. Так сильно, что умирать.
– Я отвезу тебя домой, – сказал Антон. – На Горгону. Спасибо тебе за все. Отвезу его и сразу вернусь, – обернулся он к Лори.
– Санни думать, – сказал вдруг бородавочник. – Санни быть на война. Антон быть на война. Санни терять брат. Антон терять брат. Санни есть почтальон. Антон тоже есть почтальон. Санни делать предложение. Санни и Антон брать двойной контракт. Возить почта на Афродита. Возить почта на Горгона. Санни быть брат Антон. Антон быть брат Санни.
– Ты что же это, всерьез? – на глаза у Антона внезапно навернулись слезы.
– Санни хотеть возить почта вместе. Санни страховать брат Антон. Антон страховать брат Санни.
Через три месяца Антон и Санни Иванини подписали контракт на доставку почты на обе обитаемые планеты системы беты Стрельца. Еще через полгода Антон Иванини женился. Теперь отпуска между рейсами он проводит на Афродите с женой и годовалым Карло, пока Санни бездельничает на Горгоне.
Недавно братья приобрели новый транслятор, последнюю модель, видео. Она способна склонять существительные, спрягать глаголы и голосом передавать эмоции. Речь Санни перестала быть косноязычной, хотя привычка говорить о себе в третьем лице осталась.
– Санни нашел девушку, которая хочет сделать от него кладку, – сказал он однажды. – Очень красивую. Санни хотел бы познакомить ее со своим братом.
Антон поперхнулся воздухом.
– А как же ксенофобия? – спросил он. – Ладно мы с тобой. Но твоя девушка, она ведь меня попросту испугается!
– Лори не боялась Санни. Даже тогда, в первый раз, ну, ты понимаешь. Аледмтемдзодоллд не станет бояться Антона. Посмотри, вот фотография.
Антон взял протянутый братом снимок, повертел в руках.
– Красивая, – сказал он. – Очень красивая девушка.
Артем Белоглазов
Александр Шакилов
Террорист
Нарты шли ходко.
Собаки тянули в гору без усилий: дорога наезженная, широкая, да и гора-то не гора. Холм. За спиной, в котловине, оплывало в маскировочный дымке неродное уже предприятие.
Каюр лениво курил, пряча трубку в рукавице. Трепаная шубейка-безрукавка поверх ватника, унты простые, без украшений, а псы гладкие, пушистые, хвосты колечком, что стальная пружина, – не разогнуть. Так если по червонцу за проехать, чего бы и не гладкие? И трубка. За трубку, глядишь, в темном переулке… А унты бисером пусть бабы обшивают. Старикам ни к чему.
Ходко шли.
Арапник, вещица более привычная для охотников, лежал себе возле погонщика, скучал. Эх, да по спинам прогуляться! Беги веселей, дави снег лапами. А ну, шибче давай!
Кого везете? Везете кого, говорю? Специалиста!
Бывшего.
Специалист мрачно вздыхал. Кулаками после драки не полагается? А то. Но ведь хочется. Стоп, отмотайте назад, на часок, нет, лучше на два. Приемная. В приемной секретарша ногти пилит. Дура кудрявая. Здрасте-пожалста, а вот и мы. Вызывали? Сам? Бросила ногти свои, лупает глазенками. Что, мать, не признала? Кто-о пьян? Я пьян?! Да ты, к-курва, чего?.. Да я день и ночь! У станка! Не отходя и не просыха… не засыпая то есть! В туалет по нужде – раз в сутки. Специфика производства. Докладывай, что пришел.
И махнул-то всего грамм сто, кто ж знал, чего и как? С устатку, должно быть, и развезло. Впрочем… а, неважно! Не за пьянку же. Все пьют. Как тут не пить? Где работаем? То-то же. А зальешь страх очищенным высокопроцентным, закуской утрамбуешь – и жить радостней.
И кто здесь кому грубил? Я грубил? Генеральному?! Ну, может быть. Может быть… Что, генеральный не человек? И нагрубить ему нельзя?
Специалист я или где?
В низком, будто нахлобученном на землю небе плыли густые облака. Со свистом налетел, заставив ежиться, ветер. Специалист уткнулся в воротник, надвинул на лоб пыжиковую шапку. Осмотрелся. Поднялись, стало быть. Ну так не пять человек в санях. Торчу как перст. В гордом одиночестве. И бесплатно. За счет бывшего родного. Обидели напоследок.
Эх, душа горит! Хочет странного. Сорваться в последний и решительный да вспыхнуть яркой звездой. Угольком из печки. Чтоб всем жарко стало.
Каюр натянул постромки, собаки сбросили скорость. Неспешно перевалив вершину, нарты покатили вниз.
Вниз, вниз. К подножию. Пересадка, и – на оленьей маршрутке к станции. Народу мало, оно и понятно: работяги вечером потянутся. Сейчас же – не пойми кто. Проще определить словом «всякие».
Дамочки интеллигентного вида, какие нос воротят, едва заприметив. ИТР. Служащие. Ну, чего уставились? Нашивка на рукаве в диковинку? Лычки срисовали? Шепчетесь по углам – с заво-о-да! Ясен олень, откуда ж еще. Тьфу на вас!
И руки на груди скрестить, уйти в себя. Глядеть и не видеть.
– Мама, мама! – тянет за плечо молодую женщину ребенок лет десяти. – А что бывает после смерти? – И, закусив губу, косится на специалиста.
– Ничего, – мать обнимает сына. – Не смотри, не надо.
– А после зимы? – упорствует мальчишка.
Народ вокруг тихо смеется. После зимы – надо же.
У дылды в песцовой дохе под мышкой зажат транзистор. Дылда с меланхоличной улыбкой крутит верньер, и транзистор шипит, выплевывая новости пополам с рекламой. Реклама дылде не нравится, и он упорно пробивается сквозь радиодиапазон в надежде найти чего-нибудь для души. Находит.
Прости-прощай, родная.
Ну что стоишь в сторонке? —
томно выводит певица. Губы, наверное, влажные, блестящие, щеки нарумянены. А самой – мама дорогая, дай бог, под шестьдесят. А если не даст?
Волна сбивается. Бодрый голос диктора с полуфразы, как с места в карьер, выдает:
«…трудом упорным края…»
Ну, дурдом, отмечает специалист нечаянную рифму. Новости и реклама. Реклама и новости. Дылда в отчаянии. Дылда остервенело вращает верньер, улыбка его прокисла, глаза превратились в узкие щелочки. Диктор, диктор, не ходи гулять поздно ночью. Любитель искусства может повстречать тебя в подворотне. Опознает по бодрому голосу.
«…вопрос по оборонке».
Интервью. Кого-то с кем-то. Не суть. Но! – вторая нечаянная рифма. И диктор, и журналист явно нарываются.
При слове «оборонка» плечи специалиста вяло вздрагивают.
«…лично на меня? Да. Поистине громадное впечатление. Установки „Апрель“, разработанные в ОКБ…»
Упряжка влетает на станцию. Длинный приземистый состав ждет у третьей платформы. Пепельного цвета вагончики, толстые обледеневшие стекла, гармошки переходов между тамбурами – в бесформенных сосульках; заржавленные полозья. Все как обычно.
Вечером, в мягком свете фонарей поезд кажется красивее. Уютнее.
Лучше.
Специалист вновь тяжко вздыхает и занимает очередь в кассу.
В окно можно не смотреть.
Снег, снег, обросшие льдом дома, черные пасти туннелей, оленьи упряжки, редкие снегоходы.
Пейзаж уныл до безобразия.
Пейзаж сер и скучен.
От несмотрения в окно отвлекает зычный голос с характерным акающим выговором:
– Маро-оженое! Пламбир! Крем-брюле!
Все торгаши – с юга. Эта толстая бабища не исключение.
Бабища проталкивается между скамейками, пихая стоящих локтями. Катит за собой тележку-холодильник. На бабище узорчатый, в кружевах-снежинках платок. Красивый, да и сама вроде ничего. Резвушка-толстушка.
– Мне два, – протягивает деньги усатый дядечка со сросшимися на переносице бровями. Брови и усы грозно шевелятся, отчего тщедушный дядька приобретает весьма разбойничий вид.
– И мне.
– Нам тоже.
– Сюда дайте! – обвалом прокатывается по салону.
Известное дело – мороженое! С холода-льда. Разве дурень какой откажется. Или дурочка навроде секретарши. Будет ногти ровнять и хоть бы хны.
– А… вам? – Вопрос замерзает в воздухе.
Специалист поворачивает голову. Медленно-медленно поворачивает голову и в упор глядит на бабищу. Рядом со специалистом никого. Места пустуют, и оттого очень просторно. Оттого можно сидеть, закинув ногу на ногу, положив руку на спинку скамьи, и разглядывать торгашку. Платок ее. И кружевные снежинки. И прозрачные сережки-кристаллы. И белую кожу. Красивая. Но полная. Не в его вкусе.
– То есть… – южанка теряется окончательно. – Я хотела сказать…
В его вкусе хрупкие девушки с бездонными, как у той вон блондиночки, глазами. Блондинка в пышной лисьей шубке, капюшон с модной оторочкой, стоит у самых дверей и вдумчиво облизывает…
– Так возьмете? – нарушает ход мыслей торгашка.
– Не-а, – цедит специалист и рывком поднимается на ноги.
Бабища шарахается, чуть не опрокинув тележку; налетает на усатого. Тот отшатывается – и пошло-поехало. В вагоне небольшое столпотворение.
И – легкая паника.
Специалист шагает сквозь толпу. Ледоколом.
Народ старается держаться подальше. Отпрянуть! Убраться с дороги! Оттоптанные ноги не в счет. Тишина. Тяжелая. Давящая. Ни одного матерка. Прерывистое дыхание, вытянутые лица, потупленные взоры…
– Здрасте! – Специалист, куражась, ломает шапку перед блондинкой. – Как вас по имени-отчеству? Меня Иваном, ежели что. Можно Ваней. А кому и Ванькой. Договоримся!
От избытка чувств блондинка роняет мороженое. На грязном полу белая клякса.
– Обронили-с. – Иван поднимает брикет с налипшим мусором. Разглядывает. – М-да. Некондиция. Ну что вы, в самом деле?! Поедем, как говорится, в нумера. Живу я неподалеку. Сойдем через пару станций. И уж там…
Глаза специалиста блестят шалым огнем.
Девушка бледнеет, размахивается – Иван подается вперед, Иван жаждет пощечины! – но, пересилив себя, отдергивает руку.
– Отчаянная, да?! – орет специалист. – Ну, ударь меня, ударь! Дотронься!
Девица закатывает глаза, ей дурно. И вместе с шубкой обвисает на вовремя подставленной лапище. Второй лапищей Иван хватает девицу за приятных размеров грудь. Прижимает к себе. Смачный поцелуй приводит блондинку в сознание.
– Не смей, не смей… – шепчет она. И вырывается, и плачет. И под глазами уже набрякли некрасивые темные круги, и щечки пошли пятнами, а прическа растрепалась.
Здоровенные лбы справа от девицы до хруста тискают пальцы в кулаки. Но молчат, лишь кадыки дергаются от стыда и бессилия. Народ старательно таращится в окна. За окнами замечательный тоскливый пейзаж. Такой можно рассматривать часами.
Снег, снег, обросшие льдом дома, черные пасти туннелей…
– А вот и смею! – вопит специалист. – Мне терять нечего! Плевать я на всех хотел! Что хочу, то и делаю! И если хоть одна зараза вякнет…
Зараз не находится. Ни одной. Люди сосредоточенно изучают тьму за стеклами: поезд въехал в туннель, и серое уныние сменилось унылым мраком.
– Генеральный – сволочь! Технологи – паскуды! Конструктора – хамы! Мастера – бестолочи! – методично перечисляет Иван. Его трясет. – За неоднократное нарушение трудовой дисциплины и техники безопасности… Да я… лучший! Золотые руки! А меня как последнего сопляка…
Поезд выныривает из туннеля, катит по сумрачной равнине. Слышно, как снаружи беснуется ветер.
На очередном полустанке Иван решительно тащит блондинку к дверям, спрыгивает на платформу. Вокруг – ни души. Над хлипким зданием станции качается светящий вполнакала фонарь. У входа, повыше обшарпанных дверей, притулился громкоговоритель. Метет. Разбегаются по углам синие тени; тихо-тихо, исподволь, подкрадываются, чтобы окутать все и вся, сумерки.
В блеклом выстуженном небе, разрывая покров облаков, курсируют фризеры.
Поезд трогается, скрипя полозьями. Девушка рыдает взахлеб, слезы бисеринками застывают на щеках.
Прости-прощай, родная.
Ну что стоишь в сторонке? —
звучит неведомо откуда. Девица, заламывая тонкие руки, падает на колени. Иван, не обращая внимания на истерику, волочет девушку за собой, ухватив поперек талии.
Здоровенные лбы в вагоне жмут квадратными пальцами на кнопки телефонов. Остальные не отважились и на это. С каменными лицами наблюдают, как дебошир со своей жертвой гребет по снежной пустыне.
Вдали голубоватыми холодными искрами мерцают огни небольшого поселка.
Дом как дом.
Скорее избушка. Небогатая, но справная. Типовая улучшенка.
На воротах табличка, точь-в-точь повторяющая рисунок нарукавной нашивки: костер солнца в перекрестье ядовито-зеленых стрел. Не метка даже – отметина.
Здесь все дома такие. Здесь известно, кто живет. В заводском этом поселке.
Девица беспомощно озирается. Боязно, аж оторочка на капюшоне дыбом. Проникается девица важностью момента – назад дороги нет, путь заказан – и, проникнувшись, беззвучно скулит.
Пропуская скулеж мимо ушей, Иван грубо вталкивает блондинку в прихожую.
В доме тепло. И не просто тепло, а… Девушка пугается до одури.
– Меня Лена, Лена зовут!.. – плачет, стараясь разжалобить. – Меня мама ждет…
Иван думает о своем.
Теперь, после увольнения, выселят? Да ну на…! Хрен там выселят – выкусят! А кого горяченьким угостить? Я могу!
– Иди в комнату, – говорит блондинке.
Та не двигается с места. Оттаявшие слезы стекают мокрыми дорожками.
Хозяин скидывает тулуп и в одно движение… Блондинка не верит глазам, трет кулачками, моргает: Иван разжигает печь! Девица едва не лишается рассудка. Кулем сползает на пол, сидит, кутаясь в меха, будто они чем-то могут помочь, защитить.
– Чего расселась? Впервой, что ли? Не видала ни разу? Ну так любуйся!
Специалист подхватывает девушку на руки – легко, уверенно – и несет в комнату, на кровать.
– Ты не думай, – бурчит он. – Без согласия – ни-ни. Нешто я дикарь неотесанный? А вот показать кое-чего… Раз они так, и я в долгу не останусь. Ты, девка, правды не знаешь.
С холода-льда, говорите?
Нате! – Иван крутит дулю мосластыми пальцами. Подавитесь!
С пылу, с жару!
«Весна» брикетированная, ГОСТ 0803–0105! С полной биоразверткой!
Ногти у специалиста обгрызенные, с грязной каемочкой, будто… в земле испачканные. Белки глаз треснули сеточкой кровяных прожилок. В осколках полыхает зарево пожара.
Горит душа…
Пропадай оно пропадом! Ясным, значит, пламенем.
Вся жизнь – во славу державной мощи. После армии – сразу на производство. Компенсация за вредность, подпись о неразглашении, и – гордость. Гонор! Косые взгляды? Ха! Знали б вы… А теперь что, моржей доить?! Да неужто он, Иван, для этого столько лет не за так и не за четвертак, а во имя! Из идейных соображений, преисполнясь интересами Родины!
– Нет! нет! – кричит Лена. – Не надо! Я все сделаю! Я согласна! – и раздевается, обнажая белое тело.
А Иван дерет глотку, распаляясь пуще прежнего:
– Родине, то есть, и представителю ея, генеральному директору оборонного завода, не нужны высококлассные спецы?! Которые собственным гением и этими вот руками создают новейшие системы уничтожения? Которые надежда и опора, оплот и твердыня! Верные сыны отечества!
Без надобности?!
Ах, подите вон? Не-е-ет. На такой, знаете ли, случай имеется в загашнике. В закромах, но не Родины, что высокомерно отказалась, а в личных!
Уж конечно, у него, Ивана, припасено чуток жара.
И ландышей.
И подснежников.
И ласточек парочка имеется.