Текст книги "Урод (СИ)"

Автор книги: Наталья Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

– Моей заслуги в этом нет. Это целиком и полностью твоя заслуга. Правильная женщина – пьедестал для мужчины. А неправильная – его кипящий котел в аду. Поверь, дочка, я знаю.

Элина прикрыла глаза, слушая про себя сердечко их с Сашей малыша, всхлипы его матери и дыхание его отца. Вот она жизнь, со всеми ее картами и координатами. Сдалась, открыла все тузы и десятки. Вот оно счастье, к которому они так долго пробирались сквозь чащи и непроходимые леса.

Вот она… любовь.

Глава тридцать шестая

Любить – это ещё не всё, нужно ещё быть любимым.

«Любите ли вы Брамса?» Франсуаза Саган

Февраль витал ароматами рассыпавшихся по полу елочных иголок, переливался радужной гирляндой и окутывал душу шелковой шалью праздничного настроения. Элина посильнее закуталась в эту шаль и устроилась в руках Алекса – ее собственной крепости.

– Проснулась? – Его губы приласкали ее слегка горячий от объятий подушки лоб. – Как себя чувствует моя малышка? – спросил он и погладил ее живот. – Мелисса, привет.

– Мелисса спит, отстань от нее. И помни, что она тебе отомстит через какие-то три месяца, – хихикнула девушка. – Будешь дневать и ночевать у ее кроватки.

– Я не против, Эля.

Мужчина прижал к себе Элину и закрыл глаза, продолжая видеть цветные сны и наяву. Она – его самый яркий сон. Самое желанное видение. Самая лучшая мечта. Резкий шум взбаламутил умиротворенные воды его размышлений, и пришлось вынырнуть из этого океана любви и нежности.

– Виски! – прикрикнула Элина, но смех пересилил сердитость. – Только не злись, Саш. Я подмету иголки.

Огромная тушка изумрудной елки покачнулась, но удержала равновесие, балансируя на остатках терпения. Ну сколько можно издеваться! Эта кошка уже в печенках у нее сидит. Точнее, все печенки и отбила своими дикими выходками. Виски еще раз дернула за елочную игрушку и на всех порах скрылась в одной из многочисленных комнат.

– Она, видимо, решила, что вся эта квартира – один большой игровой полигон для нее, – усмехнулся Алекс. – Бедная елка. Уже пять раз ее роняла на пол.

– Не злишься? – прошептала Элина и поцеловала его в шею поцелуем провинившегося ребенка, который обещает пропылесосить каждый миллиметр квартиры за невыполненную домашку.

– Эль, ты как будто жена тирана. Боишься каждого моего вздоха. Это твоя квартира, твоя кошка. Она может грызть диваны, рвать обои, копаться в лотке в три часа ночи… Все, что ей будет угодно.

– Дурак ты, Сашка, – обиделась Элина и отвернулась от него.

Алекс нахмурился. Он чувствовал себя сапером, который ошибается больше, чем один раз. И постоянно теряет по конечности. Что опять не так?

– Эй, девчонки, вы чего? – Легонько потряс ее за плечо. – Эля, чем я тебя обидел?

– Тем, что выкинул себя из моей жизни, – ответила она, разворачиваясь к нему. Ее ладони легли на его щеки и ласково заскользили по ним. – Саш, это наша квартира. Наша кошка. Наш ребенок. Наш коврик возле двери, – улыбнулась Элина. – Все наше. И не нужно вечно потакать мне во всем, будто ты никто и ничто, а всем здесь заправляю я.

– Хочешь, чтобы я превратился в командора и заставлял тебя ходить по струнке?

Пальцы Алекса проворными сороконожками накинулись на шею Элины, и она затряслась от безудержного смеха. Щекотка – смертельное оружие против нее! Нечестная игра!

– Нет. Я просто не хочу, чтобы у нас были такие роли: ты – слюнтяй и тряпка, а я – баба со стальными яйцами. Я не хочу такой быть. И моя беременность не обязывает тебя задерживать дыхание рядом со мной. Я же знаю, что тебя бесят шалости Виски. Ну так и отругай и ее, и меня, как ее нерадивую хозяйку, а не делай вид, что все нормально.

– Одолжишь яйца мне?

– Забирай навсегда!

Новая волна смеха брызгами смела возникшее между ними напряжение. Алекс не переставал гладить Элину, представляя, как уже совсем скоро у нее на руках будет посапывать его дочь. Его маленькая Мелисса Янг. Впервые эта фамилия станет символом искренней любви.

– Эля, я боюсь, что мы начнем ссориться и превратимся в комедийную семейку, у которой второй ребенок – бытовуха. У меня никогда не было серьезных отношений. Я никогда не делил квартиру с женщиной на условиях настоящей любви, а не в режиме койки. И кошки у меня никогда не было. Я никогда не убирал лоток в час ночи, не пылесосил по три раза за утро, ибо наполнитель разбросан по всем углам. Раньше я бы наплевал на желания своей пассии и приказал бы выкинуть кота к черту из дома, и меня бы нисколько не заботили ее чувства и желания. Я плачу, я заказываю музыку в этом баре.

– А сейчас платишь не ты?

– Сейчас, Эля, платишь ты. Своей любовью ко мне. К нашей дочери. Ты платишь своей теплотой и нежностью. И я не готов потерять эти золотые слитки из-за своей раздражительности или привередливости.

– Ты их не потеряешь. Наша любовь стоит немного больше, чем ссоры из-за грязной раковины или разбитой чашки. – Элина подтянулась ближе к нему и зарылась лицом в его волосы. Запах любимого мужчины. Запах любви и надежности, силы и безопасности. А она всегда думала, что это будет запах похоти и секса, меркантильности и циничности… – Грош цена отношениям, которые трещат по швам от каждого несогласия. Чрезмерный компромисс убивает отношения так же, как и излишнее упрямство.

– Тогда марш в ванную, а я пока приготовлю вам завтрак. Мелисса, радуйся, что можешь есть сейчас вкуснятину. Скоро будет только противная, – он шутливо высунул язык, – каша. А нет, сначала будет кое-что другое…

Алекс незаметно ущипнул Элину за грудь сквозь майку и подскочил с кровати, пока подушка не осела на его голове пухом. Девушка встала, хохоча и поддерживая живот. От смеха запершило в горле.

– Да что такое. – Кашель сполз болью в грудную клетку, и тонюсенький голосок паники сдавил горло. Через несколько секунд приступ отступил, и Элина выдохнула. – Слава богу.

– Эль, что за кашель? – уже возле нее крутится Алекс со своим постоянным беспокойством.

– Если бы я знала.

– Сейчас же запишу тебя к врачу.

– Зачем? Я была у него недавно. Ты же видел список лекарств: все там есть, от витаминов до жаропонижающих.

Взяв ее под руку, мужчина помог Элине дойти до кухни, которая уже дирижировала оркестром из фруктовой овсянки и травяного чая.

– Странное ощущение, – пожаловалась она. – Тело часто ломит, тошнит. Уже пора бы токсикозу пройти.

– У нашей малышки, видимо, характер не сахар, – отпустил шуточку Алекс, касаясь животика Элины. Он не мог ничего с собой поделать. Там, за этим слоем кожи и внутренних органов шевелит маленькими ручками и топает ножками его дочь. Его Мелисса.

– Ты еще поговори тут, папаша. Какая вкусная каша!

После выписки из больницы прошло уже много времени, они успели отобедать ни один раз всей семьей. Осталось только встретиться ее семье и семье Алекса. По отдельности все уже перезнакомились, кроме родителей. Новый Год принес с собой незабываемый аромат праздника, горячего чая, подарков и мандаринов. Элина вдохнула запах чая, переносясь в морозный зимний лес. Только дурацкий кашель и слабость не давали наслаждаться беременностью.

– Но ведь я постоянно нахожусь под наблюдением у врача. Говорит, осложнение от перенесенного вируса. В моем положении это нормально.

– Что в этом нормального? Рожать тоже будешь, кашляя?

– Рожать я буду, срывая горло от крика, – усмехнулась Элина, хотя роды ее пугали до чертиков.

– Я буду держать тебя за руку, если захочешь.

Алекс поставил на стол вазочку с шоколадными трюфелями, которые в последнее время составляли девяносто процентов рациона его девчонок, и приобнял Элину. День рождения дочери станет днем его второго рождения. Днем, когда Мелисса Янг привела на свет и его тоже, Сашку Янга. Его дочь сделала его человеком, даже не появившись на свет. Что же с ним станет, когда она улыбнется ему своим беззубым ротиком? Стрельнет игриво глазками, обрамленными пушистыми ресницами? А что же он почувствует, когда она скажет «Папа»? Кажется, это будут лучшие чувства после его любви к Элине.

– Как там твоя мама? – спросила девушка, набивая рот конфетами.

– Укатила уже к себе, у нее дочь вот-вот родит.

– Хотел бы познакомиться с сестрой? Сестрами, точнее…

Бархатный стул встретил его уставшее тело с распростертыми объятиями. Открытие аптек утомило. Ни минуты покоя: вечная беготня по разным инстанциям, часы работы над бумагами, постоянные проверки каких-нибудь нюансов. Впервые в жизни он что-то построил своими руками. Не сломал песочный замок, наступив на него ногой, а не разгибая спины, построил свой собственный. Осталось только дерево посадить.

– Такого желания нет. Я все понимаю, Эль. Эта встреча с матерью была просто показательным выступлением, для аплодисментов, так скажем. Картины маслом «Мать и сын» не получится, я это осознаю. Пусть она любит своих дочерей, у меня есть женщина, которая подарит мне любовь.

– Ну конечно, у тебя их даже две! – пропела Элина и шоколадными губами оставила на его щеке сладкий след. – Неужели с мамой совсем нет шансов на воссоединение?

– Почему же? Мы воссоединились. Не знаю, как этот прием называется в психологии, но мне всю жизнь нужно было это сделать – обнять маму и услышать от нее честный ответ, почему она так поступила. Больше мне от нее ничего не нужно. Это чувство недосказанности, незавершенности какой-то глодало меня день ото дня. Теперь я удовлетворил аппетит этого монстра. Он больше не точит на меня ножи.

– Сегодня поедем в аптеки? Не дождусь, когда уже можно будет набирать фармацевтов для работы. Чур, в одной буду работать я сама.

– Да сейчас! – Алекс перехватил у нее трюфель и съел сам, показывая Элине черный язык в ответ на ее хмурые брови. – Ты уж либо становись материю для Мелиссы, либо для коробок с противорвотными и жаропонижающими.

– Меня на всех хватит, и вообще…

Только что пришедшею в голову шутку прервал звонок мобильного. Элина переключилась на звонящего.

– Ого! Егор Иванович звонит!

– Это кто?

– Руководитель моей интернатуры. Я скоро вернусь, – радостно крикнула девушка и убежала в комнату.

– Звонок как раз вовремя. Остальные трюфели мои, – пробубнил мужчина, раскидывая блестящие фантики по столу.

Эти фантики – его прошлые маски. Похотливый кобель, отвратительный сын, худший на свете друг… Кем он только не был. Элина облагородила его. Бегущей строкой в сознании пронеслись строчки из недавно прочитанной книги Ремарка. Кажется, пришла пора произнести эти слова…

– Сашка! Сашка! – Элина ворвалась в кухню праздничным фейерверком и закружила вокруг себя пыль, превращая ее в блестки.

– Ну что, ты готова ехать? Бизнес не ждет. Чем быстрее мы закончим все формальности, тем быстрее откроемся.

– Сашка! – Она обняла его и положила голову ему на грудь. – Егор Иванович зовет меня попробовать себя на поприще преподавания в медицинском ВУЗе, где я училась. Он стал заведующим кафедрой, и у них нехватка кадров.

– Эль, ты беременна. Кто тебя возьмет на работу сейчас? А наши аптеки?

– Ты чего такой пессимист? Я не собираюсь устраиваться на работу ради денег, только ради удовольствия. Буду давать лекции по мере возможностей. Не дам пропасть своим знаниям, в которые я так много вложила. Ты не рад, Саш? Я везде успею: и в универе, и в аптеке.

– Да не в этом дело, Эля. – Он усадил ее на колени, совершенно не чувствуя тяжести веса любимой женщины. – Ты хочешь преуспеть везде, кроме материнства. Стаж в ВУЗе, наработанный опыт в аптечной сфере – это все ясно. Но и наша дочь вырастет. И что ты ей скажешь? Попросишь через тридцать лет прощение за то, что днями работала?

– Ну ты и дурилка, – улыбнулась Элина. – Естественно, наша малышка – самая главная и важная составляющая нашей жизни. Она теперь крутится вокруг нее. Но я также думаю, что Мелиссе будет неприятно узнать, что ее мать просидела свою жизнь на диване перед телевизором и холодильником. Я найду оптимальную возможность для совмещения ролей матери, преподавателя, фармацевта и, конечно же, самой лучшей жены. Не души мои амбиции, Саш, они и так всю жизнь хрипят от удушья.

– Хорошо, моя золотая. – Алекс качнул головой, признавая свое поражение. – Я так понимаю, ты сейчас на встречу со своим заведующим?

Элина энергично закивала и пообещала наведаться в аптеку тоже. Неужто солнце не только не закатилось за горизонт, а еще и стало светить ярче для нее?

***

Будь ты чист, как свежевыпавший снег, или даже чище, шишки все равно валятся на того, кто оказался на месте происшествия.

Пэлем Грэнвил Вудхаус «Радость поутру»

– Жень, да я серьезно! – в сердцах воскликнула Элина, предпринимая попытку вытащить коробку с каплями для носа. – Сейчас, подожди. Вытащила.

– Ты чем таким занята?

– Приступила к работе в одной из наших аптек. Ищу капли. А насчет преподавания: да, серьезней некуда.

– Элька, ты умеешь удивлять! Так, я что-то не пойму. Ты где работаешь-то?

Девушка вздохнула. Вот всем надо на пальцах объяснять! А кому-то еще и доказывать, что она не из спичек сделана, не сломается от умственного труда. Это, безусловно, про их любимого папочку, который считает, что ничего тяжелее чашки с чаем (теплым, а не горячим или холодным!) она не должна поднимать.

– Я работаю сейчас в аптеке и хочу продолжить это делать после родов, через какое-то время, конечно. А в ВУЗе еще пока работает прежний преподаватель. У нее не истекли две недели после увольнения. Как истекут, так уж и я примусь за дело.

– Страшно?

– Если только боюсь влюбиться в красавчика – студента, – кокетливо ответила Элина. – Ну а что, я женщина не замужняя.

– Зато при дворце, принце и королевском наследнике.

– Но тем не менее не замужняя.

– Ты опять нагнетаешь? Теперь я понимаю, как ты смогла выйти замуж за того кроманьонца Потапыча. Тебе просто нужно было замуж, и точка.

– Я не нагнетаю. Я ни слова Саше не сказала про свадьбу. И не скажу. Если он решится, то хорошо. А нет, так… Так квартира все равно моя, а алименты он будет обязан выплачивать.

– Да ты говоришь, как прожженная пожирательница алиментов, – рассмеялась подруга, и Элина тоже не устояла перед весельем. – Все будет отлично, Эля. Дай ему время. Он же был инфантильным молокососом до встречи с тобой. А тут ему и жена, и ребенок, и куча обязательств на блюдечке без золотой каемочки. Ему боязно.

Грудная клетка снова дала о себе знать болью, и кашель пронесся колючими шинами по гладким стенкам ее горла.

– Мамуля, ты все еще болеешь?

– Чертовщина какая-то. Пью таблетки, а лучше не становится. Мне уже рожать скоро, а я все еще не перестала лечиться.

– А врач что говорит?

– Что при беременности понижается иммунитет и все такое, что эти лекарства не навредят плоду. Но лекарства они и есть лекарства. Как они могут не навредить здоровому малышу?

– Саша что думает на этот счет?

– Эй! Тут есть кто-нибудь?! Сколько я должна ждать вас, черт возьми? – хриплый женский голос разбил вдребезги стекла ее хорошего настроения.

– Женечка, вот и все прелести работы. Какая-то хамка пришла, мне пора.

– Подсунь ей слабительное вместо того, что нужно, – пошутила Женя и отключилась.

Настроение снова поднялось в ее градуснике жизни, и с улыбкой на лице Элина вошла в зал. Женщина в черных очках и платке нервно перебила пальцами по витрине.

– Я требую жалобную книгу! – взвизгнула она. – Это свинство – заставлять клиента так долго ждать!

– Я заставила вас ждать не больше минуты. Приношу свои извинения. Жалобная книга, пожалуйста.

Да уж, работа фармацевта – это не то, о чем она мечтала. Явно не то. Это работа продавца, о которого каждая фифа считает своим долгом вытереть ноги. А она уважает любую профессию, и разговаривать таким тоном хоть с уборщицей, хоть с дворником непозволительно.

– Стриженова?! – голос незнакомки стал до тошноты знакомым.

Стрельцова собственной персоной.

– Катерина?

Сняв с лица очки, заклятая подруга показала ей свое одутловатое лицо с отекшими глазами. Макияжа и след простыл на этом взбухшем от случайно пролитой воды холсте. Уж не за «Похмелином» ли пришла подруга?

– Слышала, что у нас открыли новые крутые аптеки. Странно, но отец не в курсе, кто ворочает такие дела. Вот решила зайти, разведать, что тут и как. А тебя, значит, понизили до должности раздавайки?

– Можно и так сказать, – пожала плечами Элина, зная, что отвечать змее шипением нельзя – яд так и начнет сочиться с жала. – А как в больнице дела?

– Не знаю, не работаю там. Не поверишь, но я теперь живу в таком же дерьме, как и ты, подружка. Без работы, без нормального мужика, без всего, короче.

– В смысле?

– В прямом, – буркнула бывшая завсегдатай клуба избранных. Когда карта постоянного клиента высшего общества аннулирована, интонации немного меняются. – Уволена за врачебную ошибку. Хорошо хоть не за решеткой.

Элина удивилась таким откровениям. Может, ей бесплатно валерьянки дать? Или сразу что-нибудь запрещенное? Теперь понятно, что все эти колкости – лишь остаточные патроны некогда грозного оружия. Катя по привычке решила унизить ее, но бревно в своем глазу слишком уж давит на зрачок.

– Пациент жив?

– Жив, но остался инвалидом. Поэтому-то я не в кутузке.

Стрельцова еле стояла. Ее шатало и штормило. Элина хотела предложить ей сесть, чтобы потом не соскребать с пола остатки когда-то горделивой и самовлюбленной женщины, но мысль о том, что она увидит ее живот остановила девушку. Не нужен ей сглаз от этой ведьмы.

– Кать, мы скоро закрываемся… Что ты хотела купить?

– Вот. – Протянула ей рецепт.

Слава богу, эти лекарства тут, рядом. Стрелка остановила свое маленькое тельце возле восьми, и рабочий день закончился. Побыстрее пробить лекарства – и домой, к любимому пледу на диване и еще более любимому Сашке под бок.

– Девчонки, как ваш день прошел? – Решив, что посетителей уже нет, Алекс решил помочь Элине закрыться. – Элюся… Привет. – Наткнулся на карикатуру Стрельцовой.

– Привет. – Ее удивление было непомерно выше его. – Ты что тут делаешь? Каких девчонок ищешь?

– Саш, ты уже тут. Минутку. – Элина опустила глаза к кассовому аппарату и просканировала лекарства.

– Заехал к своей жене помочь закрыть нашу аптеку, – ответил мужчина так, чтобы все вопросы у бывшей пантеры отпали сразу.

Рассчитывались они со Стрельцовой молча. Их аптеку… К жене… В глазах у Катерины помутнело. То ли зависть охватила ее душу, то ли жар подскочил…

– Ты Саша? Так вы вместе? Все серьезно?

Элина вздохнула. Ну почему все считают, что в их жизни что-то несерьезно? Они что, похожи на кукол? И жизнь их пластмассовая? Она навела порядок на рабочем месте и, вдохнув поглубже, вышла из-за стойки. Глаза Стрельцовой повисли на волокнах и коснулись пола, когда она увидела живот Элины.

– Серьезней быть не может. – Алекс забрал у Элины сумку и показал взглядом Катерине на дверь. – Мы уже закрыты.

– Так и вторая аптека тоже твоя? – не сдавалась та; зависть к бывшей подруге рвала поджилки.

– Не моя. Наша с Элей.

Он сжал крепче ладошку Элины, чувствуя, как ей необходима ее поддержка. Как стремительно развилась их история: из трагедии в любовный роман со счастливым концом. Когда-то он печалился из-за того, что такая роковая женщина, как Стрельцова, ему не по зубам, но сейчас он рад, что не стал и пытаться откусить от этой дешевки, а сберег ротовую полость для такого ангела, как его Эля. Все-таки есть нечто большее в этой жизни, чем внешность. Мы не выбираем, с каким лицом родиться, но вот красотой или уродством души точно заправляем только мы сами. Алекс поцеловал Элину в макушку. Он выбрал красоту.

Катерина убежала, схватив сумочку. Запах подгоревшего самолюбия осел на стенах аптеки. Алекс поставил помещение на сигнализацию и направился к такси. Скоро он сможет купить свою первую машину.

– Ты назвал меня своей женой, – произнесла Элина. – Ошибка по Фрейду?

– По любви, дорогая, по любви.

Мужчина поднял взгляд к ночному небу, которое подмигивало ему сотнями звезд. Действуй, парень! Эта женщина – единственная, кто достоин твоей фамилии.

«Нет, еще моя дочь», – подумал Алекс, садясь в машину.

Он купит скоро, но не машину. Его глаза нашли безымянный палец Элины во мраке автомобиля. Не машину…

Глава тридцать седьмая

Мне казалось, что женщина не должна говорить мужчине, что любит его. Об этом пусть говорят ее сияющие, счастливые глаза. Они красноречивее всяких слов.

Эрих Мария Ремарк «Три товарища»

Март жалобно стонал холодными лужами, что зажурчали по мерзлому после прошедшей зимы асфальту. Природа только начала сбрасывать шерстяные шарфы и стягивать шапки-ушанки, скидывать толстенные пуховики и избавляться от валенок. Местами блеклая растительность блестела инеем, что когда-то был красавцем-снегом, пушистым ковром покрывавшим землю. Элина дыхнула на запотевшее окно и провела по нему ладонью.

– Ну здравствуй, март, – произнесла она и отпила горячего чая. – Вот и тебе, моя лапочка, осталось всего два месяца ждать. – Рука переместилась на плюшевую толстовку, в которую Элина облачилась сразу же после подъема. Мартовские пробуждения даже в такой дорогой квартире и в объятиях такого любимого человека были прохладными. А она еще и мерзла за двоих. – Как же я тебя жду, моя девочка.

Жизнь забурлила волшебным зельем в ведьмовском котле. Пары с утра пораньше, стайки грустных, не выспавшихся студентов, толстые книжки с терминологией на латыни, практические занятия, лекции и семинары… Наконец-то, она стала человеком полезным, человеком, о котором скажут: «Незаменимые есть!» Некоторые студенты уже так прониклись к ней симпатией, что просились руководить их дипломами в будущем.

– Вспомнить бы самой, какой там шрифт хотя бы используется, – усмехнулась девушка.

Судьба сделала крутое сальто, вдоволь поиздевавшись над ней в этом тренировочном зале, где готовят бойцов элитного спецназа – тех, кто никогда не сдается на милость поражению. В аптеке была просто феноменальная проходимость, огромная выручка, разные ЧП и ошибки, но ведь она только училась быть фармацевтом и продавцом. Нелегкая работа успокаивать очередь из бабушек или торопящихся подростков, которым мама приказала купить что-нибудь от желудка. Девушка улыбнулась тихой улыбкой, которая трубила во все горло где-то глубоко в ее душе. Что за люди такие… Вечно им что-то от головы, от живота, от нервов. Она и сама такой была. Принимала что-то от хорошей жизни – постоянно загоняла себя в угол своими комплексами, глотала эти горькие пилюли от любви – расстелила свою жизнь дешевым линолеумом под ногами недостойного человека, давилась этой суспензией от уважения к себе – пресмыкалась перед всякими дочками больших боссов.

– Да мы же сами себе врачи. Сами выписываем лекарства, а потом боремся с побочными эффектами и виним во всем «этих поганых аптекарей, что продают всякую гадость», – процитировала она недавнее возмущение женщины, заработавшей аллергию от самолечения. – Сами себе лекари. Боль от неудавшегося брака глушим еще большей извращенной привязанностью к человеку. Латаем любовные раны и заново их вспарываем все той же грязной иголкой. Идиоты.

– С кем это ты там болтаешь? – подозрительно спросил Алекс, сонно проходя в кухню. – И вообще, который час?

– Ты слишком рано, Сашка. Еще только шесть.

Элина поставила кружку и обвила шею Алекса руками. Ее живот, ставший довольно большим, уже по позволял прижиматься к любимому так близко, чтобы слышать пульс сонной артерии, вдыхать аромат его сладкого сна. Их разделяла их дочурка, их маленькая кроха, которая все видела и слышала, все знала и понимала.

– Ну и зачем ты так рано встаешь? Чтобы вести беседы с чашкой чая? Что интересного она тебе нашептала?

Губы мужчины лаской прикоснулись ко лбу Элины и плавно спустились к ее шраму нежными поцелуями. Как же он любит ее. Свою Элю. Бесконечно красивую и серьезную Элину. Задорную и сногсшибательную Эльку. Ранимую и во всем сомневающуюся Элечку. Каждый мужчина должен встретить ту самую женщину, которая будет его всем: его штормом и штилем, его кипятком и льдом, его счастьем и тоской. И ему не нужно крутить головой влево и право, выискивать лучшую партию. Он заключил пари с судьбой и обыграл эту стерву на чужом поле. Она пыталась втюхать ему брак в виде Алиски или Марьянки, а он выбрал самое лучшее, что только может предложить человеческая жизнь – он выбрал свою Элю.

– Я все-таки хочу убрать этот шрам, – поделилась она.

– Шрамы куют нашу душу, как молот – железо. Пусть будет. Он мне не мешает, если ты волнуешься за это, – успокоил ее Алекс и поцеловал ключицу, опускаясь на колени, чтобы быть один на один с крохотной Лисичкой, его маленькой красавицей Мелиссой, Лиссой, или как он полюбил ее называть – Kисичка. Однажды его малышка вырастет и станет красивейшей, гордой, по-женски хитрой лисой, что съест на завтрак не одно мужское сердце. Вот и его сердце она уже прибрала к своим ручкам. – Я люблю тебя, Эля. И тебя, Лисичка.

– Опять ты своей Патрикеевной, – улыбнулась Элина. – Я всегда думаю про гриб, когда ты говоришь «Лисичка».

– Уж позволь мне обращаться к дочери так, как я захочу, Элька Мухоморкина, – показал ей гримасу Алекс.

Девушка рассмеялась, но вслед за смехом притопал и кашель. Она устало выдохнула. Сколько это будет продолжаться? У нее уже грудная клетка трещала по швам от вечного землетрясения в виде кашля.

– Ты говоришь правду? Тебя не бесит этот шрам?

– Любимая, ты не должна сомневаться в моих словах. Иначе зачем тебе такой мужчина рядом? Зачем я тебе, если ты не веришь мне?

– Ладно…

– Нет, не ладно! – Он подставил мягкий стул поближе к окну и усадил на него Элину. – Эля, ты можешь сомневаться, что завтра вторник. Можешь сомневаться, что Земля бегает на побегушках вокруг Солнца. Можешь сомневаться в том, что ты Элина Стриженова, в конце концов! Но в моей любви к тебе и Мелиссе ты не имеешь права сомневаться. Тебе ясно?

– Да, – прошептала девушка и чмокнула его в губы. – Ты – константа моей жизни. Даже ускорение свободного падения не такая постоянная величина, как твоя любовь.

– Все верно, дорогая. А теперь скажи, почему ты не спишь в такую рань?

Мужчина потянулся, хорошенько разминая затекшие ото сна мышцы. Никогда он так хорошо не спал. Никогда в его постели не было так тепло. И можно укрыться хоть десятком колючих одеял и обложиться со всех сторон обогревателями, а согреет лишь настоящая любовь – этот огонек, вспышка, что гаснет быстрее, чем ты успеешь моргнуть, но тем не менее это бушующий пожар. Теперь он знает, что любовь – это не вульгарный, плюющийся искрами костер, разожженный на чистой, гладкой полянке. Любовь – это скромное пламя, которое подчиняется только двоим, обжигает только двоих, а для всех остальных это лишь дуновение ветерка. И только они с Элей знают, на какой истоптанной, скулящей от боли земле они разожгли огонь своей любви. Он никогда не даст ему потухнуть. Никогда…

– Саш, ну ты как будто вместо меня беременный. У меня же лекции через два часа. Надо еще собраться, – умилилась его рыбьей памяти Элина.

– Точно! В моей голове не осталось ничего, кроме «Я люблю Элю и Мелиссу» и бесконечных проблем с аптеками. В Питере какие-то накладки, меня это волнует.

– Но ты же сегодня вылетаешь туда. Все решишь на месте.

– Не хочу оставлять тебя одну, – признался Алекс, нарезая себе сыр для бутербродов. – И этот твой проклятый кашель…

– Меня он тоже пугает. Это ерунда. Два месяца – и Мелисса родится. Тогда уже буду лечиться чем-нибудь посильнее.

– Поскорее, – вздохнул он.

– Вылечилась?

– Лисичка родилась! Но и ты вылечилась тоже. Вы же обе мои путеводные звездочки. Погаснет одна – и я на половину ослепну.

Элина с трудом сдержала слезы. Последние недели беременности были самыми тяжелыми для нее. Физическое состояние никак не хотело стабилизироваться, к нему добавлялись страхи, на грани панических атак, что она не сможет родить, потеряет ребенка из-за своих болячек. И Сашка не торопится звать ее замуж… Может, и ладно? Она ведь там уже была. Не самое лучшее место, если ошибиться со спутником жизни.

***

Всем нужна любовь, но не такая, которую практикуют большинство людей и которая ничего не дает.

Чарльз Буковски «Хлеб с ветчиной»

Питер дышал морозным паром, расправляя свои застывшие от зимней спячки легкие. Алекс устроился у окна в, наверное, самом уютном ресторане второй столицы. Воображение рисовало диковинные узоры на стеклах: они с Элиной, тернистый путь их счастья, малышка Мелисса – его очаровательная девчушка. А ведь рано или поздно она станет красавицей, сочащимся ароматом цветком, и мужчины начнут складывать головы на эшафот ее внимания. Голову с плеч всего лишь за взгляд его дочки.

– Как ты теперь будешь жить, – вздохнул мужчина. – Таким-то мечтателем.

Он уже перерос годы младенчества Мелиссы в своей голове. Уже укачивал ее пухленькое тельце, завернутое в разноцветную пеленку, убаюкивал на ночь, читал сказку и целовал ее лобик, пока она прижималась беззубым ротиком к груди Элины. Он уже успел и в детский сад ее поводить, повосхищаться ее размалеванной гуашью на альбомном листе – самой искусной картиной, и поправить бантики на первое сентября. Кажется, он даже успел реалистично изобразить ее выпуск из школы, аттестат и вхождение во взрослую жизнь.

– Ты о чем задумался? – голос отца растворил дымку иллюзий его счастливого будущего.

– О Лисичке. О том, как она закончит школу и начнет самостоятельную жизнь. Придется женихов-идиотов отшивать, а когда-нибудь и погулять на ее пышной свадьбе где-нибудь в Париже или Риме…

Антон Робертович закатил глаза, понимая, что его сын повзрослел больше, чем на пять лет, когда осознал, что теперь он отец. Именно осознал, а не принял этот факт в добровольно-принудительном ключе. Как когда-то он сам.

– Знаю, что ты чувствуешь, сын. Знаю. Со мной было то же самое, только потом…

– Потом реальность оказалась не той сахарной, да? Мечты, они всегда слаще, когда находятся в голове, а вырвавшись на свободу, часто разочаровывают. Надеюсь, я не унаследовал от тебя нелюбовь к детям. Не прощу себе, если поступлю с Мелиссой так же, как ты со мной.

– Это называется скотством. Унаследовать его нельзя, только приобрести. С течением лет, разных событий, обид и ненависти, прощения и счастья, я понял одну важную вещь. Зачастую любовь мужчины к своему ребенку определяется отношением к матери.

Официантка поставила на стол дымящийся кофе, и воздух вокруг затрепетал теплом и уютом. Запах кофе напоминал ему о солнечных утрах, встреченных в постели с сонной Элиной на его плече, веселые завтраки с шуточками о будущем, небрежными вопросами о замужестве, притворство Элины, что ей и так комфортно. А глаза-то все говорят ему без слов.

– Это ты о чем, отец? – спросил Алекс, сжимая через карман куртки кошелек. Скоро все изменится.

– О том, что у нас, мужчин, нет врожденной любви к детям. Если мы любим женщину, то и ребенок желанный и любимый. А если к женщине мы холодны, то и ребенка можем оставить. Не всегда так, но порой и такое случается.