Текст книги "Урод (СИ)"

Автор книги: Наталья Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Так просто уйдешь, Саша?

Алекс сжал зубы от злости. Саша! Буль проклят этот Саша! Он Алекс!

– Я просто уйду. Мой дом, – он обернулся, – ты забрал его тоже?

– Дом твой, но машин там нет.

– Спасибо, что не пустил по миру с голым задом.

– Я уверен, ты скажешь еще спасибо за то, что я забрал у тебя бизнес. Построй что-нибудь сам, сотри руки в мозоли, тогда ты сможешь гордиться собой. А жить на мои деньги всю жизнь и плевать мне под ноги – так каждый может, сын.

– Какая трогательная речь. Надеюсь, Туманов не подавится моими деньгами.

Его трясло. Температура то падала ниже нормы, то била все рекорды. Алекс был готов наброситься на этого лоснящегося старика с кулаками. Последняя битва.

– Ему не достанется ни копейки.

Слова отца остановили кровопролитие буквально за секунду до того, как кулак Алекса взлетел в воздух.

– Как это так?

– Друг твой мало того, что темный человек, так он еще и глуповат. Хитер, но с теми, кто хитрее, играть не умеет. Он даже не посмотрел, что взял у меня из рук. По этим бумагам я получаю все твои активы, а Туманову – жалкий процент от сделки.

– Он в курсе?

– Уже, думаю, да.

Алекс согнулся пополам. Его туловище, точно плохо сшитая кукла, рвалось по швам от смеха. Туманов придурок! А папаша молодец. И между врагами можно выбрать лучшего.

– Надумаешь сдать меня в ментовку, хотя бы сообщи. Хочу побриться перед камерой, – бросил Алекс и открыл дверь.

– Нет никаких улик, – повторил отец. – Я бы не позволил тебе сесть в тюрьму ни при каких обстоятельствах. Уж точно не из-за того, что ты спал с этой дешевкой сельской. Да, меня расстроил тот факт, что ты вставлял мне палки в колеса, но эта женщина точно не причина упечь единственного сына за решетку. – Спина Александра была напряжена, словно лук перед выстрелом. – Улик давно нет, Саша. Это правда. Но наказать тебя придется, и этим наказанием станет твой бизнес.

– Вы само благородство, Антон Робертович.

– Можешь показывать мне язык сколько угодно, но посмотри, не почернел ли он. Кстати, насчет этой девушки. Все это время я помогаю ей материально. А ты хоть раз интересовался, как у нее дела?

– Прощай.

– Ключи от дома не хочешь забрать?

– Давай.

Дверь за Алексом закрылась, разрубая голову призраку прошлого навсегда. Все вопросы решены. Петля скинута. Но свою удавку затягивает на шее новая…

***

Единственный способ победить страх – это встретить его лицом к лицу.

Деннис Лихэйн «Остров проклятых»

Его дом. Гнездо, свитое для певучей боли, для яростной ненависти, для страшных тайн. Этот дом до хруста сжимал его шею своими бетонными ручищами.

– Никогда больше, – задыхаясь, крикнул Алекс, – никогда!

Он взлетел по ступенькам в свою спальню. Дверь со слезами ударилась об стену и затихла. Ящик комода упал на пол, с такой злостью он рванул его на себя.

– Никогда больше вы не будете мной управлять, не позволю!

Пора разорвать контракт с дьяволом, стереть эти подписи левиафанов. Хватит с него совместного проживания с прошлым! У него есть настоящее, которое стало пепелищем, но он отстроит заново всю свою жизнь. У него есть будущее, которое он все еще может не упустить на этом перроне скоростных поездов.

Мужчина нашел зажигалку в ящике ниже и, не думая ни секунды, поджег фотографии, свои письма в пустоту, свои рисунки, что никогда не будут показаны ни маме, ни папе.

– Всем плевать, Саша, – прошептал он, наблюдая за тем, как сгорает робот, нарисованный коряво и неаккуратно, зато с любовью.

Такая она детская любовь: корявая, неуклюжая, но всегда уверенная в себе и искренняя. Но не получив ответа, она становится еще одной безликой ненавистью в этом мире, полном чужих и злых людей.

– С днем рождения. – Он провел пальцами по фотографии, единственном напоминании о семье, и сжег ее тоже. – Покойся с миром.

Алекс дополз до стены и осел, подпирая ее. Из него вышел весь воздух, шарик сдулся. Шарик устал так жить. На его глазах горели обрывки детства, целые главы его больной жизни, исчерканные детским почерком. Как же он устал… Устал приходить в этот дом и заново, круг за кругом, бежать этот марафон. Но свою боль не опередить, не побить ее рекорд, не прыгнуть выше ее. Остается только сжечь ее к чертовой матери, выкинуть пепел, развеять по миру. Вместе со своим сердцем.

Ему даже показалось, что где-то посередине грудной клетки кольнуло. Кольнуло больно. В последний раз.

– Вот и все, – пробормотал Алекс, таращась в оцепенении на кучку пепла.

Вот так, за минуту, вся жизнь может сгореть. Жизнь, которую мы храним в записях, фото, рисунках. Не даем этой боли уйти, не отпускаем ее, держим на привязи. Пусть будет рядом, так спокойнее. Но как же он устал держать этого бешеного пса на цепи. Нет больше воспоминаний, нет того дня рождения, нет матери, нет отца. Есть только он.

И Элина.

Есть Элина, и он не отпустит ее. Она будет с ним, он освободил для нее место. Указал на дверь всем своим черноглазым демонам, выгнал всех Церберов с кровавым ртом, только чтобы она была рядом.

– И тебе пора на помойку, – сказал Алекс, поднимая ящик комода. – А это что?

Ко дну прилипла фотография. Та женщина. Вика, кажется.

Пришлось сесть в кресло. Голова снова закружилась. Вика… Он помнил свой животный страх, когда сбил ее. Куда он несся в тот вечер, что так сильно волновало его, что ждало – он и сам не в курсе. Он просто заплатил здоровьем молодой девушки за отсутствие собственных мозгов.

– Золотой мальчик, – усмехнулся мужчина, смотря в глаза этой девушки, чувствуя, как боль впрыскивается в вены через иглу отчаяния. – Урод.

Ему было так страшно прийти к ней. Он так боялся посмотреть ей в глаза. Знал, что его гадкая сущность не выдержит прямого зрительного контакта с инвалидом. Он спихнул проблемы на отца и продолжил жить в своем гниющем мирке, затолкав Вику и ее неходячие ноги далеко в кладовку подсознания.

Это фото хранилось тут так долго, мучилось вместе с маленьким Сашей, пока взрослый Алекс чудил и уходил на дно все больше.

– Пора исправлять все ошибки. Не корректором замазывать, а решать примеры заново. – Алекс достал телефон и набрал отца. – Скажи адрес Вики.

– Какой Вики?

– Ты понял!

Записав ее адрес, он скинул звонок. Что ж, осталось самое «легкое» – все-таки посмотреть ей в глаза.

Путешествия на автобусах оказались куда более захватывающими, чем он представлял себе раньше. Вика жила не в самом лучшем районе Питера, и чтобы добраться до ее дома, ему пришлось поменять несколько трясущихся грязных автобусов, в том числе и маршруток, в которых только стоять и можно.

– Господи, наконец-то, – выдохнул мужчина, выходя на последней остановке.

Желудок стоял уже где-то у неба. Он склонился над ближайшими кустами, но ничего не произошло. Автобусы… Все прелести нищей жизни. Похоже, судьба приготовила ему целое минное поле из унижений, и на каждую установленную мину ему придется наступить.

Солнце исполняло свои сонеты всем прохожим, но над его головой завывала лишь «Лакримоза». Все эти водевильские интриги, в которых он напрочь запутался, затмили его разум. Вместо того чтобы хотя бы раз навестить девушку, чью жизнь он искалечил, он тратил свою, как мелкие купюры, налево и направо. Так жизнь и прошла мимо, даже не задержавшись ни на одной остановке.

Только бы не отступить сейчас, когда он так близок. Его дух, истерзанный и сломленный, все равно воспрял. Нет смысла отступать. Позади только прошлое. А оно так и ждет момента, когда ты приползешь с раскаянием в глазах униженно просить о новых муках.

Алекс нашел нужный подъезд, проскользнул мимо домофона, представившись почтальоном какой-то бабушке из соседней квартиры, и поднялся на третий этаж. Ступеньки рассыпались в песок, когда миновала следующая и следующая, словно отрезая путь назад. Как же она спускается с третьего этажа в пятиэтажном доме без лифта?

У двери он простоял еще пять минут. Руки онемели. Вспотели до того, что перестали слушаться его. Еще можно уйти… Эта мысль не могла быть продолжена, так как именно в этот момент отворилась дверь.

– Викуль, я скоро.

Мужчина врезался прямо в Алекса.

– Ты кто? – Он недоверчиво посмотрел на незваного гостя. – Квартирой ошибся?

– Нет. Я… я к Вике.

Горло пересохло. Каждый сгусток слюны казался клубком намагниченных иголок.

– К Вике? Вик, ты ждешь кого-то?

– Ром, ты издеваешься? Я никого больше не жду.

Ее голос, точно жалобный, умирающий февральский ветерок солнечным мартом, донесся до его слуха. Больше никого не ждет…

– Как вас зовут?

– Александр. Позвольте пройти, она все поймет.

– Ну проходи…

Хозяин квартиры прошел за Алексом вглубь квартиры, сбитый с толку. Инвалидность Вики поставила крест на ее социальной жизни, и гости в их квартире обычно имели лица родителей.

– Добрый день, – Алекс запнулся, увидев то, что так страшило его. Красавица Вика и уродливое инвалидное кресло. – Я… Боже мой…

– Парень, с тобой все хорошо? Ты чего пришел-то? – Молодой человек Вики начал выходить из себя. – Нарик, что ли? – Он схватил Алекса и припечатал к стене. – Наркоша, я тебя спрашиваю?! Видел я вас тут недавно, ищете дозу по квартирам.

– Рома, отпусти его. По нему же видно, что не наркоша. – Вика улыбнулась, и ее улыбка всадила последнюю пулю в сердце Алекса.

Роман отпустил Алекса, и тот сразу же упал на колени перед девушкой. На его глаза навернулись слезы. Усталость крошила вены, хотелось орать, реветь, биться головой о все эти стены. Не было больше сил держать все это в себе.

– Прости меня, прости, – бормотал он, сжимая ее худенькие колени.

До чего он довел эту молодую, когда-то искрящуюся жизнью девчонку. Она потухла, высохла, кости торчали неестественно сильно. Ее каштановая копна волос была теперь короче и поредела. Ведь крутиться у зеркала с масками для волос и утюжками больше не было возможности…

– Точно придурок какой-то. И без тебя живется туго, – рявкнул Роман и собрался вытолкать этого залетного идиота в дверь.

– Я Александр Янг, – твердо произнес Алекс и поднял взгляд на Вику.

Ее глаза расширились от ужаса, делая лицо еще больше похожим на скелет, и она вскрикнула, отталкивая его.

Глава двадцать пятая

Человек стоит столько, во сколько он сам себя ценит.

Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»

– Ты… Неужели…

Вика побледнела. Она знала имя своего палача. Его имя часто сопровождало ее в кошмарах. Но она никогда не видела его лица. У боли была просто черная маска без прорезей на все лицо, теперь появились глаза убийцы.

– Позволь поговорить с тобой, Вика, пожалуйста, – просил Алекс, пока она плакала.

– Постой-ка… – Роман задумался. – Янг? Фамилия у мужика, который прикрывает задницу своего сынка и деньги тебе перечисляет за аварию, такая же.

– Это я, я тот сынок.

– Ах ты мразь. Давно я мечтаю с тобой расквитаться!

Он оттащил Алекса за ворот от Вики и начал бить. Из-за него почти каждую ночь они живут в кошмаре потому, что она подскакивает с криками и слезами снова и снова, когда спортивная машина переезжает ее ноги. Из-за него Вика живет в психологической тюрьме, хотя так молода. Он сократил ее жизнь до стены и стены этой квартиры.

– Хватит, Рома, прошу, перестань его бить! – закричала Вика, заливаясь слезами.

Алекс не стонал и не кряхтел. Ни единого звука. Пора получать по заслугам. Когда ты слишком долго бьешь других людей, будь добр снести все побои в ответ достойно.

– Я заслужил, – его голос дробился на звуковые частицы, прерываемые кашлем. – Бей еще. За все это время, что я не появлялся.

– Не буду больше пачкать руки. Не хочу, чтобы они были такими же грязными, как и твои. Вставай и проваливай отсюда.

– Вика, – Алекс посмотрел на нее заплывшим глазом, видя ее только наполовину, – поговори со мной. Дай сказать то, что я хотел, пожалуйста.

– Рома, – девушка подняла руку, останавливая молодого человека, когда тот двинулся к поднимающемуся на колени Алексу, – все хорошо. Ты можешь идти по делам.

– С ума сошла? Идти по делам, когда в нашей квартире этот ублюдок?!

– Он ничего мне не сделает. Посмотри на него.

– И что? Придушит тебя, а папаша будет уже только мне бабки посылать.

Алекс слушал это и понимал, какие они с отцом и все их окружение на самом деле бесчеловечные твари. Жаль, за деньги нельзя стать человеком.

– Я клянусь, что ничего не сделаю. Не приближусь к ней без ее разрешения.

– Рома, – с нажимом сказала Вика, – иди.

Мужчина вышел, недовольно хлопнув дверью. Не дай бог, что-то сделает ей… Убьет его мучительно и даже скрываться не будет. Сам пакет с расчлененными конечностями отнесет в полицию.

– Прости его, – прошептала Вика.

– Нет, нет, нет! Ты прости меня. Я еще мало получил. – Он подполз к ней, взглядом спрашивая разрешение приблизиться. Вика кивнула. Алекса накрыл ее ладонь своей, испачканной в крови. – Прости меня.

– Почему ты не пришел раньше?

– Потому что я обделался по полной после той аварии и, наверное, месяц сидел дома, боясь каждого шороха. Я боялся даже спрашивать отца, жива ли ты… Некоторое время, пока я находился в пугающем неведении, мне казалось, что твой призрак приходит ко мне по ночам.

– Да уж, лучше бы я умерла.

Эти слова слились с тишиной Вселенной, так тихо они были произнесены. Но ведь порой тишина голосит так, что и рупор ей ни к чему. И Алекса ее слова оглушили.

– Потом, – продолжил он, – я все-таки узнал, что ты жива, но прикована к коляске. Отец сообщил, что решит все проблемы с тобой, и я… я забыл. Я сделал все, чтобы забыть. Буквально заливал память ацетоном и отбеливателем, чтобы не помнить.

– Не вышло, я так понимаю?

Она говорила с ним спокойно, без презрения или ненависти. Эта девушка не превратилась в комок желчи и ненависти к нему после того, как он покалечил ее, а он люто ненавидел отца за куда меньшее.

– Не вышло. – Голова Алекса безвольно упала, снова представляя взору ее иссохшие коленки. – Жизнь вернула мне долг за тебя в полной мере.

– Ты про Рому? Прости, что он сорвался…

– Нет, не про него.

И как у нее поворачивается язык просить у него прощения?! Ему хотелось, чтобы она тоже ударила его, наорала, обозвала. В последнее время ему это было так привычно, что стало необходимо для трезвой мыслительной деятельности.

– Расскажи о ваших отношениях, – попросил Алекс и сел по-турецки рядом с ее коляской.

– Рассказывать особо нечего, – Вика говорила с ним добродушно и благожелательно, как с хорошим знакомым. У нее просто-напросто не осталось этой злости и обиды. Они выпили ее всю, обглодали каждую ее кость. Она не хотела выливать на голову человека, распластавшегося в покаянии у ее ног, ведро грязи. – Рома был в армии на тот момент, а когда вернулся… его ждала невеста с того света.

– Он остался с тобой?

– Да, что очень странно. Он остался один. Это так страшно, – сказала девушка, и ее глаза – печальные озера наполнились соленой водой, – остаться в пустоте. За окном ходят люди, но больше друзья не зовут гулять. На афишах красуются новые постеры крутых фильмов, но целоваться на последнем ряду, с трудом удерживая попкорн и свою страсть, больше не получится. Я уже не говорю о других мелочах, типа красивых нарядов, косметики, смысле жизни...

– Эй, – Алекс сжал ее бледную ладошку, – не надо так. Смысл жизни можно откопать даже в мусорной куче. Поверь знатоку.

– По тебе, кстати, заметно, что ты копал глубоко, – робкий смешок преступно пробежал по ее губам и воровато скрылся обратно во рту.

– Врачи категоричны в своем решении? Ты не будешь ходить?

Пусть скажет, что есть шанс! Пусть так! Тогда он Солнце заставит вертеться вокруг Земли и кружиться так, как надо будет ей, только бы был шанс.

– Ну-у… Наши врачи ничего сделать не могут. Не очень понятно, что вообще наши врачи умеют делать, кроме как лечить простуду туфтой вроде «Арбидола». Знаю только, что не все стоматологи могут отличить молочный и коренной зубы, – со смехом округлила глаза она.

– Серьезно? Есть такие идиоты?

– О да! И их много, увы. За свои же налоги мы получаем высочайший сервис. Хорошо еще хоть помнят, где сердце находится. – Ирония расплескалась в ее словах, как едкая водка по дну стакана – не кусает, но ощутимо жалит. – Мама недавно ходила с братом (он школьник) проверять зубы: сказали лечить несколько коренных.

– И?..

– Она решила лечить их у знакомого врача, не у того, который ставил диагноз. Так эта врач сказала, что эти зубы еще молочные, а из-под них лезут коренные!

Они оба изобразили неподдельный ужас и рассмеялись. В стране потребителей медицина и образование соответствующего уровня. Хочешь потреблять качество? Плати! А в государственных учреждениях будь добр удаляй коренные зубы вместо молочных. Бесплатно – синоним халатно.

– Ты сказала, наши врачи бессильны, – ухватился за соломинку Алекс. – А западные?

Вика махнула рукой, не желая тешить себя иллюзиями. Чем больше мы верим и надеемся, тем меньше от нас оставляет надежда с каждым прошедшим днем. От нее почти ничего не осталось.

– Я больше не хожу, Саш, – прошептала девушка, не понимая, какие эмоции у нее вызывает имя человека, лишившего ее ног. – Нечего делать, только смириться. Двадцать пять лет я ходила, бегала, танцевала и даже плавала. Хоть столько. Кто-то рождается без ног вовсе.

– Откуда в тебе столько мудрости?

Она поражала его все больше. Кто-то рождается без ног, а она двадцать лет имела шанс ходить. Хватит с нее. Не тот случай, чтобы обижаться. Он имел не самую плохую жизнь: горы денег, все возможности мира, здоровье. И что сделал он со всем этим богатством?! Растратил на ненависть к родителям, которые лишили его детства. Какой же он идиот… Свои годы назад он уже не вернет; время не тот волшебник, который дает взаймы или принимает поддержанную жизнь на обмен.

– Это не мудрость. Это перегоревшая обида. Думаешь, я не билась по ночам в рыданиях, мечтая отомстить тебе? Не проклинал тебя, надеясь, что тебя самого покалечат? Я питаться первое время не могла, чтобы не пожелать тебе подавиться, – призналась она. – Деньги твоего отца я принимала с отвращением, но все же принимала. Плакала и тратила их.

– Его обеспечения хватает?

– Да, – неуверенно ответила Вика.

– Честно?

– Честно. Мои траты не такие уж и большие. Еда, плата за квартиру. Мы на съемной живем. Я с ужасом думаю о том дне, когда Роме надоест калека на его плечах и… и он бросит меня. У меня даже квартиры своей нет. Родители живут в другом городе, какой им еще инвалид на шею…

Голос Вики впервые ощутимо дрогнул. Улыбка виселицей затянула десяток осужденных и сползла с ее губ. Алекс опустил глаза в пол. Она должна тратить деньги на платья, туфли, сумки, должна бесить своего молодого человека огромными тратами, как любая нормальная девчонка! А она только еду покупает и за квартиру платит. Он ощутил всю надуманную жалость своей жизни. Сам выдумал трагедию, сам облился слезами, посочувствовал себе и решил не снимать этот жертвенный наряд с себя никогда.

– Вика, точно нет шансов на лечение? Отвечай честно!

– Да есть они, есть, но не по моему карману. В Израиле могут провести нужную операцию, но все очень сложно и дорого. Не вариант.

– Вариант! – в сердцах выкрикнул Алекс! – Сколько нужно денег?

Вика мотнула головой, не имея никакого желания называть эту сумму снова, причиняя себе боль. Она не мазохистка и цепляться за эту занозу надежды в больной коже не будет.

– Напиши здесь. – Он судорожно всунул ей клочок бумаги и ручку, что он нашел на столе. – Пиши, Вика.

Сумма с шестью нулями его не удивила. Как он и думал… Таких денег у него нет, а еще ведь он хотел преподнести подарок Элине… Черт.

– Я все решу. Связывайся с больницей. Деньги будут. Готовься к операции, собирай вещи, – сказал Алекс и встал.

Пора действовать. Нет времени ждать.

– Но… – Вика в непонимании уставилась на него.

– Просто делай, как я говорю. Я позвоню!

Алекс уже был в дверях. План созрел мгновенно. Он все исправит. Любой ценой. Шесть нулей, десять, хоть двадцать… Больше эти небоскребы из нулей не поставят крест на жизни молодой девушки.

– Так, а номер…

– Есть!

Он вылетел из ее квартиры, как сквозной ветерок в форточку, словно и не было его. Но оставил он после себя самое страшное, что только можно – надежду.

***

В этом мире все боятся оказаться не на высоте. Так что нечего волноваться. Паоло Соррентино «Молодость»

Пот катился по лицу Элины, заливая глаза. Она ассистировала хирургу вот уже второй час. На операционном столе лежал мальчик с развороченными внутренностями. Рак.

– Потеря пульса. Сердце не бьется!

Анестезиолог, хирург, она, да еще и стажер, следящий за операцией… Никто не смог помочь этой крохе.

– Обширное кровоизлияние!

Слова, термины, лекарства – все смешалось и бултыхалось в крови, цепляясь за раковые метастазы.

– Умер, – прошептал хирург, и обычно оживленная операционная стихла.

Никаких шуточек, планов на будущее, позитивного тона. К смертям здесь все были привычные, но каждая новая смерть причиняла боль как в первый раз. Глубоко в душе каждого врача жил ранимый человек, оплакивающий каждого пациента, но снаружи ни один мускул хирурга не дрогнул.

Оставив духоту операционной, Элина выбежала в коридор. Ее форма была залита кровью и потом, руки дрожали. Какой маленький, господи…

– Эля, – другая медсестра присела к ней. – Умер?

Она кивнула. Нет слов для смерти. Она не заслуживает.

– Не переживай так сильно. Со временем ты поймешь, что есть мы, а есть они. Врачи и пациенты. И они умирают, мы не в силах этому помешать. Зачастую только отсрочить дату смерти. Ты же знала историю болезни этого мальчика: химия, лучевая, две операции уже были им перенесены… Не знаю, на мой взгляд, разумнее было дать ему умереть.

– Кто решает, кому умереть? А, Свет? Покажи мне, кто раздает красные карточки на этом поле! – воскликнула Элина, перед лицом которой стояло безмятежное лицо мальчика.

Заснул и не проснулся. Зато больше никаких мучений, больше не будет боли и бесконечной терапии химией и радиацией.

– Рак проклятый, вот кто решает, жить или умереть. И обычно он отдает предпочтение второму варианту, – пожала плечами более опытная коллега, давно научившаяся равнодушно принимать смерти пациентов.

Элина привела себя в порядок, умылась под прохладной водой и зашла в комнату отдыха. Окна были зашторены, и она благодарила того, кто это сделал. Солнце еще не сбавляло своей горячности, проявляя темперамент все сильнее день ото дня.

– Ничего, скоро осень, дожди пойдут, – пробухтела она себе под нос и поднесла трясущийся стаканчик с водой. – То, что надо.

Обучение шло полным ходом, и Элина предвкушала начало новой жизни. Однако сегодняшняя операция поколебала ее уверенность в себе. Сможет ли она столкнуться со смертью ребенка еще раз и не свихнуться? К горлу подкатил кислый ком, напоминая о съеденной за завтраком булочке. Силой воли подавив тошноту, она закрыла глаза, устраиваясь на диванчике подремать.

Сможет ли она быть настоящим врачом, как говорят, от Бога? Хотя она уже давно стала сомневаться, является ли эта характеристика положительной. Все, что этот бог создает, непременно оказывается полной халтурой… А врачом она хотела быть хорошим.

– Как тебе операция? – в комнате появился тот самый стажер; глуповатая улыбочка нервным тиком дергалась на его губах. – Первый раз увидела смерть в прямом эфире?

Элина знала таких стажеров. Когда-то у нее были такие же однокурсники, которых не пронимал вид искореженных трупов, страшные травмы, смерти в операционной… Она помнила, как некоторые твердолобые и жестокосердные отпускали черные шуточки о смерти пациента. Может, им так становилось легче. А у нее снова в горле стал царапаться ком.

– Угу.

– Не парься. Будешь часто такое видеть.

– Да я не парюсь. – Девушка резко села, желая посмотреть в глаза этому юнцу без души. Но вместо зрения засверкали фейерверки, и пришлось снова на пару секунд ослепнуть. – Не мне было десять лет, когда этот чертов рак сожрал половину моего организма! Не я мать ребенка, который куском холодного мяса сейчас валяется на стальной койке!

Диван пискнул, проседая под весом ее тела, когда она соскочила с него и понеслась к раковине. Рвотные спазмы выжимали ее горло досуха, желудок сокращался где-то в ушах, смешиваясь со взбесившимся пульсом. Этот стажер пялился на нее в удивлении, и стыд начал хлестать ее ремнем, как сумасшедший родитель провинившегося ребенка.

– Элина, с тобой все хорошо?

– А тебе не все равно? Я же даже не умерла, чего ты беспокоишься, – буркнула она, закрывая кран и выходя из комнаты.

Какой стыд… Будущий хирург сотрясает раковину, сгибаясь пополам, после неудачной операции. Пойдут слухи, и ее карьеру можно будет снова хоронить. Только в этот раз хирурга Стриженову посыплют песком в последний раз.

Зазвонил телефон, но в голове мелкой моросью плыл туман, поэтому Элина даже не посмотрела на звонящего.

– Алло.

– Вас беспокоят из клиники. Готов результат на ВИЧ. Вы ВИЧ-отрицательны.

Телефон выскользнул из ее рук, и слезы солью защипали обкусанные губы. Девушка опомнилась и схватила телефон.

– Девушка, как я могу быть ВИЧ-отрицательна? У меня у мужа ВИЧ, – сбивчиво говорила она, оглядываясь по сторонам, чтобы ненароком не подмочить свою и без того хлипкую репутацию.

– У вас иммунитет к ВИЧ.

Элина разрыдалась на весь коридор. Все-таки она счастливица. Как часто она проклинала судьбу за свое легкомыслие, за свою глупость, за брак с этим мужчиной, за все неудачи, а та берегла ее так долго! Так долго спасала от ее от этой страшной болезни… Впервые в жизни Элина пришла к согласию со своей душой и больше не пеняла на судьбу. Может, ангелы и пишут сценарии наших жизней, но все ляпы в них только наших рук дело. Однако же иногда и они кидают нам спасательный круг.

– Женька, ставь чайник. Я иду домой, – улыбнулась Элина, чувствуя облегчение.

Главврач, видя состояние Элины, отпустила ее без вопросов, хотя и было неловко признаваться, что рядовая операция вывернула ее всю шиворот-навыворот. Маршрутка дотрясла ее до дома, подбрасывая на каждой яме и кочке. Зря она снова сунулась в операционную. Да у нее же случится тремор, особенно если перед ней положат ребенка.

Жизнь снова обрушилась, словно своды катакомб, пробивая камнями ей череп. Снова все не удается. Снова по нулям во всех сметах ее удач и бьющие все рекорды рейтинги ее фиаско. Даже будучи полным профаном в математике, она, как бухгалтер собственной жизни, понимала, что работает в минус. Опять…

– Элюнь, а что случилось? – Ее встретила Женя. – Почему ты так рано? Ого, ты запаслась!

Подруга приняла у нее из рук пакет с конфетами, печеньем, тортом и прочими сладостями.

– Руки даже дрожат, так хочу сладкого, – пожаловалась Элина, открывая на ходу пакет и закусывая свое нервное расстройство шоколадным зефиром. – Господи, как вкусно…

– Эм… Эля…

– Что, Жень? Рот в шоколаде?

– Кое-что похуже… – Женя не знала, как бы так срубить правду-матку, чтобы щепки не попали ей же в лицо. – Я понимаю, у тебя сложная ситуация в жизни…

– Причем всегда, – хмыкнула девушка, уже став на сто грамм шоколада спокойнее.

Интересно, кто-нибудь когда-нибудь задумывался о том, что наркотики имеют самую разную форму? Порошок, инъекция, водка, шоколадная конфета. У врага много лиц, и некоторые из них иногда улыбаются, как лучший друг.

– Эль, Эль, ну хватит. Зефиры уже кончаются. Дождись хоть чаю.

– Запивать еду вредно.

– Ага. А жрать кило зефира в один присест нет?

Элина плюхнулась на стул и с обидой посмотрела на Женю. Обычно все Женины замечания имеют под собой вполне разумную основу.

– Что ты хотела этим сказать, Жень?

– Эль, ты знаешь, что я не умею врать.

– Ну!

– Ты днями ешь то сладости, то какие-нибудь чипсы. Вон на лице прыщи высыпали, талия поплыла! Эль, ну мозги-то включи, один желудок не сдюжит.

Элина поперхнулась. Она медленно встала и дошла до зеркала в коридоре. Точно… Тональнику теперь работы прибавилось: шрам и гнойные прыщики на лице. А ведь у нее никогда особо не было прыщей. И талия… Элина вздохнула, оглядывая себя. Расползлась она, как коровушка.

– Да-а, Жень, все плохо. И на работе проблемы.

– Какие?

Женя поравнялась с Элиной. Наверное, не очень тактично с ее стороны сказать подруге прямым текстом о том, что она располнела, но Женя знала Элину лучше, чем свои пять пальцев. Начнется у нее потом новая депрессия. Кому это нужно? Лучше сразу отрезать эту гноящуюся конечность, пока заражение не пошло дальше.

– Мальчик сегодня умер во время операции. Онкология. А я… Я блевала, как какая-то дура над раковиной, тряслась вся, чуть ли не плакала. А еще пришел анализ на ВИЧ. Отрицательный.

– С ВИЧ все понятно. А с операцией нет. Ну все равно, не переживай. – Женя обняла ее. – Это нервы. У тебя нервное истощение.

– Да, только при нем все худеют до костей, а я жирею до свинячьих складок.

– Ой, заканчивай, Эля. Одна операция не в счет. Все будет хорошо.

Элина качнула головой. Все не так просто.

– Нет, Жень, я не могу даже описать, что я чувствовала. Эта кровь… – Она съежилась. – Фу, сейчас опять вырвет. Но кровь-то я видела сотню на раз! На «скорой» я и гной повидала, и кучу всего прочего. А тут…

– Эля, не накручивай. Просто не накручивай. Идем пить чай. Не закусывая, – подняла указательный палец в воздух и рассмеялась Женя.

Элина положила голову ей на плечо, и Женя увела ее на кухню. Пора брать себя в руки. Снова. Только теперь объемы ее тела стали больше, а значит, держать их будет труднее…

Глава двадцать шестая

Обстоятельства могут измениться, но они не проходят бесследно.

Эдит Уортон «В доме веселья»

– И на следующей странице подпись, – указал юрист, и Алекс перевернул страницу договора.

Он уже устал расписываться на этих листах, мелкий шрифт и суммы, прописанные там, резали глаза. Не верится, что сейчас он продает все, что когда-то приносило ему стабильный доход. Продает, чтобы вырученные деньги навсегда отдать.

– Деньги поступят на ваш счет в ближайшие рабочие дни.

– Ясно, – безучастно пожал плечами мужчина и вышел из этой конторы.

Алекс брел по улице, чувствуя себя уже даже не потерянным – выкинутым, забытым, никому не нужным. Вновь. Только теперь не просто папа дома не ночевал, теперь у него не осталось друзей, родных, знакомых…

– Черт возьми, никого, – изумленно прошептал он и остановился у ларька с фаст-фудом. – Кофе за девяносто и сэндвич.

Пока продавец, а по совместительству еще и повар в этом гастрономическом закутке холестерина и тромбов разогревал явно не первой свежести бутерброд и заваривал дешевый пакетный кофе, который выдавал с наценкой, Алекс обводил глазами сквер. Он стал таким голодным до впечатлений. Голуби со своими заводными головками клевали семечки, что разбрасывала по асфальту старушка. Самокаты и велосипеды мчали резвящихся детей вдоль улочек, взметая в воздух недовольные возгласы прохожих, чьи сумки и пакеты задевали шалуны. И он… с дешевым кофе, от которого даже картонный стаканчик мутило, и сэндвичем с ветчиной, которая вряд ли знает что-то о свинье вообще.