Текст книги "Урод (СИ)"
Автор книги: Наталья Светлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)
Глухая паника ползала саранчой под кожей, кусая нервные клетки, и при особо сильных укусах девушка вздрагивала. Невидимый кукловод уже намотал ее нервы на свой указующий палец и заставлял подчиняться его приказам.
– Ну что тут? Как улов? – спросил новый персонаж их мрачного спектакля.
– Урод, – прошипел Дима, и Элина вжалась в себя настолько, чтобы самой себя не ощущать.
Выходит, Дима знает этих людей…
– А это что за баба? – недовольно осведомился голос, скорее всего, тыкая в нее пальцем. – Ты идиотка? Я просил только этого говнюка притащить!
– Да не злись ты так. Это его новая пассия. Он втюрился по самые ушки, – рассмеялась Валери. – А ушки на макушке. Скоро зайчишке открутят макушку.
Элина мотнула головой, словно отворачиваясь от ударов. Дима и Валери.
– Ты когда-нибудь перестаешь смеяться, дешевая кукла китайского подпольного производства? – вслепую обратился к ней Дмитрий.
Эта реплика вызвала новую волну смеха, похожую на приступ астмы. Она чуть ли не задыхалась, кашляя сиплостью.
– Влюбился… Что ж, тогда ты молодец. Нет смысла бить врага. Ему может не быть больно. А вот удары по близким всегда оставляют болезненные раны, – проговорил загадочный мужской голос. – Идем. Пусть заключенные насладятся последними крохами свободы перед тем, как узнают все.
Они снова остались одни. Кратковременное появление похитителя и Валери разрядом молнии ударили по Элине. Ее уже даже не трясло – выворачивало наизнанку.
– Не вышло из тебя Деи для Гуинплена, – голос Элины растрескивался, как некачественный фарфор, после каждого произнесенного слова.
– Что за Гуплен? – не понял мужчина, которого меньше всего сейчас заботили какие-то выдумки в бреду.
– Гуинплен, – по слогам повторила она и всхлипнула, ощущая верхней губой соленую слезинку. – Так ничего и не прочитал.
Ее афалиновые глаза ярче, чем когда-либо, светились серебром в тусклом свете гаражной лампы.
– Кто же может быть виноват в том, что произошло? В том, что я добровольно встала на колени на коврике у твоих ног и позволила надеть на свою шею ошейник.
– Не городи чушь, – злобно бросил Дмитрий; его уже трясло от ярости за ее слабость. – Какого черта ты разнылась?! Твои рыдания не спасут нас, только убьют.
– Нас убил ты. Даже не дал нам родиться. А я тебе верила.
– Замолчи.
– А то что? Поглумишься над уродиной? Тыкнешь в меня пальцем? Валяй! Хуже уже быть не может!
Футболка Элины, когда-то бывшая цвета морских водорослей, покрылась пятнами грязи и влажными разводами от слез. Она подтянула к лицу, скованные наручниками руки, и вытерла о рукава слезы. Должно быть, брусьяная помада, на губах с которой она разводилась с мужем, размазалась по лицу. Ею она хотела нанести последний сокрушительный удар по Мише. Мол, смотри, что потерял. Однако удар с тройной силой вернулся ей в челюсть.
– Как я тебе, – снова заговорила девушка, – похожа я на Джокера? Ты же меня не можешь видеть, я забыла.
– Прекрати меня мучить.
Нервный, кашляющий, отрывистый смех девушки резал глубокими язвами его слух.
– Вот и не смотри на меня! – Отчаяние вырвалось из ее горла свистящими звуками. – Не смотри! Я не так прекрасна, как твоя Валери. И меня, а не ее держат в этом гараже (или где мы, черт возьми?!) на привязи. Ну точно, как бешеную собаку, – всхлипнула она. – А что я такого сделала? Поверила красивому и привлекательному хозяину, что он сделает мою жизнь лучше? Собака сама виновата – глупость наказуема.
– Ты не собака, Лина. – Голос Димы опустился до еле слышного шепота. В нем в данный момент гибли целые отряды смертников, рискнувших сделать этот роковой шаг. – Ты не уродина, – протолкнул, точно ком в горле, слова он. – Не уродина!
– Нравится мое лицо? Вот сейчас оно отражает мой внутренний мир! Благодаря тебе. Ты сделал меня калекой в душе, а никак не этот изъян.
– Прости меня, Лина…
– Уродство не бывает внешним. Оно только внутреннее, – продолжала говорить Элина в забытье. – Подумаешь, человеку не хватает красоты. Рано или поздно природа отберет у нас любую красоту, любой фантик будет отправлен в урну. А вот когда человеку не хватает души – это беда. Без нее конфетка быстро сгнивает, какой бы дорогой она не была.
– Что мне сделать, чтобы ты простила меня, Лина?
– Для начала, хотя бы не называй меня так. Линой меня зовут только ублюдки. Их всего два: ты и бывший муж.
– А Элей можно?
– Нет.
– Эля! Лина! Элина! – вскричал мужчина и звякнул наручниками, вырываясь из поганого железа. Быть так близко к любимой женщине, на расстоянии вытянутой руки, и так далеко, за сотни тысяч километров от ее души, – невыносимо. – Все будет хорошо. Мы выберемся.
– Даже если так. Наши дороги уже разошлись.
– Не говори…
– Не приказывай, что мне делать, а что нет! Не смей!
Дмитрий, словно зверь на цепи, метался из стороны в сторону. Что же он наделал со своей жизнью. Просто сжег ее, точно надоевшую книгу с дешевым сюжетом. Вырвал из нее лист за листом самые лучшие и светлые страницы. Вовремя же он забыл, что автор сей гадкой писанины – он сам.
– Лина…
– Дай мне насладиться последними минутами тишины в грязи этого места. Ты угадал: я всегда мечтала умереть именно так, – бессильно огрызнулась она, проигрывая страху, что щупальцами рыскал по ее липкому от пота телу, и в помещении застыла молекулами воздуха тишина. – Не вышло из тебя Деи для Гуинплена… Не вышло. Ведь ты зрячий, а глазам никогда не увидеть того, что видит сердце...
Обида – токсичный отход, благодаря которому наши души покрыты километрами непроходимой местности, забитой тоннами шлака.
– Зачем ты это сделал? – все-таки спросила Элина, не в силах держать эту сточную канаву обид в себе.
– Что я сделал? – испуганно переспросил он, думая, что все уже знает.
– Зачем… переспал с ней?
Она умоляла себя говорить равнодушно, словно его измена не больно ранит. Но он отковырял от ее сердца больше половины тонкой ржавой иголочкой. Даже Мишины похождения не значили так много и не заливали всю ее кровью изнутри.
– С кем? С этой сукой? Валери? – Мужчина чуть не задохнулся. – Да ты что, Эля! Я даже не прикасался к этой стерляди!
– Да, да, а я просто вижу галлюцинации. Точно! Элина всегда дура! Даже когда ты голый валяешься рядом с ней, дура все равно я!
– Чего разорались, голубки? – снова возник где-то возле виска голос мужчины.
Обида, временно завоевавшая престол, передала вожжи страху. Страх совсем распоясался и уже ничего не стеснялся: измывался над ней со всей силой.
– Кто вы? – пискнула Элина, предвидя удар за каждое слово.
– Заткнись, – голос Валери.
– Это ты закрой рот, тварь! – крикнул Дмитрий.
Чье-то дыхание овевает ухо – и повязка слетает с глаз. Дневной свет вспышками режет глазами, зрение дезориентировано. Элина так усиленно моргала, что была уверена: глазные яблоки скоро вывалятся. Но ей так хотелось увидеть, кто сотворил весь этот ужас с ними!
Увидела. Понятней не стало. Валери она знает. А этот мужчина в костюме кто? Нецензурная брань со стороны Димы дала понять, что и он тоже видит.
– Дима, кто этот человек? – прошептала Элина. – Что ему нужно?
– Ах ты ж ублюдок! – Казалось, слюна этого человека долетела до ее лица. Размашистый удар оставил яркий след на лице Димы. Элина закричала. – Имя мое себе присвоил?! Значит, ты теперь Дима?
Взгляд Элины скулящим котенком метался между двумя мужчинами. Что за сюрреализм?! Почему они оба Димы? Что происходит? Второй (или первый?) Дима продолжал избивать ее Диму, и Элина зажмурилась, прося его остановиться.
– Тебе было мало моей девушки? Захотелось даже имя забрать?
– Хватит! Хватит! Пожалуйста! – плакала она; вид кровавого лица ее… Димы… или кто он на самом деле вызывал у нее рвотные позывы.
– Может, тебе тоже врезать?! – злость незнакомца заразой перекинулась на нее. – Согласна получить вместо любимого Димочки?
– Не трогай ее, мразь! Бей меня! Давай еще! Только помни, что когда мои руки станут свободны, я верну тебе каждый удар вдвойне, – зарычал Дима номер два, о котором она, оказывается, ничего не знала.
– Напугал. Как же ты меня напугал! – зашелся в напускном веселье мужчина, который, по всей видимости, был Димой.
– К-кто же ты? – Элина приоткрыла глаза, смотря на… сейчас узнает, на кого.
– Александр Янг собственной персоной, – торжественно отчеканил их похититель, вытирая кровь с рук о белый платок.
– А… вы?
Она боялась задавать вопросы, чтобы ее лицо также не покрылось кровью и синяками, но любопытство сильнее страха и здравого смысла. Похоже, еще одну дорожку в ад Пандора любезно выстлала любопытством.
– Дмитрий Туманов к вашим услугам.
– Шут несчастный, – прошептал обессиливший Алекс, за что получил пинок.
– Я-то счастливый, поверь на слово. Из всех в этой истории я самый счастливый.
– Что с Риммой? – прохрипел бывший друг; его сердце зависло горящим самолетом над землей, не зная, разобьется ли.
Римма? Какая еще Римма? Элина чувствовала себя участницей шоу для глупцов. Отгадай по обрывкам фраз, кто есть кто. Сколько у него женщин?
– Оу, с ней все прекрасно! – наигранно всплеснул руками Туманов. – Думаю, в шарашке, где она валяется, ее хорошо кормят.
– Она в больнице?!
– Ничего себе ты догадливый!
– Тварь! Что ты сделал с ней? – Алекс, как зверь, скалился на шею Туманова – прогрызть бы ее.
– Да так, ерунда, – отмахнулся тот. – Ну не выдержала душа обиды. Хоть вы меня понимаете? – направил жалостный взор на Элину. – Лучший, горячо любимый друг обрюхатил любимую, самую лучшую на свете женщину, с которой я хотел вступить в брак. Ну не смог я устоять, треснул ей пару раз. А она взяла и ребенка потеряла, и в больничку загремела. Бывает же, да? – продолжал кривляться он, сверля Элину недобрыми глазами.
Рот Элины приоткрылся, пока она слушала эти дьявольские исповеди. Ее сердце то билось, то нет. Шок разрядами дефибриллятора заставлял его подскакивать.
– Сукин ты сын. Избил беременную.
– Кто бы говорил, Санек. Почему мне должно быть жалко ее? Шлюха где-то нагуляла ублюдка, а мне ее к себе под крылышко взять?
– Ты свои общипанные крылышки видел, петух голозадый? – сплюнул кровь на пол Алекс.
Рот снова наполнился металлическим привкусом, когда на его челюсть обрушился новый удар.
– Ты… ты… – Элина запиналась, глотая слюну, проталкивая ее через железный барьер в горле. – Римма с ребенком. И еще Валери?! А тебе не много?
– Эля…
– Что еще за Валери? – Туманов бросил, словно кость с помойки, взгляд на Элину. Может, он чего-то не знает о когда-то лучшем друге, и надо было бить по этой Валери…
Элина посмотрела на него, как на полоумного, и кивнула на женщину, расположившуюся в кресле. Дмитрий нахмурился.
– Марьяна?
– Марьяна? – эхом повторила Элина, снова поворачиваясь к Алексу. – Что это за игра в обмани дурочку Элю?!
– Постой, Лина, не кричи.
– Не Лина! Не Лина я! – заверещала она; злость сносила водонапорные башни в ее голове, затапливая ледяной водой все разумные мысли.
Туманов и Марьяна посмеивались, наблюдая в сторонке за их драмой.
– Эля, – тише произнес мужчина, – она на самом деле Лерка. Когда приехала в Питер и заделалась элитной шалавой, стала Марьяной. Выбрала себе проститутский ник, а в своем Мухосранске она Лерка. И назвав ее Валери, я ей польстил.
Элина уже не ощущала слез. Ее лицо онемело, а соленые океаны разъедали кожу. Похоже, что все чувствовали себя более-менее уютно в этой канализации, были своими, из одной шакальей стаи, и только она стала овечкой, случайно забредшей на вечеринку.
– Сашуля, почему ты так мало рассказал любимой девушке обо мне? Ведь это не вся информация. Или она уже не любимая? Любимые же и в горе, и радости, а ты…
– Замолчи. Не надо больше ничего говорить. Ей не нужна эта грязь под ногтями, то есть информация от тебя, – просипел Алекс, становясь верующим на все сто и моля бога заткнуть рот Марьяне.
– А это пусть Элечка сама решит, – усмехнулась Марьяна, и от ее усмешки лампы в гараже начали мигать. – Собственно, что говорить-то? – вперила взгляд в Элину. – Мы просто спали, очень долго спали. Ты знаешь, какой он монстр в постели? – Она склонилась ближе к Элине, закатывая глаза, изображая удовольствие. – Чего мы только с ним не пробовали…
– Заткнись! Заткни свой гнилой рот! – кричал Алекс и рвался из оков, стирая запястья в кровь.
– В общем, не так уж важно, что мы с ним пробовали. Знаешь, почему он спал со мной? Терпел такую тварь, как я, каждый раз ложился со мной в койку с тяжелым сердцем? Хотяя-я… пусть он сам тебе расскажет обо мне и своем отце. Тебя ждет забавная драматическая история. Эля! – Марьяна крутанулась, взмахивая руками. – Я совсем забыла тебе сказать, что параллельно с продавливанием кровати у меня в доме, он встречался с некой Алисой и тоже с ней спал. Ты проверься на СПИД, так, на всякий случай. Наш красавчик половину Питера пере… ну ты поняла, не маленькая.
Почему нельзя закрыть уши? Или проколоть барабанные перепонки, чтобы оглохнуть? Элина жмурилась, ощущая себя испачкавшейся в грязи. В нее словно кидали эти вонючие комья, смрад забивался в рот и ноздри, ее тянуло опорожнить желудок, а точнее, мозг.
– Ну хватит, хватит, Марьяша. Думаю, девушке уже достаточно. А вот тебе еще мало, – проговорил Дмитрий и пнул Алекса.
– Как мне больно, – смех забулькал во рту заложника, и его начали бить нервные конвульсии. – Это все, что ты можешь? Рассказать, как я трахал баб? Господи, как же это страшно! Элина сама была замужем. У всех есть прошлое, от которого не откупиться. Так что бросай свои детские игры и переходи к конкретике. Что будешь дальше делать?
Элина все еще умирала в своем забвении, точно впала в кому. Неверие во все происходящее сталкивалось с необходимостью верить, и ее голова разбухала сверлящей болью. Хуже быть просто не может…
– Ах, тебе недостаточно, Сашенька? – Глаза Туманова бычьим взглядом прошивали Алекса. – Так и быть, расскажу ей о Достоевском.
Ужас черными брызгами расплескался по радужке глаз Алекса. Чертов придурок! Надо было закрыть рот и молча выносить все эти помои. А теперь он потеряет Элину навсегда.
– Не надо, Туманов. Я сделаю все, только не надо про это рассказывать.
– Ты в любом случае сделаешь все, чтобы не загреметь в тюрягу.
– Что? – очнулась Элина.
Пусть бьют до конца, до самого мяса, до крови и костей. Пускай один раз правда изобьет ее до состояния овоща, чем будет вечно падать на голову камнями.
– Вам интересно? – спросил Дмитрий, обходя ее по кругу, словно коршун, принюхивающейся к плоти будущей добычи.
– Да.
– Эля, не надо…
– Не хочу тебя слушать, Дима-Саша. Говорите, пожалуйста, – смело обратилась к Туманову.
– Пару лет назад Сашенька наш сбил человека на улице Достоевского в Санкт-Петербурге. Хорошенькая девушка была, с голубыми глазами, осиной талией, а теперь прикована к коляске, инвалид. А что сделал Санек? Свалил на своей спортивной машине и попросил у папочки покровительство. У папочки, которому ты наставлял рога с Марьянкой! Папочка отмазал единственного сына-придурка.
Снова смех. Смех. Смех. Элина начала сходить с ума. Ее душа не выдержала всех откровений. Женщины, измены, дети, авария, отец… Не человек, а сейф с проклятьем! Какое же чудовище она пустила в свою постель. Шальная мысль посетила ее голову: а неплохо было бы подарить ему ВИЧ! Теперь уже ее губы треснули в улыбке, все быстрее расползаясь в сторону ушей. Истеричный хохот накрыл Элину с головой.
– Эля? – Алекс испугался за нее. – Эля!
– Алекс, к чему я заговорил о том инциденте. Все материалы, связанные с аварией, хранятся у твоего отца. Он готов пустить дело в оборот по первому моему звонку, – не обращал внимания на Элину Дмитрий.
– Зачем ему это? Ты блефуешь, ублюдок.
– Не-а. Марьяна все ему рассказала: о вашей связи, о всех сделках, которые ты слил его конкурентам, чтобы отомстить. Короче, лучше тебе не попадаться папаше на глаза. Шею свернет только в путь.
Алекс выругался. Вот это дерьмо. Вляпался так вляпался. А всего-то бросил одну бабу и случайно обрюхатил вторую. Все проблемы из-за баб.
– В чем конечная цель всего этого цирка? Что ты хочешь получить? Меня уже унизил, мою жизнь разрушил. Что еще?
– Твой бизнес. Ты уже подписал тут кое-что давеча, – показал ему знакомые бумаги. – Идиот, – ухмыльнулся Туманов. – Когда ты стал таким идиотом?
– Убить бы тебя, Лерка, – прошипел Алекс, проклиная ее, пытаясь наслать моментальную порчу.
– Попробуй, дотянись, – фыркнула она, закидывая нога на ногу.
– Этих бумаг недостаточно, чтобы забрать твою долю, – продолжил Дмитрий. – Подпишешь еще одну бумажку – и все, гуляй, Вася.
– Черта с два ты получишь мою долю! – огрызнулся Алекс.
– Ну это мы еще посмотрим. Выбор небольшой: тюрьма или отдаешь бизнес. Ты так не горячись, Сашка. У тебя еще есть время подумать.
Туманов в сопровождении Марьяны удалился. В его спину впивались кинжалы проклятий и ругательств Алекса. Дверь закрылась, погружая пленников в молчание.
– Эля, – прошептал Алекс.
– Считай, что мы не знакомы.
На этом их общение закончилось. Слезы и пережитый шок сказались на нервной системе Элины, и ее глаза закрылись.
Глава двадцать вторая
«..все кончается…»
М. А. Булгаков “Мастер и Маргарита”
Минуты образовали растяжку под ногами Элины, и она боялась ее переступить. Шаг – и рванет. Минуты закрутились в петлю, что резво накинулась на ее шею. Время стало самым лучшим другом, хотя еще вчера было самым лютым врагом. Теперь она не хотела, чтобы эта пытка заканчивалась. Как жить дальше – вопрос нерешенный.
Не все умеют стоять на коленях, и она хотела упасть.
– Эля, поешь, – попросил ее Алекс.
Она не разговаривала с ним вообще, даже не смотрела в его сторону. Мы больше не знакомы. Так ему и казалось. Женщина, которая погладила его против шерсти и этим самым влюбила в себя, больше не знала такого человека, как Александр Янг. Но ведь он сам даже не представился ей.
– Поешь, пожалуйста!
– Смотри-ка, я стала для тебя Элей. Вот, значит, как. Какой-то урод, кстати, очень похожий на тебя, должен был вывалять меня в дерьме, чтобы ты понял, что мне не нравится Лина? – Она говорила спокойно, словно бы он был трупом на вскрытии, а она патологоанатомом. Ее интонации были более жгучими, чем медицинский спирт.
Алекс закрыл глаза, их защипало от того, как она все это произнесла. Точно вылила на него литр водки и насыпала в глаза ядохимикатов.
– Он не похож на меня, – все, что он ответил ей.
– Ха-ха, – стервозный смешок Элины залил его открытые раны йодом. – Вы настолько похожи, что действительно не имеет значения, кто именно Дима. У вас одно уродское лицо.
– Поешь, – настаивал Алекс.
– Да пошел ты, заботливый.
Их диалог снова оборвался на том, как она его посылает. Отправная точка их новых отношений. Да пошел ты. Он сам виноват, даже говорить не о чем. Если только о том, какой он придурок. Но разве он мог подумать, помыслить о том, что так случится?!
– Почему ты не сказал мне свое настоящее имя? Я похожа на работника ФСБ?
Этот вопрос мучил ее так, что она спать не могла. Гордость давила горло солдатским ботинком, и она не собиралась общаться с ним. Но почему, почему он не сказал хотя бы эту крупицу правды?! Не назвал свое настоящее имя?
– По началу я помнил только его имя. Сотрясение сыграло свою роль. Ну и, видимо, потому что в память врезался наш последний разговор, в котором он сообщил мне о том, что Римма… она… беременна не от него. Больше он ничего тогда не сказал, и я наивно решил, что меня пронесло. А это было предупреждение. Он сказал мне между строк: «Выкапывай себе могилу, браток».
– Но потом же ты вспомнил?
– Да, но было поздно поднимать все это нестиранное годами белье наружу. Я подумал, что это не так важно. Дима или Саша. Какая разница, если у меня все равно не было документов, не было ничего? Имя не имеет значения.
– А я скажу тебе, что имеет значение, – грубость ее интонаций стальными нитями полосовала его кожу. – Я имею значение. Ты хотел меня использовать, так? Сходи в полицию, сделай то, сделай это, переспи со мной, пока мои Марьяны, Риммы и Алисы далеко. Классно устроился. Подобрал идиотку с комплексами и свил из нее себе рабыню. План – высший пилотаж!
– Эля, да как… – горло пересохло от палящего в нем зноя; ему принципиально не давали воду и еду, – как я мог… откуда я мог знать, что в моей жизни появишься ты и… что ты пробудишь во мне чувства, которые я вообще не знал раньше? Если бы любимый всеми бог предупредил меня, что… сказал бы, что Элина Стриженова появится в моей жизни, я бы… – вдох принес саднящую боль горлу, – я бы остановился, я бы не допустил этого. Не стал бы таким монстром. Но в моей жизни не было ничего светлого, и я решил утонуть во мраке. Когда тебе незачем жить, ты идешь в петлю. Меня ничего не радовало, и я похоронил свой мир в печали. Из крайности в крайность, из мрака во мрак, из боли в боль, – выкрикнул мужчина и стукнулся затылком о стену.
Ну хоть наручники снял этот сукин сын.
– Ты выглядел очень несчастным, – иронично сказала Элина.
– Если ты думаешь, что улыбка – признак счастья, то не странно ли количество самоубийц, которые всегда были душами компаний? Умерла душа. Нет души. А улыбаться ничто не мешает, чисто механическое действие. Ну поешь, Эля. Умоляю. Ты такая бледная…
– Уж точно не из-за голода. Я была готова драться за тебя. Я была готова закрыть тебя от пули, если он достанет пистолет. Я была готова простить тебе связь с другой женщиной. Больше я не готова. Я просто не готова.
Вокруг нее валялись миски с какой-то пищей. Должно быть, у бомжей отобрали и сюда кинули. Она со злобой пнула миску, словно это сама судьба из пластика. Пешка судьбы перевернулась и чвакнула вывалившимся на пол жидким содержимым. Какой-то разводной суп. Бомжи лучше питаются.
Волосы сбились в колтуны, лицо протухло от не смытой косметики, не говоря уже о теле. Элине казалось, что по ней вши ползают, что она облеплена навозными жуками, и они чавкают, уплетая грязь с ее кожи.
– Эля, не было никакой связи, тем более с женщиной. Какая она женщина? Наличие половых органов не определяет пол, увы.
– Ты-то знаком с содержимым ее трусов, – непривычно ехидно и зло ответила девушка.
За эти двадцать четыре часа она стала другой. За словом в карман не лезет – носит с собой целую сумку ехидств и колкостей. Не боится говорить – плюется словами, точно скорлупой от семечек.
– Да что ты несешь?! – взорвался Алекс, который был с ног до головы оплеван ею.
– А в чем я неправа? В чем? Ты же спал с ней? – Молчание. – Спал, дорогой мой.
– Назови меня хоть раз по имени.
– У тебя нет имени. Для меня нет. Я тебя не знаю, зачем мне твое имя. Могу Димой называть, пойдет?
– Нет!
Она резала его двумя руками, нанося быстрые и точные порезы в самые важные места. Сердце. Душа. Самолюбие, если от него вообще хоть что-то осталось.
Время перестало быть определяемой единицей в этом гараже. День ли, ночь ли… Усталость неряшливо построила гнезда в ее голове, выкопала свою берлогу в ее сознании и устроилась там, как у себя дома.
– Эль, я не спал с ней. Пусть меня прям сейчас инфаркт схватит, если я лгу. Она пришла потому, что я позвал. Я… хотел решить финансовый вопрос.
– Каким образом? Правильно спросил твой друг: «Ты идиот?»
Алекс словно получил апперкот, когда она встала на сторону Туманова. Господи, ну почему люди не могут предвидеть свое будущее? Лет пять назад бы знать, что просто слова этой женщины будут расковыривать его душу до мяса, он бы все изменил. А теперь уже поздно.
– Не знаю, каким. Теперь не знаю. Я устал жить в нищете, зная, что у меня в Питере золотые горы пылятся! Я хотел удивлять тебя подарками, настоящими подарками, а не этими букетами из двадцати роз и каким-то сыром из супермаркета.
Элина нахмурилась, поднимая на него взгляд. Его зовут Александр. Алекс. Он стал выглядеть иначе, будто изменился внешне. Имя Дима ему не шло, она всегда чувствовала, что это не его имя. Слишком простецкое для его харизмы, слишком невзрачное для его ослепляющей яркости, слишком тихое для его голосистого эго. Алекс подходит на тысячу процентов.
– Какой ты дурак. Ты был моим самым дорогим подарком. Без цветов и сыров. Без бриллиантов и шелков. Посмотри на Марьяну и на меня. Она женщина с ценником, и каждый раз лепит новый поверх старого, когда цены взлетают вверх. А я… у меня нет цены. Я ничего не прошу за свою любовь. Я не продаю себя на рынке, – крикнула Элина, – не надо взвешивать меня, как мясо, как свинью! Не надо думать, сколько травы запихнуть в эту скотину, чтобы мясо вышло хорошим!
По ее щекам, которые уже ныли от постоянных слез, снова покатились невысыхающие ручьи. Он думал, что она не ляжет к нему в постель, если не накормит ее до отрыжки деньгами. Думал, что она не останется с ним, если не начнет пухнуть от несварения жадности и алчности! Вот как он мерил ее по своей шкале продажности.
– Я верила, что все было искренне, а ты… ты продавал и покупал меня! Наверное, был шокирован, когда эта дура, эта дешевка, которой не перепало дорогих подарков, прыгнула к тебе в койку? Слишком легко сдалась? А я-то думала, что для секса нужны чувства. Черт, буду теперь знать, сколько стоит тело.
– Эля, не надо говорить так, будто ты сразу же пойдешь искать нового мужика.
– Нет, Саша, – она чуть не подавилась, назвав его по имени, – мужика я искать не буду. Мужиков, – презрительно сказала Элина, – с меня хватит. Я буду искать мужчину, который не станет стелить мне постель из золота. Знаешь, спать на ней жестковато.
– Я не Саша. Зови меня Алекс.
– Не хочу никак тебя звать.
– И перестань делать вид, что я для тебя ничего не значу.
Взгляд Элины наматывал паутину на корявый палец, собирая ее с потолка; раскидывал грязные шины, завалявшиеся за ненадобностью в углу; отстирывал мысленно замасленные тряпки в углу. В общем, делал все, только бы не смотреть на него. На Алекса.
Она сомневалась, что когда-нибудь вообще сможет довериться мужчине. Кажется, что череда неудач на личном фронте подрывает навсегда нашу уверенность в себе. От ее уверенности остались лишь раздробленные конечности.
– Эля…
– Просто ответь на мои вопросы. Честно и исчерпывающе. Открой мне душу, как ты никогда этого не делал.
Алекс посмотрел на нее так, словно она, водя пальцем по строчкам, прочитала все его мысли. Никому и никогда он не открывал душу, не отвечал честно и искренне.
– Задавай.
– Что за история с отцом?
– История, в которой много грязи.
– Не больше, чем в нашей с тобой, – парировала Элина.
Он вздохнул, словно забирая весь кислород у вселенной. Обойдется, ему нужнее. Говорить об отце, сыпать соль на эти уже не кровоточащие раны не хотелось. Однако терять Элину не хотелось еще больше.
– Эта история длиною в жизнь. Я и отца-то своего не знаю толком. Кто он, чем и как живет. Мне никогда не было интересно. И он проявлял симметричность: плевал на меня. Я был каким-то огрызком в жизни родителей, нагулянной по дурости обузой. Я никогда не знал, что такое «нет денег, сынок». Слышал подобное в обычных дворах, куда забредал гулять. Кстати, частенько с Тумановым.
– Он твой давний друг?
– Да. Наша дружба – это тема для отдельного тома классификации психических отклонений. В общем, у меня всегда были набиты карманы деньгами на мороженое, пирожное и лимонад, – усмехнулся Алекс, переносясь в то далекое время, чувствуя ту пустоту в душе, которую он заедал деньгами. – И у меня всегда было расстройство живота и ума от их количества. В какой-то момент я перешел этот порог, когда деньги перестали быть важны. Я просто знал, что у меня их столько, что жизни не хватит потратить. С этим чувством пришло ощущение пресыщенности. Казалось, я попробовал все, что может дать этот мир.
– Причем тут отец? – напомнила о теме их разговора Элина.
– При том, что он никогда не фигурирует в моих рассказах о детстве. Там только деньги, деньги и Туманов позже. Я его редко видел. Думаю, он зависал у своих любовниц. Каждой покупал по квартире или дому. Марьянка, например, отжала у него крутой домик и квартиру в придачу. Про мелочи типа машины и сумок из крокодилов, занесенных в Красную книгу, я даже не говорю. Постепенно отец стал для меня книжным персонажем. Это был человек, регулярно подкидывающий денег. Мне было плевать, где он и что с ним, лишь бы купюры текли в руки. Няньки, учителя всякие, кухарки – обслуга, одним словом. Вот эти люди меня вырастили.
– Его совсем дома не было? – спросила девушка, а сердце предательски сжалось.
– Бывал. Жил-то он как бы со мной. Однако вся его жизнь проходила в кабинете с бумажками. И со временем я стал ненавидеть и эти бумажки, его долбанные вечные контракты, которые были ценнее меня, тоже. Потом я вырос. Денег стало еще больше. Я блевал ими, а отец все больше и больше насыпал их мне в глотку, чтобы я ни разу не задумался, а где же моя семья?
– А как же мама?
– Мама у меня кошка. Выкормила меня и дала пинка под зад, махнув хвостом. Они долго разводились, скандалили, чуть ли не рвали эти поганые доллары у меня на глазах. Потом у нее стали меняться мужики быстрее, чем я рос. По паре миллионеров в год. Маман я тоже скоро забыл. От нее не было даже денег, ничего. Не считая парочки поздравлений с днем рождения в младенчестве. Этого мужика, своего отца, я хоть видел иногда. Затем я стал совсем взрослым, научился понимать и принимать мир вокруг себя таким, каков он есть. Я понял, что значат деньги, льющиеся проливным дождем от отца. Он помог мне открыть свой бизнес, и мы считали друг друга квитами. Отец и сын.
Концовка показалась Элине скомканной, словно он зажевал часть истории. Алекс не поднимал глаз от пола, и она читала его боль, прыгающую неоновыми буквами на лбу. Откуда взяться чему-то светлому в нем, если его взрастили во тьме…
– Ты все мне рассказал?
– Опустил момент с малолетками, которых он трахал в нашем доме. Он превратил этот темный дворец окончательно в ад, когда там стали появляться девки моего возраста… – Алекс вздрогнул от отвращения. – Я помню эти хреновы звонки: «Мам, я у Светы. Уроки делаем». Надеюсь, она была хотя бы в одиннадцатом классе. Не знаю, сколько они стоили, эти шлюхи, которые учили математику в койке со стариком. Были и постарше, студентки.
Вот кто стал основоположником его жизненно-рыночной философии. Отец научил своего сына наклеивать ценник на людей, сканировать штрих-коды, которые, по его мнению, обязательно имеются на представителях высшего разума. Хотя, чем в таком случае человек отличается от собачки, за которую тоже платят деньги? Мы все покупаем и все продаем, но когда выставляют на продажу нас самих, мы бухтим от недовольства.
– Наверное, сейчас ты хочешь узнать про Марьяну? – продолжил Алекс, уже больше обращающийся сам к себе. Ему был необходим этот прием у психолога, необходимо все высказать, дать этой словесной рвоте выйти из него. – С ней он начал жить гораздо позже, когда я уже вовсю залечивал свои раны постоянными похождениями во всякие притоны с элитным эскортом и дорогим алкоголем. Она старше меня, поэтому я никогда особо ею не интересовался. Зачем мне тетка, если я могу постоянно есть на завтрак сочное и молодое тело? Любого возраста, цвета и комплекции. Но однажды он притащил ее ко мне в дом, на знакомство.
