Текст книги "Урод (СИ)"

Автор книги: Наталья Светлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Женщина покрутила пальцем у виска и оставила сумасшедшего папашу беситься в одиночку. Алекс уже прожег шестеренки наручных часов взглядом, не отводя от них глаз. Чувствуя себя неуютно под раздевающим и колющим ножом взглядом, стрелки покраснели.

– Проходите, – буркнула сестра, толкая дверь в отделение.

– Эля! Эля! – Найдя глазами койку Элины в самом углу у окна, он кинулся туда. – Элечка…

– Привет, – прошептала девушка и, закрыв глаза, обняла его. Всхлип сорвался с ее бледных губ. – Мне так тебя не хватало. Здесь ужасно одиноко, сыро и холодно.

Алекс присел на край кровати и наклонился к Элине. Бледность выбелила ее свежее личико, стерло ягодный привкус с румяных щечек и арбузную свежесть с губ. Из бабочки его красавица превратилась в полудохлую моль.

– Почему ты не сообщила мне о том, что тебя положили в больницу?! Разве так можно, Эля? Можно причинять такую боль любимому человеку? Или я не любимый? Давай уже расставим все закорючки над нашими собственными буквами. Хочу научиться этому алфавиту, чтобы понять тебя.

– Ты любимый, самый любимый, – протараторила она, покрывая его лицо поцелуями. – Нет, не самый.

– Как это?

– Он самый любимый, – голос Элины упал до температуры зимних сумерек, когда она накрыла закутанный в одеяло живот. – А ты сразу после него. А я дура.

Слезы затянули свои петли на ее ресничках и упали вниз, катясь вниз головой по щекам. Мужчина сжал ее в объятиях. Его любимая звездочка на чужом, неприветливом небосклоне. Его личная маленькая, но такая огромная планета в этом жестоком космосе. Его спасительный круг на «Титанике». Его дорогая Эля.

– Не плачь, моя хорошая. Просто пообещай больше так не делать. Я хочу всегда быть рядом, всегда знать, что с тобой. Готов бегать за прокладками в пять утра, – пошутил он, что вызвало у Элины смешок, – скупать тушенку в половину первого ночи, на все готов. Ты только дай мне навигатор, и я всегда буду возле тебя… вас.

Элина прижалась к его лбу своим и держала глаза закрытыми, чтобы дневной свет и взгляды других женщин в палате не разрушили романтику момента. Она нашла свой смысл. Свой ответ. Решила единственную важную задачу, выиграла в битве с этим уравнением. Вся ее жизнь свелась к этой встрече, все знаки равно указывали на него. Лучшего мужчину на свете. Он не приносил ей купюры, перевязанные резинкой, он принес ей свое сердце. И она будет держать его, точно гранату с сорванной чекой, пока не откажет последний нерв.

– Я не хотела омрачать твою встречу с мамой. Ты так ждал этого, так горел идеей встретиться с ней. Я решила, что это важнее.

– Эля, если бы можно было вообще омрачить встречу с моей маман… – усмехнулся он, выпуская ее из своих рук и усаживая к стенке кровати на подушку. – Мать, эта незнакомая женщина с ботоксным лицом и костюмом из уж не знаю, чьей кожи, не может быть важнее моей семьи.

– Мы твоя семья? – спросила Элина, просто чтобы услышать это еще раз, чтобы закрыть глаза, словно котик, от удовольствия быть обласканным со всех сторон.

– Нет. Вы – моя жизнь и моя смерть, моя свобода и неволя. Мое богатство и мое разорение. Вы – мое все, а не просто семья. Семьей называют всех кого не лень, достаточно иметь соответствующую запись в паспорте, но почему-то не все эти люди, случайно оказавшиеся вместе в крохотной комнатушке жизни, являются семьей. И если раньше я был уверен, что знаю, что такое предательство и одиночество, я крупно ошибался.

– Почему?

– Потому, что одиноким я стану, если ты уйдешь от меня. Буду чувствовать себя преданным, если ты перестанешь мне доверять. – Элина все еще сжимала его ладонь своими тоненькими пальчиками без маникюра, ведь некогда было! Нужно ее успокоить. – Как тут кормят? Ты доволен, малыш? – обратился к ее животику Алекс, шумя магазинным пакетом. – Давай посмотрим, что я вам принес.

– Апельсиновый сок! – хлопнула в ладони Элина, оживляясь. – Кормят здесь отвратно, иногда хочется доесть за соседками, – стыдливо призналась она.

– Ну конечно, вас же двое. Как раньше, куском яблока ты не обойдешься.

– А это что? – Повертела в руках пестрый контейнер. – И это?

– Овощной салат и блинчики с творогом. Еще тут кое-какие фрукты и сладости.

– Ты сам сделал салат и блинчики?!

– Женя, – выдал все секреты Алекс и понуро опустил голову.

– Мы все равно тобой гордимся, папуля ты наш, – ласково улыбнулась Элина и, подозвав его к себе, поцеловала в щеку. – Рассказывай, как съездил, а мы поедим.

Девушка удобно устроилась на кровати, подтянув к себе ноги, и принялась за инжир, запивая его апельсиновым соком. Вкуснотища! Но отчего ей действительно становилось сладко, так это от его присутствия здесь. От его энергии, что он излучал и щитом накрывал ее и ребенка. От его любви, которую он выплескивал на нее, не жалея ресурсов своей души.

– Сначала ты расскажи, что с тобой.

– Вирус какой-то. Врачи тут толком ничего не объясняют. Дают лекарства и обещают скоро выписать. Температура спала, нос успокоился, кашель стал меньше. Все хорошо. – Теперь от зубов Элины пострадала хурма, а стакан снова наполнился ярко-оранжевым, точно нектар самого солнца, соком. – Не томи, Сашка, говори.

– Да о чем говорить? Если бы я не знал, что это моя мать, никогда бы по этой высокомерной сучке не догадался о нашем родстве. Точнее, о моем родстве с ее яйцеклеткой. Больше у нас ничего общего.

Элина чуть не подавилась, но сок успел проскочить в нужные отделы пищевода, и она просто прокашлялась.

– Саш, что ты такое несешь? Это же твоя мама.

– Откуда вообще у людей такой пиетет перед матерью? Тоже мне звание героя вселенной. Мать – это не женщина, которая раздвинула перед кем-то ноги, а потом выплюнула кровавый комок рефлексов и инстинктов из себя, забывая о нем навсегда. Моя нянечка, как у Пушкина, знаешь ли, является мне больше матерью. Я помню ее лицо по ночам, ее сказки, ее за завтраком. Так же помню деньги, которые отсчитывал отец и платил ей. Класс. На всех этапах моей жизни меня покупали и продавали.

– Саш… – Она погладила его по руке, ощущая комок боли где-то посредине грудной клетки. Так бьется ее сердце в унисон его горю. – Сейчас-то никто тебя не покупает и не продает. Надеюсь, я смогу выкупить тебя у этой боли со временем. Я, конечно, тоже не подарок… скорее петарда в подарочной упаковке, но я научусь любить, как надо.

– Эль, нельзя уметь любить, как надо. Нет такого понятия «надо любить». Любить не надо, любить – это чувствовать. А у чувств нет долженствования. Чувства не обязаны быть взаимными, не обязаны не угасать, не обязаны вообще быть. Если ты чувствуешь уют, когда я рядом, мне больше ничего не нужно. Значит, ты ощущаешь мою любовь, а я готов дарить тебе ее до тех пор, пока не выгорю, или пока ты сама не попросишь забрать все подарки назад.

– Хочу домой. Хочу лежать с тобой на одной постели, под одним одеялом. Хочу слушать, как бьется сердечко нашего ребенка, как ты дышишь, как дышу я. Хочу знать, что все эти дороги сошлись-таки в конечной точке.

– Поэтесса ты моя ненаглядная, – улыбнулся Алекс и оставил поцелуй на ее носу.

– И что, больше новостей нет от встречи с матерью? Совсем никаких?

– Ну есть, конечно, кое-что еще, но, я думаю, нет смысла об этом говорить.

– Давай вместе думать? Я за то, чтобы ты поделился со своей семьей всем, без остатка.

Мужчина вздохнул. Этого он всегда хотел: делить всю свою жизнь, каждую победу и каждое поражение, бесконечную радость и бездонную печаль со своей семьей.

– Мать отдала мне кое-какие пустующие постройки в Москве и Питере. Там можно было бы открыть что-нибудь… Я набросал примерные варианты: продуктовый магазин, бутик или бар на худой конец. Можно открыть сеть… Но это все мечты, не более.

– Ничего себе она расщедрилась!

– Сам в шоке. Наверное, старость ударила в голову. Бес по всем ребрам прошелся.

– А почему это только мечты?

Элина сама не заметила, как уже хрустела шоколадной вафлей и посматривала на зефирку. Вот это она проголодалась! И до любви, и до еды. Этот мужчина утолил все ее аппетиты.

– Потому, что нужны огромные деньги на развитие даже для одного такого помещения. Есть возможность взять кредит, но… Нет, – он отчаянно мотнул головой, – не вариант. Это как играть на свою жизнь в карты. Проиграешь.

– Ты можешь говорить яснее? Не приключенческий роман пишешь, Стивенсон.

– Есть предложение взять необходимую сумму под залог нашей квартиры.

– Что?!

Кусочек вафли упал на белую простыню, засыпая всю постель крошками.

– Какое, однако, кабальное предложение.

– Эля, не переживай, – успокоил ее Алекс. – Я не давал своего согласия. И квартира твоя. Не переживай, все хорошо. Дождь начался.

Он отошел к окну, чтобы скрыть свое разочарование. Можно этими бумагами разжечь огонь в камине, больше они ни на что не сгодятся. Ну и ладно. Завтра устроится на какую-нибудь работу, любую, какую первую найдет в газете. Хватит мечтать о несбыточном. Он отхватил свой кусок красивой жизни, пора закрыть рот на замок.

– Саш, ты расстроился?

– Нет, Эль. Дождь заслонил все мокрой стеной. Слышишь, как ветер завывает?

– Угу. Словно одинокий волк в лесу.

– Точно.

Элина зажмурилась, пронзая копьями свою истеричную тень. Это не ее квартира! Не ее. Только грязь на входном коврике ее, а все остальное не принадлежит ей ни по какому праву. Как же все это сложно… Но ведь он ее любовь, ее сердце и душа, ее мужчина. Разве сможет она жить в этих хоромах, зная, что своими руками сломала позвонки всем его стремлениям? Настоящая женщина и есть то самое шампанское, которое испивает мужчина, принимая риски. Она должна довериться ему. Должна встать за его спиной и поддержать его, вместе с ним идти к успеху или упасть в канаву неудач. Как бы там ни было, но вместе.

– Саш, вернись ко мне.

– Скоро уже меня выпроводят отсюда. Медсестры меня не любят. Это не лечится, – рассмеялся он, но без толики радости.

– Готовь пока свои идеи, как только меня выпишут, я подпишу бумаги о передаче квартиры под залог.

Глаза Алекса приобрели непомерно много углов, принимая форму неведомой геометрической фигуры. У него, должно быть, ушной клещ и нарушение слуха…

– Александр, – Элина пощелкала пальцами перед его лицом, – ты меня слышишь? Ты вообще жив?

– Я… Ты серьезно?

– Нет, с первым апреля! Авансом.

Мужчина тряхнул головой. Что-то он запутался…

– Саш, я серьезно. Бери кредит, осуществляй свои мечты, будь тем, кем ты хочешь быть. А я буду твоей верной спутницей, и в здравии, и в болезни, и в кредите.

Алекс рассмеялся, чувствуя себя так, словно на него снизошло откровение всей его жизни. Дед Мороз существует. НЛО живут рядом с ними. Бог – твой сосед по лестничной клетке, тот мужик в семейках и майке-алкоголичке. Ему досталась лучшая женщина на свете.

– Но ведь это так рискованно, Эль. Ты не боишься? – Он обнял ее, не смущаясь заинтересованных взглядов сокамерниц по палате.

– Я в тебя верю, а это самое главное. Страх, сомнения и все прочее – лишь шелуха. Вера – то, за что я держусь. Я в тебя верю, Саш, – произнесла она, смотря ему в глаза. – И поэтому я иду за тобой в рай и ад всеми возможными тропами. Надеюсь, что мы придем все-таки в рай, но если и нет, то… Все равно ведь муж и жена одна Сатана.

Элина не подала виду, как огорчил ее факт их гражданского брака. Кто придумал этот гражданский брак? Для кого он? Для ловеласов, которые сегодня по-граждански облюбовали эту койку, завтра ту, а послезавтра задержались на третьей чуть подольше с сервисом все включено: завтраки, обеды, ужины и обслуживание номеров.

– А что бы ты хотела открыть?

– Ой, не знаю… Магазин с косметикой? Салон красоты? Женщины всегда делают маникюр и прическу. Эта сфера никогда не рухнет.

– А бар? Люди всегда едят и пьют.

– Ну да, тоже хорошая идея. А если… – Элина выдохнула от изумления. Вот это мысль!

– Что?

– Давай откроем сеть аптек. И я снова получу шанс приобщиться к медицине, хоть таким способом. Мы сделаем идеальную аптеку, в которой рецептурные препараты не будут отпускаться на добром слове, завезем огромный ассортимент лекарств, так же и дешевые аналоги, чтобы все имели возможность лечиться. Позже можно будет расшириться и, например, открыть лечебное крыло: брать анализы, вести прием офтальмолога или терапевта.

– Вау, Эля! Отличная идея. Аптеки – это очень хорошо, очень прибыльно. Мороки много, конечно, но мы со всем справимся.

– Часы посещений закончены, – суровый голос медсестры точно скалкой огрел Алекса. – Мужчина.

– Иду я, иду. Пока, мои любимые, – прошептал он Эле на ухо и оставил на ее губах скромный поцелуй. – Я завтра приду. И спасибо, Эля, за все.

Алекса силой вытолкали из отделения, а Элина перевела взгляд в окно. Улицы блестели слезами прошедшего дождя, а на небе своим толстым животиком заняло небо осеннее солнце. Девушка улыбнулась. Дождь всегда проходит, а солнце неизменно продолжает светить.

Глава тридцать пятая

Чтобы любовь была настоящей, она, по-моему, должна перевернуть сердце, мучительно скрутить нервы, опустошить мозг.

Ги де Мопассан «Полено»

Одинокими кукушками жаловались на жизнь ветра, то и дело застревая в голых ветках деревьев. Природа сбросила с себя все одежды, словно крича: «Приходи, зима, и обрушь на меня свои холода!»

– Ну-ка, шарф поплотнее завяжи, – заботливо приказал Алекс, помогая Элине одеться.

– Я как бабка уже в этих слоях одежды, – пробубнила она, выглядывая из-под толстой шапки. – Ты же обещал такси вызвать. Нас что, ветром сдует?

– Хватит причитать, бабулька. Сталина на тебя нет. Он бы научил тебя правильно одеваться.

Проходившая мимо пожилая уборщица недовольно скривилась, поражаясь форменному богохульству этой современной молодежи. На святое замахнулись! Молодые люди рассмеялись и двинулись к выходу.

– Думаешь, кто-то так действительно говорит? Про Сталина? – спросил мужчина, одной рукой поддерживая Элину, а другой – неся ее сумку.

– Знаю точно, что говорят. Как раз бабульки. Как-то слышала на почте, бабушка натравливала Сталина на операторов за дороговизну коробки.

Их смех без боя сдался громогласному ветру, от которого тут же заложило в ушах. Но Элине было все равно. Эти стерильные стены больницы с советским ремонтом и еще более затхлым духом чуть не вогнали ее в депрессию. Свежий, пусть и морозный воздух, шествующего к выходу ноября доставлял ей удовольствие.

Перед больницей переливаясь агатовой чернотой сиял огромный джип. Наверное, родственник какой-то шишки сегодня выписывается. Девушка засомневалась, а лежат ли в такой захолустной больнице шишки? Если только сосновые, под окнами во дворе.

– И где такси? Ты же сказал, что уже вызвал.

– Прямо перед тобой, милая.

Ей уж было почудилось, что совсем тронулась умом, раз не заметила машину такси, но, когда Алекс подошел к джипу и открыл заднюю дверцу, вместе с ней открылся и рот Элины.

– Запрыгивай, Эля. Нечего нашему карапузу дышать этим холодом.

– Прям туда? – опасливо поинтересовалась она, подходя ближе и чувствуя тепло и уютный аромат дорогого салона.

– Прям туда. На все сто процентов, – усмехнулся Алекс, помогая ей залезть в машину.

Внутри ее встретил статный и довольно симпатичный мужчина за рулем. Рядом с ним сидела не менее великолепная женщина, явно моложе, но порода читалась даже в морщинках на ее лице. Алекс устроился рядом с Элиной и так же в недоумении уставился на гостью.

– Мама?! Что ты здесь делаешь?

– Сын, это я ее позвал. Давай только сейчас не будем выяснять отношения. Мы этим всю жизнь занимаемся. Сделаем перерыв.

Автомобиль тронулся, унося на своих шинах удивление, радость, страх и смущение находившихся в ней людей. Элина не знала, как реагировать на такую внезапную встречу с родителями Алекса. Спрятаться поглубже за шарфом?

– Предлагаю отпраздновать выздоровление моей дорогой невестки в теплом семейном кругу. Круг есть, попробуем сделать его теплым, – предложил Антон Робертович. – Кто за?

– Я, – негромко дала согласие мать.

– И я, – еще тише сказала Элина, боясь саму себя перед его отцом.

– Саша? – обратился к нему отец.

Алекс молчал. Он знал, что отец встретит их. Они договорились об этом. Он позвонил ему, чтобы узнать новости об Эле и сам подал идею об их знакомстве. Ожидание собственного ребенка что-то изменило в нем, Алексе Янге, который отныне ассоциировал себя с Сашкой. Он больше не хотел чувствовать себя нелюбимым и ненужным ребенком. Вырос он уже для таких обид. Сам скоро станет отцом. Негоже отцу таить обиду на деда и отравлять тем самым отношения с собственным сыном этой темной аурой и черной энергетикой стухшей за столько лет ненависти. Пришло время залатать дыры их недопонимая с отцом. Но мать… Ее он видеть не так уж и хотел. Да и что может быть, когда черное и белое (его мать и отец) столкнуться на этой палитре? Уж не забрызгают ли они их с Элиной в итоге алой кровью своих вечных разборок?

– Сашуль, не порть момент. Вдруг все получится, – прошептала ему на ухо Элина и оставила на виске пылкий поцелуй холодными губами.

– Согласен.

По пути к дому они заехали в гипермаркет, и Элина повеселилась от души, набирая с бесконечных полок все, что только душа пожелает. Она узнала, что мать Алекса зовут Анна Мария, но она не прочь быть просто Анной для нее. Они даже нашли общий язык, перебираясь от полки к полке. Как оказалось, мать ее мужчины совершенно нехозяйственная. Она не имела представления о том, чем можно накрыть стол для празднования, не разбиралась в продуктах, а названия некоторых ингредиентов и вовсе на русском не помнила. Элина обещала помочь ей на кухне.

Пока Анна набирала яблоки и груши, Элина пыталась дотянуться до апельсинов на верхней полки. Она оглянулась, ища Алекса, но он был где-то в другой части магазина.

– Ладно, – вздохнула она и отошла от стойки с цитрусовыми.

– Сколько нужно апельсинов? – вопрос Антона Робертовича, который неожиданно очутился рядом, застал ее врасплох.

– Парочки хватит, – промямлила она, тушуясь перед ним. Явно же гуляют на его деньги.

– Держи. – Он набрал целый пакет сочных, ласкающих своей кисло-сладкой композицией обоняние апельсинов и протянул ей. – Чуть-чуть больше, чем парочка.

– Спасибо.

– Не стесняйся, дочка, – нежность отца Алекса выплеснулась на нее в теплых объятиях, от чего Элина совсем уж побледнела. – Ты сделала моего сына мужчиной, ты подарила ему счастье. Спасибо тебе за это. А эти апельсины…. Если начнут продавать звезды с неба, твоя первая, – подмигнул ей, и она, покраснев, улыбнулась.

Бледность и яркие краски румянца смешались на лице Элины, и она впервые почувствовала себя красивой. Прекрасной. Самой сексапильной и очаровательной. Любимой.

– Ты чего? – тут как тут возле нее оказался Алекс. – Папаша что-то сказал плохое?

– Прекрати. Еще раз назовешь так отца – и мы расстаемся. – Глаза мужчины стали формы мягкого квадрата и грозили развалиться кубиками удивления. – А вообще, я люблю тебя, – счастливо пропела Элина и чмокнула его в щеку.

Она убежала к Анне помогать с дальнейшим выбором продуктов, а Алекс прикоснулся к щеке. Пылает. Ее разъедает от огня. От кислоты. От сладкой боли. Саша в окружении семьи. От этого слова по коже пробегал ток, сжигая волоски напрочь, но оставляя приятное тепло, разливающееся под некогда ледяной кожей.

Покупки в виде груды пакетов были сложены в багажник джипа, и все снова заняли свои места. Страх и скованность отпустили Элину, и она с радостью придала им пинка для ускорения движения. Наконец-то, можно расслабиться. Вокруг свои. Дорога до их квартиры прошла мирно, даже весело, в рассказах Антона Робертовича и милых воспоминаниях из детства Алекса.

– Я помню того ежа, – его смех всколыхнул нагретый печкой воздух. – Туманов тогда подумал, что это подушечка для иголок на ногах. Он всегда был глуповат.

– Кстати, твой Туманов в СИЗО, – вспомнил о главной новости отец.

– Где?

– Там, Саша, там.

Алекс переглянулся с Элиной, не веря в услышанное. Не может быть! Такую занозу юркую, как Димон, не засадишь ни в какое СИЗО. А уж с его-то связями…

– Да ну, отец. Ты что-то путаешь.

– Говорю тебе, так и есть. Подробностей не знаю. Его отец делает все, чтобы было как можно меньше публичности, но в своих кругах уже давно все известно.

– А что случилось?

У Алекса, должно быть, третье ухо выросло на лбу. Для лучшей слышимости.

– Перешел дорогу кому-то гораздо более влиятельному, чем он и его семья. В общем, какие-то крупные махинации в бизнесе. Эти люди не простят ему ни копейки. За каждый рубль получит по году строгача.

– Да ладно? Все настолько серьезно?

– Саша, ты как будто первый день в этом дер… этой клоаке варишься. Конечно, серьезно. Твой дружок, похоже, решил, что может гавкать на всех подряд, но и на него нашлись Церберы.

Элина взглянула на Алекса. Тень сожаления укусила его радостное до этой минуты лицо. Неужели он сочувствует этому подонку?

– Саш, тебе жалко такого монстра? – спросила девушка, надеясь, что он ответит отрицательно.

– Не знаю, Эля. Мы, люди, хитро устроены. Можем годами желать кому-то смерти или инвалидности, а получив это, разочароваться в отсутствии ожидаемого кайфа. Нет ощущения удовольствия от услышанных новостей.

– Мне его не жаль, – фыркнула она. – Он же вылитый прототип Франческо Ченчи! Еще жалеть таких.

– А кто это? – вступила в разговор Анна, все еще чувствовавшая себя лишней на этом торжестве семьи и любви.

Свою-то семью она не смогла сберечь… И даже больше: своими руками нанесла ей колото-резаные раны по всему телу.

– Герой произведения Дюма. Жуткий тип с садисткими наклонностями. Чем не Туманов?

И вновь Туманов омрачил его жизнь. Он стал мрачным символом его прошлого, лишенного доблести и чести. И вот бывший друг повержен, как и само прошлое…

***

Бывают минуты, когда слова люблю тебя настолько неуместны, что становятся почти неприличными, запомни это хорошенько.

Ги де Мопассан «Слова любви»

Мягкий свет кухни отражался улыбками на лицах собравшихся за столом людей. Алекс расплывался в счастье, как кот в сливках. Он не хотел думать о прошлом, о мотивах разрыва родителей, о своем одиночестве. Этого больше нет. Есть Эля и их ребенок. Есть мама. Есть папа. Есть счастливый он.

– Элиночка, все было очень вкусно. Я спокоен за сына. Сыт будет всегда, – похвалил ее в который раз Антон Робертович.

– Спасибо, но это не только моя заслуга. Анна тоже поучаствовала в этом великолепии.

– Да что ты, Эля, – смутилась женщина. – Только тарелки поставила на стол.

– Буду сыт, пап, буду, если деньги смогу заработать, – произнес Алекс, поглаживая руку Элину. Он и не заметил, как дотянулся до нее. Просто ему нужно знать, что она рядом. – Кстати, пойдем, я покажу тебе планы, а еще поставщиков лекарств. Я столько выгодных предложений нашел!

Анна бросила взгляд на часы. Увы, но безжалостный внешний мир не имеет сочувствия к их воссоединившейся семье.

– Саша, – нетвердо начала она, – мне скоро придется уйти. Я бы очень хотела поговорить с тобой, если ты не против.

Элина кивнула Антону Робертовичу и предложила ему пройти в кабинет сына, где он сможет посмотреть бумаги. Оставшись с матерью наедине, Алекс не знал, куда деться. Словно исполнилась мечта всей его жизни встретить кумира, и в этот грандиозный момент он не знает, что сказать. Глупо.

– Я хочу, чтобы ты был счастлив, мой мальчик, – тихо произнесла мать и робко обняла его. Ее родной. Дорогой. Так похожий на нее. И брошенный ею. Первые секунды Алекс сопротивлялся, но все же сдался. Проще сдаться этому демону сейчас, чем позволить ему воткнуть в него ножи позже. – Прости меня. Прости нас. Но, конечно, в первую очередь виновата я. Я оставила тебя.

Тишина кухни тикала у него сознании таймером бомбы. Это его сердце, что сейчас кровавыми кусками разлетится по стенам.

– Расскажи, почему. Я имею право знать, почему каждую ночь проклинал себя, винил в развале нашей семьи.

Анна отпустила его и вернулась на диван. Момент истины. Сквозь года. Через всю причиненную боль.

– Во всем виновата только моя глупость и не готовность к серьезной жизни. Я была очень молода, когда ты появился. Твой отец был сильно старше. Я искала удачную пару, ставку, которая сыграет. Любовь тогда не имела значения вообще. Только деньги, перспективы, статус в обществе. У Антона это все было.

– Любовь так и не возникла?

– Откуда ей было возникнуть, сынок? Мы с твоим отцом жили разными жизнями, но на одной огромной жилплощади. Мы могли даже не видеться в этом особняке. Он пропадал на работе, строил свою империю, я – на светских мероприятиях, в окружении таких же молодых и пустоголовых девиц, какой была я сама. В итоге мы стали, как две реки, текущие в разных направлениях.

– И появился я? – горько усмехнулся Алекс.

– Да. я забеременела случайно, опять же по своей глупости. Только не думай, что ты был ошибкой. Ошибкой было мое решении оставить тебя в прошлом и начать будущее без тебя. Прости, Саша.

– Продолжай, мам.

Ее слова скатывались в шипованный ком в горле. Еще чуть-чуть – и он начнется давиться кровью.

– Аборт я не стала делать по нескольким причинам. Мне было страшно, к тому же, это первая беременность. Да и я не видела проблемы в твоем рождении: деньги есть, все есть. Теперь я понимаю, что не было самого главного – любви, в которой и должны рождаться дети. Антон был не против ребенка, ему все равно нужен наследник.

Алекс молча глотал эту едкую дрянь – признания матери. Вот кем, точнее, чем он был – наследником, живым выкидышем. Он стерпит эту боль, проткнет иглой этот гнойный пузырь. Раз и навсегда.

– На какое-то время ты объединил нас, но надолго этого плацебо не хватило. Мы начали снова отдаляться друг от друга. За мной ухлестывали молодые и богатые мужчины, твой отец вечно светился в желтой хронике с моделями. Мы стали ссориться на пустом месте, даже из-за такой ерунды как, например, в какую школу в будущем тебя отдать. Он не соглашался со мной ни в чем: ни какой кашей тебя кормить, ни какого цвета подгузники покупать. Мы стали бесить, ненавидеть друг друга. Никому не хотелось возвращаться в этот проклятый дом. А там ты, плачешь и чего-то требуешь.

– Маму и папу, а не их вечную базарную брань, – вставил Алекс.

– Все так. В итоге мы дошли до точки кипения и решили расстаться. Развод был болезненнее операции без наркоза. Мы собачились днями и часами, делили каждую помятую десятку. Я пыталась оттяпать у твоего отца как можно больше, он старался отобрать у меня каждый ржавый рубль. Он сразу сказал, что не отдаст тебя. Засудит меня, упечет за решетку, в психушку, но сына я не получу. А я… – женщина смахнула слезинку, – не стала и бороться. Тогда еще у меня не было этого материнского инстинкта. Врут, что он есть с рождения у каждой женщины. Я была дикой кошкой, которая не нагулялась. Мне нужны были свобода, деньги, ночные тусовки, всякие выкрутасы, а не пеленки и круглосуточный крик. Я оставила своего сына и просто сбежала в другую страну к новому мужику.

– Я вижу, что с ним все сложилось.

– Не с ним. Мужчина, с которым я живу сейчас, был вторым после того, с кем я сбежала от тебя. Я долго искала себя прежде, чем осесть и остепениться. Постоянно порывалась куда-то бежать дальше, искать, сравнивать. Потом возраст взял свое, и мне захотелось покоя и семьи. Какое-то время я поздравляла тебя с днем рождения, а потом… Потом у меня появились другие дети, и постепенно я ушла с головой в новую жизнь, надеясь, что и Антон женился на хорошей женщине, которая заменила тебе мать. А он все так и спал со своими деньгами и моделями, – выплюнула она.

– У тебя есть дети?

– Две дочки. Одна как раз сейчас беременна, и… Знаешь, я провожу с ней так много времени, переживаю за ее ребеночка, как за своего. Совесть стала мучить меня сначала ночами, но я принимала таблетку снотворного, и все проходило. Но когда я стала сходить с ума и днем, думая о своем сыне, который уже мужчина, о сыне, которого я так же вынашивала в себе, а затем, как глупая скотина просто бросила на дороге и ускакала к лучшей доле, я поняла, что нужно что-то делать. Позвонила твоему отцу, после традиционной перепалки мы все-таки нашли точки соприкосновения.

– Когда я ехал тогда к тебе в Питер, оставив больную беременную Элю, я ждал, что мама обнимет меня, поцелует сразу, как увидит. А мама впихнула мне в рожу бумаги и ждала спасибо.

Боль снова оскалилась, проступая морщинами на лице Алекса. Анна встала и подошла к сыну, взяла его за руку и закрыла глаза.

– Я знаю, я сука. Так и есть, Саша. Я не женщина и не мать. Я просто существо без ума, но с инстинктами. И… – Она всхлипнула, сжимая его руку. – Мы с тобой чужие люди, я это понимаю. Я не знала, как вести себя. Мне было страшно, что ты оттолкнешь меня, и я этого не вынесу. Проще было сообщить тебе новости и сделать вид, что я бездушная тварь. Но увидев твое лицо, я увидела не мужчину и не человека вообще, а свою жизнь, тридцать лет своей жизни в тебе одном. В моей крови и плоти. В моем слегка курносом носе, в моих шоколадных глазах. – Анна коснулась его скулы, и слеза не удержала равновесие на ресницах, покатившись вниз. – Все мое.

Она плакала перед ним, и глаза Алекса увлажнились. Только единожды он позволил своим глазам намокнуть – когда узнал, что Эля в больнице. Тогда он боялся потерять самую дорогую женщину на свете. А сейчас вторая самая дорогая женщина плакала по прошлой жизни, которую не вернуть, не стереть ластиком и не нарисовать новую. Знала ли он тогда, тридцать лет назад нося его под сердцем, во что все выльется? В какую ненависть и злобу превратится его жизнь? Знала ли она, что эта непотребная жизнь приведет его к величайшей любви и нескончаемому счастью? Должно быть, Эля окупила всю его боль. Когда-то он потерял, чтобы найти. Лишился покалеченной руки, чтобы она выросла снова, но целая и здоровая. Сделав шаг вперед, он заключил мать в объятия и услышал еще более громкие всхлипывания.

– Я люблю тебя, мам.

– И я… Я тебя люблю, сынок.

Складывалось ощущение, что любви здесь не место. На выжженной траве не растут благоухающие цветы. В борделе не заикаются о гордости. На поле боя не страшатся крови. Но тем не менее его закат сменился долгожданным рассветом, и так хотелось подставить лицо под эти проливные лучи майского солнца после затяжных декабрьских снегопадов.

Из-за угла тихонько выглянули Элина и Антон Робертович. Он обнимал ее за плечи, скорее, для собственного равновесия. Казалось, что ноги не выдержат. Его глаза щипало, но это не слезы. Нет.

– Что я сделал с жизнью своего мальчика, – прошептал мужчина, и Элина вздрогнула. – Молодость прошла, деньги заработаны, от моделей тошнит, но жизнь единственного сына исковеркана.

– Нет, все не так, – успокоила его девушка. – Он счастлив. Я это знаю. Саша готов стать отцом, значит, вы воспитали достойного мужчину.