Текст книги "Целители. Тени прошлого (СИ)"

Автор книги: Наталья Машкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Глава 15.

Так проходило время студенческих каникул для Дамиана Лавиля. И для обитателей Гарнарского замка. Их мы ещё коснёмся, а пока навестим всех подруг нашей Нел по очереди.

Айса залечивала душевные раны. А по правде говоря, дни её тянулись в тоске. Они никак не могла справиться с собой и обрести хоть какое-то равновесие и опору. Это состояние убивало деятельную некромантку, поэтому была она мрачной, как медведь, разбуженный до срока, и злой, как оса.

Старые слуги, вырастившие её, с ног сбивались, чтобы хоть как-то развлечь и утешить свою воспитанницу. И закрывали глаза на тот факт, что после её вечерних посиделок в библиотеке бутылка эльфийского фрилла пустела на половину, а иногда и целиком.

Пугались, конечно. Они ведь хорошо знали свою девочку. Раз она дошла до такого, значит дело совсем плохо. Утешали себя тем, что эльфийским нектаром невозможно набраться по-настоящему, да, и стать зависимым от алкоголя не выйдет.

Значит, Айса не потеряла разум, пусть выдержка и изменила ей. Они понимали почему... Видели, как она сжигает письма, приходящие магвестником каждое утро. Но оставляет букет. Скромный и милый. Значит, избранник их воспитанницы или беден, или обладает хорошим вкусом. Или то и другое вместе.

Их утешало то, что девочка оставляет цветы. Значит, не всё потеряно в отношениях молодых людей. А раз так, нужно просто подождать, потерпеть и всё выровняется. В то, что Айса влюбится в кого-то недостойного, они не поверили бы никогда. Не после того, что она видела у своих родителей!

Значит, парень хороший, достойный. А что там могло произойти между ними... Кто знает!.. Они, конечно, пытались узнать. Но Айса молчала, как рыба. Только страдальчески хмурилась. И они отступали. Они умели ждать. Жизнь научила. Подождут и сейчас.

Ничего. Дождутся... И ещё спляшут на свадьбе своей духовной дочки или внучки. Какая, в сущности, разница? Главное, что любили Айсу они, как родную. И она отвечала тем же.

***

Ильгу укрыло в себе огромное, когда-то роскошное, но давно пришедшее в запустение родовое имение. Старый дом, сад, леса, окружавшие находящееся в стороне от других владение, вклинившееся в заповедные леса,– всё это не только утешало её, но и давало силы.

Раньше Ильга воспринимала свои такие ощущения, как блажь. Теперь, познакомившись ближе с эльфами, и осознав, что в чём-то она недалеко ушла от них, девушка осознанно впитывала силы родной земли. Принимала их в полноте и, удивительно, но факт, становилась сильнее и обретала душевное равновесие.

Её боль становилась здесь глуше. Здесь, дома, и в Гарнаре. Это были два её дома, где земля принимала её безоговорочно: дом её семьи и дом её предков-сидхе. Становясь свободнее, принимая себя и признавая свою "ту" кровь, Ильга начинала чувствовать больше. Полнее.

Реальность играла теперь удивительными красками. Не была безрадостной, несмотря на всё то, что приходилось ей проходить прямо сейчас. Это просто жизнь. Выбор. Последствия выбора. Могла она выбрать иное? Может быть, и да. Но никогда не стала бы выбирать такое и предавать себя.

Жизнь, которая текла, как река, уносила прочь всё. Её тоже. Она двигалась вперёд, эта жизнь. Неумолимо влекла её за собой. И Ильга, впервые в жизни, не противилась. Это же хорошо, что жизнь идёт... Всё меняется. Кто знает, какие сюрпризы ещё ожидают её на этом удивительном пути?

Она не желала общения ни с кем, кроме семьи. Поэтому праздники местного дворянства никто из Вардисов не посетил. Ну, и пусть их снова посчитают чокнутыми гордецами. У них есть железный повод не появляться в обществе. Даже два. Сначала умерла мать Ильги, потом бабушка.

Мама была болезненной и слабой всю жизнь. Все и так удивлялись, что она протянула так долго. Теперь молодого прекрасного вдовца с тремя дочерями желали осчастливить новой любовью. А детей мачехой.

Отец Ильги, действительно, молодой и прекрасный, прятался от местных дам так же истово, как его дочь от кавалеров. Они вообще были очень похожи с Ильгой. Внешне и вкусами, отношением к жизни.

Всегда понимали друг друга с полувзгляда. Они и бабушка. Она была бабушкой отца и прожила довольно долго, отличаясь отменным здоровьем и острым умом. Теперь Ильга и отец вместе переживали общие, такие болезненные потери. Не тосковали. Нет. Светлая грусть, что родилась в сердце, не рвала душу, скорее провожала ушедших. Отпускала их.

Уложив девочек спать, отец и дочь устраивались в библиотеке и отдыхали от дневных забот. Им, всем живущим в поместье, приходилось много работать. Рук мало, а угодья обширные, дом большой... Успевали. Тем более, что семьи слуг, тоже члены семьи, жили с Вардисами бок о бок столетиями и никогда не пожелали бы оставить их и отправиться искать другой жизни. Удивительные эти земля и семья держали их.

Чем? Любовью, конечно! Взаимным уважением и общностью. Ильга потому и попала, в своё время, в академии в ловушку, что выросла совсем в другом. Ну, и что, что по происхождению она выше своих друзей детства? Какое это могло иметь значение для дружбы или даже любви, если бы она случилась? Мама Ильги была гораздо менее родовитой, чем отец. Он не посмотрел на это.

Откуда она могла знать, что для высокородных, которые, казалось бы, обретались где-то неподалёку от трона, это могло иметь такое значение? Что они вообще могут быть настолько несвободными? Рабами устоев, мнения общества и каких-то диких правил?

Откуда она могла знать, что быть любовницей, официальной любовницей, честь, для такой, как она? Это было не просто обидно. Невозможно. Абсурд! Чтобы высокородный был настолько не в праве выбирать, что выделял для желанной женщины такое "почётное" и официальное место! И чтобы женщина настолько не уважала себя, что соглашалась на такое...

Кто-то назвал бы это пробелом в воспитании Ильги. Недостатком и даже изъяном. Ей было плевать. Она такая, какая есть. Другой быть не желает, и не будет. И это не гордость была... Чувство самоуважения крепло в девушке. Она познавала, признавала себя такой, какой есть. И становилась по-настоящему прекрасной.

Да, именно так и происходило. На неё оборачивались теперь, когда она шла где-то. Даже в академии ловила она иногда потрясённые взгляды не только парней, но и девушек. Права была Сьюлис Сель. Лика передала им её слова о том, что древняя кровь говорит только в свободе.

В ней говорила. Начинала говорить в полную силу. Делая свою дочь невыразимо, трепетно прекрасной. Даже Варнер изумлённо уставился на неё, когда впервые увидел после разлуки. Был покорён и, будто бы, испуган. Ильга понимала его. Их жизни расходились. Окончательно и безвозвратно.

Он застревал в своей несвободе, залипал в неё, как мушка в смолу. Она, как птица или бабочка, стремилась, ввысь, к солнцу. Эти радость и освобождение наполняли её жизнь удивительным счастьем. И, несмотря на боль, позволяли наслаждаться полнотой, какая раньше ей и не снилась.

***

– Ты снова не ответила на приглашение соседей, душа моя,– то-ли с упрёком, то-ли с одобрением уронил отец.

– Ты тоже,– ответила Ильга отвлекаясь от своих дум.

Отвела взгляд от яркого заката, обещающего завтра прекрасный день и перевела его на отца. Они сидели в библиотеке. Яркий огонь в камине весело горел, делая комнату на диво уютной. Девочки заняты, заботы на сегодня окончены. У них есть, наконец, время "для себя".

Инар Вардис тонко усмехнулся, в ответ на реплику дочери:

– Некоторые удовольствия, дорогая моя, слишком изысканны, чтобы злоупотреблять ими.

– И рисковать тем, что тебя могут привлечь к этим удовольствиям против воли? Да, папа?– поддела Ильга отца.– Женить, к примеру. Подставить, с полного одобрения всего местного общества.

Ильга, хоть и улыбалась, но ничуть не шутила. Могло статься такое, что соседи дружно оставят отца с какой-нибудь дамой, а потом так же дружно "застукают". Дама, к этому времени, успеет сорвать с себя платье... Бывало такое раньше с привлекательными холостяками, которых общество приговаривало к браку

Инар Вардис усмехнулся:

– Не волнуйся за меня, дорогая. Я больше никогда не перепутаю жалость с любовью и не позволю открутить себя. Подумаешь! Одним пятном на репутации семьи больше! Я дал понять это, кому следует, и, думаю, мне поверили... Но, как бы там ни было, рисковать я не буду.

Это не было тайной в семье. Сама мать Ильги, Элоиз, не скрывала: она подвела лорда Вардис под брак. Ей помогли. Вряд-ли он женился бы в ином случае. Просто потому, что он не любил болезненную девушку. Но жалел. И подпитывал силами до самого её последнего дня. Никогда не изменял. Она любила. И подарила ему троих прекрасных дочерей. Честная сделка? Наверное... Вот только никого из двоих она не сделала счастливым.

– Ты знаешь, дорогая, что мне продолжают приходить предложения о браке для тебя? Несмотря ни на что?

Лорд Вардис уронил это важное известие мимоходом, не отрывая взгляд от огня.

– Неужели они смогут переступить через себя и жениться на подстилке?– ядовито ответила Ильга.

Отец поджал губы. Ему не нравилось, как дочь уничижает себя. Но воспитывать не стал. Вместо этого фыркнул:

– Они думают, что смогут. Ты стала дивно хороша. В будущем, конечно, твоя судьба в браке с кем-то из этих молодых людей была бы печальной.

Отец гибко поднялся и подошёл к неприметному пейзажу на стене. Прикоснулся к определённому месту на раме. Иллюзия сползла и открыла старинный портрет дивно прекрасной дамы. Удивительно похожей на Ильгу.

Отец насладился изумлением дочери, любовно прикоснулся к лицу девушки на портрете:

– Её тоже звали Ильгой. Я и назвал тебя в её честь. Ильга Валь. Она была любовницей одного из королей Дормера. Ты, если пожелаешь, найдёшь её историю в хрониках Дормера... Она была похожа на тебя. Так же горда. И не пожелала быть фавориткой... Король любил её и отпустил. Подарил это поместье. Дал титул и новое имя Вардис. Позволил ей спрятаться и начать новую жизнь там, где никто не знал её... Она вышла замуж... Но беда в том, что она тоже любила его. И иногда срывалась к нему, когда становилось невмоготу...

Отец не стал пока возвращать иллюзию. Вернулся в кресло и сел так, чтобы видеть лицо своей прекрасной пра-пра-бабки:

– Она родила сына уже после его смерти. Поэтому устанавливать родство мальчика с царствующим родом никто не стал...

Ильга задохнулась. Закашлялась, и с трудом выдавила из себя:

– Мы что в родстве с Астарскими?

Инар Вардис усмехнулся:

– Нет никакой уверенности... Но... Ко мне регулярно подкатываются с предложением провести ритуал пробуждения крови и поставить точку в этом вопросе. Особенно активны эти желающие удостовериться в ценности нашей крови были во время восстания. Да, и сейчас... Я не соглашаюсь. Меня подталкивают. В том числе, перекрывая любую возможность зарабатывать. Они думают, что на поклон к Эльдару Астарскому я побоюсь идти, надеясь, что он забыл о том, что где-то в глуши может прятаться боковая ветвь его рода. И упаду в их объятия... Только скажу тебе так, милая. Король помнит всё. Нас не трогают именно потому, что мы сидим тихо.

Глянул в изумлённое лицо дочери и негромко продолжил:

– Если бы я и провёл ритуал пробуждения крови, то только для того, чтобы пробудить в себе эльфийскую кровь рода Валь, спрятавшегося под именем Вардис...

Отец печально уставился на огонь. Ильга отмерла:

– Тут не нужен ритуал, папа. Одна знатная эльфийка сказала, что для того, чтобы древняя кровь проснулась, нужно почувствовать себя свободным. Она проснётся тогда, пробьётся и выправит всё сама.

Отец меланхолично покачал головой:

– Задача почти невозможная, быть свободным в Дормере...

Ильга придвинула своё кресло впритык к креслу отца. Села, положила голову к нему на плечо и тихонько сказала:

– Ты сможешь приехать ко мне в Гарнар и быть свободным там...

Инар Вардис скосился на дочь:

– Ты решила жить там?

Девушка обняла отца и тоже смотрела на портрет. Негромко и мечтательно призналась:

– Меня, папа, любит не король, но один из его приближённых.

– По-настоящему?

– Да, папа.

Инар решился и заговорил о том, о чём они не говорили ещё никогда:

– Ты поэтому заключила договор?

Ильга тихо заплакала:

– Нет папа. Он предложил мне почётное место официальной любовницы, а я, в отместку, пошла к его врагу и предложила ему себя.

Инар Вардис не возмутился. Мало того, хохотнул:

– Узнаю нашу дурную породу... И что теперь?

– Теперь я слишком грязная, чтобы быть приличной любовницей, папа.

Снова смешок:

– Ты поэтому решила спрятаться в Гарнаре? От стыда?

– Нет, папа. Та земля манит меня свободой. Я хочу быть там. А ещё... Чтобы он там ни думал. Он и его родные... Он не сможет оставить меня в покое. А я не хочу всю жизнь убегать...

Лорд Вардис мягко убрал голову дочери с плеча, встал, взял что-то со стола. Сел назад и с мягкой улыбкой вложил в руки дочери пухлый конверт:

– Это мой подарок тебе, Иль. Я, конечно, не собираюсь уходить за Последний порог. Больше того, я буду с нетерпением ждать времени, когда смогу навестить тебя в Гарнаре. Но жизнь непредсказуемая штука... Там "вольная" для тебя. Бумага, в которой я признаю тебя совершеннолетней по законам Дормера раньше положенного срока. Как твой отец и опекун я смог провернуть такое. Это свобода для тебя распоряжаться собой в полноте, не оглядываясь на кого-то. Даже на меня. Вторая бумага – завещание. В нём я назначаю тебя наследницей рода и имения. И единственным опекуном над сёстрами.

Молодой дормерец, в котором ярко сияла кровь эльфов, шкодливо улыбнулся:

– Единственное к чему могут придраться те, кто захочет оспорить завещание, это только к тому, будешь ли ты способна управлять и заботиться об имении и девочках. Тебе придётся состояться, дорогая. Сделать карьеру.

Ильга плакала, наивно улыбалась и кивала. Свобода!..

Глава 16.

Для Лики праздники проходили, наверное, гораздо счастливее, чем для остальных подруг. Они звенели радостным детским смехом. Пахли самыми вкусными на свете булочками. Ощущались самыми тёплыми, любящими объятиями.

Здесь, в месте, которое давным давно стало для неё домом, она чувствовала себя цельной, живой и настоящей. Тут вся кожура и колючки, что "отрастали" у неё в академии "отпадали" и оставляли Лику такой, какой она и была на самом деле: нежнейшей душой, тонко чувствующей мир и любого.

Которая могла договориться с каждым сорванцом. Никого не ломала и не воспитывала. Только берегла и помогала исцелиться, во всех смыслах. Делала это так ласково и деликатно, что даже одичавшие, жестокие, как звери, сироты, которых отлавливали на улицах Дорма, уговаривали и, если согласятся, привозили к ним, таяли в конце концов и становились её самыми преданными друзьями, и защитниками.

Случалось это, конечно, не сразу. Сначала юные члены воровских гильдий хорошо так мотали нервы ей, Розе и всем, кто служил в приюте. Разве могли они, выгрызавшие жизнь, часто из горла других, поверить в такую безоговорочную и "беззубую" доброту?

Сначала они видели их обманщиками и мстили им, как мстили всем лжецам. Жестоко и беспощадно. Потом, когда понимали, что нет, это не притворство, начинали считать глубоко и бесповоротно чокнутыми. Опасались даже. Просто потому, что хорошо знали на собственной шкуре, как непредсказуемы и опасны безумцы.

Потом, когда до них, наконец, доходила простая и прозрачная истина, они бесконечно пугались. Разве можно выжить на свете кому-то настолько беззубому и дурному? Доброму и глупому?.. Казалось бы, какое дело им до выживания горстки оторванных от жизни идеалистов?..

В том-то и дело, что им не было всё равно. Озверелые, ожесточённые до крайности дети и подростки впервые встречали тех, кто любил их. По-настоящему и без условий. Не толкал на преступления, не использовал, не тащил в кровать. Просто любил. И они тоже...

Они тоже начинали любить и испытывали не только бесконечное счастье, но и такой же лютый страх. Как могут выжить в страшном мире настолько беззубые люди?.. В этой фазе выздоровления дети начинали "пасти" и контролировать каждый шаг своих новоприобретённых родственников. Бурчать по поводу и без. Таскаться следом, навешивать следилки...

Много чего ещё могли делать магически одарённые дети. Это их опекуны тоже сносили стойко. До тех самых пор, пока до юных душ не доходило, что любовь не так бессильна, как они думали. Она, конечно, не имела кархоньих зубов, безжалостных и острых, как бритвы. Скорее, напоминала приливную волну, которая приходит, казалось бы, незаметно и легко, но противостать ей невозможно.

Маленькие маги видели, что их "духовных родителей" любят и берегут многие. Бывшие воспитанники. Несчастные матери, которые из страха разрушить репутацию, оставляли здесь своих детей. Отцы, которые по разным причинам не могли этих детей признать. Многие другие...

Тут никого не осуждали и не судили. Помогали, отпускали, принимали назад, когда кто-то одумывался и забирал своё дитя. Те работники, которые пытались насадить в приюте дормерские порядки, вылетали отсюда в мгновение ока.

– Наше дело не осуждать,– строго сдвинув брови, говорила таким "матушка" Роза.– Много кто способен на это. А вот проявить любовь и принятие попробуй ещё!

Не оправдавший доверия шёл пробовать себя ещё где-то, а в приюте снова воцарялся мир. Своеобразный, правда. С шалостями, потерей контроля над магией у юных магов, с взрывами и экспериментами, с необыкновенными шалостями.

Лика неосмотрительно рассказала о приключениях "их" детей Мэйлин и Эль. Те привели, на следующий день, своих друзей из замка. И с восхищением слушали, на что оказались способны дормерские сироты.

Случилось это всё тем же прошлым летом. И привело к нескольким последствиям. Лику приняла и полюбила вся замковая детвора. Сразу и безоговорочно. За ней ходили хвостом и заставляли участвовать в разного рода "развлечениях".

Пыхтя потом на полосе препятствий, когда юные эльфы пытались "просунуть" её в какой-нибудь особенно узкий лаз или подпихнуть, чтобы она взобралась на деревянную или каменную стену, Лика смеялась над собой. Дети тоже смеялись и "тренировали" свою неуклюжую подружку. Старый Хельм одобрительно кивал на это безобразие. Нет лучшего занятия для молодых, чем хорошая тренировка!

Лика после тех игр и тренировок передвигалась чуть ли не ползком. Держать спину ровно, как подобает даме, было почти невыносимо. Хотелось скрючиться и постонать от души. Казалось, что так будет легче.

Многие эльфы видели её мучения и посмеивались втихую. Ланель насмешливо поднимал брови и подчёркнуто заботливо справлялся у неё о здоровье. Было это до той памятной ночи, когда он вытащил её из реки. Они ещё разговаривали тогда. Поэтому она колко отвечала, что всё великолепно.

А иногда тихонько, доверительно шептала эльфу в ответ на его шутки:

– Я кажусь себе натуральной старухой рядом с детьми. Столько энергии! И зачем они прицепились ко мне? Они такие необыкновенные! Что им делать рядом с такой блеклой молью, как я?

Ланель обычно смеялся и уходил. А однажды ответил, с сожалением глядя на неё:

– Это удивительно, то, как вы не знаете и не цените себя! Вы такая же, как они, эти дети: наивно верите в добро. А ещё принимаете и возвышаете каждого. Поэтому они тянутся к вам. Вы никого не способны обидеть и при этом обладаете стойкостью алмаза. Сью не просто так вцепилась в вас. Она умеет видеть сокровища...

Лика тогда, помнится, рассмеялась советнику княгини в лицо. Тоже мне сокровище! Прыщи, конечно, прошли, и волосы отросли, но до сокровища ей как до лун ползком. Ланель усмехнулся, изящно поцеловал ей руку и уронил:

– Когда-нибудь вы поймёте...

Поцелуй тот потом беспокоил целый день. Лика неловко почёсывалась. Пришлось пойти переодеться и прятать расчёсанное место под удлинённым рукавом.

Это потом она поняла, почему так случилось. После того поцелуя, когда едва не "перегорела". Она ужаснулась тогда. Какой же резерв у Ланеля, если с ней, довольно сильным магом происходит такое? Вторым номером шла мысль о том, какие же вообще были силы и резервы у первородных эльфов? И драконов? И как вообще их, таких, можно было победить...

Третья мысль была практической и очень неприличной. Но вполне себе допустимой для лекаря... Как они вообще живут "личной" жизнью, выродки, подобные Ланелю? Вспомнила, какие страшилки рассказывали о Чёрном Палаче и Прекрасном Короле. И от души посочувствовала королю, советнику княгини и всем, кто страдает от таких же проблем.

Адельмару Астарскому можно было не сочувствовать. Он как раз был бесконечно, безоблачно счастлив со своей парой. Они так открыто проявляли свои чувства и сияли любовью, что это утешало и побуждало верить в чудеса

Хоть для кого-то...

Это и было, по сути тем, что не позволило Лике возненавидеть Гарнар и эльфов после мерзкой выходки начальника Тайной Канцелярии княжества.

***

Ничто на свете не вечно. Так и безмятежный покой приюта "матушки Розы", как называли его за глаза все подряд, нарушился однажды.

Случилось это обыденно и неприятно...

Поздним вечером, когда последних кто бодствовал, старших ребят, как раз загоняли в постели, какой-то крестьянин принялся лупить в ворота приюта и дико орать.

Все обитатели дома, кроме малышей, которые уже спали, высыпали в небольшой холл здания. Настороженно уставились на матушку Розу.

Она привычно командовала:

– Так! Дядька Брак, мы с тобой идём к воротам...

– Мы тоже!– сунулись к ним несколько старших мальчиков.

Начальница приюта грозно сдвинула брови:

– Ни в коем случае! Вы что, желаете загреметь к дознавателям снова? Как преступники? Или в канцелярию Магического Совета, как нестабильные маги?.. Минт, развей заклинание! Шад! Спрячь нож! Отнимите у него нож кто-нибудь! И где ты его, негодник, прячешь, что мы его никогда не находим?..

Шад ощерился в ехидной "улыбке":

– Вы, и правда, хотите знать?..

Роза, довольно молодая женщина, топнула ногой и перебила выползня со дна Дорма:

– Не сметь сквернословить!.. Лика! Отними у Шада нож!

– Нечестная игра!– возмутился Шад.

Все знали, что мальчик влюблён в Алику и ни в чём не может ей отказать.

Матушка Роза зубасто улыбнулась ему. И как это только выходит у такой милой женщины?..

– Если бы я играла с вами честно, то уже давно бы сдохла от нервов, проклятий, заклятий или экспериментов, которые пошли не так, как нужно! Кому от этого было бы лучше?

Никому! Если бы подобное произошло, это стало бы трагедией для всех них. Шад привычно просканировал тело хозяйки приюта. Всё не плохо... Скажем так... Как всегда... Юный целитель привычно отвёл глаза от того, что безмерно пугало его в организме Розы.

Сдулся. И натолкнулся на понимающий, весёлый даже взгляд своей приёмной матери. Ненормальная играла даже на этом. На своей возможной скорой смерти!.. Хорошо, что в ней нет ни капли магии и она не может знать, что они ежедневно подпитывают её.

Лика научила их. Сначала всё делала она сама. В одиночку. Очень великодушно и глупо. Хворь Розы тянула много сил. Очень много. Она просто сжирала силы любого, кто старался продлить жизнь женщины. Они делали это по одному. Но каждый день. Вымотанный борьбой с удивительным заболеванием, как раз успевал восстановиться к тому времени, как снова приходила его очередь.

Лика тащила бремя одна. Неудивительно, что она была тогда измождённой и страшной, как их жизнь до приюта матушки Розы. Самый умный из них, Забледыш Фаль, который поглощал любую, даже самую замудрёную книгу за пару часов и считал в уме быстрее любого управляющего, произвёл какие-то там вычисления.

На самом деле, он пытался объяснить им, что и как он рассчитывал. Никто из них не понял. У некоторых заболела голова, малыша Бая вывернуло. Фаль принялся объяснять, почему "возможен подобный феномен"... Его заткнули. И потребовали объяснить по-простому.

Он и объяснил им, что "судя по суммарным данным, исходя из потребностей мамы Розы, которые позволили бы ей оставаться стабильной, а по-простому, живой, размера резерва Лики и времени, в течение которого производился энергообмен, очень и очень сомнительно, что Лика могла бы осуществлять этот энергообмен без фатальных последствий для себя".

Продравшись сквозь эту белиберду, они поняли, что Лика просто не должна была прожить так долго. Дрянь, сидящая в теле мамы Розы сожрала бы её. Когда это случилось бы?..

– Давно,– солидно ответил Фель. И уже как выходец из трущоб добавил:

– Как она не подохла при таком тотальном и постоянном перерасходе?.. А скарх его знает!..

Случалось с ним такое. Тихий и милый, он выражался грубо только тогда, когда бывал расстроен. Как в тот день... Парни тоже прониклись и иначе, чем на героиню, на Лику не смотрели. И как на чудо природы. Которое выжило в невозможных условиях.

Почему?.. Ответа на этот вопрос не нашёл даже умник Фаль. Так это и осталось тайной, до времени... А ещё Лика удостоилась безусловной любви и преданности детей приюта. О её подвиге знали теперь все, даже малыши. И никто не проболтался. Такие как они, умели хранить тайны...

Шад покорно протянул Лике нож. И, чтобы быть совсем уж честным, ещё пару штучек, о которых никто не знал. Лика расцвела, будто он подарок ей сделал. И мальчик подумал, что быть хорошим иногда не только правильно, но и выгодно...

Разобравшись с неотложным, матушка Роза вернулась к необходимому. Крестьянин не только лупил в ворота кулаками и орал, а и ногами, похоже, бил в створки. Ревел, как медведь. Перебудит малышей, и будет у них у всех весёлая ночь...

Дядька Брак, сам похожий на медведя, взял в руки дубину, ростом с любого из мальчиков приюта, и солидно потопал к двери. Роза набросила плащ и двинулась за ним.

То, что выскочила на холод она в домашних туфлях, дети сообразили только потом. Простудится!.. Но выйти не могли. Слово нужно держать.

Вернулась, правда, хозяйка приюта довольно быстро. Дядька Брак шёл впереди и тащил чьи-то баулы. Роза, с какой-то женщиной, следом. Дамы не были у них редкостью. Они прибывали с животами, а уезжали прочь стройными, как прежде. Оставляя им нового крикливого собрата.

Эта конкретная дама не была беременна. Больше того, была так прекрасна, что дети и представить себе не могли бы, что существует в природе подобное совершенство.

Они были, конечно, впечатлены. Но тут же решили для себя, что Лика и мама Роза красивее. Посмотрели на Алику, чтобы подтвердить свою теорию...

Лика, бледная как простыня, с ужасом смотрела на даму:

– Сьюлис! Ты как здесь оказалась?!