Текст книги "Негасимое пламя (СИ)"

Автор книги: Наталья Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 66 страниц)

– Доброго дня, Александр Михайлович, – дружелюбно бросил проходивший мимо начальник, кажется, отдела коммуникаций. Верховский помнил его исключительно по ежемесячным общим встречам управского руководства. – Как настроение?

– Лучше не бывает, – любезно ответил Верховский и почти не солгал: мрачноватая сосредоточенность – самое счастливое состояние, на которое можно рассчитывать на рабочем месте. – У вас?

– Узнаю, когда приду в офис, – хохотнул знакомый незнакомец. – Если с утра есть плохие новости, я буду несказанно рад.

– Почему?

– Потому что тиражи с плохими новостями расходятся намного лучше. Так что приносите, если у вас вдруг завалялась пара-тройка.

Весело насвистывая, коммуникационный начальник обогнул шлагбаум по протоптанной в слякоти узенькой тропке и бодро зашагал ко входу в Управу. Верховский слегка замедлил шаг, позволяя коллеге уйти подальше. Перед долгим рабочим днём хотелось подышать и помолчать.

Мраморные плиты вестибюля, порядочно истёртые подошвами за долгие десятилетия, привычно стелились под ноги. Здание не слишком изменилось за тринадцать лет здешней службы Верховского; менялись люди и нравы. А может, он попросту научился лучше их понимать. У лифтов беспокойно галдели опаздывающие сотрудники. Не желая быть частью суетливой толпы, Верховский встал поодаль. Там, в относительно укромном углу, его и настиг требовательный писк телефона.

– Добрый день, Александр Михайлович, – негромко сказала трубка голосом Терехова. Ничего хорошего это не сулило. Начальник безопасности нечасто величал бывшего подчинённого полным именем. – Вы не могли бы зайти? Есть вопрос, требующий вашего внимания.

Однажды хватит наглости отправить его на двенадцатый этаж. Или хотя бы на нейтральную территорию, чтобы не внушать никому ложного впечатления, будто начальник контроля бегает к Терехову на поклон.

– Разумеется, – холодно ответил Верховский и, развернувшись, зашагал к выходу на лестницу. До второго этажа проще добраться пешком. – Какого рода вопрос?

– Не телефонный разговор, – сухо отрезал Терехов и положил трубку.

Верховский позволил себе тихонько выругаться. По крайней мере, теперь секретарши не осмеливались мурыжить его в приёмной. Терехов, невиданное дело, привстал навстречу визитёру и первым протянул руку для пожатия. Чего-то хочет, старый пёс… «На досье шлёп – и всё, неприкосновенен», – пакостливо подсказала память. Бред, конечно. Перед законом у Терехова безупречная репутация, ему не может быть нужно то же, что матёрому нелегалу.

– Компьютерщики с утра принесли мне вот это, – Валентин Николаевич передал Верховскому лист бумаги, исписанный стремительным колючим почерком. Шапка, лаконичное требование снять записи с внутренних камер, подпись. Снова захотелось выругаться. – Я, как вы знаете, обычно без проблем такие заверяю. Ваши подчинённые ведь не склонны валять дурака.

– А с этой что не так? – Верховский положил служебку на стол и без приглашения уселся в ближайшее кресло. – Не по форме составлена?

– Нет, с ней всё в полном порядке, – Терехов изобразил нечто, что при наличии фантазии можно было бы назвать располагающей улыбкой. – Дело не в документе. Дело в записях.

– А с ними что?

Начальник магбезопасности пожевал губами, словно пробуя на вкус будущий ответ.

– Попробую объяснить… Вы в октябре запрашивали съёмку из хранилища, помните? – дождавшись кивка, Терехов продолжил: – Так вот. Камеры ведь оказались неисправны. Неопределённое количество времени, – нехотя прибавил он. – Во всяком случае, больше пяти дней – такова глубина хранения архивных записей. Мы, разумеется, инициировали полномасштабную ревизию… Коллеги из технического сопровождения проверяют каждую внутреннюю камеру, на всех этажах, во всех коридорах и кабинетах.

– И что же? – поторопил Верховский. Рабочий день вовсю разгорается; ему нужно в свой отдел.

– И не все проверки ещё завершены, – деликатно сформулировал Терехов. – Видите ли… Довольно многие камеры испорчены, – он сцепил над столом кончики пальцев, словно бы успокаивая себя. – Мы пока не знаем, насколько давно. Техники говорят, что почти все можно починить, – торопливо прибавил Валентин Николаевич, отзываясь на недовольную мину Верховского. – Коллеги в кратчайшие сроки это сделают.

– Но вы не желаете огласки, – Верховский усмехнулся краем рта. Впервые бывший шеф вынужден считаться с ним как с равным, и из-за чего? Из-за стажёрской служебки…

– Совершенно верно, – веско произнёс Терехов. Без улыбки. – Наш с вами общий знакомый был очень недоволен октябрьским случаем. Не хотелось бы лишний раз его раздражать.

Повисло молчание. Лист бумаги нахально белел на роскошном деревянном столе. Яблоко раздора между отделами и лично между их начальниками. На кой чёрт Зарецкому понадобились эти злосчастные записи?

– Отзовите, пожалуйста, требование, – мягко попросил Терехов. – Никто не проиграет. Мы сохраним лицо, я останусь вам обязан, а записей всё равно не существует.

– Мне нужно разобраться, – медленно проговорил Верховский, скользя взглядом по ровным рядам остроконечных букв. – Я пообщаюсь с подчинённым. Он вряд ли просто так сделал этот запрос.

Терехов хищно сверкнул глазами. Верховский запоздало сообразил, что выдал собственное неведение относительно того, что творят контролёры. И вообще сам факт, что они что-то творят без указаний. Даже не офицеры – стажёры…

– Каждый – сам себе боевая единица, – напомнил он, растянув губы в вежливой улыбке.

– Боевая – дальше некуда, – Терехов усмехнулся. Он знал больше. Он расположился на господствующей высоте. – Если мне не изменяет память, мальчик учился у самой Свешниковой?

– Верно. Это важно?

– В какой-то мере. Дама умела быть неимоверно настырной, – начальник магбезопасности поднялся из-за стола и неспешно прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. – Эту науку молодой человек усвоил сполна. Идёмте-ка, я вам покажу, что с утра обнаружила внутренняя служба охраны…

– Как это связано с моим стажёром? – поинтересовался Верховский, тоже вставая.

– А кто, по-вашему, заставил охранников шевелиться?

Терехов проводил его к пустынной лестнице, спустился на два пролёта, но свернул не к вестибюлю, а в крохотный коридорчик, ведущий к одному из многочисленных пожарных выходов. Все двери на этом пути открывались только наружу, а на последней, выходящей на улицу, висел от греха подальше здоровенный амбарный замок. До недавнего времени.

– Остались царапины, – Терехов указал на изрядно пострадавшие проушины, кустарно приваренные к стене и к двери. – Сам замок, очевидно, уволокли. Металл слишком долго помнит спектр.

– Кто-то ломился наружу? – уточнил Верховский. Он не помнил, чтобы этот ход использовался хотя бы во время учебных тревог – из-за неудачного расположения. Снаружи дверь едва не упиралась в стену построенного пару лет назад больничного флигеля.

– Именно этим предположением ваш стажёр и побеспокоил мирно спящую охрану, – Терехов усмехнулся и с усилием толкнул дверь. Створка заскрежетала по смёрзшемуся сугробу. – Следов, как вы понимаете, не осталось. Внутри вытерли домовые, снаружи засыпало снегопадом.

– Надо хорошо знать здание, чтобы целенаправленно сюда прийти.

– Верно подмечено. Не может не настораживать, правда? – хмыкнул Терехов. – Будете разговаривать с подчинённым – спросите, пожалуйста, чем вызван такой внезапный интерес к путям эвакуации. И поблагодарите от моего имени. За… вскрытую дыру в безопасности.

Перебьётся. И так мнит о себе невесть что. Сжимая в ладони сложенную вдвое служебку, Верховский добрался-таки до лифтов. Шишиге понятно: стряслась какая-то дрянь – а он не в курсе, хотя должен был узнать одним из первых. И наверняка узнал бы, окажись в эпицентре событий кто угодно, кроме Зарецкого. Если так и не удастся вбить стажёру в голову, что он сотрудник отдела, а не герой-одиночка, Витьке придётся попрощаться с любимцем. Заранее раздражённый, Верховский сердитым вихрем ворвался в кабинет, небрежно пожал руку вытянувшемуся в струнку Чернову и рявкнул:

– Зарецкий, идём поговорим.

Стажёр с независимым видом встал из-за стола и проследовал за Верховским в логово. Вёл он себя без обычной самоуверенности: садиться без приглашения не посмел, скромно остался стоять у двери. Что на него нашло? Щукин уже успел за что-то отчитать или совесть нечиста?

– Ну? – Верховский бросил пальто на спинку кресла и встал напротив стажёра, опершись на стол кончиками пальцев. – Что за переполох с утра пораньше твоими стараниями?

Зарецкий не изменился в лице – должно быть, ожидал вопросов.

– Я в пятницу застал здесь нарушителя, – спокойно ответил он. – Хотел узнать, как он удрал.

Верховский едва сдержал рвущееся с языка крепкое словцо. Нарушитель! В пятницу! Будь стажёр тысячу раз прав в своих устремлениях, он обязан был сначала доложиться хотя бы куратору – а уж Громов не замедилил бы сообщить начальству…

– Он удрал? – вкрадчиво переспросил Верховский. Он не считал нужным скрывать недовольство: наглецу полезно периодически получать трёпку.

– Да, – просто ответил Зарецкий, бесстрастно глядя на начальника. – Иначе я не ходил бы к техслужбе.

Если это не издёвка, то что тогда? Верховский на миг прикрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Он так и будет допускать промахи, если продолжит кипеть и повышать голос. Это Чернова можно напугать криками; чёртов племянничек Лидии для этого слишком умён.

– Сядь, – понизив тон, Верховский кивнул на стул, притулившийся с другой стороны стола. Зарецкий нехотя повиновался. – И объясни, что помешало тебе немедленно сообщить о происшествии.

– Был занят.

– Все выходные?

– Почти.

– И что же ты делал?

– Перебирал содержимое сейфа, – охотно признался стажёр. – Думал, что пропало или что важного могли увидеть.

– И каков результат?

– Пока нулевой. У научников нет оборудования. Техслужба ещё не дала записи. Внутренняя охрана всё прощёлкала.

– Следи за языком.

– Я максимально корректен, – нахально заявил Зарецкий, глядя на шефа снизу вверх. – У нас нет описи содержимого сейфа?

– Нет, – Верховский поморщился. Ещё одна уродливая метка былого бардака. – Все опасные либо дорогостоящие улики сразу отправляют в хранилище.

– В котором камеры не работают.

Они нигде не работают, но мальчишке об этом знать не обязательно. Самое отвратительное, что стажёр прав, но начальник магконтроля ни в коем случае не должен этого признавать. Чтобы не уронить, так сказать, честь организации. Будь неладен Терехов с его дохлыми камерами!

Избавив Верховского от необходимости изобретать оправдания, в кабинет заглянул Щукин. Оценил обстановку, шагнул внутрь, закрыл за собой дверь на задвижку. Витька выглядел непривычно мрачным; стажёр, завидев его, тоже как-то поник. Стало слегка завидно. Заместитель имел на отдельский молодняк куда больше влияния, чем законный начальник.

– Что, поговорили уже? – спросил Щукин, обведя кабинет тяжёлым взглядом. – Про аварию?

– Про аварию, – медленно повторил Верховский. – Ещё сюрпризы?

– Нет, прямое следствие, – процедил Зарецкий. Он избегал смотреть на обоих руководителей, предпочитая изучать рисунок на линолеуме. – Я пытался догнать нарушителя. Неудачно.

– Зачем? – вырвалось у Верховского. Он не ожидал внятного ответа, однако стажёр, на удивление, заговорил.

– Посчитал важным, – ровным голосом произнёс Зарецкий, по-прежнему разглядывая собственные кроссовки. – Не продумал последствия. Сделал глупость.

– Отрадно, что ты это признаёшь, – заметил Верховский, просто чтобы что-то сказать. – И что случилось?

– Влетел в отбойник на трассе, – всё тем же отрешённым тоном ответил стажёр. Пресвятые шишиги, да ему в самом деле совестно!

– И смотался с места происшествия, – обвиняюще прибавил Щукин. – За это прав лишают. А если там у кого тяжкие телесные, так и сесть можно.

– Знаю, – совсем тихо сказал Зарецкий и вдруг, вскинув голову, взглянул Витьке в лицо. – Давайте напишу по собственному. Потом в полицию поеду.

Щукин растерянно крякнул. Верховский и сам поймал себя на искреннем изумлении. Подобного ещё можно было ожидать от Старова с его воспалённым чувством справедливости, но не от избалованного жизнью нахалёнка.

– Так ты ж сказал, не пострадал никто, – пробормотал Витька. Напускная суровость стремительно покидала его лицо.

– Никто не умер. Я подлечил раненых, – нехотя признался Зарецкий и зачем-то напомнил: – У меня есть в специализации медмагия.

Витька через плечо обернулся к Верховскому, словно ища у друга поддержки. Мол, ты начальник, ты и решай. Это, конечно, правильно. И совершенно правильно будет выгнать взашей провинившегося стажёра. Щукин слова поперёк не скажет, слишком уж всё очевидно. Очевидно – но не однозначно. Глава московского магического контроля, в прошлом – бродяга Ноготь, понимал это лучше всех присутствующих.

– Подлечил – это, конечно, хорошо, – осторожно заговорил Верховский, на ходу нащупывая смысл того, что требовалось выяснить о сидящем перед ним человеке. – Но память-то людям не подправить. Они запомнят боль и страх. Это свершившийся факт. Его не отменишь.

Зарецкий нахмурился было, словно собираясь возразить, но тут же снова сник.

– Вы правы, – негромко сказал он. – Не отменишь.

– В нашем сейфе не хранится ничего такого, что стоило бы человеческой жизни, – произнёс Верховский, чеканя каждое слово.

Зарецкий промолчал. Леший побери, он пару минут назад сказал буквально то же самое… Витька смотрел поочерёдно то на стажёра, то на начальника; он, кажется, сам не знал, на что надеяться. Все уши летом прожужжал про злосчастного полтергейста в метро. С редкостным рвением ручался за своего протеже. У Щукина тонкое, почти сверхъестественное чутьё на людей…

– С явкой с повинной мы пока повременим, – решившись, сказал Верховский. Оба подчинённых встрепенулись и уставились на него: Зарецкий – недоверчиво, Щукин – с надеждой. – И с увольнением тоже. Но заруби себе на носу: обо всех подобных происшествиях следует немедленно сообщать мне и Виктору Сергеевичу. Витя, покажи сегодня молодому человеку, как работают чары личной связки.

Щукин покладисто закивал. Зарецкий долго молчал, неподвижно сидя с растерянным видом, а потом тихо сказал:

– Спасибо.

– Это аванс, – строго предупредил Верховский. – Ещё один серьёзный проступок, и я без колебаний подпишу тебе по собственному.

Стажёр серьёзно кивнул. Он, без сомнений, отлично умел понимать намёки.

– Есть ещё что сказать? – осведомился Верховский, опускаясь в кресло.

– Есть, – подумав, отозвался Зарецкий и перевёл взгляд на Витьку. – Насчёт утреннего разговора. Липатов знал об аварии.

Прекрасно: значит, утром был разговор, и Липатов в нём отличился. Щукин озадаченно поскрёб в затылке и нахмурил брови. Он понимал, о чём речь, но концы явно не сходились с концами.

– Нет, не мог он, – Витька наконец пришёл к выводу и решительно помотал головой. – Сам подумай: зачем ему среди ночи сюда вламываться? Он и днём в сейфе пошуровать может…

– А я и не говорю, что он сюда вломился, – возразил Зарецкий. – Я имею в виду ровно то, что сказал. Липатов знал об аварии.

Щукин плотно сжал губы. Ему, как всегда, больно слушать про разборки внутри отдела.

– Что из этого следует? – спросил Верховский. Он не слышал пресловутого разговора, ему позволительно проявлять неосведомлённость. Витька благодарно на него взглянул.

– Напрямую – почти ничего, – ответил Зарецкий. – Денис Григорьевич мог быть среди свидетелей или услышать от кого-то… И мы с ним не то чтобы в тёплых отношениях, – честно прибавил стажёр. – Всё может быть совпадением.

– Или нет, – подсказал Верховский, поощряя подчинённого говорить дальше.

– Или нет, – стажёр кивнул. – Он очень вовремя потерял карточку. Обязательно окажется, что в пятницу в кабинет прошли именно по ней…

– Да зачем оно всё? – не вытерпел Щукин. Верховский едва сдержался, чтобы не выбранить друга: сейчас надо было слушать, а не говорить. – На кой чёрт Денису лезть в наш сейф?

– Не знаю, – спокойно сказал Зарецкий. – Мне кажется, очень уж удачно там были разложены эти бланки с печатями. Почти готовая ловушка.

– Так всё равно следы снять нечем, – понуро напомнил Щукин.

– И бумаги теперь все перепутаны, – кивнул Зарецкий. – Этот человек, кем бы он ни был, позаботился, чтобы мы не поняли, что именно он искал.

Верховский растерянно скользнул взглядом по столу, наткнулся на служебку. Вот, значит, за каким лешим стажёру понадобились треклятые записи. Но ему в самом деле не следует знать о прегрешениях отдела обеспечения безопасности. Молод ещё, не поймёт. Терехов прав: информации им не получить ни при каком исходе, а портить отношения на ровном месте точно не стоит.

– Возвращайся на рабочее место, – велел Верховский, избегая смотреть в глаза стажёру. – Занимайся своими задачами. С техслужбой я сам разберусь.

Зарецкий не посмел возражать – поднялся и молча вышел, прикрыв за собой дверь. Верховский взял со стола служебку и порвал надвое. Затем ещё раз, и ещё, и ещё. Щукин недоумённо охнул.

– Сань, ты чего?

– Ничего. Дипломатию навожу, – Верховский бросил обрывки в мусорную корзину. – Записи мы всё равно не получим. Системы наблюдения неисправны.

– Как это? – Витька возмущённо выпучил глаза. – Это что, диверсия такая?

– Надо будет выяснить на досуге, – Верховский невесело усмехнулся. – Либо диверсия, либо руки у кого-то из задницы. Но Терехов в любом случае это дело проспал.

– Н-да-а-а, – протянул Щукин и протяжно вздохнул. – Удивил ты меня. Я думал, того – вышвырнешь к лешему…

– Я тоже думал, но не стал, – честно сказал Верховский и, откинувшись в кресле, прикрыл глаза. У него была веская причина поступить именно так. – У каждого должно быть право на шанс.

XLIV. Последний патрон

Позолоченные стрелки антикварных часов показывали половину двенадцатого. Кое-кто из гостей отчаянно скрывал сонливость: дневные птахи изо всех сил пытались спрятать под изысканными нарядами подлинное серенькое оперение. Всего две-три дамы до сих пор сохраняли свежесть и способность улыбаться, не вызывая приступов брезгливой жалости. Мужчины держались лучше, но и среди них попадались те, кто готов был вот-вот запросить пощады. Немудрено, если какой-то эфемерный долг велит вставать ни свет ни заря и тащиться на работу. Зачем им это? Состояний, сколоченных на перепродаже артефактов, хватит на три жизни вперёд. Есть, правда, оригиналы вроде Вяземского, которых почему-то подкармливает государство… Но таких в обществе терпят исключительно по привычке.

Маргарита оглядела комнату, прозванную с её подачи салоном, и небрежным жестом подозвала служившего в доме молодого мага.

– Предложите гостям напитки, – велела она.

Молодой человек коротко кивнул и щелчком пальцев заставил нагруженный бокалами поднос подняться в воздух. Милая шалость, ничего не стоящая талантливому юноше, но неизменно восхищающая пресыщенную публику. Маргарита удовлетворённо пронаблюдала, как оживившиеся гости охотно разбирают бокалы, отвешивая комплименты мастерству мага. Ей следует вернуться к обществу и поддержать беседу там, где интерес к разговору угасает. Вся московская магическая аристократия, и старая, и новая, признаёт, что на вечерах у госпожи Авиловой нет места скуке.

– Риточка, – закудахтал кто-то за спиной. Маргарита торопливо обернулась, продолжая любезно улыбаться. Старуха Вяземская, закутанная в уродливую шерстяную телогрейку, глядела на неё из-под морщинистых век выцветшими подслеповатыми глазёнками. – Спасибо вам большое за вечер. Мы с Колей поедем, ему завтра рано вставать…

– Да, разумеется, – госпожа Авилова величаво кивнула. Они с Колей могут выметаться на все четыре стороны, никто им здесь не рад. Любопытно, эта старая мышь знает, что её благоверный всю жизнь любил гюрзу в человеческом обличье, причём без малейшего шанса на взаимность? – Пойдёмте, я вас провожу.

– Что вы, не стоит…

– Это моя обязанность, – с нажимом произнесла Маргарита, прерывая раздражающее квохтание. – Сейчас зима, на дорожках может быть скользко.

К сожалению, идти молча недопустимо. Пришлось сделать несколько ничего не значащих замечаний по дороге в прихожую. Стареющий кардиохирург, уже одетый для улицы, бестолково топтался в дверях. Маргарита милостиво позволила ему подать ей пальто.

– На удивление холодно для начала зимы, – сказала она, надевая перчатки.

– Правда? – Вяземский искренне изумился. Теперь он помогал одеться супруге. – Мне кажется, всегда было именно так, снежно и морозно. Это в последние годы погода начала меняться…

Старый дурак. Маргарита обворожительно улыбнулась и первой шагнула в безмолвную декабрьскую ночь. Сад стоял заснеженным; хозяйка дала распоряжение не убирать живописные сугробы, укрывшие цветники, яблони и живые изгороди. Ей радовала глаз эта сказочная картина, а Кириллу… Кириллу было всё равно.

– Жаль, мы не застали Кирилла Александровича, – словно прочитав её мысли, прокашлял Вяземский. – Я всегда рад с ним поговорить.

– Вам так повезло, Риточка! – поддакнула его супруга. – Кирилл Александрович – замечательный человек…

– Я знаю, – Маргарита принудила себя улыбнуться. – К сожалению, работа не всегда позволяет ему… находить время на отдых.

– Такая самоотверженность! – проблеяла старая кошёлка. – Прошу вас, передайте Кириллу Александровичу горячий привет и наилучшие пожелания.

– Непременно, – пообещала Маргарита и мысленно послала её к чёрту. Будь собеседники хоть чуть-чуть приятнее, мадам Авилова не преминула бы, как это за ней водилось, искренне восхититься супругом и намекнуть на подлинное его всемогущество, но эти слова – для других, более респектабельных гостей салона.

Семеня по расчищенным в снегу дорожкам, парочка доползла до гостевой парковки и, обильно истекая наивными любезностями, упаковалась наконец в свой дряхлый рыдван. Маргарита проводила взглядом ползущую по снежным наносам рухлядь и пошла прочь. Остановилась на полпути к дому, свернула в сад. Ей требовалось немного спокойного созерцания, чтобы вернуться потом в салон по-прежнему блистательной. Приминая сапожками рыхлый снег, Маргарита двинулась меж замёрзших деревьев к небольшому пруду, спрятанному среди зарослей жимолости. Вид воды, пусть даже и схваченной тонким льдом, всегда дарил ей умиротворение.

Уезжая утром в свою драгоценную Управу, Кирилл сказал, что обязательно вернётся пораньше, если позволят обстоятельства. Маргариту это не обмануло: она прекрасно знала, что обстоятельства не позволят никогда. Трудно быть женой великого человека: абстрактные безликие люди волнуют его больше, чем собственная семья. Когда-то давно, ещё перед свадьбой, матушка предупреждала об этом: она почти всю жизнь шла той же стезёй. Ещё матушка советовала держать язык за зубами и не просить больше, чем супруг даст по своему почину. Пальцы сами собой метнулись к воротнику, нашли под шарфом украшенный изумрудами кулон. Задумка, признаться, была с душком. Прежде чем решиться, Маргарите пришлось признаться самой себе, что она окончательно отчаялась. Ей нужно было хоть немножечко теплоты, которую отчего-то не сумели купить отцовские деньги. В юности она боготворила своего красавца-мужа, такого предприимчивого и перспективного, а вот он совсем не отвечал ей взаимностью. Теперь вовсе смешно: им обоим за пятьдесят, какая уж тут любовь? Но ведь пробрала же эта штучка престарелого контрольского сухаря! Кто знает, может, её мощи хватит? Улучить бы только момент…

Ветки жимолости дрогнули, роняя снег. Маргарита остановилась, не дойдя десяток шагов до пруда, и обернулась, вновь растягивая губы в холодной улыбке. В тщательно охраняемом саду неоткуда взяться посторонним; должно быть, кому-то из гостей вздумалось прогуляться. Спрятанные вдоль садовой дорожки фонари обрисовали на фоне бархатной тьмы высокий мужской силуэт. Маргарита легко узнала и гордый разворот плеч, и манеру небрежно держать руки в карманах, и привычку брезговать верхней одеждой для коротких вылазок на улицу. Муж всё-таки успел приехать под конец вечера.

– Кирилл, – выдохнула Маргарита. Имя растаяло в воздухе вместе с сорвавшимся с губ облачком пара. – Здравствуй. Я уже не надеялась… Но неважно. Я рада, что ты здесь.

– Здравствуй, – эхом отозвался супруг. Он остановился в полудюжине шагов, в тенях; размытые круги света от садовых фонарей едва касались носков начищенных до блеска ботинок. – Почему ты не в доме?

– Вышла прогуляться, – Маргарита приблизилась к нему на полшага, вновь нашла на шее серебряный кулон. Свешниковский выкормыш сказал, что колдовства в подвеске хватит на два-три применения. Нет причин ему не верить: старая дрянь всегда любила талантливых мальчиков. – Неужели дела наконец-то закончились?

Серебро отозвалось на прикосновение мощным импульсом тепла. Кирилл, словно бы потревоженный отблесками колдовства, подался навстречу жене. Неужели сработало?.. Муж протянул руку, поправил шарф на Маргаритиной шее – привычный жест ничего не значащей заботы. Пальцы у него были холодные. Долго искал её в саду?

– Дела никогда не кончаются, – рассеянно проговорил Кирилл. Эти слова давно стали у него привычной присказкой. – Ты устала. Расслабься.

Маргарита послушно прикрыла глаза. Не похоже, чтобы чары подействовали. Может быть, позже, через пару часов. Колдовство неторопливо и текуче, оно не как электрический импульс, но как сладкий яд, медленно струящийся по жилам. Кирилл не спешил убирать руку, словно ему зачем-то понадобилось проверить у жены пульс. Что-то не так с его ладонью. И этот холод, неуместный, слишком лютый для начала зимы… Неужели раньше и впрямь всегда было так?

Пальцы сильнее сжались на её горле. Маргарита вздрогнула, но вырваться не сумела. Сердце лихорадочно забилось в груди, разгоняя кровь в жилах; этого было слишком мало, чтобы противостоять пробирающему до костей холоду. С трудом разлепив покрывшиеся изморозью ресницы, Маргарита неверяще уставилась в бесстрастное лицо. После стольких лет оно вдруг показалось ей незнакомым.

– Кирилл!.. – отчаянно прошептала она. Губы едва двигались, схваченные расползающимся по телу холодом. – Что ты… Пере… стань…

Снеговая шапка невыносимо медленно сорвалась с яблоневых ветвей и осыпалась в сугроб мелким льдистым прахом. Темнота дрогнула и сомкнулась плотной завесой. Не осталось ничего, кроме чёрного дыма и бриллиантово-белой пыли. На миг почудилось, будто посреди ночи вдруг остро сверкнул солнечный свет – а потом и он потонул в бесконечном холодном мраке. В вечном спокойствии.

***

Машина скорой помощи печально мигала проблесковым маячком, безмолвно озаряя округу мертвенно-синими отсветами. Тут же, на небольшой парковке у ворот особняка, толпились растерянные люди; кто-то глухо плакал навзрыд. Бесцеремонно раздвигая гражданских плечом, Верховский протиснулся сквозь застывшую, словно студень, людскую массу. Надзорщики орудуют в саду; ему тоже следует быть там. Выработанное за годы службы чутьё на неприятности нехорошо щекотало где-то под ложечкой.

– Здравствуй, – Верховский пожал руку хмурому руководителю группы. – Как тут дела?

Надзорщик выругался грустно и непечатно. Потом прибавил по существу:

– Какая-то тварь из высших. У тётки шансов не было. Ребята округу щупают, снимают следы воздействия, – он вздохнул, прежде чем продолжать. – Труп скоро убирать будут. Если тебе надо, осматривай сейчас.

Надо. Конечно, надо, как же иначе? Натягивая на ходу перчатки, Верховский приблизился к группке магмедиков, мрачно суетившихся в круглой садовой беседке. Не слишком объёмистый чёрный мешок пристроили прямо на чайном столике. Смутно знакомый врач нарочито медленно убирал в ярко-рыжую укладку ненужные ампулы. Эти ребята привыкли к смерти, рыдать и убиваться тут никто не станет – и всё равно лица у них ещё несколько часов будут казаться пустыми, будто окаменевшими. До следующего пациента.

– Верховский, магконтроль, – он для порядка раскрыл перед деловитыми фельдшерами удостоверение. – Могу взглянуть?

Врач обернулся и, подумав, кивнул.

– Да, пожалуйста. Десять минут вам хватит?

– Вполне.

Немолодая женщина казалась обескровленной. На шее и груди – там, где медики орудовали попеременно шприцами и чарами – кожа ещё сохраняла розоватый цвет, но лицо почти сравнялось бледностью с призрачно-белым снегом. По щекам, как по стеклу в холодный день, змеилась изморозь. Верховский моргнул, принуждая себя видеть чары. Чёрные дымные клочья всё ещё клубились вокруг тонкой шеи, будто газовый шарф. Надзорщикам, конечно, потребуются дополнительные доказательства для протокола, но и без того видно, кто тут поработал. Верховский закусил губу, силясь унять тревогу. Какова вероятность, что вокруг столицы бродят сразу две тени? Какова вероятность, что здесь побывала та самая?

– По-хорошему, че-эс объявлять надо, – тусклым голосом заметил врач. – Хотя смысла мало. Такую тварь что так, что так хрен поймаешь.

– Но ловить-то надо, – рассеянно возразил Верховский. – Вы видели следы?

– На шее и на сердце, – врач кивнул и тоже подошёл к столу. Пальцем в перчатке раздвинул искромсанные скальпелем обрывки вечернего платья. – Вот здесь было. Я, как увидел, вкатил сразу адреналин и пару заклятий.

– Не помогло?

– Помогло, – медик мрачно усмехнулся. – Только поздно.

Верховский молча кивнул. Шесть лет тому назад его рапорт о происшествии на шатурских болотах сочли удовлетворительным. Высокое начальство решило, что в сложившейся ситуации оперативник магбезопасности поступил наилучшим возможным образом. Особенно подчёркивали отсутствие человеческих жертв. И вот, пожалуйста, аукнулось…

– Набрали на отчёт? – нарочито небрежно спросил Верховский у надзорщика, перебирающего кнопки телефона. Строчит неофициальный доклад в Управу, не иначе.

– Лучше б не набрал, – невесело отозвался тот. – Ты тоже думаешь?..

– Тень, – Верховский уверенно кивнул. – Тут для фантазий простора мало.

– И она где-то в округе теперь шлёндает, – обречённо заметил надзорщик. – Сытая. Ёлки-моталки, Саня, мне что, у военных огнемётчика просить?

– Если только у них есть лишние.

Следует выделить им на помощь Липатова. И присоединиться самому. Здесь не то что трудный случай – небольшая катастрофа, сравнимая с эпидемией смертельной болячки. И клапан на автоклаве с заразой когда-то открыл сам Верховский.

Поодаль о чём-то говорил с надзорщиками хозяин дома. Авилов стоял на садовой дорожке и то и дело затягивался стремительно прогорающей сигаретой; пальто у него на груди было распахнуто, словно он только что в спешке выбежал в морозную ночь. Не лучший момент, чтобы беседовать с высокопоставленным патроном, но долг обязывает. И служебный, и моральный. Пару недель тому назад Верховский спустил стажёру серьёзную провинность, а самому себе теперь – не мог. Быть судьёй кому-то другому невообразимо проще.