Текст книги "Негасимое пламя (СИ)"

Автор книги: Наталья Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 66 страниц)

– В клятвах нет необходимости, – мягко проговорил Кирилл Александрович. Теперь он, почти не изображая добродушие, испытующе смотрел в лицо Верховскому. – Либо вы согласитесь, либо забудете об этом разговоре. И для меня, разумеется, предпочтительнее первый вариант.

На миг показалось, что в просторном зале слишком душно. Верховский непроизвольно провёл ладонью по лицу, словно снимая липкую паутину. То, что сказал депутат, почему-то очень важно. Неспроста просьбу о встрече он передал на словах, не оставив никаких письменных свидетельств… И так спокойно говорил вещи, которые могут запросто разрушить ему карьеру, если вдруг станут известны в сообществе. Кирилл Александрович железно уверен, что при любом исходе выйдет сухим из воды. На чём основан его расчёт?

– И что же мне грозит в случае отказа? – наугад спросил Верховский, не слишком рассчитывая на честный ответ. И, конечно, не получил его.

– Ровным счётом ничего. Вернётесь к прежней жизни – вот и всё наказание, если считать таковым вечный застой.

Кирилл Александрович помолчал, наблюдая за собеседником с зоологическим интересом, и вновь вкрадчиво заговорил:

– Я отнюдь не желаю втягивать вас в какие-то авантюры. Мне нужно ровно то, о чём я уже сказал: порядок в отделе контроля. А вы, я уверен, не хуже меня видите… м-м-м… проблемы.

Настала очередь Верховского снисходительно усмехаться.

– У меня ни разу не получалось заставить этих людей работать как следует. Полагаю, у нынешнего руководителя тоже?

– Нынешний руководитель… – Кирилл Александрович красноречиво поморщился и не стал завершать фразу. – Заметьте, я не настаиваю на сохранении существующего штата. Если у вас есть на примете полезные люди, я готов поспособствовать их устройству, а в дальнейшем вы получите полную свободу в кадровых делах.

– Слишком щедрое предложение.

– В самый раз.

Как нельзя кстати нарисовалась официантка. Кирилл Александрович жестом велел ей повторить заказ, Верховский так же молча отказался. Людей вокруг понемногу становилось больше; искушённые завсегдатаи степенно рассаживались за столиками, сверкая фальшивыми улыбками и драгоценными украшениями. Этот мир приглушённых полутонов и негромких разговоров был чужд служаке-безопаснику не меньше, чем полукриминальное общество обитателей обочины жизни. Последние даже как-то честнее в своих нехитрых устремлениях…

– Полагаю, вам нужно поразмыслить, – произнёс Кирилл Александрович мгновением раньше, чем Верховский успел решительно отказаться от сомнительного предложения. – Давайте не будем рубить сплеча и возьмём паузу на неделю. Впрочем, если вы определитесь раньше, заглядывайте сюда в это же время – я люблю ужинать в этом заведении.

– Благодарю, – прохладно бросил Верховский, поднимаясь из-за стола. – Но, думаю, мой ответ не изменится.

– Воля ваша, – депутат вновь лукаво улыбнулся и снизу вверх заглянул в глаза собеседнику. – В течение этой недели о нашем с вами разговоре лучше не распространяться, верно?

Вернее некуда. Кому нужны лишние проблемы? Сухо попрощавшись с Кириллом Александровичем и оставив на столе пару купюр, Верховский поспешил покинуть чересчур роскошное заведение. Вечерняя прохлада тут же легла на плечи, пробралась под лёгкую летнюю рубашку. На парковке у входа в ресторан теснились великолепные блестящие автомобили, каждый – стоимостью в целую жизнь оперативника безопасности, включая расходы на кремацию. Какой-то из породистых железных коней принадлежал улыбчивому депутату. Верховский спрятал руки в карманы и зашагал в сторону метро. Не про его душу весь этот лоск. Нечего и думать…

– Ну и чего от тебя хотят? – негромко спросила Марина, поставив на кухонный стол две чашки с чаем. В ночной тишине квартиры её голос казался почти звонким.

– Всего понемногу, – Верховский обеими ладонями обхватил тёплые керамические бока. Зачем он вообще рассказал жене, куда и зачем идёт? Теперь она не успокоится, пока не вызнает все подробности, а он совсем не горит желанием вводить её в курс дела… Если бы не ломило так нещадно виски, он, может, и сообразил бы, как здесь выкрутиться. – Лучше скажи, как вы тут с Настей?

Марина смешливо фыркнула.

– Анастасия Александровна вся в отца. До последнего не желает сообщать, что у неё что-то не так, – она уселась рядом и с наслаждением глотнула чаю. – Саш, у тебя такой вид, будто ты в уме пытаешься доказать малую теорему Ферма. Лучше сразу сознавайся.

– Может, всё засекречено?

– Нет. Когда засекречено, ты по-другому хмуришься. Выкладывай, я вся внимание.

Верховский, не удержавшись, усмехнулся. Почему бы и не рассказать? В конце концов, здесь формально нет ничего секретного, а человека надёжнее Марины трудно себе представить. Мысль держать всё в тайне от неё – неразумная, лишняя, неверная, а от таких он приучил себя избавляться… Проклятая головная боль мешает рассуждать здраво, и ещё этот чёртов звон в ушах…

– У нас розетка, что ли, гудит? – подозрительно спросил Верховский, морщась от высокочастотного гула.

Марина недоумённо огляделась и покачала головой.

– Я не слышу. Устал, Саш? Может, спать, а договорим завтра?

– Не устал я. Просто башка болит. Ну или с катушек наконец съезжаю, – он усмехнулся дежурной шутке и тут же осёкся. Ему ведь пожелали умереть на пороге чего-то важного. Если встать во главе магконтроля – это не важное, то что тогда?.. – Слушай… Если бы я, м-м-м, сменил род деятельности, как бы это повлияло на мои вероятности?

Столь расплывчатая постановка вопроса, разумеется, погрузила Марину в задумчивость. Она свела брови к переносице и подперла кулаком подбородок; как и всегда в такие моменты, лицо её исполнилось живой красоты, неспособной отразиться в зеркале или объективе фотоаппарата. С чего он забрал себе в голову, что ей нельзя ничего говорить? Да если и есть на свете человек, которому следует всё выложить без утайки, так это она.

Верховский озадаченно потёр виски. Боль ушла мгновенно, растворилась вместе с сомнениями.

– Если бы ты перешёл на какое-нибудь мирное занятие, то прогноз однозначно улучшился бы, – сказала наконец Марина. Она предпочитала сначала обдумать самое простое – для разминки. – Это же очевидно: если не лезть на рожон, риск для жизни кратно уменьшается. Даже без учёта всяких проклятий.

– Ну, предположим, занятие не такое уж и мирное, – Верховский улыбнулся почти весело. Вернувшаяся ясность мысли приносила ему подлинное удовольствие. – Мне предложили возглавить магконтроль.

Он обстоятельно и последовательно изложил всё, что запомнил за вечер, включая собственные соображения. Марина слушала внимательно, не прерывая; выражение её лица не менялось, лишь становилось задумчивее. Она не переживала, а всерьёз оценивала возможности, и Верховский был ей за это благодарен. Когда он наконец выдохся, Марина ещё долго молчала, рассеянно водя пальцем по ободку кружки. Затем, решительно вскинув голову, заявила:

– Откажись.

– Почему? – вырвалось у него. Наткнувшись на насмешливый взгляд жены, Верховский поспешил объясниться: – То есть… Должен быть резон, правда? Из-за проклятия или… Я никогда никем не командовал, но это не кажется сложным. Или ты думаешь, что тут подвох?.. Что ты улыбаешься?

– Ты себя выдал с потрохами, – триумфально заявила Марина, уже не сдерживая широкой улыбки. – Не хотел бы соглашаться – не юлил бы так.

Вот ведь лисица! Чувствуя себя одураченным, но ничуть не уязвлённым, Верховский тихо рассмеялся.

– Вывела меня на чистую воду, – признал он. – Да, всё это выглядит соблазнительно. Встряхнуть лентяев, чтобы перестали хоронить дела. Порядок навести. Должность и зарплата, опять же… Но я вот чего опасаюсь, – он нервно постучал пальцами по остывающему боку кружки. – Этому типу, скорее всего, нужен козёл отпущения. Кто-то, кого не жалко, должен сделать грязную работу, а потом исчезнуть. Только я хоть убей не пойму, что он такое затеял.

– Авилов, – задумчиво проговорила Марина. – Я разное о нём слышала. Он правда очень деятельный: сам к нам приезжал, аномалию осматривал… Говорят, он активнее всех продавливает в совете бюджеты на исследования. Но некоторые считают, что он слишком много на себя берёт.

– Охотно верю.

– Это не делает его плохим человеком, – заметила Марина, – или плохим руководителем. Сообщество очень маленькое, Саш. Если бы Авилов был замешан в неприглядных делах, это бы вскрылось и его выперли бы из Магсовета, правда?

– В том-то и дело, что сам он ни в чём не замешан. За него всё делают такие вот… исполнители, – Верховский устало вздохнул. – Но чёрт бы с ним, с депутатом. Есть же ещё проклятие.

– Так оно уже сколько лет есть, – Марина вопросительно изогнула брови. – Ты лучше меня знаешь, как с ним обращаться. Это не повод отказываться.

– А что повод?

– Твоё нежелание. Всё остальное, по-моему, преодолимо.

Верховский недоверчиво хмыкнул.

– У меня есть неделя на подумать, – напомнил он скорее себе, чем ей. – Этим и займусь.

До следующей смены времени было предостаточно. Под скальпелем здравомыслия предложение Кирилла Авилова, прежде казавшееся безумным, обретало всё более реалистичные черты. Каверз, правда, оно таило в себе немало, и хуже всего – неизбежное противостояние с крепко сколоченным коллективом. Депутат прав: Верховскому недостаёт умения ладить с людьми. Этому, может, и можно научиться, но времени нет…

– Экспертиза пришла, – констатировал Щукин, едва их группа заступила на дежурство. Верховскому понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чём речь. – Ты, Сань, похоже, прав. Нашли следы распада, только странные какие-то. Вроде и мертвечина, а вроде и нет каких-то там… характерных… а, сам читай.

– А по стекляшке? – жадно спросил Верховский.

– По стекляшке пока нету. Или вообще нету, – глубокомысленно прибавил Витька. – Если запрещёнку какую-нибудь найдут, сразу в контроль отправят, мимо нас.

– Некромантов так-то тоже контроль отлавливать должен, – Верховский пробежал взглядом экспертное заключение. «Частицы органического вещества… Остаточный след, характерный для неживых… Ярко выраженный холодный фон, предположительно некромантия…» Смахивает на бред: нежизнь и магия смерти относятся друг к другу примерно как вода и масло. Но разбираться с этими загадками, как пить дать, никто не станет. – Надзор чего? Ближайшие могильники проверяют?

– Толку-то? Эти проверят, а полезет где-нибудь на другом, – резонно заметил Щукин. – Пока причину не уберут, так и будем со следствиями воевать.

– Твоя правда, – медленно проговорил Верховский.

Испещрённый корявыми рукописными буквами листок должен был переполошить половину Управы, но… не переполошил. А могло быть и по-другому. И было бы. Всего-то и нужно, что чуть больше власти…

– Витёк, – решившись, окликнул Верховский. Щукин настороженно вскинул голову, почуяв в голосе сослуживца непривычные нотки. – Разговор есть. Найдёшь пару минут?

XXXVI. Закон противоречия

Прокравшийся сквозь задёрнутые шторы солнечный луч прогнал сон за несколько минут до сигнала будильника. По старой привычке, намертво въевшейся во время скитаний по ильгодским дорогам, Яр проснулся мгновенно и полностью, минуя ленивую полудрёму. Потянулся за телефоном: среда, двадцатое июня, без десяти шесть утра. Эти наборы цифр успешно дробили поток времени на осмысленные части, не давая утонуть в текущих мимо днях-близнецах.

– Хозяин изволит позавтракать, – утвердительно, почти угрожающе заявил домовой, просунув морду в приоткрытую дверь. Яр с трудом сдержался, чтобы не прищемить нежити чересчур любопытный нос.

– Прохор изволит мне не указывать, – огрызнулся он, выбираясь из-под одеяла. – Я не хочу есть.

– Да как же! – охнул домовой, целиком протискиваясь в комнату. Каждый раз одно и то же. Когда-нибудь ему надоест. – Утром кушать надо, ещё Николай свет Иванович говаривал, и хозяйка тож…

Яр прикрыл глаза, унимая раздражение. Прохор был одной из двух причин, по которой он не мог избавиться от непомерно огромной квартиры. Старый домовой, привезённый сюда отцом Лидии Николаевны и помнивший несколько поколений семьи Свешниковых, знал слишком много. Однако даже Прохор не имел понятия обо всех тайниках, устроенных здесь прежними хозяевами, и это было второй проблемой. Где-то с полгода Яр перебирал варианты, пока не уверился, что проще всего оставить всё как есть и перебраться на Фрунзенскую набережную. Примерно тогда же он вновь остался один.

– Прохор всё сделал, как велено было, – путаясь под ногами, домовой следом за хозяином выскочил в коридор. – Рубашку нарядную нагладил, ботинки начистил…

– Ботинки я не просил.

– Да как же их не почистить! Надо, чтоб всё как следует было…

– Сделай милость, исчезни куда-нибудь, – в меру вежливо потребовал Яр. Он так и не приучился долго терпеть присутствие настырного домового.

– Пущай хозяин пообещает, что позавтракает!

– Позавтракаю.

– Сегодня!

– Не наглей!

Уловив в голосе хозяина гневные нотки, Прохор наконец внял просьбе и куда-то улетучился. Получив свободу от его общества, Яр умылся и с особенной тщательностью привёл в порядок растрёпанные волосы. Из-за необходимости выглядеть сообразно здешним правилам приличия он острее, чем всегда, чувствовал себя чужим.

Всё нужное – папка с документами, распечатанные плакаты, работа, переплетённая в тиснёную золотом обложку – дожидалось своего часа на письменном столе. Вещи эти смахивали на ритуальную атрибутику, вроде зимних чучелок, какие в Ильгоде с удовольствием жгли в Семарин праздник. Здешним людям не чужды действия, утратившие смысл и превращённые в обряд. В землях к северу от Брая ради права зваться взрослым нужно перетерпеть ночь на капище, а здесь – пятнадцать минут у доски. Это важно. Без этого здесь не позволяют учиться дальше.

Кроме прочего, Яр сунул в рюкзак найденную недавно рукопись. Судя по пожелтевшей от времени бумаге и характерному, очень старательному угловатому почерку, принадлежала она Николаю Ивановичу Свешникову. От изъятия в какое-нибудь секретное государственное хранилище тетрадку спас хитро устроенный тайник, о существовании которого – Яр был почти уверен – не знала даже наставница. Под заурядной клеёнчатой обложкой прятались не только кропотливо записанные наброски расчётов, но и разрозненные заметки обо всём подряд. Николай Иванович немало времени провёл по другую сторону границы и с высоты своей учёности видел там куда больше, чем сам Яр. Его рассуждения иной раз возмущали, иной – завораживали; казалось, полувыцветшие строки говорят голосом непростого в общении, но мудрого собеседника. Отказаться от чтения в пользу других занятий было неимоверно трудно; в дороге или в ожидании эта слабость, по крайней мере, обретала оправдание.

Одежду Прохор и впрямь отгладил безупречно. Нужно, что ли, принести ему мёда – в знак благодарности и примирения… Яр набросил на плечи рубашку и недоумённо уставился на лишённые пуговиц манжеты. Он знал, спасибо наставнице, как устроена здешняя мода, но, закупаясь к защите, как-то не задумывался о подобной ерунде.

– Вот ведь чёрт, – пробормотал он себе под нос и, повысив голос, позвал: – Прохор! Где коробка?

Домовой сей же час явился со шкатулкой в лапах. Артефакты – те, что можно было хранить легально – он прятал где-то в квартире при помощи своих собственных хитроумных чар; Яр и не надеялся самостоятельно обнаружить его укромные уголки. Прохор ревниво проследил, как хозяин ищет среди всякого чародейного хлама что-нибудь подходящее, и не преминул напомнить:

– Не след бы просто так к колдовским вещицам-то прибегать!

– У меня чрезвычайная ситуация, – возразил Яр, неумело стягивая манжету металлическим штырьком. Как и всё прочее в коллекции Свешниковой, украшенные мелкими бриллиантами запонки являли собой шедевр артефактного искусства; тонкий узор чар был настроен на улавливание чужих переживаний. Вряд ли предполагалось, что кто-то станет использовать их всего лишь по прямому назначению. – Не переживай, они легальные. Если спросят, скажу, что, м-м-м, опасался какого-нибудь обмана.

– Как хозяину угодно, – проворчал Прохор, почтительно принимая в лапы запертую шкатулку.

– Всегда бы так.

Но домовой был прав: от артефактов одна морока. Стоило створкам лифта раздвинуться на первом этаже, как левое запястье предупреждающе обожгло сухим жаром. Россыпь бриллиантов вмиг налилась чернотой. Поправив неудачно завернувшуюся манжету так, чтобы металл не касался кожи, Яр воровато огляделся по сторонам. У подъездной двери о чём-то увлечённо судачили соседка-собачница и зачем-то выбравшаяся из своей норы консьержка; обеим не было до него никакого дела. У ног хозяйки потешно валялся на спине лохматый чёрный пёс. Соседка снисходительно посмеивалась, Любовь Ивановна, воркуя, почёсывала собачье пузо – идиллия, да и только. Яр украдкой снова тронул запонку. Нет, не почудилось: артефакт улавливал не радость и не умиротворение, но боль и страх.

– Доброе утро, – нарочито громко сказал Яр, подходя к женщинам.

Обе мигом прервали беседу и повернулись к нему. Консьержка бросила щекотать пса и, охая, выпрямилась. Собака, улучив момент, перевернулась на лапы и отползла к подъездной двери.

– А, Ярослав, здравствуй, – Любовь Ивановна приветливо улыбнулась. – Нарядный какой! Защищаешься, что ль, сегодня?

– Защищаюсь, – отозвался Яр, краем глаза наблюдая за псом. Хозяйка, беззлобно браня питомца, распутывала свившийся петлёй поводок.

– Ну, ни пуха ни пера!

Слабенькую нить спонтанного сглаза он почувствовал так же отчётливо, как до того – жар разогревшегося металла. Мгновенно, почти механически стряхнул её, будто приставшую к одежде соринку. Любовь Ивановна улыбалась всё так же искренне, ожидая принятого здесь суеверного ответа. За спиной запищала подъездная дверь: собачница наконец сладила с любимцем и отправилась на прогулку.

– Ну и зачем? – спросил Яр, поправляя на плече лямку рюкзака. Он прежде не приглядывался к добродушной старушке; она была такой же неотъемлемой частью мира, как ряды почтовых ящиков или потрёпанный ковёр на полу. Вот уже одиннадцать лет. Ничуть не меняясь.

– Что – зачем? – недоумённо переспросила консьержка. В её морщинистом лице не читалось ни злости, ни ненависти.

– Желаете всякого, – выигрывая время, пробормотал Яр.

Какие варианты? Бабушка вполне может быть паразитом, причём не осведомлённым о собственной природе. Или, что хуже, самой настоящей нежитью. Леший побери, хорошо ещё, если пострадать успела только собака!

– Так всегда ж перед важным делом ни пуха желают, – слегка растерянно пояснила Любовь Ивановна – или то, что ею притворялось. – Чего-то воротник у тебя неровно лежит. Иди, поправлю…

Яр перехватил потянувшуюся к нему руку – сухую и холодную. Не может быть, чтобы Лидия Николаевна за столько лет ничего не заметила. Что-то случилось за минувшие два года? Случилось так, что не заметил уже он сам?

– Без резких движений, – сухо предупредил Яр и в лоб спросил: – Вы кто?

– Как кто? – старушка смотрела теперь испуганно. То ли взаправду не понимала, что происходит, то ли, наоборот, очень хорошо знала, насколько он для неё опасен. – Ярослав, ты что? Я ж тебя ещё мальчишкой помню…

Сознания коснулась чужая магия – и тут же бессильно отхлынула. Всё-таки нежить. С нежитью разговор короткий… был бы, если бы не острая непрошенная жалость. Оставлять её здесь нельзя: вдруг в следующий раз под руку ей попадётся совсем не пёс? Сжечь… Яр не раз видел, как Драган без колебаний насылает пламя на неживого, прикинувшегося ребёнком, стариком, женщиной, кем-то родным и знакомым. Леший, он и сам был когда-то способен противостоять тени, кем бы та ни обернулась! Старая консьержка обезоруживающе улыбалась; медлительные секунды скользили мимо. И выбор-то проще некуда: либо она человек, и тогда следует оставить её в покое, либо – нежить, а нежити рядом с людьми не место…

– Отдохните пока, – проронил Яр, наспех сплетая сонное заклятие. Подхватил разом обмякшее тело, холодное и тяжёлое. Нет, если и жечь, то точно не тут, посреди подъезда, у всех на виду…

За порогом отведённого консьержке закутка его нагнала запоздалая светлая мысль, такая простая и ясная. Есть же служба надзора, пусть они и разбираются. Устроив спящую нежить в продавленном кресле, Яр закрыл изнутри дверь, опустил занавески на выходящем в подъезд окошке и торопливо набрал номер. Потянулись гудки.

– Государственная служба надзора, диспетчер горячей линии, слушаю, – сонно пробормотал динамик.

– С добрым утром, – ядовито отозвался Яр. Стрелки на наручных часах показывали начало десятого. – Пришлите, пожалуйста, кого-нибудь. Нужно забрать нежить.

Он коротко рассказал, в чём дело, опустив опасные подробности. Выходило так, что он дождался, пока уйдёт женщина с собакой, и молча обездвижил любительницу полакомиться чужой жизненной силой. Если кому-то взбредёт в голову отсматривать записи с висящих под потолком камер, нехитрая легенда моментально посыплется, но кому это может понадобиться? Здесь ведь никого не убили – так, рядовое чрезвычайное происшествие…

– Принял, – озадаченно сообщил диспетчер, дослушав скупые объяснения. – Существо… э-э-э… не представляет критической опасности?

– Нет. Оно, собственно, спит.

– Вы сможете дождаться наряда?

– Дождусь, конечно. Здесь же люди.

– Скоро приедем, – пообещал диспетчер и попрощался.

Спрятав телефон в карман, Яр огляделся. В тесную каморку вместилось всё нужное для поддержания небогатой на события жизни подъездного стража: кроме стола и кресла, здесь были ещё крохотный холодильник, электроплитка на две конфорки и старенький телевизор, бормотавший что-то о погоде на завтра. На столе лежало брошенное вязание, на подвешенной к стене книжной полке – несколько потрёпанных томиков в мягких обложках. Через высокое окно виднелся утопающий в летней зелени двор. Проверяя догадку, Яр приоткрыл дверцу холодильника. Так и есть: нехитрые припасы сплошь покрыты плесенью, словно про них позабыли несколько месяцев назад. Неживых еда интересует разве что в качестве лакомства, питает их только чужая жизненная сила... Отгороженную занавеской узкую лежанку тоже давно не разбирали: лоскутное одеяло успело покрыться тонким слоем сероватой пыли. Никто не заметил мгновения, когда жизнь оставила Любовь Ивановну. Все, и сам Яр в том числе, просто ходили мимо.

Люди и теперь просто шли мимо, слишком увлечённые собственными думами. Никого не насторожила тишина вместо привычного утреннего приветствия. Яр от нечего делать мерил шагами крохотную комнатушку. Время шло. Около половины одиннадцатого телефон разразился гневной трелью; Яр ответил, не взглянув на экран.

– Зарецкий, где тебя носит? – прошипела трубка голосом старосты. – Ты третьим идёшь, если забыл!

– Переставьте поближе к концу, – посоветовал Яр, не без труда сообразив, о чём речь. – Задержусь. У меня тут происшествие.

Динамик поперхнулся негодованием.

– Какое, нафиг, происшествие?! Кроме тебя, что ли, разобраться некому?

– Представь, Володь, некому. Я, знаешь, сам не особо рад.

– Комиссии я что говорить буду?

– Скажи, что я котёнка с дерева снимаю. Никто не умрёт, если у вас очерёдность сменится.

– А у тебя там кто-то умрёт, что ли?

– Вполне может, – Яр покосился на опутанную чарами старушку. – Я напишу, как освобожусь.

Не дослушав поток ругательств в свой адрес, он сбросил вызов. Надзорщики выбрали именно это мгновение, чтобы появиться; легко обманув домофонный замок, пятеро в камуфляжной форме деловито вошли в подъезд. Яр выглянул им навстречу. Руководила отрядом невысокая сухощавая женщина; она первой осмотрела спящую нежить, озабоченно поцокала языком и условными жестами что-то приказала подчинённым. Поднялась суета.

– У вас есть предположения, что это за подвид? – негромко спросила командирша, отозвав Яра на относительно безопасное расстояние. – Может, какие-то особенности поведения заметили?

– Она себя помнит. Человека при мне не тронула, только собаку. По-моему, она не понимает, что уже умерла, – нарочито безучастно ответил Яр. – Скорее всего, навья. С ними такое… бывает.

– Точно, бывает, – женщина оглянулась на подчинённых, тщательно закутывающих старушку в защитные чары. – Это вы её так усыпили?

– Я.

– А какая у вас категория?

– Пятая. Куда вы её теперь?

– Ну, сначала в виварий… в экспериментальный блок, – командирша виновато улыбнулась, извиняясь за неловкую оговорку. – Если учёные скажут, что она неопасная, на полигон отвезём.

– Понятно, – Яр кивнул, отвечая сразу на сказанное и несказанное.

– А вам она… э-э-э… кем приходилась?

– Никем. Консьержкой, – Яр изобразил усмешку. – Надо как-то сообщить, куда она делась…

– Насчёт этого не беспокойтесь, коммуникации всё сделают, – поспешно заверила надзорщица. – Можете свои контакты оставить? На всякий случай.

Яр молча вытащил из кармана удостоверение. Женщина кропотливо переписала его данные в бланк. Не слишком хорошо, что он напомнил Управе о своём существовании… Но теперь хотя бы не ему выбирать, жить старушке на полигоне вместо привычной каморки или вовсе прекратить существовать. На сей раз – не ему.

Однако не всю жизнь же бегать от выбора!

– Я могу быть свободен? – резковато спросил Яр, как только с оформлением вызова было покончено.

Надзорщица рассеянно на него взглянула, словно удивилась, что он всё ещё здесь.

– Да, конечно. Спасибо за бдительность. Хорошего вам дня.

– И вам того же, – буркнул Яр, подхватывая рюкзак.

На сегодня он был по горло сыт общением с государственными службами.

***

«Проблемы», – кратко сообщило окошко, всплывшее из-под нижнего края экрана. Поначалу эти сигналы тревоги не на шутку пугали, потом заставляли нервно вздрагивать, а теперь не вызывали ничего, кроме раздражения. Человек, в конце концов, скотина терпеливая, ко всему привыкает – дайте только срок.

Начальник отдела магического контроля Александр Михайлович Верховский согнал с экрана уведомление, поправил на галстуке артефактный зажим и отправился разбираться. Если компанейский Щукин не сладил с нравными подчинёнными, значит, без грозного шефа не обойтись. Выглянув из отведённого ему отдельного кабинета, Верховский бегло оценил расстановку сил. Витька танковой башней возвышался над своим угловым столом; выглядел он, мягко говоря, расстроенным. Рядом с ним сгорбился над бумагами тихоня Громов – этот от любых разборок предпочитает самоустраняться, прикидываясь мебелью. Борис Субботин, бывший здешний замначальник и по-прежнему самая надоедливая заноза, недовольно топорщил усы, но от монитора не отлипал. Стало быть, ничего нового: опять Супермен задирает Мелкого… То есть Денис Липатов снова что-то не поделил с Костей Черновым, ходившим в статусе зелёного новобранца никак не меньше года – по крайней мере, Верховский застал его уже в этом состоянии. Бедняга от праведного гнева пошёл багровыми пятнами; Липатов же, того и добивавшийся, открыто посмеивался. Витька терпеть не может эти их перепалки. Его можно понять.

– Что здесь происходит? – миролюбиво спросил Верховский. Покосился на настенный циферблат, затем – на пришпиленный к шкафу лист бумаги с надписью «Уже 5 часов без косяков». – Пора менять цифру?

Липатов, затеявший этот издевательский отсчёт где-то с полгода тому назад, довольно гоготнул.

– Не вели казнить, вели миловать, – паясничая, плаксиво протянул он. – Пытаюсь Мелкого к делу приспособить, а он упирается.

– Вы права не имеете! – запальчиво выдохнул Костя. – Я такой же специалист, как и вы!..

– Только младший, – не без удовольствия припечатал Супермен. – Пока кишка тонка нелегалов ловить, делай, что старшие говорят. То есть собирай задницу в горсть и дуй за едой.

Чума на оба ваши дома! Верховский нарочито медленно поправил узел галстука – он уже усвоил, что эту его привычку нравные подчинённые воспринимают как выражение недовольства – и подчёркнуто вежливо спросил:

– Денис, у тебя каждый день такие проблемы с питанием или это впервые?

Липатов картинно развёл руками.

– Ну, шеф, всякое случается!

– Верно подмечено, – Верховский не спеша прошёлся вдоль кабинета и взял с Витькиного стола растрёпанную папку прошений. – Случается всякое… Вот, к примеру, у человека амулет-детектор ерунду выдавать начал. Съезди и проверь, пожалуйста. По дороге можешь пообедать.

– На артефакты пусть вон Василич едет, – нахально бросил Супермен. Громов испуганно встрепенулся, как и всякий раз, когда слышал упоминание о себе. – Я здесь, товарищ лейтенант, убойная сила. Вот вырвется где-нибудь нежить, а меня нету – что тогда делать будешь?

– Очевидно, искать выход из положения, – выдернув листок из папки, Верховский положил прошение на стол перед носом Липатова. – Сбой детектора может значить всё что угодно, вплоть до новой аномалии. Съезди и проверь, пожалуйста, – раздельно повторил он.

Если не сработает, следующая попытка будет подкреплена явным приказом. Супермен тоже это сообразил и сердито завозился, запихивая в сумку походную аптечку. Щукин наблюдал за ним с тяжким осуждением во взгляде.

– Да небось сдохла дешёвая финтифлюшка, – ворчал Липатов себе под нос, выбираясь из-за стола. – Лучше б куда в метро или в леса… Июнь на дворе…

Верховский молча отлепил от блока чистую ярко-жёлтую бумажку, нарисовал на ней жирный ноль и приклеил на плакат поверх цифры пять. Денис, уязвлённый до глубины души, буркнул на прощание что-то мрачно-пророческое и вышел из кабинета. Субботин проводил его вздохом, едким, как кислотные пары.

– Константин, – как можно мягче обратился Верховский к младшему офицеру. Чернов принадлежал к одной из старых магических династий и от соответствующего воспитания развил чрезвычайную душевную хрупкость; обижать его было опасно для нервов и для карьеры. – Коллега, безусловно, неправ. Но имейте в виду, что иногда взаимопомощь может выходить за рамки служебных инструкций.

Мелкий пристыжённо уткнулся взглядом в клавиатуру и судорожно дёрнул головой – надо думать, кивнул. Вот и славно. На сегодня план по перепалкам выполнен. Бросив взгляд на раздосадованного Щукина, Верховский велел ему зайти и ретировался обратно в логово. Перевёл дух. С людьми чудовищно сложно. Общение с подчинёнными больше всего напоминало перетягивание каната, и справедливый Витька в этом соревновании занимал позицию скорее арбитра, чем соратника. Что ж, он хотя бы был по-прежнему бесхитростно честен.

– Что вот с ними делать? – пожаловался Щукин, едва закрыв за собой дверь. – Из-за такой ерунды разборку устроили…

– Денис так развлекается, – терпеливо напомнил Верховский, усаживаясь за стол. – Потому что знает, что Костя точно среагирует. В следующий раз разводи по разным углам и занимай делом. Заблаговременно. Они там успокоились?

Витька тяжко вздохнул.