Текст книги "Негасимое пламя (СИ)"

Автор книги: Наталья Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 66 страниц)

– Не будет сотки-другой, а? – проникновенно попросил детина. – Пожрать купить. Если не жалко.

Верховский вздохнул и полез за бумажником. Очень хорошо помнил, каково оно, особенно среди зимы.

– Дешёвую не бери, отравишься, – напутствовал он, протягивая бродяге несколько сторублёвых купюр. Как бы мужика в чём-нибудь не заподозрили: зарплату оперативникам безопасности выдают новенькими бумажками одной серии, в уличных кругах такое не любят.

Проситель просиял щербатой улыбкой.

– Вот тебе спасибо! А то холодно, ядрёна макарона, околеть можно…

Что?.. Верховский сощурился, угадывая знакомое в грубых чертах. Страх несбывшегося болезненно царапнул его сквозь ставшую привычной броню повседневного благополучия.

– Типун? – неуверенно окликнул Верховский. Леший побери, да как же его по-настоящему?

Бродяга недоверчиво воззрился на него исподлобья, потом изумлённо выпучил глаза. Узнал.

– Ноготь, ты, что ли? – он прибавил от избытка чувств пару крепких ругательств. – Ну ни хрена себе, ядрёна макарона! Как это ты?.. Мы ж тогда думали – всё, с концами, а оно вон как… Одетый-обутый, при деньгах. Прям человек!

Слова сыпались из него, как горошины из прорванного мешка. Не считая Витьки Щукина, он оказался едва ли не первым за долгие годы, кто был искренне рад видеть Верховского. Это несмотря на то, что в былые времена они безо всяких сантиментов били друг другу морду за какую-нибудь пачку сигарет… Про зажатые в кулаке купюры Типун будто бы вовсе позабыл. Наивная душа, выживающая на неприглядном дне мегаполиса.

– Пошли выпьем, что ли, – предложил Верховский. Должно же возле метро быть хоть одно непривередливое заведение с пристойным пойлом в прейскуранте! – Поговорим в помещении где-нибудь. Холодно.

– Да меня ж не пустят.

– Пустят, – упрямо сказал Верховский. Уверенности в его голосе было больше, чем на душе.

Пустили, пусть и не с первой попытки. Заведение, судя по всему, было той ещё дырой, но поесть и выпить здесь давали, а на облик и запах посетителей обращали внимания куда меньше, чем на платёжеспособность. Типун блаженствовал: ему было тепло, его пустили в чистый сортир, ему дали еды и пива – надо сказать, весьма паршивого. Счастливый, если вдуматься, человек. Старшему лейтенанту магбезопасности для достижения сходного состояния нужно намного больше.

– Ну ты хоть расскажи, что тогда с тобой стало-то, – азартно потребовал Типун, с наслаждением прихлёбывая мутноватое пиво. – Менты отпустили, что ли?

– Не догнали, – Верховский сдержанно усмехнулся. Не рассказывать же прежнему товарищу, что он теперь сам носит погоны – правда, не полицейские. – Нашлась добрая душа, помогла.

– У-у-у, – Типун понимающе закивал. – Посерьёзней ребята под крылышко взяли?

Губы тронула непрошенная улыбка.

– Серьёзней некуда.

– По тебе видать, ядрёна макарона, – отвесил комплимент Типун. – Свезло, значит. Ну, чтоб всем так!

Он звонко стукнул стаканом о стакан Верховского и залпом влил в себя остатки пива – может, впрямь верил, что тост волшебным образом сбудется. Нет, дружище, так не выйдет. Стала бы Лидия выручать начинающего уголовника, не теплись в нём искра магического дара! Да и Управа – отнюдь не благотворительная организация… Типун-то кому нужен? У него всего образования – с трудом оконченных восемь классов, чем он, помнится, всегда гордился. Никакими особыми талантами не блещет, а сам по себе никому не интересен в мире, где всем плевать на всех. За редким исключением.

– У вас как дела? – осторожно спросил Верховский, придвигая к собеседнику загодя купленный лишний стакан. – Ну… с тех пор?

– Как-как… Хреново, – Типун равнодушно пожал плечами. – Хмурого-то повязали тогда, я его с тех пор и не видал ни разу. Мы с ребятами тихо сидели, чтоб не замели под горячую руку… В Медведково перебрались, кантовались как-то. Если б не Нудьга, так бы и сгинули… Царство ему небесное, – он истово перекрестился и испустил скорбный вздох. – Прирезали в шестом году…

– Вот как.

Лучше не рассказывать о судьбе Хмурого. Во-первых, ни к чему расстраивать человека, во-вторых – тогда и о себе придётся кое-что раскрыть. Типун бесхитростно и буднично повествовал о том, как они с Валенком и Рохлей пробавлялись случайными кражами и мелким грабежом, становясь всё осмотрительнее и голоднее под надзором наводнивших город служителей порядка. У Верховского не выходило осуждать бродяг. Во-первых, сам помнил, каково оно, когда пустота в желудке напрочь вычёркивает из сознания любые принципы. Во-вторых, даже служебная макулатура магконтроля великодушно прощает противозаконные применения дара во имя спасения жизни. Определить, чем таскание кошельков из обывательских карманов хуже пальбы огненными стрелами, Верховскому не хватало познаний в лукавой юридической науке. В строгой логике закона не хватало какого-то важного звена – того самого, которое двенадцать лет назад заставило Лидию распахнуть дверь иномарки, спасая от неминуемой поимки законную добычу контролёров.

А хватило бы места в машине, если бы он тогда бежал не один?

– Ты умеешь что-нибудь? – спросил Верховский, прервав излияния Типуна.

Тот изумлённо замолк, сморщил, мозгуя, рано постаревшее лицо.

– Ну… Если стрелять, то нет, – выдал он наконец, понизив голос. – А так… Побить кого-нибудь, подержать… Это могу, это я ого-го!

Верховский утомлённо прикрыл глаза. Ну конечно. О чём ещё он мог подумать?

– Нет, я не про то. По жизни что делать умеешь? Руками работать, строить что-нибудь, грядки копать, мешки таскать…

Говорил – и сам осознавал безнадёжность начинания. О чём может быть речь, если сам он, со своим каким-никаким средним профессиональным образованием, с заново выпестованными Лидией представлениями о правильном и справедливом, с неплохим магическим талантом пригодился сообществу только для того, чтобы раздавать тумаков нежити и нелегалам? Что, станет Типун после всей своей трудовой биографии смиренно мести улицы, имея в сухом остатке примерно тот же, с позволения сказать, уровень жизни?

– А вам там, типа, рабочие нужны? – с сомнением протянул Типун. Не мог понять, к чему клонит собеседник, и оттого нервничал. – Копать, таскать… А-а-а, ядрёна макарона! Ну, это-то да, только я того – машину водить не умею…

– Слушай, – устало перебил Верховский, – я без намёков. Мне нечего тебе предложить, кроме того, что когда-то предложили мне. Честный труд в обмен на сколько-нибудь достойное житьё. Ничего не гарантирую, кроме своей помощи. Если ты… готов приносить пользу обществу.

Типун медленно отложил вилку. Вид у него сделался откровенно испуганный, словно его товарищ по опасному ремеслу вдруг обернулся полицейским под прикрытием. Леший побери, да почти так оно и есть! Поди объясни, как так вышло, если сам старший лейтенант магбезопасности толком этого не понимает…

– Расслабься, – очень спокойно сказал Верховский, почти без труда сохраняя на лице непринуждённую улыбку. – Я ничего плохого тебе не сделаю. Хочешь – помогу устроиться, не хочешь – пойдём дальше каждый своей дорогой.

Типун помолчал ещё, недоверчиво глядя на бывшего товарища. Вздохнул.

– Ядрёна макарона… Так а где ты сейчас? Чего делаешь, если не… Ну?..

– В одной важной конторе, – веско сказал Верховский. – Туда тебя устроить, наверное, не получится, там… своя специфика. Но в Москве куча мест, куда берут буквально всех, – он невесло усмехнулся. – По опыту знаю.

Типун хранил безмолвие. Косился выцветшими глазами, неуютно ёрзал в пластиковом кресле. Верховский не торопил. Ему пришло в голову, что начальству его деятельность может серьёзно не понравиться. Сколько лет он отмывался от прошлого, и вот опять… Ну и леший с ним! Вышвырнут из безопасности – всегда можно уйти чинить телевизоры. Зато Типун станет жить чуть лучше, а может, и не он один…

– Вот уж не знаю, – пробурчал старый приятель, избегая смотреть в глаза Верховскому. – Не знаю, не могу сейчас сказать… Ты уж меня извини, но там же и ребята… Не знаю, – опять повторил он, окончательно растерявшись. Стало его жаль.

– Подумай, – подсказал Верховский. – Потом ещё разок встретимся – поговорим. Часто тут бываешь?

– Ну, мы больше в Отрадном… Это я так сюда – вдруг чего…

– Значит, давай в Отрадном, – решительно постановил Верховский. – Недельки через две, как время появится. Надумаешь что-нибудь до тех пор.

Типун неопределённо дёрнул головой. Как-нибудь справится, даже если сделать скидку на его мыслительные способности.

Самому Верховскому на раздумья давали намного меньше.

XVI. Неодолимое

– Неплохо, юноша, – похвалила Лидия, пряча благосклонную улыбку. Нечего расслабляться, упражнения ещё не закончены. – Теперь радиус десять, угол сто двадцать. Считайте.

Яр сосредоточенно кивнул и прикрыл глаза. Любой другой на его месте уже давно бы вымотался, замёрз и послал к лешему настырную менторшу. В преддверии нового года на столичный регион напали трескучие морозы; с одной стороны, из-за этого приходилось тратить силы, чтобы согреться, с другой – холода и непролазный снег вкупе со значительным расстоянием от кольцевой гарантировали отсутствие ненужных наблюдателей. У Лидии нет права учить Яра пространственной магии, но чему тут учить, если он и так всё умеет? Это всё так, шлифовка навыков. И практикум по аналитической геометрии. Никто ведь не запрещал преподавать юному дарованию математику.

Исчезать и появляться Яр умел превосходно – без потери ориентации в пространстве и неловких шмяканий на задницу после материализации, чем грешили иной раз даже весьма опытные маги. А вот с расчётами что-то пошло не так: ученик промахнулся от намеченной точки метра на три, хоть и выдержал направление. Лидия не без изящества переместилась следом за ним и укоризненно покачала головой. Яр сердито отряхнул джинсы от налипшего снега. Наверняка зол, как упырь, хоть и не смеет показывать.

– Если бы мы практиковались в городе, вы влетели бы в стену, машину или фонарный столб, – сообщила Лидия. – Точность, Ярослав. Сил у вас хватит допрыгнуть до соседней области, но что толку, если по прибытии вы размажетесь о какую-нибудь берёзку? И ведь мы ещё не добавляли третью координату…

Ученик смахнул волосы со взмокшего лба и ядовито спросил:

– У вас только академики сдают на пространственную магию?

– Нет, – Лидия позволила себе улыбнуться. – На четвёртую категорию требуется уметь перемещаться в знакомые места и на сигнал от маячка. Большинство этим и довольствуется… Но ведь мы с вами не будем застревать в развитии, верно?

– Мы лучше где-нибудь посреди сугроба застрянем, – сварливо прокомментировал Яр.

Он порядком устал, пусть и не признаётся из упрямства. Тяжело дышит, раскраснелся, хотя румянец почти невидим на смугловатой коже. Несмотря на пронизывающий ветер, давно снял куртку и расстегнул ворот рубашки. Почему-то тревожно, что простудится. Он-то! Чушь какая…

– Если вас смущают сугробы, – Лидия картинно повела ладонью над снежными наносами, сметая мелкую холодную пыль простенькой стихийной магией, – вы всегда можете воспользоваться своими выдающимися способностями. Или сообщить мне, что устали и хотите домой.

Вспыхнул как спичка. Худо-бедно приучился не демонстрировать обуревающие его чувства, а вот сохранять трезвый рассудок и холодную голову – и близко нет. Жаль; он ведь знает, почему это важно.

– Дальше куда?

– Сейчас решим. Давайте-ка три метра к северу, пять к западу.

Задумался. Лидия, согревая озябшие пальцы, зажгла между большим и указательным яркую золотую искру и заставила крохотный огонёк танцевать в воздухе у самых кромок ногтей. Яр наблюдал с тщательно скрываемой завистью. Столь тонкое искусство всё ещё ему недоступно; так оно и останется, если юный волхв не научится идеально себя контролировать.

Он снова порядком промахнулся. Лидия без труда прикинула дистанцию и демонстративно переместилась точно по заданным координатам, оказавшись в паре метров от взъерошенного ученика.

– Сосредоточьтесь, юноша, – потребовала она, наблюдая, как Яр пробирается к ней через сугробы. – Что вам помешало на сей раз?

– Я был уверен, что север там, – он указал куда-то вправо. Лидия проследила за его жестом.

– Что вас заставило так думать?

Досадливо дёрнул плечом. Должно быть, поторопился, не проверил первую пришедшую в голову мысль.

– Здесь всё равно не понять.

– Правда? – Лидия сочувственно покачала головой и небрежно кивнула на усыпанное серебристыми огнями небо. – Взгляните: Полярная звезда к вашим услугам.

Яр хмуро покосился на небосвод, словно бы задрапированный тяжёлым чёрным бархатом.

– Я плохо знаю ваши звёзды.

– Они почти те же самые, что и по другую сторону границы, – Лидия вскинула руку, соединяя невидимой линией Большую и Малую Медведиц. – Смотрите: звездочёты Ястры располагают здесь Воина, и вот его главная звезда – Ариново Око. У нас она зовётся Полярной. Или, если хотите, есть более яркая, Ан-Ирисси, Веретено. Вон там, в созвездии, которое вы называете Пряхой…

Когда-то она горела наивной идеей кропотливо зарисовать положения ярчайших звёзд по другую сторону разлома и попробовать высчитать разницу в возрасте двух сопряжённых миров. Умела грезить о великих открытиях. Со временем эти мечты сошли на нет; их заместили сперва пустые надежды на то, что всё вернётся на круги своя, а затем – не менее пустые сиюминутные желания. Теперь не осталось и этого.

– Всё равно, – Яр задумчиво оглядел небосвод. – Что-то не так. По-другому, чем… чем я помню.

– Безусловно, различия есть. Более того, они есть даже в ночь одинокой звезды, хотя мы и не видим их невооружённым глазом.

– Что значит – ночь одинокой звезды?

Лидия вопросительно вскинула брови.

– Я полагала, вы знаете. Так называют время, когда можно преодолеть границу между мирами, даже не обладая даром. В эти часы рядом с разломом звёздное небо видно достаточно чётко, поскольку его картины по обе стороны почти совпадают. Явление крайне редкое: я за свою жизнь не застала ни одной такой ночи…

– Как это работает?

Свешникова, раздумывая, склонила голову к плечу. Теорию множественных миров сдают на четвёртую категорию. Закон, однако, позабыл запретить излагать её выходцам из этих самых миров, да и про отдельные занимательные рукописи он совершенно не в курсе.

– Есть теория, что разлом имеет природу скорее временную, чем пространственную, – осторожно сказала Лидия. В памяти на миг воскрес призрак отцовского кабинета: шкафы с фанерными полками, прогибающимися под тяжестью книг, старомодный стол с зелёным сукном, разложенные под настольной лампой черновики статей, ещё не ставшие совершенно секретными… – То, что мы называем мирами, всего лишь разные временные потоки, а разлом – проекция точки их сопряжения. Гравитационная аномалия, как предполагал… один учёный, – Лидия печально улыбнулась. Успел бы отец закончить расчёты, не отвлекайся он на бесконечную череду учеников? – Чем ближе к точке, тем сильнее и хаотичнее искажения в течении времени. Живые и неживые существа из-за них весьма неуютно себя чувствуют. Сам шаг из одного потока в другой – убийственно энергозатратное дело.

– А мы можем позволить себе маленькую смерть, – сумрачно заметил Яр.

– Да, мы выдерживаем шаг через границу. Хотя ощущения, надо сказать, не из приятных, – хмыкнула Лидия. Было время, когда она очертя голову носилась через границу и ничуть не тяготилась дурным самочувствием. – Но в ночь одинокой звезды разлом успокаивается. В непосредственной близости от него потоки времени приблизительно выравниваются в скорости, и пока это длится, перейти из одного в другой не составляет труда.

Яр напряжённо хмурился, осмысляя услышанное. Стоит предложить ему университетский учебник физики или теория относительности слишком сложна для пятнадцатилетнего юноши, пусть даже весьма неглупого? Без этого нет смысла показывать разрозненные отцовские заметки: ничего не поймёт, кроме искусно переложенных на русский язык древних иастейских поэм…

– Почему так происходит? – наконец спросил Яр.

Лидии нравилась в нём эта черта – заглядывать вглубь вместо того, чтобы скользить по поверхности. В сочетании с поистине бараньим упрямством она сделала бы из него превосходного исследователя – в другие времена, в другом мире. Свешникова сдержала горький вздох.

– Пока никто не знает, – и не узнает, если Управа продолжит перекраивать Магсвод под устав святой инквизиции! – Всё, что у нас есть – старые свидетельства и недоказанные гипотезы. Взгляните, – Лидия указала на распластавшегося над горизонтом Дракона, – вот эта звезда – иастейцы зовут её Ас-Сарри, Небесный Пламень – описана как самый яркий объект, видимый вблизи разлома в такие моменты. Это и есть одинокая звезда – звезда одиноких.

Порыв ветра сопроводил её слова протяжным воем. Яр, запрокинув голову, неотрывно смотрел на небо. То ли так падал скудный лунный свет, то ли дело было в нездешних его чертах, но Лидии он показался вдруг старше своих лет. Она не задавалась прежде вопросом, чем заняты его сверстники; навряд ли курсом высшей математики или неисследованными дебрями теоретической магии. Что уж там, саму мадам Свешникову в его годы больше всего интересовало, умеет ли целоваться один подающий надежды отцовский ученик.

– Вы сказали – разные потоки времени, – медленно, не глядя на наставницу, проговорил Яр. – Какова разница?

– В прогрессе общественных систем? Весьма очевидная…

– Нет, – резко оборвал её ученик. Бросив смотреть на звёзды, он обернулся к Лидии; отражение луны в его глазах казалось бледным пламенем. – Если потоки выравниваются только в ночь одинокой звезды, значит, по разные стороны черты время идёт по-разному. Насколько?

Свешникова прикусила язык. Не стоило вообще заговаривать на эту тему! Почти шесть лет всё шло ни шатко ни валко, и вот она сама, собственными руками…

– Я полагала, вы знаете, – беспомощно и оттого зло повторила она. Разумеется, лгала. Знай он на самом деле, не задержался бы здесь ни одной лишней минуты. Может быть, вовсе отказался бы переходить черту. – Там время идёт несколько быстрее. В среднем… если аппроксимировать… примерно… чуть меньше, чем в пять раз.

Яр изменился в лице. Все эти годы он украдкой считал дни, проведённые в чужом мире; прикинуть, сколько времени прошло там, ему не составит труда. Разумеется, рано или поздно он узнал бы, но лучше бы позже, через несколько лет, когда это уже не имело бы значения… Но ведь это не может не иметь значения! Да, ей всё равно, что происходит по другую сторону границы, но ведь не ему же! Как ему может быть всё равно? Почему она ни на миг об этом не задумывалась?

– Мне надо вернуться, – спокойно сказал Яр.

Однажды он это уже говорил. Лидия хорошо помнила: он едва не плакал, злился на неё и на весь мир, сам не знал толком, что ему делать и зачем. Сейчас голос его был холоден, и оставалось только гадать, что за буря бушует в его душе.

– Юноша… Яр, – проговорила Лидия как можно мягче. Чёрт, как чудовищно она перед ним виновата! И во лжи, и в преждевременной правде. – Это опрометчивое решение. Оно не принесёт вам ничего, кроме проблем…

– Проблем! – презрительно бросил Яр. – При чём тут проблемы? У меня долг есть, а я…

Он горько сжал губы. Леший, ему нет и шестнадцати, он ведь попросту не понимает…

– По ту сторону прошло больше двадцати лет, – негромко, чтобы заставить ученика прислушаться, проговорила Лидия. – Может статься, ваши долги раздавать уже некому.

Яр разом помрачнел, и она, к своему ужасу, поняла, что избрала неверный аргумент. Она ошибалась чёрт знает сколько времени, воображая, что хорошо его изучила. Примеряла на него личину здешнего обитателя – вроде рассудительного Авилова или себя самой, сбежавшей однажды от трудностей в уютное болотце рутины. А меж тем Яр не был созданием благополучного мира, приучившего обывателей ставить во главу угла собственное удобство. Леший побери, его воспитывал Драган! И этого человека она пыталась разубедить обещаниями невзгод и печалей?

– Послушайте, – Лидия нарочито зябко повела плечами и искренне обрадовалась, заметив промелькнувшее на лице ученика беспокойство. – Помните, мы как-то говорили о том, что в нашей жизни нет ничего постоянного, кроме клятв? Волхвы всегда путешествовали между мирами и всегда находили себе занятие по обе стороны границы. Здесь вы нужны ничуть не меньше, чем там. Может быть, даже больше…

– Неправда, – решительно отрезал Яр. – Здесь у вас есть ваши службы… Надзор, безопасность. А там есть только мы.

– Тот мир изменился, – возразила Свешникова. – Никто не знает, в какую сторону.

– Нежить из него никуда не делась.

Лидия невесело усмехнулась. Что правда, то правда. Нежить пропадёт с лица земли только вместе с живыми, а атомную бомбу по ту сторону вряд ли успели изобрести.

– Наша работа не ограничивается истреблением нежити, – напомнила она. – Вы можете принести намного больше пользы, если…

– Вы сейчас не об Ильгоде беспокоитесь, – убийственно откровенно отрезал Яр.

– Я беспокоюсь о вас, – честно ответила Лидия. – Раз уж так сложилось, что я за вас отвечаю…

– Так не отвечайте, – он требовательно протянул ей левую руку. – Я верну вам клятву.

Свешникова покачала головой и отступила на шаг.

– Не спешите отказываться от дарованного, – она печально улыбнулась. Дорого досталась ей эта простая истина. – И вообще не торопитесь с суждениями. Гнев и страх – дурные советчики. Давайте вернёмся в Москву и поговорим на свежую голову…

– Я и так много времени потерял.

– Днём больше, днём меньше, – упрямо возразила Лидия. – Вы ведь всё равно не отправитесь в путь с пустыми руками. Это было бы верхом безрассудства.

Яр поморщился, словно она ткнула его булавкой. Обвинение в безрассудстве для него самое болезненное – и самое справедливое. Если гордость возьмёт верх, если проснётся здравый смысл, если мальчик совладает с собственным пламенным нравом… то, может статься, решение его не изменится. У него есть выбор. Он очень, очень хорошо это знает.

– Поедемте, – мягко попросила Лидия. – До разлома всё равно лучше добираться на машине. Вы ведь помните о том, что применять магию вблизи границы опасно?

Яр, помедлив, кивнул. Вот и славно… Есть хотя бы несколько часов, чтобы его убедить. Не дать сделать ошибку, но и не отнимать свободу воли. Не погасить молодое пламя, но и не превратить его в едва тлеющую искру, как случилось с доброй половиной здешних волхвов…

Её никогда всерьёз не заботила судьба разрозненных княжеств и великих империй по ту сторону границы. Ей давно уже стало плевать на собственный мир, утративший будущее, на суетливых минусов, делающих вид, что правят окружающим их хаосом. Чёрт возьми, даже московское сообщество с известных времён почти перестало её волновать! Но к ученику она разучилась быть равнодушной. Отчего-то чертовски важно было знать, что он жив и здоров, что при нём и его быстрый ум, и решительный нрав, и редкой силы могущество. Должно быть, в миг, когда она со всей ясностью поняла, что самой ей ничего уже не сделать с разрастающимся гибельным беспорядком, её прощальный долг Драгану превратился в надежду. В мальчишке из захолустной ильгодской деревни было что-то, чего Лидия не находила в холёных московских волхвах, в напыщенных магах из многовековых династий, в беспокойных исследователях и в суетливых практикантах. Что-то, что Ар-Ассан называл негасимым пламенем.

Ей ни в коем случае не хотелось его погубить.

***

Большую часть неприметного тряпичного рюкзака занимали книги. Бумажные, завёрнутые в целлофан и надёжно упрятанные под всяким хламом, полезным, но не представляющим никакого интереса. В потайном кармане лежало золото – не колдовское, самое обычное, с едва заметными следами плавления там, где прежде стояли пробы. Яр не хотел его брать, пусть даже здесь оно ценилось намного меньше. Будь его воля, он вообще не брал бы ничего, кроме книг.

– Этот разлом крайне неудобен, – обманчиво буднично рассуждала Лидия Николаевна. На губах её застыла фальшивая улыбка. – Мало того, что далеко добираться, так ещё и кругом живут минусы! Не представляю, как они себя здесь чувствуют…

– Мы жили рядом с разломом, – отстранённо сказал Яр. – Нежити было много, а так – ничего необычного.

Лидия Николаевна прекратила улыбаться.

– Если не ошибаюсь, именно прогулка к разлому коренным образом изменила вашу жизнь, – негромко проговорила она.

Яр усмехнулся в ответ.

– Дважды.

Наставница – она всё ещё оставалась его наставницей – остановилась меж деревьев, похожих на лишённые плоти почерневшие костяные остовы. Невесомые белые хлопья безмолвно опадали на землю, одетую в снежный саван. Сейчас середина зимы, мёртвое, ничейное время. Даже буянившая недавно нежить сидит по своим норам и лишний раз не выходит на свет, лунный ли, солнечный.

Но это – здесь.

– Я не пойду дальше, – глухо сказала Лидия Николаевна. – Надеюсь, вы простите мне малодушие.

Кто он, чтобы её прощать? Яр почтительно склонил перед нею голову. Пусть наставница и мнила иным его путь, она слишком многое ему даровала, чтобы не испытывать к ней благодарности. Она и впрямь великая волшебница; в Ильгоде о ней сложили бы песню, а может, и не одну. В прежней Ильгоде.

– Спасибо вам, – искренне сказал Яр и растерянно смолк. Слова потерялись, истаяли, как снежинки на разгорячённой коже.

– Отблагодарите меня несколько более весомо, юноша, – Лидия Николаевна тепло улыбнулась. – Храните в памяти мои уроки, не продавайте дёшево свою жизнь… и заглядывайте ко мне. В любое время. Престарелые тётушки любят поить гостей чаем и слушать удивительные истории.

– Вы не похожи на престарелую тётушку, – Яр невольно улыбнулся. Она иногда выпрашивала похвалу вот так, исподволь, и всякий раз потаённо радовалась, когда он следовал правилам этой игры. Впрочем, нельзя сказать, что он не был с ней честен. – Я приду. Когда закончатся книги.

Наставница насмешливо хмыкнула.

– Вы могли бы притвориться, что имеете в виду со временем по мне соскучиться. Впрочем, к чёрту. Помните: в этом мире есть место, где вам всегда будут рады.

Всегда будут рады… Ему мечталось когда-то, что его станут встречать с ликованием и почестями везде, куда бы он ни пришёл. Так, как встречали Драгана. Этого не будет, теперь всё по-другому… Лидия Николаевна неподвижно стояла между деревьев, глядя ему вслед – точь-в-точь так же, как когда-то старик Белогородский. Яр уходил на две сотни дней, а прожил здесь почти шесть лет, и долгих, и торопливых, наполненных диковинным и неведомым – таким, какого не было ни в Ильгоде, ни в целом мире по ту сторону границы. Может статься, и в родных землях найдётся место здешним чудесам, ведь для них совсем не нужны чары…

Неприметный древесный ствол дрогнул и раздвоился в бледном лунном свете. Долговязый лесовик заступил Яру дорогу; он пошатывался на длинных ломких ногах и беспокойно скрёб правый бок, весь поросший лишайником. Глаза у неживого были сторожкие.

– Нельзя сюда, – воровато оглядывась, сообщил лесовик. – Не след. Не ходи.

– Я здесь по праву, – возразил Яр. – Хочу уйти через черту.

– Куды тут уйдёшь-то! – лесовик в ужасе замахал лапами-ветками. – Погибель там, как есть погибель! Не ходи, парень, жив останешься!

Яр возмущённо фыркнул.

– Кто только тебя стражем поставил? Волхва от ведьмака отличить не можешь!

Неживой озадаченно поскрёб в затылке.

– Да леший наш и поставил, – простодушно признался он. – Говорит, стеречь надо, чтоб никто не ходил. А ты что ж, парень, взаправду из волхвов будешь?

Вместо ответа Яр зажёг над ладонью искристое волшебное пламя. Лесовик отпрянул, заворожённо уставился на огонь; должно, давно не видал. Никакой он не страж. Так, пугало для грибников…

– Вот диво-то, – потрясённо проговорил лесовик. – Врут, сталбыть, что перевелась ваша порода?

– Стало быть, врут.

– Да-а-а, вот уж не угадаешь, какие чудеса в свете бывают, – философски заметил лесовик и почтительно отступил в глубокий снег. – Ступай, волхв. Лёгкой тебе дороги.

Это он зря: лёгкой дорога не будет. Как и прежде, разлом тянул к себе, будоражил стучащую в висках кровь. Так и хотелось сорваться с места, бегом броситься к холодной черте. Яр задрал голову, разглядывая ночное небо сквозь сетку оголённых ветвей. В морозной вышине реяли бледные призраки звёзд, сразу зимних и летних; одни неподвижно сверкали среди непроглядной черноты, другие скользили сквозь предрассветный сумрак. По ту сторону разгорается ранняя заря. По ту сторону минуло два десятка лет…

В миг, когда всё вокруг умерло, ему показалось, что в его власти обуздать струящееся мимо время. Словно могло быть так, чтобы у древней межи его ждал одинокий мальчишка, напуганный встречей с грозным стражем границы. Что он тогда сказал бы? Предостерёг? Поощрил?.. Он сам не понимал толком, сколько в его доле горя, а сколько – счастья. А сколько было бы, откажись он идти с Драганом? Как теперь узнать?

Повеяло теплом. Яр зажмурился, замер на несколько мгновений, прогоняя подступившую к горлу дурноту. К этому можно привыкнуть, как можно привыкнуть к боли или к изнурительному труду. Пахло нарождающимся летом: молодой листвой, влажной, напоённой вешними водами землёй, свежей утренней росой. Где-то впереди, поодаль от разлома, на разные голоса пели птицы. Стараясь ступать бесшумно, Яр сделал несколько осторожных шагов прочь от холодной черты. Вот могучие старые вязы, вот разросшаяся крушина; вот полянка, посреди которой торчит выломанный бурей пень. Заворожённый ожившим сном, Яр приблизился к торчащей из земли коряге. Того и гляди примерещится безутешно плачущая девчонка, а с нею и стерегущая границу тень…

Внутри подгнившей коры не было ничего. Время, влага и жучки выели всё, что осталось от сломанного когда-то дерева, и оставили лишь бесплодную пустоту. Страж не появится: его дело – встречать тех, кто идёт к границе, а не от неё. «Почто пришёл, волхв?..» И правда, почто?

Яр сбросил с плеч куртку и убрал в рюкзак. Его одежда и без того лишь отдалённо напоминает здешнюю, а мягкая, искусно выделанная кожа подавно не по карману одинокому молодому страннику. Из юной зелени выглянули сероватые шесты изгороди, похожие на торчащие из земли когти. Цветные ленты, расписанные заклинаниями, едва шевелились на слабом ветру. Яр пригляделся: они поблекли и истрепались, начертанные на ткани буквы расплылись от дождевой влаги. Бессильно трепетали истончившиеся синеватые ниточки чар. Тот, кто сплетал их, пытался уберечь живых от обитающей в лесу нежити и от напастей, которыми грозила холодная черта. Неведомый колдун не знал, что сама близость разлома сводит на нет все его труды. Яр зачем-то тронул кончик одной из лент; ткань в его пальцах рассыпалась на волокна. Мелкая сухая пыль растворилась в прохладном воздухе.