Текст книги "Негасимое пламя (СИ)"

Автор книги: Наталья Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 66 страниц)

– Он прмкрывал контрабанду, – Липатов небрежно пожал плечами. – Следствие его расколет, не сомневайся. Опоздал ты, Стажёр: без тебя всё успели.

Не всё. Вот, к примеру, не связали контрабандистов с делом о некромантии. Но это сейчас не имеет значения; важно другое. Липатов всё это время шёл к той же цели другими тропами, запутывая следы и не подпуская к ней никого вперёд себя. Значит, нельзя было подпускать. Значит, его изыскания должны были оставаться тайной – в первую очередь от тех, кто стоит на страже порядка. Значит, он действовал вовсе не как офицер магконтроля.

– На кого ты работаешь? – спросил Яр.

Он не ждал прямого ответа, но рассчитывал, что клятва заставит Липатова добавить крупицу истины даже в лукавые слова. Получить бы недостающую подсказку – а додумать остальное Яр как-нибудь сумеет…

Взвыл ветер, швырнул в лицо пригоршню обжигающе-холодных снежных хлопьев.

Липатов медленно, словно нехотя разомкнул губы. Сквозь полупрозрачную завесу вьюги Яр видел, как на его лице проступает мрачная усмешка. Отступник что-то придумал, нашёл брешь в западне, а хрупкая защита клятвы падёт, как только он ответит на последний вопрос… Яр вскинул руку, гадая, каким будет удар.

Голос волхва по имени Юрий перекрыл вой метели, легко пронзил сплошную снежную пелену.

Яр не поверил своим ушам.

– Я отказываюсь отвечать, – коснулись слуха самоубийственные слова.

***

Потолочные лампы пригасли на несколько мгновений, погрузив палату в серый дневной сумрак. Терехов обеспокоенно покосился на них и не отводил взгляд, пока свет не вспыхнул с прежней силой. Неужели боится темноты? Абсурд…

– Я не знаю никого по фамилии Подлесный, – бесстрастно сказал Верховский. – Этот человек хотя бы принадлежит к сообществу?

– И да, и нет, – начальник магбезопасности нервно усмехнулся. – Он уже много лет живёт по подложным документам. Как вы догадываетесь, я принимал в этом обмане прямое участие.

Пожалуй, что сходится. Непонятно только, что заставило матёрого нелегала назвать Зарецкому своё настоящее имя. Впрочем, Денис Липатов, он же – Юрий Подлесный, умеет и любит шокировать окружающих; может быть, ему попросту потребовалось отвлечь внимание противника посреди потасовки.

– Что же с ним такое случилось? – полюбопытствовал Верховский. – Понадобилось незапятнанное имя, чтобы устроиться в контроль?

Терехов хрипло рассмеялся.

– Нет, здесь не хитрость, а, скорее, экстренная необходимость. История до крайности нелепая. Он попытался обмануть офицера во время замены присяги, – бывший контролёр царапнул подлокотник кресла крепкими желтоватыми ногтями, словно собственные слова причиняли ему физическую боль. – Так сложилось, что проще всего было объявить Подлесного мёртвым и выправить ему новые документы… Он ведь полезен, несмотря на некоторые наклонности. И потом, мне нужен был человек среди ваших. У вас ведь наверняка есть люди в моём отделе.

Нет. Верховский никогда о таком не задумывался. Ничего не изменилось: он по-прежнему не умеет работать с людьми. Когда всё закончится, он непременно напишет заявление. Пусть контролем руководит удобный Субботин. Да хоть Костик, всё равно будет лучше, чем сейчас…

– Вас устраивало работать с убийцей? – холодно спросил он. В этом вопросе не было необходимости – только жгучая боль от уязвлённого самолюбия.

Терехов пытливо сощурил единственный здоровый глаз.

– На моей должности так или иначе приходится работать с убийцами.

– Оперативники отчитываются за каждый труп, – напомнил Верховский. – Подлесный доложил вам об убийстве моего заместителя?

Квадратное лицо безопасника стремительно побледнело. Что, испугался? Заглянул в пропасть, от которой лицемерно отворачивался долгие годы? Можно пользоваться отпетым головорезом, но не стоит тешить себя иллюзией, будто он послушен и предсказуем… Верховский потёр вспыхнувшие зудом костяшки пальцев. Сам он не слишком ли верит в надёжность Феликса?

– Я не знал, – проронил наконец Терехов. – Это… это его рук дело?

– Я допускал, конечно, что стажёр мне врёт, – с небрежной откровенностью бросил Верховский. – Вы скажете, что это самодеятельность. Я поверю. Вы и без того достаточно виноваты.

– Вы тоже будете виноваты, если ваш нелегал…

– Вы не отличаете вероятность от свершившегося факта? – рявкнул Верховский. – Пора бы уже, с третьей-то категорией!

Повисла звенящая тишина. Ну, что теперь? Вязать этого чистоплюя и волочь в каземат? Да он и так всё рассказывает, не пытаясь отпираться. Он напуган до полусмерти, хоть и старается изо всех сил выглядеть слегка споткнувшимся хозяином положения.

Он… полезен.

– Вы допустите меня к Громову, – велел Верховский тоном, не предполагающим возражений. – И отдадите в моё распоряжение отряд оперативников. Проверенных, не желторотиков.

– Для чего?

– Найду им занятие, – Верховский усмехнулся и поднялся на ноги. – Или вы думаете, что мне нечего сказать собственному офицеру?

Громов расколется, в этом можно не сомневаться. Достаточно намекнуть, чем на самом деле занимаются в «Технологиях будущего» – и трусливый знаток артефактов в страхе перед высшей мерой непременно выберет путь сотрудничества со следствием. Такие не стремятся героически умереть за свои идеалы, а тут и идеалов-то никаких нет – один только низменный шкурный интерес.

– Перекрыть каналы контрабандистам крайне сложно, – снова завёл Терехов. Наткнулся взглядом на лицо собеседника и мигом свернул агитацию. – Хорошо, будь по-вашему. Вы собираетесь заняться только Валерием Громовым?

– Разумеется, нет, – Верховский демонстративно поправил манжету на левом запястье. – Ещё решу, что делать с вами. Отдохните пока здесь… Подумайте, что скажете в своё оправдание.

– Я и так знаю, – проговорил Терехов тихо и как-то печально. Рукав он, тем не менее, покорно закатал. – Но вы не станете слушать.

– Почему? Я постараюсь быть приятным собеседником и – как вы сказали? – руководствоваться чувством справедливости, – хмыкнул Верховский. – Расскажете мне, что, когда и зачем делал этот ваш Подлесный. Давайте руку.

– Вы не представляете, во что вмешиваетесь.

– Зато вы представляете, – Верховский брезгливо взялся за липкое от холодного пота запястье. – Я бы ещё послушал в подробностях про старые методы работы магконтроля. Мой, как вы выразились, нелегал уже поведал кое-что любопытное. После такого трудно удивляться, что вас не пугают никакие… наклонности.

– Мы делали то, что должны были делать, – без капли раскаяния сказал Терехов. – Спокойствие в сообществе пришлось покупать дорогой ценой.

– Про это тоже расскажете, – заверил его Верховский. – Заодно ознакомите меня с современными расценками.

– Оставьте всё как есть, – едва ли не взмолился Терехов. – Уверяю вас, пара дней – и всё разрешится, достаточно просто не мешать.

Пара дней… За пару дней всё может сорваться в пропасть. За пару дней контрабандисты бесследно уйдут в тину, а какой-нибудь не слишком принципиальный учёный доведёт до ума образец «дурман». Не говоря уж о том, сколько погибнет, случайно подвернувшись под руку самозваным блюстителям порядка. Верховский с фальшивым сожалением покачал головой.

– Непозволительная роскошь.

– Вы ведь семейный человек. Неужели не боитесь за супругу? – квакнул Терехов. – Она прошла такой непростой путь, оборвала ради вас все связи… Вы её отблагодарите, поставив под угрозу её жизнь и здоровье?

– Это мы добавим к клятве, – процедил Верховский. Жгуче захотелось выкрутить Терехову руку – так, чтобы тот мог только выть от боли. Что там ещё осталось в рукаве? Бродяжья молодость? Застарелые вины?

– Вы переняли непреклонный нрав вашей покровительницы, – Терехов елейно улыбнулся. – Знаете, между прочим, какими путями она составляла свою знаменитую коллекцию артефактов? Или настолько интимными тайнами она с вами не делилась?

– Либо вы клянётесь, либо я закончу разговор.

Пусть только попробует заикнуться, что его заставили клясться. Терехов, впрочем, всё прекрасно понимал – и не желал проверять, что имелось в виду под окончанием разговора. Он действительно боялся.

Нервно вздохнув, начальник магбезопасности наконец заговорил.

***

Липатов убрал ногу с половицы.

Он не спешил отбегать в сторону: на нём всё ещё висела клятва не ценить своей жизни выше чужой. Он всего лишь дал обеим жизням одинаково ничтожную цену.

Кожу холодным огнём обожгли чары личной связки.

Над головой оглушительно затрещало дерево. От стремительного, почти не рассчитанного пространственного прыжка закружилась голова. Яр сбил Липатова с ног, следом рухнул сам, перекатился по полу, цепляя занозы. По ушам ударил грохот; задрожали, ломаясь, хлипкие перекрытия. В висок врезался тяжёлый кулак. Яр взвыл, давая выход скопившейся боли. Почти вслепую перехватил чужое запястье, отчаянным рывком опрокинул грозно нависшего над ним человека. Проиграть схватку с теперь уже почти минусом? Ну нет, только не сейчас…

Мощный толчок в плечо отшвырнул Яра к пролому. Леший побери! Сил у него, может, и больше, но он по-прежнему легче коренастого противника – и тот об этом прекрасно помнит. Доски, надломленные упавшей балкой, охотно осыпа́лись вниз влажноватой трухой. В два удара сердца Яр вскочил на ноги и отпрыгнул от расширяющейся пасти пролома. Липатов налетел на него, как бойцовый петух, но на сей раз врасплох не поймал. Оба увязли в глухом противостоянии; один тянул к зияющей пропасти, второй – прочь от ненадёжной кромки. Опыта Липатову хватало: он не позволял Яру ни толком высвободить руки, ни сосредоточиться на заклятии. Казалось, он сам не против провалиться в клыкастую тьму, лишь бы утащить с собой и врага тоже.

Но Яр не мог позволить ему погибнуть.

Негаснущее волшебное пламя прокатилось волной по напряжённым мышцам. Совсем немного, малая частица того, дремлющего… Достаточно, чтобы оттолкнуть противника в глубь укоротившегося коридора; слишком мало, чтобы навредить. Сама наставница не нашла бы, к чему придраться. Яр взмахнул ладонью, накрывая Липатова сетью. Тут же, пользуясь передышкой, прижал к уху телефон. Страшась худшего, вслушался в сквозящие пустотой гудки.

Нет. Всё в порядке. Всё хорошо. Очередная прогулка над пропастью волей случая не закончилась падением.

Что ж, здесь тоже всё кончено. Бывший волхв не сумеет стряхнуть крепкие нити чар. С ним теперь справится даже самый неумелый оперативник…

Леший, нет! Ни в коем случае нельзя вызывать оперативников!

Яр механически шагнул к стреноженному противнику. Казалось, пол осыпается прямо под ногами. Липатова нельзя ни сдавать правосудию, ни вовсе подпускать к сообществу. Здешние маги не знают, как можно лишиться дара. Предъявить им угасшего волхва значит разбить вдребезги хрупкую тайну, оберегающую царящий среди одарённых зыбкий покой. Не выйдет даже исполнить данное Верховскому обещание…

– Ну, давай, – сипло каркнул Липатов. Лицо его, озарённое слабым золотистым сиянием, казалось мертвенно-бледным. – Спроси ещё разок. Заставь меня говорить.

– Нет, – Яр качнул головой. Слова срывались с губ летучим белёсым паром. – Ты клялся молчать.

– Умный щенок, – выдохнул Липатов и хрипло рассмеялся. – Если меня убьёт клятва, ты рук не запачкаешь. Ну, хочешь что-нибудь узнать?

Яр молчал. Секунды вязко растягивались в вечность. Ледяной сквозняк хлестал по спине мокрой снеговой плетью. Сердце гулко колотилось в груди, сбивая с ритма и без того беспорядочные мысли.

– Испугался, а? – с фальшивым сочувствием спросил Липатов. – Чистюля… Сам-то понял, чего боишься?

Слова с трудом достигали разума, словно им приходилось продираться сквозь пургу. Медленно и неотвратимо вызревало решение. Дурное, лживое, опрокидывающее казавшиеся незыблемыми принципы. Да что уж там – не впервой ими поступаться…

– Ты моё место займёшь, – презрительно выплюнул Липатов. – Уже почти и занял – вон как рвался… Тогда носик морщить не получится. Будешь людское дерьмо разгребать, как я разгребал. Научишься всех любить и прощать… Сломаешься – сдохнешь. Не сломаешься – тоже сдохнешь, только больнее будет. И не денешься никуда, Стажёр, потому что больше некому…

– Есть кому. Всегда есть, – Яр покачал головой. Как объяснить ослеплённому блеском волшебного пламени, что отнюдь не тайный дар возвышает человека среди себе подобных? – Отвечай мне правдиво, если это не запрещено клятвой. Зачем ты убил Щукина?

– Он тебе верил, – просто сказал Липатов. В его широко раскрытых глазах отражались бледные искры снегопада. – И тогда поверил бы. А мне нужна была моя свобода.

– Почему Лев Субботин?

– Крутился поблизости. Я принимал у него гражданские клятвы, я же их ему и вернул. Он и без внушения готов был на многое… Лишь бы поперёк папкиной воли…

– Где он сейчас?

– Не знаю. Собирался домой за каким-то хреном.

Домой. Мишка поехал именно туда… Ладонь непроизвольно скользнула в карман за телефоном. Нет, Старов сказал, что всё в порядке… Нет резонов ему не верить…

Здесь ещё осталось дело. Тяжкое. Невыносимое. Необходимое.

Глубоко вдохнув колкий ледяной воздух, Яр заговорил. Слова его, переплетаясь с чарами, необратимо отнимали у Липатова кусочки памяти – все, связанные с волшбой, с совершёнными преступлениями, с загадочным нанимателем. Замещали годы половинчатой службы в отделе контроля случайными обывательскими воспоминаниями. Впечатывали в сознание неприятие самой мысли о том, чтобы причинить кому-то вред. Ненадёжный запрет; его сорвёт первое же глубокое потрясение. Не в силах волхва перекроить на свой лад то, что составляет самый стержень личности, но можно хотя бы поглубже спрятать опасное, защитить от принесённых когда-то клятв… Закончив заклятие, Яр вытащил из кармана бумажник и вложил в ладонь растерянного Липатова туго свёрнутые купюры – все, какие нашлись. Коснулся чужого виска, восполняя отступнику исчерпанные схваткой силы. Перевёл дух. Ещё одна вина в копилку.

– Уезжай куда-нибудь, – устало посоветовал Яр. Дыхание вырывалось из груди прерывисто, будто после долгого бега. – Подальше от Москвы. Найди себе там достойное занятие.

Липатов неуверенно дёрнул головой – должно быть, кивнул. Потерянно огляделся по сторонам. Ах ты, леший, все пути вниз ведь разрушены…

– Дай мне однократное разрешение на применение пространственной магии, – приказал Яр, вновь прибегнув к внушению. – И забудь об этом, как только окажешься на улице.

Он следил за каждым шагом человека, который несколько минут назад был ему страшным противником. Дождался, пока тот скроется в складках снежного полотна, за изгибом заметённой просёлочной дороги. Вьюга стремительно заглаживала отпечатки ног на сплошной белой пелене. Остался всего один след, и Яр знал, как его спрятать.

Прижав ладонь к полусгнившему бревну, он вызвал к жизни язычок пламени – самого обычного, не волшебного. Сырое дерево занималось долго, неохотно. Равнодушная стихия обжигала кожу, не давая забыться. Яр терпеливо ждал, пока огонь целиком охватит руины, не позволял ему угаснуть и следил, чтобы разгулявшийся ветер не перенёс искры на подступающий к усадьбе лес. Окрестные жители не спешили спасать нехороший дом; может, и вовсе ничего не заметили в густом снегопаде. Забытое гибнет в тишине.

Белые хлопья сыпались с неба, и вперемешку с ними опадал мёртвый серый пепел. День догорал в свирепом голодном огне.

LIX. Право на забвение

– Говорю под персональную ответственность, – мрачно и веско произнёс Ярослав. Он был бледен, но угрюмого взгляда не прятал. – Липатова больше нет. Я вынудил его нарушить клятву.

– Вот как, – отозвался Верховский, чтобы не молчать. За окнами логова утомлённый ветер проносил сквозь пятно искусственного света комковатые снежные хлопья. – Хорошего мало.

– Знаю, – Ярослав отвёл наконец взгляд. Он сидел, ссутулившись и упершись в колени чёрными от сажи локтями; перепачканные золой ладони накрепко сцепил и держал подальше от устилавших стол бумаг. Нервничал. Верховский и сам нервничал, но не показывать же перед подчинённым… – Миша сказал, Субботина взяли живым. Младшего.

Верховский, помедлив, кивнул.

– Верно.

– Можно мне с ним увидеться?

Зачем? Заработать ещё пару синяков для симметрии?.. Верховский волевым усилием отогнал нахлынувшее раздражение. Да, именно так – раздражение, и ничего больше. Слишком устал ужасаться за последние дни.

– Это вряд ли, – спокойным тоном сказал он. – Сейчас не то время, чтобы выпрашивать встречи в обход протокола.

Сказал – и сам себя выругал за лицемерие. Притихший, обвешанный клятвами Терехов перечить не посмеет, только нет никаких сил заниматься прихотью младшего офицера. Верховский битых три часа провёл, вытягивая крупицы сведений из вусмерть перепуганного Громова; ещё час ушёл на инструктаж для оперативников во главе с Ерёменко. Первая на памяти Верховского жертва «дурмана» от такого поворота дел напрочь растерялась, словно получила ещё одну боевую дозу; должно быть, до последнего распоряжения Терехов отдавал диаметрально противоположные приказы. На безопасников даже злиться толком не получалось. Сам таким был: куда сказали – туда побежал, а обо всём остальном уже подумали за него.

Надежды на парней всё равно мало: не успеют они за остаток ночи переловить контрабандистов и вытрясти из них имена заказчиков. Это не повод ничего не делать, но самое главное, самое опасное и непредсказуемое ускользает сквозь пальцы, как вязкая болотная жижа…

– Тогда хотя бы добейтесь для него пожизненного заключения, – Ярослав нарушил долгое молчание, и слова эти дались ему нелегко. Костяшки переплетённых пальцев побелели под чёрно-серой грязью. – Хватит уже смертей.

Верховский откинулся в кресле и на несколько мгновений прикрыл глаза. Неужто племянник Лидии дал-таки слабину?

– Михаил всё тебе рассказал?

– Да, – просто ответил Ярослав и умолк. Посчитал, что сказал достаточно.

Так оно и есть, леший побери. Чего ещё от него ждать? Это, в конце концов, его тётка выдернула дурно воспитанного профана из-под носа у управского правосудия. Только слишком уж разные тут ставки.

– И что я должен сказать следствию? – прохладно поинтересовался Верховский, старательно не пуская в голос упрёк.

– Что он попал под дурное влияние, – уверенно сказал Зарецкий. Подумал немного, словно решая, нуждаются ли его слова в пояснениях, и осторожно прибавил: – Я когда-то знал человека, до которого дело было только… ну, в общем-то, головорезу. Так вот, он не был жесток сам по себе. Просто не знал, что можно по-другому.

– Что с ним стало?

– Не знаю. Вряд ли что-то хорошее, – Ярослав снова взглянул в лицо начальнику, на сей раз – просительно. – Пожалуйста, попробуйте. Если не выйдет, я вас винить не буду.

Как великодушно!.. Верховский не жаждал ничьей крови, но – убедить судей смягчить приговор, когда так удачно складываются обвинения и все доказательства налицо? Разве что цистерну «дурмана» позаимствовать в «Технологиях будущего».

– Попробую, – с тяжёлым сердцем пообещал Верховский. – Но многого не жди.

– Понимаю. Спасибо, – Ярослав уважительно склонил голову. Странноватый жест для гордеца… Да он и не гордец. Нахал – это да, но не себялюбец и не спесивец. В отличие от покойного теперь Юрия Подлесного. – Новости обсудим сейчас или завтра с утра?

– Завтра с утра будет поздно, – Верховский, поддавшись порыву, положил перед подчинённым нарядный управский циркуляр. Со Старовым он этой нечаянной радостью не делился, отпустил парня на заслуженный безмятежный отдых. – Общественное собрание затребовало внеочередной созыв Магсовета. Восьмого числа, в двенадцать часов.

– Распустят? – проницательно предположил Зарецкий. Он не касался документа, опасаясь запачкать копотью гербовую бумагу, но цепким взглядом пробежал цветистый официальный текст.

– Не исключено.

Ярослав обеспокоенно свёл брови к переносице. Он, конечно, не наблюдал утренние метания Авилова по этому самому кабинету, но и без того нетрудно догадаться, чем пахнет дело. И хуже всего – вырисовывающийся впереди тупик. За какую ниточку ни ухватись, все обрываются, не успев толком свиться.

– Надо проверить членов собрания, – заявил Зарецкий. Он по-прежнему хмурился на бумагу, словно надеялся, что та сама выдаст стоящие за ней тайны. – Кому из них выгодно разогнать Магсовет?

– Не всё так просто, – Верховский с сожалением покачал головой и придвинул к подчинённому утренний выпуск «Зеркала». – Смотри. Эта статейка сегодня у всех на устах. Собрание не может не отреагировать, иначе разгонять будут уже его.

– Кто её написал?

– Поди пойми. Журналисты пишут под псевдонимами.

– Есть такое, – Зарецкий задумчиво перевернул страницу, оставив на сероватой бумаге густо-чёрный след. – Можно заберу?

– Бери. Этим нынче вся Управа завалена, – Верховский сдержал усталый вздох. – Расскажи, что удалось узнать, а потом домой. Не обсуждается, – он повысил тон, заметив, что подчинённый вознамерился спорить. – Если к утру что-нибудь прояснится, ты будешь нужен свежим и полным сил.

Ярослав выразительно хмыкнул, но вслух возражать не посмел. Без новых вводных двигаться ему некуда; волей-неволей придётся подчиниться. Верховский внимательно выслушал скупой на подробности рассказ младшего офицера – скорее из вежливости. Каких-то пару часов тому назад цены бы не было этим сведениям. Зарецкий и сам понял, что опоздал. Додумался он и до того, что Верховский предпочитал не озвучивать: это ведь его, Ярослава, дерзкая идея с вылазкой вылилась в итоге в повод к злосчастной статье, а выходка со снотворным котом превратилась на газетных страницах едва ли не в нападение высшей нежити. Запретить бы ему любые попытки явиться с повинной… Идея-то, может, и его, а дал на неё добро начальник. Начальнику и отвечать. Правда, начальником он после этого останется недолго.

Выпроводив наконец младшего офицера, Верховский пробудил ото сна умиротворённо гудящий компьютер. Леший его знает, будет ли ещё шанс, а Феликсу он сегодня крепко задолжал. Как минимум, жизнь Старова. Досье Владислава Журавлёва, числящегося пропавшим без вести, не успело ещё уйти в служебные архивы; со знакомой фотографии устало смотрел почти неузнаваемый, тощий и кудрявый юный Феликс. Фото, должно быть, осталось с первичной проверки – а на аттестацию парень уже не явился… Коснувшись кварцевого кристалла, предупреждающе блеснувшего рыжим светом, Верховский вписал в графу «дата смерти» далёкий февраль двухтысячного. Леший знает, почему именно эту дату. Будто бы так можно отменить всё то, что с тех пор натворил нелегал…

Зарецкий прав: хватит смертей. Эта, фальшивая, пусть таковой и останется.

Время подбиралось к полуночи. На столе высилась неряшливо сложенная стопка исписанных листов – следы попыток что-то сообразить. Всё, что мог, Верховский из них уже выжал. Ни Михаил, ни Ярослав не принесли ничего нового. Вызывающе красивый циркуляр насмешливо поблёскивал водяными знаками. С ним ничего нельзя сделать, он уже есть. Тлеющий фитиль не потушишь; можно разве что устроить встречный взрыв, не менее мощный, но управляемый… Дело за малым: определиться с направлением и раздобыть подходящую бомбу. Сущий пустяк.

Верховский погасил лампу и встал из-за стола. Даже если он не сделает ничего, завтрашний день мирным не будет. Сообщество уже расколото. Победит ли собрание или совет – неважно; всё равно останутся недовольные, чей гнев несложно раздуть и направить в нужное кому-нибудь русло. Зачинщики неминуемо объявятся, выдадут себя хотя бы тем, в какую сторону погонят разрушительную волну, но тогда уже станет слишком поздно. И чем их спугнуть? Предъявить обществу проколовшегося на преступных методах Терехова? Так это гвозь в крышку гроба для Авилова, на чью бы мельницу ни лил воду нечистоплотный начальник магической безопасности. Вообще всё это: тайные рассадники некромантии, методы работы старого магконтроля, цветущая пышным цветом контрабанда, оборотень Подлесный, сам Верховский с его неприглядной биографией – запросто может стать оружием, обращённым против нынешнего негласного властителя. Одна газетная статейка, и всё пойдёт прахом.

И что – плохо это будет или хорошо?

Сколько лет прошло, а ничего не изменилось. Кто-то сводит счёты чужими руками.

Верховский прикрыл глаза, сосредоточиваясь на пространственном прыжке. Он едва помнил, когда в последний раз садился за руль, и тайком тосковал по дням, когда не приходилось беречь каждую секунду. Настя, наверное, успела за эту неделю позабыть, как выглядит отец. Она, конечно, уже спит в такой поздний час; хорошо бы и Марина тоже спала… Нет, чушь. Марине сегодня вряд ли доведётся отдохнуть, но так нужно.

«Неужели не боитесь за супругу?..»

Сволочь. Сам-то знает, что это значит – отвечать не только за себя?

Марина, как всегда, ждала. Она ждала каждый день всю эту безумную неделю, как бы ни уставала. Сегодняшний вечер не стал исключением. Марина как ни в чём не бывало предложила чаю, спокойно приняла отказ, уютно уселась на диван рядом с мужем. Фальшивое умиротворение безжалостно растворяло её неброскую красоту. Давненько Верховский не видел её по-настоящему счастливой.

– Вам с Настей надо уехать, – не терпящим возражений тоном сказал он, заставляя себя смотреть жене в лицо. – Не знаю, на какой срок. Пока всё не уляжется.

– Мы ещё никуда далеко не ездили, – напомнила Марина слегка растерянно. Не то чтобы она не ждала этих слов – Верховский всю неделю явственно видел, что ждала, – но они всё равно прозвучали для неё внезапно. – И… и я не вожу машину. И всё равно ночь на дворе…

– На поезде, – Верховский непреклонно покачал головой. – Или на самолёте. Хочешь к морю? Там сейчас теплее, чем тут.

– В никуда, – грустно сказала Марина.

– Ну, можешь и к родителям, – скрепя сердце предложил Верховский. Там прежде всего станут искать, если всерьёз понадобится. – Но только не прямо в дом. Куда-нибудь поблизости.

– Они ещё Настю не видели, – невпопад заметила Марина. Леший, ведь и правда… Всё как-то не было времени вырваться, толком познакомиться, разрешить накопившиеся недомолвки. Жена не жаловалась, а он не задумывался, что она соскучилась по родне.

«Она прошла такой непростой путь…»

Знают всё. Про неё, про него. А раз знают, то в первую очередь станут искать не у позабытых родственников…

– Нам всем так будет спокойнее, – увереннее, чем чувствовал, сказал Верховский. – Если всё сложится хорошо, я к вам приеду. На все выходные. Выключу телефон, и никакой работы, будем только гулять по городу и отдыхать все вместе…

– Врёшь бессовестно, – Марина вздохнула. – Зачем? Я же понимаю. Это я так – мысли вслух…

– Может, и не вру, – серьёзно возразил Верховский. Сочинённый второпях прожект стремительно захватывал мысли. Правда, почему нет? Навряд ли на этих выходных, тут Марина права, но вообще… Повинуясь порыву, он привлёк жену к себе, будто так обещания становились весомее. – Не вру, моя хорошая. Обязательно так сделаем.

Марина, помедлив, опустила голову ему на плечо. В проявлениях нежности она всегда была не по-женски сдержанна – и тем больше значили такие вот мгновения.

– Если бы речь шла только обо мне, я бы не поехала, – твёрдо заявила она.

– Знаю, – Верховский, не сдержавшись, усмехнулся. Если бы речь шла только о ней, ничего бы не изменилось.

– Береги себя, – очень тихо и очень серьёзно сказала Марина. Вскинула голову, требовательно взглянула ему в глаза. – Я буду думать, что всё хорошо, пока мне убедительно не докажут обратное.

– Безупречная логика, – похвалил Верховский, обнимая жену. – Как я только умудрился задурить тебе голову?

Марина нервно хихикнула. Стрелки на наручных часах распластались в почти прямую линию; их острые кончики болезненно кололи совесть, убеждая сорваться с места прямо сейчас. Но ведь пара минут спокойствия ничего не изменит. И полчаса не изменят, и, может быть, даже час… Леший его знает, что там завтра случится. Может быть, они видятся в последний раз. Мысль эта не испугала – напротив, придала решимости. Верховский отвлёкся на пару минут, чтобы проверить расписание поездов, а потом снова обнял любимую женщину. Не то чтобы без неё всё остальное было бы зря. В мире много важного; есть и такое, что невообразимо значимее личного счастья. Но без Марины было бы хуже. Намного хуже.

***

Закрыв за собой дверь отдела, Яр на миг замер, чтобы перевести дух. Выгорело. Под слоем сажи начальник не заметил чистую кожу без ожёгов и волдырей, под слоем уклончивой полуправды – наглую ложь. И славно, потому что Яр не поручился бы за себя, если бы пришлось накладывать чары. От одной мысли о том, чтобы вновь прибегнуть к дару внушения, с души воротило. Не теперь, спустя всего пару часов после того, как он необратимо лишил человека памяти.

Решение не было неправильным. Как и требовала наставница, он в точности знал, что и зачем делает, но легче от этого не становилось. Будь волхв-отступник опасен лишь сам по себе, дело обошлось бы нестойкими временными чарами, но он действовал не один. Слишком опасно было отпускать его на все четыре стороны, рискуя, что его отыщут и навязчиво напомнят о прошлом. Яр раз за разом повторял себе эти неумолимо логичные доводы, и всё равно вина царапалась в груди раскалёнными когтями. Пусть он не отнимал жизнь, но много ли это стоит, если человека – каким бы он ни был – уже нет и больше не будет?

Медленно, словно сквозь толщу холодной воды, Яр зашагал прочь от кабинета. Александр Михайлович велел отдыхать. Вряд ли рассчитывал, что подчинённый всерьёз послушается, однако на дельную мысль всё-таки натолкнул. Она тоже была небезупречная и половинчатая, но сулила хотя бы возможность успеха – а значит, была лучше пустого бездействия. И, что уж там, Яр тайком надеялся заодно отвлечься от разъедающей душу пустоты.

Дожидаясь лифта, он ещё раз изучил утащенную у Верховского газету – теперь внимательно, выслеживая между строк крупицы полезной информации. Завтра по негласной власти Кирилла Александровича нанесут открытый удар, но этого мало. Должно быть средство удержать завоёванное. Недозрелый «дурман» не подойдёт: слишком уж он уступает возможностям волхва, искушённого в своём ремесле. Однако есть кое-что другое… Старик Агирлан когда-то жаждал заполучить себе возможность влиять на чужие умы, но он и мечтать не мог о том, что здесь для всех привычно и знакомо: о слове, распространяющемся, как степной пожар, стремительно и неумолимо. Один небольшой текст – и вот уже Общественное собрание не может не вызвать Магсовет на поединок. Ещё парочка – и сообщество встанет на сторону победителя, не вникая в подробности…

Не зная подробностей.

Лифт неторопливо раскрыл створки, выплеснув белый свет в сумрак просторного зала. Яр бездумно нажал кнопку первого этажа, потянулся за телефоном, но набирать номер пока не стал. Итак, газеты – противовес могуществу Кирилла Александровича, и неважно, знают ли противники, в чём оно состоит. Но это всего лишь средство, а какова цель? Что новый владыка станет делать с отвоёванными браздами правления?