Текст книги "Антология современной французской драматургии.Том 1"
Автор книги: Натали Саррот
Соавторы: Мишель Винавер,Ролан Дюбийар,Робер Пенже,,Катеб Ясин,Жак Одиберти
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Мишель Винавер
ОТЕЛЬ «ИФИГЕНИЯ»
Посвящается Кикосу
Пьеса в трех днях по мотивам романа Генри Грина «Любовь»
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ
Отель «Ифигения» в Микенах
Контора.По периметру комнаты расположены стенные шкафы и два старых буфета. На стенах, сохранивших следы зеленой водной краски, реклама Французских железных дорог с видом долины Луары, часы с маятником и календарь. В центре – тяжелый грубо сколоченный стол, шесть стульев и кресло полированного дерева.
Холл.Зала, одна часть которой приспособлена под гостиную (потрепанные кожаные кресла, низкие столики), а другая – под столовую (столики на четыре и на шесть персон, покрытые белыми скатертями, стулья полированного дерева). Справа в глубине – первые ступеньки лестницы. С другой стороны – стойка портье, на ней – старинный телефон с вращающейся ручкой и журнал регистрации. Неподалеку – стеклянный прилавок с куклами, вазами и расписанными тарелками (по классическим греческим мотивам), фольклорными юбками и рубашками, рассыпанными грудами почтовых открыток. На прилавке – три тома книги отзывов. В глубине – еще один такой же прилавок, играющий роль бара (бутылки виски, черносмородинового ликера, мятного ликера, коньяка); на стенах, выбеленных известью, – карта области, фотографии разного формата в деревянных полированных рамках – с видом Микен, с золотой погребальной маской, с двумя терракотовыми идолами, с овальным перстнем с гравировкой, изображающей трех жриц в процессе жертвенных возлияний, с Генрихом Шлиманом, с неким очень молодым археологом, держащим в руках кирку, с королем Павлом Греческим, а также рекламные плакаты авиалиний (Air France, T.W.A., Homeric Airways). На столиках – пепельницы с логотипом Homeric Airways. В окна видны ветки эвкалиптовых деревьев, колышущиеся под ветром. В глубине – двухстворчатая дверь, ведущая в коридор между конторой и кухней; обычно она открыта. Вторая двухстворчатая дверь открывается на дорогу – это вход в гостиницу.
Комната Ореста.Стены в голой штукатурке. Икона. Простая железная кровать, очень низкая, с двумя простынями, без одеяла. Стул. Массивный шкаф, изобильно украшенный в духе греческого народного искусства.
Комната Лауры и Пьеретты.Такие же оштукатуренные стены. Пришпиленная кнопкой фотография Марлона Брандо. Две железные кровати, накрытые простынями. Стул. Светлый деревянный комод, на нем – зеркало с потеками; на комоде косметика; на металлической штанге – беспорядочно развешенная одежда.
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ
26, 27 и 28 мая 1958 года
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
в порядке появления на сцене
Патрокл, 30 лет, погонщик мулов.
Жак, 16 лет, грум.
Ален, 45 лет, коридорный.
Пьеретта, 19 лет, горничная.
Лаура, 24 года, горничная.
Мадемуазель Лоспиталье, 29 лет.
Мадам Лоспиталье, 54 года.
Эрик, 45 лет, метрдотель.
Мадам Симона Сорбе, 35 лет.
Месье Луи Сорбе, 35 лет.
Профессор Бэбкок, 70 лет.
Миссис Бэбкок, 65 лет.
Орест, 60 лет, портье и швейцар.
Эмилия, 58 лет, старшая горничная.
Месье Велюз, 40 лет.
Афродита, 20 лет, официантка.
Теодора, 20 лет, официантка.
Кристоф Лабурер, 28 лет.
Джуди, 18 лет.
Иветта, 18 лет.
Лилиана Моро, 25 лет.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Картина первая
Контора
Патроклсидит в углу на полу и чинит упряжь. Алени Жакстоя чистят столовое серебро.
ЖАК. Пьеретта.
АЛЕН. Нет, шаги мамзель Эмилии.
ЖАК. Да я не про то. Я хотел сказать, что Пьеретта сама слыхала.
АЛЕН. Кто? А…
ЖАК. Вот-вот.
АЛЕН. И что?
ЖАК. Вроде он что-то прохрипел, не то Мими, не то Нини, не то Лили.
АЛЕН. Имена красоток, с которыми трахался в давно прошедшие времена.
ЖАК. Думаете, он был ходок?
АЛЕН. Для греков это естественно, все равно что справить малую нужду. Притом с малых лет.
ЖАК. А ему сколько?
АЛЕН. Постой-ка! Говоришь, он прохрипел не то Ми-ми, не то Лили? Может, звал старушку Эмилию? (Бьет себя по бедрам и громко хохочет.)
ЖАК (в испуге).Не так громко, мсье Ален, еще услышит кто.
АЛЕН. Ты прав, мертвых надо уважать!
ЖАК. Он еще не умер.
АЛЕН. Нет. Но только что я наклонился у его постели, потянул носом и, хочешь верь, хочешь нет, как чихну!.. Потому что пахнет. У меня на родине человек сначала умирает, потом начинает пахнуть, а здесь, видать, наоборот. Впрочем, как и все остальное. При такой-то жаре! И насчет этого дела. Я что говорю-то, они рано начинают. Ты сам разуй глаза, так сразу заметишь, у них сопливые девчонки – все как одна шлюшки. Рождаются, трахаются и умирают. Как животные, вернее сказать, как некоторые животные. Потому что и среди животных попадаются такие, у которых есть общество, они умеют строить. Эй, ну-ка, повернись ко мне рожей. Бог ты мой, да ты, того и гляди, копыта откинешь!
Пауза.
Что, никогда не видел, как умирают?
Пауза.
Небось, и с женщинами дела еще не имел?
Пауза.
Я так и думал. Здрасьте, приехали! Навязали же олуха на мою шею. Да еще в самый разгар сезона. Даже серебро толком почистить не умеет. Смотри, как надо, учись у старших. Когда мне было столько лет, сколько тебе, как я, по-твоему, осваивал профессию? Да, глядя на старших. Смотри, Ален сейчас преподаст тебе урок. (С подносом в руках демонстрирует секреты мастерства, в то время как Жак из последних сил пытается не упасть в обморок.)Сильно тереть не надо. И в разных направлениях не надо. Легко. Равномерно. Тут нужна сноровка. (Входит Лаура и наблюдает за ним.)Кажется, что и усилий никаких не требуется. Но, хочешь верь, хочешь нет, некоторым за всю жизнь так и не удается…
ЛАУРА. Дождаться своего суженого. (Ее глаза смеются.)Нужно иметь терпение. Эй, Жак, тебе нездоровится? (Вертится, отпускает легкий шлепок Алену, который отвечает страдальческой гримасой.)Ален, малыш, в холле вас ищет клиентка. Решила уехать раньше, из-за событий.
АЛЕН. Один поцелуй, моя красавица!
Лаурауворачивается; Аленщиплет ее за зад и выходит с выражением беспокойства и удовлетворения одновременно; Лаураповорачивается к Жаку.
ЛАУРА. Поцелуй ему. Как же, жди!.. Вот тебя я поцелую. (Обеими руками берет голову Жака и целует его в губы: Жак никак не реагирует.)Ты выглядишь совершенно разбитым. Может, у тебя опять колики? Надеюсь, это не приведет к хроническому поносу, как у твоего хозяина? Это не так страшно, не огорчайся. Я первые два месяца вообще ничего переварить не могла. Дело привычки, сам увидишь. Ален-то хроник, а у тебя пройдет.
ЖАК. А вы здесь давно, Лаура?
ЛАУРА. По сравнению с тобой давно. Но если сравнить с мамзель Эмилией, к примеру, то недавно.
ЖАК. Сколько?
ЛАУРА. Ты про нее?
ЖАК. Нет, про вас.
ЛАУРА. Два года.
ЖАК. Значит, вы хорошо знали мсье Ореста?
ЛАУРА. Когда ты появился, он уже был болен.
ЖАК. Нет, заболел две недели спустя.
ЛАУРА. Так-то оно так, но он был уже не тот.
ЖАК. А каким он был раньше?
ЛАУРА. Я пришла, когда он был здесь хозяином. Все ему принадлежало.
ЖАК. И как здесь было?
ЛАУРА. Во всяком случае, не так, как сейчас.
ЖАК. Могу себе представить.
Мимо проходит Пьереттаи останавливается. В левой руке у нее пятилитровый глиняный кувшин.
ЛАУРА. Он продал дело, чтобы оставить детям капитал. Помню, он говорил: наличные деньги можно тратить на что хочешь… Но торговое предприятие, недвижимость… Пьеретта, тебе что?
ПЬЕРЕТТА. Тссс ! (Прикладывает палец к губам и улыбается.)
ЖАК. И сколько же у него детей?
ЛАУРА. Не знаю.
ЖАК. А где они?
ЛАУРА. Не знаю.
ЖАК. Разве не следовало бы их вызвать?
ЛАУРА. Наверное, пытались. Здесь детей много, только вся молодежь уезжает в Америку. Ну, Пьеретта, что там слышно?
ПЬЕРЕТТА. Только и твердит свое мими да нини. А эта дура Эмилия старается плакать бесшумно, но начинает давиться, а от этого шуму только больше… Ну, побегу, мои дорогие, мне надо быть под рукой. (Уходит.)
ЛАУРА. Торговое предприятие, недвижимость, земля – все это зло, это вызывает раздоры между детьми, – вот что он говорил на чистом французском языке, который выучил, когда служил коммивояжером и продавал коринфский виноград во Франции, Германии, да и по всей Европе. Ему тогда было двадцать лет.
Картина вторая
Холл
Аленсидит у стойки регистрации, перед ним – Мадами Мадемуазель Лоспитальев дорожных костюмах.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Отличная погода.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Отличная погода.
АЛЕН. Немного облачно, к несчастью, но хорошо. Лучше всего эти камни смотрятся на фоне голубого неба.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Должно быть, действительно хорошо смотрятся.
АЛЕН. Да, мадам, отлично смотрятся. Под светом камни как будто оживают. В каком номере вы живете?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. В пятьдесят первом.
АЛЕН. Я прикажу спустить ваш багаж.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. А завтра какая будет погода?
АЛЕН. День обещает быть превосходным, мадемуазель.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Мама, ты слышишь?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да, очень жаль. Будем надеяться, что еще вернемся сюда. Держите.
АЛЕН. Благодарю, мадам.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Это вам и девочкам с этажа. Я их не увидела, когда спускалась. Половину возьмите себе, а остальное разделите между ними, хорошо? Ой, совсем забыла! Моя шляпа…
АЛЕН. Видимо, оставили наверху. Пойду посмотрю. Простите…
Проходит Эрикс подносом и стаканами.
Господин Эрик, вы Жака не видели?
ЭРИК. Ваш Жак, по своему обыкновению, болтает с одной из двух горничных мадемуазель Эмилии.
АЛЕН (в первое мгновение раздражен и полон презрения, потом – любезным тоном).Пусть дует прямо сюда, о’кей?
Разомлевший Эрикставит поднос на низкий столик, по обе стороны которого в креслах бежевой кожи сидят Луии Симона Сорбе.
МАДАМ СОРБЕ. Я просила принести лед.
ЭРИК. Сию минуту, мадам. (Уходит.)
АЛЕН (улыбаясь).Так вы пришлете мне Жака? (Принимая серьезный вид.)Я уже говорил, мадам, что все будет в порядке, вне всякого сомнения. (Встает, чтобы почистить ее щеткой.)Позвольте…
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Возможно… Я бы вполне могла положиться на Сустеля, но полковники вызывают у меня тревогу. Есть среди них горячие головы, для которых навести порядок во Франции все равно что приготовить хороший обед.
АЛЕН. Но до сих пор не было ни малейшего кровопролития! Напротив, люди братаются, мадам. Все образуется, вот увидите.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Не знаю, не знаю. Поговаривают о том, чтобы закрыть границы.
АЛЕН. В разгар сезона отпусков?! Не думаю, чтобы они на это решились, мадам, и по многим причинам. Но главная из них – слишком много туристов, вроде вас, сейчас за пределами страны.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Все это очень тревожно. Вполне вероятно, что доходящая до нас информация не соответствует действительности. Однако в подобных случаях предпочтительней находиться рядом, чем в отдалении.
АЛЕН. Само собой.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Ничего не поделаешь…
Появляется Пьереттасо своим кувшином; она на грани не то безумного смеха, не то рыданий.
ПЬЕРЕТТА. Ален, мне кажется, вам надо туда пойти.
АЛЕН. Куда, моя куколка?
ПЬЕРЕТТА. К господину Оресту.
АЛЕН. Это что, так срочно?
ПЬЕРЕТТА. Мне кажется, там совсем плохо.
АЛЕН. Иду. Сию минуту. Не так быстро, милочка, я не поспеваю…
Пьереттауходит, но с полдороги возвращается. Аленщиплет ее за задницу; она смущается.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Так что с моей шляпой?
АЛЕН. Я этим занимаюсь, мадам. Пьеретта, радость моя, я уже полчаса дожидаюсь этого болвана, как бишь его зовут?
ПЬЕРЕТТА. Жака? (Смеется.)
АЛЕН. Вот-вот. Увидишь, пошли его сюда.
Алени Пьереттавыходят через разные двери. Небольшая пауза. С улицы входят Мистери Миссис Бэбкокв дорожных костюмах. У нее в руках плетеная корзинка и большая дамская замшевая сумка; он несет два пальто и объемистый портфель. Сразу за порогом оба останавливаются и осматриваются, явно взволнованные.
МАДАМ СОРБЕ. Луи.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Да, голубушка.
МАДАМ СОРБЕ. Ты же знаешь, что я не люблю, когда ты называешь меня голубушкой.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Ладно.
МАДАМ СОРБЕ. Луи, на месте заботливого мужа я бы пошла и поискала этого сомелье.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Понять не могу. Все так отлично началось, вернее, возобновилось. Особенно первые три дня…
МАДАМ СОРБЕ. Да, первые три дня.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Ты слишком нервничаешь. Почему ты так нервничаешь?
МАДАМ СОРБЕ. Мне нужен лед.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Уже иду. (Встает, колеблется, в какую сторону идти, почти наталкивается на Мадемуазель Лоспиталье.)Простите великодушно, мадемуазель.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Ничего страшного, месье.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Хорошо прогулялись сегодня утром?
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Мы ходили через овраг, по другую сторону от крепости. Нашли там еще две могилы. Каждый раз открываешь что-то новое. Но теперь мы уезжаем.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Вот как? Уезжаете раньше времени?
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да. Из-за событий.
Месье Сорбеулыбается и выходит. Мистер Бэбкокнаправляется к входной двери и наклоняется, чтобы взять чемоданы, которые остались на пороге.
МИССИС БЭБКОК. О нет, Эдди! Твоя спина!
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Совершенно не уверена, что моя шляпа осталась наверху. Когда я паковала чемодан, специально везде посмотрела – я всегда так делаю перед отъездом.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Посмотри-ка, мама. (Тянет Мадам Лоспиталье к пришпиленной к стене карте, которую внимательно изучала все это время.)Вот где мы сегодня ходили. Тут был центр поселения задолго до Агамемнона.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Он меня раздражает.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Ален? А мне он нравится. В нем есть что-то торжественное.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. И смотрит косо.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Просто у него такие глаза.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Исчезает в тот самый момент, когда нужен.
Входит Жак. Не уверен, как должен себя вести.
ЖАК( направляясь к Мадам Сорбе).Вы за мной посылали?
МАДАМ СОРБЕ. Нет.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Мой багаж и шляпу.
ЖАК. Да, мадам.
Миссис Бэбкокподходит к Жаку, цепко берет его за руку и увлекает за порог гостиницы. Когда они снова входят в холл, у Жакав руках два больших чемодана.
Входит Лаура, властно манит Жакапальцем. Жакоставляет двух новых постояльцев и направляется к ней. Она что-то шепчет ему на ухо.
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Мама, давай попробуем еще раз соединиться с Парижем. Может, связь восстановили.
Возвращается Месье Сорбес кубиками льда на подносе.
МЕСЬЕ СОРБЕ. В кухне ни души. ( Обнимает Мадам Сорбе, пока она пьет.)Здесь просто чудесно, не так ли?
МАДАМ СОРБЕ. Да, Луи, в самом деле… Надеюсь, это меня немножко освежит. Уж очень жарко.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Да. (Отпускает жену.)
Поскольку Жакисчез вместе с Лаурой, Мистер Бэбкокподнимает чемоданы. Миссис Бэбкокзаставляет его снова поставить их на пол.
МИССИС БЭБКОК. Нет, Эдди, нет! У тебя же спина!
Картина третья
Комната Ореста
Алени Эмилиястоят по обе стороны кровати.
АЛЕН. Ничего не слышно.
ЭМИЛИЯ. Он задремал.
АЛЕН. Думаете, просто задремал? (Завязывает нос платком.)
ЭМИЛИЯ. С чего это вы стали так привержены гигиене?
АЛЕН. Простите, но я совершенно не выношу запаха разлагающейся плоти. И не только я. Мама моя тоже. Наследственная аллергия. Мы от этого чихаем.
ЭМИЛИЯ. О!.. И бедного месье Диаманта сейчас нет, боже мой…
АЛЕН. Почему же он бедный? Что-то вид у вас какой-то осунувшийся, мамзель Эмилия. Пойдите-ка поспите, а я подежурю. Вы уже на пределе. Совершенно без сил. Взгляните на себя в зеркало.
ЭМИЛИЯ. Нет, ни за что на свете!
АЛЕН. В каком смысле нет?
ЭМИЛИЯ. Нет, я не могу его оставить!
АЛЕН. Смотрите, на похоронах будете в плохой форме.
ЭМИЛИЯ. Вы его добиваете, сами знаете!
АЛЕН. Мы действуем заодно. У каждого своя доля участия.
ЭМИЛИЯ. Вы просто флибустьер!
АЛЕН. Я же говорил! Вы падаете от усталости и нервного истощения. (Кладет ей руки на течи.)Вот так. ( Подталкивает ее к дверям.) Явас сменю ненадолго. Если что, обещаю немедленно вас позвать.
Она рыдает.
Знаю, знаю, мы все о нем горюем. Хотите верьте, хотите нет, но мне больно видеть его в подобном состоянии. Такой красивый мужчина, и не такой уж старый.
Она рыдает еще пуще.
Пока что он дышит довольно ровно. (Выпроваживает ее, тщательно закрывает дверь на задвижку, снимает с лица платок, идет прямо к шкафу и пытается его открыть. Шкаф закрыт на ключ. Он ищет ключ и находит его под подушкой умирающего. Делает танцевальное па, гримасничает. В момент, когда он открывает шкаф, ручка входной двери со скрипом поворачивается. От неожиданности он вначале пугается, затем беззвучно смеется, обыскивает шкаф и находит черную книжицу, которую прячет в карман. Направляется к Оресту и долго смотрит на него. Потом возвращается к шкафу и извлекает из него фуражку с серебряными галунами. Разглядывает ее, примеривает, снимает и снова кладет в шкаф. Идет к кровати, чтобы положить ключ от шкафа под подушку, передумывает и опускает себе в карман. Следует к двери, отодвигает засов и с невероятными предосторожностями, стоя на цыпочках, открывает дверь. Застывает в изумлении, оказываясь лицом к лицу с молчаливой, но веселой Пьереттой.)
ПЬЕРЕТТА (оглядев его с головы до ног, протягивает руку к оттопыренному карману Алена, из которого выглядывает краешек черной книжицы).Что это у тебя?
АЛЕН (в первый момент смущен, потом замечает пятилитровый кувшин, который Пьеретта поставила на пол рядом с собой).А у тебя это что?
ПЬЕРЕТТА. Не ваше дело. (Левой рукой поднимает кувшин, входит в комнату и на цыпочках приближается к кровати.)Он ничего больше не говорил?
АЛЕН. Я отослал бедняжку Эмилию отдыхать.
ПЬЕРЕТТА. Он не торопится.
АЛЕН (нравоучительным тоном).Он всегда применялся к обстоятельствам.
ПЬЕРЕТТА. Скажите-ка, Ален…
АЛЕН. Да, девочка моя?
ПЬЕРЕТТА. Мамзель Эмилия спала с ним?
АЛЕН. Этого мы никогда не узнаем. Может, в давние времена между ними что-то и было. Из месье Ореста много не вытянешь.
ПЬЕРЕТТА. А!
АЛЕН. Смотри-ка… (Как будто поддаваясь порыву.)Его записная книжка. (Открывает книжку перед глазами Пьеретты.)Он все сюда записывал.
ПЬЕРЕТТА. Гм.
АЛЕН. Все, что ему было нужно. Все, что следовало.
ПЬЕРЕТТА. Но здесь по-гречески.
АЛЕН. Да.
ПЬЕРЕТТА. Ален, теперь вы его замените?
АЛЕН. Не мне решать. Дело общественное. Но все мы несем ответственность…
Пьереттаприсаживается на уголок кровати. Поколебавшись, Аленсадится рядом с ней и обнимает ее за талию. Она внезапно запускает руку в карман Алена, извлекает ключ, отталкивает Аленаи встает. Он грустно смотрит на нее.
Я им написал.
ПЬЕРЕТТА (стоя спиной к Алену, пытается открыть ключом шкаф).Кому это им?
АЛЕН. Обществу. (Неуверенно.)Хочешь, дам почитать? У меня с собой копия. (Достает из другого кармана сложенный вчетверо лист бумаги.)
ПЬЕРЕТТА (подходит, читает).Как? Вы увольняетесь?
АЛЕН (глухо).Они должны сделать то же самое. Задуматься о своей ответственности.
ПЬЕРЕТТА. Они вам ответили?
АЛЕН. Еще нет. Но что ты об этом думаешь?
ПЬЕРЕТТА. О чем?
АЛЕН. О письме: как они к нему отнесутся?
ПЬЕРЕТТА. О! Не знаю… Но вы-то куда денетесь?
АЛЕН. Вернусь во Францию. Когда такое происходит, надо быть поближе к своим.
ПЬЕРЕТТА. То есть у вас есть семья?
АЛЕН. У меня мама.
ПЬЕРЕТТА. А про своих я даже не знаю, где они. Стало быть…
АЛЕН( поднимается).Ладно. Работа не ждет. ( Весело, шагнув к ней).Один поцелуй, красавица.
ПЬЕРЕТТА (отступая назад, сердито).Умеете вы выбрать момент, ничего не скажешь! (Поднимает кувшин и почти бегом покидает комнату.)
Аленспешит за ней, но, не успев заметить, в какую сторону она повернула, направляется в коридор, ведущий в контору.
Картина четвертая
Холл
Мадам Лоспитальеи Месье Велюзсидят рядом; Миссиси Мистер Бэбкокстоят, склонившись над своими чемоданами. Жак – на стуле за стойкой регистрации.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Следует учитывать разницу в климате.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Тем не менее каждый вечер на Форуме мы видим этот душевный порыв, этот патриотический пыл, не чудесно ли? Во Франции почему-то подобного единения душ и сердец не наблюдается. Мне известно, что существует угроза Народного фронта и что коммунисты делают все, чтобы внести смуту в ряды рабочих. Нужно, чтобы миллионы людей очнулись от спячки. Надо, чтобы де Голль сказал свое слово. Я надеюсь на чудо.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. А вы помните о Бижаре? Все боятся Бижара.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. В самом деле, о Бижаре мы подзабыли. Но за ним ведь никого, кроме десантников, и нет. Ни тебе белого меньшинства, ни мусульман. Разве что молодежные движения. Ну владельцы предприятий. И сбросившие паранджу женщины.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Есть разница между владельцами крупных и мелких предприятий.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Точно то же говорит и мой муж…
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Крупные хозяева еще колеблются. Что касается десантников, то не забудьте: в армии их меньшинство.
Звонит телефон. Жакхватает трубку.
ЖАК. Алло!
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Париж…
Жаккакое-то время слушает, потом кладет трубку.
ЖАК. Как пишется?
МИССИС БЭБКОК. Бэбкок.
ЖАК. Бэ, э, бэ…
Миссис Бэбкокнаправляется к висящей на стене фотографии, запечатлевшей молодого человека с киркой в руках у раскрытой могилы.
МИССИС БЭБКОК. Профессор Бэбкок.
ЖАК. Что вы говорите!
МИССИС БЭБКОК. Да, это он в тысяча девятьсот двадцать пятом году.
ЖАК. Насчет комнаты – надо дождаться господина Алена. Я ничего не решаю.
МИССИС БЭБКОК. Нельзя сказать, чтобы что-то здесь переменилось, Эдди.
Звонит телефон. Жакхватает трубку.
ЖАК. Алло! (Почти сразу вешает трубку.)
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Не вешайте трубку сразу, подождите! Они уже четвертый раз звонят! Это может долго продолжаться!
ЖАК. Так часто бывает.
МИССИС БЭБКОК. А господин Константин все еще здесь? Нет? А Аякс? Нет? А Орест? Тоже нет?
ЖАК. Месье Орест? Да, месье Орест здесь.
МИССИС БЭБКОК. Позовите его…
ЖАК. Не могу. Он не встает с постели…
МИССИС БЭБКОК. Мы не были здесь с тридцать девятого года…
ЖАК. А! Так вы бывали здесь раньше?
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ (подходя к Мистеру Бэбкоку).Позвольте представиться. Велюз, адвокат парижского суда. Трудов ваших я не читал, но мне часто встречались ссылки на них. Они внушают уважение.
Миссис Бэбкокулыбается.
Снова будете копать?
Входит Месье Сорбе.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Корсика взбунтовалась.
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Да что вы говорите?!
МЕСЬЕ СОРБЕ. Арриги, знаете, депутат Арриги… Я случайно наткнулся на радио Монте-Карло… Так вот, Арриги и полковник Томазо захватили власть в Аяччо. Генерал Салан назначил Томазо губернатором острова. Общественные здания заняты парашютно-десантными войсками. В Париже Пфленлен признал, что утратил контроль над ситуацией.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Но он не смещен?
МЕСЬЕ СОРБЕ. Напротив… Укрепляет позиции. Выступил по радио с отчаянным призывом. На самом деле все ждут неизбежной высадки десанта. Флот уже снялся с якоря. По всей стране, как грибы после дождя, возникают комитеты общественного спасения. Монпелье, Бордо, Тулуза. Сообщают о движении колонны танков в сторону Парижа. Генерал Шассен встал во главе военной части в Виллакублей. А в Париже спокойно, каждый занимается своим делом. Всеобщая конфедерация труда объявила о забастовке. Завтра во второй половине дня состоится демонстрация – от площади Республики до Насьон.
Входит Ален.
АЛЕН. Мадам, мы нашли вашу шляпу.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да, но автодрезина уже ушла. Дочь настояла на том, чтобы сначала дозвониться до Парижа. Не надо было ее слушать. Вечерние новости сегодня ужасны…
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Честно говоря, ничего неожиданного.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Так-то оно так. Но взять хотя бы профсоюзы, которые зашевелились. Ведь рабочие непредсказуемы. Они же на все способны. Не успеешь оглянуться. Я хочу сказать, не успеешь оглянуться, как они спровоцируют непоправимое. И в Париж никак не дозвониться.
Жаквстает, уступая место Аленуу стойки регистрации. Месье Сорбеизучает содержание витрины рядом со стойкой.
А вы что намерены делать?
МЕСЬЕ СОРБЕ. Мы? (Думает.)Жена в номере, отдыхает. Не привыкла к такой жаре. (Жаку.)Она просила две открытки.
ЖАК. Да, месье. (Открывает витрину, достает пачку открыток и раскладывает их на столе.)
Месье Сорбе, присев на корточки возле витрины, изучает содержимое нижней полки.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Мне кажется, это ручная роспись.
АЛЕН( вступая в беседу).Совершенно верно, месье. Местные жители занимаются этим зимой, в промежутке между сборами урожая табака.
МЕСЬЕ СОРБЕ. И стоит, конечно, бешеных денег. (Рассматривает почтовые открытки.)
Месье Велюзберет блюдечко. Жакуходит. Входит Эрикс двумя бутылками оранжада: одну предлагает Мадам Лоспиталье, другую – Месье Велюзу.
АЛЕН. Поселю вас в двадцать третьем номере. Жак, покажи господам двадцать третий… (Замечает, что Жака нет.)
Входит Мадемуазель Лоспиталье; она в шортах и шейной косынке.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Даниель! Ты куда?
МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛОСПИТАЛЬЕ. Я не собираюсь всю жизнь сидеть в отеле. Месье Велюз, вы идете?
АЛЕН (Эрику).Вы не видели Жака?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Я спрашиваю, куда ты собралась?
ЭРИК (стиснув зубы).Вечно вы с вашим Жаком бегаете друг за другом. Непонятно, когда работаете.
АЛЕН (широко улыбаясь).Работаем.
ЭРИК. Ага. Только непонятно, когда. (Уходит.)
МЕСЬЕ ВЕЛЮЗ. Вы неутомимы, мадемуазель Лоспиталье.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Так же, как и вы, мсье Велюз!
Месье Велюзи Мадемуазель Лоспитальеуходят.
Месье Сорбеприсаживается, держа в руках две открытки.
АЛЕН. Это ведь ваш багаж, правда? Отлично. Я сейчас. (Уходит.)
Раздается телефонный звонок. Поблизости никого нет. Телефон снова звонит. Мадам Лоспитальенаправляется к стойке и снимает трубку.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Алло. (Долго ждет, потом кладет трубку.)
МЕСЬЕ СОРБЕ. Невообразимо!
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да, но бесполезно возмущаться, когда директора нет. Сразу чувствуется, правда?
МЕСЬЕ СОРБЕ. А вообще-то он есть?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да. Бельгиец, месье Диаман, как будто очень милый человек. Позавчера улетел в Париж на совет директоров. Должен был уже вернуться, но с этими событиями… Вам известно, что эта гостиница входит в довольно крупную сеть?
МЕСЬЕ СОРБЕ. Да, «Небуко».
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Нет, «Эстумако». Расшифровывается как Туристический Взлет в Зоне Общего рынка. Они ее купили совсем недавно. Хотят развивать Микены.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Чтобы развивать, надо иметь, от чего оттолкнуться.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Разумеется. На будущий год они собираются устроить театрализованное шоу, которое на треть будет финансировать «Эстумако», еще на треть – «Филипс», а остальное точно не знаю кто, вроде бы какой-то судовладелец, забыла, как его зовут… Который картины скупает…
МЕСЬЕ СОРБЕ. Онасис?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Нет, другой. «Общество на водах» в Монако, «Греческие авиалинии»… Мы с мужем не раз с ним встречались, но я никак не могу запомнить его имя. Вы заметили рабочих у подножия горы Зара? Они уже начали заливать площадку. В середине горы построят лифт.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Это точно не Онасис?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Да нет же. В «Нувель литерер» или в «Фигаро литерер» была статья, где они объясняют, как собираются возродить истоки цивилизации. Если хорошенько подумать, это скорее истоки всех ужасов, которые в наше время привели к концентрационным лагерям. Чего только не происходило за стенами этого дворца! Убийства и инцест – это еще цветочки. Но что уже ни в какие ворота, так это история двух братьев, один из которых подал другому рагу из его собственных детей.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Неужели?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Ваша жена неважно себя чувствует?
МЕСЬЕ СОРБЕ. Мы ждем друзей.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Вот оно что!
МЕСЬЕ СОРБЕ. Мы путешествуем по Греции в двух автомобилях. Наши друзья сломались между Мегарой и Коринфом.
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Ничего не скажешь: не повезло.
МЕСЬЕ СОРБЕ. Найти компетентного механика в этой дыре неимоверно сложно.
Входит Жак.
ЖАК (Мадам Лоспиталье).Вы меня звали?
МАДАМ ЛОСПИТАЛЬЕ. Нет, я все еще жду звонка из Парижа. Думаю, пора уже аннулировать заказ.
Жакзамечает чемоданы Миссиси Мистера Бэбкок. Поднимает их и направляется к лестнице. Мистери Миссис Бэбкокследуют за ним.
Картина пятая
Комната Лауры и Пьеретты
Девушки лежат на кроватях. Лаура– в комбинации, Пьеретта– в трусиках и белой рубашке, чулки спущены до щиколоток.
ПЬЕРЕТТА. Лично мне он противен.
ЛАУРА. Не только тебе.
ПЬЕРЕТТА. И вместе с тем смешон. Видела бы ты его рожу, когда я вошла в комнату Ореста.
ЛАУРА. А что он там делал?
ПЬЕРЕТТА. Почем я знаю?
ЛАУРА. Лично я знаю, что ты за ним бегаешь.
ПЬЕРЕТТА (прыснув).По правде говоря, я бы предпочла обходиться собственными средствами.
ЛАУРА (прыснув).А тебе уже приходилось обходиться собственными средствами?
ПЬЕРЕТТА. А тебе?
ЛАУРА. Мне нет! Я устраиваюсь по-другому.
ПЬЕРЕТТА. Хотелось бы знать, как.
ЛАУРА. Я здесь уже два года. Было время оглядеться по сторонам.
ПЬЕРЕТТА. Клиенты?
ЛАУРА. Ты что, никогда. Они бы и не прочь. И подкатывались. Но я их отшиваю.
ПЬЕРЕТТА. Есть тут один… Он бы не отказался поближе познакомиться с тобой или со мной. Хотя бы для того, чтобы его дамочка проснулась. Эта парижанка тупее тупых.
ЛАУРА. Бабенка Сорбе? Да он и сам ненамного лучше. Тоже вареный какой-то.
ПЬЕРЕТТА. Да уж, парочка не из веселых.
ЛАУРА. И скряги.
ПЬЕРЕТТА. Таких зануд, как они, поискать: просто созданы друг для друга.
ЛАУРА. Раз путешествуют, значит, средства есть. Я еще понимаю, когда старики трясутся над каждым грошом. Но эти-то молодые! А уже скупые, хотя денежки водятся. Вот что меня потрясает.
ПЬЕРЕТТА. И делать ничего не хочется. И видеть ничего не хочется. (Снимает чулок и потирает подошву стопы.)Бедные мои ноженьки. У нее сегодня месячные начались. Может, поэтому…
ЛАУРА. Не знаю, как ты, а лично мне от этих дел не жарко и не холодно. Но смотреть, как другие мучаются… Терпеть не могу.
ПЬЕРЕТТА (прыснув).А я уж скорее мужиков не выношу. Каждый раз удивляюсь. Есть такие, которых ничем не остановишь.
ЛАУРА. Ты бы видела… (Ее душит смех.)
ПЬЕРЕТТА. Чего?
ЛАУРА. Из тридцать четвертого…
ПЬЕРЕТТА. Месье Велюз? (Теперь и она хохочет.)
ЛАУРА. Ой, мне нельзя.
ПЬЕРЕТТА. Чего это?
ЛАУРА. Сейчас лопну.
Обе просто заходятся от смеха.
ПЬЕРЕТТА. Прошу тебя, перестань!
ЛАУРА. Я же ничего не говорю.
ПЬЕРЕТТА. Ой, хватит!
ЛАУРА. Да что с тобой такое? Ты плачешь?
ПЬЕРЕТТА. Сама не пойму: то ли плачу, то ли смеюсь.
ЛАУРА. Это полезно, даже в жару.
ПЬЕРЕТТА. Вот-вот, к вопросу о жаре. Если бы ты знала, что у меня с ногами. Будто я целый день толклась на раскаленных углях. А чулки прилипают, как бинты к ранам.
ЛАУРА. При такой-то температуре могли бы и разрешить снять чулки. Но эта толстуха Эмилия – зверюга. Хуже управляющего.
ПЬЕРЕТТА. Спорим, что вечером сможем снять? Месье Орест ведь на последнем издыхании…
ЛАУРА. Она заметит, даже если мы окажемся в эпицентре землетрясения.
ПЬЕРЕТТА. В жизни у меня ноги так не болели, клянусь тебе, Лаура.
ЛАУРА. Хочешь, разотру? (Соскакивает с кровати, хватает флакон и присаживается на край кровати Пьеретты.)
ПЬЕРЕТТА. Как приятно, ты даже себе не представляешь!
ЛАУРА. Знаешь, ты должна быть осторожней с Жаком.
ПЬЕРЕТТА. С Жаком?
ЛАУРА. Он вертится вокруг тебя, как собачонка.
ПЬЕРЕТТА. Вокруг меня?
ЛАУРА. А то ты не знаешь!
ПЬЕРЕТТА (смеется).Но он же еще ребенок!
ЛАУРА. Именно потому что ребенок, надо быть осторожней.
ПЬЕРЕТТА. Да что мне с мальчонкой делать-то?
ЛАУРА. И я про то же. Вместо того, чтобы его заводить, осади назад. Он должен понимать.