Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 52 страниц)

Глава 4

«Мой сын Драко!

Надеюсь, в школе всё хорошо, и до тебя дошли те два письма, что я уже писала.Малфой-Мэнор пуст без тебя. Меня два раза в неделю навещает мистер Томпсон. Я в порядке и чувствую себя неплохо, голова уже почти не болит. Если тебе что-нибудь понадобится...»

Малфой смял пергамент, исписанный тонким аккуратным почерком. Бросил бумажку на стол и медленно выдохнул, закрывая глаза. Пытаясь понять, что же он чувствует – злость или фальшивую радость.

Мой сын Драко.

Нарцисса обращалась к нему именно так всегда, с тех пор, как Министерство стёрло её память. Как будто постоянно боялась забыть о том, кем он являлся. О том, что у неё есть сын.

Первые дни после произошедшего Драко не покидал своей спальни в Малфой-Мэноре, потому что когда он внезапно заходил в столовую или же в гостиную, Нарцисса вздрагивала всем телом при виде него. Он замечал настороженное напряжение в ее глазах, которое она, в конце концов, решила прятать, не поднимая и вовсе взгляда.

Мать, целое лето смотрящая на свои руки, в свою тарелку или же в чашку, доводила Малфоя до точки, которая опасно граничила со срывающей крышу злостью. Злостью на покойного отца, покойного Тёмного Лорда, на Нарциссу, на самого себя.

Но в особенности – на отца, заварившего кашу, которую пришлось разгребать ему, Драко. Так бесчестно брошенному на произвол судьбы всеми, кем только мог быть брошенным. Преданным. Без друзей, без врагов. С морем людей, которые вызывали раздражение. Жгучее, жалящее. Спасающее его от полного сумасшествия.

Если бы не было этой вечной злости под кожей и презрения в крови, Малфой бы действительно сошел с ума. Он бы поехал крышей за это лето, пока Министерство с остервенением выпытывало у него информацию о местонахождении сообщников Люциуса. Подробности того, что затевалось в самых отдалённых комнатах Малфой-Мэнора, где собирались Пожиратели, чтобы распланировать новое нападение. Задавали вопросы о матери, которой теперь у него не было.

Он готов был убить их за это.

Прошлой зимой, после падения Тёмного Лорда, когда всё, собственно, и началось, Люциус будто свихнулся. Он вышел из-под власти Волан-де-Морта, и все проблемы могли бы закончиться разом – Драко даже ощущал отдалённую радость оттого, что их наконец-то оставили в покое. Он вернулся домой на рождественские каникулы и тогда заметил, что отец начал вести себя странно. Он временами пропадал куда-то, а в саду Малфой-Мэнора то и дело появлялись незнакомые люди, проходящие к заднему входу в особняк.

Драко делал вид, что не замечал. Он знал, что отец не расскажет ему ничего, однако иных вариантов не было, и догадок строить не приходилось: Люциус принимал во всём этом непосредственное участие.

Даже Нарцисса изменилась. У неё появились тёмные круги под глазами, с каждым днем всё сильнее дрожали руки и бледнела кожа.

По ночам она останавливалась перед дверью в спальню сына и накладывала на неё несколько запирающих и заглушающих заклинаний. Драко чувствовал себя в клетке. В груди шевелился неприятный холодок страха. Почему она запирает его? Что происходит?

Всю ночь он вслушивался в глухие каменные стены с таким напряжением, что порой казалось: ещё немного – и у него из ушей хлынет кровь. Конечно, это было бесполезно. Заглушающее заклинание действовало безотказно.

Так прошло несколько недель января, а затем Малфой отправился в школу, позволив себе на краткие пару месяцев забыть о том, что происходило дома.

Газеты пестрили беспокойными статьями о пропадающих семьях грязнокровных волшебников. Малфой посмеивался над этим, подшучивая, что кто-то начал очередную «зачистку», тихо ликуя про себя, что Пожиратели не имеют к этому никакого отношения.

Что их и вовсе не стало.

Что началась чёртова новая жизнь, где можно дышать полной грудью, без страха и без контроля Тёмного Лорда.

А когда после экзаменов пришла пора возвращаться в Малфой-Мэнор, где и начался настоящий кошмар, Малфой понял, как сильно ошибался.

Нарцисса превратилась в тень. Из неё будто высосали все силы, оставив лишь крошечную оболочку. Глаза её воплощали холод и ледяной страх. Хронический. Неизлечимый.

Когда Драко вошёл в особняк, она вцепилась своим взглядом в лицо сына, будто не верила, что он наконец приехал, а затем подбежала к нему, хватаясь тонкими руками, что стали похожи на птичьи лапы, за его плечи, и судорожно прижала к себе. Обняла так, как не обнимала никогда. Словно он был последней Надеждой. Самой Жизнью.

– Мерлин... Драко, мы должны это сделать... – шептала она, уткнувшись лицом в плечо своего сына, а он растерянно гладил мать по спине, стараясь отогнать от себя догадку, что уже закралась в его голову.

– Что сделать? – глухо спросил Малфой.

Как хорошо он помнил свои ледяные руки в этот день.

– Остановить Люциуса. Он сошел с ума, Драко.

Она оторвалась от него, заглядывая прямо в душу. Глаза матери были такими огромными на осунувшемся лице, что Драко стало страшно. Нарцисса постарела на тысячу лет всего за одну весну.

– Он стоит за всем этим? – тихо спросил он, глядя на неё и всем своим существом моля не отвечать «да».

Она будто услышала мысли. Не ответила.

Лишь кивнула.

Минуты проходили в тишине, а затем её тихий шепот коснулся ушей, просачиваясь в голову:

– Ты должен донести на него в Министерство.

...в Министерство.

Донести в Министерство на отца.

Эти слова дымом закручивались вокруг мозга, не желая впитываться, не желая вдруг стать понятными. Они будто были сказаны на другом, незнакомом языке. Малфой захотел забыть все языки, что знал, в одно мгновение, чтобы не понимать, о чем говорила Нарцисса.

А она всё говорила и говорила.

Невероятные, безумные вещи. О том, что отец хочет стать последователем Тёмного Лорда, хочет бороться за чистоту магического мира. Хочет истреблять тех волшебников, что звались «неправильными» в кругах аристократии.

И Драко тоже этого хотел. Но не так.

Чёрт возьми, не так. Столько крови пролилось во время войны. Столько сил было положено на то, чтобы остановить это. А теперь... всё сначала. И кто? Люциус. Люциус стоит за каждым убийством, о которых писалось в «Пророке».

– Они привозили их сюда... В Малфой-Мэнор. Он клялся, клялся мне, что до этого не дойдёт... но он... сошел с ума. Они убивают их в этом доме, – руки Нарциссы затряслись, и она ещё сильнее вцепилась в плечи сына, доставляя боль, но он почти не чувствовал её. – Прямо здесь, Драко...

На Малфой-Мэноре кровь. Особняк выкупан в крови.

Представив, как отец за волосы втаскивает в одну из комнат визжащую женщину, бросает её на пол и избивает или же пытает Круциатусом, или же применяет Империо, заставляя её изрезать себя ножом, он ощутил тошноту и дрожь, что начала сотрясать его тело.

– Тебе нужно попасть в Министерство, быстрее, – глаза Нарциссы были сухими, но воспалёнными, а цепкий взгляд держался за его лицо. – Нужно немедленно... мы должны...

– А ты?

Ему было необходимо, чтобы с ним кто-то был. Он, сам, против отца? Нет...

– Я не могу выйти отсюда. Он... он узнает. А ты можешь. Тебе нужно быстрее идти, пока его нет. Он поклялся, что если мы попробуем мешать ему... он убьёт нас. Меня и тебя. Убьёт.

Холодные тиски сдавили грудную клетку. Драко смотрел на Нарциссу, чувствуя, как глаза становятся большими и на секунду – прости, Мерлин, – испуганными, почти как у неё. Онемевший рот едва складывал слова в предложения.

– Где он?

– В Лондоне, – мать отцепила руки от его плеч и сжала их вокруг себя. – Быстрее, молю тебя. Быстрее. Камин в моей комнате. Я на время смогу снять с него блок на доступ к сети каминов, но через несколько минут он всё равно поймет, что кто-то снял заклинание... Быстрее. Прошу, Драко.

Он двигался механически, почти не ощущая ни ног, ни головы.

Лишь наблюдал со стороны, как почти бегом поднимается в спальню матери, как переступает через каминную решетку и сжимает в ставшей вдруг влажной ладони летучий порох.

Нарцисса на мгновение застыла перед сыном крошечной куклой, сотканной из страха. Посмотрела ему прямо в глаза, и от этого взгляда он вдруг пришёл в себя.

– Ты сможешь, сынок? – дрожащий голос врезался в память навечно.

Он звучал в ушах до сих пор. Это был тот самый голос матери, ради которого ты готов на всё, лишь бы он стал мягче. Спокойнее. Ты готов сдохнуть ради того, чтобы снова увидеть её расслабленной и безмятежной. Как было раньше. Как было в детстве.

Смогу ли я? – повторил он про себя её вопрос, осознавая, что она имела ввиду.

Всю жизнь отец был для него единственным, всем, вершиной Олимпа, к которой Драко стремился.

– Он уже не тот, кем был, – шептала Нарцисса, делая шаг к камину с паникой в мечущихся глазах. – Драко, он убивает людей. Он убивает их без разбору. Он стал монстром.

Вихри мыслей крутились в голове, а рука с порохом тряслась, рассыпая серый песок на брюки. Драко смотрел на мать, понимая, что не знает, что ему делать. Ему нужна была уверенность в правильности того, что происходит.

Лишь отец давал эту уверенность. А в глазах Нарциссы был только ужас перед тем, что сейчас происходило.

Или произойдёт.

– Драко...

Её губы задрожали, и она всхлипнула так больно, что он зажмурился.

Что-то внутри сломалось с этим всхлипом.

Что-то, что было надломлено уже давно. Что-то, что держало мысли в порядке, перекрывало путь к хаосу и беспорядочным метаниям. Что-то, что поддерживал всегда отец.

Декорации. Всё, что он видел, было декорациями. Ложью. В мгновение ока вершина Олимпа рухнула в Ад. Вместе с Люциусом.

Вместе с иллюзиями Драко.

Иллюзиями.

– Я смогу, – процедил он. И понял, что сейчас предаст своего отца.

Вновь картинки перед глазами. Люциус пытает женщину, убивает, заставляет её разбивать собственное лицо о каменные стены.

Всё должно быть не так.

Порох вылетел из оледеневших рук, а губы Драко произнесли:

– Министерство Магии, первый уровень.

И пока изумрудный огонь не поглотил его, унося за собой в мир сажи, он смотрел в глаза матери, из которых наконец-то полились слёзы, неся облегчение. И было в них то, что лишь прибавило ему уверенности.

В них была надежда.

* * *

– Дружище, это не совсем то, что я имел в виду, когда предлагал тебе отдохнуть у нас в гостиной. Ты должен валяться на диване, а не заниматься... – Забини заткнулся на полуслове, встретившись глазами с Малфоем, сидящим за столом и комкающим пергамент в тонких пальцах. Секундная война взглядов заставила его стушеваться и нахмуриться. – Письмо?

Малфой кивнул и махнул рукой.

– Забудь.

– От Нарциссы?

Драко вскинул раздражённый взгляд.

– О, это уже не имеет никакой разницы, да? – рявкнул он, швыряя ком пергамента на стол и зарываясь руками в волосы.

С Блейзом он мог позволить себе эту слабость. Несмотря на то, что сейчас они общались куда меньше, прошлой весной он поддерживал его как мог. И единственный был в курсе ситуации «изнутри», а не из уст Риты Скитер.

– Успокойся, Малфой, – прохладный тон, так похожий на тон самого Драко, раздражал и приводил в чувство одновременно. – Если не хочешь говорить – не нужно.

Забини отстранённо пожал плечами и уселся на привычное место у камина.

Так похоже на него. Достаточно лишь крошечного намёка – лучше не лезть, – и он исчезнет тут же. Без обид и дониманий.

Драко вздохнул, приглаживая волосы. Выпрямляясь и уставившись в шарик бумаги, валяющийся около стопки книг.

– Как тебя называет мать?

Приглушённый голос показался незнакомым даже Малфою. Он не понял, зачем задал этот вопрос, и сейчас готов был отгрызть и сжечь собственный язык. Однако Блейз ответил спокойно:

– По имени, чаще всего. Безо всяких уменьшительно-ласкательных. Иногда... «дорогой» или «милый». Когда ей что-то нужно.

Драко услышал усмешку в голосе товарища. Ему почему-то стало немного легче дышать, когда он понял, что говорить об этом с Блейзом можно.

– А что?

– Да ничего.

– Странный вопрос для «ничего», – отозвался Забини и вновь замолчал. А затем слегка обернулся. – Как тебя называет...

– Я сказал: забей, – рыкнул Малфой. В гостиной повисла тишина.

Малфой слышал, как шумит в ушах кровь от непрошеной злости, и это напомнило ему о ночах, что он проводил, прислушиваясь к мёртвым стенам, пока отец убивал в их доме магглов. Или о том, как вчера он целовал Грейнджер. Чёрт, это вовсе не то русло, куда он хотел направить свои мысли.

Он уставился в тёмную древесину стола, провел по ней кончиками пальцев.

Глаза грязнокровки почти такого же цвета. Только чуть темнее и насыщеннее. С золотыми вкраплениями, когда она злится. Или смотрит на него. На его рот. Как смотрела вчера.

Чёрт, ты жалок, идиот.

Он плотно закрыл глаза. Ему нужна темнота. Никаких ассоциаций.

Однако из-под век на него тут же взглянула Грейнджер. Через плечо, чуть наклоняясь над столом. « Проблемы, Малфой?».

Нет, что ты, сука, никаких проблем. Продолжай нагибаться и показывать свои охуенные бёдра, обтянутые тканью.

Какие бёдра?.. Разве не он несколько дней назад решил, что не хочет её? Угловатую и отталкивающую.

Зубы сжались и скрипнули. Он вспомнил её влажный рот, в который мысленно тут же погрузился языком. Так явно, так точно ощущая её вкус, что по телу пробежали мурашки, а в пах горячими толчками ударила кровь.

Корица, мята.

Тепло, влажно, до безумия приятно. Её встречающий язык, до хруста распахнутый рот и прижатая к его груди небольшая грудь.

Он ощутил, что собственный язык против воли пробегает по нижней губе, и чертыхнулся, пряча лицо в ладонях на несколько секунд. Мерлин. Что с ним происходит? За это лето он точно двинулся мозгами.

Нужно отвлечься. Отвлечься от неё. Её стало слишком много.

– Мой сын Драко, – он не отрывал рук от лица и потому сам едва разобрал, что сказал. У Забини, видимо, проблем со слухом не было. – Так она меня называет.

Малфой чувствовал на себе его напряжённый взгляд.

– Слушай. Нарцисса... – Блейз заворочался в своем кресле. – Она не знает, кто ты, Малфой. Она увидела тебя впервые в начале лета.

– Я знаю.

– Дай ей шанс.

– Шанс на что?

– Стать твоей семьёй.

« Моя семья любит меня».

Снова пляска образов перед глазами. Как же надоело.

– Она и есть моя семья, – глухо произнёс он. И тихо добавил: – То, что от неё осталось.

– Тогда дай ей шанс узнать тебя.

– Узнать?

– Драко. Ей тоже тяжело.

– Я знаю, – Малфой закрыл глаза. Затем вздохнул и встал, забирая со стула сумку.

Забини тоже поднялся. Он казался обеспокоенным, вглядываясь в глаза слизеринца.

– Из меня такой же херовый советчик, как и из тебя, но я хочу тебе помочь.

В его тоне слышалась та уверенность, которая удерживала на плаву уже долгое время.

– Я знаю, Блейз, – быстро ответил Драко, упуская взгляд, скользящий по его лицу, и направляясь к выходу из гостиной.

– Куда ты?

– У нас урок через пятнадцать минут, – Малфой на секунду остановился перед дверью, выпрямил плечи и вскинул голову, принимая привычную осанку. И тут же будто половина мыслей, свалившихся на него, вылетела из головы.

Всё становится привычнее, когда возвращаешься в своё тело.

Даже легкой усмешке удалось растянуть бледные губы.

– Ты тоже поторапливайся.

А в следующую секунду он скользнул за дверь, чувствуя спиной, что Забини хотел ему что-то сказать, но слова застряли в глотке.

Сейчас ему хотелось послать всё к чёрту.

Поддержку, Блейза, письма, грязнокровку. Всё к чёрту.

Малфой скользил по коридорам подземелий, чувствуя себя здесь на своем месте. Всё существо тянулось к тёмному камню, отторгая свет, что встретил его почти физически ощутимым ударом в лицо, стоило лишь выйти в холл.

Ноги понесли его на трансфигурацию, а по правую руку пристроилась невесть откуда взявшаяся Пэнси, влажно чмокнув его в щеку и что-то треща на ухо.

Малфою захотелось, чтобы она сейчас же провалилась в самое пекло вместе со своим режущим слух голосом.

Затем их догнал Забини, и они принялись что-то активно обсуждать.

В этом надоедливом жужжании прошел путь до кабинета трансфигурации, где уже сидели гриффиндорцы и часть слизеринцев. Пройдя на свое место, Малфой сел, вытягивая ноги. Взгляд против воли скользнул по рядам гриффиндорцев. Уизли рылся в своей сумке, Поттер что-то втолковывал ему. Грейнджер сидела боком, задумчиво уставившись в одну точку перед собой.

Малфой тут же отвёл взгляд. Ещё не хватало, чтобы его засекли за грёбаным подсматриванием за чёртовой дурой.

Но вдруг именно она повернула к нему голову. Сердце пропустило удар.

Драко чуть не рассмеялся, когда понял, что избегает её взгляда, продолжая рассматривать портреты на стене за доской. Вот уж этого ещё не было.

Грейнджер продолжала смотреть, что нервировало и заставляло ёрзать. Отвернись. Кто-то может заметить, идиотка. Просто отвернись.

Она что, ждёт, пока всевидящий Нотт отвесит ей одно из его грубоватых замечаний? Типа: «Посмотрите, как она смотрит в нашу сторону», что обязательно должно бы повлечь за собой реакцию Малфоя, но... что он скажет?

Что ему сказать? Этот вопрос почти поверг его в ужас. В груди неприятно заныло.

Лениво потянувшись, он приобнял плечи сидящей рядом Пэнси, которая тут же расцвела в улыбке, становясь похожей на павлина. Даже Блейз удивлённо приподнял брови, бросая на Драко быстрый взгляд.

– У тебя хорошее настроение, малыш? – шепнули губы Паркинсон в самое ухо, и краем глаза Малфой заметил, что грязнокровка наконец-то вздрагивает и отворачивается. И снова что-то саднящее в груди.

– Просто прекрасное, – выдавил из себя.

Но в следующий момент внимание переключилось.

Резкий хлопок заставил класс затихнуть, а слизеринцев – вытянуть шеи, чтобы рассмотреть, что случилось на этот раз у идиота-Долгопупса, который до этого упражнялся в произношении заклинания. Малфой не поворачивал головы – ему это и не потребовалось.

– Взгляните! Этот придурок снова взорвал бокал! – Крэбб самозабвенно заржал, тыча пальцем в ряды гриффиндорцев. Слизеринцы заулыбались и заулюлюкали, посмеиваясь.

– У грязнокровки всё лицо черное, – Пэнси, стараясь ещё ближе придвинуться к Малфою, ехидно хихикнула.

Драко услышал новую волну смешков и повернул голову, подумав, что это будет довольно странно, если он игнорирует подобное.

Лицо Грейнджер действительно было слегка запачкано. Щека и совсем немного – нос. Она, сжав губы, помогала Невиллу убрать остатки бокала с их стола, стирая рукавом сажу с лица.

– Эй, Грэйнджер, тебе так даже лучше! – крикнул Гойл. Захотелось заткнуть его и врезать хорошенько, чтобы не распускал язык. Конечно, Малфой этого не сделал. Просто наблюдал, как девушка резко подняла голову, уничтожая того взглядом.

– Пошел к чёрту, – прошипели её губы.

– Заткнись, Гойл, – Поттер. Встаёт со своего места, поправляя очки.

Вот ты какая, отличная возможность дать выход копившемуся в груди напряжению.

Малфой лениво перевёл на него взгляд, убирая руку с плеча Паркинсон. Радуясь, что не нужно смотреть на Грейнджер, которая, кажется, теперь тоже избегала контактировать с ним глазами. Тем более при взгляде на её губы Драко ощутил, как что-то начинает ворочаться в грудной клетке с боку на бок.

– В чём дело, Поттер? Появились лишние целые кости?– Ты тоже заткнись, Малфой. Иначе кости пересчитаем тебе.

– Послушай, ты... – Забини поднялся, отодвигая стул. – Может быть, хочешь сказать что-то еще? Или ты здесь на особенных правах?

– Эй, полегче...

– Уизли проснулся? – Малфой одним движением головы заставил рыжеволосого замолчать, и теперь тот лишь щурился из-под своей рыжей чёлки.

– Не нужно, Рон, – тон Грейнджер был холодным и строгим. – Ты же знаешь, этоне стоит особенного внимания. – Она, кажется, смотрела прямо на Малфоя каких-то несколько секунд, но серые глаза в этот момент сверлили лицо Уизли.

Тот послушно поджал губы. В классе повисла напряжённая тишина. Только Нотт постукивал пальцами по углу парты, ухмыляясь краем рта.

– Что такое, а? – Блейз сделал шаг к гриффиндорцам. – Маленькая шлюха сказала «место»?

– Нет, Гарри, перестань!

Поттер выхватил палочку, направляя её на Забини, который был готов сорваться с места в любой момент. Грейнджер вскочила на ноги, цепляясь за рукав своего дружка, глядя с испугом и что-то шепча, хмуря тонкие брови. Из сбивчивой речи до ушей Малфоя долетали фразы о приходе МакГонагалл и снятых очков с факультета, ненужных проблемах и здравомыслии.

Однако мозг практически не воспринимал слова.

Драко смотрел, как её рука сжимала предплечье Поттера. Он вспомнил, как сам держал её за плечи. Отвращение накатило на него вместе с другим, более разрушающим чувством.

Видит Мерлин, он не собирался этого говорить, но...

– Как это мило, – голос был тихим, однако все замолчали, – я просто рассыпаюсь в восторгах. Шрамированный кретин и грязнаягрязнокровка.

Грейнджер онемела, кажется. В тот момент, когда слизеринцы взорвались почти болезненным смехом, Малфой наблюдал, как она поворачивает голову и смотрит ему прямо в глаза. А потом, не отводя взгляда, поднимает руку и с нажимом вытирает скулу, лишь сильнее размазывая тёмные пятна по нежной коже.

Нет. Ох, нет. Отвернись. Чёртова дура, отвернись от меня.

Взгляд напоминал шоколад. Горький, горячий, растопленный. Касается его кожи. Какой он на вкус?

Сладость, приторность. Он бы хотел попробовать его. Прямо сейчас приоткрыть рот и поймать его кончиком языка. По шее пробежала дрожь, и крошечные волоски на затылке встали дыбом, пока грязнокровка дышала, раздувая точёные ноздри то ли от злости, то ли от обиды.

Воспоминание о влажном языке, скользнувшем, кажется, совершенно случайно вчера по его губе, заставило подобраться. Хотелось намотать на кулак её густые волосы, потянуть и запрокинуть голову так, чтобы на тонкой шее натянулась кожа. А потом накинуться на её губы. Въедаться в рот, ощущая ненавистный вкус корицы.

Грёбаной корицы.

Интересно, а она дала бы трахнуть себя в этом кабинете? На парте. У стены. На столе у старухи МакГонагалл. Он бы трахал её, упиваясь сладкими криками. Она бы неотрывно смотрела ему в глаза. Рот был бы открыт, и Малфой ощущал бы её стоны, рычание. Или хрипы, когда она сорвала бы себе голос. А он бы кусал её, проникая глубоко внутрь.

В её рот. В неё саму. В её сознание.

Живот Драко напрягся, а рука помимо воли поправила мантию, скрывая набухающую эрекцию.

Картинка явно нарисовалась в голове, принесённая в мозг горячим потоком крови, что, кажется, кипела в венах. Но не успела задержаться.

– Ничего остроумнее я и не ждала от тебя.

Ледяной голос.

Он скривил губы, возвращаясь в реальный мир, ощущая раздражение, и с утроенной желанием ненавистью выплюнул:

– Закрой рот, – и, обведя насмешливым взглядом горящее лицо, добавил зачем-то: – уродина.

Брови Грейнджер приподнялись от неожиданности.

Драко и сам удивился. Слизеринцы же поддержали его слова гоготом. Пэнси хохотала громче всех, одобрительно поглаживая его плечо. Захотелось вдруг отодвинуть ее от себя. И, к ужасу Малфоя, вернуть свои слова обратно.

Судя по тому, как вспыхнули глаза Поттера, он уже готов был кинуться и вцепиться в глотку Драко, но у двери послышалось негромкое и сухое покашливание и быстрые шаги.

В класс вошла старуха МакГонагалл, и слизеринцы, по-прежнему тихо переговариваясь и посмеиваясь, сели по местам. Малфой уставился на свои руки.

– Я надеюсь, мне просто показалось, – строго произнесла она, проходя мимо, – что здесь назревает перебранка.

– Конечно, профессор. Всё прекрасно.

– Чудно. В таком случае, вы соизволите занять свои места. Мистер Нотт. Парты созданы для того, чтобы писать за ними, а не сидеть на них.

Малфой снова покосился направо, заметив, что Поттер, стиснув зубы, бросил в их сторону ещё один тяжёлый взгляд.

Грейнджер сжала губы и отвернулась, усаживаясь за свое место, где Невилл, красный словно рак, начал бормотать слова извинения.

Давай. Проси прощения, кретин. Видишь, что из-за тебя произошло?

Драко надеялся, что грязнокровка покривится или скажет что-то ещё, но она просто отвернулась. Села к нему боком. А через секунду к ней прилип чёртов Поттер и всё ещё скованный перебранкой Уизли.

Драко фыркнул, подтаскивая к себе книгу и бездумно открывая её на первой попавшейся странице.

Интересно, с каких пор он стал так разборчив в выражениях?

К чёрту.

К чёр-ту.

Пэнси зашептала что-то ему на ухо, но он не разобрал слов – специально, наверное. Он не хотел понимать окружающих.

Он не хотел понимать даже самого себя.

* * *

До встречи в библиотеке с Куртом Миллером оставалось чуть больше часа, и Гермиона решила свободное время посвятить занятиям травологией у себя в спальне.

Если честно, нигде больше находиться не хотелось. После идиотской стычки на трансфигурации не было желания даже говорить с кем-либо, а не то что улыбаться и делать вид, что всё в порядке.

И эта фразочка Малфоя...

Гремиона уверяла себя в том, что ей плевать. Конечно, плевать – как иначе? Она твердила себе это целый день. И труднее всего было не позволить Гарри начистить Малфою лицо.

– Этот кретин поплатится... честное слово, он у меня запомнит...

– Гарри, тише.

– Ублюдок. Сейчас закончится урок и...

И ничего.

Он уйдёт в компании своих дружков, всё ещё посмеиваясь над тем, что стакан Невилла разорвался на части.

Гермиона покачала головой, продолжая бездумно записывать конспект.

– Прекрати вести себя как ребёнок. Малфой – идиот. Не нужно обострять эту ситуацию.

– Слушай, ты не поняла, наверное, но он совсем потерял совесть, – зашипел Гарри с таким ожесточением, что от его дыхания пошевелилась выпавшая из заколки прядь её волос.

– Он всегда был таким.

– Нет, не всегда.

Голос МакГонагалл заставил их вздрогнуть:

– Мистер Поттер, возможно, вам есть, что добавить к лекции?

Наконец-то замолчал. Кашлянул и угрюмо покачал головой.

– Извините, профессор.

Гермиона стыдливо потупила глаза, когда недовольный взгляд декана зацепил и её тоже. Но всё ещё беспокоило то, как Гарри постукивал ногой по полу.

– Прекрати злиться, – прошептала, когда Минерва села за кафедру и принялась искать что-то среди горы пергаментов.

– Я не злюсь.

– Я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не приблизишься к Малфою.

– Слушай...

– Я не собираюсь ничего слушать, Гарри Поттер.

Гарри сжал губы и отвернулся, а внимание Гермионы тут же приковалось к Драко, который сидел в соседнем ряду и пустым, как обычно, взглядом скользил по однокурсникам. Кажется, он уже и забыл о том, что случилось.

Да и с чего бы ему помнить.

– Слышишь? Пообещай, что у вас не будет стычки.

– Почему ты заступаешься?

– Я не заступаюсь, дурья твоя голова. Я избегаю проблем.

– Проблемы ужеесть.

Это точно. Поттер и сам, наверное, не понял, как оказался прав. У них были огромные проблемы.

– Значит, их станет на одну меньше, – упрямо заявила Гермиона. – Пообещай, – добавила тут же, стоило Гарри закатить глаза, стиснув кулаки.

Он бросил холодный взгляд в сторону слизеринцев и процедил сквозь зубы:

– Ладно.

Она не успела даже вздохнуть с облегчением, как он добавил:

– Только до следующей его выходки, ясно?

О, это не займёт много времени.

– Ясно. Спасибо тебе.

Поттер ничего не ответил, только дёрнул плечом и просидел мрачный как туча до самого конца лекции.

А теперь... Если бы ей сейчас не нужно было идти в библиотеку, она могла бы заниматься в общей гостиной, дергая время от времени Гарри и Рона, которые бы, как обычно, бездельничали, а потом слезно просили бы списать на контрольной.

Гермиона могла представить, что сейчас они сидят развалившись у камина и играют в волшебные шахматы. Или поедают Берти-Боттс, что утром передала Рону мать. Или снова играют в Плюй камни. Гермиона бы бросала на них недовольные взгляды из-за стола, а они бы старательно делали вид, что не замечают.

Теперь у неё такой возможности не было.

Теперь она сидела у себя в спальне, поглядывая на стопочку книг, приготовленную для занятий с Куртом. Нужно было чем-то занять своё время и отключиться от мыслей о долбаном Малфое, накрепко засевшем в голове.

И Гермиона выбрала самый верный способ.

В гостиной старост она заниматься не хотела, хотя треск камина успокаивал, возвращая к прошлому и привычно бегущим учебным дням, что ещё недавно казались счастливыми, а теперь нагоняли какую-то будничную меланхолию.

Она уселась за небольшой стол, доставая из сумки пару книг. Краем уха услышала, что дверь в гостиную открылась. Сердце на секунду замерло. Послышался знакомый резковатый смех, и губы гриффиндорки скривились.

Пэнси.

Снова он притащил её сюда после занятий.

Подавив рвущееся изнутри раздражение, девушка упрямо сжала губы, выискивая из стопки нужную книгу и против воли прислушиваясь к тому, что происходило внизу. Голос Паркинсон резал слух, однако слов разобрать было нельзя – не самый приятный звук, что доводилось слышать. Кажется, даже мандрагора вопит благозвучнее.

Что он нашел в ней?

Что они находилив ней? – тут же исправила себя Гермиона, немного ошарашенная внезапностью мысли.

Парни Хогвартса так нахваливали её, будто это была не Пэнси Паркинсон, а Божество Паркинсон. Всем было известно, что она – девушка не самого тяжёлого поведения, и затащить ее в постель не составляло особенного труда, особенно если дело касалось таких парней, как Малфой. Хотя к этим она бежала сама, вешаясь им на шею и не отлипая.

Одёрнув себя и отругав последними словами за подобные размышления, Гермиона открыла книгу, уставившись невидящим взглядом в оглавление и заставляя себя не прислушиваться. Наступила недолгая тишина, в которой высокие часы у стены громыхали секундной стрелкой будто гонгом.

Наверное, поднимаются в спальню.

Секунду спустя захлопнутая дверь его комнаты стала тому подтверждением. Гермиона вздрогнула, прикрыв глаза. Через ванную, что не заглушала смеха Пэнси, было слышно почти всё. Торопливые шаги и молчание, что время от времени прерывало неприятный смех, который становился всё тише, а затем и вовсе угас.

Тишина звучала ободряюще. Девушка снова уставилась в учебник, и ей удалось прочесть даже нескольких страниц, когда тонкий и высокий стон из соседней комнаты иглой впился под кожу.

Это было неожиданно.

Ведь тишина до этого говорила о том, что хозяин комнаты наложил на неё «заглушку». Гермиона нахмурилась, поглядывая на время. Прошло минут пятнадцать, а неизученного материала оставалось ещё много.

– О, Драко...

Гермиона зажмурилась, чувствуя, как по коже бегут мурашки, а внутри ревёт и бьёт в рёбра что-то большое и колючее, перехватывающее дыхание. Прекрати. Прекрати думать о том, что он сейчас делает. Что чувствует эта гадкая шлюшка. Где сейчас его руки и рот.

«Уродина».

Он назвал её уродиной. Выплюнул это в лицо. И спасительная злость тут же придала сил. Грейнджер уверенным движением подняла сумку и принялась искать в ней волшебную палочку.