Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 52 страниц)

Глава 12

Гермиона так быстро жевала, что даже Рон наблюдал за ней, приоткрыв рот. За тем, как подруга снова и снова подносит большую грушу к губам, как постепенно фрукт становится всё меньше и в рекордные сроки превращается в жалкий огрызок, завёрнутый в салфетку. Уизли мог поклясться, что Грейнджер даже не почувствовала вкуса еды. Девушка отстранённо облизала кончики пальцев, а затем губы. И всё это – не отрывая взгляда от пергаментов, что лежали на коленях.

– Мерлин, – вырвалось у него. – Положи перед тобой приготовленного василиска, съела бы и не заметила!

В глазах было почти восхищение, ведь рыжий всегда считал, что самый большой аппетит в их компашке был у него.

Гермиона вздрогнула, поднимая глаза.

– Я бы на твоем месте занялась изучением предмета, – отчеканила она с быстрым кивком на конспекты. – Не стоит снова полагаться на то, что тебе удастся списать у меня.

Тот насупился: искромётный юмор остался неоценённым.

– Я готовился. Целый вечер в гостиной провёл… ну, или большую его часть, – пробубнил, но всё же уткнулся в писанину.

Друзья вдвоём решили устроить на большой перемене пикник прямо во дворе, постелив мантию Рона на траву у фонтана и усевшись сверху, раскладывая вокруг себя конспекты – следующим уроком была обещанная контрольная по нумерологии. Однако Гермиона как ни заставляла себя смотреть прямо на исписанные её же почерком листы пергамента, не видела ни слова – слишком громкими были мысли в голове.

Прошло две недели. Две чёртовы недели и один чёртов день.

Они с Малфоем не разговаривали. Они даже не виделись толком. Гермиона была уверена в том, что он даже не замечает этого молчания. Её же оно душило. Не давало нормально мыслить, находясь у себя в спальне или прокрадываясь в душ поздним вечером, чувствуя запах его геля для душа и задерживая дыхание, насколько это было возможно.

Но потом всё равно приходилось делать вдох и Малфой оказывался внутри. Глубоко в лёгких. Разносясь по сосудам и касаясь внутренностей своим ядом.

Это так бесило.

Они молча патрулировали. Четыре патруля в полной тишине. И расстояние между ними изменилось. Если раньше она шла в трёх шагах от него, то теперь – это семь. Или восемь. И с каждым разом их становилось всё больше.

Долговязая тень уже не касалась её туфель.

Восемь шагов. Мерлин, между ними бесконечная бездна, а не шаги.

Слава Годрику, что сегодня МакГонагалл избавила Гермиону от этой участи. Идти, прибитая его присутствием и бесшумной походкой, и задыхаться от невозможности (и нежелания, конечно же) что-то изменить, и истекать этими дурацкими мыслями, что не выходили из головы, и… Еще много “и”.

Как вовремя Минерва попросила помочь ей с отчётами по успеваемости младшеклассников, сняв с патрулирования на один день. Еще одной тишины гриффиндорка бы не выдержала. Правда, эта просьба значила, что им с Малфоем нужно будет пообщаться. Хотя, можно было бы написать ему в дневник… чего делать совершенно не хотелось.

Грейнджер не могла понять одного – почему ему настолько наплевать? Нет, понятное дело, что ей тоже совершенно наплевать. Но… не совершенно, наверное, потому что она думала.

Так часто, блин, думала об этом, что голова пухла.

Даже после их разговора в теплице. Будто... ничего не изменилось. Как будто что-то могло измениться от давно подтверждённого факта: Малфой подлый, бесчестный и гнусный хрен. И то, что он остановил придурка Монтегю – делало его не намного лучше.

Но что о том говорить, если слизеринцу было всё равно.

Он веселился вовсю, чувствуя себя в своей скорлупе высокомерия и самолюбия, как рыба в воде. Перешучивался с Забини, бросая на гриффиндорцев надменные взгляды. Обжимался в Большом зале с Пэнси. О, голос Паркинсон был слышен обычно громче всех из спальни слизеринца. А ещё он почти не появлялся в гостиной.

Гермиона решила, что это вообще мало её заботит.

– Герми, – голос Рона вклинился в сознание и девушка едва заметно вздрогнула. – Слушай, а… о чём ты думаешь целый день?

– Собираешься ли ты взяться за ум и посвятить немного времени занятиям.

– Я... серьезно вообще-то.

– Я тоже, – она подняла на рыжего многозначительный взгляд.

– Эй, я же вижу. Ты уже целую вечность читаешь страницу, на которой написано пять строчек. Тебя что-то беспокоит, и вряд ли это “что-то” касается меня...

Гермиона закатила глаза и хотела было вновь сосредоточиться на нумерологии, когда Рон выдернул конспект из её рук. Девушка раздражённо фыркнула, уставившись в фонтан перед собой.

– Ну же, Герми, – он пытался заглянуть ей в лицо. – Скажи мне.

Перевела взгляд и встретилась с глазами Уизли.

– Я просто не выспалась, ладно?

И начала быстро собирать раскиданные вокруг листы.

– Нет, не ладно. Я же вижу.

– С каких это пор ты начал уделять внимание моему настроению? – Гермиона выхватила пергамент из пальцев Уизли и принялась запихивать в сумку.

– Я всегда замечал, – сказал Рон и встал, сунув руки в карманы тёмных джинс.

– Да что ты говоришь?! А мне кажется, если бы мы с Гарри не поссорились, ты бы и дальше не обращал на меня внимания. Ты мне не сиделка, ясно? – она никак не могла справиться с книгой и потому просто зажала её под мышкой. Она не хотела раздражаться – так получалось само, и потому прошипела, поднимая лицо: – Я в порядке.

– Оно и видно...

Гарри и Рон всегда, всегда считали, что она должна быть частью их настроения – и если у них всё было нормально, то и у неё автоматически, по-умолчанию становилось так же.

Должно было. Должно, чёрт возьми. Ей надоело думать о том, что она обязана. Всем.

Преподавателям – отменно учиться. МакГонагалл – улыбаться каждый раз, говорить, что всё хорошо. Мерлин, не скажет же Гермиона, что вечером обычно запирается в своей комнате и сжимается под одеялом, чувствуя себя самой… несчастнойво всём мире. А иногда (чаще всего) – слышит, как этот кретин-Малфой удовлетворяет очередную свою минутную пассию в одном из ежевечерних тренингов по усовершенствованию навыков в постели. А Гермиона почему-то не ставит заглушку на комнату. Он же не считал нужным этого делать, предоставив ей право выбора – не хочешь слышать – произноси заклинание, а хочешь – твои проблемы. И с каждым разом, каждым чёртовым разом, это было всё громче и громче. Будто его шлюхи перед тем, как попасть к нему в постель, проходили кастинг на самую вопящую глотку.

Пока лидировала Пэнси.

Мерлин. Она ведь уже даже различала некоторых по особенно сильным оргазмам. В том смысле, что некоторые – выкрикивают, некоторые – выстанывают. Его имя. Его это дурацкоеимя.

– Гарри бы тоже переживал, – Рон молча наблюдал, как она поднимается, отряхивая юбку и сверля его своим тяжёлым взглядом.

– Прекрати делать как Гарри, Рональд.

– А я и не делаю… – он наклонился, подбирая мантию и вытряхивая её от травы.

– Что это тогда? – гриффиндорка поморщилась, качая головой и направляясь под козырёк низких балконов, вбегая по ступенькам в здание школы и вливаясь в неровный ряд студентов.

– Ты же Гермиона, – он догнал её, выпалив это почти с обвинением, попутно бормоча извинения тем, кому успел наступить на ноги.

– Очень ценное наблюдение.

– Я о здравомыслии, понимаешь?

– Вот я и мыслю здраво.

– Да, только эти мысли делают тебя невыносимой… иногда, – добавил он, заметив быстрый взгляд, что она бросила из-под чёлки.

– Но они остаются моимимыслями.

– А мы остаёмся твоими друзьями, – Рон скользнул следом за ней в Большой зал, придерживая дверь для идущих позади первокурсников. – Хоть ты и в ссоре с Гарри.

Гермиона ничего не ответила, не глядя по сторонам направляясь к гриффиндорскому столу, где устроились Невилл и Симус, беседуя о чем-то.

Рон не злил её. Не злил. Она злилась сама на себя.

На мысли, что неподъемными бочками, полными кирпичей, тяжко сталкивались где-то между висков.

Еще и, как назло, на глаза попались платиновые волосы, что заставило резко отвернуться от слизеринского стола. Она не будет смотреть на Малфоя.

Достаточно уже того, что его голос набатом стучал в ушах:

“ Может быть, и знал”.

Эта фраза за все время молчанки стала апофеозом звука в сознании. Она долбилась в кору головного мозга, стремясь, кажется, раздробить череп изнутри.

Если ты знал, чёрт возьми, то зачем полез? Почему не дал уроду Грэхему закончить начатое? Совесть? Стыд?

Гермиона почти расхохоталась, падая на лавку и громыхая тяжелой обложкой “Углублённого курса нумерологии” по столу так, что Невилл и Симус подскочили на месте.

– О, привет, Гермиона. Хорошее настроение?

Бросив на сокурсников уничтожающий взгляд она промолчала, мысленно рисуя себе картинку извиняюще разводящего руками Рона, что уже стоял за спиной. Но, видимо, последний не только разводил руками, потому как, углядев что-то и растянув губы в быстрой улыбке, Невилл торопливо встал из-за стола, дёргая Финнигана за рукав. Тот тоже поднялся, оправляя мантию.

– Ладно, мы пойдём. Скоро контрольная…

– Да. Увидимся, – Рон кашлянул, провожая молодых людей взглядом до двери и садясь рядом с подругой, облокачиваясь спиной о крепкое дерево стола.

– Ну и что это?

– Что?

– Куда они пошли? – Грейнджер кивнула вслед удалившимся гриффиндорцам, которые не преминули обернуться у самого выхода. – Я упустила тот момент, когда собственные однокурсники начали избегать меня?

Девушка опустила глаза, утыкаясь взглядом в обложку тома, чувствуя широкую подбадривающую ладонь Рона на своей спине. Он теперь почти не смущался, прикасаясь к ней. Раньше такого не было.

“Повзрослел”.

– Слушай, – он легко сжал плечо подруги. – Они не избегают тебя. Тебя никто не избегает. Скорее… ну… наоборот.

Она подняла вопросительный взгляд на веснушчатое лицо. Уизли пожал плечами, но Гермиона всё равно поняла, что он хотел сказать. Она действительно была где-то очень далеко. Все эти почти два месяца. Вся в себе с тех пор, как узнала о том, что им с Драко нужно будет работать вместе.

Стоп. Какого-черта-Драко? Малфой. И только Малфой.

Язык во рту шевельнулся, будто случайно произнося запретное имя. У него красивое имя. Наверное, так же думают и все его шлюхи, когда истошно…

И тут же вспыхнули румянцем щёки.

С ума сошла, решила она и протянула руку чтобы налить себе тыквенного сока из графина, сбрасывая попутно с плеча пальцы Уизли. Она не могла принимать поддержку. Это опять-таки обязывало. Не нужно.

Рыжий поджал губы, покорно сцепляя пальцы перед собой.

– Ты собираешься мириться с Гарри?

– Я думаю, он не захочет иметь со мной ничего общего теперь, знаешь, – поднося бокал к губам, произнесла Гермиона. – Он игнорирует любые мои слова и постоянно ведёт себя, как идиот, когда я рядом.

Отпила сок и подпёрла подбородок ладонью, глядя куда-то за стол пуффендуйцев, намеренно игнорируя Слизерин.

Онбыл там.

– У нас не выйдет общаться, если он не может понять того, что я староста и мне приходится терпеть рядом с собой Малфоя, хочу я того, или нет.

– А мне кажется, что он немного другого не может понять, Гермиона. Ну, ты... знаешь… эти взгляды и…

– Нет никаких взглядов, Рон. Мы не общаемся даже.

– Конечно, как скажешь. Но… может, ты хотя бы попытаешься… ну, то есть... еще раз.

– Честно говоря, не обещаю, – Гермиона торопливо отвернулась, когда заметила, что Малфой с Забини поднялись из-за своего стола и медленно пошли к выходу, почти осязаемо наслаждаясь тем, как перед ними расступаются студенты.

Рон ничего не заметил: был слишком увлечен нервным ковырянием в ногтях.

– Просто я надеялся, что завтра мы вместе пойдем в Хогсмид, как всегда, – в голосе друга слышалась немалая озабоченность ситуацией. – А Гарри утром сказал, что ты теперь будешь сидеть в “Трёх мётлах” за змеиным столом.

Грейнджер так резко повернула голову, что волосы непокорной гривой упали на спину и взгляд Рона приковался к её синяку. Точнее, оставшемуся бледно жёлтому пятнышку на скуле, всё еще болезненному на прикосновения.

Гермиона отвела глаза и поджала губы. Рыжий снова ободряюще улыбнулся:

– Знаешь, ты не мужчина, но он тебя даже красит.

Гриффиндорка вздохнула, забыв о праведном гневе, а затем отвернулась, опуская лицо. Охоту обедать отбило вовсе.

Рон заметил кровоподтёк, когда тот уже стал тёмным, а по краям начал сходить.

– Гермиона, что это?

– Ничего.

– Вот что теперь у нас называется “ничего”?

– Не вписалась в книжную полку в библиотеке.

– И давно у тебя проблемы с координацией?

– Всегда. Потому я и не играю в квиддич, Рональд.

– А-а… Ну, да.

Кажется, он не поверил ей. Но, по крайней мере, больше не сказал ни слова. Шутил только иногда и получал пинки.

– Пора идти на контрольную. Времени осталось не так много, – Гермиона поднялась из-за стола.

– Но ты не притронулась к еде.

Наблюдателен, как никогда.

Не ответив другу, лишь махнула рукой, направляясь к выходу из зала, сливаясь со стайкой когтевранок, что как раз толпились у двери, ожидая, пока поток студентов закончится.

Перед ней, естественно, никто не расступился, как несколько минут назад перед этими выскочками. Она ведь не привилегированная. И к чёрту это.

Гермиона сжимала пальцы на обложке книги так сильно, что белели костяшки.

Её смущало, что пришлось соврать Рону. Это мучило не хуже ссоры с Гарри.

Но что ей было ещё говорить? Что Монтегю зажал её в подземельях потому, что шатался там пьяным, а Малфой решил, что грязнокровка сама справится с патрулированием поздним вечером?

Чтобы завтра найти голову Драко, насаженную на флюгер Башни старост? Нет уж.

Девушка сомнительно хмыкнула. Вряд ли бы Рон стал подобным образом решать проблему со слизеринцем, но разборок – ещё больше, чем есть – ей совершенно не хотелось.

– Он такой милый, заботливый… Я просто в восторге! – тонкий щебет отвлёк от размышлений, и Гермиона нашла взглядом одну из когтевранок, восторженно подскакивающую на месте. – Он предложил увидеться вечером, это будет как тайное свидание, я всегда мечтала...

– О, Ирэн, ты шутишь! – взволнованный шёпот подруг лишь раззадоривал блондинку, заставляя хлопать в ладоши.

– Нет, я не шучу, он такой… ох, я не знаю.

– Он симпатичный, – протянула ещё одна девушка из их компании. – Курт Миллер, знаете ли, нынче завидный молодой человек.

Курт?

Вернулся?

Грейнджер вытянула шею, пытаясь услышать ещё что-то, но небольшое столпотворение наконец-то двинулось к выходу, и девушки во главе со своей восторженной Ирэн практически сразу же исчезли на лестнице, оставив Гермиону молча прижимать к себе книгу и хмурить лоб.

Поразмыслив на досуге о молчаливом исчезновении Курта, гриффиндорка пришла к логичному выводу, что его пропажа вместе с Лори Доретт вполне объяснима. Судя по всему, у них уже намечались какие-то отношения, и он поддерживал девушку, находясь рядом с ней в это тяжёлое время. Возможно, попросил у Дамблдора разрешение покинуть школу вместе, чтобы не оставлять бедную Лори наедине с её горем.

Одного лишь Гермиона не могла понять – о каком тайном свидании велась речь среди когтевранок, но толком поразмыслить ещё и об этом у неё не получилось, потому что, свернув в коридор, ведущий к кабинету, она со всего ходу врезалась в Гарри так, что книга едва не выпала из рук.

Тот отскочил, бормоча извинения, но, увидев, кто именно стал преградой, замолчал, недовольно поправляя сбившиеся очки.

– А, это ты…

И собирался было пройти мимо, когда Гермиона ухватилась за рукав его мантии, вспомнив слова Уизли.

– Постой, Гарри.

– Ну, что ещё? – он выглядел раздражённым.

– Я говорила с Роном...

– Это чудесно, что он имеет желание говорить с тобой.

– Судя по тому, что ты рассказываешь обо мне, это действительно чудо, что со мной всё ещё здороваются знакомые.

Закатил глаза. Снова попытка обойти гриффиндорку, но её пальцы на рукаве только сжались сильнее. Испытывающий взгляд из-под тёмной чёлки.

– Я хотел бы успеть посетить туалет до контрольной, позволишь?

Гермиона вздёрнула подбородок:

– Он в другой стороне.

Поттер выдохнул, качая головой. Сложил руки на груди и сжал губы, глядя куда-то перед собой. Он всегда так делал, когда злился – девушка выучила каждый его жест за все эти годы.

– Чего ты хочешь?

– Послушай… вообще-то, я не хочу ссориться.

– Ладно. Тогда дай пройти, – он слегка отодвинул её плечом.

Она отошла, глядя ему, удаляющемуся, в спину.

– Рон переживает! – крикнула вслед. Гарри только обернулся, бросив на неё пустой взгляд, который сделал что-то – Гермиону будто перемкнуло. Она сорвалась с места и помчалась за Поттером, обходя идущих навстречу студентов. – Слышишь меня? Рон хотел, чтобы мы пошли в Хогсмид завтра. Вместе.

– Я не пойду, – даже головы не повернул, шагая прямо.

– Как хочешь. В таком случае у меня личная просьба – не мог бы ты прекратить повторять те гадости, которые говоришь ему обо мне?

– Какие гадости?

– Те самые. Что я вроде как собираюсь сидеть за слизеринским столом и…

– Да все к этому и идёт!

От его восклицания несколько человек обернулись. Гермиона могла представить, как это выглядит. Будто ссора влюблённой пары. Но ей сейчас было не до того – Гарри всегда был упрямым. А что ей оставалось делать, если не переубеждать? Тем более, он всегда говорил – ты очень убедительная, Гермиона.

Да, чёрт возьми. Но не тогда, когда дело касается её самой.

Они никогда прежде не ссорились.

– Это чушь, – девушка нервно облизала губы, обходя Теодора Нотта, в которого едва не врезалась, и игнорируя брошенные в их сторону ругательства. – И это расстраивает Рона.

Грейнджер начала задыхаться от быстрой ходьбы, и хорошо, что он соизволил остановиться. Покачал головой.

– Значит, теперь дело в Роне? Не так давно ты нас вообще не замечала.

– Я замечала! – Гермиона сжала руки в кулаки и едва удержалась, чтобы не топнуть ногой, когда Поттер промолчал. – Мерлин, я не прошу от тебя невозможного. Просто пойми меня.

– Я никогда не смогу понять, – сощурившись, прошипел он, наклоняя голову к девушке. – После всего того, что эта змея сделала... с нами. Он такой сукин сын.

Гермиона открыла было рот, но поняла, что сказать в защиту Малфоя ей совершенно нечего. Да она и не собиралась. Ещё чего.

– Ты прав.

Он приподнял брови. Удивлён?

Ей стало страшно – неужто это искреннее удивление? Если так, то она в полном дерьме. Если добавить ещё и тот факт, что мысли о слизеринце не дают ей покоя уже который день.

– Что, думал я не соглашусь? Даже очень согласна. Он урод. Кретин. Я ненавижу его так же, как и ты. И меня пугает, что он стал причиной нашей с тобой ссоры. И знаешь, что чертовски задевает меня? Ты не веришь мне.

– Просто ты изменилась. И всё стало не так.

Гарри заговорил тише, спокойнее. Настолько, что отлегло от сердца. Стало легче. Совсем немного, но легче. Будто какая-то сбитая шестерёнка встала на место.

– Все меняются, Гарри.

Он сглотнул. Сунул руки в карманы. Отвёл глаза и уставился куда-то вбок, кусая губы. Поток студентов наконец-то поредел, что предвещало скорое начало урока. Гермиона смогла сделать свободный шаг к нему и заглянуть в лицо – теперь их никто не толкал плечами и не говорил, что лучше места, чем посреди коридора, они найти просто не могли.

– Это твоё решение, но я хочу сказать тебе, что никогда, никогда, Гарри, я не сяду за слизеринский стол.

Грейнджер смотрела прямо в зелёные глаза, и он не смог не ответить ей таким же прямым взглядом.

– Если не хочешь говорить со мной – мы можем продолжать молчать. Но мне важно, чтобы ты верил мне.

Он вздохнул, будто решая что-то для себя. Ещё несколько секунд изучал выражение лица подруги, после чего протянул руку и легко сжал её плечо:

– Ладно.

– Ладно?

Поттер улыбнулся поджатыми губами.

– Ладно – я верю тебе. Ладно – мы пойдём завтра в Хогсмид.

Широкая улыбка появилась на лице Гермионы, когда она едва сдержалась, чтобы не захлопать в ладоши от рухнувшей водопадом на голову радости – как некая Ирэн в Большом зале – но только спокойно кивнула.

– Хорошо.

– Это ради Рона. Ты же знаешь, что значат для него посиделки в “Трёх мётлах”, – он тщательно скрывал свое облегчение, но зелёные глаза предательски засветились.

– Скорее уж сливочное пиво.

Гарри рассмеялся, опуская голову, а Грейнджер впервые за долгое время чувствовала себя почти счастливой. Она даже представить себе не могла, насколько эта ссора прессовала её всю неделю. И помириться… оказалось так просто.

А теперь… теперь всё встанет на свои места?

Она думала об этом, пока они брели по опустевшему коридору в класс нумерологии, негромко разговаривая.

И Поттер даже закинул ей руку на плечо в излюбленной привычке.

Наверное, да.

Всё встанет на свои места.

* * *

– Малфой, не будь таким букой…

– Иди на хер, Пэнс.

Слизеринка поджала губы и сложила руки перед собой на коленях. Заметив ухмылку Блейза, нахмурилась, меняя положение и уперевшись в кулачки подбородком.

Драко знал, что ей не нравится, когда её осаждают при ком-то. А в гостиной Слизерина сейчас сидели они вчетвером. Забини, закинув руки за голову и разминая шею, полулежал на диване. Крэбб слонялся по углам, пиная кончиком туфель монолитные стены то там, то тут. Паркинсон несчастно вздыхала, устроившись ближе к огню, а Малфой углубился в чтение “Пророка”, поглядывая на часы над камином.

Десять вечера.

Еще час “патрулирования”.

– Не лезь к нему, Пэнси. У него критический день.

Ну, конечно. Блейз промолчать просто не мог. Малфой лениво перевернул страницу газеты, поднимая на секунду взгляд и красноречиво покачивая головой, глядя на друга.

– Я так и не поняла, что случилось… – захныкала слизеринка.

– Грязнокровка отказала ему в свидании, – просюсюкал мулат, тут же увернувшись от летящего в него “Пророка” и рассмеявшись. – Мимо.

Драко раздражённо запрокинул голову, упираясь затылком в мягкую спинку кресла и зарываясь лицом в ладони.

В последние дни было спокойно – без волнительных статей в газете и без волнительных писем из Мэнора. Вообще без писем. Дамблдор сообщил, что поместье осмотрено, совершенно чисто, и, помимо всего прочего, вокруг Малфой-Мэнора будет воздвигнут оповещающий щит в целях защиты Нарциссы.

И, видит Мерлин, это было огромным камнем с души.

Теперь оставалась только одна проблема – доставучая Грейнджер. Хотя… и не проблема это вовсе. С учетом того, что они не общались. Вообще. Ровно пятнадцать дней. Да он бы и не заметил, если бы не привычка подсчитывать всё подряд. Даже совершенно ненужное и не интересующее.

– В свидании? – голос Паркинсон, кажется, взлетел на несколько октав вверх.

– Отказалась патрулировать, – уточнил Забини.

– Продинамила, – подал голос Винсент откуда-то сзади.

– Я вас ненавижу.

Это всё, на что хватило Малфоя.

Он даже огрызаться не хотел. Просто закрыл глаза, вздохнув и потягиваясь. Настроение действительно ни к чёрту, хотя, по идее, он должен был прыгать выше головы – Грейнджер помогала МакГонагалл с заполнением каких-то графиков успеваемости, и потому ему пришлось бы патрулировать одному, если бы он решил этим заняться, конечно. Однако, вспомнив тон, которым грязная сучка сообщила ему об этом – фраза, брошенная впервые за столько дней, мать её – кулаки сжались сами собой.

...Грейнджер неслась к портрету небольшим смерчем, даже не поворачивая головы.

– Сегодня ты сам. Я буду занята, – бросила на ходу, когда Драко спустился в гостиную – ровно в девять вечера.

Он удивлённо поднял брови, складывая руки на груди. Вот так новости. Это ещё какого фига? И даже не совсем понял, что удивило его сильнее: то, что она осмелилась наконец-то открыть рот, или же то, что она отказывалась от своих обязанностей. Решил начать с первого.

– Что, грязнокровка, надоело играть в молчанку?

Ноль реакции на издёвку. Просто шла к двери. Малфой прищурился.

– Тпру, я сказал. Куда собралась? Хера с два я буду выполнять за тебя твою работу, – он остановился в проёме арки, кривя губы и наблюдая за её перемещением. Он зря, что ли, отменил встречу с рыжей грудастой семикурсницей из Когтеврана этим вечером?

Грейнджер, мимоходом обернувшись через плечо, посмотрела на него так, будто он был застрявшим между зубов куском еды. Окинула безразличным взглядом тёмную рубашку, брюки, и отвернулась, даже не замедлив шага.

– Я должна помочь профессору МакГонагалл с отчётами по успеваемости.

Вот так просто. Будто так и надо.

– Какого так поздно? Или старуха забыла, что сегодня за день недели?

– Думаю, она рассчитывает, что тысоизволишь пройтись по школе. Сам.

Тон Грейнджер не понравился слизеринцу.

– Не могла бы ты обращаться ко мне, а не к двери, когда разговариваешь со мной, а не с дверью? – прошипел он, делая шаг вперед, объясняя себе собственное раздражение тем, что никому не было позволено говорить с Малфоем вполоборота, да ещё и после такого затяжного молчания, но она никак не прореагировала. Это бесило, и Драко добавил: – На хер старуху. Ты должна патрулировать.

– Да что ты? Кто сказал?

– Я сказал.

Наконец-то остановилась, крутанувшись волчком у двери так, что на секунду оказалась лицом к слизеринцу.

– Я тоже могу сказать кое-что: на хер тебя, Малфой. А у меня поручение от декана. Всего хорошего.

Приподняла брови, будто потешаясь над его недоумением, и в следующий момент исчезла из гостиной, а он стоял и смотрел на закрывшийся за заносчивой шлюхой портрет, не успев даже ничего ответить.

Первым побуждением было догнать её и выдрать как следует. Драко чувствовал себя глупо обманутым и помимо всего прочего – чёрт – он ведь предвкушал это патрулирование всё утро. Припас несколько особенно унизительных взглядов.

Он хотел опускать ее, смотреть, как на последнее дерьмо, так, чтобы у неё не возникло сомнений – Драко сильнее. Достойнее. Его нужно бояться – он может уничтожить. И что же вместо этого принёс пятничный вечер?

Вместо этого складывалось ощущение, что Малфой получил пинок.

И от кого?

Твою мать.

Каким-то очень отдалённым уголком своего мозга он понимал, что грязнокровка имеет грёбаное право вести себя именно так. Наверняка она полагает, что Драко сам подстроил её встречу с Монтегю. Конечно. Она ведь херова дура, как она может думать иначе: например, что ему это на фиг не нужно.

Ни грязнокровкино унижение, ни грязнокровкины слёзы.

Он хотел уничтожить её. Сам. А не через Грэхема.

В одном твои я-здесь-самая-умная мозги ошиблись: я не всё делаю через своих пешек. Что-то я делаю сам, получая от этого максимум удовольствия. Будь уверена.

Внутренний голосок шепнул ему, что она и так уверена в этом. Что эти огрызания – просто самозащита. И этими мыслями он подпитывался весь оставшийся вечер. Конечно, он не пошёл патрулировать. Отправился прямиком в гостиную Слизерина.

– О, Малфой. Чего тут забыл? Разве сегодня не пятница? – голос Тео вывел из размышлений, возвращая в комнату к друзьям.

Драко приоткрыл один глаз.

– Отвали, ага.

– Ну вы посмотрите какой злюка, – Нотт скорчил какую-то невообразимо раздражающую морду. – Давайте хоровод вокруг него поводим?

– Тео!

– Я. Заткнулся, – Теодор в примирительном жесте поднял руки, падая на диван и вытягивая ноги. – Расскажешь, что случилось?

Блейз с удовольствием открыл было рот, чтобы вновь ляпнуть какую-то шутку относительно сорванного свидания, но, поймав взгляд друга, передумал, прикусывая губу и по-прежнему усмехаясь:

– Не нужно, Нотт. Он сегодня очень ранимый.

Раздражённо вздохнув, Драко встал с кресла, резким движением оправляя рубашку, протягивая слишком сладким голосом:

– Спасибо, что скрасили половину моего времени. Я решил, что лучше пойду и проведу следующий час в темноте и холоде коридоров, – тонкие губы растянула фальшивая улыбка.

– Ты, мать твою, романтиком становишься.

Этот комментарий был прощён лишь потому, что исходил от Блейза. Тем более, в тёмных глазах друга Малфой видел искреннее понимание. И помимо того – искреннюю радость, что в Мэноре дела идут на лад.

Прощание не заняло много времени, поэтому через минуту он уже шёл по коридору к выходу из подземелий, ощущая на губах слишком сладкий привкус помады Паркинсон. Не переборов собственное желание, отвернулся и быстро сплюнул в какой-то тёмный угол. Света не было – но он и не был нужен. Малфой знал эти места как свои пять пальцев и к тому же неплохо ориентировался в темноте.

Шагая по коридору, он старался ни о чем не думать, что было довольно сложно, потому что все мысли обычно посещали его как раз в темное время суток, а сейчас он был совсем один – не приходилось прислушиваться к шагам за своей спиной, что обычно отвлекало, притягивая внимание, будто магнитом.

Очень нехотя Малфой допустил в свою голову мысль, что грязнокровка в какой-то степени служила спасением от терзающих его изнутри демонов, существование которых так активно отрицал Блейз. Малфой же был уверен в том, что действительно сходит с грёбаного ума. Что бы это ни было, когда дура-Грейнджер находилась в пределах досягаемости Драко, оно отпускало, будто ослабляя удавку на шее. И становилось легче, что в любом случае лучше того, как было каждый день до этого. На протяжении нескольких лет подряд.

Отец имел власть защитить Драко от дурных слов и глаз, но не от того, что ревело и извивалось внутри сына. А это "что-то", возможно, нуждалось в спасении даже больше, чем физическая оболочка. Это было как заболевание души.

Бывают болезни, которые уничтожают человека изнутри – Драко неоднократно читал о подобном. И ему почему-то казалось, что он сам был одной из таких болезней. Что он проникал внутрь и уничтожал. Как это было с Люциусом.

Идеальное убийство. Нож в спину.

Ну, вот. Снова эти мысли нескончаемым конвейером проползают в уставшем за день мозгу. Темнота явно не оказывает на Малфоя положительного эффекта.

Перескакивая через две ступеньки, он поднялся из подземелий и вышел в холл, окидывая взглядом высокую дверь в Большой зал, массивные врата центрального входа, изгибающуюся широкую лестницу вверх, низкие балконы второго этажа. Полумрак вовсе не смущал привыкшие глаза. Ночные тени скорее радовали, давали возможность отдохнуть от надоедливого дневного света. Чёрт, как же не хватало тяжести потолка гостиной Слизерина, его личной, теперь уже блейзовской, комнаты, в которой можно было спокойно сидеть часами с опущенными веками – и ни одна живая душа не смела нарушить его покой.

Вздохнув и сунув руки в карманы, Малфой поплёлся вверх по ступенькам, размышляя, пройтись ли хотя бы по одному этажу ради приличия, или отправиться прямиком в Башню старост и рухнуть в неудобную постель, забываясь сном до очередного завтрашнего дня. Здравомыслие – да сколько его осталось? – одержало верх, и юноша, скрипя зубами, свернул в коридор, ведущий к лестницам.

Портреты на стенах почти не обращали на Драко внимания, у них был свой променад – по холстам соседей – и обратно в родную раму, на боковую. А если он и удостаивался чести попасть на глаза какому-то кавалеру или даме, те быстро отворачивали лица, будто не желая пересекаться с ним взглядами.