Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"
Автор книги: Настя Чацкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 52 страниц)
– Тш-ш, – Малфой стискивает зубы, чувствуя, что ещё немного – и он просто кончит от безостановочного трения члена о брюки и того, как её мышцы сжимают его пальцы. Подушечкой вычерчивает на влажной горошине мелкие и ритмичные круги.
– Пожалуйста… Драко…
Тихо, едва слышно, где-то на грани звучания. И снова он больше не Малфой. Снова по имени. Слегка вибрируя горлом, с растяжкой. У неё во рту в этот момент… наверное, так жарко. Так судорожно-сладко-сильно… войти, ощутить стенку глотки. Медленно… а потом… ускорить темп. Сильнее… сильнее, блять.
Вдалбливаться до мяса.
Твою мать.
– Что, Грейнджер? Чего ты хочешь? – глухо, с хрипами от тяжёлого дыхания.
Она, казалось, не понимает. Не слышит. Словно из параллельной Вселенной. Облизывает сухие напрочь губы, словно пробуя свои мысли на вкус, продолжая двигать бёдрами в такт его ласке. Драко знает, о чём она думает.
– Скажи мне, вслух, я хочу это услышать, – он слабо контролирует свой голос, отстраняя руку и скользя влажными пальцами вверх по её животу, под складки задранной юбки. Грейнджер открывает помутневшие глаза.
– Я… хочу тебя, – спотыкается на этом признании, которое едва не раздробило Малфою мозги. Несколько секунд он загнанно дышит, глядя на неё, раскрытую перед ним.
– Как? – выдыхает, впиваясь взглядом во влажные губы. Шею и ниже, в торчащие соски. Правый был прикрыт красно-золотым галстуком, и это почему-то основательно подбило планку его самоконтроля.
У Гермионы уже отчётливо трясутся ноги. Ей становится безразлично, что могут легко услышать снаружи. Она просто хочет, чтобы его пальцы вернулись. Чтобы она могла стонать, заходясь мелкой дрожью от движений внутрь неё, от методичных круговых поглаживаний клитора. Ускоряющихся с каждым повышением голоса в её вдохах.
Она опирается на трясущуюся руку, обхватывая ладонью его затылок. Привлекая к себе, удивляясь краем сознания, почему он так легко позволяет сделать это. А затем прижимается к напряжённым губам, скользя языком в его рот. Отрываясь только для того, чтобы зашептать:
– Глубоко и сильно, тебя, просто тебя, сейчас... – лихорадочно, на протяжном стоне, дублированном им самим – потому что от этих двух слов он снова на пределе. Совсем не из её высокоморального лексикона. Но так, чтобы не было сомнений. И сама… О, да, блять! Сама кладёт руку на упирающийся ей в бедро бугор.
Малфой мечтал об этом прикосновении с той ночи в её спальне. Грезил о задранной к шее майке, о шортах, которые он стащит с горячего тела. И об этих словах, которые она будет говорить, задыхаясь, извиваясь под ним. А тонкие пальчики тем временем судорожно мечутся по его ширинке, пытаясь нашарить молнию. Быстро, очень быстро доводя его до сумасшествия.
Резким рывком он сдёрнул Грейнджер на самый край стола. Навис над ней, вынуждая выгнуться, откинуться спиной на парту, выставляя вверх возбуждённую грудь. Прямо под его губы. И не сдержался, снова втянул просящую ласки горошинку в рот, чуть прикусил, чувствуя, как короткие ногти впиваются в его шею.
– Боже…
И на этом моменте, вжираясь взглядом до крови из глаз в запрокинутое лицо, он понимает, что всё. Выдержка лопнула. Разорвалась. Покатилась к хуям. Исчезла. Просто – её нет.
Едва успевает расстегнуть брюки, прежде чем она снова тянется к его губам. А он целует. Слишком нежно, наверное, словно подготавливая к тому, что сейчас может быть... снова неприятно. Ведь у девственниц так и бывает?
– Грейнджер?..
Плюёт на вопросительную интонацию. Плюёт на эту фальшивую заботу. Потому что она, нафиг, не фальшивая.
– Да, – шепчет в его губы.
И Гермиона на секунду напрягается, когда он медленно входит в неё, натужно выдыхая сквозь зубы и стон. Замирает на несколько секунд, пока руки, сжавшиеся на плечах, не разжимаются. Не тянут его за ткань – на себя. Будто давая условный сигнал: можно.
И первый толчок уносит.
Малфой не ожидал, что его стон прозвучит так громко. Он не слышит себя. Слышит только её, двигаясь, сначала осторожно, а затем – быстрее, глядя как Грейнджер запрокидывает руку за голову, будто в поисках ориентира, скребёт по парте, но лишь комкает слой пыли в ладони. А Драко вбивается. Сильнее и сильнее, задушенно рыча. Знает, что можно. Что она хочет этого. И по её судорожным сжатиям, по почти до крови закушенной губе он понимает: она близко. Так неотвратимо близко. И только ускоряется, толкая её в полёт с этого обрыва.
Гермиона делает это тихо. Без вульгарных криков. Просто стоны резко прекращаются. Она выгибается, натягивается как струна, распахивая рот. Но из него не вылетает ни звука.
Да, детка. Моя девочка.
– Драко…
И это становится последней каплей. Он с рыком насаживает её на себя, впиваясь пальцами в бёдра, чувствуя, как низ живота сводит зарождающимся оргазмом, который в следующее мгновение выплёскивается в тугую влагу струей спермы. Дрожь прокатывает по спине, пояснице. Жужжит в ладонях, заставляя вздрагивать, делая последние, выжимающие толчки. А потом замирает, горячо дыша в её мокрую шею.
В попытке... хотя бы немного прийти в себя.
Тело слегка дрожит. Рубашка основательно прилипла к спине.
– Вот, как это должно быть, – хрипло, на ухо, не выходя из неё, ощущая, как спазмы вокруг его члена постепенно стихают. Всё ещё немного ошалевший от того крышесносного секса, которым пропахла здесь каждая пылинка, он поднимает голову. – Понятно?
Она быстро кивает, но ему кажется, что даже не понимает сути вопроса. Карие глаза затуманены, а одна рука всё ещё сжимает ткань его мантии на плече. Драко перебарывает в себе желание улыбнуться, только хмыкает.
– Можно отпускать, Грейнджер. Ты вроде бы беспокоилась, что к нам Поттер заглянет.
И тут же клянёт себя за это. Потому что она с треском возвращается на землю. С грохотом слетает с небес, врезаясь в собственное тело. Моргая и резко выпрямляясь.
– Господи, Малфой, – произносит осипшим голосом, лихорадочно оправляя юбку. Он готов откусить себе язык, отступая и натягивая брюки непослушными руками. Замечая пятна пыли на рукавах и штанинах. И откуда-то эти мысли. О том, что это могло достаться кому-то другому.
Бред.
Уймись, Малфой. Она дала тебе. Что ещё нужно? Ты победил, ведь так? Тогда откуда эти слова, что произносит его рот?
– Я не шутил насчёт Миллера, кстати.
Грейнджер, которая уже застёгивала пуговицы на измятой рубашке, вдруг замерла. Драко уже стиснул челюсти, ожидая возмущений. Но она молчала. От этого вдруг стало очень херово.
– Ты меня поняла? – голос жёсткий. – Никакого Миллера! Я не шучу, Грейнджер. Это ясно?
Скрипнуть зубами на эту грёбаную тишину. Какого чёрта она молчит?
Эй, Малфой! Ты совсем трус или найдёшь в себе смелость сказать, что это за хуйня?
Внутренний голос. Опять как нельзя вовремя.
Ревность.
На, засунь себе это в самую глотку.
Да, дьявольщина, он её ревнует. Отказывается делить это тело ещё с кем-то. Ни с Поттером, ни с Уизли, ни с… этим.
– Грейнджер, мать твою.
Она вздрагивает. Странно вздрагивает. Во взгляде пролетает отголосок страха.
Что это было? Он уже что-то успел? Перепало патлачу, да?
– Именно о нём… – голос сорвался; она кашлянула, влажно сглотнула. – Именно о Курте я и хотела поговорить с тобой.
Великолепно, блять. Другой темы найтись не могло.
– Я не уверена, но… Мне кажется, ты должен знать.
Он сощурился.
Это выражение лица шло в резкий резонанс тому, что только что произошло, однако девушка лишь решительно выдохнула, торопливо оправляя юбку, соскальзывая с парты, становясь на подгибающиеся ноги.
Отрешённо наблюдая за тем, как она приводит себя в порядок, он мысленно готовился, неторопливо заправляя рубашку в брюки.
Сейчас скажет, что Миллер выебал её. Что она действительно дала Малфою, чтобы не ложиться в койку грёбаного урода целкой.
Или нет. Скажет, что у них… отношения.
Настоящие, блять, отношения.
А ему что?
Разве не срать?
Тогда почему он начинает злиться? Откуда под кожей это чувство, что он пойдёт, прямо сейчас, и разорвёт мудилу на части? На ошмётки, размажет по стенам школы. Раздробит каждую кость, заставит сожрать это крошево, представляя, как он таранит Гермиону, вбивается в неё, прижав к своей вонючей постели.
Твою мать, Грейнджер, не тяни, ради Салазара. Говори уже.
Девушка наблюдала за Драко своими карими глазами. Это странное выражение лица заставляло думать. Снова и снова думать, подбирая варианты. Один хуже другого. Потом внезапно сделала шаг вперёд, и кончики тёплых пальцев коснулись его скулы.
Малфой приподнял брови, на секунду даже потеряв мысль в ворохе остальных, взлетевших в голове.
Нежность. Беспокойство.
И, несмотря на всё…
Хочется ещё.
Прежде чем он успевает затянуть удавку на своей шее, одёрнув себя, впившись в глотку шипастым ошейником, он прикрывает глаза. Впитывая в себя это тепло. Одну секунду.
Хватит.
Рывок за поводок. Почти душит себя.
Почти хочется закашляться, когда он сам отстраняется. Её рука не движется за ним. Застывает в воздухе на несколько секунд. Пальцы слегка дрожат, будто всё ещё ощущают подушечками тепло его щеки. Сжимаются. Ладонь исчезает.
И снова что-то в её глазах. От чего останавливается сердце.
Она делает шаг назад, снова расправляет юбку. Одёргивает безнадёжно измятую блузу.
– Давай поговорим в гостиной? – голос тихий, как всегда, когда её что-то беспокоит.
Мерлин, зачем ты тянешь?! – заорал на неё Драко.
Про себя.
На деле только пожал плечами.
– Ладно. Мне без разницы.
Несколько секунд выжидающе смотрел, а затем молча развернулся, следуя к двери. Протягивая руку и подхватывая брошенную сумку. Останавливаясь, стискивая бронзовую ручку, которая моментально становилась ледяной под жёсткой ладонью. Прислушиваясь.
На секунду оборачивается, будто проверяя внешний вид Грейнджер.
А через мгновение выходит, и девушка понимает условный приказ – следовать за ним через время.
Их не должны видеть вместе.
Дверь закрывается без хлопка, с тихим шорохом, но Гермиона всё равно вздрагивает.
Опускает голову. Выдыхает. Против воли прислушивается к себе и приходит в тихий ужас. Сожаления нет.
Он только что трахнул её в старом кабинете по защите от тёмных сил, кажется, а у неё нет чёртового сожаления, ни одной толики, ни намёка.
Он назвал её шлюхой.
Он ни разу не извинился перед ней за всё, что так беспардонно и так правильно слетало с его губ. Всю грязь, все обиды, всю боль, что врезалась прямо в грудную клетку, слетая с этих самых прекрасных губ, он ни разу… ни одного. И это просто, блин…
Ни одного раза.
Гермиона обхватила себя руками, чувствуя, как в мягкую и влажную ткань трусиков стекает его семя. Из неё – часть Драко Малфоя.
Щёки вспыхнули.
Дрожащие руки потянулись к сумке и достали палочку. Губы торопливо шепнули: “Экскуро”, и по телу пробежала дрожь от ощущения сухого тепла.
Сейчас просто подняться в гостиную, сказать ему о дурацком письме, и пусть делает с этой информацией что хочет. Её не интересовало.
Почти. Может, только, самую малость.
И то лишь потому, что она общается с Куртом! Но не соизволила отдать ему тетрадь со вчерашнего дня.
Она скажет ему только затем, чтобы саму прекратило мучить это неведение. Гермиону раздражало, когда она чего-то не понимала. А догадка, настигшая её вчера, не отпускала, вцепившись в сознание голодным клещом.
Скажет.
Только затем, чтобы каким-то образом затаившаяся в груди кошка прекратила точить свои когти о рёбра.
Поступит как Малфой, чёрт возьми. Сделает для себя. Порой это необходимо, ведь так?
Несколько минут Гермиона просто сидела на краю парты, вглядываясь в тёмное, очищенное её собственной юбкой от пыли пятно на соседней столешнице. След от его руки рядом, смазанный, длинный. И от её ладоней – чуть выше. Лихорадочные, хаотичные. Щёки снова начали наливаться кровью, и она торопливо прижала к ним сжатые руки. Древко палочки упёрлось в скулу.
Что ты делаешь?
Чемуты позволяешь случаться?
Поздно, наверное, задавать этот вопрос, учитывая тот факт, чьё имя срывалось с твоих губ лихорадочными стонами.
И в очередной раз – кто ты?
Гермиона Грейнджер не позволила бы ему и пальцем себя коснуться. Явно не распускать руки на глазах у всего факультета, не заниматься… этим в пыльном кабинете.
Она прикрыла глаза. Поступательные движения. Голые ноги обхватывают его за талию, жмутся пятками к крепким ягодицам. Ткань выглаженной рубашки трётся о кожу. Рывки, стоны. По телу пробежала дрожь.
Девушка вскочила, хватая сумку.
Мерлин, Грейнджер. Возьми себя в руки.
Коридоры наполнялись студентами, но никто и внимания не обратил на то, что староста девочек выскользнула из двери, которую не открывали с прошлого года, наверное.
Отряхивая с одежды пыль, Гермиона шагала, глядя прямо перед собой и прижимая к боку сумку. Мысли почти не беспокоили её, когда она вышла к лестницам, поднялась на нужный этаж.
Прошла мимо галереи, встретила нескольких гриффиндорцев – здесь людей было меньше, чем на нижних этажах. Поблагодарила Мерлина за то, что он разводит её пути с Миллером уже который день. И за то, что тот сам не кинулся искать её после всего, что произошло в Хогсмиде.
Когда она поднималась по последней лестнице, где людей уже вовсе не было, голову посетила мысль, что Курту, пожалуй, к этому не привыкать – раз потискаться за столиком в кафе. Не то чтобы она хотела повторить свой эксперимент…
Но ей было интересно.
Интересно, как отреагирует Драко, если снова увидит его с Гермионой.
Не заиграйся, Грейнджер. Малфой не тот человек, который позволит шутить с собой дважды.
Да и Курт бы наверняка… наверняка не согласился. И она понимала, что это неуместно, грязно, низко, и нечестно, и глупо, и… Было ещё что-то из разряда эпитетов – она не успела подобрать, потому что подняла взгляд и уткнулась в улыбающееся лицо Жёлтой Дамы.
Так, соберись. Это разговор ни о чём. Ничего страшного.
Просто это неизведанная почва.
Как себя вести? Она, черт возьми, понятия не имела. Ладно. Выдохни, Грейнджер.
– Фениксус.
И портрет медленно отъехал в сторону.
Дверь в гостиную открыта. Малфой стоит у камина, глядя в огонь. Думает. Девушка почти слышит, как бьются в голове его мысли. Тёплые блики пляшут по напряжённому лицу. Красиво.
Красивый.
Гермиона внезапно смутилась. Сделала несмелый шаг к креслу и осторожно поставила на мягкие подушки свою сумку. Он резко повернул голову, моментально съедая девушку глазами. Затягивая в великолепную, облачную серость. Тяжёлую, влекущую.
Ей показалось, что этот взгляд ведёт её прямо в голову хозяина. Будто на леске. Ближе и ближе. Подтягивая, подёргивая, как мучающий болью зуб. Под тень этих длинных ресниц, в мысли, в сознание…
Она моргнула и опустила глаза.
Драко сощурился. Он не любил, когда это происходит вот так – резко. Раз – и контакт утерян. И сам будто подвешен за рёбра на невидимые крючья.
Что делать? Как?
Да к чёртовой матери всё это.
Снова взглянул в камин. Нагретый воздух облизывал грудь сквозь рубашку. Вдруг пришло осознание, что привыкание к этой гостиной практически не контролируется. Малфою здесь действительно начинает нравиться. И даже то, что комната насквозь пропитана теплом. Оно уже не душило.
Скорее, треск поленьев из камина уютно отдавался в груди.
А ещё здесь всё пропахло Грейнджер. Всё, каждый уголок, каждый сантиметр. Её запах уже был изучен вдоль и поперёк – оставалось лишь поражаться, как он не замечал его раньше. Как вообще такое возможно – не заметить то, что стало столь необходимым?
Необходимым.
Это немного напрягало. Но Драко решил не придавать этому значения. Не сейчас. Пока Грейнджер не было, он успел прийти к выводу, что, пожалуй, ему это даже нравится. Ведь можно было закрыть глаза и почувствовать себя почти нормальным в том сумасшествии, что поглощает с головой.
Гриффиндорка тихо кашлянула. Так, будто он мог забыть, что она здесь. Или в попытке начать разговор. Драко снова обернулся.
Тёплые глаза спрятаны опущенными веками. Девушка упрямо сверлила взглядом пол.
Миллер. Она хочет говорить о Миллере.
Эта мысль заставила нахмуриться, и Малфой скрестил руки на груди, делая один медленный шаг к Гермионе. Не сжалась, отметил про себя. И остался доволен. Значит, не бежит от его прикосновений. Что не странно, если учесть, чем они занимались пятнадцать минут назад.
Размышление смягчило тон:
– Что там с Миллером?
Вздрогнула, подняла глаза.
– В общем-то… это не так уж и важно, но я подумала и решила, что мало ли.
Он приподнял брови.
– Мало ли?
– Ну, знаешь. По какой-то причине ты заинтересован в его персоне.
Слизеринец немного наклонил голову и усмехнулся, ничего не говоря.
Слишком много было мерзопакостных догадок, которые хотелось затолкать в задницу когтевранцу. Спокойно, она ведь сказала: ничего важного.
Заметив скептичный взгляд, Грейнджер тут же вздёрнула подбородок.
– Я права, не спорь. Ты заинтересован.
– Я бы не стал называть это так, Грейнджер.
– Может быть, я неправильно выразилась, но он не даёт тебе покоя. Поэтому ты запретил мне общаться с ним.
– Ага, только не говори ему об этом, – сказал, насмешливо блеснув глазами. – Не отвяжусь потом.
– Я нашла тетрадь, Малфой. Если без этих твоих шуточек.
Взгляд. Пауза.
И какая, черт возьми, у него должна быть реакция на это заявление?
– М-м… Грейнджер?
– Тетрадь Курта.
Она нашла тетрадь Курта.
Драко повертел этой мыслью, терпеливо осматривая её со всех сторон. Не найдя с собой никаких точек соприкосновения, пожал плечами. Скорее всего, Гермиона просто решила подоставать его этой темой. Зная все реакции заранее. Но хрена с два он поведётся.
Он само спокойствие. Гармония. Душевное равновесие.
Смешно.
И действительно усмехнулся.
Девушка слегка хмурится, жмёт губы.
Жмёт эти свои губы в тонкую линию. Потом нервно проводит по ним языком. Блять…
Он выдыхает.
Пытается включить свой железный самоконтроль, вглядываясь в лицо перед собой.
В чём дело, Малфой? Будь серьёзным. И прими её слова всерьёз, что бы она ни сказала.
Давай.
Ты сможешь.
Это нужно ей. Чтобы её выслушали. А тебе ведь совсем не сложно. Не думать какое-то время об этом податливом и отзывчивом… и ещё недавно таком влажном и тесном…
– Малфой, ты слушаешь вообще?
…теле.
Дурацкая тетрадь. Чтобы вернуться к ней мыслями, пришлось отвернуться. Но отойти он себя заставить не смог.
– Да, Грейнджер? Что за тетрадка? – глухо спрашивает он, и слова летят в пылающий камин.
Хорошо, молодец. Пока всё правильно. Было слышно её сопение, это странно умиротворяло.
– По трансфигурации.
– И? Он написал конспект с ошибками или что тебя смутило?
– Твоя ирония неуместна, – тут же фыркнула она.
Он вернулся к ней уставшим взглядом, и Грейнджер на мгновение закусила губы. Чёрт, будто бы специально. Некстати вспомнились её быстрые поцелуи на шее.
– Курт Логан Миллер.
Что-то неприятно ковырнуло в сердце. Девушка смотрела прямо на Драко, стиснув руки на груди.
– Так его полное имя, – заявила она.
Малфой почувствовал, как напрягаются шея и плечи. Как в голове медленно начинает тяжелеть.
Значит, действительно они с чиновником родственники…
Что ж.
Это не стало сюрпризом, но всё равно напрягло.
Ты редко ошибаешься, Драко. Вот лишнее подтверждение хорошо развитой дедукции.
Но откуда это имя знакомо Грейнджер?
– Ну. Хм…
И снова тишина, нарушаемая лишь потрескивающим камином.
– Мерлин, и это всё, что ты скажешь? – воскликнула Гермиона, не скрывая удивления, граничащего с возмущением.
Малфой нахмурился.
– А почему меня должен беспокоить этот сукин сын? – спросил негромко, пытаясь разглядеть что-то в горящих глазах перед собой.
– А разве нет? Не должен? Видимо, ты совсемне в курсе, не так ли?
– Не в курсе чего?
Видит Мерлин, девчонка сама не имела понятия, о чём говорит. И сама не осознавала, что нихера не понимает, потому что всплеснула руками и сделала несколько ты-раздражаешь-меня-своей-непроходимой-тупостью шагов в сторону рабочего стола. Весь её вид говорил о том, что она совершенно уверена в каждом своём слове.
– Твоя мать считает иначе, – заявила она, разворачиваясь.
Сердце пропустило удар.
Моя мать?
Какого чёрта она говорит о Нарциссе?
Выждав несколько тяжело дышащих секунд, он сощурил глаза. Главное не показать ей... Не нужно Грейнджер знать ничего о демонах, что рыли огромную кровавую яму в голове Драко. Безостановочных мыслях и рваных догадках.
Сожалениях.
Ей не нужно знать также, что все эти черти засыпали, стоило ей оказаться поблизости.
– Смелое заявление, – протянул, игнорируя кольнувшую в груди иголку. – Ну и что ты хочешь этим сказать?
И вот здесь она смутилась. Адски невовремя, потому что в нём как раз начинала подниматься волна беспокойства.
Гигантская волна.
– Тебе незнакомо имя Логан? – осторожно спросила Грейнджер, понижая голос.
– Мне знакомо. Но я не пойму, какого хера тебяоно смутило. И при чём здесь моя мать?
А голос тем временем терял выдержку. Становился глуше.
Малфой надеялся, что недоумение, вызванное упоминанием матери, не просочилось наружу. Он медленно прошёл к креслу, пряча напряжённое лицо, пока Гермиона мялась с ответом.
Наконец-то заговорила; слизеринец уже успел обманчиво-лениво закинуть ноги на край стола и откинуться на мягкую спинку. Челюсть его была сжата.
– Может быть, ты помнишь… когда я случайно получила письмо от твоей… – неопределённый жест в сторону окна, в которое миллион лет назад, кажется, стукнул филин Малфоев.
Его плечи напряглись ещё больше.
Конечно, он помнил. Распахнутые, перепуганные глаза, когда Грейнджер увидела, что Драко стоит прямо перед ней. Тонкие пальцы, комкающие пергамент, оборвавшееся на вдохе дыхание. Невозмутимый Ральд, вычищающий свои перья на подоконнике.
Ярость.
На то, что грязнокровка прочла письмо.
Письма, которые даже Драко не всегда позволял себе раскрывать, а она взяла и…
И это оказалось так просто. Он ненавидел её тогда за то, что она показала, как просто – взять и прочесть. Узнать содержимое. А Малфой не мог себя заставить скользнуть глазами дальше первых строк.
Этих пустых. Этих вседозволенных. Этих... да, этих непростительных. "Мой сын Драко".
Прочитав которые, хотелось содрать себя с собственных костей и выть. Просто потому, что писал их чужой человек.
После того, что случилось, ему слишком часто хотелось выть.
– В письме было обозначено это имя.
– В каком контексте? – слишком быстро.
Он спросил это слишком быстро, чувствуя, как леденеющие пальцы сжимаются на предплечьях, и...
Господи, у него едва не сорвался голос.
Он не собирался спрашивать. Он собирался сказать, что ему всё равно. И сказал бы, если бы не это имя.
И не включённый моментально анализ в голове.
Нарцисса писала о Логане. А это значит… нет. Этого просто, чёрт, не может быть.
От ощущения, будто между рёбрами ползает скользкая, липкая и прохладная змея, захотелось поёжиться. Страх.
Родной, знакомый до мурашек.
Грейнджер, блин, давай же, говори. Говори, ради Мерлина.
Скажи какую-то незначительную глупость, чтобы я смог вздохнуть. Ещё хотя бы раз.
– Она, – Гермиона нахмурилась, расцепляя и вновь переплетая пальцы, – писала, что её посетил мужчина по имени Логан. И она не помнит, были ли у неё знакомые с таким именем. И… он чего-то хотел от неё. В общем, я не знаю, важно ли это, я просто вспомнила и… и решила сказать. Вот.
Она замолчала.
Громко треснуло полено в камине. На решётку осыпался угасающий сноп искр.
Малфой смотрел, как Грейнджер молчит.
Смотрел, чувствуя себя обрывом, с которого только что соскользнула чья-то нога. Сорвала мелкие камни и грязь. И они покатились… сначала почти бесшумно. Почти незаметно.
Из-за секундного онемения в серых глазах.
А затем… вдруг, облавой, жахая, разбиваясь, срывая другие комья, и вот… вот уже целая гора летит вниз, погребая под собой всё. Сталкиваясь, разрываясь этим именем. Ненавистным именем… именем из его головы. Ускоряя дыхание до ломоты в лёгких.
Логан. Он был здесь. В этой гостиной, на этом месте. Блять, если бы Драко знал, запустил бы в него Авадой прямо там, при херовом Оливаре, при Дамблдоре. Никто бы не остановил.
Никто.
Потому что это его. Логан лезет туда, куда нельзя. Никогда. Никому. Никому не позволено лезть в его личное. Его дом. Его мать.
Малфой смотрел. Не мог пошевелиться от смутной догадки, рождающейся где-то на задворках мысли. Ловя настороженный взгляд гриффиндорки. Слыша, как с рёвом, с грохотом уничтожается что-то внутри.
Разрывается. И всё. Это ёбаное крушение, оглушающее, сотрясающее, уничтожающее. В полной тишине.
– Он был в Мэноре.
И от собственного едва слышного голоса его продрало дрожью. Сердце лупило в груди.
Ещё тогдаон был у матери. И с тех пор – ни одного письма.
«посетил мужчина…»
«чего-то хотел…»
Сдержанность. Неприступность. Закрытость.
Наружу. Всё, нахер, наружу. За момент.
Страх. Маски. Просто… одна за одной. Как карты по ветру. Надежда. О, да, блять. Малфой слышал, как хрустели её кости, выворачивались суставы. Как она умирала, разразившись криком. Таким, что начало двоиться в глазах.
Надежда умирает последней.
Нет, блять. Ложь.
Эта сука сдохла раньше, чем Драко появился на грёбаный свет.
– Сука!
Вопль разорвал тишину. Тело рванулось с кресла, и, прежде чем он понял – хоть что-то успел понять, – руки ощутили край столешницы и рванули вверх.
Грохот.
Малфой почти не заметил, как Грейнджер подскочила в своём углу у шкафа. Подскочила и прижала руки к груди.
Распахнутые глаза в ужасе метались от перевёрнутого стола к Драко, сжимающего и разжимающего кулаки. Его трясло.
– Малфой…
Трус.
Грёбаный трус.
Он с размаху ударил по одной из четырёх беспомощно глядящих в потолок ножек. Та с хрустом переломилась.
– Тварь! – Малфой схватил обломок и швырнул в сторону камина. Отбившись от камня, деревяшка отлетела куда-то вбок. В мгновение ока Драко оказался у стены, засаживая в неё кулак. Снова и снова.
Не кричал.
Из глотки вырывалось рычание сквозь стиснутые зубы.
Под костяшками был не камень. Это было лицо Логана, заплывающее кровью от ударов.
Тварь. Тварь. Убью его. Я убью его, если он тронет…
Всё прекратилось внезапно – с первым всхлипом Грейнджер.
Этот всхлип заставил обернуться, почти рывком. Девушка вжалась спиной в стол. Не плакала, но глаза полны такого ужаса. До края.
– Чего он хотел?
Вздрогнула. Боится.
– Я не знаю.
– Ты же читала ёбаное письмо, – прорычал, чувствуя, как скрипят стиснутые зубы.
– Я… ты не дал мне дочитать. Ты выхватил его и…
Он зарычал. В два шага перемахнул через гостиную, с ходу врезаясь в гриффиндорку, хватая за плечи. Просверливая, въедаясь радужками до самого мозга. На секунду почти ощутил прикосновение её мыслей, но отмёл, встряхнул.
– Но ты должна была видеть! Должна была, блять, скажи мне, скажи, вспомни, что ещёонаписала, что там было сказано, в этом хуевом письме, Грейнджер!
– Малфой, перестань…
– Твою мать, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что это может значить! – он оттолкнул её от себя так сильно, что она почти упала на стол, но Драко не заметил.
Его ладони метнулись к голове, и он стиснул свои виски, зарываясь пальцами в волосы и тяжело дыша. По запястью вниз стекало что-то густое и тёплое. Серые глаза метались по комнате.
– Когда это было? – прохрипел он.
Эти метаморфозы в его голосе… он не понимал.
Сжимал голову так, будто пытался удержать. Выдавить оттуда херовы мысли, а их много, бля, сразу – так много.
Громкие. И больные. И воспалённые.
Лопнувший гнойник в памяти.
– Когда это было? – снова рёв, от которого она снова вздрогнула.
– Я… не помню.
Мерлин, да она бы даже под страхом смерти не воспроизвела сейчас точную дату. Всё существо сосредоточилось на нём. Пустой взгляд. Сжатая челюсть. Натянутая на плечах рубашка. Разбитые пальцы в крови.
Он целиком разбит.
Господи, пусть ей только кажется.
В ушах продолжал звенеть его крик и грохот переворачиваемой мебели.
– Малфой… – опасливый шаг вперёд.
Дрожащие руки слизеринца переместились на лоб. Смяли волосы, завели назад. А взгляд – такой же пустой.
– Просто я же… я говорила тебе, чтобы ты прочёл…
– Я не… – он сглотнул, – хочу этого слышать.
Так тихо, что этим голосом он практически задохнулся.
Слова затолкались в лёгкие. Давили. Резали. Так сильно, до ярости. До кипящей, до жгучей. До разорванной, треснувшей кожи. До выдранных волос и острых зубов.
– Ни слова, блять, не хочу слышать! – снова крик. Эти перепады добьют его голосовые. – Что ещё было? Ты не могла не увидеть, твою мать, ты всё и всегда видишь!
Услышь меня, произнеси, мне нужно, блин. Что-то ещё, кроме этого. Я не хочу. Нужно. Нужно, грр, пусть это уберётся из головы.
– Я клянусь, я не помню…
– Проваливай тогда!
Кажется, оконное стекло дрогнуло.
Драко тоже дрожал, сжимая кулаки, чувствовал, чувствовал, что его несёт. Быстро, сильно. Остановите.
И неоткуда ждать этого.
Херов Логан, он был у матери, был, она писала. Драко не знал, он не знал, и не подозревал, и не догадывался. Но Мэнор... его же осматривали – и ничего. И пусто.
« Мы будем держать с вами связь, мистер Малфой». Этот голос в голове. Он насквозь пропах смертью. От него хотелось вывернуться наизнанку и сдохнуть.
Просто сдохнуть.
Лихорадка тошнотворных мыслей, слов, образов.
Глаза, глаза Нарциссы и слёзы.
Алтарь, Люциус, темницы – нет, нет, я не вернусь в это. Не сейчас, когда Грейнджер смотрит…
Грейнджер. Она ещё здесь.
– Проваливай! – снова заорал он, резко отворачиваясь. Судорожные шаги от. От неё.
И сразу – так далеко. Дальше, чем…
– Малфой…
Обернулся. Приоткрыл похолодевший рот.
– Просто уберись отсюда, ладно? Просто… уйди, Грейнджер, ладно?
Ему нужно было подумать. Просто подумать.
А она не понимала.
– Я не знала, что…
– Конечно.
И от этого голоса они оба вздрогнули. Будто по щелчку пальцев.
Ледяной, застывший, мрачный.
– Конечно, ты не знала. И до сих пор даже не догадываешься.
Она сжимала пальцами край стола, глядя на него своими распахнутыми. По-прежнему испуганными. А он успокаивался. Поднёс руку к лицу, потёр переносицу, зажмурился на несколько секунд.
– Малфой, у тебя кровь…
– Срать.
Какое-то время никто из них не двигался.
Мысли, ревущие и – удивительно... – живые, отдавались в голове теперь уже совершенно тихим шёпотом.
Бить тревогу слишком рано. Просто… рано. Пока ничего не случилось. Грейнджер могла не так понять, не так прочесть, перепутать.
Не могла.
Вполне может быть, что Нарцисса просто внезапно вспомнила имя из своего прошлого. И никто к ней не приходил. Возможно… что всё не так плохо. Что паника – раньше времени. Может же такое быть?
Нет, Драко.
Может.
Хорошо. Теперь успокойся. Нужно узнать, что писалось в последнем письме. И есть только один способ сделать это.
Малфой вздрогнул, когда Гермиона прошла мимо него.
Только что прижималась к столу и вдруг – направляется к лестнице.
Он открыл было рот и тут же затолкал то, что чуть не сказал, обратно в глотку. Хотел остановить её? Зачем?