Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 52 страниц)

Половина одиннадцатого.

Надо же. А такое чувство, что вот-вот за окном займётся рассвет.

Истерзанность. Опустошенность.

Облегчение.

– Студентам пора спать, я полагаю, – голос Северуса со стальными вкраплениями заставил обернуться всех, даже Дамблдор поднял голову, согласно кивая. Затем посмотрел на Драко из-под густых бровей и мягко улыбнулся, пока мистер Томпсон прятал пергамент и передавал его Оливару, что выглядел уже не таким недовольным, как раньше. И даже, кажется, немного уменьшился в размерах, однако по-прежнему вызывал в Драко раздражение.

Но...

Слизеринцу было спокойно, когда он прощался с профессорами. Нехотя жал руку мистеру Томпсону и кивал двум остальным волшебникам. Он не думал ни о чём, кроме того что в последующие несколько дней всё будет в порядке.Уже этого истерзанному организму вполне хватило бы, чтобы оправиться. Собрать самого себя, по отброшенным лоскутам мяса, что лежали где-то на самом дне груди. Собрать и укрепиться для нового удара.

А он будет.

Будет, черт возьми. Иначе не может.

Но сначала – тишина. Сейчас Драко войдёт в свою спальню, ляжет на постель, закроет глаза и будет считать. Бесцельно считать удары своего сердца. Или отчаянные перебои секундной стрелки. Просто... тихо. Даже в голове.

А потом во тьме вспыхнет образ Грейнджер.

Это стало ёбаным правилом перед сном.

Он позволял ей появляться под веками лишь у себя в спальне. Лишь поздно ночью, зажмурившись, то ли гоня, то ли задерживая, или глазея уставшими, хронически-блять-уставшими, глазами в плотный полог.

Все это было неправильно. Горько. А тем более, после того, что случилось сегодня... только что.

Он вспомнил свои тягучие, плавные движения бёдрами. К ней. Прижимая её к двери. Задыхаясь в её рот.

Её губы. Раскрытые. Раскрытые до хруста. Горячий и влажный язык, касающийся, скользящий, танцующий по его нёбу.

Но он не будет думать об этом сейчас. Хотя... это уже стало слишком привычным.

Думать.

И не осознавать.

Ловить эти мысли за хвосты... и не выкидывать из головы.

Оставлять, пригревать своим холодом, своей хроникой. Разве он способен на подобное?

Холод ли это бурлил подкожно, совсем недавно, рассылая в каждую клеточку одеревеневшего, пылающего, ледяного и кипящего организма импульсы, разрывающиеся где-то глубоко под шкурой, облизывая кости? Это был не холод. Так что же это было?

Малфою хотелось верить, что это была боль.

Тупая боль.

Мерлин. Как можно настолько отвыкнуть от неё? Душащей невозможности вдохнуть, не всхлипнув, не захлебнувшись воздухом.

С какой силой боль ударила в грудь тогда. Он вспомнил, и снова стало страшно, а рука против воли взметнулась к солнечному сплетению и сжала пальцами ткань рубашки, сминая.

Пальцы грязнокровки зарывались в его волосы. Он и об этом вспомнил – тут же рука взлетела выше. Натыкаясь на взъерошенные на затылке пряди.

Эти мысли были слишком быстрыми. Слишком неуместными, тяжелыми, беспокоящими, нужными.

Нужными.

Бля... пожалуйста, не сейчас.

Осознав, что он в гостиной всё ещё не один, слизеринец торопливо поднял взгляд, который тут же остановился на слегка сбившейся движением вбок мантии шагающего последним человека – мужчины с темными глазами – который как раз выходил из гостиной.

И то, что заметил Драко, заставило его сделать шаг вперед, приоткрывая рот. Похолодевшая моментально кровь, кажется, разом заморозила все его существо, а мысли рассыпались в пыль.

Ворон.

Под собранными на затылке волосами – раскинувшая крылья птица, пересекающая позвонок. Сердце застыло, обожжённое.

А потом ударило так, что едва не разорвало грудь изнутри.

Тёмный коридор, факел.

Далеко и тускло, в самом конце.

Босые ноги – ледяные от каменного пола.

Сердце колотится, как ненормальное.

Отец может увидеть.

Отец убьёт его, если заметит. Но дверь... дверь в первой же камере темниц открыта. Пропускает в щель свою холодную полоску света, которую видно с самой лестницы.

Драко впервые смог выбраться из комнаты ночью – мать очень торопилась и не наложила запирающее. Ему никто ничего не скажет, но он должен знать, что здесь происходит. Почему мать так бледна. Так невидима. Почему отец будто держит её своим взглядом на поводке – так, словно Нарцисса животное, что в любой момент может сорваться и убежать.

Это адски беспокоило.

Он хотел помочь. И не знал, как.

Вопрос, заданный матери сегодня перед сном в очередной раз сопроводили побелевшие губы и испуганный взгляд.

И молчание. Чёртово вечное молчание.

Так не могло дальше продолжаться. Он узнает, что скрывают ночи в Мэноре. Узнает, несмотря на страх и дикий холод, от которого немели ступни.

Голос отца, внезапно произнёсший что-то на латыни, пролетел по коридору, и Драко застыл изваянием между двух каменных стен, торопливо отводя взгляд от линии дрожащего света в нескольких метрах от себя. Будто если не смотреть – его тоже не увидят.

Нет. Его не увидят. Иначе...

Он знал способы воспитания отца. Хо-ро-шо знал.

Малфой уставился на ряд крошечных окошек по левому боку стены – у самого потолка, кусая от страха губы. На улице шёл снег. Крупные хлопья и край звездного неба. Драко смотрел туда, боясь сделать вдох, слыша отголоски отцовского голоса.

Он всё говорил, говорил.

А снежные хлопья всё липли к стеклу.

Затем – тишина. Вдох. Крошечный шаг, ещё. И дверная щель уже перед самым носом, а Малфой всё никак не заставит себя заглянуть внутрь.

Давай. Не будь трусом.

Он сжал правую руку в кулак и подался вперёд на медленном выдохе, не чувствуя тела – лишь покалывание в кончиках онемевших пальцев.

Расширенные глаза Драко уставились на открывшуюся перед ним картину.

Тёмная комната. Факел.

Отец, возводящий руку, окрашенную во что-то тёмное, страшно блестящее в огне тускло горящего факела у небольшого каменного возвышения, на котором, преклонив колени, спиной к Драко стоял мужчина без рубашки, склонив голову.

Невнятное бормотание. Чужой голос, вторивший отцу. Низкий, запоминающийся.

Зелёные вспышки, срывающиеся с кончика палочки Люциуса, которую он держал второй рукой, направляя куда-то в спину мужчины. Они пробегали по его выступающему хребту и терялись в волосах.

Тёмных. Лишь слегка посеребрённых сединой. Или это игры пламени, пляшущего на сквозняке?

Светлячки пробегали по позвонку, то и дело отбрасывая блики на кожу мужчины, на еле видные выступы ребер, освещали позвонки на опущенной шее, и татуировку, прямо под линией не коротких и не длинных волос.

Драко подался вперёд, чтобы рассмотреть странное изображение. Птица? Похоже, на то. Кажется... кажется, ворон?

И вдруг...

Дверь.

Херова дверь заскрипела так, что Малфой вздрогнул, почти подскочил на месте, обмирая.

Чувствуя, как по всему телу зашевелился каждый волосок. Будто время остановилось, и Драко бы сейчас продал свою душу за бесценок любому чёрту, если бы возможно было сделать так, чтобы оно вовсе не возобновило свой ход.

Это было невозможно.

Драко мог поклясться – крик Нарциссы прозвучал раньше, чем Люциус обернулся. Малфой не видел больше ничего, кроме глаз отца, которые начинали наливаться яростью, безумием, презрением и злобой такой силы, что чуть не сбила с ног.

Он сделал быстрый шаг назад, в тень, понимая, как бестолково прятаться, когда ты уже обнаружен. Но страх толкал Малфоя в грудь, заставляя вновь и вновь отступать, не отрывая от отца глаз.

– Как ты посмел зайти сюда?!

– Люциус, не нужно, он не знал... – мать.

Нет, мама. Не говори ему ничего. Посмотри на его глаза. Он не слышит тебя.

Молчи, мама. Молчи.

Ещё шаг назад и взгляд Драко приковался к палочке отца, которая теперь смотрела прямо на него.

Ужас сковал глотку, но он всё пытался что-то хрипеть:

– Нет... отец, я... нет, пожалуйста...

Конечно, это было бесполезно.

Малфой знал, что сейчас произойдёт. Всем своим существом он сжался, стискивая зубы и пальцы, не сдержав всхлипа.

Господи, как он хотел достойно встретить заклятие.

Пожалуйста, помоги мне не кричать, как в прошлый раз, Мерлин. Пожалуйста, сделай, чтобы это было не так больно.

Пожал...

– Круцио!

Удар. Прямо в грудь. Люциус всегда бил в солнечное сплетение.

Секунда – просто сбивающая с ног – а затем боль. Разрывающая. Внутри.

Глубоко.

Сильно.

Отчаянный крик. Рёв. Разнесённый, умноженный миллиардным эхом, отдавшимся в камне и в черепной коробке.

Боль.

Красный туман в голове, перед глазами.

Боль. Боль.

Она пожирала, хрустела костями, пережёвывала мышцы и вытаскивала сосуды, будто обвязывая их вокруг шеи, душа. Душа.

Больно. Больно, так блядски... так...

Откуда-то извне – задыхающийся женский вопль:

– Люциус! Остановись, пожалуйста!

Выворачивает.

Наизнанку.

Он бьётся о пол – лицом, висками, сдирает ногти о камни, кричит. Кричит, как сопляк, размазывая слёзы по лицу.

И кажется.

ёще немного.

и всё кончится.

Сердце просто разорвётся. Спина конвульсивно выгибается так, что хребет отдаётся хрустом.

Боль.

Запах крови.

Металл на языке.

Внутренности будто наматывают на раскалённые вилы.

Взгляд, почти мертвый, почти слепой – к крошечному ряду окон. Темно. Холодно. Тело сотрясается, будто само по себе. Живая рыба на раскалённой сковороде, что касается железа своим влажным, липким боком – и тут же прижаривается, прикипает. Но вновь дёргается, срывая шкуру, продолжая свою пляску.

Последнюю пляску.

Взгляд.

Окна.

Крупные хлопья снега налипают на стекло.

Почти захлебнувшийся своей кровью. Болью.

Разрывающая боль. А кажется, что болеть становится нечему.

Что он сам – он и его тело, голый кусок кровоточащего мяса – станет сейчас этим чистым, пылающим чувством.

И даже кричать.

Уже.

Не выходит.

Но... где-то совсем далеко, будто из другой жизни, крик матери:

– Прошу тебя, останови его, ...

– Логан! – синхронно с Нарциссой, и это имя едва не разорвало стенки мозга, возвращая в гостиную старост.

Мужчина замирает у самого портрета.

Малфой дышит через раз – сердце вылетает из груди.

Воспоминания жили в нём, оживали, и он пресмыкался перед ними. Моля мужчину, чтобы тот не обернулся на это имя.

Но он обернулся, и, судя по виду, на какую-то секунду растерялся.

Малфой почувствовал, как всё внутри подбирается, не верит. Этого не может быть – Пожиратели уничтожены. Отстранённо слизеринец понимает, что губы Логана, обернувшегося через плечо, внезапно растягивает кривая ухмылка. Похожая своим цинизмом и насмешкой на ухмылку Драко. Слизеринец хочет ответить тем же, но лишь трясёт головой. Отрывисто, недоверчиво. Так, что светлая чёлка падает на глаза.

– Нет.

Нет, нет.

Нет, блядский миллион «нет»!

Это не может быть он. Не здесь, не в Хогвартсе. Не в мантии Министерства Магии!

Логан смотрит на него, будто соизмеряя силы – свои и его. А затем медленно качает головой. Малфой не понял этого жеста. Не понял, что разглядел во взгляде мужчины.

Обещание?

Нет. Это было предупреждение.

– Мыбудем держать с вами связь, мистер Малфой. – И теперь этот голос знаком. Слишком. А после – лишь закрытая дверь. Скрип портрета.

Драко остался стоять посреди комнаты, сжав руки в кулаки. По спине пробегала дрожь озноба.

Он жив. Он работает в Министерстве. Это он.

В нутро вцепилось желание подбежать к двери, распахнуть её, и крикнуть вслед, чтобы он не смел приближаться к Нарциссе. Но... старик сказал, что с неё сняты обвинения. Поэтому – нужно успокоиться. Просто не брать в голову. Это не его дело. Это не то, что касается Малфоя.

Пусть Логан хоть трижды приспешник – Драко заботит лишь то, чтобы подозрения вновь не ложились на его семью.

Чёрт. Плохо.

Всё плохо.

Дрожащий выдох сквозь сжатые зубы. Успокойся. Возьми себя в руки.

Слизеринец опёрся ладонями о мягкую спинку дивана, опуская голову, чувствуя, как выпирают лопатки и кружится голова. Логан не ожидал, что Драко узнает его. Возможно, он вообще не замешан во всём этом, как и Нарцисса. Наверное, его не казнили потому, что он работал на этих ублюдков. Наверное, так. Или Министерство даже не подозревает, кто он.

Желание высказаться, выпустить это из себя, разделить с кем-то, гнуло Малфоя пополам. Ему нужно было успокоиться.

Ему нужен был Блейз.

Друг всегда находил слова помощи, когда Драко вот так накрывало.

Но нет. Он никуда не пойдёт. Не сегодня. Просто нужно осознать – то, что участник движения по уничтожению маглорожденных жив – ещё ничего не значит. Возможно, он и вовсе не причастен ко всем этим смертям.

Медленно.

Мед-лен-нонапряжение начало покидать спину и шею.

Да. Скорее всего, он просто раскаявшийся, как Нарцисса. Его простили, он вновь работает на Министерство и помогает им с расследованием. Иначе бы он не явился сюда.

Твою мать.

Твою. Херову. Мать.

На языке знакомым железом отдался привкус собственной крови.

Воспоминание.

Захотелось сплюнуть, но Малфой только стиснул зубы и, ударив по спинке дивана ладонями, отправился в свою спальню. Слишком много грёбаных переживаний для одного вечера.

А, стоило ему упасть поперёк кровати, глотку начал раздирать невесть откуда взявшийся смех. Руки сжались на покрывале и рванули так, что ткань захрустела.

Ублюдки. Ублюдки чертовы.

Когда вы передохнете, Министерские псы.

Он смеялся, чувствуя себя окончательно съехавшим с катушек. А потом успокоился и лежал, провалившись взглядом в полог, пока мозг не отключился, сморенный беспокойным сном.

* * *

Дождь бьёт по спине и лицу.

Ветер рвёт волосы, а древко метлы такое скользкое, что приходится сжимать его изо всех сил.

Мётлы, осёдланные хозяевами, зависли в воздухе. Малфой следил, как мадам Трюк вышагивает к центру поля, условную воронку над которым уже составляли игроки. Стена дождя делала мокрыми формы всех – и зелёных, и красно-золотых.

Ящик с мячами уже внизу.

Дело за малым – дождаться свистка и уделать грёбаный Гриффиндор.

Трибуны слизеринцев разрываются громче всех, вопя кричалки и отдельные имена. Малфой скосил взгляд на Грэхема. Тот усмехался, оглядывая свою команду. Махнул кому-то с трибун рукой, услыхав свое имя в веренице других имён. Вот уж кто самолюбивый идиот, так это он, со своим извечным рвением наступить на глотку и вырвать зубами победу у красно-золотых, при этом лишь раздавая указания. Каждый раз, каждый грёбаный раз – эта уверенность, это заигрывание с трибунами. И сколько побед у них в копилке?

Херов ноль.

Давно пора было заменить капитана команды на кого-то более толкового.

Монтегю будто почувствовал взгляд. Повернул голову и выставил большой палец вверх, подбадривая.

Безмозглый идиот.

Грэхем разулыбался, и Драко фыркнул.

Да, я знаю, что ты со мной согласен,– подумал с мрачным удовольствием, но в ответ лишь кивнул, отводя глаза, смаргивая дождевые капли и опуская на лицо очки, выданные каждому, чтобы можно было разглядеть хоть что-то сквозь сплошные струи дождя.

Замочки ящика клацнули, и бладжеры взмыли в воздух, разлетаясь в разные стороны, что заставило нескольких гриффиндорцев прижаться плотнее к мётлам. Это было почти забавно.

Храбрецы, да.

Львы?

Гриффиндорские киски.

– Малфой, ты поклонником, что ли, обзавелся? – насмешливый голос справа. Драко медленно повернулся туда, куда указывал усмехающийся Блетчли и вцепился глазами в Поттера.

Тот, оказывается, гипнотизировал Малфоя взглядом, сжимая челюсть, и, судя по всему, уже давно. Драко приподнял брови в немой насмешке. Тот лишь крепче сжал губы. Кажется, вот-вот зарядит молнией из очков. Или взгляд заставит слизеринца замертво рухнуть с метлы.

Да ладно, Поттер? Ты ли это? Что за мошка тебя сегодня укусила?

Золотая капля снитча мелькнула где-то за спиной шрамированного, но тут же исчезла. Цепкие глаза Малфоя моментально нашли её снова, чуть правее от трибун Когтеврана.

Руки зачесались. Он снова уставился на Поттера.

Держись, сука.

Этот матч будет моим.

Квофл был уже в руках мадам Трюк. Драко заметил, как прижались к мётлам слизеринские охотники и загонщики. Блетчли тоже напрягся, начав насвистывать какую-то мелодию, но готовый в любой момент сорваться с места и ринуться к кольцам. Он пять тренировок подряд отрабатывал защиту правого кольца, которое вечно оставалось открытым, и теперь скрывал за показной веселостью своё волнение. Всё получится.

Всё получится.

Малфой сжал зубы, усмехаясь от предвкушения, чувствуя нервную дрожь, бегущую по спине.

Что отлично отвлекает от мыслей – так это квиддич. Всегда, без исключений. Стоит сесть на метлу и почувствовать под собой воздух, разделяющий с землёй, как голова моментально становится пустой.

Свисток прозвучал так, словно был командой к запуску хаотичного механизма. Будто адреналин, пущенный по венам.

Мётлы сорвались с мест.

Малфой полетел вперёд – нужно было вырваться из толкучки, которую моментально устроили игроки в борьбе за мяч и самое удобное место на поле, сливаясь в красно-зеленый фарш.

Квофл мелькнул прямо перед лицом, тут же схваченный ловкими руками Уоррингтона. Пригнувшись и скользнув между двух едва не столкнувшихся гриффиндорцев, Драко рванул вверх, краем уха слыша отрывистый крик Грэхэма, но не обращая на него особого внимания.

Вверх.

Отсюда открывался отличный обзор на поле. Найти херов снитч.

На глаза попался Крэбб, рванувший к бладжеру, что уже целил в Блетчли, но внезапно сменил свой курс, направляясь прямо в сторону Малфоя.

Чёрт, он не успеет прикрыть.

Быстрый пируэт, когда кожаный бок скользнул в опасной близости от плеча, но, всё же, немного правее, останавливаясь, совершая полукруг, вновь набирая скорость и разгон для повторной атаки

Взгляд метнулся к Крэббу, который был на уровень ниже и тоже заметил смену цели мяча.

– Биту!

Винсент бросил биту по воздуху, и рука Малфоя сомкнулась на скользкой ручке как раз тогда, когда тугая сфера, гудя, приближалась к слизеринцу.

Удар, почти вслепую.

Бладжер унёсся в трибуны, свернув практически в нескольких метрах перед взвизгнувшей публикой.

Бита снова перекочевала к Крэббу, и тот коротко кивнул, устремляясь к северной стороне поля. Малфой выдохнул, сплюнув дождевую воду. Взгляд начал лихорадочно обшаривать воздух, когда голос Дина Томаса громыхнул по барабанным перепонкам, перекрикивая Грэхема и шум летящей с небес воды:

– Десять очков Гриффиндору, первый мяч в кольце! Молодец, Демельза Робинс!

Трибуны гриффиндорцев заревели, и Драко поморщился, бросив быстрый взгляд на Блетчли, который чертыхался, кружа вокруг правого кольца.

Херова дура, Демельза Робинс, лучше тебе не попадаться мне после отбоя.

Выебу и не замечу.

Снитч промчался прямо перед носом, и от неожиданности Малфой едва не выпустил скользкую метлу. Прежде, чем он осознал, что делает, тело уже рванулось за золотой крохой, от быстрых взмахов прозрачных крыльев которой отбивались дождевые капли.

Вверх. Вниз. Правее, снова вверх.

Глаза впились в блестящие железные бока мячика, который то ускорялся, то резко менял направление полета, словно дразня, но Драко, уперевшись ногами в железную колодку, прижимался грудью к метле, чувствуя только колотящую в лицо воду и рвано дыша через стиснутые зубы.

Малфой молнией промчал мимо трибун Когтевранцев, едва не задевая их возбужденные лица, ахающих от того, что Драко залил их новой порцией капель, что разбивались о поджарое тело. Снитч летел вперёд, слегка метаясь из стороны в сторону, заставляя слизеринца повторять его движения, сбивая послушную метлу с курса.

Прямо. Прямо.

Поворот.

Чёрт его дери, куда ты летишь!

Насмешливо сверкнув боком, мячик взмыл вверх, и Драко потерял несколько секунд, останавливаясь. Его слегка понесло, и, разворачивая метлу, руки соскользнули с древка. На секунду показалось, что он сейчас сорвется вниз, но пальцы вернулись на место, сжимаясь так, что затрещали перчатки.

Снитч исчез.

Блять.

– И-и-и... Десять очков для команды Слизерина зарабатывает Кассий Уоррингтон!

– Есть... – шепнул Малфой, почти не раскрывая рта, и вопли с трибун Слизерина, которые находились как раз по правую руку, практически перекрыли голос Дина Томаса, бальзамом ложась на душу.

Ободрённый, Драко рванул вверх, выискивая необходимый для полной победы шарик, и нашёл его – прямо возле зелёного и насквозь мокрого флага, трепещущего над слизеринской трибуной.

Все, Гриффиндор.

Ты в полной жо...

В тот же момент Малфоя подсёк красно-золотой, вырвавшись вперёд, с силой пройдясь боком по его бедру. Поттера было легко узнать.

Ну уж нет.

Место, сучёнок.

Метла понеслась вперёд, а ветер с силой отбросил мокрые мешающие волосы со лба. Очки почти не спасали от дождя, и Драко рывком снял их, швыряя на землю, щурясь, не отрывая взгляда от спины Поттера, которая приближалась с уверенной быстротой.

Рывок, еще. Толчок. Обгон.

Забалт!

Херов очкастый чёрт.

Драко раздраженно выдохнул, когда метлу ощутимо повело назад, и пришлось уравняться с гриффиндорцем. Мастерски исполнено – никто не заметил нарушения.

– Грязные приёмчики, Поттер? – рявкнул сквозь бьющий в лицо ветер. – Думаешь, тебя это спасёт?

– Даже не думай, Малфой!

Бок о бок.

Пересечённые на снитче взгляды.

Мячик висит в воздухе, не шевелясь, лишь порываясь – то влево, то вправо. Дразня, играя.Вот она, победа. Прямо перед ними. И либо один, либо второй.

Драко стиснул зубы, совершая рывок вперед, и снитч наконец-то ожил, камнем устремившись вниз и вбок.

Две молнии прямо за ним – зелёная и красная. Не отставая друг от друга. Вперёд, вперёд, шарик несётся вниз, выравнивается, прямо, прямо. Снова трибуны, свист – но громче свистит ветер в ушах, да пыхтит сбоку гриффиндорец.

Золотую каплю повело вправо.

Чёрт, нет. Нет.

Поттер вытянул руку, и Малфой мог поклясться, что услышал, как скрипят его зубы от натуги.

Не сегодня, урод.

Драко резко вывернул метлу, так, что тело гриффиндорца столкнулось с его собственным, уходя в кювет. Чертыхания Поттера уже были чем-то отдалённым, заглушённым и совершенно неважным, потому что снитч снова завис на месте – на этот раз прямо перед трибуной гриффиндорцев, куда не преминул направиться Малфой, прижавшись к древку.

Мозг работал лихорадочно – почти механически.

Набатом ревел внутренний голос – быстрее. Быстрее.

Он вытянул руку, сжимая челюсти и щурясь от бьющих в глаза капель. Сердце стучало, как заведённый мотор.

Совсем немного, и снитч будет у него в руках. Один-два рывка. Метла брала разгон, готовая свернуть в любом направлении, последовав за шариком.

Драко раскрыл ладонь.

Ещё.

Ещё немного... Прохладное трепещащее крылышко мазнуло по перчатке, и...

Бок обожгло с такой силой, что в голове повис звон.

Удар бладжера пришелся прямо по рёбрам, и дыхание на мгновение закупорилось глубоко в груди. Тело безвольно сместилось едва не сорвавшись вниз, метлу закрутило, а рука соскользнула, сомкнувшись в воздухе и поймав вместо древка – разве что пару дождевых капель.

Малфоя несло вбок, и он ничего не мог сделать с этим.

Оглушённый, потерявший управление, хрипящий открытым ртом, он пытался хотя бы один раз вдохнуть, чувствуя лишь, как разрастается жар в боку и как тяжело поднимается грудь.

Когда он сумел разлепить глаза, понял, что его несёт прямо в трибуну Гриффиндора, где, вскочившие на ноги студенты с открытыми ртами наблюдали за ним. Кажется, весь стадион вцепился в него глазами, когда он наконец-то смог сделать вдох и словить метлу свободной ладонью, что удерживал до этого лишь бёдрами, дёргая на себя, всё ещё задыхаясь, пытаясь проглотить стучавшее в глотке сердце, а потом почувствовал удар и услышал дружный девичий визг, ощутимо прикладываясь плечом о скамью болельщиков, безостановочно кашляя и заставляя себя дышать.

Глаза слезились, а голова шла кругом, но он по-прежнему был на метле, хоть и снёс собой несколько лавок на трибуне.

На секунду показалось, что совсем рядом мелькнуло лицо грязнокровки – в хороводе других лиц, измазанных в желтую и красную краску. Огромные, распахнутые глаза, полные ужаса. Тёмные, как никогда. Но потом оно исчезло.

Метла вывела его обратно на поле, зависая в нескольких метрах от места крушения.

Малфой тяжело дышал, согнувшись пополам, повернув голову и замечая, что отсек с болельщиками сбежался на одну сторону трибуны, а вторая часть пустовала – лишь пару валяющихся на боку деревянных сидений.

Слизеринец начал приходить в себя – и лишь тогда заметил, что стадион погружен в почти оглушающую тишину. Лишь шёпот голосов отовсюду. Неужели Поттер поймал снитч?

Почему тогда гриффиндорцы молчат?

Взгляд скользнул по разукрашенным ненавистным лицам и остановился на одном, совершенно бледном, тонком. Грейнджер которая, оперевшись руками о балкон и уставившись на него распахнутыми глазами, была перепугана до полусмерти. Малфой подумал, что, наверное, он умер, раз она так бледна.

Или умер Поттер, что куда вероятнее объяснило бы этот её страх, размозжив свои незавидные телеса по траве поля.

Что за херовы мысли лезут в голову? Что происходит?

Затылком, вроде бы, не ударялся.

Плечо саднило, бок полыхал, а ладонь распирало от чего-то прохладного и...

Твою мать...

– Драко Малфой поймал снитч, – голос Дина разорвал тишину. Немного неуверенный, почти недоверчивый. – Сто пятьдесят очков Слизерину, и это победа, друзья! – произнес он уже громче, с присущим ведущему торжеством, но вопли с трибун накрыли стадион, перекрывая последние слова Томаса.

Малфой, не отрывал глаз от Грейнджер, которая тоже смотрела прямо на него из толпы поражённых и недовольно ропщущих гриффиндорцев, что косились на него то ли с осторожностью, то ли с неприязнью, то ли с ужасом.

Её взгляд успокаивался, страх отступал, и на какой-то миг Драко показалось, что это был действительно страх за него.

Сумасшедший миг.

Этого не могло быть. Ей плевать. У неё «мы с Гарри».

Почему же глаза девушки будто впитывали Малфоя в себя? Смотрели, останавливаясь то на губах, то на скулах. Драко провел рукой по лицу, и, опустив взгляд, заметил потеки крови, расплывающиеся под дождем на перчатке. Да, видок у него, наверное, тот еще. Ухмыльнувшись, вернулся к лицу грязнокровки, но в следующий момент на него налетел Грэхем, едва не сбивая с метлы.

– Да! Да, мы сделали их!

Ручищи, хлопающие по плечам. Это вызывало дискомфорт, но слизеринец не морщился.

Блетчли, Крэбб, Гойл. Где-то маячил Уоррингтон.

Мокрые, радостные лица. И до Малфоя начало доходить – что-то помимо взгляда грязнокровки. Странного и обезоруживающего. Который мешал вдохнуть куда сильнее, чем удар бладжера поддых.

Они победили.

Они победили Гриффиндор.

Драко медленно разжал кулак, уставившись на крошечный золотой шарик, лениво расправляющий смятые крылышки у него на ладони.

– Твою мать, – пораженно выдохнул Малфой, не отрывая глаз от снитча в руке. А затем поднял голову и уставился на довольного, сверх всякой меры Грэхема. – Я, блять, поймал его, – со сдавленным смешком, почти не веря в это сам, Драко подкинул на ладони золотой шарик, – да ну на хер, я поймал его!

Трибуны орали, как ненормальные. Все, кроме красно-золотой, естественно.

Малфой обвел взглядом поле с обнимающимися слизеринцами, бушующих болельщиков и понял, что этого он ждал с того самого мига, как оседлал свою первую метлу. Победы.

Он победил.

И от осознания губы растянулись в воскресшей на какой-то миг поистине самодовольной улыбке. В груди задрожало. Почти так... почти так же, как тогда.

До.

До смерти отца.

На миг в Драко проснулся тот ребенок, которым он был до наступившего лета. И этот ребенок с широченной улыбкой вскинул руку со снитчем над головой, запрокидывая лицо и наплевав на то, что во рту полно дождевой воды и собственной крови от разбитой губы, а бок пульсирует, мешая полноценно дышать.

Он – Драко Малфой.

И он победил.