Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 52 страниц)

Патрулировать одному Драко не нравилось – он сразу же понял это.

Хотелось сорваться на ком-то, кривить губы и сжимать кулаки – не для самого себя, а замечая реакцию грязнокровки. Это казалось нечестным – бродить по Хогвартсу, когда Грейнджер уже, может быть, сидит в гостиной старост и злорадствует. А если не было никакой помощи старухе? Что если гриффиндорка попросту ему соврала? В отместку. Как будто ей было, за что ему мстить. Хотя… Ну, конечно же, эта её тупая убежденность, что не кто иной, как именно Малфой, собственной персоной, позаботился о половой жизни грязнокровки, решив помочь той слегка разнообразить унылые перепихи с Поттером. Или Уизли. Кто там её трахает?

Не будь идиотом, – одёрнул сам себя и поморщился, выходя на площадку, к которой как раз плавно подъехала лестница. Драко даже не заметил за своими мыслями, как уже поднимался на следующий этаж, хотя сначала обещал себе отделаться разве что осмотром главных переходов замка, не углубляясь в отдельные лабиринты коридоров.

Теперь, вышагивая по средней галерее, Малфой чувствовал себя грёбаным филантропом, теперь уже почему-то абсолютно уверенным в том, что грязнокровка просто-напросто поимела его, как недалёкого кретина типа Долгопупса. У неё, должно быть, богатый опыт в общении с ним.

Может, и он тоже её…

Бля, да какого хрена все мысли сводятся к траху этой фригидной суки? Что за чёртов интерес к тому, как часто и перед кем она раздвигает свои ноги? Да хоть в собственной спальне пусть сношается.

Хотя нет.

Башня старост – это территория его, Малфоя, и грязнокровка может пойти и удавиться, если считает иначе. Пусть ищет себе интимное гнёздышко в другом месте. Хотя вряд ли ее кто-то имеет. Максимум, на что хватит способностей Грейнджер, это лихорадочная мастурбация под одеялом или банальный отсос в туалете. Поттеру, женишку с Когтеврана – Миллеру. Или ещё кому – подходи в порядке очереди.

Долгий и протяжный стон резко выдернул Малфоя из полёта его ушедшей куда не следует мысли. Эхо коридоров старательно отражалось от стен, донося до слуха сбитое дыхание, задушенный шёпот и... влажные шлепки?

Ого.

Драко остановился, почти умоляя Мерлина, чтобы тот подкинул ему торопливое совокупление каких-нибудь красно-золотых, и он смог наконец-то произнести долгожданное “пятьдесят очков с Гриффиндора”. Он ускорил шаг – ступать быстро и бесшумно было его персональным талантом, который теперь очень пригодился.

Слизеринец достиг поворота, останавливаясь и упираясь плечом о выступающую колонну, лениво осматривая открывшееся ему зрелище. Некто, судорожно вколачивающийся в зажатую у дверей в кабинет трансфигурации девчонку, был настолько увлечён процессом, что даже не заметил присутствия третьего лица, зарываясь руками в светлые волосы студентки и оттягивая назад её голову, покрывая шею и скулы быстрыми поцелуями. Честно говоря, Драко даже подумывал позволить им закончить начатое, когда по коридору пронёсся ещё один тонкий стон.

– Не хочется вас торопить, но… кончалибы вы побыстрее. А то как бы зрители не понабежали, советами замучают.

Последние слова Малфоя повисли в полной тишине. Пара замерла, и даже, кажется, перестала дышать. Молодой человек оторвался от своей пассии, медленно поворачивая голову.

Драко недоверчиво прищурился. “Кажется, Грейнджер, твой женишок тебя прокатил”.

– Миллер. Какая приятная встреча, – не скрывая крайне довольного тона протянул он. – Что, мало уголков в гостиной Когтеврана, где можно присунуть? – Драко перевёл взгляд на девушку, – а с вами, мисс, мы уже виделись, стоит полагать. И одежды на вас было не больше, чем сейчас.

Блондинка, которую несколько недель назад трахал в заброшенном кабинете Блейз, опустила взгляд, быстро оправляя юбку.

– Не имею привычки метить углы, Малфой, в отличие от тебя, – огрызнулся Курт.

– Проявляй свой мачизм, когда натянешь штаны. А то твоя голая задница портит весь эффект.

Когтевранец отлепился от девушки, скованно нагибаясь и надевая спущенные джинсы. Драко отвернулся, не имея ни малейшего желания наблюдать за копошением застуканных студентов. Вместо этого он устремил взгляд куда-то в полумрак коридора и лениво протянул:

– Ты ведь не староста, Миллер. А отбой был давным-давно? Или что, экстрима захотелось? Так не встаёт?

– Не твое собачье…

Малфой скривился, возвращая внимание к Курту, который как раз застёгивал ремень.

– Ты понимаешь, герой, что это залёт? Ты только что своими стараниями лишил факультет пятидесяти баллов. Так что следи за словами, или штраф может легко удвоиться, – пусть это не Гриффиндор, но насолить извечным друзьям красно-золотых тоже было приятно, и Драко решил не упускать такой чудесной возможности.

Миллер только покусал губы, отворачиваясь и закатывая глаза. Взгляд слизеринца тут же приковался к открытому участку шеи за сбитым воротником рубашки когтевранца.

В темноте на светлой коже он различил изображение... ворона, раскинувшего свои крылья вдоль позвонка, уходящие вниз, под белую ткань. Сердце пропустило удар. Какого хера?

Малфой сделал шаг вперёд против воли, чувствуя, как холодеет лицо, будто по коридору вдруг пронёсся сквозняк. Весь былой пыл осыпался, словно его и не было. Перед глазами застыла татуировка Логана, идентичная той, что сейчас уже скрылась под воротником Миллера.

Драко стоял, пытаясь взять под контроль слетевшее с катушек сердце, которое начало колотиться в груди, как ненормальное.

Нет, чушь всё это. Не может быть. Должно быть, просто показалось. Что не привидится в темноте, ночью, после дурацкого дня. Малфой мотнул головой, стараясь, чтобы эти двое ничего не заметили.

Он бросил долгий изучающий взгляд на Курта, отмечая вдруг в его лице чертовскую схожесть с Логаном – те же скулы, тот же узкий подбородок. И, главное, глаза. Идентичные. Практически одни на двоих.

– Проваливайте оба на хер, – голос слизеринца был приглушён. Пара переглянулась. Миллер собирался, было, сказать что-то, но напряженный взгляд Малфоя заставил его закрыть рот.

Драко не сразу понял, что шаги когтевранцев уже почти не слышны, когда поймал себя на том, что всё ещё стоит на месте, не двигаясь, глядя перед собой.

Ему ведь показалось, верно?

Да. Верно. Провёл рукой по лицу и закрыл глаза.

Похер на это патрулирование, надо идти спать.

Малфой вздохнул, развернулся на каблуках и направился в сторону Башни, стараясь не думать и не анализировать увиденное.

С него на сегодня довольно.

Но, несмотря на все старания, сознание услужливо кипело мыслью: у Курта на затылке была грёбаная татуировка, да и сам он был нешуточно похож на человека, который принимал активное участие в уничтожении семей грязнокровок. Который проводил ритуалы в Мэноре. Который был жив.

Пальцы сжались в кулаки. Беспокойство впилось в нутро, медленно перемалывая внутренности зубами.

Значит ли это что-то?

Или это очередной прощённый?

Мерлин, Драко отчаянно не знал, что теперь делать с той информацией, что только что вломилась в его мозг: Курт Миллер родственник Логана. Сын, племянник, херов брат.

На фиг. Просто быстрее дойти до Башни.

Рвотная дама бросила на Малфоя надменно-осуждающий взгляд, но пропустила в гостиную. Было темно, по полу скользили неровные отсветы. Избавившаяся от облачного плена луна наконец решила порадовать замок своим тусклым белым светом, заглянув через витражные окна в том числе в общую комнату старост. И только яркие желтые блики на ступенях в спальню грязнокровки говорили, что та еще не спит и дверь к ней открыта.

Меньше всего он хотел видеть её сейчас.

Меньше-блять-всего.

Из памяти снова рванулись картины того, что его мозг натужно представлял себе совсем недавно. Мерзкая Грейнджер с Поттером, с Долгопупсом, с Миллером.

С Миллером.

Нужно сказать ей. Запретить. Приказать, чтобы она не посмела ослушаться – пусть просто держится от кретина подальше. Хотя здравый ум подсказывал Драко, что ученик Школы Чародейства и Волшебства не может, просто, чёрт возьми, физически не может быть причастен к убийствам. Дамблдор не такой дурак и не слепой.

Тут же одёрнул очередной поток мысли.

Это, естественно, забота о себе. Отнюдь не о грязнокровке. Ведь она, как не прискорбно, сейчас находится ближе всех к Малфою, и поганый когтевранец, если он, конечно, причастен к чему-то, о чём пишет “Пророк”, может попытаться через сучку стать ближе к Драко. А потом – к Нарциссе.

И все это подозрительно напоминало первые стадии паранойи.

Малфой мысленно чертыхнулся, раз сотый за вечер, наверное. И почувствовал такую всепоглощающую усталость, что на какой-то момент его это почти оглушило. Ну, к чёрту.

Он взлетел в свою спальню и первым делом сдёрнул с себя удавку галстука. Торопливо расстегнул рубашку. Куда торопился? Неясно. Справился с половиной пуговиц, бросил, рывком сел на постель и зарылся руками в волосы, слушая удары сердца и секундной стрелки. Почти синхронно.

Так медленно, но так сильно.

Как-то неправильно. Нужен был душ.

Сбросил с ног туфли, прошлёпал к ванной босыми ступнями. Сбросил оставшуюся одежду на пол. Открыл кран и нырнул под горячие струи.

Замер, медленно выдыхая.

Чёрт, хорошо.

Усталость – медленно, постепенно – скатывалась с него и утекала вместе с мыльными подтёками в водосток. Вместо неё оставалась какая-то опустошённая слабость. Показалось даже, что, постой он здесь еще немного – и просто напросто уснёт.

Лениво провёл рукой по животу и плечам, не открывая глаз, дрейфуя в расслабленном сознании, чувствуя пальцами бегущие по телу струи воды. Несколько минут – и повернул вентиль. Гудящая голова просила сна. Хоть и неспокойного, как обычно.

Выбрался из кабинки.

Бросив намокшее полотенце на бортик раковины, Драко уставился в зеркало. В полуприкрытых глазах всё равно чувствовалась лёгкая боль и сухость. Он привычно скользнул взглядом по отражению. По подтянутому животу и выступающим мускулам на плечах. Ниже, к бёдрам. Да, Пэнс права. Квиддич – хороший вид спорта.

Слегка покрутил головой, а затем вдруг заметил, что на боку, где совсем недавно еще был синяк от бладжера, падает тёплая направленная полоска света.

Обернулся. Дверь в комнату грязнокровки приоткрыта. Его брови приподнялись.

Какого?

Гостей ждешь, Грейнджер? Не услышала, как он вернулся? Если бы услышала, заколотилась бы заклинаниями так, что не видно и не слышно.

Или… неужто подсматривала?

Нет. Её моральные устои идут вперерез этому. Грязнокровка, приникшая к дверной щели и наблюдающая за тем, как он раздевается?

Сознание услужливо подрисовало гриффиндорке лихорадочно движущуюся между ног тонкую руку и закушенные губы. Тут же в низ живота горячей волной ударила кровь. Кажется, ему не было противно представлять эту картину.

Перевёл взгляд обратно на отражение. А в следующий миг уже натягивал пижамные штаны на мокрые ноги.

Сейчас он вернётся в свою комнату и ляжет спать. Конечно же, никак иначе.

Пара шагов туда: он видит грязнокровкину прикроватную тумбочку и висящую на спинке кресла мантию. У нее из комнаты легко тянуло корицей и Драко вздохнул поглубже почти против воли.

Проваливай на хер в свою спальню.

От шипящего внутреннего голоса молодой человек только отмахнулся – всё равно ему нужно поговорить с ней – так почему не прямо сейчас? Почему он мнётся, как первокурсник? И почему от этой дурацкой недофантазии о мастурбирующей на него Грейнджер у него будто рябь под кожей гуляет?

Он встряхнул головой, второй раз за последние полчаса, выгоняя непотребные в её обществе (и возле двери в её спальню) мысли. От этого движения с волос сорвалось несколько капель, разбиваясь о дверь и скользя вниз. Малфой уже был так близко, что тёплый свет полоской падал ему на скулу и грудь.

Корица.

Вспомнил вкус её губ.

Так, всё. Ну нахер.

Практически рывок назад, когда до чуткого слуха вдруг донёсся её голос. Тихий и отстранённый. Слов не разобрать. Она что, с кем-то?

Драко замер. Прислушался.

Не двигался, пока дверь сама по себе не приоткрылась, что едва не заставило действительно отскочить. Но это оказалось всего лишь её мерзкое животное, рыжий кот, который на несколько мгновений остановился на пороге, глядя на слизеринца своими круглыми жёлтыми глазами, а затем распушил хвост и вальяжно прошел мимо, в сторону раковины.

Сжав зубы, Малфой собирался последовать за ним, чтобы засунуть обратно в комнату, захлопнуть дверь и уйти, наконец, в свою спальню, когда ушей снова коснулся голос.

Чёрт, да с кем она говорит?!

Эта мысль разорвалась в голове вместе с раздражением, и он сделал уверенный шаг, тут же забывая про Живоглота.

А в следующий момент ладонь уже толкнула створку, которая свободно впустила его в спальню Грейнджер – взгляд молнией метнулся по комнате. Вот она.

Одна.

Сидит почти спиной к нему прямо на расстеленной кровати, уткнувшись в очередной фолиант из школьной библиотеки. Широкий ободок наушников отрезал девушку от остального мира, погружая в доносящуюся до Драко какофонию звуков. Босая нога ритмично подрагивает в такт музыке.

Внимание тут же прикипело к изящной ступне с крошечными розовыми пальчиками. Он понял, что ни разу не видел её ног. Такие тонкие, аккуратные и… голые. Взгляд наткнулся на острую коленку и пополз еще немного выше, туда, где дальнейшему рассматриванию мешали короткие пижамные шорты темно-синего цвета.

– Ты такой придурок… просто невообразимо быть таким придурком…

Малфой не успел и шагу ступить, как замер на месте. Она знала, что он зашел в ее спальню? Прищурив глаза, юноша медленно продвинулся дальше в комнату, заставляя себя поднять взгляд на её лицо.

Что там бормочет?

Ещё шаг вперёд. Ближе.

Ресницы опущены, будто читает, но взгляд застыл на середине страницы. Музыка гремит так, что Драко практически может разобрать слова песни. Смотрит на тонкие руки, которые будто чувствуют его – сжимаются в кулаки, а нос морщится.

– “ Может быть, и знаю”... пошел ты к чёрту, – выдохом. Так тихо, что приходится напрягать слух, чтобы услышать каждое слово. – Чтобы я позволила тебе еще хотя бы раз прикоснуться к себе…

Просто офигение.

Это ведь к нему она обращается.

Да он готов шкуру с себя содрать от ощущения грязи, что остались после каждого прикосновения. Херова дура. Заносчивая сука, кем ты себя вообразила?

Фиговой Афродитой?

Рука потянулась к девушке и одним рывком сдёрнула с её головы наушники.

– Я надеюсь, ты не думаешь всерьёз, что я собираюсь приближаться к тебе еще хоть раз затем, чтобы повторилось что-то подобное? – он остался доволен своим тоном. Чистый лёд, заставивший грязнокровку буквально подлететь на месте от неожиданности, отпрыгивая от Малфоя на пару шагов еще до того, как он закончил фразу.

Неосознанно давая тому рассмотреть себя.

Рассмотреть.

Малфой мог поклясться – его взгляд против воли соскользнул вниз по тонкой шее.

Кажется, или… чёрт. Она была без лифчика: майка под цвет шорт облепляла тело, словно вторая кожа, а сквозь ткань – едва-едва, но всё же – просматривались горошины сосков – и их вид вкипел в мозг Драко, вызывая кричащие позывы швырнуть её на кровать, сверху на хренов фолиант.

Торопливо, почти судорожно взгляд сбежал вниз, к примятым шортам и своду бёдер. Не смотри туда, блин.

Прекрати пялиться на её ноги.

– Ты! – тонкий голос звенел, выдавая целую гамму чувств из смеси испуга, смущения и ярости. Кажется, Грейнджер вообще не интересовало, что он её почти не слышит, оглушённый видом стройного тела. – Что ты тут делаешь? Это моя комната! Как ты вообще сюда попал? Убирайся немедленно!

Шорты оказались куда короче, чем он мог себе представить. Бёдра, тазовые косточки. Ещё ниже. Жар ударил в голову. Это же грязнокровка. Грязь. Подними глаза, Малфой.

– Малфой! – Грейнджер судорожно одёрнула майку, скрывая полоску кожи живота, выглянувшую из-под сбившейся от движения ткани, и заметив это пристальное внимание.

Слизиринец практически рывком поднял взгляд, уставился в её карие радужки. Мерлин, просто не опускай глаза ниже её шеи. Наслаждайся. Наслаждайся этим пылающим выражением лица.

– Как я сюда попал? – переспросил с издёвкой, внезапно охрипшим голосом, доказывая в первую очередь себе, что слышал и внимал каждому слову, а не мысленно драл ее, прижав к постели, и скрестил руки на груди. Этот жест дал ему почувствовать контроль над ситуацией. – Еще шире бы дверь открыла, а потом спрашивала, ты, дура.

Взгляд девушки метнулся к распахнутой за его спиной створке. А затем – ко второй, ведущей на лестницу. А в следующий миг отшвырнула от себя наушники вместе с небольшим плеером прямо на постель – они упали рядом с оставленным там открытым томиком дополнительной литературы по программе седьмого курса.

Как он вообще осмелился сделать шаг в её спальню?! Да будь чёртовы двери хоть настежь распахнуты, да пусть их вообще бы не было!

Да еще и он… он… почти голый.

Конечно же, она не смотрела! Мерлин, Гермиона прилагала все силы, чтобы не смотреть на его грудь, еще слегка влажную, и подтянутый живот, на котором, ей действительно так показалось, были отлично видны кубики пресса. Серые пижамные штаны плоской резинкой обхватывали узкие бёдра. Как-то слишком низко – но на слизеринце это смотрелось настолько правильно, словно так и нужно.

Чёртов Малфой, застать её врасплох, еще и… говорящей подобные вещи! Лицо сильнее налилось румянцем, а в носу закололо от бессилия и злости, но девушка только сжала зубы – фига с два она заплачет. Не в этой жизни. Не при нём. Снова судорожно одёрнула майку, которая постоянно лезла вверх.

– Ты не имел никакого права заходить сюда без разрешения!

Щёки горели почти так же ярко, как тёмные глаза, а дрожащие пальцы сжимались и разжимались.

Что, двинуть мне хочешь? Давай, рискни. Один шаг, Грейнджер – и ты не жилец.

– Ага. Но я здесь. Ни о чём не говорит?

– Только о том, что ты чёртов кретин без каких-либо моральных ценностей и с отсутствующим напрочь чувством уважения к чужому личному простр…

– Блять, Грейнджер, – от града слов, которые высыпались на него меньше, чем за три секунды, заныли виски. – Просто заткнись, ладно?

– Просто уйди отсюда!

– Я сказал, хватит орать.

– Да?!

– Да.

Тишина.

Она дышала, как загнанная лошадь и молчала. Наконец-то. Тонкие ноздри раздувались, а воздух с шипением вырывался из лёгких. Взгляд – или ему показалось? – скользнул по его голым плечам, но моментально вернулся к лицу.

– Слушай меня, истеричка. Я хочу донести до твоего фигова ведома, что патрулирование прошло без происшествий. И что со своим мудацким Миллером ты тискаться больше не будешь.

Звенящая тишина нарушалась приглушённо бьющейся в наушниках музыкой. Брови Грейнджер взлетели на лоб, прорезая нежную кожу тонкими морщинами. Она смотрела на него так, как смотрят, наверное, на умалишённых людей. И это удивление было громче любых слов.

Раздался её нервный смешок.

Драко демонстративно его проигнорировал.

– Постоим, посмотрим друг на друга еще немного? Я бы предпочёл, чтобы ты сказала – хорошо, Малфой – и я смог уйти наконец-то из этой мерзкой комнатушки.

Она продолжала смотреть.

Его это бесило.

– Не много ли ты на себя берёшь, Малфой?

Неужели.

Её голос практически вибрировал от напряжения.

Гермиона действительноне могла поверить в то, что слизеринец произнёс это.

– В самый раз, – парировал он, кривя губы. – Избавь меня от этого дешевого шоу, что ты играешь перед ним при каждой вашей встрече. Порхаешь, как херова шлюха, скалясь и заглядывая ему в зубы. Всё. Миллер идёт на хер вот такенными шагами. Я сказал.

Вот она, реакция. Он ждал её.

Грейнджер задохнулась, сжав кулаки. Кажется, в ней было столько возмущения, что оно просто не находило выхода, и вот-вот прорвёт её хренов рот – мягкий и сочный – и глаза, и уши.

– Интересно, на каком основании ты явился ко мне с этой… просьбой.

– Это не просьба, грязнокровка.

Она поморщилась. Малфой повёл плечами, понимая что Грейнджер всё ещё ждёт ответа.

– Он мне не нравится, ясно?

– О, это очень обоснованно, – она упёрла руки в тонкую талию. – Знаешь, что я подумала? А не пойти бы тебе со своей ревностью?..

Слова эти вдруг почти оглушили. Обоих. Драко вытаращился на неё, не зная, заорать какую-то гадость или покатиться со смеху от… от… невозможноститого, что она посмела произнести.

– Ревностью? – выдавил из себя, чувствуя, как холодеют руки. Рассмеяться у него не получилось.

Грейнджер спокойно кивнула, не отрывая от него глаз.

– Головой ударилась? Или то дерьмо, что ты зовешь музыкой, остатки мозгов вышибло? Какая нахер ревность? Совсем сдурела?

– Ага.

Они снова замолчали. Взгляд Малфоя бегал по её лицу.

Шутит? Скажи, что ты шутишь.

Нет, кажется, она серьезно. Полагает, что он ревнует. Её. К Миллеру.

Грязнокровку к Миллеру. Остановите Землю.

Он поднёс указательный палец к правому виску.

– Ты ёбнулась, Грейнджер. На всю голову. Обратись к мадам Помфри. Я не шучу. Мне ещё жить с тобой по соседству херову тучу времени. Я не хочу однажды проснуться задушенным подушкой.

Она фыркнула, но взгляд не отвела. Что-то было в них… в этих глазах... такое, от чего по спине вдруг пробежала дрожь.

Ему это не понравилось.

Мерлин, а она до сих пор не понимала, кто потянул ее за язык в следующий момент, но слова так и зазвенели в комнате, воздух которой постепенно становился всё гуще, проникая в лёгкие словно бы комками:

– Уверен? Что не хочешь в очередной раз зажать меня где-то в тёмном закоулке коридора?

А?..

Это был вызов. Она – она?! – бросала ему вызов.

На секунду у слизеринца перед глазами мелькнула виданная сегодня картинка с участием этого недоделка Миллера.

Об этом ты мечтаешь, Грейнджер? Вот уж вряд ли.

Моргнул, отгоняя наваждение.

Прищурился, всматриваясь в грязнокровку. Что ещё за сучья смелость?

Хотя на последних словах её голос почти невесомо дрогнул, а в животе слизеринца будто шевельнулся тёплый шар. Какого хера ты наводишь меня на эти мысли?

Привыкла, что твои грёбаные словечки сходят тебе с рук?

Взгляд против воли приковался к сошедшему уже почти синяку на её скуле. Малфой не дал себе понять, что именно испытал в этот момент и отчего сердце неожиданно сжалось – просто лениво бросил, отводя глаза:

– Именно. Уверен. Я уже сказал, что к тебе и близко не подойду. Знаешь, поганые грязнокровки не в моём вкусе. Тем более такие, как ты, – и брезгливо поморщился.

Гермиона вздёрнула подбородок, недоумевая, почему его слова с такой силой ударили по её сознанию. Захотелось сжаться в ком и ударить в ответ – но она знала – что бы ни было сейчас ею произнесено – ему всё равно. Не более, чем колебание воздуха.

– Такие, как я, значит?

Он кивнул, пытаясь расшифровать это выражение в её глазах.

Обида? Он задел её?

Отлично. Нужно додавить. Совсем немного. И со спокойной душой отправиться в постель.

– А чем ты можешь понравиться? Я не возбуждаюсь от таких, как ты. Просто смирись с тем, что твоё пожизненное сраное клеймо в этой отталкивающей манере: ходить, говорить, поступать, житькак херова грязнокровка! Конечно, я не захочу, блин, зажать тебя. Не то чтобы что-то ещё. Я не в отчаянии, чтобы хвататься за любую запавшую и расставляющую на меня капканы шмару, мне до охуения хватает проблем и без тебя. Без твоих иллюзий. Иллюзий, Грейнджер. То, что ты себе придумала – грёбаная херняи чушь, и бред полный. И не смей воспринимать всерьез те… обжимки. Я… я ведь даже не возбуждался от этих... сложно назвать поцелуями. А ревность – это вообще из ряда вон… Поэтому был бы счастлив вернуться к обоюдному молчанию ещё на две недели. А лучше – до конца этого года, чтоб его...

Замолчал, тяжело дыша. Точнее, заткнулся: Гермиона вдруг двинулась к нему, быстро ступая по ковру.

Его слова. Их было много, и каждое, каждое – внутри её головы. Раскалённым прутом, который, направленный чьей-то рукой, всаживался в мозг. Мерлин, она за все года, что они учились вместе, не слышала от него такой продолжительной речи. И не слышала бы еще столько же.

Потому что это было… больно?

И в серых глазах огромными буквами было написано, что он врал, но это не спасало от чувства, будто её лёгкие вытащили из груди и бросили на пол, топча. А потом… решение пришло как-то само.

Не возбуждался. Не хочет. Не хочет именно её.

– Врешь, – шепнула она, делая шаг.

Внезапный, удививших их обоих. Затем – ещё один. К нему.

Дыша почти так же тяжело, как и он. Недоумевая, откуда в ней было столько женского самолюбия, задетого, разорванного им практически в клочья, брошенного исходить кровью.

Грязной. Ты ведь так любишь напоминать об этом, правда?

– Что… Грейнджер, – он предостерегающе покачал головой и не успел даже поймать себя на моменте, когда неосознанно попятился, замерев только ударившись спиной об открытую дверь в ванную.

Шаг. Шаг. Шаг.

Дюйм. Один грёбаный дюйм, и он начисто забыл, что говорил. Каждое слово. Их не было.

– Ты врешь.

– Отойди от меня, – прошипел, вжимаясь хребтом в срез двери.

Он чувствовал грязнокровкин запах. Смотрел в глаза и понимал, что исчезает в них. Таких живых, что, кажется, у них есть собственное пульсирующее сердце.

До офигения быстро исчезает, растворяется.

Нельзя, – и это было единственной здравой мыслью в гудящей голове. Нельзя было допускать, чтобы она оказалась настолько близко. Это шло в такой резонанс всему, что он только что сказал и теперь… теперь дышал слишком тяжело, преодолевая желание кашлять и задыхаться, потому что слова, кажется, изранили всю его глотку.

– Ты врешь, Малфой, – шёпот. Снова сорвался, сбитый сердцебиением.

Гермиона ощущала, как от его голой груди, пропитанной запахом дождя и шоколада с примесью мыла, исходит жар. Будто под рёбрами, грузно вздымающимися прямо на уровне её лица, кипела лава. Котлы с грешниками, черти, Дьявол – кто угодно, – он был горячим, словно внутри было само сосредоточие ада. А тело – прекрасное, влекущее тело – только оболочка, которой до боли в кончиках пальцев хотелось коснуться.

– Грейнджер, – сглотнул, облизал губы. – Отойди.

Она вновь подняла на него взгляд – но не в глаза. Чуть ниже. Проследила за движением языка, отчего рот на мгновение будто онемел, а потом вдруг поднялась на цыпочки, и Драко замер, потрясённо глядя на грязнокровку. Осмелится?

Нет. Она не сделает этого… Не сделает вот так. Одним движением.

Её губы, плотно сомкнутые, прижались к его щеке, почти касаясь уголка рта, и застыли.

Всё вокруг застыло.

Малфой перестал дышать, глядя на нее, не отрываясь, ощущая, как дрожащая рука касается его предплечья, посылая по коже неровный строй мурашек, вверх, к груди, заставляя в очередной раз тяжело вздохнуть. Тонкие пальцы сжались – и больше он не чувствовал ничего, потому что её рот приоткрылся, и осторожное прикосновение влажного языка к коже напрочь уничтожило все оставшиеся мысли – разорвало их на части и развеяло прахом.

Капкан. Щелчок.

Резкий поворот головы – и он впился в её губы.

Почти рыча, почти лихорадочно, почти так, как он себе представлял, и так, как вспоминал снова-и-снова-каждую-ночь. Он ворвался в рот Грейнджер, не сдерживаясь. Окунаясь. С головой-по самую шею-по самое не хочу-по прогнившую насквозь душу. Её глухой стон вломился в сознание. Она приподнялась ещё выше, подаваясь к нему, и Драко обхватил лицо грязнокровки ладонями – сильно, жёстко, вминаясь в горячий, раскалённый, прерывисто дышащий прямо в его сердце рот, наполняющий отчаянной, долгожданной дрожью по всему телу.

Она и сама дрожала.

Умирала, или уже умерла.

Только что – окончательно и бесповоротно, и продолжала, так сильно, ярко, безумно умирать. Его пальцы впились в нежную кожу лица и место удара вспыхнуло болью, но это было неважно до такой степени, которую она даже вообразить себе не могла. Этого просто не было. Был лишь его язык у нее во рту. Врывающийся, проникающий, ненормальный, твёрдый, Мерлин, она так хотела его, так давно хотела. Слышать, чувствовать, прижимать к себе, она поняла, вспомнила, почему так тосковала по его этим-просто-убийственным губам. По ним нельзя было не тосковать, изнывая каждую ночь, каждую свободную минуту.

Они въедались в рот, будто желая выпить из неё все соки, всю жизнь, забрать себе душу, как трофей, как чёртову медальку на грудь, но ей было всё равно, потому что сейчас, прямо сейчас это был он. С ней. Пусть забирает всё – до самой капли, оставив лишь воспоминания об этом.

Она не слышит хлопка закрывающейся двери – лишь отдалённо, будто сквозь тысячу стен.

Его руки выпускают её лицо, скользят вниз, не разрывая контакта с кожей. Боясь, что она может исчезнуть, если отпустить хоть на одно мгновение. От этого скольжения она выгибается, пытаясь тереться шеей о его дразнящие ладони. Ощущать. Плотнее, больше, но они уже немного ниже. А затем – жёсткие пальцы, горячие и сжимающиеся на её плечах. Господи. Снова этот чёртов блок!

Нет! Нет, Малфой! Не так!

И она шепчет это вслух:

– Не так...

Он ловит ртом воздух в паре сантиметрах от её губ. Смотрит в упор, то ли не понимая, чего она хочет, то ли упрашивая не просить этого. Но – что бы это ни было в его глазах – он позволяет ей поднять руки и осторожно обхватить его напряжённые запястья. Медленно провести по предплечьям вверх, к локтям. Очерчивая пальцами венки, выступающие у него под кожей.

А затем потянуть на себя, вынудив руки Драко соскользнуть вниз, к её талии. Туда, где уже слегка задралась футболка, позволив подушечкам пальцев обжечь хозяйку.

Кожа к коже, почти распадаясь на молекулы, атомы, отдельные части звенящей эмоции, настолько сильной, что тишина комнаты превращалась в натужное гудение, нарушаемое лишь дыханием и звуками – такими влажными, соблазнительными, когда он снова тянется к ней и целует приоткрытые губы.

А стоит прижаться еще ближе, чувствуя его пылающую кожу своей грудью, как низкий и хриплый стон отдаётся на языке, и она выстанывает что-то, когда чувствует: зубы Драко прихватывают её нижнюю губу, оттягивая, обхватывая, всасывая. Господи, он сейчас действительно её убьет. Пусть. Пусть…

Дико.

Это было дико и разрывало на грёбаные куски. Он знал – он был уверен, что никогда и никого ещё не целовал так, как её сейчас.

Это выворачивало.

Будто она закинула ему в глотку крюк, впилась им в самое нутро и теперь – рванула, растерзав все его воздвигнутые преграды, вспарывая и выпуская наружу голое желание. Пульсирующее, давящее, душащее.

Так, что в глазах рвались фейерверки – один за одним. Так, что не хватало дыхания даже для того, чтобы сказать... Приказать. Умолятьеё остановиться.

– Что ты делаешь… – его шёпот. Глухой и низкий. Чужой. Посылающий бешеную дрожь по спине и животу, вниз.

Ещё один быстрый, влажный поцелуй, и она тянется за исчезнувшими губами, когда Драко отстраняется, придерживая Гермиону за подбородок, останавливая. Исступлённый взгляд ледяных глаз скользит по её пылающему лицу, и контраст этот заставляет на несколько мгновений прикрыть веки. Мягкое движение – такое осторожное, что сдавливает гортань – вверх по линии челюсти. Подушечки пальцев снова на кровоподтёке, но на этот раз – невесомо, едва ощутимо, проводя вверх и вниз, а пристальный взгляд неотрывно следит за прикосновением. Малфой тяжело дышит приоткрытым ртом, и она жадно ловит это дыхание, едва удерживаясь, чтобы не накрыть его своими искусанными и горящими губами.