Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 52 страниц)

– Говори мне.

Гарри пришлось остановиться и уставиться на него. Недовольно. Его губы поджались.

– Как тебя это вообще касается, а? – кажется, это было искреннее удивление.

Опять.

Засунь своё грёбаное удивление в задницу, Поттер.

– Меня касается всё, что касается Миллера, понял меня?

Гарри сделал шаг назад и нахмурился, глядя в сузившиеся глаза Драко. Несколько неправильных секунд, неуловимо похожих на те секунды, когда Драко стоял перед ним и рыжим нищебродом в Большом Зале.

А потом Поттер вдруг тоже стал серьёзным. И даже почти исчезло удивление. И это “вдруг” Малфою очень не понравилось.

– Он спрашивал о Гермионе.

О Гермионе. Твою мать.

Как это произошло? Мгновение ускользнуло. Пальцы уже вцепились в отвороты мантии с красно-золотым ободом.

– О чём именно?!

Поттера тряхнуло.

Драко тряхнул. А потом тот с силой отпихнул слизеринца от себя.

– Больной, что ли, Малфой?

– О чёмон спрашивал?!

Гарри почти отскочил, оправляя одежду. Драко тоже сделал шаг назад.

– Чёрт, да что с тобой?

– Не выводи меня, – низко зарычал, не отрывая ледяных глаз от обеспокоенного лица.

Почему-то Малфой готов был поклясться в том, что его собственное лицо имеет то же самое выражение.

– Он говорил, что хочет узнать её ближе. Интересовался, что она любит, спрашивал о родственниках… Это, знаешь, нормальная беседа между двумя людьми.

О родственниках.

Кретин понял, что у Грейнджер слишком рискованно интересоваться об этом? Понял, что Малфой разорвёт его на чёртовы ошмётки, если он приблизится к ней?

– И что ты сказал?

– Что они в Австрии.

Поттер ответил на вопрос безропотно. И – почему-то – в его глазах появилось что-то, подозрительно напоминающее напряжённый страх. Драко скрипнул зубами.

А потом резко отвернулся и зажмурился, прижимая ладонь к глазам.

– Блять, – приглушённое рычание было встречено эхом.

– Что происходит?

И он повторил:

– Блять… – уже тише.

Несколько долгих секунд Драко пытался осознать, что это ничего не значит. Что это просто информация, которую Поттер – тварь – слил Миллеру. И что Нарцисса скажет, если вдруг, внезапно, начнёт планироваться нападение.

На этот раз гриффиндорец оказался перед Малфоем, глядя в глаза с прежним напряжением.

– Что ты здесь устраиваешь?

Драко смотрел куда-то за плечо Гарри, судорожно соображая. Сопоставляя факты.

Пока беспокоиться не о чем. Этот вопрос всего лишь подтверждает тот факт, что Миллер клюнул. Что он плывёт им в руки.

Но ощущение такое, словно Малфой подвешен за ребро, а ноги беспомощно болтаются в воздухе. Пока мать не ответит какой-то определённостью, касающейся либо нападений, либо встречи с Томпсоном, это состояние не пройдёт.

Взгляд наткнулся на поблёскивающие в полумраке стёкла очков.

Поттер. Ты смотри, это действительно беспокойство на его лице. Страшно за подружку.

– Слушай, – Драко опустил руку. Сжал и разжал кулак. – Ты мудак.

Гарри тут же сжал губы, собираясь, словно вот-вот съездит слизеринцу по лицу.

– Какого…

– Заткнись, ради Мерлина. И слушай. Если Миллер опять будет задавать тебе вопросы, шли его ко мне, ясно?

– Нет.

– Что нет, Поттер? – голос звучит почти приторно.

Так, что гриффиндорец мог бы запросто откинуться, будь этот тон немного материальнее.

– Что происходит?

Снова этот вопрос.

Откуда я знаю, что происходит? Херов абсурд происходит. А ты, грёбанная бесполезная Надежда магического мира, расслабляешься на своих приобретённых после падения Лорда лаврах.

Но это и не твоя война.

– Ничего. Это проблемы мои и… Миллера. Не лезь и всё.

– Уверяю, твои проблемы – последнее, что меня волнует. Но если это касается Гермионы… – Гарри почти ощетинился, отчего стал похож на щенка. – Я предупреждаю, Малфой, ты можешь даже не пытаться. Я имею в виду… они с Куртом нравятся друг другу. И это соперничество, которое вы устраиваете. Может быть, пора смириться с тем, что она тебе не светит?

Соперничество? Что?

Ах, вот оно как. Ну, конечно. Мозги Поттера всё пережёвывают, прежде чем впитать. Однако в глазах ещё оставался след беспокойства.

Но лучше пусть думает так, чем влазит в то, что творится на самом деле.

– Просто не суй нос не в своё дело.

Кажется, он забыл сказать что-то очень убедительное, чтобы у Золотого мальчика сомнений не осталось в том, что он не прав. Но пусть. Пусть так.

Потому что вроде бы так лучше. Хотя тот снова злился, судя по тому, как бледнели его скулы.

Гриффиндорец рывком поправил мантию, глядя на Драко свысока, несмотря на разницу в росте.

– Я пойду поищу Гермиону. Но если… вдругувидишь её, скажи, что я заходил.

Чтобы она оценила этот твой шаг, Поттер? Нахрена она тебе? Прощения просить? Или сказать, что слил врагу местоположение её родных?

Думаешь, она бы обрадовалась?

Вот уж вряд ли.

– Я курьером не нанимался.

– Спасибо.

Но Малфой уже развернулся и пошёл к Рвотной даме, чувствуя между лопаток сверлящий взгляд Поттера. Стараясь не впускать в голову ни одной мысли. Игнорируя смешки в ушах.

Кажется, смеялся он сам. Над тем, что дерьмо, в котором они оказались, становится всё гуще.

– Фениксус.

Ради кого эти все изощрения?

Признайся, Драко. По-моему, самое время признать, что что-то поменялось. Что всё поменялось.

Интересно, в какую сторону.

Интересно, где вообще началась точка этого отсчёта, который сносил крышу с самого начала учебного года. Наверное, с того момента, как Малфой столкнулся с Грейнджер в поезде первого сентября.

Он видел её глаза. Тёмные, отстранённые.

Он ещё не знал, что когда она смеётся, в самых уголках появляется невесомая сеть лёгких и радужных морщинок, словно крошечные царапины на стекле. Что её губы так изгибаются, когда улыбаются искренне. Что нижнюю обычно перерезает небольшая и совсем немного ощутимая при поцелуе трещинка. Что у неё лёгкое тело, которое хочется целовать, ощущая вкус корицы и мяты.

Что Гермиона Грейнджер через два месяца сделает с ним самим что-то, от чего желание закончить всё смешается с желанием начать всё заново.

Что однажды Драко Малфой проснётся в своей постели и...

Ты понимаешь, что это значит, Малфой? Ты понимаешь?

Что означает, когда ты просыпаешься и понимаешь, что уже не хочешь сдохнуть.

Что считаешь минуты до момента, когда увидишь ее глаза. И это может убить тебя. Того, кем ты был раньше. Но лишь утвердит того, кем ты стал теперь. С ней.

И он почти ненавидит её за это.

По новой ненавидит.

До боли в груди.

Малфой остановился у дивана. Опёрся о спинку руками, опуская голову. Медленно вдыхая и выдыхая тёплый воздух гостиной.

В этот самый момент Нарцисса может писать в дневнике. О том, что Логан Миллер собирается в Австрию, чтобы уничтожить родителей Грейнджер.

Почему это казалось глупым?

Почему именно она, почему долбаный Курт положил глаз на неё, почему всё пошло по плану и продолжало идти?

Почему Драко начал чувствовать?

Каждую секунду беспокойства. Каждое мгновение, ускользающее из рук. Это что, ради неё? Из-за неё?

Пальцы вцепились в диванную обивку.

Что она сказала, когда извивалась под ним, обхватив ладонями его лицо? Что произнесли её губы в этот момент, после чего он самозабвенно кончил в горячее тело? Ему страшно было услышать это снова.

Потому что он только догадывался.

Потому что слава Мерлину, что кровь в этот момент шумела в его ушах.

Потому что он боялся, что ответит ей. Что его рот сам произнесёт эти слова. Слишком опасные.

Слишком…

Наверху скрипнули пружины кровати, и сердце замерло.

Который раз за сегодняшний день. Ноги сами понесли по лестнице. Драко остановился у порога, на миг прислонившись лбом к древесине двери, уже зная, что ждёт его в собственной спальне. Медленно опустил ручку; щёлкнул паз.

Малфой сделал шаг вперёд, остановился. Засовывая руки в карманы брюк и усмехаясь.

Так и есть.

Запах корицы, секса, тишины.

И пустая постель.

* * *

Даже когда поднимаешься на метле так высоко, что, кажется, почти касаешься низких облаков спиной, дышать всё равно легко и холодно. Тело горячее, а воздух ледяной.

Обжигаешь сам себя.

Драко вывернул метлу и нырнул в небольшую петлю, хмурясь, когда ветер бросил светлые волосы на глаза. Затем снова набрал высоту. На миг замер и направил древко вверх.

Выше и выше.

Слишком высоко не получилось – почувствовал давление на плечи.

Вот так всегда.

Даже почти в небе эта клетка.

Щит не отпускал слишком далеко, и, наверное, это было справедливо. Поддержание смехотворной видимости безопасности. Ох, какая это была бы ирония, если бы при всех тех угрозах, нависающих сейчас над головой, Драко соскользнул бы со своей метлы и разбился.

Вот бы посмеяться потом над своим бездыханным телом. Там, внизу.

Взгляд опустился. Вытянутый ноль пустых трибун в темноте выглядел немного угрожающе. Появился почти соблазн разжать руки, но… Но.

Покружив ещё немного под самым невидимым куполом, ощущая его прикосновение к плечам, Малфой начал медленно спускаться вниз. Несмотря на то, что днём накрапывал дождь, вечер был ясным. Ужин, наверное, уже начался.

Впервые Драко изъявил желание задержаться после тренировки, ветром сдирая с себя шкуру, взмывая в самый верх и выполняя маневры прямо над землёй. Не сказать, что ему это было очень нужно. Он хорошо управлялся с метлой и без этого.

Но так, кажется, ветер выносил из головы мысли, которые не оставляли её уже несколько часов. Тяжёлые, грубо бьющиеся боками между висков. Миллер, Грейнджер, отец, Поттер, снова Миллер, мать, Грейнджер, Грейнджер, мать, Грейнджер…

Эта цепочка тянулась и тянулась, заставляя хмурить лоб, выискивая взглядом на пустом поле блестящий снитч. В темноте его стало проще замечать. Железное тельце шарика вспыхивало в мутном искусственном свете, отбрасываемом от трибун, то тут, то там. И будто не чувствуя особенного запала, мячик даже не сопротивлялся своей поимке. Почти ластился к руке.

Внизу ветра почти не было. По краям поля лежали потемневшие от грязи клочья подтаявшего снега. И чем ниже спускалась метла, тем сильнее сдавливало грудную клетку.

Надо же.

Этого никогда не случалось раньше. Год назад, два. Когда за спиной всегда был отец, всегда было ощущение правильности происходящего и безнаказанности, которая так привлекала. Искушала. Быть лучшим, иметь лучшее. И не давать ничего взамен.

Но это испарилось со смертью самого важного составляющего в существовании Драко.

Смертью, которая повлекла за собой самое сильное облегчение в его жизни. Смертью, которая повлекла за собой самую сильную тяжесть.

Он не простит его. За то, что Люциус так поступил.

Приучил. Пригладил. Пригрел в своём иллюзорном всевластии.

А потом исчез.

И таким потерянным, как сейчас, Драко не чувствовал себя никогда. И никогда он не простит.

Золотой шарик поблёскивал у входа в раздевалку, и Малфой рванул туда, вниз и вбок, ощущая внезапное желание почувствовать в себе ветер. Но у самой земли он резко вывернул древко на себя, и метла затормозила.

Под ближайшей трибуной стояла Грейнджер.

Драко замер. Моргнул, нахмурился. Ну не мог же он настолько двинуться, чтобы видеть то, чего ему хочется? Его мозги ещё не настолько повёрнуты, чтобы подсовывать настолько реальные видения.

Видение?

Малфой присмотрелся.

Но девушка медленно достала одну руку из глубокого кармана короткого серого пальто и осторожно помахала.

Неприятное предчувствие закралось в грудную клетку.

Блин. Это она. Здесь. Значит, что-то случилось.

Он спрыгнул с метлы, зависшей прямо над землёй, и быстро пошёл к гриффиндорке.

– Грейнджер? – она торопливо опустила глаза и поправила шарф, скрывающий узкий подбородок. – Что ты здесь делаешь?

– Привет.

Явно смущена. Чем? Своим появлением?

Драко остановился. Заглянул гриффиндорке в лицо. И понял, что не знает, что делать. Как себя повести. Ему хотелось пригладить её слегка растрепавшиеся волосы, провести пальцами по щеке, которая сейчас наверняка была прохладной.

И он, наверное, мог. Потому что… у них ведь что-то, да? И сегодня она спала у него в постели.

Но… она ведь ушла потом.

Но ты же ушёл первым.

Мысли жужжали, а Драко тем временем всё же сделал небольшой шаг назад.

– Привет, – ответил, прижимая к боку метлу. – Что-то случилось?

– Нет, наверное.

Тихий, слегка охрипший. Как если бы она долго говорила что-то. Или стояла на прохладном воздухе.

Малфой опустил взгляд, когда тонкая рука снова скользнула в карман.

И внезапно появилось некое подобие усталости. Что с нами, Грейнджер?

Вдвоём, на площадке для игры. В этой темноте. Где твои книги? Где мои шлюхи?

Ни одного, ни второго.

Только желтоватый свет от фонаря, прикрепленного к высокой деревянной двери раздевалки. Падает на одну часть её лица, подсвечивая чистую кожу. Захотелось попробовать этот свет на вкус.

– Ты не был на ужине. Я слышала, твои друзья говорили, что ты задержишься здесь, и…

– И? – он поднял глаза, наблюдая, как Грейнджер достаёт из кармана крупное зелёное яблоко. Несколько секунд вертит его в пальцах, а потом протягивает ему, будто боясь поднять лицо. Смотрит куда-то на малфоевскую обувь.

Серьёзно? Принесла мне поесть?

Драко не двигался, глядя на девушку. Закусывая губу, чувствуя, что рот вот-вот растянется в какой-то дурацкой улыбке.

Она принесла яблоко. Потому что он не явился на ужин. Херово офигение? Кажется, да.

– Да возьми уже его, Малфой!

Её голос слегка напряжён, а рука упрямо дёрнулась. Он хмыкнул и взял фрукт, слегка коснувшись кончиков её пальцев. А затем опёр метлу о трибуну и облокотился сам.

– Такая забота. Я должен сказать “спасибо”?

Гермиона повернула к нему голову, наблюдая, как белые зубы откусывают кусок от плода.

– Не за что.

Какое-то время он молча ел, наблюдая, как Грейнджер сжимает кулаки в карманах – это отлично видно сквозь ткань. Поднимает голову и смотрит на звёздное небо. Вздыхает, отчего едва заметная змейка пара течёт изо рта.

– Тебя Поттер искал.

От звука его голоса вздрагивает. Еле-еле, но Малфой замечает.

– Я знаю. Мы уже… поговорили.

– Что он хотел?

– Извинялся за своё поведение.

Драко закатил глаза, медленно пережёвывая кусок яблока.

Да, извинения – это лучшее, что можно сделать в данном случае. Поттер такой Поттер, что даже слов не хватало для иного эпитета.

– Больше ничего не говорил?

– О вашей стычке?

О. Интересно. Рассказал таки.

– Ну, пусть, о ней.

– Да. И… спасибо, что… не сказал ему, – выдаёт Грейнджер и яблоко почти становится поперёк глотки.

– О чём?

– Ну… что… что я была…

Вот они. Эти запинки.

Явно не хочет говорить о произошедшем. Но разве Малфой хочет?

Они разве не привыкли не обсуждать всё, что происходит, откладывая разговоры в долгий ящик. На потом.

На никогда.

Малфой откусил от яблока. Медленно пережевал, надеясь, что проснувшееся что-то в груди уляжется. Однако оно только стало больше.

– Не замечал за тобой заиканий раньше.

– Я не заикаюсь, – уже громче произнесла Гермиона. – Просто. Гарри лучше не знать, что…

– Что мы трахались, после чего ты уснула у меня в постели?

Тёмные глаза снова опускаются и буравят взглядом землю. Лоб начинает хмуриться, а подбородок опять исчезает в кольцах шарфа.

Драко сам не понимает, почему и на кого злится. То ли на Поттера, который так не вовремя пришёл, то ли на Грейнджер, за то, что посмела ускакать в свою комнату прежде, чем он вернулся.

Разницы, собственно, не было никакой, она бы всё равно ушла. Коробил лишь только тот факт, что ему хотелось увидеть, как она проснётся.

– Да. За это.

Сама кротость, когда речь заходит о том, что между ними происходит.

Вызванное раздражение никак не собиралось утихомириваться. Драко зло впился зубами в фрукт.

Отвернулся, глядя как ветер треплет наверху алый флажок с изображением вскинувшегося льва.

– Думаю, что это всё, что я хотела, – бормочет она.

Глаза подозрительно краснеют, это видно даже в полумраке.

– Ты пришла сюда яблоко мне вручить?

– Ты не пришёл на ужин и…

Снова это “и”.

Малфой сжал губы, отбросил огрызок в сторону.

– Грейнджер. Что происходит?

– Что?

Испугалась. Смотрит широко открытыми глазами, в которых нескрываемый испуг. А руки сжались сильнее, натянув ткань пальто.

Успокойся.

Ради Мерлина, это всё так глупо.

Это всё не вовремя. Сейчас нужно думать не о том, что я голоден, а о том, как избежать нападения на твою семью, о чём ты, блять, даже не подозреваешь.

Так нельзя.

Нельзя, слишком опасно отвлекаться на это, когда всё кругом горит. Нужно уследить за своей задницей, а не за тем, чтобы тебе было хорошо. А я не могу. И поэтому всё сыпется из рук. Как ты этого, к чёрту, не понимаешь?

– Это всё. Или ты не чувствуешь, что всё немного, нафиг, изменилось?

– Из…менилось?

– А разве нет? Почему тогда ты не носила мне грёбанные яблоки в прошлом году, когда я задерживался на тренировках?

Понимание и сожаление в карих глазах.

Провались со своими долбаными глазами. Малфой резко выдохнул, оттолкнулся от трибуны и схватил метлу, собираясь вернуться к тренировке. Хватит с него на сегодня чёртовых разговоров.

Но прежде чем он занёс ногу, на локте сомкнулись её руки.

– Стой.

Не трогай.

Ради Мерлина, не трогай меня.

– Что-то ещё, Грейнджер? – холодный взгляд упал на сомкнутые пальцы, а потом скользнул по обеспокоенному лицу. – Или ещё одно яблоко в кармане?

Она сглотнула. Сильнее нахмурила лоб, Малфой видел, как изогнулись её тонкие тёмные брови.

Ты правильно сделала, когда ушла сегодня. Ты правильно сделала, а теперь позволь и мне совершить правильный поступок. Позволь хотя бы попытаться.

– Я думала, что… Малфой, я не понимаю.

– Тебе объяснить? – и что-то в этом тоне заставило её судорожно затрясти головой.

– Нет. Просто ты… ты обижен, что я ушла?

Он не поверил своим ушам.

И сделал единственное, что мог себе позволить. Несколько секунд недоверчиво сверлил её глазами, после чего запрокинул голову и расхохотался.

Резко и слишком громко.

Так, что она отступила.

– Блин, Грейнджер, – всё ещё посмеиваясь, тянет он. – Если бы не раскуроченная постель, я бы и не вспомнил.

Тонкие губы сжимаются, зато разжимаются пальцы, стискивающие его локоть. Неужели так просто поведёшься на этот трёп?

Кажется, да.

– Я так и подумала почему-то.

Голос дрогнул. Гермиона торопливо кашлянула, а Малфой почувствовал, как сердце сжимается.

Сил сказать какую-то гадость просто нет. Даже на очередной смешок их нет. Она словно вытаскивает их, высасывает через каждую пору.

– Возвращайся в Башню, – бросает он, отворачиваясь. Перекидывая ногу через древко метлы.

– Зачем?

Странный вопрос не кажется странным сейчас.

– Здесь холодно.

И вдруг она почти кричит ему:

– А тебе не срать на это, Малфой? Прошу тебя, хватит притворяться, я всё вижу и без того!

Он закрывает глаза, стискивая зубы. Сжимая пальцами деревяшку. Давай, просто оттолкнись от земли и лети вверх. Хватит с тебя этой чуши.

Забудь, перечеркни. Ради её же безопасности.

Ради грёбаной её.

– Даже теперь ты пустой. Этот твой взгляд, блин, Малфой! Он же говорит всё за тебя! Чего я… блин, действительно, чего я вообще жду!

И она разворачивается на каблуках.

И она идёт. Просто прямо. Туда, где в темноте скрывается выход с поля. А Драко дышит, чувствуя, как раздуваются ноздри. Ты захотел – она ушла. Всё?

Хера с два всё.

И он – заткниськчёрту– орёт ей в спину:

– Стоять!

Отшвыривает метлу, стаскивает с рук перчатки, роняя их на пожухлую траву, и несётся к послушно застывшей фигуре в коротком сером пальто. Чувствуя, как глотку дерёт от громкого рёва. Краем уха отмечая, что от него по полю разнеслось гулкое эхо.

Пальцы хватают её за плечи, разворачивают. Взгляд натыкается на воспалённые глаза и мокрые щёки.

Твою мать.

Слёзы.

– Господи, Грейнджер! – он тряхнул её, отчего ещё одна капля скатилась по щеке. – Ты что, до сих пор веришь в эти истории, которые заканчиваются поцелуем и надписью "Жили они долго и счастливо"?

– Я верю в истории, которые не заканчиваются.

Голос еле слышный, но слова, сказанные искусанными губами, повисают между ними. Драко просто не знает, что с ними делать. То ли разорвать на части, втоптав в землю, задыхаясь болью, пропитавшей их. То ли впитать в себя и лелеять до конца своих чёртовых дней.

Пальцы на миг сильнее вжимаются в мягкую ткань пальто. Затем отпускают почти рывком, но обхватывают мокрое лицо.

Край. Эта граница, знакомая им обоим.

– Ты совсем не понимаешь, да? Совсем ни черта не понимаешь? – он шипит, приближая к ней свои губы. Так, что она наверняка чувствует каждый выдох на своей коже.

– Совсем, да, Грейнджер? Ни одной долбаной мыслишки в твоей умной голове? – злой шёпот вырывается сквозь зубы. Малфою кажется, что он чувствует запах её слёз. Губы цепляют щёку и тут же эта влага на губах.

Но Гермиона почему-то жмурится, пытаясь отстраниться. Слабо, но пытаясь. Касаясь руками его рук.

– Малфой… – в её голосе оглушающий крик, едва слышный. – Прекрати.

И снова эти слёзы.

Когда он начал сцеловывать их, собирая на языке?

Он не хочет ничего прекращать. Он хочет эту соль у себя во рту. Поэтому жадно сглатывает. И ещё раз, прижимаясь губами к мокрой коже. Целуя скулу, уголки глаз, брови, переносицу.

– Что это, Грейнджер? Как это называется? – шёпот сбивчивый, руки не выпускают её лица, и он уже не понимает прикосновений её пальцев. Они просто зачем-то сжимаются на его запястьях. – Это та самая прекрасная история, да? Тогда почему ты плачешь?

И следующий всхлип он ловит своим ртом. Прижимаясь к ней так сильно, почти грубо, что чувствует прикосновение мокрых ресниц к своей скуле. Зарывается пальцами в волосы, кусая её мягкие губы.

Её красивые, отчаянно-солёные губы.

Но они почему-то не открываются. Только дрожат. Как она сама. И он рычит, пытаясь раздвинуть их языком. Но.

Ледяные пальцы выпускают его руки и с силой толкают. Шаг назад, почти по инерции. Она прижимает ладонь ко рту, но всё равно слышно, как она кричит сквозь неё:

– Нет! Я сказала, прекрати, не смей!

Драко тяжело дышит.

Наверное, сегодня у него сдадут лёгкие.

Взгляд мечется по её лицу, и только то, что она снова делает попытку отвернуться, заставляет его схватить Грейнджер за плечо. Нет. Ты не пойдёшь. Ты никогда не уйдёшь, потому что за тебя всё орут твои слёзы.

А ты дура, такая дура.

И всё, что остаётся.

Развернуть, дёрнуть за ткань и заставить налететь на свою грудь. А потом сжать руками, ощущая всю дикость этого объятия.

Ощущая, как она колотит кулаками по его спине и бокам, пытаясь вывернуться, выкрикивая что-то, громко, яростно-громко. Какие-то слова, которые живут в ней, жалят её.

Но он только напряжённо замирает, сжав губы, зарываясь ими ей в висок.

– Всё. Тихо, Грейнджер.

Ясно, что этот шёпот она не слышит, захлёбываясь своей обидой.

Малфой чувствует, как она хватается за грубую ткань его тренировочного свитера и пытается оттащить от себя, но эти движения постепенно теряют свою силу. Или же она теряет, потому что он по-прежнему обнимает её, обхватив руками и крепко прижав к себе.

– Слышишь. Тише, всё.

Как-то нелепо. Но он. Просто не умел по-другому.

И тогда пальцы останавливают движение по его спине, а плечи Гермионы вздрагивают от всхлипов и судорожных вдохов.

Она больше не кричит.

– Зачем ты делаешь это? Зачем? Я не понимаю!.. Объясни мне. Чего ты добиваешься… Я совсем, совсем ничего не соображаю теперь. Совсем… Почему ты не отпускаешь меня?

Не отпускаю её.

– Для чего тебе… всё это? Чтобы поступать… так, да? Так нельзя.

Шёпот и льющиеся по лицу слёзы. Которыми постепенно пропитывается воротник свитера. Сдавленно произнесённый упрёк.

Но худые ладони уже жмутся к его лопаткам. Малфой пытается проглотить слюну, но глотка сжимается. И дышать труднее с каждым вдохом. С каждым из нескончаемых вопросов, на которые просто невозможно что-то сказать.

Он не может сказать ни слова.

Только прижимать к себе это тело. Только яростно вдыхать в себя тёплый запах её волос.

Наверное, он был бы рад, если бы сдох. По крайней мере, от неё прекратят исходить эти бешеные волны боли, которую причинял он.

– Ответь мне. Пожалуйста.

Это она произносит совсем глухо. Малфою в шею.

А он понимает, что не может отвести взгляд от горящей огнями россыпи окон в глыбе Хогвартса, который возвышается за горкой. Если он пошевелится, что-то внутри разорвётся. И никогда больше не срастётся заново. Не срастётся правильно, чтобы работать так, как нужно.

Так, как задумано.

– Драко.

Он зажмурился. Потому что глаза вдруг обожгло.

И то, что срывается с губ. Нет, это не могут быть его слова.

– Прости меня.

Руки на его спине замирают. Она вся замирает.

Будто впитывает это в себя.

А сердце в груди падает, натыкаясь на рёбра.

Руки прижимают Гермиону к себе почти отчаянно. Почти до хруста. Но она молчит. Просто молчит. Так мало нужно для этой тишины. И это так легко. Так слишком-больно-легко.

И ещё раз, контрольный.

– Прости меня, Грейнджер.

– За что? – так тихо.

На этот вопрос он ответить мог. Он почти орал ответ ей в ухо. От этого внутреннего рёва дрожали рёбра.

И руки.

За то, что я делаю. За то, что я говорю. За то, что я вру тебе. За то, что не говорю правды, испытываю потребность. Иметь тебя, быть с тобой, чувствовать тебя, твой запах, твою кожу. Видеть твоё лицо. Твой чёртов нос. Самые красивые глаза. Нужны.

Нужна.

И под веками печёт потому, что ты так сильно нужна мне. Почему так, Грейнджер? Почему. Так?

– За всё это.

Не озвученное.

И голос хрипит слишком сильно.

Он зарывается губами в её волосы, чувствуя, как начинает дрожать. Весь.

– Прости меня…

– Что ты наделал, Драко?!

– Я не хотел. Я не могу так больше, отец.

– Ты не можешь поступать так, щенок! Ты не имеешь права! Заберите его, уведите его отсюда!

– Нет, пожалуйста, послушай. Я не хотел!

– Ты предал меня. Предал меня. Ты не мой сын! Я делал для тебя всё, и это твоя благодарность, это?!

– Кому-то нужно было всё остановить!

– И ты решил, что имеешь право вмешаться? Самонадеянный сукин сын! Ты будешь доживать свою никчемную жизнь в постоянном страхе потерять всё, помяни моё слово! Не прикасайтесь ко мне! Я – Люциус Малфой! Отпустите!..

– Драко?

Он вздрогнул. Так сильно, что она наверняка почувствовала эту слабость. Отчего стало мучительно стыдно. Голос отца всё ещё гремел в голове, заставляя сердце замирать.

Малфой отстранился, отворачивая голову. Потянул носом, чувствуя, как пальцы Гермионы касаются его челюсти и аккуратно проводят до самого уха.

– Всё в порядке?

– Да, – он выдохнул, облизав губы. – Всё нормально.

И отстранился. Сглатывая, глядя на гриффиндорку, которая теперь ёжилась, вцепившись пальцами в рукава своей одежды.

Ему тоже было холодно.

– Иди в Башню, Грейнджер.

– А ты?

– А мне нужно переодеться, – и он, бросив на неё ещё один быстрый взгляд, сделал несколько шагов назад, разворачиваясь. Подбирая на ходу перчатки. Наклоняясь за метлой.

Гермиона следила за тем, как высокая фигура следует к раздевалкам, ощущая его запах, застывший где-то в носоглотке. А потом быстрым шагом отправилась к выходу с поля, вытирая на ходу всё ещё мокрые щёки. Пребывая в лёгком шоке от слов, сказанных им.

От того, что только что произошло.

“Прости меня”.

Что заставило его сказать это? Она никогда не слышала от Малфоя этих слов. Никогда в своей жизни. И в то же время ей казалось, что это было самое искреннее, что она от него услышала.

Это стучало в ушах, пока она шла до школы, пока поднималась по лестницам, пока пересекала гостиную. Останавливалась около зеркала в своей спальне, вглядываясь в лицо с припухшим носом и воспалёнными веками.

Ей показалось, что у Малфоя были красные глаза, когда он отстранился от неё. Показалось, что ему отчего-то очень больно. Слишком больно. Так, как не может быть больно человеку просто так.

Все слова, что они сказали друг другу. Снова и снова стучали в голове. Убийственный марш. Давящий набат.

Пальцы потянулись к застёжкам пальто. Медленно стащили его с плеч. А потом поднесли ткань к лицу, и Гермиона против воли сделала глубокий вдох, ощущая запах Малфоя: ветер, пот, дождь, одеколон.

Если бы он только знал, как тяжело было уйти от него этим утром. Как хотелось остаться, дождаться. Но проснувшись и увидев перед собой пустую подушку…

Грейнджер опустила глаза, перекидывая пальто через спинку стула. Её подорвало с его постели так, словно в ней ползали змеи. Просто вырвало за шкирку из этого запаха и уюта. Тепла одеяла, тишины комнаты.

Она даже забыла забрать свою обувь, схватив первое, что попалось на глаза – джинсы и свитер, валяющиеся на полу неряшливой кучей. Он мог вернуться в любой момент. А раз ушёл и не разбудил… ей казалось, что он не захочет увидеть её там.

Убедиться в обратном пришлось только после той фразы, что он бросил на поле.

“ Если бы не раскуроченная постель, я бы и не вспомнил”. Такая фальшивая правда, что Гермиона поверила. Чёрт…

Ноги поплелись в ванную. Нужно было умыться. Смыть с себя слёзы и его отчаянный шёпот. Он не давал дышать полноценно.

Тёплая вода действительно помогла. Погрев несколько секунд руки и ополоснув лицо, Грейнджер сдёрнула с медного крючка полотенце и прижала к щекам, вытираясь. А когда опустила материю, взгляд наткнулся на приоткрытую дверь его спальни в отражении зеркала.

Жужжащий интерес тут же зажёгся в груди. Тем более свечи были зажжены, судя по тому, что по комнате рассеивался тёплый свет.

Она просто заберёт туфли.

Что в этом такого? Нужно же ей завтра идти в чём-то на уроки, не так ли?

И затравленно оглянувшись, будто кто-то мог подсматривать за ней, девушка скользнула к двери, а потом – внутрь, снова окунаясь в витающую здесь атмосферу, сотканную из запаха Драко.

Никогда она не призналась бы себе, насколько соскучилась по этой спальне. За каких-то несколько часов комната стала чем-то неотъемлемым.

Свеча горела на рабочем столе, достаточно ярко, чтобы осветить большую часть помещения. Один туфель нашёлся сразу – у двери. Подкравшись к нему, Гермиона отчаянно напрягала слух, чтобы услышать, когда захлопнется дверь в гостиной.

Чтобы найти второй, придётся, видимо, повозиться – на виду его не было. Палочка осталась в комнате, поэтому Грейнджер, перекинув полотенце через локоть и сжимая туфель в руке, подошла к столу, протягивая руку к высокому подсвечнику.

Взгляд упал на стопку тетрадей. И снова жужжание извечно-гриффиндорского интереса. Пальцы коснулись жёстких обложек и корешков книг, лежащих на углу стола небольшой стопкой. Затем легко провели по столешнице и наткнулись на дневник, венчавший горку пергаментов.

Лоб прорезала морщинка.

Может быть, ему что-то написала Нарцисса? Что-то, от чего у Драко такое настроение. Состояние.

Гермиона снова оглянулась через плечо. А затем осторожно взяла тетрадь, сжимая её в свободной руке. Башню наполняла тишина.

Она определённо успеет положить его на место и скользнуть в свою комнату, когда вернётся Малфой.

Уверенная в том, что делает это исключительно ради того, чтобы удостовериться в том, что с Драко всё в порядке, она открыла дневник, листая, отмечая взглядом переписки, состоящие из коротких и исключительно информативных сообщений. Вот Нарцисса сообщает о том, что её снова посещал Логан. Вот она говорит о том, что у них состоялся разговор. Дальше – почерк Драко – он просит, чтобы ему было сообщено имя следующей жертвы.