Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 52 страниц)

Во второй учебный день она просто оставила на журнальном столике составленный график учёбы и распределения факультетов. На этом их «сплочённая работа» подошла к завершению.

– Ну и как она? Такая же деревянная, какой кажется на первый взгляд?

В висках стукнуло очередным приходом мигрени, и Драко ощетинился.

– Я уже сказал тебе, – прорычал он, отставляя от себя бокал с тыквенным соком, чувствуя, как аппетит окончательно покидает его, – чтобы ты вместе со своими подколами шла...

– Тш-ш. Малыш, – тонкие пальцы обхватили его предплечье, поглаживая ткань мантии и спускаясь по руке к запястью, касаясь его холодной кожи. Это не успокаивало, только раздражало. – Я просто шучу. Шучу, ты же знаешь. Я в курсе, как ты ненавидишь её.

О, нет.

Ты понятия не имеешь, как.

Паркинсон не имела, действительно. Просто поелозила кончиком носа по его плечу и улыбнулась.

– Мне нравится, как от тебя пахнет.

Драко тяжело вздохнул, откладывая ложку. Понимая, что завтрак на этом окончен и больше в него не влезет ни куска. Чувствуя, как ладонь Пэнси пробирается на его бедро и поглаживает ногу.

– Хочу как тогда. В поезде, – пробормотала она, пытаясь сменить тему. Поглядывая по сторонам. Фальшивая скромность, граничащая с хвастовством. Она жаждала поймать на себе взгляды проходивших мимо девушек. А скромность была бы неуместна.

Ни для кого уже давно не секрет, что они трахаются.

Малфой усмехнулся, встретив взгляд Забини, который как раз подпёр подбородок ладонью, наблюдая за ними с долей иронии. Первого сентября он прикрывал их, стоя у двери в туалет и отгоняя первокурсников.

Трах в туалете «Хогвартс-Экспресса» – вполне себе в духе Паркинсон.

Но, стоит признаться, было недурно.

Он вспомнил её приглушённые кулаком визги, покачивающийся вагон и яростные толчки в горячее тело. Влажные звуки секса и собственные стиснутые зубы. Задница Паркинсон постоянно съезжала в раковину, поэтому пришлось прижать девушку к двери, удерживая на весу.

– Ещё мне понравилось, что вчера ты был чуть более... резок, чем обычно, – её рука скользнула под стол, легла на внутреннюю сторону бедра, легко царапая ногтями его ногу через ткань брюк, и Малфой почти нехотя взглянул на её полные губы.

Конечно, блин.

Перед спонтанным трахом между травологией и зельеварением в коридоре встретить чёртову грязнокровку. Это явно не оставило Малфоя равнодушным. Разозлило и взбесило. То, как она замерла у него на пути, а затем скривила свой тонкий невыразительный рот, когда он проходил мимо.

– Почему ты молчишь?

– Он очарован тобой, Пэнс, – глубокомысленно протянул Блейз. И негромко хохотнул, встречаясь глазами с Малфоем, закидывая в рот сочную зелёную виноградину. Драко усмехнулся, качая головой.

– Да уж, однозначно, – фыркнул, переводя взгляд туда, где на своих местах устраивались сёстры Гринграсс. Дафна игриво подмигнула Забини, и тот усмехнулся краем рта.

– Ещё бы, – голос Пэнси был до ужаса самодовольным. А в следующий миг она уже говорила так тихо, что было слышно только Малфою: – Идём к нам в гостиную. Сейчас там никого нет.

Кто бы сомневался. Он отодвинулся, и её рука моментально исчезла с его ноги.

– У нас трансфигурация через пятнадцать минут.

Несколько мгновений она просто смотрела.

– Что, прости? – Паркинсон едва сдержала смешок, бросая растерянный взгляд на Блейза, будто в поисках поддержки, но тот уже обратил всё своё внимание на старшую Гринграсс. Драко раздражённо закатил глаза, указывая на свой должностной значок.

– Память отшибло? За мной теперь здесь глаз да глаз. И я не могу вместо первого урока трахаться с тобой в гостиной Слизерина, будучи старостой.

Губы девушки обиженно оттопырились, и Малфой вновь ощутил жалящую волну злости под рёбрами.

– Завязывай доставать меня своими капризами, хорошо? – с какого-то чёрта получилось произнести это даже более миролюбиво, чем хотелось. Но даже от этого тона её пробрало.

Пэнси вздохнула, отстраняясь и возвращаясь к ковырянию вилкой в своем завтраке. Эта обида – ровно на пару минут. Уже на уроке Паркинсон подсядет к нему и начнёт ластиться, как кошка.

– Зайду за сумкой в башню, – бросил он, когда Забини приподнял брови, стоило Малфою подняться со своего места. – Увидимся на трансфигурации.

– Ладно, Нотт как раз говорил, что опоздает немного.

– Гм, ясно.

Драко бросил быстрый взгляд на Пэнси, которая всё ещё старательно дула губы, а затем покачал головой и направился к выходу из Большого зала.

С удовольствием осознавая, что его совершенно не волнует, что же ощущает Паркинсон. Она не была его девушкой. Только сексом на данный момент. Так же, как и несколько учениц из Когтеврана. И пара – из Пуффендуя. А слизеринок, которые побывали в его постели, сосчитать просто не решался. Да и не нужны цифры.

Их было много.

Переспать с Драко Малфоем – это будто коснуться счастливой кроличьей лапки на херову удачу. Именно так сказал когда-то Забини. А Драко запомнил, ему понравилось это выражение.

Да и тем более... плевать. Когда он трахался, он не думал. А когда он не думал, он чувствовал себя почти нормальным человеком.

– Ай!

– Бл... Грейнджер!

Она налетела на него со всего ходу, приложившись лбом к грудной клетке, и отфутболилась в сторону, ударившись плечом о колонну. Не сильно. Даже не поморщилась. Только придержала ремешок сумки, а в следующий момент уже задрала подбородок, глядя на Драко, как на ядовитого жука.

– Осторожнее! – нравоучительный, слегка сбитый столкновением тон бесил как никогда. – Ты здесь не один вообще-то.

Гнездо, что в её понимании именовалось волосами, наполовину закрыло лицо, и грязнокровке пришлось несколько раз дёрнуть головой, откидывая их назад. Драко чуть не фыркнул – насмешливо и зло.

А потом они оба застыли друг напротив друга, почти ощетинившись. Малфою казалось – он так громко жалел, что она удержалась на ногах, что это сожаление можно было услышать. Многое бы он отдал, чтобы поглядеть на растянувшуюся на полу Грейнджер.

– Сама смотри, куда идешь, – прошипел он, брезгливо отряхивая невидимую грязь с мантии. Мельком глядя по сторонам, непроизвольно выискивая взглядом свидетелей этой встречи. Отличное начало утра. – Заразилась слепотой у своего дружка?

– Нелепое и глупое замечание, – Грейнджер сощурила глаза, резким движением одёргивая мантию. – Как раз в твоём стиле

– В твоей оценке не нуждаюсь.

– Не сомневаюсь.

– Отлично.

– Отлично.

Он скривился:

– Вот и проваливай.

Затем снова показательно одёрнул одежду и уже сделал несколько шагов вбок, пытаясь манерно обойти её полукругом, когда Грейнджер резко повернулась, будто вспомнив.

– Ах, да, Малфой.

Мерлин, таким тоном, будто вещает с трона. Хотя холод в его голосе был соизмерим с этим фальшивым грязнокровкиным высокомерием:

– Слушай, запомни, ладно? Не обращайся ко мне в местах, где нас случайно могут увидеть ведущими беседу. Я не хочу, чтобы мои друзья думали, будто у нас с тобой есть общие темы для разговоров, – прошипел, останавливаясь, однако не оборачиваясь.

Он действительно вглядывался в пустой коридор, подсчитывая в уме минуты. Скоро урок, а значит, здесь вот-вот пройдут Блейз и Пэнси. Ещё не хватало.

Грейнджер же, видимо, ничего не смущало.

– Друзья? – она приподняла брови. – Не могу представить, о ком ты.

О, лучше иди на фиг с этим!

– Да уж у тебя достаточно смутное представление о подобном, – он гаденько усмехнулся. – С твоим-то выбором. Нищеброд и очкастый...

– Твой выбор останавливается на двух недалёких идиотах, Малфой. Так что упустим это.

– Сначала ты пачкаешь мою одежду, а потом пытаешься язвить мне? – голос Драко напоминал утробное рычание, когда он всё же медленно перевёл на неё свой взгляд. – Пошла вон. Не приближайся ко мне ни на милю.

Гермиона упрямо сжала губы, когда он снова уверенным шагом пошёл по коридору вперёд. И намеренно повысила тон, произнося:

– Поверь, умник, во мне ровно столько же желания говорить с тобой, как и в тебе самом, но тут, вроде как, дело старостата, хочешь ты того, или нет.

– Чудно. Я в диком восторге.

– Не будь ребёнком! – фыркнула она в удаляющуюся спину, делая несколько непроизвольных шагов, за. И елозя одной рукой в открытой сумке. – Профессор МакГонагалл попросила передать тебе это, – а затем достала зачарованный дневник, глядя, как Малфой снова нехотя останавливается. Оборачивается через плечо и брезгливо морщится.

– Что это?

– Это... средство связи.

– С кем?

– Со мной, – от выражения его лица захотелось оказаться где-то далеко от этого места. – Если вдруг что-то может понадобиться. Мы ведь стар...

– «Мы»? Ты сказала «мы», Грейнджер? – он издевательски хохотнул, проводя рукой по своим платиновым волосам, отчего на миг открылся правильный лоб, а затем снова частично спрятался за ними, спадающими с одной стороны чуть больше, чем с другой. – Забудь это «мы». И не смей больше подходить ко мне с подобной хернёй.

Он покачал головой под удивлённым взглядом девушки, а затем бросил через плечо, возобновляя шаг:

– Я не шучу, грязнокровка. Хватит за мной тащиться.

И зашагал по коридору, на этот раз не оборачиваясь.

Глава 2

Первый разговор за две недели – коту под хвост!

Живоглот поднял голову и зевнул, поглядывая на Гермиону. Везунчик. Всё, что интересовало это животное – сон и еда. И в определённые моменты Гермиона отчаянно ему завидовала.

Она только что вернулась в гостиную. Тихо произнесла Жёлтой Даме пароль и, стаскивая с плеча на ходу сумку, направилась в свою комнату, стараясь не слишком шуметь. Точнее, она отметила это за собой против воли.

Шла на цыпочках через гостиную. Так глупо и... раздражающе. Будто боясь потревожить кого-то.

Постойте. Кого-то? Она не хотела сталкиваться с Малфоем, конечно.

Снова. И поэтому теперь почти кралась в свою комнату, жутко злясь на своё глупое поведение.

Со времени их встречи в коридоре у Большого зала прошло два урока. На второй слизеринец и вовсе не явился; Гермиона подумала, что, возможно, он вернулся сюда, в Башню старост. Хотя... для чего? Вряд ли забыл учебник или же что-то иное.

Чуть прикусывая край губы, она замерла, прикрыла за собой дверь в спальню и прислушалась.

Тишина.

Можно было вернуться к праведному негодованию, которое дополнилось ещё и мыслью о том, насколько Гермиона съехала с катушек, что боится создавать какой-либо шум, дабы не доставить емунеудобств. Прошло не больше двух недель, а она уже чувствовала себя уставшей и странно задавленной невидимым одеялом. Будто кто-то усиленно её душил.

Мерлин. Такое чувство, будто это всё происходит не с ней.

Гарри и Рон, узнав, кто в этом году будет старостой мальчиков, а следовательно – соседом их подруги, целый день зачем-то рвались «намылить долбанному Малфою шею». Гермионе стоило немалых усилий наконец-то усадить их перед собой и вывести на серьёзный разговор. Относительно мотивов МакГонагалл и Дамблдора, которые выбрали Малфоя на место старосты.

– Да ты послушай себя! – Гарри отбросил «Ежедневный Пророк» на диван и вскочил, расхаживая от журнального столика до камина и обратно. – Какого фига? Мало того, что теперь на тебе висит втрое больше обязанностей, так ещё и... это! Не смей становиться на сторону этого ублюдка, ясно?

Девушка чуть не подавилась кусочком шоколада, который в этот момент с удовольствием пережёвывала. В родной гостиной было привычно и спокойно. Невольно задумаешься: а сколько всего она повидала? Сколько разговоров слышала?

И данный разговор очень не нравился Гермионе.

– Что? Становиться на его сторону?

Гарри злобно уставился на подругу, будто та только и делала, что выгораживала чёртова Малфоя.

– Я не собираюсь... и не поддерживаю его вовсе. Как ты вообще мог... – она запнулась, что говорило об активной работе мысли. Однако в следующий же момент собралась и нахмурилась. – Мне глубоко плевать. Можете отколошматить его хоть до полусмерти. Единственное... Я бы не хотела расстраивать профессора МакГонагалл. Последние события доставили слишком много проблем школе, да и ей в частности. Они с Дамблдором и так стараются...

Она заметила скептические выражения лиц друзей и, раздражённо передёрнув плечами, подняла подбородок, как делала всегда, когда была чем-то недовольна.

– Я не собираюсь добавлять декану нашего факультета дополнительную головную боль. И вам не позволю. Надеюсь, это ясно, – строгая чеканка текста. Истинно по-грейнджерски. Мальчики переглянулись.

– Если этот урод хоть как-то... хотя бы что-то... – Уизли напряженно смотрел на девушку. – Пообещай, что скажешь, если он посмеет...

– Он ничего не сделает, Рональд. Мы не пересекаемся даже.

– Вчера только приехали, ты хотела сказать. Я имел в виду будущее. Мы с Гарри не дадим тебя в обиду этому... уроду.

Гермиона закатила глаза и против воли улыбнулась, подавляя в себе внезапное желание обнять Рона. Нелепого и рыжего. Кажется, напуганного даже больше, чем она.

– Вы знаете, я смогу за себя постоять. Всё будет в порядке.

– Пообещай, – подал голос Гарри, который ещё стоял перед ними, раздраженный и поджимающий губы. Он переживал за неё.

Оба переживали.

– Хорошо. Я скажу, если он... будет вести себя... неприемлемо, – и подумала, что слизеринец всегда ведёт себя неприемлемо. Даже с МакГонагалл он разговаривает так, будто стоит на одной ступени с ней.

Но, кажется, после этих слов мальчики успокоились. И это успокоило её саму.

Вечером Гермиона собралась с силами и уверенным шагом подошла к двери в егокомнату. Нужно было передать расписание и распределение факультетов. Кашлянула, чтобы прочистить горло. Занесла руку над тёмной древесиной и застыла, понимая, что сейчас снова столкнётся со взглядом Малфоя. Презрительным и ледяным, как декабрьский порыв ветра.

Нет. Она не хочет его видеть.

И не это самое ужасное. А скорее то, что он даже не выслушает её. Скажет проваливать, и она снова почувствует этона себе. Как грязь. Его превосходство.

За дверью раздались тихие шаги, и Гремиона вздрогнула, быстро попятившись, почти против воли.

Перепрыгивая через несколько ступенек за раз, она вернулась в гостиную, ощущая, что сердце колотится о ребра, а спина покрылась прохладными мурашками.

Волнение дрожало под кожей и в груди, будто девушка только что забралась в берлогу к спящему медведю и выбралась оттуда целой и невредимой, едва не наступив зверю на нос.

Запоздало подумала, что можно было бы подсунуть график под дверь, но в таком случае она рисковала дать ему ещё больший повод быть высмеянной им. А на кой чёрт ей это нужно? Лучше оставить всё здесь.

И решительно вздёрнув подбородок, она бросила плотно сложенные пергаменты на журнальный столик, прислушиваясь к бумажному шлепку. Разворачиваясь и следуя к своей лестнице.

Он не слепой. Заметит, если захочет. А нет – так это и не забота Гермионы вовсе. Малфой не маленький мальчик, чтобы следить за каждым его действием.

Затем вернулась в свою комнату, и время сожрало четырнадцать дней учёбы и пребывания в Хогвартсе.

Две недели. Они по-прежнему не общались.

Это был их первый разговор с глазу на глаз. Который закончился брошенным небрежно: «Хватит за мной тащиться».

Малфой запретил подходить к нему на людях.

Будто она была прокажённой. Как будто ей это было нужно! Да она была только счастлива забыть о существовании этого заносчивого кретина. Что бы ни происходило в его чистокровной семейке, на него это не повлияло никак. Кем был, тем и остался – кучей аристократичного дерьма.

На совместных уроках, которых было достаточно много, он даже не смотрел в её сторону. Он вообще не смотрел. Ни в Большом зале, ни во дворе, будто её не существовало. Лишь привычные огрызания, если кто-то из гриффиндорцев стоял на пути или же случайно задевал его локтем.

С одной стороны, это радовало. С другой стороны, было странно.

Оказывается, к негативу тоже можно привыкнуть и замечать его отсутствие.

Привыкнуть? Это определённо не то слово. Было неправильно. Вот. Именно так.

Гермиона покосилась на торчащий из открытой сумки зачарованный дневник и вздохнула. Его упрямство его погубит. Его идиотизм и совершенно детское, показушное поведение. Но это не её ума дело.

То, что они живут теперь через стену, не даёт ей никаких причин обращать на него больше внимания. Если только не забывать накладывать море запирающих чар на двери. Хотя скорее Волан-де-Морт навестит Гермиону в спальне или в ванной комнате, чем Малфой.

Мерлин, одна эта мысль показалась дикой и отталкивающей.

Она подошла к прикроватной тумбочке и взяла с неё книгу по зельеварению. Профессор Снейп в своей любимой манере пообещал дать им контрольную на завтрашнем уроке по материалу, который они прошли только сегодня.

Опускаясь на постель и открывая учебник на нужной странице, Грейнджер попыталась вспомнить прошлогодние перебранки с Малфоем. Вспомнить, как они вели себя тогда.

Вот он, худой, с невыразительной фигурой и нелепо-белоснежными волосами вышагивает по коридору Хогвартса, а она идёт с Гарри и Роном ему навстречу. Завидев их, уголки его губ ползут вниз.

– Что вы здесь забыли?

– Заткнись, Малфой. Слабо молча пройти мимо? – огрызается Рон и тут же стушёвывается под взглядом слизеринца.

– Издеваешься, Уизли? Пройти мимо такой вони? Да у меня глаза слезятся от одного твоего вида.

– Какой же ты урод, – Гермиона хватает друзей под руки и тащит вперёд. А Малфой кривится лишь сильнее.

– Иди ты, Грейнджер.

Проходя около слизеринца, она уничтожает того взглядом.

– Беги, папочке пожалуйся.

Он кривится и уходит в противоположную сторону, бросив ещё какую-то гадость троице вслед.

И это казалось вполне нормальным, потому что практически ничего не значило.

Но... это бы ничего не значило и сейчас. Ничего ведь не изменилось. Они просто повзрослели.

Живоглот, скользнувший за хозяйкой из гостиной, мурлыкнул и устроился у Гермионы на животе, похлопывая пушистым хвостом по покрывалу. Девушка вздрогнула, осознав, что не прочитала ни слова, водя взглядом сквозь страницы учебника. Нахмурилась и постаралась сосредоточиться на правилах приготовления отвара из шкуры сероглаза.

Его глаза стали старше.

От этой мысли ей сделалось не по себе. В конце прошлого учебного года умер Люциус.

Увидев новость на страницах «Ежедневного Пророка», Гермиона ощутила острую, взрывную и совершенно нежданную жалость. Только лишь потому, что утрату родителя она... наверное, могла понять. Хотя бы примерно. Несмотря на то, что после того, как она собственноручно лишила своих родных памяти и после окончания битвы Дамблдор помог ей вернуть память. Вернуть её жизнь. И от этого становилось легче. У неё была настоящая любящая семья, за которую она готова была разодрать в клочья.

А смерть ублюдка-Люциуса...

Это могло раздавить Малфоя.

И мало того. Гермионе хотелось, чтобы это его уничтожило.

Однако нет. Он не был сломлен. Наоборот, по-прежнему самоуверен и жесток. Это читалось в ледяных глазах. Серых. Дождливых. Полных презрения до хрустальных краёв. И это действительно пугало. Потому что если смерть того, кто был для Малфоя всем, не разбила его, тогда что могло разбить?

Бессмертный враг – наихудший враг.

Она даже не заметила, как прошла её злость. Внезапно всё показалось идеально объяснимым. Да просто ничего не изменилось. Вот и всё.

Взгляд снова упал на дневники, и Гермиона решительно сжала губы. Она уже решила пойти и постучать к нему в спальню, или лучше дождаться его внизу. Не просидит же он до самой ночи у себя? Когда вдруг раздался негромкий хлопок двери.

Видимо, он спускался в гостиную.

Лихие бесенята в глазах Гермионы встали на рога.

Не подходить к нему на людях? Отлично. В их гостиной посторонних нет.

Захлопнув книгу по зельеварению с таким громким звуком, что Живоглот недовольно фыркнул и соскочил с её живота, девушка уверенно встала с кровати. В конце концов, она должна доказать себе, что ничего не изменилось. Что она по-прежнему может без проблем общаться с ним. В том смысле, что Малфой понимал под «общением» с гриффиндорцами. Что всё осталось так, как и было.

Всё гениальное – просто.

Да и в чём, собственно, проблема?! Их старостат – не причина себя накручивать. И если он отказывается от взаимодействия, то всегда можно донести декану. А Минерва уж точно позаботиться о том, чтобы на место Малфоя взяли кого-то более приятного и сговорчивого.

Да, конечно. Так она и сделает.

Ободрённая этим, Гермиона выхватила тетрадки из сумки, открыла дверь и быстро начала спускаться по ступенькам, прижимая к себе дневники и чувствуя, как слегка подгибаются ноги. Неясное и ненужное волнение съедало изнутри. Несколько злило и мешало игнорировать его.

Это просто Драко Малфой. Просто тот, с кем она знакома почти всю жизнь. С ним связаны самые... унизительные моменты её жизни, если быть точнее. И теперь нужно всего лишь отдать ему дурацкий дневник.

Она остановилась на последней ступеньке так резко, будто врезалась в невидимую стену.

Ну вот.

Малфой сидит на диване, листая пергаменты с очередными обновлёнными графиками ещё на две недели вперёд. Закинув длинные ноги на кофейный столик, чуть опустив голову. Начищенные туфли как раз там, где недавно ещё лежали бумаги.

Тот же самый.

Откуда в ней эта дурацкая уверенность, что в Малфое есть что-то, что заставляет опасаться его? Будто из его головы вот-вот полезут острые рога или кожа покроется шерстью. На диване сидит всё тот же мальчишка из воспоминания. Слишком громко говорящий и слишком криво ухмыляющийся.

Просто немного старше. Переполнен чем-то, что почти невозможно было определить. То ли усталость, то ли безнадёжная, затхлая тоска.

Гермиона не смогла заставить себя отвести взгляд сразу же и зайти в гостиную. Притаившись в тени лестницы и глазея на его профиль, она чувствовала себя немного... преступницей? Мерлин, да этого ведь всё равно никто не узнает. А в своих врагах нужно уметь замечать любые мелочи.

Такие, как... его волосы. Падают на лоб, касаясь тёмных бровей. Контраст волос с чёрной мантией несколько притягивал. Наверное, поэтому за ним издыхает добрая половина школьных юбок. Линия челюсти раздражённо напряжена. Видимо, не все дни, указанные в графиках, устраивали его.

Это заставило злорадно усмехнуться. Глупо, но хотя бы что-то будет не так, как ему того хочется.

Губы Малфоя сжаты, словно он слышит её мысли. Солнце время от времени бросает лучи на светлую кожу скулы и щеки, отчего Малфой хмурится и щурит глаза. Интересно взглянуть на его глаза, когда они не направлены на неё с заведомым раздражением и ненавистью.

Зачем? Он остаётся тем же, и необязательно изучать его со всех сторон, чтобы убедиться в этом. Если и есть человек, на которого он не смотрит с неприязнью, то он наверняка живёт в отражении его зеркала.

Поднял руку, проводя по волосам, убирая их со лба. Гермиона заинтересованно наблюдала, как они, похожие на жидкую платину, протекают между его пальцами и ложатся обратно. Мысль о том, что на ощупь они, должно быть, очень мягкие, удивила и разозлила. Она тут же погнала её прочь из головы.

Хотя на какой-то момент Гермионе показалось, что она, возможно, понимает, почему за ним увиваются почти все девушки Хогвартса. Нужно смотреть правде в глаза.

Гадёныш стал действительно красивым. Фигура, лицо, волосы. Даже форма рук. В нём было красиво всё, кроме взгляда. Презрительного и оттого – уродливого. Эта привычка смотреть с пренебрежением сквозь человека, будто того не существует вовсе, очень раздражала. А после летних событий, помимо того, что взгляд стал ещё более пустым, он стал слишком отсутствующим. Будто хозяин его мёртв.

Глаза цвета мутного льда и серого неба во время дождя. Слишком много поэтики для Грейнджер, однако это было первым, что пришло на ум. Мутный лёд тоже мог бы быть красивым, если бы не дышал этой гадкой насмешкой, что прибивала её к земле. Даже сейчас.

Сейчас?!

Гермиона застыла с приоткрытым ртом, чувствуя, как медленно холодеет от ужаса кончик языка.

Малфой смотрел прямо на неё.

Он видел, как она... в открытую рассматривала. Вот же блин!

– Грейнджер... – протянул он елейным голосом, который едва не сжёг Гермионе внутренности.

Она сглотнула, прикусив губу. Мысленно выругалась и тут же, привычно расправив плечи, сошла с проклятой ступеньки, окунаясь в свет гостиной. Делая несколько шагов под насмешливым взглядом. Останавливаясь у окна и сжимая подоконник пальцами свободной руки так, что заныли суставы.

Малфой в свою очередь сложил пергаменты пополам и отбросил на кофейный столик, опуская ноги на пол. Медленно, будто играя.

– Что ты там, мать твою, делала?

Его голос в одно мгновение стал сухим. Оставалось лишь удивляться, как он им не давился.

– Спускалась в гостиную, если ты не заметил.

Собственный тон понравился ей. Несмотря на всю ту чушь, что била в её грудную клетку изнутри, он не выражал почти ничего, кроме раздражения.

– Я заметил, что ты таращилась на меня, Грейнджер. Пялиться на людей из своей норы – не комильфо. Мамочка не учила?

– А твой папочка... – вырвалось почти на автомате, прежде чем сообразила, о ком говорит. И прежде чем встретила на себе ледяной взгляд.

– Заткнись, – рык сквозь зубы.

Она захлопнула рот, проглотив окончание фразы, прожевав её и отмечая, как дрогнула его верхняя губа в ответ на её слова.

– Я хотела сказать, что, как видно, вежливости ты до сих пор не обучен, – неловко исправилась Гермиона, стараясь не прятать глаза.

Малфой обошёл её полукругом и остановился напротив, у книжного шкафа, засунув руки в карманы штанов. Мантия спускалась по гибкой спине, касаясь ног.

Ему было лень ссориться с ней. Лень даже просто открывать рот. Однако всё же заставил себя выдавить:

– Какого чёрта тебе нужно? Проверить, нашёл ли я твой очередной маленький подарок? – он бросил неприязненный взгляд в сторону журнального столика. – Нашёл. И, знаешь. С тем же успехом ты могла бы им подавиться.

– Не сомневаюсь.

Он раздражённо фыркнул.

– Меня снова не устраивает половина из того, что там написано. Кто вообще составляет эту белиберду?

– Да будет тебе известно, что этим занимается профессор МакГонагалл.

– Гм. Почему я так и думал? Возможно, потому, что только ей срать на то, что этот график мне, нафиг, не подходит? Если бы Снейп составлял расписание...

– Малфой. Выскажись по этому поводу Снейпу, а не мне.

Небольшая пауза, возникшая после слов Грейнджер, слегка покоробила её.

– Не заговаривайся, грязнокровка.

Он произнес это почти спокойно, лишь сжав челюсти немного сильнее, чем обычно. Псевдовзгляд опустился на зажатые в тонких руках тетради, однако вернулся к лицу, предоставляя ненавистной ейсамой озвучивать причины вторжения в его минутный покой.

– Я пришла отдать тебе зачарованный дневник.

– Ещё одна приятнаямелочь, которую ты можешь затолкать себе в зад, хорошо? – и развернулся, собираясь вернуться на мягкие подушки дивана.

Разговор и так длился слишком долго. Начинали ныть виски.

– Не будь ребёнком, Малфой. Это необходимо иметь старосте.

Скривился. Глубже засунул руки в карманы так, что сквозь ткань чётко обозначились костяшки.

– На кой он мне?

– Профессор МакГонагалл сказала, что если что-то понадобится, всегда можно связаться друг с другом. Я говорила тебе днём, – отчеканила Гермиона, чуть ободрённая тем, что слизеринец слушал её. Хмурясь, но слушал.

Малфой вздохнул. Передёрнул плечами.

– Ты грёбаная прилипала, Грейнджер.

– Прости?

– Вдолбила себе в голову. Будешь бродить за мной с этими... тетрадками до конца дней?

– Нет вообще-то. Надеялась, что полезность в их пригодности до тебя дойдёт немного раньше.

– Ты считаешь, что я, пребывая в здравом уме, решу тебе написать записочку?

Она взглянула со всей строгостью, на которую была способна – это позабавило его.

– Если ты думаешь, что я получаю удовольствие от общения с тобой, ты глубоко ошибаешься, Малфой. Дневники дают возможность не встречаться с тобой лично каждый раз, когда мне нужно будет что-то сообщить тебе. И ты очень облегчишь задачу нам обоим, если возьмёшь сейчас это. Мне всё равно, что ты сделаешь с ним, можешь пойти к хижине Хагрида и скормить его соплохвостам, но это уже будет не моей заботой.

Он усмехнулся. Так, что её взбесило это, моментально.

– Можешь не стараться, Грейнджер. Здесь за многословность баллы не начисляются.

– Не сомневаюсь. Стараюсь лишь объясняться достаточно доходчиво для тебя.

Его взгляд тут же стал на порядок холоднее. Он различил в тоне Гермионы издёвку и молча приподнял брови.

Она же резким движением протянула ему дневник – Малфой даже не пошевелился. Какое-то время оба напоминали нелепый памятник Воплощённому Упрямству. Поступаться не собирались ни он, ни она.

В конце концов, когда Гермиона ощутила, что рука начинает болеть, она бросила тетрадь на подоконник, раздражённо вздыхая и борясь с желанием закатить глаза. Упирая руку в бок. Разговор длился не более пары минут, а девушка уже хотела отойти от Малфоя, хотя оба находились по разным углам гостиной.

Ей просто хотелось быть дальше.

В своей спальне.

В гостиной Гриффиндора.

В Лондоне.

Ей было странно говорить с ним. Ему было странно говорить с ней. Всё уравновешивала только хроническая злость и раздражение, пропитывающее воздух на манер едкого дыма.

И каждый из них, наверное, понял: это первый их настолько затянувшийся разговор. Гермиона начинала медленно ненавидеть старостат.

Он не отрывал от неё холодных глаз, лишь мельком проследив взглядом за дневником, который теперь лежал на подоконнике. Нога Грейнджер привлекла его внимание, и Драко, нахмурившись, отследил линию бедра под плотными джинсами. Затем – колена, опускаясь вниз, к щиколотке. Грязнокровка надела кроссовки. Нога небольшая и, наверное, лучше смотрелась бы в другой обуви.

Малфой зачем-то на секунду представил изгиб ступни Грейнджер в туфлях на каблуке, что так часто носила Пэнси. С тонкой шпилькой и платформой. Гриффиндорка была бы немного выше и, вероятно, доставала бы своим носом до его подбородка. Если бы стояла для этого достаточно близко.

Достаточно близко.

Совсем крышей двинулся. Может быть, ещё и представишь себе, как трахаешь эту грязнокровную шлюху, прямо в них?

Ме-ерлин. А это здесь при чём?

Он тут же оправдал себя тем, что заводился от одного вида вульгарных туфель Паркинсон, которые она иногда надевала. Эти туфли приравнивались к дикому траху. Царапали шпильками его бёдра, плечи или ягодицы. Но Грейнджер была последней, кого можно было в них представить.

Острый прилив отвращения к себе заставил отвернуться, уставиться в камин и сжать губы. В лёгкие вгрызлась необходимость пойти умыться. Содрать с себя чёртову одежду и постоять под горячим душем. Чтобы ощутить, как ещё чуть-чуть – и кожа начнёт плавиться. Распадаться на молекулы. А мыслей, подобных этим, в голове нет. Пока он не простит себе нахождение с грязнокровкой в одной комнате.