Текст книги "Платина и шоколад (СИ)"

Автор книги: Настя Чацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 52 страниц)

Шикарно. Супер. Отличный момент, блять.

Дайте два.

– Малфой?

Драко сглотнул, натужно дыша и не отрывая взгляда от неё.

Ты только не спрашивай, ладно, Грейнджер?Не спрашивай. Потому что я бы всё равно этого не сделал.

А то, что ты видишь, слишком унизительно, чтобы говорить об этом.

Спину окатил озноб, и внезапно стало очень тихо. Всё ещё шумела вода, всё ещё дрожали руки.

Но иначе. Будто сквозь.

Слизеринец нахмурился и закрыл глаза, отворачиваясь. Просто не ночь, а пиздец какой-то…

– Эй…

Её голос, сквозь темноту под веками. Осторожный, тихий.

Сейчас посыпятся вопросы.

Драко чувствовал себя идиотом. Полнейшим идиотом, стоя в этой полутёмной кафельной комнате перед гриффиндоркой.

И что мне ответить на твоё “эй”?

Проваливай? Что ты здесь забыла? Откуда во мне желание безостановочно просить у тебя прощения за весь сегодняшний грёбаный день?

Совершенно бесконечный день.

Малфою казалось, что солнце не взойдёт никогда. И утро никогда не наступит. Будто где-то там сломались те самые огромные часы, которые задают время всему миру.

Опомнился от собственного хрипящего голоса, отдавшегося в ванной:

– Эй, – видимо, не придумал ничего лучше.

Это походило на приветствие случайно встретившихся в парке знакомых. Глупо донельзя. Особенно если учесть тот факт, что Грейнджер стоит, недоумевающая, перед ним, а из крана справа от слизеринца всё ещё бьет в дно раковины вода. И где-то там, за спиной, валяется его выбитая из пальцев палочка. И на нём эти херовы брюки, всё ещё местами мокрые от дождя.

Это так до охуения глупо, что захотелось просто заржать в голос. А потом рухнуть на колени и умереть, захлебнувшись в рыданиях.

Гермиона тряхнула волосами. Сделала шаг вперёд, пряча палочку в карман.

– Что ты делал только что?

Вздохнул. Закатил глаза.

– А на что это было похоже?

Ещё несколько шагов к нему и лёгкий удар кулаком в плечо. Малфой невольно отступил, хмыкая, молча принимая толчок. Нахмуренные брови Грейнджер и откуда-то взявшаяся дрожь, сотрясающее тонкое тело, почти возвратили его к жизни.

– Это смешно, по-твоему?!

– Невероятно, – и немного нервный смешок сорвался с губ Драко. Тут же, однако, молодой человек поднял руки к лицу, потёр щёки и лоб, а затем зарылся пальцами в волосы.

Медленно приходил в себя.

Судя по стойкому желанию орать и в то же время еле слышно шептать, он был очень близок к срыву.

Нет, серьезно.

Чувство, будто на бочонок с порохом посадили… Уизли и дали спички поиграть. Эта мысль вызвала ещё один слишком-громкий смешок.

Гермиона приоткрыла рот. Потом закрыла и какое-то время просто смотрела. Моргала так, словно не понимала.

Наверняка не понимала.

– Ты не хочешь ничего рассказать?

Этот вопрос оказался таким нелепым.

Мерлин, Грейнджер. Ты можешь лучше. Что же ты?

– Нет, – сказал Малфой, и голос его стал уже куда твёрже, чем пару секунд назад. – Я хочу, чтобы ты не лезла не в свое…

Ещё один толчок, более ощутимый, чем предыдущий.

Отступил, опешил. Это ещё что за…

– Я только что спасла твою хренову жизнь, Малфой! – закричала она, и от этого крика зазвенело в ушах.

Будто кто-то просил. За уши притянул в ванную комнату. Он скривился.

– Твою мать, тише…

– Нет! Не тише, иди ты на фиг, я видела твой взгляд! Ты готов был сделать это! Какого чёрта, я тебя спрашиваю!

Интонации исключительно восклицательные – вопросом там и не пахло.

Что, Грейнджер? Страшно, когда смотришь вот так и проектируешь смерть, которая, ты знаешь, сейчас произойдёт. Я знаю, страшно. В моей голове это безвылазно.

– Успокойся.

– Нет, ты расскажешь мне! – снова замахнулась и впечатала ладонь ему в грудь. На этот раз он не двинулся. – Ты расскажешь и поклянёшься, что никогда, – никогда, Малфой!– понял меня, или нет, не посмеешьбольше и помыслить об этом, ты понял?!

Теперь они оба дышали, словно обежали вокруг Хогвартса по пять кругов каждый.

Как эта девчонка умела заводиться.

За пару секунд из гриффиндорской тихони превращалась в растрёпанную, злую бестию с самыми пылающими глазами на свете. И это я – крайность, а, Грейнджер?

Он смотрел на неё почти в восхищении, наверное, потому что она снова – в четвёртый раз – ударила его в грудь. Драко перехватил руку только из пробудившегося самолюбия. Действительно – сколько можно его лупасить?

Тёмные глаза впились взглядом в его пальцы, сжимающие тонкое запястье. Драко с удовольствием отметил, что прикосновения – его прикосновения – оказывают на неё слегка оглушающий эффект.

– Ты расскажешь мне, – наконец прошипела она, возвращаясь к его лицу. – Немедленно расскажешь. И я действительноне шучу.

Ладонь ощущала, как гриффиндорку трясёт. Надо же. По-настоящему ведь испугалась.

И Малфой вдруг решил – неожиданно. Манерно отпустил, почти оттолкнул её.

– Акцио, палочка, – и со вздохом поджал губы. – Ладно, твоя взяла.

Гермиона так и застыла с поднятой рукой. Моргнула, наблюдая, как он ловит тонкое древко. И через пару секунд выдавила:

– Что?

– Что слышала. Спускайся в гостиную.

– Зачем ещё?

– Ты хочешь поговорить здесь? – ядовито осведомился он, кривя губы.

– Нет, я просто… а ты куда?

Слизеринец остановился у двери в спальню. Обернулся через плечо. Приподнял бровь.

– Брюки переодену. Хочешь помочь?

Нежные щёки тут же вспыхнули румянцем. С возвращением, Грейнджер.

– Нет, я…

– Вот и славно.

И за ним захлопнулась дверь. Он на мгновение прислонился к ней лопатками и прикрыл глаза, окунаясь в темноту комнаты.

Было проще, когда она возвращалась в своё привычное для него состояние. Смущения при каких-либо намёках, никакого – скрытого или не очень – возмущения в глазах. Мерлин. А он ведь почти целиком отвлёкся на неё.

Удивительное свойство гриффиндорки полностью перекрывать собой любую кипящую в душе херню.

Драко оттолкнулся от дерева и шепнул заклинание, заставляя свечи в спальне зажечься прохладными огоньками. Стащил с себя брюки, вновь ощущая дрожь. Не совсем понял, холодно ему было, или жарко – как-то всё сразу и одновременно.

Мерзко. Нужно будет зайти к мадам Помфри.

В гостиную он спускался уже через пару минут, переодетый. Избавив тело от одежды, в которой был там, продуваемый ветром как херов флюгер, Малфой почувствовал себя уютнее.

Вот что за неподходящее слово? И с каких сраных пор он начал его употреблять?

Закатил глаза – сегодня этот жест был в явных фаворитах у слизеринца – и вошёл в гостиную.

Грейнджер переминалась у окна с ноги на ногу, и только сейчас Драко заметил, что – совсем немного, самую малость – на улице начинает светлеть. Или это был не свет – просто бледное лицо настолько выделялось в плотной темноте.

Он так ни разу и не взглянул на часы.

Зато теперь всматривался в застывшую фигуру девушки. Штаны и кофта. Не ложилась, значит. Дежурила?

Интересно, что рассказал ей Блейз. Пожалуй, с этого вопроса и можно было начать, хотя Малфой был на сто процентов уверен, что друг не сказал ей ни слова о том, что случилось. Или спросить, какого чёрта ей вообще от него нужно? Почему бы не оставить его в покое? Зачем она вломилась в ванную посреди ночи? Зачем позволяет себя трахать, а потом смотрит так, будто…

– Решила не включать свет? – и опёрся плечом об арку, разделяющую лестницу с гостиной, наслаждаясь тем, как гриффиндорка вздрагивает. Да, это был явно немного не тотвопрос. А Грейнджер судорожно ищет говорившего глазами. Утыкается взглядом куда-то чуть левее Малфоя и жмёт плечами.

Немного оборачивается, совершая почти незаметное движение рукой:

– Инсендио.

Маленькая пылающая сфера срывается с кончика её палочки и летит через помещение, оставляя за собой тонкий горящий след, разбавляя плотную темноту, в сторону камина, разрываясь за решёткой крошечным салютом и поджигая сухие брёвна. Комната тут же оживает.

Лёгкие тени ложатся на обивку дивана, на стол, на шкаф, старый ковёр и неровные стены, журнальный столик и полку, где аккуратной стопкой были сложены книги. Сразу становится правильнее. И почему-то особенно сильно замечается, насколько мала эта гостиная. Словно специально для них двоих – для неё и него.

Драко переключает внимание на Грейнджер, которая тут же пытается сделать вид, что не рассматривала его, пока он отвлечённо обводил взглядом помещение.

– Почему ты не спала?

Гермиона выпрямляет плечи, тут же прикидывая, о каком моменте её бессонницы говорит Малфой. Удерживает спокойный взгляд на его бледном лице.

– Просто не спалось.

И сжимает губы, вздёрнув подбородок, когда он иронично усмехается. Не выдерживает и добавляет. С нажимом:

– Я читала.

– Уже среда.

– И что?

– Рано вставать на занятия.

– Я часто засиживаюсь допоздна.

– Думал, ты правильная девочка. В десять – баиньки.

Она огрызнулась:

– Ты знаешь, что нет.

О, блин, Мерлин. Она совсем не то хотела сказать.

– В смысле… мы же иногда патрулируем до одиннадцати вообще-то.

Прищуренный взгляд заставляет её подобраться. Ощутить дрожь по спине. Серые глаза так и шепчут: знаю я, какая ты правильная девочка.

– Ну, да, – слизеринец медленно проходит к камину, чувствуя острый взгляд Гермионы практически на всём своём теле сразу. Опускается на диван. Закидывает одну ногу на угол стола. – Зачиталась, потому что получила приказ присматривать за мной?

Она фыркнула – Малфой услышал. О, ради Бога, только не цепляйся к…

– Приказ?

Блять.

– Да. Разве не так?

Гермиона медленно втянула в себя воздух.

– Твои дружки и ты тоже вместе с ними – можете катиться к чёрту, если думаете, что те… глупости, что исторгают ваши рты – приказы, которым будет повиноваться каждый. Никто – и я в частности – не собирается воспринимать этого твоего Забини – и тебя тоже – всерьез.

Драко помолчал.

Кивнул, поворачивая голову и глядя на Гермиону прямо. Она к тому моменту уже стояла около кресла, уткнув кулаки в бока.

Метала своими глазищами горячие молнии и кривила душой напропалую.

– Естественно, Грейнджер. Гриффиндорцы такой независимый народец. У вас свой… вождь. С исцарапанным лбом. Куда уж нам.

И Малфой хмыкнул, даже не скрывая кривой улыбки, рассматривая Гермиону из-под светлой чёлки.

Ему в лицо тут же уставился кончик грейнджерского указательного пальца.

– Немедленно убери её.

– Кого?

– Эту свою дурацкую улыбочку. Я здесь не затем, чтобы выслушивать гадости о себе и своих друзьях.

Слизеринец дёрнул бровью, но вернулся к серьёзному выражению. По правде сказать, оно сейчас давалось проще, чем издевательская маска, которая, ему всегда казалось, уже так накрепко прикипела к лицу.

– Зачем же ты здесь, Грейнджер? – Драко закинул руку на спинку дивана, сильнее разворачиваясь и пристально всматриваясь в тёмные радужки. – Просвети меня.

Она смутилась моментально, но подбородок не опустила. Лишь сильнее сжала зубы.

– Объясни мне, что с тобой происходит?

– Не обязан.

Ему не нравился её повелительный тон.

Тут же мозг выкидывал информацию о том, что перед Малфоем грязнокровка, на поверхность. Видимо, она что-то почувствовала. Или ощутила холод в голосе, потому что на секунду сжалась. А потом нахмурилась, осторожно садясь на другую сторону дивана. На секунду обмирая и… такая мелочь, господи.

Они впервые сидели на одном предмете мебели. Вдвоём на диване.

Дурость такая. Но чёрт. Это было странно.

И, наверное, заметили это оба, потому что переглянулись и почти синхронно поморщились, отворачиваясь.

На чарах они сидели рядом… но это было не так. Сейчас они одни. Это… недопустимо?

После всего, что было – смешно. Особенно в твоих соображениях, Малфой.

– Ладно, Грейнджер. Давай поскорее покончим с этим и… – он сложил руки на груди, лениво откидывая голову на спинку дивана, чувствуя прямой взгляд справа, – и ты дашь мне хоть немного отдохнуть.

Драко не успел увернуться, отшатнуться или вообще как-либо среагировать, лишь краем глаза заметив это движение, но в следующий момент прохладная ладонь уже легла ему на лоб.

– Эй, что ты…

Только ощутив это прикосновение, он понял, как горела кожа и какое облегчение приносили прохладные пальцы. Мерлин… он даже не стал отодвигаться, только слегка напрягся, потому что Грейнджер оказалась теперь куда ближе, а это наталкивало на мысли, отдалённые от серьезного разговора.

– У тебя температура, Малфой, – тихий выдох выдавал беспокойство.

– Ничего подобного. Я отлично чувствую себя.

– У тебя голос хрипит и ты горячий.

– М-м. Неоднозначные симптомы, не находишь?

Она проигнорировала слабую колкость, хотя и немного покраснела. Ладошка переместилась на висок, а потом на щёку, разворачивая голову слизеринца так, чтобы взгляды их с Гермионой встретились.

– Тебе нужно к мадам Помфри.

Он вздохнул, обдавая тонкое запястье дыханием, и тяжело посмотрел в тёмные глаза перед собой.

– Сейчас, Грейнджер? Мне сейчас туда пойти?

Не сопротивлялся прикосновению.

Эта мысль заставила её почти ликовать.

Прохладные подушечки легко зарылись в светлые волосы над ухом, а большой палец осторожно погладил скулу, и в следующий момент гостиная исчезла – Драко закрыл глаза, растворяясь в прикосновении.

Так хорошо. Так действительнохорошо.

– Нет. У меня где-то была бодроперцовая настойка. Мы с мамой… – она запнулась. То ли ожидая, что упоминание о матери в присутствии слизеринца повлечёт за собой гром и молнии, развергнувшие небеса, то ли очередного подкола.

Но ни того, ни другого не последовало.

Она смотрела на тёмные опущенные ресницы с замиранием сердца. Брови Драко слегка хмурились, а лицо было напряжённым и горячим, согревая пальцы. Так просто было прикоснуться к нему губами, снять застывшую печать беспокойства, убрать морщину на лбу. Может быть, даже вернуть былую надменность – что угодно вместо этой пустоты.

Но сейчас нужно было…

– Нет, стой, – слишком быстро произнёс он, открывая глаза, против воли перехватывая отстраняющуюся тонкую руку пальцами. – На фиг. Не нужно мне настойки.

Малфой поймал удивлённый взгляд Гермионы и тут же выпустил ладонь, отстраняясь.

– Завтра посещу Помфри. Обыкновенная простуда.

– Зачем ты ходил туда?

Он кашлянул. Одёрнул рубашку и вновь отвернулся к камину, пока гриффиндорка находила место для своей руки: положила её на бедро, поправила штанину. Сложила на груди, постучала пальцами. Опёрлась ею о диванную подушку, схватив и прижав последнюю к себе. Замерла.

– Куда – туда?

Да, он просто тянул время.

– На улицу. Вы с Блейзом были насквозь мокрые, когда я встретила вас в коридоре. Вряд ли вы вместе принимали ванну, – тут же язвительно добавила она, поймав на себе холодный и быстрый взгляд.

– Я ждал письма.

– От матери, не так ли?

Раздражённо зашипел.

Нет, Драко уже решил, что расскажет ей – мозги Грейнджер могли бы пригодиться в этой ситуации, тем более… какую-то роль во всём она уже играла. Но всё равно, это было дико – сидеть и говорить с ней, всё ещё ощущая нежное касание на своём лице.

Малфой чувствовал себя, как… гриффиндорец, ей-Мерлин.

– Да, – сдержанно ответил он. – От матери.

И в гостиной повисла тишина. Только тихое дыхание Гермионы, треск поленьев из камина и выжидающий взгляд. И ещё гигантское сомнение, волнами исходящее от Драко, полулежащего на диване.

Он поднял руку и потёр переносицу.

– Слушай, – нахмурился ещё сильнее, а в следующий момент снял ногу со столика и сел ровно, вполоборота к Гермионе, что заставило напрячься. – Это серьезно, очень серьезно. И, как ни… омерзительно это признавать, но мне нужна твоя помощь, ладно?

Последние слова он почти выдавил из себя так, словно они причиняли физическую боль. Или кто-то перекручивал их на мясорубке прямо там, в его охрипшем горле.

Грейнджер приподняла брови, но додумалась промолчать. Лишь кивнула. Малфой не понял, чего в этом взгляде было больше – любопытства, недовольства, лести, радости… или ещё какой-то чепухи, поэтому просто отвернулся, демонстрируя ей свой профиль.

Кашлянул, упёрся локтями в разведённые колени. Переплёл пальцы и вздохнул. Дохера этих ненужных махинаций, но он правда не знал, как начать.

Потому что ему казалось, что это было важно. Или Драко просто боялся вернуться к этому.

Сознательно.

Пятнадцать минут назад он из-за этого стоял с палочкой у кадыка. А два часа назад – над бездной тьмы и ветра. Под ногами и в груди.

Да. Наверное, это было важно.

– Я думаю… а точнее, теперья уверен, – медленно произнёс, глядя в пылающий огонь и чувствуя новую волну озноба по спине, сбегающую с плеч к пояснице, – что ко всем этим убийствам и исчезновениям о которых… пишет «Пророк», – он ощутил напряжение, моментально достигшее своего апогея со стороны Грейнджер, – причастна моя мать.

Он говорил совсем тихо, но Гермиона услышала. Он понял по тому сдавленному то-ли-вдоху, то-ли-всхлипу, что ударился о сознание Драко, заставляя на секунду… нет. Жалеть он не будет.

Лишь сильнее стиснул руки, понимая, что хочет увидеть реакцию, но не может заставить себя повернуть голову. Не нужно было поднимать взгляд, чтобы мысленно нарисовать полное недоумение на лице гриффиндорки. Шок и, быть может, растерянность. Разочарование – почему нет? Или… отвращение. Как вариант.

Вот, получи, Малфой. Сейчас она скажет одну из своих фразочек, вызывающих в нём крышесносящую злость, и все благие мысли полетят к чертям.

Но. Только одно слово.

– Как…

И снова тишина.

И в этом “как” Драко услышал… что-то. Во что не поверил, потому что уже ждал, почти был готов к своей ярости.

Наверное, поэтому всё-таки посмотрел в лицо Грейнджер. Просто убедиться, что ошибается.

А оно ещё бледнее, чем было.

И от чистой, кристально вылизанной до идеального блеска самим Драко эмоции, прочтённой на нём, вдруг защемило в груди.

Страх.

Почти чёрные глаза распахнуты, а в них… Господи, в них можно прочесть всё. Всё об этой девчонке, маленькой, испуганной, сидящей рядом с ним – и вся жизнь в этих замкнувшихся тёмной сферой радужках. Но теперь – под такой плотной плёнкой страха, что видно лишь его. И отражающийся в темноте огонь.

И – да.

Вот оно.

Он начал жалеть.

Так быстро и сильно, что пальцы, переплетённые между собой, почти захрустели от силы их сжатия. Нет. Прекрати. Что угодно, чтобы убрать это из нужных – нужных, твою мать – глаз.

Надо объяснить. Успокоить.

Успокоиться самому.

– Точнее... – Драко смотрел на Грейнджер, забирая часть её ледяного ужаса, чувствуя его прикосновение в груди. Боже, уставилась так, будто думает, что это шутка. Что он сейчас рассмеётся, похлопает Грейнджер по плечу и признается, что всё это фарс. Один Мерлин знает, как бы хотелось этого самому Малфою. – ...Она не является прямой участницей, а предоставляет Мэнор в качестве… прикрытия для них. Наверное.

На последнем слове голос упал, и он быстро кашлянул, чувствуя сухость в воспалённом горле.

Гермиона не двигалась.

И снова тишина, даже деревяшки в камине горят бесшумно. Словно время стоит на месте.

– Значит, это… и Лори Доретт, и… Джордж Бэллоу… они все, да? В… твоём доме.

Он не знал, как правильно назвать это выражение в прерывистых, вырывающихся из пересохших губ Грейнджер, словах. Отсутствующее? Оно подозрительно напоминало его собственное. Тонкие пальцы впились в углы подушки так, словно вот-вот разорвут её на две части. Ждала ответа, которого не последовало.

Сама всё поняла. Сухо сглотнула.

– Мерлин. Но…

Кажется, шок постепенно начал отпускать. Она осторожно посмотрела в глаза Драко, будто спрашивая разрешения продолжить. Хватило одного маленького кивка.

– Суд Визенгамота признал твою мать невиновной, разве нет?

– Да, но… – взгляд Малфоя замер где-то в полутёмном проёме окна, а затем метнулся к лицу гриффиндорки, удивлённый. Со смутной догадкой на самом дне. – Откуда ты знаешь?

Сухие губы вмиг поджались, а тёмные ресницы опустились вниз. Молчит.

– Грейнджер. Ты что, подслушивала тогда?

Она не разобрала, злость была в этих словах или простое недоверие, на всякий случай продолжая смотреть на свои колени. Но через несколько секунд нахмурилась. Вздёрнула подбородок.

– Да ты знаешь, как был зол этот… мужчина, что искал тебя?! Я думала, они растерзают тебя на части, стоит тебе явиться в гостиную! И… там был Дамблдор, значит, наверняка что-то серьезное!

Малфой почти рассмеялся, потому что – чёрт возьми – был благодарен за этот звенящий и полный возмущения голос, отбивающийся от каменных стен, разряжающий застывший воздух. И даже почти захотелось улыбнуться, но молодой человек сдержался, фыркая и качая головой.

– Ну, конечно, – протянул он. – А что серьезное может пройти мимо твоего длинного носа…

Заткнись, Гермиона! – заорало сознание так, что девушка вздрогнула. Немедленно забудь фразу, которую ты сейчас хочешь…

– У меня не длинный нос!

Драко поднял брови так высоко, что это выглядело почти комично. Выглядело бы. Если бы не намешанная куча таких противоречивых эмоций в груди, от которых хотелось кричать и трястись, берущих начало в настоящем, оглушающем ужасе и заканчивающихся дурацкими обидными словами, брошенными им.

Гармошка морщин на лбу слизеринца и не думала разглаживаться. Кажется, эта дурацкая фраза даже позабавила Малфоя, потому что в уголках глаз у него вдруг появились такие длинные и тонкие бороздки, будто он сдерживал улыбку.

– Мерлин, я знаю, это здесь вообще ни при чём, – быстро пробормотала Гермиона, отчаянно краснея, сжимая ледяные ладони. – И я совершенно не это хотела сказать.

– Конечно, – голос Драко подозрительно дрогнул, но ему удалось вернуться к серьезному выражению лица. Тем более, несмотря на эту нелепость, настроения веселиться не было никакого. Хотя факт того, что Грейнджер уже знает об Обливиэйте, не мог не радовать. Рассказывать об этом в подробностях он бы не смог.

Гриффиндорка молчала, и Малфой понимал – она ждёт дальнейшего повествования.

Поднял руку и потёр горячий лоб.

– В одном из этих министерских уродов, которые приходили сюда… я узнал человека, работавшего раньше с отцом над уничтожением грязнокровок до того, как… их остановили. Я сначала не понял, откуда он мне знаком, но…

– Да!

Внезапное восклицание перебило Драко, и он на мгновение раздражённо прикрыл глаза. Голос, однако же, был спокоен.

– Да?

– Я тоже узнала одного из мужчин. Высокого, с тёмными глазами. Он был… самым молодым из всех.

Малфой на мгновение нахмурился. Потом вспомнил схожесть Логана с Куртом и утвердительно кивнул. Глаза Грейнджер же метались по его лицу, словно она никак не могла ухватиться за нужную, но ускользающую мысль.

– Значит, в живых остался ещё кто-то, кроме Нарциссы, – прошептала она, потерянно моргая. – Но как это допустили?

– Так и допустили. Никто не знал о его причастности.

– Как? Министерство должно было вынести вердикт, суд постановил…

– Грейнджер, он и естьМинистерство, – Драко не сдержал рычания, давясь кашлем и глядя прямо на неё. – Он был в форме министерского работника, если ты забыла.

– Я не забыла, я лишь пытаюсь найти общие точки соприкосновения с тем, что твоя мать написала в письме, которое ты получил.

Он прикусил губу, раздумывая несколько секунд.

– Она написала, что с сегодняшнего дня этот человек будет использовать поместье в… своих целях, – плечи Малфоя напряглись, когда он замолчал. – И следующее письмо я смогу написать ей только через неделю. И не факт, что можно будет поддерживать переписку.

– И… в Мэноре будут убивать? – пересохшее горло едва выдавливало из себя звуки.

Драко молчал, и Гермиона расценила тишину как положительный ответ, от которого внутренности сжались в ком.

– Но… твоя мать, она ведь не причастна к этому… напрямую?

– Она дала Непреложный обет. Она должна предоставлять этому ублюдку помощь. А значит – она причастна.

– Малфой…

– Это скажет тебе любой министерский пёс, Грейнджер, – прорычал он. – Если кто-то из верхов узнает об этом, если дело раскроется, её казнят. Её не помилуют во второй раз.

Тяжёлый рваный выдох сорвался с губ гриффиндорки.

– Я так и не вспомнила, где могла видеть его. Вдруг это как-то помогло бы…

Драко сжал губы. Перевёл взгляд на огонь и нахмурился.

– Его имя Логан. О нём ты меня спрашивала.

В камине переломилось напополам небольшое поленце.

Малфой проследил за угасающими искрами взглядом, пока в гостиной висела густая тишина. Он почти слышал, как быстро вращаются шестерёнки в голове Грейнджер, и благодарил Мерлина за то, что этой девушке ничего не нужно было объяснять.

Сама всё поймёт. Даже быстрее, чем он.

– Ты хочешь сказать… – тихий, сдавленный шёпот коснулся уха, как если бы она боялась предположить такой вариант событий, – что Курт тоже имеет ко всему этому отношение?

Что-то в голосе гриффиндорки задело его внутри. Сильно.

Так, что заставило почти поморщиться. Забота? Разочарование? Смятение?

Драко перевёл на неё прямой взгляд.

– Что, разрушился образ святого Миллера, а? – поинтересовался, кривя губы. Надеясь, что она сейчас просто отмахнётся, скажет, что это глупости и ей всё равно.

Но она не спешила отмахиваться.

– При чём здесь это… я просто… – кашлянула, сжимая пальцы на подушке. Взгляд постепенно становился твёрже и категоричнее. – Нет, Малфой. Он не может… Это ошибка.

Ну, всё. Грёбаный взрыв.

– Твою мать, Грейнджер. Не будь такой ёбаной слепой сукой!

Буф-ф.

В камине переломилась ещё одна деревяшка.

Молодые люди несколько мгновений молча сверлили друг друга взглядами. Драко чувствовал, как под кожей вибрирует злость. Какого чёрта она выгораживает его? Какого, нахрен, чёрта?

Или, может быть, этому патлачу она верит больше, чем ему, Малфою? Или может быть…

– Думаешь, он такой уж хороший и милый, а? – выплюнул слизеринец, сжимая зубы. – Думаешь, он такой хорошийс одной тобой?

– Нет, и вовсе я так не думала, просто он другой, понимаешь? – она тоже повысила голос. – Такие люди как Курт не участвуют в подобном, это… это невозможно! И да, он действительно милый.

– Милые ребята не ебут своих баб ночью посреди коридора, Грейнджер!

Гермиона на секунду застыла с приоткрытым ртом.

Натужно усмехнулась.

– Ты врёшь, Малфой, – и посмотрела на него с сардонической улыбкой. Так, будто перед ней сидел капризный маленький ребёнок. – Прекрати так низко врать. Он встречается с Лори Доретт. И вообще, это... это бред.

– Что не очень тебе помешало лизаться с ним на моих… на глазах моих друзей.

Драко покривился, заметив в своём голосе такую громкую ревность, что даже глухой бы понял, что разговор уже ведётся отнюдь не о Миллере, а о личном и наболевшем.

Воспалённом как гнойник.

Грейнджер только вздёрнула подбородок. О, да. Конечно. У неё были свои мотивы.

Глупо донельзя.

Бесит донельзя.

Слизеринец привёл свой тон в порядок прежде, чем заговорить снова:

– Я видел их. Его и рыжую шлюху Ирэн из Когтеврана. Встретился с ними на патрулировании, том самом, когда ты была у МакГонагалл. Я снял им очки с факультета за то, что они трахались у двери в кабинет трансфигурации. Вот с ума сойти, да? Старуха бы оценила их стремление к изучению предмета.

Грейнджер фыркнула, глядя на Малфоя недоверчиво.

Потом моргнула и покачала головой.

– В любом случае, мы говорим сейчас не об этом, – не потрудившись убрать язвинку из голоса, произнесла она.

Драко закатил глаза – снова, блять – и отвернулся, демонстрируя гриффиндорке свой затылок. Ему нужно было, чтобы она не увидела ревности. И нужно было немного воздуха, не пропитанного корицей – с этой стороны, кажется, его было больше, чем там. В нескольких сантиметрах от этой заносчивой, зазнавшейся…

Мерлин, она так злила его тем, как реагировала на Миллера.

Защищала, как будто он что-то мог значить. Или как будто узнала его настолько хорошо, что действительно могла поручиться за доставучего когтевранца.

Вспомнились его слащавые улыбочки и распахнутый для всего мира взгляд.

Это называется пыль в глаза, слепая дура.

Ничего, может быть, когда-нибудь поймёшь.

Малфой скрипнул зубами. И чуть не подскочил на месте от моря мурашек, промчавших вдруг по спине.

Блять, что за…

Горячих, волнующих. Вряд ли это было от наступающей болезни.

Скорее это прохладные пальцы Грейнджер, которые внезапно коснулись его шеи, поглаживая выступающие позвонки.

Словно извиняясь. Несмело и чуть дрожа.

Что ты делаешь.

Убери свою руку. Я зол. И мне вовсе не… не приятно…

От прохлады, которую так требовало горячее тело, гостиная качнулась перед глазами. А от прикосновений – нежных и осторожных, уже знакомых – захотелось наклонить голову, чтобы дать толчок: заройся пальцами в волосы или скользни ими вниз, по спине.

Вцепись в лопатки. Оставь царапины. Хочу, чтобы остался след. Чтобы кровь проступила на рубашке. Так много.

Сегодня крови. Но.

Конечно, он не шевелился. Молча вслушиваясь в удары набирающего обороты сердца.

– Ну и какого чёрта? – голос звучал глухо.

В ответ короткие ногти слегка царапнули горячую кожу.

Он бесшумно втянул в себя воздух сквозь сжатые зубы. Верхняя губа напряглась.

Что ты делаешь… Господи…

Это пугало. Напрягало. Каждое её прикосновение – или даже прикосновения не нужно – и он мог думать только об одном. Её руки. Губы. Тело. Жар. Влажное, дарящее, дающее. Пошло и громко. Она и пошло – несовместимо. Заводит, так заводит…

Опустив веки, Драко постарался не сбиваться с дыхания.

– Грейнджер, прекрати.

Гермиона царапнула ещё раз, более длинным и долгим движением – вниз, отодвигая воротник рубашки. Твою мать. Малфой прогнулся в спине, чуть не зарычал.

Подставляясь под касания, противореча собственным словам.

Сжимая руки и делая глубокий рваный вдох. Плотнее закрывая глаза, ощущая:

…диванные подушки опускаются, а в следующий миг кожи касаются сухие губы.

Драко замирает.

И в мозгу что-то рассыпается. Наверное, здравомыслие. Наверное, безысходная бездна.

Сначала это просто прикосновение. А потом. Поцелуй. Медленный, мокрый, скользящий. От которого мутнеет в голове, а из горла вырывается слишком громкий выдох. Или тихий стон.

Ты такой дурак.

Ты полный мудила, если думал, что мог бы отказаться от этого. Просто разжать руки и выпустить то, что было в ладонях.

Твоё. Горячее. Желанное. Ласкающее… вот так… Полететь с грёбаной башни, оставив на ней всё. Свою жизнь, ощущения, Грейнджер и её эти… о, боже… губы, влажный язык.

Язык, который обводит несколько позвонков, и это прикосновение кипящей кровью разносится по венам, вырывая из груди приглушённое рычание.

– Гр-рейнджер…

– Ты очень горячий, – её шёпот касается влажной кожи, и следует новый взрыв мурашек по спине, новое медленное прикосновение языка и кажется, что ещё немного и…

Ещё один поцелуй куда-то за границу волос, и Драко чувствует, как её нос зарывается в его пряди на затылке. Ему уже всё равно, что ночь отошла на задний план.

Была Грейнджер. Был он.

И возвращение к жизни.

Ответ на приглушённую реплику умирает на языке в приоткрытых, ловящих воздух губах.

На несколько мгновений девушка застывает. Малфой не может видеть её зажмуренных глаз и улыбки – как же давно, Мерлин, она хотела прикоснуться к нему вот так.