Текст книги "Наши уже не придут 5 (СИ)"
Автор книги: Нариман Ибрагим
Жанры:
Альтернативная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Разгоняется это чудовище до скорости 27 километров в час, а запас хода по шоссе составляет 200 километров, тогда как по пересечённой местности он может проехать 110 километров.
Этот танк – технологический прорыв, ещё в начальной стадии разработки обещавший финансовый успех.
Первый предзаказ поступил от США – КМП и Армия захотели себе по 300 экземпляров.
Чехословацкая армия хочет в следующем году 700 единиц по хорошему дисконту, в чём Курчевский не видел никакой проблемы.
Обстановка в мире тревожная, поэтому много кто захотел вооружиться новым танком, но Леонид выбирал разборчиво, потому что это больше политический вопрос. США и Чехословакия – это само собой, а вот предзаказ от Японии был отклонён, потому что Рузвельт потребовал. Леонид сослался на высокую загруженность заводов, но японцы всё прекрасно поняли.
Испанской республике тоже пришлось отказать, но уже под давлением от Лиги наций, то есть, Великобритании и Франции. Они пригрозили тяжёлыми экономическими санкциями, поэтому Леонид развёл перед республиканцами, читай СССР, руками. Центр одобрил – это всё мелочь, из-за которой не стоило портить репутацию и нести финансовые потери.
СССР оплачивает большую часть военных заказов Испанской республики, причём, судя по всему, делает это безвозмездно.
– Привет, буржуазия, – вошёл в кабинет Геннадий Парфёнов.
– Привет, наймит капитала, – улыбнулся ему Леонид.
– Я с новостями, – произнёс знаменитый борец с алкоголизмом и подошёл к мини-бару.
– Какие новости? – поинтересовался Курчевский, наблюдая за тем, как Геннадий наливает себе щедрую порцию 25-летнего бурбона.
– Центр не очень доволен тем, что ты творишь в Мексике, – сообщил ему Геннадий и залпом осушил стакан. – К-хек! Кхм-кхм… Говорит, что ты свернул её курс куда-то не туда – надо полегче.
– А что поделаешь? – нахмурился Леонид. – Этот процесс уже давно делает себя сам.
– Не усугубляй, проще говоря, – вздохнул Парфёнов, затем задумчиво посмотрел на бутылку бурбона. – Да, надо ещё.
– Ты бы тоже не усугублял, – усмехнулся Курчевский.
– Да куда мне? – махнул рукой Геннадий. – У меня ведь повод есть – друг чуть не погиб.
– Какой друг? – напрягся Леонид.
Он точно знал, что у Парфёнова и Смутина нет и не может быть друзей – профессия не способствует.
– А ты не знаешь ещё? – удивился Геннадий. – Транспортник в Испании сбили – в нём Смутин сидел. Пилот посадил самолет на брюхо в поле, но это оказалась территория националистов. Прорывались с боем, раненых бросали… В итоге, вышли к республиканцам. Обошлось всё, но Смутин в госпитале лежит – пулю поймал в ногу.
– Дотащили, что ли? – предположил Курчевский.
– Не, это он сам доковылял, – покачал головой Парфёнов. – Он у нас матёрый кабан, на такие мелочи внимания не обращает. Но теперь крепко подумай, что будешь делать с Бофорсами, что у националистов появились.
– Всё-таки договорились, суки… – поморщился Леонид. – Вот сволочи…
В деловых кругах Европы трудно утаить крупные сделки, особенно от разного рода спецслужб. Неудивительно, что Центр узнал о заключении сделки на зенитные орудия самым первым.
Речь идёт о 40-миллиметрового калибра зенитных пушках Бофорс – они способны добивать до семи километров по высоте и стреляют со скоростью 120 выстрелов в минуту, но для борьбы с бомбардировщиками К-23 столько и не нужно.
Испытания в Неваде показали, что для уничтожения К-23 достаточно двух-трёх попаданий из нового шведского орудия, причём скорострельность делает эти попадания весьма вероятными.
Советские 12,7-миллиметрового калибра ДК уже не являются достаточно веским аргументом против К-23, как и Браунинги М2 в зенитном исполнении, поэтому логично, что интерес всех заинтересованных сторон обратился к малокалиберным зенитным пушкам.
Самое печальное в этом то, что малокалиберные зенитные пушки не являются новинкой, их разрабатывали ещё в Великую войну, против дирижаблей, воздушных шаров, а затем и самолётов, но после войны все начали думать об экономии, не понимали тенденцию развития авиации, поэтому зенитные установки, в большинстве своём, имели винтовочные калибры. И тогда Леонид выступил законодателем моды, когда начал выпускать спаренные и счетверенные установки с крупнокалиберными пулемётами Браунинга…
Но шведы показали, что их ещё рано списывать со счетов.
Националисты, как уже известно, изъявили желание купить 500 Бофорсов, правда, Леониду не было известно, сколько им продадут.
– О каком количестве идёт речь? – спросил Курчевский.
– Они договорились о 300 установках, – ответил Парфёнов.
– Неприятно, но не смертельно, – произнёс Леонид, после чего подвинул к собеседнику стакан из-под газировки. – Налей и мне, чего уж теперь…
Он заметил некую связь между количеством сбиваемых самолётов и их продажами. Самолёты серии «К» – это товар, а у товара есть репутация, которую надо беречь, как честь дочери. Каждый сбитый экземпляр всё больше убеждает потенциального покупателя, что не такой уж и неуязвимый этот истребитель или бомбардировщик…
А потом выясняется, что итальянский G.45 «Ланция» имеет лучшую статистику и итальянцы ещё не потеряли в бою ни одного истребителя в Эфиопии, хотя война идёт уже давно.
А после этого вдруг оказывается, что французский Девуатин D.503 ставит новый рекорд скорости – 611 километров в час. Вооружение у него дерьмо, два пулемёта калибра 7,5 миллиметров, а бомбы носить он не может – в военном смысле самолёт сомнительный, но сам факт, что «K-Aircraft» уже давно не ставит никаких рекордов, плохо влияет на продажи.
Нет, контрактов всё ещё очень много, но тенденция настораживающая…
– Твою мать, – процедил Леонид. – Ладно, будем решать задачи поэтапно.
На него работает Говард Хьюз, молодой гений авиастроения – возможно, стоит обратить более пристальное внимание на то, чем он занимается, и пересмотреть свою позицию по отношению к «рекордным» самолётам. Это всё деньги, поэтому нужно подтверждать свою репутацию, чтобы было больше продаж.
Курчевский приложился к бурбону, после чего поднял телефонную трубку и набрал отдел Хьюза.
– Мистера Хьюза позовите, – попросил он секретаршу.
– Мистер Курчевский, здравствуйте, – приветствовал его Хьюз спустя минуту.
– Я хочу узнать, что у вас за «Пуля» и во сколько станет довести её до ума, – заявил Леонид.
– Мне потребуется полтора миллиона, сэр, – быстро ответил Говард. – Я уже всё посчитал – это будет цельнометаллический моноплан, способный поставить новый рекорд скорости и дальности.
– Какой срок? – уточнил Курчевский.
– Год – это максимум, – ответил Хьюз. – Но я рассчитываю управиться за семь-восемь месяцев, если мне предоставят доступ к мощностям Сакраменто.
– Девять месяцев, – назвал срок Леонид. – Выделяю ровно полтора миллиона долларов, а также даю мощности завода в Сакраменто на полгода.
Завод в Сакраменто это крупнейшая производственная площадка «K-Aircraft», загруженная на годы вперёд. Именно там производится основная масса самолётов серии «K».
– Вообще-то, полтора миллиона – это минимально необходимая сумма… – заговорил Хьюз.
– Мы только начали работать с вами, мистер Хьюз? – нахмурил брови Леонид. – Говорите точную сумму и, если я сочту, что дело стоящее – вы её получите.
– Нужно два миллиона семьсот тысяч, – произнёс Говард.
– Вы их получите, – решил Леонид. – И я хочу, чтобы самолёт получил название H-1 «Анна Мэй».
– H-1? – сильно удивился Говард.
– Это ваш проект, – ответил Курчевский и усмехнулся. – Но назван он будет в честь моей женщины.
– Благодарю вас, мистер Курчевский, – поблагодарил его Хьюз. – Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этот самолёт стал лучшим.
– Поэтому-то я и позволяю вам то, что непозволительно для остальных моих конструкторов, – сказал на это Леонид.
Говард Хьюз занимается тем, чем хочет, имеет свободный график, может вкладывать личные деньги в проекты, а также получает персональные патенты на собственные самолёты и разработанные детали, но с условием, что «K-Group» покупает эксклюзивную лицензию сроком на 30 лет со скидкой 85%.
Условия более чем щедрые, но они нужны, чтобы удержать этот талант. Леонид был прагматиком и прекрасно понимал, что Хьюз – это гений, который способен творить шедевры. Например, сугубо по желанию мизинца левой ноги, Хьюз поучаствовал в конструировании перспективного K-24 – он лично начертил кормовую оборонительную турель, которая, после воплощения в металле, стала эталоном. В турели размещаются сразу три Браунинга М2, что делает тыловую оборону К-24 беспрецедентной.
Но обороноспособность – это ерунда, если сравнивать с тем, что придумал Хьюз с защищённостью стрелка. Сам стрелок находится в бронекапсуле, а за происходящим наблюдает через систему зеркал, что позволяет держать его подальше от самих пулемётов. Решение блестящее, но требующее улучшать защищённость остальных членов экипажа – что толку от функционирующего стрелка, если пилоты и штурман мертвы?
Только вот после турели Хьюз потерял к проекту самолёта всяческий интерес и вернулся к доведению до ума своей гоночной машины…
Курчевский решил, что пусть так и будет: Говард иногда испытывает вдохновение и выдаёт что-то блестящее, но насильно это вдохновение не вызвать, поэтому лучше просто дать ему свободное пространство и ждать результатов…
– И я признателен вам за это, мистер Курчевский, – произнёс Говард.
– До встречи, – попрощался с ним Леонид.
– До свидания, – сказал Хьюз на русском с едва уловимым акцентом.
Курчевский положил трубку, после чего встал из-за стола.
– Пора лететь в Вашингтон, – сказал он.
– Удачи там, – улыбнулся Парфёнов, после чего налил себе ещё одну порцию бурбона.
В гардеробной Курчевский переоделся в выходной костюм. Войдя в гараж, он сел на мотоцикл K-17, на котором проехал на остров Коппс, где располагалась высокая башня, к которой была пришвартована «Россия».
Поднявшись на лифте, Леонид вошёл в гондолу и кивнул экипажу в знак приветствия.
– Можем отправляться, мистер Курчевский? – спросил капитан.
– Да, – кивнул Леонид и сел в роскошное кресло в кормовой части гондолы.
Здесь применено сложное остекление, поэтому сидящий в кресле мог наблюдать превосходный вид на землю или, в данном случае, воду.
Пролив Лонг Айленд Саунд сегодня был серым – волны колыхались от слабого ветра, а чайки метались над поверхностью неспокойной воды в поисках пропитания.
«Россия» оторвалась от башни и поплыла на юго-запад, в Вашингтон, постепенно набирая ход.
Звукоизоляция в гондоле была выше всяких похвал, что достигнуто с помощью трёхслойных стёкол и применения шумоподавляющих материалов в обшивке, поэтому Леонид наблюдал безмолвно проплывающую поверхность залива и пил виски с газировкой.
Николь Пенлеве, высокая блондинка из Квебека, нанятая Леонидом прямо на пробах в один из его студийных фильмов, работает штатной стюардессой на его дирижабле – он платит ей 15 долларов в час только за обслуживание в дирижабле.
Анна Мэй летает редко, зато Ричард, Джеймс, Марк и Сьюзи, её младшие братья и сестра, пользуются любым случаем, когда можно полетать на дирижабле. Леониду не жалко, поэтому летают они часто – из Нью-Йорка в Бостон или в Вашингтон.
Он решил, что с него не убудет, поэтому братья и сёстры Анны ни в чём не нуждаются, как и её мать, Эмма. Её отец, Сэм, умер в 1934 году, поэтому Леонид не был знаком с ним лично.
Помимо поддержки родственников Анны Мэй, Леонид также занимается поддержкой китайской диаспоры – вкладывается в трудовые проекты, ориентированные на мигрантов из Китая, а также финансирует образовательные программы в многочисленных Чайна-таунах. Кто-то осуждает его за это, но ему плевать – он и так осуждается за поддержку негров, а также русской диаспоры.
Через три часа полёта под его ногами был Вашингтон.
Леонид сошёл с трапа на «K-Tower № 1», его вашингтонской причальной башне.
Без промедления сев в серебряный Роллс-Ройс, он доехал на нём до Белого дома, куда его пустили без пропуска – Курчевский вхож в куда более важные для США дома, чем этот…
Рузвельт заседал в Овальном кабинете и пил кофе.
Он встал из-за стола, чтобы лично приветствовать Леонида.
Кого-то бы это удивило, ведь известно, что Рузвельт парализован по пояс, но Курчевский знал, что Фрэнку подарили специальный аппарат – это был подарок от Верховного Совета СССР.
Говорят, что именно с помощью подобного аппарата Владимир Ленин был способен ходить и создавать вид, что у перенесённого им инсульта не было серьёзных последствий.
Рузвельту с этим сложнее – эта штука, названная советскими учёными пассивным экзоскелетом, не могла полноценно заменить ноги. Впрочем, раньше он использовал металлические спицы и скобы, чтобы показывать, что он ещё ого-го и не инвалид, но теперь этот процесс стал гораздо легче – технология испытана самим Владимиром Ильичом.
В общем-то, Фрэнк был очень рад, когда испытал подарок, который здорово упростил ему жизнь. Но самостоятельно встаёт он только ради важных гостей.
– Здравствуй, Леон, – улыбнулся Рузвельт.
– Здравствуй, Фрэнк, – обнял его Курчевский. – А ты, я вижу, всё работаешь…
– Да, – кивнул Франклин, после чего вернулся за свой рабочий стол. – Присаживайся. Нам есть, что обсудить.
Леонид сел в предложенное кресло и невольно посмотрел на документ, лежащий перед президентом. Для Курчевского документ был перевёрнут, но он сумел разобрать «МЕКСИКАНСКИЕ СОЕДИНЁННЫЕ ШТАТЫ».
– Мексика? – спросил он.
Франклин Делано Рузвельт – это не первый, кто хочет, чтобы Леонид прекратил «баловаться» с политэкономией. Только вот Курчевский уже не может остановить этот процесс.
Каудильо Анхелес, конечно, полностью лоялен ему, но если начать контрреформы, это не понравится населению, которому очень понравилось жить в ультрарелигиозной стране, в которой, буквально, есть материальные поощрения за истовость в соблюдении религиозных ритуалов…
И, в то же время, Леониду выгодно нынешнее положение дел в Мексике: очень много качественных рабочих рук, очень большие объёмы товарных потоков в Штаты, и, соответственно, очень серьёзные доходы концерна «K-Group», но самое главное – потрясающего масштаба способ «исчезновения» денег.
Пусть сейчас «исчезновение» денег не играет такой же роли, как в те же 33−34-е годы, но кто, в трезвом уме и ясном сознании, откажется от бесперебойного источника долларов?
– Да, Мексика, – кивнул Рузвельт. – Но к ней мы перейдём после. Сначала я хочу обсудить Леонтауны.
– А что с ними не так? – удивился Леонид.
– Я проконсультировался с рядом специалистов из своей команды и пришёл к выводу, что вам лучше прекратить подобную практику, – произнёс президент. – Само существование подобных городов – это как красный флаг для представителей полярных лагерей общественного мнения. Надеюсь, вы это понимаете.
– Да, я понимаю, – кивнул Курчевский.
А он всего лишь хотел освободить землю трёх непрестижных районов Нью-Йорка…
В Леонтаунах проживает около полумиллиона граждан США – это такая мелочь, на фоне всего населения, но эти городки выглядят слишком заметно, поэтому есть много недовольных, особенно много их в южных штатах. Хотя всё выглядит вполне пристойно: негры живут в отдельных городах, работают на предприятиях Курчевского, открывают бизнесы, никого не трогают, а ещё эти городки стали центром притяжения чернокожего населения – негры со всех штатов заселяются в Леонтауны, а Леонид им не мешает.
– Как ты смотришь на то, чтобы больше не основывать подобного рода поселения? – спросил Рузвельт.
– Да я не против! – заверил его Курчевский. – Но, надеюсь, мне не придётся уходить из уже существующих Леонтаунов?
Их численность уже приближается к пятому десятку – особенно ему нравится город Конститюшн, что в штате Мичиган. Этот город насчитывает восемьдесят три тысячи жителей и является маленькой жемчужиной в короне его бизнес-империи. В Конститюшн скоро будет открыт первый в истории США танковый завод, на котором будет начато производство танка М1, копии «Lehky Tank vzor 37».
– Разумеется, нет, – улыбнулся Рузвельт, довольный ходом разговора. – Но новые лучше больше не открывать – это положительно скажется на моих рейтингах…
– Я тебя понял, Фрэнк, – произнёс Леонид.
Свою задачу он уже выполнил – в Нью-Йорке живёт около 10 тысяч негров, не пожелавших переселяться в Леонтауны, что есть крайне незначительная концентрация, никак не способная повлиять на цену городской земли.
Учитывая то, что негров в Нью-Йорке больше нет, а мафия уничтожена, город стал одним из самых безопасных во всех штатах, поэтому цена на нью-йоркскую землю неуклонно растёт.
Да, Леонтауны оказались неожиданно выгодным делом, но если общественность требует, то Леонид готов поступиться выгодой и пойти ей навстречу.
– Раз эту тему мы обсудили, то я хотел бы поговорить о Мексике, точнее, об опыте, который я там получил… – начал Леонид.
– Если ты о предложении Тагуэлла, то я уже дал ему свой однозначный ответ, – покачал головой Франклин. – Таким путём мы точно не пойдём – он идёт вразрез с самими идеями, заложенными в основу Соединённых Штатов.
Рексфорд Тагуэлл – это перспективный парень, который очень нравился Леониду за предлагаемые идеи. Сначала он предлагал внедрить государственное планирование, по образцу советского Госплана, чтобы преодолеть Великую депрессию, но потом, когда ему сказали, что это всё политически неверно, Тагуэлл подумал несколько недель и предложил опыт Мексики.
Он жаловался Леониду, что его никто не слушает, а ведь он предлагает рабочие решения, которые уже подтвердили свою эффективность на практике.
И сразу понятно, что политика Рексфорда не волнует, ему плевать на идеологию – он просто увидел две модели, способные вывести США из кризиса, после чего предложил реализовать их, в какой-то форме.
Сторонников «Нового курса» и так называют коммунистами, за то, что Рузвельт централизованно распределяет деньги налогоплательщиков на крупные инфраструктурные проекты, в чём кто-то видит руку Дворца Советов, а Тагуэлл предлагает пойти ещё дальше. Естественно, никто не хочет ничего подобного.
На Рузвельта в начале года покушался «защитник хорошей Америки», но, к счастью, он не прошёл дальше внешней линии телохранителей – тем не менее, это был повод задуматься.
Леонид же хотел предложить ограниченное применение мексиканского опыта: картелизовать и централизовать лишь некоторые сегменты экономики, самые критические, а потом, когда кризис минует, расформировать эти картели, будто и не было их никогда. По его расчётам, это позволило бы решить проблему с Великой депрессией за пару-тройку лет, тогда как при нынешней государственной политике депрессия никуда не уйдёт и будет с американцами ещё долгие годы… (1)
– Всё ещё считаю, что ограниченное применение нам не повредит, – произнёс Курчевский.
– Мы не будем этого делать, – заявил Рузвельт. – Мне не нравится то, что происходит в Мексике, мне не нравится идея плановой экономики СССР – оба этих случая не нравятся мне тем, что кто-то может усмотреть в этом признание их правоты. А это будет плохо для следующей избирательной кампании. Так что нам повредит даже просто публичная повестка подобных вопросов.
– Хорошо, я тебя понял, – вздохнул Леонид.
– У меня есть для тебя хорошая новость – в бюджете на следующий год будет сильно увеличено финансирование армии, – решил подсластить пилюлю президент. – И ещё кое-что. Я побеседовал с директором Гувером – ему запрещено проводить какие-либо следственные действия в твоём отношении. Если выяснится, что он нарушил мой приказ, то я найду нового директора ФБР.
– А вот за это спасибо! – заулыбался Леонид. – Какой из меня фашист – я просто торгую оружием!
– Ха-ха-ха! – рассмеялся Рузвельт. – Джон просто иногда чрезмерно увлекается – отнесись к этому с пониманием.
*29 ноября 1936 года*
«Дорогая моя Мария Константиновна…» – начал Аркадий письмо.
По линии Центра к нему поступила информация, что Бострем обижена на него – это передал Курчевский.
Казалось бы, причин обижаться у неё быть не должно, ведь он сделал для неё всё, но Мария Константиновна обижается на то, что он не прислал ни одного письма.
И вот он решил послать официальное письмо, чтобы начать переписку.
На самом деле, роль Марии Константиновны Бострем в его становлении довольно-таки хорошо известна – Агриппина Павловна, бывшая служанка в доме Бострем, написала в 1926 году мемуары, что стало модно, когда по всему Союзу пошла волна рефлексии.
В этих мемуарах, незатейливо озаглавленных как «Мемуары служанки», довольно-таки подробно описывалось, как Мария Константиновна нашла Аркадия практически на улице, обучила, устроила во Владимирское военное училище, после чего он смылся на войну.
И если бы на посту председателя ОГПУ заседал кто-то вроде Ягоды или Ежова, а не Дзержинский, хорошо знающий эту часть биографии Аркадия, это послужило бы достаточно веским поводом для ареста и последующей казни. «За связи с контрреволюционными элементами».
Но сейчас это просто факт из юности генерал-лейтенанта Немирова…
– Ты долго ещё тут председательствовать будешь? – заглянула в кабинет Людмила. – Скоро заедет Артём – заберёт детей.
– И сколько у нас будет времени? – спросил Аркадий.
– Часа четыре, если Александра не начнёт капризничать, – ответила жена.
– Хватает же времени, – сказал Аркадий.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась Людмила.
– Да письмо пишу, – ответил Немиров. – Хотя бы начало…
– Бросай всё, – покачала головой жена. – Я слишком долго ждала этого дня и не хочу терять ни минуты!
– Ладно, – вздохнул Аркадий.
Личного времени у них слишком мало, поэтому проблема даже просто побыть наедине – Людмила решила, что это нужно подчинить плану, чтобы все были довольны.
Товарищ Артём, также известный, как Фёдор Андреевич Сергеев, подстраховал – он забирает детей к себе, где они могут поиграть с его сыном Артёмом и двумя дочерями, Марией и Ниной.
– Всё, приехал! – увидела Людмила машину через кухонное окно.
Дети были переданы Артёму и Аркадий с Людмилой остались одни.
Четыре часа пролетели незаметно – помимо основного интереса жены, они также совсем немного поработали над новым тактическим наставлением, которое Аркадий уже давно собирался написать, но всё руки не доходили…
А когда Артём вернул детей, Аркадий вышел с ним во двор.
– Повеселились? – усмехнулся нардеп от Украинской ССР.
– Ещё как, – улыбнулся Аркадий. – У вас как всё прошло?
– Возил детей в аквапарк, – ответил Артём. – Потом в кино съездили.
Крытый аквапарк построили недалеко от парка Лефортово. Он занимает площадь двадцать тысяч метров квадратных, в нём есть четыре крупных горки, десяток бассейнов и три кафе разной тематики.
В выходные дни туда спонтанно идти бесполезно, так как легко можно простоять в очереди вплоть до закрытия, а вот в будни нагрузка средняя. Но Артём, судя по всему, всё предвидел, поэтому заранее купил билеты.
– Здорово, – кивнул Аркадий. – Спасибо.
– Да не за что! – отмахнулся Артём. – Ты, кстати, слышал, что в Эфиопии происходит?
– Ага… – вздохнул Немиров.
– Как думаешь, это надолго? – поинтересовался Сергеев.
– Сейчас всё похоже на кульминацию, – ответил Аркадий. – А дальше только вниз, к деэскалации. Но Хайле Селассие теперь, судя по всему, мало просто прекращения войны.
Муссолини рассчитывал, что удастся закончить быстро, но не получилось, поэтому возможные прибыли теперь точно будут сильно меньше понесённых расходов, а закончить быстро это уже нельзя.
Эфиопская империя мобилизовала уже более полумиллиона человек, а итальянский контингент составляет 190 тысяч только солдат, не считая обслуживающего персонала. Италия уже взяла кредит у Великобритании и Франции, чтобы оплачивать эту дорогостоящую войну, поэтому всё выглядит так, будто Эфиопия побеждает.
Но в рядах эфиопов начались эпидемии, вызванные большой скученностью, а у итальянцев более высокий уровень медицины, поэтому они страдают от дизентерии и холеры гораздо меньше.
Хайле Селассие сейчас держится только за счёт бесплатных поставок оружия и боеприпасов, а также помощи со стороны Японии – итало-японские отношения сильно подпорчены из-за Китая, за торговлю с которым грызутся эти страны. Японское правительство решило, что Италия – это торговый враг, поэтому нужно её унизить.
У государств нет друзей, есть только статичные и динамичные интересы, поэтому потепление отношений с Японией, на почве совместной помощи Эфиопии, не значит вообще ничего. Но когда придёт время, когда появятся уникальные условия, план «Тэйкоку Рикугун» (2) будет реализован – теперь неизвестно, какие будут резоны у Японии.
Из-за угрозы реакции СССР, Япония не получила на континенте вообще ничего – она оккупировала лишь Тайвань, а Гоминьдан просто проглотил это, потому что страшно.
Японцы активно торгуют с соседями, они не завязли в Китае, экономика восстанавливается после депрессии, а их армия и флот выглядят готовыми к войне.
– Ещё бы ему было не мало, – усмехнулся Сергеев. – Всё-таки, хорошо, что Совет одобрил выделение помощи…
На самом деле, ответственные люди прекрасно знают, что стране просто некуда девать производимые оружие и боеприпасы. Торговый экспорт занимает лишь 5,7% объёма произведённого, а остальное отправляется на многочисленные склады, разбросанные по всему Союзу.
Когда начнётся Вторая мировая, нынешних объёмов производства будет маловато, их придётся удвоить или даже утроить, но для мирного времени текущее производство избыточно и это вызывает вопросы у некоторых…
Так что поставки в Испанию и Эфиопию не требуют создания каких-то отдельных производственных мощностей, а происходят со складов. И это гораздо дешевле, чем содержание ОКСВИ – этот вопрос очень часто поднимают в Верховном Совете. У них же есть аргумент – с Эфиопией ограниченная помощь работает отлично, поэтому нет причин считать, что с Испанией не сработает.
– Эх, пойду я, наверное, – засобирался Аркадий. – На следующих выходных встретимся у Микояна на даче. Ну и заглядывай среди недели – я тут кое-куда уезжаю в понедельник, но в четверг-пятницу точно буду в Кремле.
– Обязательно, – улыбнулся Сергеев.
Примечания:
1 – В очередной раз о Великой депрессии – рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» – спешу напомнить тебе, уважаемый читатель, что действия Рузвельта, по моему мнению, одного из лучших президентов в истории США, никоим образом не остановили и не обернули вспять Великую депрессию, а лишь ослабили её симптомы. Полностью избавила США от неё только Вторая мировая война, которая в 1941 году позволила направить 14,6% взрослого трудоспособного населения, всё так же остававшегося без работы, на фронт и на оборонные заводы, тем самым решив проблему безработицы, преследующую США аж с далёкого 1929 года. Рынок труда от этого начал нагреваться, но не сильно – экономика тогда слегка отличалась от современной и в сфере сервиса было не так много народу, как сейчас. Ну и оборонные заказы эпических масштабов, конечно же, благотворно сказались на состоянии экономики и Великая депрессия, в конце концов, была побеждена. В общем, если бы этой войны не было, то её, с точки зрения США, стоило бы начать, а то совсем что-то кисло. Поэтому, собственно, Японскую империю практически открыто провоцировали на конфликт – война в Европе-то может и хороша, но раскручивать маховик военной машины надо постепенно, а не сразу прыгать в омут с головой.
2 – «Тэйкоку Рикугун» – в переводе с японского языка это значит «Сибирский поход японской армии» – вообще, «Тэйкоку Рикугун» японцы называли непосредственно нападение на СССР, но это нападение было частью общего плана «Кантогун токусю энсю», что переводится как «Особые манёвры Квантунской армии». План вторжения крутился вокруг философии спелой хурмы, то есть, нападение должно было начаться в момент наибольшей слабости СССР, чем могло бы стать падение Москвы. Этот план был увязан по срокам с немецким «Барбароссой» – изначально они договорились, что после успеха немцев японцы сразу же ударят, быстро и решительно. Но успехи немцев были сочтены незначительными, поэтому они придумали отмазку – вот когда СССР отведёт часть своих дивизий с Дальнего Востока, вот тогда-то мы и бахнем. Только вот дивизии с Дальнего Востока никто не увёл, их по-прежнему было слишком дохрена для японцев – от 20 до 40 штук, поэтому японцы не рискнули. Но план числился на повестке японского генштаба до 1944 года, правда, это не помешало ему, после жестокого стратегического изнасилования немцев на Курской дуге, начать разрабатывать планы по защите неправедно приобретённых территорий от советских войск. Кстати, в 1942 году британцы считали нападение Японии на СССР практически неизбежным и ломали голову над тем, когда именно.
Глава девятая
Свободная пресса
*1 декабря 1936 года*
Проект «Спираль» – вот зачем Аркадий прилетел в Гурьев.
За последние полгода НИИ «Кадмий» осуществило семимильный рывок в проекте, что напрямую связано с успехами НИИ «Халцедон», то есть, с полупроводниками и электронными лампами.
Элементную базу «кадмийцы» выбрали полупроводниковую, поэтому получали от «халцедонцев» самые свежие материалы и были осведомлены об их прогрессе лучше, чем Аркадий. А всё потому, что «Спираль» – это приоритетнее радио.
Из «Спирали» тоже торчат уши Иоффе, который работает с тремя НИИ, но тут у него консультативная роль.
«Спираль» – противокорабельная ракета, управляемая по медному кабелю, армированному капроном.
Техническое задание Аркадий ставил однозначное: пуск должен производиться с дистанции шесть километров, поэтому перед «кадмийцами» стояла непростая задача разработать технологию намотки шестикилометрового кабеля, чтобы была исключена вероятность обрыва.
Ожидается, что каждая ракета будет стоить примерно 1,5 миллиона рублей, что создаёт определённую напряжённость в жизни НИИ…
– Когда уже? – спросил Аркадий, ёжащийся от холода.
Каспийское море сегодня спокойное – метеорологи, на этот раз, не ошиблись, и погода ровно такая, какую они предсказывали.
– Время подлёта – примерно четыре минуты, – с предвкушающей улыбкой ответил Сергей Павлович Королёв.
Королёва Аркадий «вёл» с самого начала его карьеры и видел главным конструктором первой в мире противокорабельной ракеты именно его.
Гораздо больше интереса у Сергея Павловича вызывают крылатые ракеты, в сфере которых он готов работать даже в свободное от основной деятельности время, но и противокорабельная ракета его тоже интересует – именно благодаря Королёву в НИИ «Кадмий» ведётся параллельная разработка четырёх моделей ракет.
Первый проект – «Спираль-1А», сейчас приближается к берегу Каспийского моря. Эта ПКР твердотопливная, на проводном управлении, с боевой частью массой 250 килограмм.





