Текст книги "Наши уже не придут 5 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Один из взводных танков лежал на боку. Экипаж, судя по всему, не выжил. Левый борт танка был смят и порван ударной волной и крупными осколками, а башня лежала в десятке метров.

– Наводчик, посмотри, что по левому флангу! – приказал Скрупский.

– Траншеи смешаны с землёй! – доложил Любик. – Танк подпоручика Шершевского цел!

Всего у их роты было десять танков. Теперь же, по наблюдаемой Яном картине, осталось девять. Возможно, их даже меньше, так как он наблюдает только свой взвод.

Когда он вступал в бой под Познанью, у него было пять танков в подчинении, сейчас осталось два, если считать с его танком.

Пехотинцы выбрались из блиндажей и начали повторно занимать траншеи.

Немцы же уже показались на горизонте.

Ян увидел через триплекс силуэты их серых танков.

Ехали они быстро, видимо, очень спешили доехать раньше, чем пехота успеет оправиться.

На дистанции около километра немецкие Pz.Kpfw. III открыли беглый огонь из 50-миллиметровых орудий. На таком расстоянии они уже пробивают Vickers Medium, а вот 40-миллиметровые QF 2-pounder имеют шанс пробить их броню только на дистанции до 600–700 метров.

Преимущество окопа было несомненным – снаряды ложились в грунт вокруг, пролетали над башней, но не попадали.

«Под Познанью они наступали иначе», – подумал Ян, внимательно наблюдающий за немецкими танками и следующей за ними пехотой.

Ему пришла в голову мысль, что немцам уже и не надо относиться к ним серьёзно. Это в самом начале они не были до конца осведомлены о боевых качествах Войска польского, а сейчас уже всё знают…

Артиллерийский дивизион поддержал огнём – в чистом поле начали взрываться крупнокалиберные снаряды. Артиллерию сейчас берегли особенно тщательно, так как в первый день немцы показали, что бывает, когда не маскируешь каждое орудие.

– Как пересекут убойную дистанцию, сразу открывай огонь! – приказал Ян.

– Есть! – ответил наводчик.

Когда немцы приблизились на убойную дистанцию, хорунжий Любик открыл огонь.

Pz.Kpfw. III прямо по курсу получил бронебойный снаряд в башню, но не остановился. Любик засадил снаряд в нижнюю лобовую деталь, где располагается трансмиссия, повреждение которой остановило танк.

Третий снаряд пришёлся в верхнюю лобовую деталь. Только вот пробивать её снаряд не должен, не хватит бронепробития. Это понял и Любик, который перевёл прицел выше и поразил левую «скулу» башни.

Первый, на сегодня, вражеский танк уничтожен, но их тут ещё минимум два десятка…

Артиллерия ПТО, размещённая за траншеями пехоты, присоединилась к обстрелу лишь тогда, когда вражеские танки пересекли отметку в пятьсот метров.

Тут скорострельность была гораздо выше, поэтому немецкие танки начали часто искрить от попаданий и рикошетов.

И, тем не менее, немцы продолжали наступление.

Ян посмотрел в стрелковое отверстие и увидел, что башня соседнего танка чадит чёрным дымом, а из люков выбираются члены экипажа.

Это серьёзное ослабление обороны, что не сулит ничего хорошего.

– Танк Шершевского подбит! – предупредил Скрупский свой экипаж.

Пехота немцев залегла за своими танками. До этого они перемещались группами, условно прикреплёнными за каждым танком – в том же положении они и залегли. Только вот теперь они сильно отставали от не замедлившейся бронетехники, что открывало возможности для траншейных пулемётов.

Росчерки трассеров перерезали мёрзлое поле, собирая там неестественный урожай…

Когда вражеские танки пересекли отметку в триста метров, из траншеи в небо взметнулась зелёная ракета.

Почти сразу же из леса открыл огонь «хитрый план» майора Богдановского – замаскированные там пять орудий противотанковой обороны.

– Пока они обосравшиеся, одиннадцать часов, Pz.Kpfw. III! – дал целеуказание наводчику Ян.

– Есть! – ответил Любик, навёл орудие и выстрелил по цели.

– Снаряд готов! – отрапортовал заряжающий.

– Есть попадание! – сказал Скрупский. – Двенадцать часов, рядом с ним – в башню, два!

Они били прямо в левые борта немецких танков. Борта, как известно, имеют самое слабое бронирование.

Это резко изменило боевую обстановку – в первые секунды были подбиты сразу четыре танка, а оставшиеся в строю резко изменили поведение. Они остановились и повернулись под острым углом относительно фронта. Таким образом, они увеличили вероятность рикошета при фланговом обстреле, а также незначительно усилили свою лобовую броню.

«Если бы они умели ездить ромбом, цены бы не было этим танкам…» – подумал Ян.

Задние же танки повернули башни и открыли ответный огонь по ПТО.

– Воздух! – услышал Скрупский откуда-то снаружи.

Рядом засела пехота, которая смотрит за тем, что происходит на поле боя и над ним.

Сквозь грохот боя стали слышны характерные сирены.

«А вот теперь это начинает походить на Познань», – прислушался Ян к ощущениям.

Точечно работала немецкая артиллерия – это значило, что польские орудия либо уничтожены, либо отведены в тыл.

«Да где это – в тылу?» – с горечью подумал Скрупский.

По броне что-то с силой ударило.

– Все целы⁈ – спросил Ян.

– Заряжающий – цел!

– Механик-водитель – цел!

– Наводчик – цел!

– Я тоже цел, – произнёс Ян.

Вероятно, немец попал, но отрикошетило.

Pz.Kpfw. IV утюжили траншеи из своих короткоствольных орудий, а польская пехота отстреливалась из противотанковых карабинов.

Время противотанковых карабинов wz. 27 уже давно прошло – их бронепробития недостаточно даже для поражения танкеток, ведь на дистанции 200 метров они пробивают всего 10 миллиметров стали, но с вооружения их никто не снимал, так как всегда есть шанс попасть в смотровую щель или заклинить башню…

– Два часа, Pz.Kpfw. IV! – скоординировал Ян наводчика.

– Есть! – ответил тот.

– Мимо, курва-мать! – выкрикнул Скрупский. – Повтори!

– Верхняя полка на исходе! – сообщил заряжающий. – Перекладываю!

Немецкая пехота подползла настолько близко, что уже сама начала применять противотанковые ружья – по башне Vickers’а Скрупского защёлкали пули. Эти тоже не могут ничего сделать современным танкам, но противотанковых ружей, в своё время, наделали столько, что просто жалко списывать.

Любик поджёг ещё один танк, на этот раз Pz.Kpfw. IV, после чего прошёлся по пехоте из спаренного с орудием пулемёта. Несколько раз, для острастки – вражеских танков ещё слишком много, чтобы тратить время на пехоту.

Вражеские пикирующие бомбардировщики сбросили на лес зажигательные бомбы.

– Сигнал! – сообщил заряжающий. – Красная ракета!

– Механик, задний ход! – приказал Скрупский.

Согласно плану, кто-то должен будет остаться на передовой, чтобы задержать врага, пока остальные отходят на основную линию, но танков это не касалось. Оставлять танкистов смертниками – это слишком расточительно.

В командирский люк кто-то с силой застучал.

– Ты кто⁈ – удивился Ян.

– Шершевский! – ответил визитёр. – Запустите на место радиста!

Скрупский открыл люк и сразу же прижался к стенке, чтобы пропустить нового члена экипажа.

Его тёзка, Ян Шершевский, протиснулся в башню, после чего ужом проскочил на свободное место.

– Мне жопу подпалило! – пожаловался он, садясь на пол.

– Остальные⁈ – спросил Скрупский.

– Нет-нет… – ответил подпоручик Шершевский. – Там всё! Пехоту прижали, танков осталась пара-тройка штук, считая твой! Надо выходить из боя! Была ракета! Я как увидел, сразу к вам ломанулся из траншеи!

– А остальные твои где⁈ – ответил на это Скрупский.

– Нет больше никого! – ответил Шершевский. – Двое в танке сразу всё, а один в траншее остался!

Танк начал медленно пятиться, на единственной задней передаче, позволяющей ехать со скоростью два километра в час.

Когда они скатились со всхолмья, Довбор развернул танк, а Любик развернул башню назад.

– Пехоту оставляем! – произнёс заряжающий.

– Да нет там почти никого! – ответил на это Шершевский. – Я только что был там! Прибавь ходу!

– На дорогу выезжай! – приказал Ян. – Нужно как можно быстрее занять оборону на основной линии!

– Есть! – ответил подхорунжий Довбор.

На полевой дороге танк развил около сорока километров в час. Немцы стреляли вслед, но ни разу не попали – и так проблема куда-то попасть, а тут ещё и движущаяся мишень…

Основная линия находилась в четырёх километрах от передовой линии и уже наполнялась отступившими подразделениями. Счастливчиков из пехоты эвакуировали на грузовиках, но по дороге Ян видел пехотинцев, отступающих пешком. Их было немного и это, по сути, дезертиры, потому что они просто физически не могли обогнать танк после подачи красной ракеты.

Глядя по сторонам, Ян искал другие танки, но не находил ни одного из своей роты. На линии уже стояли танки из 10-й кавалерийской бригады – видимо, командование ставит на это направление всё.

Но это значит, что северное направление ослаблено и если там прорвутся немцы, то оборона Конина сразу же падёт.

Скрупский не стал останавливаться, а его никто не останавливал – по танку видно, что он прямиком из боя и без боекомплекта и топлива.

Они поехали дальше, в Конин.

– Сразу направляйся на вокзал! – приказал Скрупский, когда они въехали в черту города. – Там поживимся снарядами и топливом, а ещё танк осмотрим!

На дорогах были заторы – население до сих пор эвакуировалось из города.

В один момент Яну надоело жечь остатки топлива и он приказал ехать по тротуару.

Добравшись до вокзала, они со своим танком невольно присоединились к общей толчее. Гражданские стремились попасть на уже переполненные поезда.

– Маршрут «Конин-Варшава», дамы и господа! – саркастичным тоном провозгласил Ян Шершевский. – А вот нам хренушки!

– Займись делом, – сказал ему Скрупский. – Выбирайся из танка и разгоняй толпу – нам срочно нужно на склады!

От основной линии до города они ехали минут двадцать, но из пригорода до вокзала добирались ещё столько же.

– Снаряды есть⁈ – схватил Ян Шершевский интенданта за ворот. – Есть, спрашиваю⁈

– Снарядов навалом, топлива дохера! – ответил тот. – Берите, что хотите! А вот еды и воды нет…

– Вот сука… – с досадой ругнулся подхорунжий Довбор.

– Если у вас найдётся пара пачек сигарет, могу найти кольцо колбасы и две фляги воды, – сделал предложение интендант.

– Всё у тебя есть, мразота… – поморщился Довбор.

– Неси, – вздохнул Скрупский и достал из планшета две непочатые пачки английских сигарет.

Интендант сбегал за товаром, а Скрупский с экипажем занялся загрузкой боеприпасов.

Шершевский сходил на топливный склад, где договорился о заправке танка.

В городе эвакуационный хаос, но интендантская служба не спешит покидать свои посты. Бензин и снаряды они продавать не рискуют, за такое и пристрелить могут, а вот всё остальное – запросто…

Колбасу честно разделили, а воду разлили по личным фляжкам.

Перекусив хоть чем-то, экипаж загрузил боеприпасы в танк, заправил его, после чего поехал обратно на основную линию.

Приказа стоять насмерть никто не отменял…

Примечания:

1 – Интернирование – от лат. internus «внутренний; местный» – это принудительное задержание и изоляция определённой группы людей или военных подразделений во время войны или по политическим причинам. Например, если армия одного государства, например, Польши, пересекла границу нейтральной страны, например СССР, эту армию могут разоружить и закрыть в лагерях, чтобы они не участвовали в войне. Но интернирование может применяться и к гражданским лицам одной из воюющих сторон, которые пересекают границу или находятся на территории нейтральной или воюющей страны. Как, например, лиц японской национальности отправили в лагеря в США – всего 120 тысяч человек, 62% которых имели американское гражданство. В Канаде тоже интернировали японцев, но там вышло всего около 22 тысяч человек. Чисто технически, это были насильственные действия по национальному признаку, но так в неприличном обществе лучше не говорить, а то это не нравится нашим либерахам, которые яростно кидаются на защиту своих настоящих господ, как недавно оказалось, вполне официально кормивших их с обеих рук. Только вот вся эта самоотверженная защита хозяйского имиджа разбивается об один факт: в 1988 году президент Рональд Рейган принёс официальные извинения за это интернирование, вызванное «расовыми предрассудками, военной истерией и ошибками политического руководства», а также назначил компенсацию от государства, что говорит лучше тысячи слов.

Глава двадцать вторая

Любовники Кали

*28 февраля 1939 года*

– Я считаю, что это мир для нашего поколения, – оторвав взгляд от текста соглашения, произнёс Чемберлен. – Мы благодарим вас от всего сердца. Идите домой и хорошо выспитесь.

Толпа, собравшаяся на Трафальгарской площади, взорвалась восторженными аплодисментами.

Ценой этого соглашения стала Польская республика, уничтоженная в ходе скоротечной войны. И Невилл считал, что это малая цена соглашению с Гитлером.

Договор о ненападении, подписанный в рамках 3-й Берлинской конференции, стал венцом британской дипломатии. Вторая великая война, между Великобританией, Францией и Германией теперь невозможна и последняя может полностью сфокусироваться на настоящей проблеме этого мира…

Поездка в Берлин считалась Невиллом крайне удачной. Британская общественность, судя по проведённым опросам, поддерживает политику умиротворения европейских диктаторов.

– Едем в Букингемский дворец, – распорядился Чемберлен, севший в служебный «Daimler Straight Eight». (1)

Большевистская Россия – это не Европа, европейские дела её не касаются, но она слишком большая, чтобы просто игнорировать её.

Комитет начальников штабов предоставил Чемберлену доклад, который зачитал начальник Имперского Генерального штаба, генерал Джон Верекер, 6-й виконт Горт.

В этом докладе приводятся все добытые разведкой сведения о боеспособности РККА, её материально-техническом обеспечении, примерной численности и способности вести длительную войну.

Общая картина складывается пугающей. У СССР превосходство в численности действующей армии и мобилизационного ресурса. Промышленность развита хуже, чем в Германском рейхе, но потенциал роста у неё гораздо выше, за счёт огромных подконтрольных пространств.

Численность населения СССР, по официальным данным, составляет 394 миллиона человек. Из них 189 миллионов проживают в РСФСР, а ещё 87 миллионов в Китайской ССР. Остальные 118 миллионов населения проживают в других союзных республиках.

И в этом главная уязвимость СССР – чрезмерная полиэтничность. Они сильно ослабили её влияние с помощью широчайшей автономии, но межнациональные противоречия – это то, на чём всё ещё можно сыграть…

Всё-таки, Невилл считал этот странный государственный конструкт колоссом на глиняных ногах. (2) По его мнению, просто невозможно держать в единстве и согласии такое количество разных народов. Если такое и возможно осуществить, то только с помощью острого штыка и кованого сапога, как в десятках империй прошлого.

У него, как и у многих его коллег, находящихся у власти, устоялось мнение, что, действительно, достаточно лишь пары точных ударов в основание, чтобы эта уродливая глыба рухнула…

Подкрепляла это мнение та особенность малых народов, в большой степени проявившая себя в последнее время – центробежная сила. Сепаратизм, национализм, фашизм, изоляционизм и прочие «измы», заволокли политическое небо Европы.

– Чего уж говорить об этом «новообразовании»… – прошептал Невилл с усмешкой. – Все их лозунги, о единстве, равенстве и братстве – это для черни. Мы это уже проходили чуть больше века назад. Всё это быстро пройдёт, когда чернь поймёт, что её обманывают. И она снова вернётся в своё стойло, перед этим растоптав своих «освободителей».

Уже сильно за вечер, но король ожидает его в своём кабинете. Естественно, не один – с ним были лорд Галифакс и Дэвид Ллойд Джордж, 1-й граф Дуйвор, виконт Гвинед, а также сэр Хью Фрэнсис Пейджет Синклер, глава SIS.

Чемберлен уже давно чувствовал, что над его головой сгущаются мрачные тучи. Его Величество начал больше времени проводить с Дэвидом Джорджем, а также прислушиваться к лорду Галифаксу. Невилл в последние годы концентрировался только на том, что происходит в Европе – он считает, что его игра сегодня завершилась блестящим успехом.

– Проходите и садитесь, премьер-министр, – указал король Георг VI на свободное кресло рядом с Синклером.

– Приветствую вас, Ваше Величество, – изобразил полупоклон Чемберлен. – Приветствую вас, лорды и джентльмены.

Ллойд Джордж посмотрел на него неопределённым взглядом, в котором не было ни толики добродушия или приязни. Их старый конфликт, случившийся почти вечность назад, до сих пор гложет обе стороны.

Лорд Галифакс степенно кивнул в знак приветствия, окинув Невилла холодным взглядом. Но это не признак личной неприязни, а просто он смотрит так на всех.

Адмирал Синклер же отсалютовал ему стаканом с неким янтарным напитком.

Присев, Невилл невольно запустил некий заранее подготовленный сценарий, причём главным актором в нём выступил сам король.

– Как съездили? – спросил Георг VI.

– Весьма успешно, Ваше Величество, – довольно улыбнулся Невилл. – Рейхсканцлер Адольф Гитлер будет придерживаться достигнутых договорённостей, закреплённых в пакте о взаимном ненападении. Нам удалось унять его аппетиты. Более того, он теперь разделяет наши взгляды на мир.

– Интересно, – произнёс король, не проявивший к его словам должного интереса.

– А что вы скажете, мистер Чемберлен, об Индии? – скорчив саркастическую гримасу, спросил Дэвид Ллойд Джордж. – Какие меры вы предприняли, чтобы прекратить кризис, воцарившийся там?

– Я бы не назвал это кризисом, – не дал Невиллу ответить Хью Синклер. – Это больше похоже на полномасштабное восстание.

– Вопросами колоний занимается специально назначенный человек, министр колоний Малколм Макдональд, – всё-таки смог вставить реплику Чемберлен. – Я занимаюсь лишь общим руководством и предпринимаю всё, что в моих силах. Но Европа сейчас гораздо важнее.

– Думаете? – нахмурил брови Георг VI. – Как могут быть чужие страны важнее наших собственных интересов?

– Если Европу охватит пламя, колонии – это будет последнее, что нас взволнует, – ответил на это Чемберлен. – Макдональд является компетентным министром и он скоро со всем…

– Ваш человек занимается Палестиной, – перебил его Дэвид Ллойд Джордж. – Почему я знаю об этом лучше, чем вы?

– Пока что, контроль за колониями взяло на себя моё ведомство, – добавил адмирал Синклер. – Но мы противостоим очень большим силам.

– Что вы такое говорите? – нахмурился Чемберлен. – Какое отношение MI6 имеет к Индии?

– Мои оперативники занимаются поиском и уничтожением лидеров мятежников, – улыбнулся Хью. – Наша главная цель – идеолог восстания. Это Николай Ежов, русский эмигрант, бежавший из СССР в 1931 году. Судя по всему, он сумасшедший, наслушавшийся индийских гуру и на этой почве породивший у себя в голове некое учение, основанное на любви к ближнему. Наши специалисты установили, что в этом «учении» прослеживается сильное влияние православного христианства и густо намешано ещё чёрте чего… Ничего этого, как я вижу, вы не знали.

– Какое мне дело до религиозных фанатиков? – спросил искренне изумлённый Невилл. – Вчера я предотвратил вторую Великую войну!

– В ущерб делам колоний, в ущерб нашим государственным интересам, – поморщился король. – И это непростительно.

– Нет ничего важнее колоний! – вторил ему Дэвид Ллойд Джордж.

– Великобритания всегда думала только о себе, – произнёс лорд Галифакс. – Именно это привело её к величию и превратило в Империю, над которой никогда не заходит Солнце. Я хочу сказать, что у меня ощущение, будто вы думаете не только о Великобритании, мистер Чемберлен.

– Ваше Величество, вы хотите моей отставки? – всё верно понял Невилл.

– Ваш пост займёт лорд Галифакс, – произнёс Георг VI. – Я надеюсь, что вы понимаете, что ваша отставка будет добровольной и почётной, ввиду ваших нынешних достижений?

Невиллу показалось, что весь мир перевернулся с ног на голову.

Он вернулся в Лондон, как триумфатор, но покинет Букингемский дворец, как никому не нужный изгой.

Дэвид Ллойд Джордж позволил себе торжествующую улыбку.

– Граф Дуйвор займёт пост министра колоний в новом кабинете лорда Галифакса, – продолжил король. – Можете идти, мистер Чемберлен. Завтра утром лорд Галифакс будет ожидать вас в вашем бывшем кабинете.

Покидая Букингемский дворец, Чемберлен думал лишь об одном.

«Я слишком увлёкся внешней политикой, напрасно понадеявшись на свой кабинет», – прокручивал он в своей голове. – «Индия, будь проклята Индия…»

– Я пошёл вам навстречу, лорд Галифакс, – произнёс король, когда Невилл покинул кабинет. – Теперь я жду, что вы сделаете так, что я больше не услышу никаких плохих новостей из Индии.

– Да, Ваше Величество, – ответил лорд Галифакс.

*9 марта 1939 года*

– Умри… – улыбнулся Николай и медленно вдавил тесак в глотку испуганного солдата.

Тёмно-красная кровь потекла по лезвию, обагрив рукоять и обе руки Ежова.

Выдернув лезвие из глотки мертвеца, он поднялся на ноги и огляделся.

Захват города Катака проходил строго по разработанному им самим сценарию.

Часовые были вырезаны в ночной тьме – тревога не была поднята, поэтому боевые группы военного крыла его секты беспрепятственно проникли в город и начали «посещать адреса».

Военное крыло он назвал «Кали ке преми», что на русском означает «Любовники Кали».

Это его главная находка, изначально не предусмотренная Центром – замешивать свой культ с местными верованьями. И это была настоящая находка – верующие сами начали объяснять для себя пробелы в его культе, а также куда охотнее вступать в его секту. Ведь это те же боги, те же принципы, но с новой основой – Любовью.

Николай приказал не жалеть англичан и тех, кто им сочувствует. Багровые потоки потекли по улицам Катаки…

Наибольший интерес для него представлял «Гранд Отель», в котором, по сообщению от Центра, разместился агент SIS, Альфред Лоутон.

SIS, также известная, как MI6 – это его главный враг в Индии.

Оперативники, агенты, сексоты и просто наёмники ищут его по всей стране, ведь никто не знает, где он сейчас и где будет завтра. Но эти ищут его по служебному долгу или за выплаченный аванс.

А есть те, кто хочет получить обещанную награду за его голову – 100 000 фунтов стерлингов. Будь у него запасная голова, он бы сам явился за наградой…

И, да, несмотря на то, что он нарушил инструкции, данные ему Центром, работа по его основной задаче продолжается: КГБ снабжает его ценными сведениями, а он делает то, что прикажут.

Его движение на юг крепко связано с планами Центра – он берёт только те города, на которые укажут, убивает тех, на кого укажут, а также агитирует там, где укажут.

Сотрудничество вполне плодотворно и взаимовыгодно. Николай ещё не признавался в этом даже себе, но, в глубине души, уже отделял себя от Центра. Есть он, и есть Центр.

Также он понимал, что Индия – это навсегда. Назад дороги больше нет, он сам сжёг последний мост. Да и проект очень большой, возможно, что длиною во всю жизнь…

Услышав шорох, Николай выхватил из кобуры револьвер «Уэбли» и разрядил его в кусты. Кто-то вскрикнул, а Ежов, словно голодный тигр-людоед, кинулся в кусты, где нашёл раненого солдата, пытающегося вытащить из ножен штык-нож.

Сделать этого он ему не дал…

Ночь вновь прорезал истошный вопль, как десяток раз до этого.

Город уже взят, поэтому таиться нет никакого смысла – Николай сегодня решил лично поохотиться на разбежавшихся солдат гарнизона.

Без офицеров, большую часть которых вырезали вместе с семьями прямо в постелях, солдаты оказались неспособными дать организованный отпор.

Потери среди «Любовников Кали» составили жалкие 112 человек, что вообще ничто, если сравнивать с тем, скольких они потеряли при штурме Индора. Тогда погибло 844 «любовника», не считая рядовых сектантов, потери которых никто даже не считал.

В «любовники» берут не каждого сектанта. Чтобы стать им, необходимо пройти обряд инициации – ритуал отречения, испытание пламенем, а также поцелуй Кали.

Ритуал отречения – семь дней и ночей одиночества и медитации, в течение которых кандидат молится и отвечает на три главных вопроса.

Первый вопрос: «Что я люблю настолько, что готов убить и умереть?»

Второй вопрос: «Что в этом мире должно быть уничтожено?»

Третий вопрос: «Какую истину я готов нести, даже если весь мир обернётся против меня?»

На восьмую ночь инициированные «любовники» омывают кандидата в крови буйвола.

Испытание пламенем – самое короткое, но самое сложное. Кандидат помещает левую руку в пламя и держит её там столько времени, сколько нужно, чтобы произнести «Любовь сжигает слабых, но я – её меч!»

Поцелуй Кали – это уже формальность. Кандидат наносит себе на лоб порез собственным мечом и приносит клятву.

Ежов, уставший бегать по окружающим город джунглям, вернулся в передовой лагерь его небольшой армии.

Он проходил мимо полевого госпиталя, в котором врачи пытались помочь раненым и спасти умирающих.

– Что у нас тут? – заглянул Николай в одну из палаток.

Внутри лежал один из «любовников», живот которого был разворочен пулей «дум-дум». Это в международных войнах британские солдаты не применяют экспансивные боеприпасы, но в Гаагской конвенции ничего не говорится о подавлении колониальных восстаний…

– Я – клинок Любви, очищающий мир огнём и кровью… – хрипя, произносил свою клятву «любовник Кали». – Я не боюсь ни боли, ни смерти, ибо Любовь вечна… Я отвергаю слабость и принимаю силу… Пусть Кали ведёт меня в битве, пусть Равенство направляет мой удар, пусть Истина горит в моём сердце…

– Уходи с миром и в Любви, – осторожно похлопал его по плечу Николай. – Твоя жертва не была напрасна – ты приблизил свободу Индии.

Его окружают истовые фанатики, которым абсолютно нечего терять.

Он даже придумал способ «искупления проступков» – проникать в контролируемые британцами города, подбираться к полицейскому участку или гарнизону, после чего подрывать себя вместе с полицейскими или солдатами.

Один из провинившихся, похитивший британского предпринимателя Чарльза Уинслета, и требовавший у колониальной администрации выкуп, был пойман «любовниками» и приведён к раскаянию. Ежов тут похищениями ради выкупа не занимается и другим запрещает.

Этот провинившийся, Прадеш, получил гранату, облепленную тротилом и гвоздями, и нашёл подходящую цель – он должен был устранить генерала Клода Окинлека, командовавшего 3-й индийской пехотной дивизией.

Генерал Окинлек бравировал тем, что не боится Ежова, поэтому ходил по городу с одним охранником. И это была главная ошибка всей его жизни.

На рынке города Мирут прогремел взрыв, унёсший жизни трёх человек и покалечивший восьмерых. Среди убитых был сам Прадеш, генерал Окинлек и его телохранитель, самоотверженно бросившийся закрывать своего командира.

Это было громкое убийство, напугавшее всех британцев, проживающих в Индии, но оно было лишь началом серии устранений…

Провинившиеся, называемые «Чхаямритью», то есть, «Смертная тень», сеют смерть по всей Индии, подрывая себя вместе с целями и случайными людьми, в случайных местах и в случайное время.

Никто не знает, где прогремит следующий взрыв, поэтому-то их и называют «Смертной тенью».

Один из таких провинившихся даже взорвался рядом с Ганди. Сам Махатма сильно критиковал Ежова и его секту с самого начала. Но после взрыва он заткнулся и избегал этой темы в своих речах. Николай не собирался давать намёк, но вывод он сделал.

Ежов обладает максимальным идеологическим влиянием – его методы, в отличие от методов Ганди и остальных «миролюбов», показывают потрясающую эффективность.

Колониальные власти, начавшие с жестокого подавления восстания, вынуждены были сменить тактику, ведь единственное, чего они добились насилием – это приток неофитов в секту «Путь любви».

Теперь «непротивлением злу насилием» занимаются британцы, неожиданно для всех представшие в виде добродетельных христианских джентльменов…

Они начали договариваться с местными лидерами, видеть в индийцах людей и делать красивые жесты с гуманитарным снабжением наиболее спокойных регионов.

Всё это было красиво и забавно, но совершенно неэффективно, ведь Индия уже распробовала вкус крови завоевателей.

«Индия сейчас – рассвирепевший тигр, алчущий плоти врагов», – подумал Николай, направившийся к своему временному штабу.

Из города доносились редкие выстрелы и вскрики.

– Город мой? – осведомился Ежов, севший во главе раскладного стола.

– Город ваш, господин, – улыбнулся Хитеш Дагар, командир «Любовников Кали». – Вы слышите предсмертные вопли последних британцев.

– Британское подкрепление из Пури уже выдвинулось, – сообщил командир разведки, Манну Танвар.

– Их встретят достойно? – уточнил Николай.

– Как дорогих гостей, – улыбнулся Танвар.

– Тогда добивайте последних британцев и уходим, – приказал Ежов. – Наша работа здесь закончена.

Они никогда не занимают города. Для британцев потерянный город – это как красный флаг для корниловца, поэтому они склонны бросать все доступные силы для возврата контроля.

Несколько раз Николай этим пользовался. Он демонстративно брал город, оставлял там заведомых смертников, а сам, с основным войском, устраивал засаду. И когда британские колониальные войска подходили к якобы всё ещё занимаемому Ежовым городу, они оказывались в смертельной ловушке. Живыми уходили единицы…

Но, к разочарованию Николая, британцы начали учиться на своих ошибках и больше в такие дурацкие ситуации не попадали.

– Поторопитесь, – произнёс Ежов и направился к своему броневику «Universal Carrier» от фирмы «Vickers-Armstrong», «позаимствованному» из автопарка гарнизона города Дханбад.

*20 марта 1939 года*

– Тревога! – выкрикнул часовой и успел сделать выстрел. – Враги!

Ежов вскочил с раскладной кровати и выхватил револьвер из-под подушки.

Нападение на секретный лагерь было полной неожиданностью.

Револьвера в таких случаях бывает маловато, поэтому он открыл свой походный ящик и вытащил из него автоматическую винтовку Браунинг М1922.

Подпоясавшись ремнём с четырьмя патронными подсумками, он рассовал по карманам четыре советские гранаты РГУ-1 без осколочных рубашек, после чего взвёл затвор автоматической винтовки и выскочил на улицу.

Бой уже шёл несколько минут.

«Любовники Кали» показали хорошую выучку и не разбежались, а заняли круговую оборону.

Николай оценил обстановку, понял, что атакуют их со всех сторон, поэтому принял единственное верное решение – со всех ног помчался к бронетранспортёрам.

В ночном небе раздался характерный свист и в лагере начали взрываться артиллерийские мины, что заставило Ежова бежать ещё быстрее.

Он почувствовал болезненный удар в районе пояса, но проверять времени не было – надо бежать.

Добравшись до бронетранспортёра, Николай ловко перемахнул через его борт и обнаружил внутри одного из бойцов. «Любовник», что было понятно по красной ленте на берете и шраму на лбу, снаряжал запасные магазины к пулемёту Брен.