Текст книги "Наши уже не придут 5 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Последняя сейчас сражается в Испании, на стороне республиканцев, причём весьма успешно. Концепция наёмной армии, которую можно арендовать за хорошие деньги, обретает всё большую популярность – уже существуют сотни частных военных компаний разного размера. Они действуют по всему миру, исполняя волю своих заказчиков. Ни совести, ни чести, только деньги…

– Ох, чёрт, мне пора ехать, – посмотрел Леонид на часы. – Детка, я вернусь через три-четыре часа – можешь ложиться спать.

– А куда? – поинтересовалась Анна.

– На встречу в доме Бострем, – ответил Курчевский. – Не могу взять тебя с собой – эта встреча исключительно для русских эмигрантов.

– Я понимаю… – кивнула слегка расстроившаяся девушка. – Тогда я проведу это время с Кармелой.

– Мне приятно, что вы сблизились, – улыбнулся Леонид.

Он собрался и сел на катер. Идти недалеко – нужное место в Гарлеме, почти у причала.

Мария Константиновна Бострем переехала в Нью-Йорк ещё в прошлом году. Она купила себе целый этаж в «K-Air-Building», 100-этажном небоскрёбе Курчевского, который перестроила в нечто привычное для себя.

Она заказала себе нехарактерный для Нью-Йорка ампир: мрамор, позолота, шкуры экзотических животных, резная мебель в императорском стиле, колонны, пилястры и обязательная лепнина с растительными мотивами. В этом стиле не было ничего колониального, чего невольно ждёшь от американских домов, но чувствовалось что-то старорежимное, имперское…

«Орлы», – увидел Леонид, поднявшийся на нужный этаж, украшения на стенах. – «Я забыл об орлах».

Роскошная входная дверь из чёрного дерева был украшена гербом давно канувшей в Лету Российской империи, а в коридоре его встретил услужливый лакей, одетый в торжественный мундир.

– Господин Курчевский, – поклонился он. – Приветствую вас!

– Здравствуйте, – кивнул ему Леонид.

– Нижайше прошу проследовать за мной, – вновь поклонился лакей.

Этаж в K-Air-Building обошёлся Марии Константиновне в круглую сумму – она заплатила полтора миллиона долларов непосредственно за этаж, а затем вложила минимум семьсот пятьдесят тысяч в его обустройство. Отдельно к этому стоит прибавить набор императорской мебели для гостиной, купленной Бострем у СССР на аукционе. Это подлинник, некогда стоявший в Александровском дворце, что в Царском селе, обошедшийся Бострем в 215 000 долларов США. Леонид тоже за него торговался в тот день, но «отвалился» на рубеже 100 000 долларов…

– Здравствуйте, дорогая моя Мария Константиновна! – заулыбался Леонид, когда к нему вышла сама Бострём.

На ней было чёрное платье в дореволюционном стиле с высоким воротником, длинными облегающими рукавами и матовой бархатной юбкой до пола, украшенной тонким кружевом. На плечах её лежала лёгкая вуаль, а на груди блестела камея из гагата, подчёркивающая её неизменный траур. Муж её, насколько знал Леонид, погиб ещё в Русско-японскую войну, но она носит траур с тех самых пор.

– Здравствуй, Лёня, – приветливо, но сдержанно, улыбнулась ему женщина и протянула руку для поцелуя.

Курчевский вежливо поцеловал её руку и удостоился кивка.

– Мы уже собирались начать, но ты успел вовремя, – произнесла Мария Константиновна.

В обеденном зале уже присутствовали Марфа Бочкарёва, Пахом Семёнов, а также двое неизвестных Леониду мужчин. Он доброжелательно кивнул знакомым, а также вежливо приветствовал неизвестных.

– Это капитан Александр Антонович Швоб, – представила Мария Константиновна пожилого мужчину в деловом костюме. – Он прибыл из Парагвая, от небезызвестного вам Петра Аркадьевича.

– Рад знакомству, – пожал ему руку Курчевский.

– Взаимно, – улыбнулся капитан Швоб. – Я уже давно ищу с вами встречи, господин Курчевский…

– Правда? – нахмурился Леонид. – И зачем же?

– Господин Столыпин хотел бы обсудить с вами несколько интересных возможностей… – начал столыпинский посланник.

– Я вас понял, – перебил его Леонид. – Поговорим об этом позже.

– Хорошо, – кивнул Александр Антонович.

Прислуга начала заносить блюда и алкоголь, теперь уже абсолютно легальный. Никогда ещё американское общество не воспринимало ничего от правительства с таким же облегчением, с каким оно восприняло отмену «Сухого закона». А Леониду было больно – огромная статья нелегальных доходов испарилась в один миг…

– Когда я смотрю на тебя, Лёня, мне, почему-то, вспоминается один юноша, которого я когда-то приютила и пригрела на груди… – заговорила Мария Константиновна.

– Да? – улыбнулся Курчевский.

– Аркадий Немиров, – процедила Бострем. – Я подобрала его на улице, дала возможность отучиться в военном училище и как он отплатил мне? Уговорил уехать на чужбину, прозябать в этом холодном междуречье…

Леонид мог бы пожелать каждому, чтобы ему пришлось вот так «прозябать в этом холодном междуречье». Бострем владеет неплохими процентами в компаниях Бочкарёвой, Семёнова и Курчевского, а также не забывает покупать акции новых компаний, поэтому её состояние приближается к семидесяти миллионам долларов США. То, как она сейчас живёт – это голубая мечта абсолютного большинства жителей планеты Земля. Она ничего не делает лично, но её состояние растёт из года в год, даже несмотря на непомерные траты на свой «двор» и «фаворитов».

– Ни письма, ни весточки… – посетовала расстроенная Мария Константиновна.

– Мне жаль, – произнёс Леонид.

– Но не будем о грустном, – сказала хозяйка этих роскошных апартаментов. – Капитан Швоб приехал не просто так.

– Да, я приехал, чтобы обсудить некоторые возможности, которые возникли в Парагвае, – кивнул посланник Столыпина. – И я хотел бы обсудить их со всеми вами.

Он многозначительно посмотрел на последнего неизвестного, одетого в мундир с отличительными знаками лейб-гвардии Семёновского полка.

– Геннадий, оставь нас ненадолго, – попросила Мария Константиновна.

Вероятно, это был очередной «фаворит». Доподлинно известно, что никаких интимных связей «фавор» не предполагает, ведь Бострем свято блюдёт верность своему покойному мужу, но зато даёт некоторые материальные преференции – на «фаворитах» Мария Константиновна не экономит…

Она прекрасно знает, что её уже прозвали русской императрицей Гарлема, поэтому старается выставлять своё «императорское поведение» напоказ, чтобы подтвердить подобную репутацию.

Бывший лейб-гвардеец с готовностью покинул обеденный зал. Понимает, что сейчас будут обсуждаться слишком серьёзные для такого несерьёзного человека вещи.

– Господин Столыпин хочет донести до вас, уважаемые дамы и господа, что скоро в Парагвае произойдут очень значимые изменения, которые скажутся не только на самом Парагвае, но и, возможно, на всём эмигрантском сообществе, – сообщил капитан Швоб.

– Переворот? – спросила Мария Константиновна.

Судя по изменившемуся лицу Швоба, который потратил слишком много времени, чтобы вернуть ему нейтральное выражение, она задала очень правильный вопрос.

– Возможно, – произнёс посланник и, тем самым, подтвердил её догадку.

– И чем это нам всем грозит? – с усмешкой поинтересовалась Марфа Кирилловна Бочкарёва.

Леонид, старавшийся внимательно наблюдать за выражениями лиц всех присутствующих, уже отметил для себя, что она напряглась, когда Бострем заговорила о Немирове.

Он прекрасно знал, что Марфа и Пахом – это не люди Центра. У них были или до сих пор есть какие-то общие дела, но эти двое сами по себе, живут, наслаждаются жизнью в роскоши, делают бизнес и в ус не дуют.

Политических предпочтений у этих двоих, в отличие от Бострем, нет – это деловые люди, которое просто хотят тишины для своих денег. По внешнему виду не скажешь, что они бывшие крестьяне, но их аполитичность и простые желания выдают в них бывших крестьян с головой. Этого никак не вытравить.

В свете того, что Бострем бежала из России по совету Немирова, Бочкарёва и Семёнов тоже могли бежать с его подачи – во всяком случае, сделали это они сильно заранее…

– Никаких угроз для вас в этом нет, – не понял или не пожелал понять сарказма капитан. – Напротив, господин Столыпин предлагает полную свободу для инвестиций – Парагвай является очень интересным регионом, в котором очень удобно делать бизнес…

Это значит, что Столыпину страшно оставаться наедине с окружающими странами. Его власть, скорее всего, не признают, поэтому возможна гражданская война, а затем и война с соседями. А чтобы вести войну нужны деньги.

– Он выставляет Парагвай на продажу? – поинтересовался Пахом.

– Нет, – покачал головой капитан Швоб. – Он предлагает вам возможность инвестировать в Парагвай, предлагает очень низкие налоги, а также полное содействие со стороны правительства.

– Сомнительно… – произнёс Леонид.

У него уже есть опыт захвата стран и выгоды от подобных предприятий возможны только при одном условии – гарантированная стабильность. Парагвай после переворота – это что угодно, кроме стабильности. И это плохо для бизнеса.

Марфа и Пахом понимали это не хуже, чем Леонид, поэтому на их лицах был виден неприкрытый скепсис.

– Это же русские люди! – вмешалась в разговор Мария Константиновна. – Неужели вы не готовы поддержать русское дело⁈

– Не убедили, – произнёс Пахом. – Где было русское дело, когда я батрачил на помещика? А где оно было, когда я гиб в потогонке, в Астрахани?

Его слова сильно не понравились Бострем, но она о Пахоме и его биографии всё давно и прекрасно знала, поэтому лишь недовольно поморщилась, сдержавшись от каких-либо реплик. Он вхож в её дом не за происхождение, а за своё безумное состояние – она кормится отчасти и с его компаний.

– Мы – бизнесмены, – более нейтрально выразила свою позицию Марфа. – Как мы можем быть уверены, что не выкинем наши деньги в море?

– Господин Столыпин лично гарантирует это, – ответил Швоб.

– При всём уважении, но этого мало, – покачал головой Курчевский. – Нам нужно что-то более весомое…

– Вы хотите получить земли, – наконец-то, всё понял капитан.

– Схватываешь почти на лету, – усмехнулась Марфа.

– Могли бы кого-то поумнее прислать, – вздохнул Пахом.

– Да, вы всё верно поняли, – кивнул Леонид. – Нам нужны земли, которые мы сможем использовать так, как захотим. А взамен мы готовы начать инвестиции в Парагвай.

Как защищать приобретаемые земли он знает – у него для этого есть специальная компания, очень хорошо известная во всём мире, а об остальном можно не беспокоиться, так как инвестиции в Парагвай будут копеечными, ведь это маленькая страна…

– Пусть приплывает в Нью-Йорк сам, – произнёс Пахом.

– Да, мы больше не хотим беседовать со всякими посыльными, – вторила ему Марфа.

– Обязуюсь встретить его как короля, – улыбнулся Леонид. – И прошу передать ему, чтобы у него были предметные предложения, ведь все мы очень занятые люди…

– Вы закончили унижать капитана? – нейтральным тоном поинтересовалась Мария Константиновна.

– Да, можете возвращать своего лейб-гвардейца, госпожа Бострем, – кивнула Марфа.

– Я уже давно смотрю на этих соблазнительных креветок… – произнёс Леонид и подвинул к себе блюдо.

После ужина, прошедшего в непринуждённой, для всех, кроме капитана Швоба, атмосфере, удовлетворённый вечером Курчевский поплыл на свой остров, где его ждала всё ещё не лёгшая спать Анна.

На следующей неделе ему лететь в Вашингтон, обсуждать с Рузвельтом промежуточные итоги ряда проектов, а затем лично проверять ход дел на дамбе в Сакраменто.

Ему полюбился его личный гелиевый дирижабль, который, после развода, сменил название с «Кэтрин» на «Россию». На нём-то он и совершит все эти путешествия.

Он продолжает сотрудничество с «Цеппелин», они совместно строят ещё восемь больших дирижаблей – с немцев технологии и специализированные мощности, а с Леонида гелий и заказчики.

Это сплошное баловство, которое не стоит воспринимать серьёзно, ведь дирижабли никогда не смогут стать хоть сколько-нибудь весомой альтернативой самолётам ближайшего будущего, но Курчевскому нравилась сама идея транспорта легче воздуха. Он летает на «России», в гондоле, превосходящей по комфорту любой из ныне существующих видов транспорта, и менять ничего не собирается.

– Детка, ты сразу спать или у тебя ещё есть силы для чего-нибудь особенного? – легла рядом с ним Анна Мэй.

– Ну, когда ты так спрашиваешь… – усмехнулся Леонид.

Глава шестая

Огневой вал

* 9 мая 1936 года*

– Взрывай! – скомандовал Иван, когда увидел сигнал от наблюдателя с крыши.

Сапёр крутанул рычаг, после чего в конце улицы раздался взрыв, поднявший облако пыли.

Два пятикилограммовых заряда тротила, к каждому из которых прилагалось по пять килограмм ржавых болтов, гаек и подшипников, взорвались по двум сторонам улицы, осыпав готовыми поражающими элементами продвигающихся под прикрытием бронетехники фалангистов.

Ущерб ожидался сокрушительный – судя по облаку пыли, закрывшему всяческий обзор, ожидания старшины Говорова подтвердились.

«Теперь надо ждать, пока оправятся и вновь решатся наступать», – подумал он.

А ведь когда-то он мечтал попутешествовать по миру, чтобы посмотреть, как живут другие люди. На днях у него добавился ещё один город в список посещённых – Валенсия.

В этот момент от вражеского флота куда-то в центр города прилетели очередные «подарочки». Такие обстрелы убивают больше гражданских, нежели военных, поэтому Ивану было решительно непонятно, чего именно этим добиваются националисты. О прицельном огне ведь речи не идёт, морские орудия стреляют только в квадрат, а там городская застройка и прячущиеся мирные жители, которых никто и не думал эвакуировать.

– Сколько у нас ещё тротила? – спросил Говоров у сержанта Ларионова.

– Тридцать килограмм, – ответил сапёр.

Этого хватит ещё на три подобных минных засады, но впредь фалангисты должны стать умнее. Впрочем, деваться-то им некуда – муниципальный рынок отбивать надо, а то к группировке на вокзале на подмогу никак не прийти и городская ратуша тоже остаётся без подмоги…

«Точно попрут», – подумал Иван с уверенностью.

Его сапёрно-штурмовому взводу поставили боевую задачу удержать западную улицу, ведущую на рынок – удерживать до тех пор, пока не поступит другой приказ.

А вообще, в Валенсии непонятно, кто контролирует город. Отдельные подразделения держат островки территории то тут, то там, но непрерывного фронта нет, поэтому командованию очень важно занять ключевые локации и потом сформировать фронт.

Хаоса добавляет обстрел с моря – флот республиканцев потерпел поражение и отступил, поэтому националисты безраздельно контролируют побережье. С советским флотом они связываться не хотят, поэтому не трогают конвои, но вот когда точно знают, что это корабли республиканцев, атакуют без раздумий. Но, как говорят, недалеко от восточного побережья Испании ходит тактическая эскадра ВМФ СССР, специально на случай, если националисты совершат ошибку и атакуют не тот корабль…

Фалангисты решились на новую атаку. Они вновь пошли по западной улице, от некогда зелёного парка, но на этот раз медленнее, чтобы… чтобы непонятно что – заряды заложены и замаскированы, а обнаружить их до срабатывания не получится.

Здания по обеим сторонам улицы рухнули обломками в ходе боёв, несколько дней назад, поэтому там не укрыться, что предполагает для вражеской пехоты движение только прямо по улице.

– Вражеский броневик, двенадцать часов, четыреста метров! – доложил наблюдатель.

Бронебойщик, младший сержант Семён Красницкий, прицелился из СВВ-24 и сделал выстрел.

Пуля калибра 12,7 миллиметров врезалась в верхнюю лобовую деталь корпуса самодельного броневика, оснащённого четырьмя пулемётами, один из которых уже вовсю палил по окнам пустого здания, из которых торчали муляжи пулемётов и винтовок.

Броневик встал, а затем противотанкист выстрелил ещё два раза, поразив сначала пулемётчика за курсовым пулемётом, а затем и механика-водителя. Должен был убить или тяжело ранить, если они не успели сменить штатное расположение. Пулемёт, во всяком случае, замолк.

Вражеская пехота рассредоточилась среди руин и открыла огонь в сторону позиций взвода Говорова, но те в полноценных окопах, вырытых за полночи. Пока враги спали, его бойцы готовили рубежи обороны – опытный старшина прекрасно понимал стратегическую ценность муниципального рынка и знал о том, что на кладбище, что южнее, полно националистов – и на земле, и под землёй…

На юге, кладбищенские атаки отражает взвод лейтенанта Николаева, поэтому взвод Говорова тут не в одиночестве – есть кому прикрыть.

Заговорили ручные пулемёты, относительно новенькие ДП-30, оборудованные новыми барабанами, изготовленными из бакелита. По сути, это та же коробка для свёрнутой в улитку ленты, но легче по массе.

Сам пулемёт, в кои-то веки, стал стрелять медленнее – 650 выстрелов в минуту, против 800 выстрелов в минуту на ДП-25, а ещё новый пулемёт «похудел» на целый килограмм и сто грамм, то есть, без боеприпасов он весит 8 килограмм и 80 грамм. Это очень легко для универсального пулемёта, коим и является ДП-30.

Дегтярёв применил скелетное дюралюминиевое цевьё, а также скелетный приклад – говорят, что пулемёт стал сильно дороже, но руководство решило не экономить на оружии. Высвобожденный килограмм – это дополнительный боекомплект, который однозначно спасёт не одну тысячу жизней в будущем…

Старшина, пользовавшийся «четвертаком», как был прозван пулемёт Дегтярёва в войсках, оценил новую модель сугубо положительно – ему было приятно, что государство, по-своему, заботится о красноармейцах.

Пулемёты прижали солдат националистов к кирпичам и обломкам, сразу начав в их рядах кровавую жатву. Расчёты стреляли из тщательно замаскированных укрытий, буквально, прямо из камней, что стало для противника полной неожиданностью.

Говоров тоже стрелял из своего пистолета-пулемёта, одиночными выстрелами, чтобы не тратить слишком много боеприпасов. Конечно, к вечеру должны принести ещё, но это война, а на войне случается всякое.

Натиск фалангистов очень быстро угас, поэтому наступление прекратилось.

– Товарищ старшина! – приполз к позиции Говорова красноармеец Усманов. – Разрешите обратиться!

– Ты чего тут этикет разводишь, Баходир⁈ – удивился Иван. – Говори, как есть!

– Взяли четверых лазутчиков – пытались пролезть через училище! – ответил боец.

Руины училища находятся чуть севернее их позиций.

– На мины напоролись? – усмехнулся старшина.

– Так точно! – улыбнулся красноармеец Усманов. – Залезли отделением, но в плен попало только четверо – что с ними делать?

– Перевяжите и в винный погреб, к остальным, – без раздумий ответил Говоров.

– Старший сержант Климов сказал спросить, – начал боец. – А кормить мы их чем будем?

– Пусть это его не заботит, – поморщился Говоров. – Вечером всё принесут.

Когда стало понятно, что противник больше не хочет наступать, старшина приказал восстановить укрепления и подготовиться к возможному артиллерийскому обстрелу.

Опыт не подвёл его – националисты выбили для себя артиллерию и на позиции сапёрно-штурмового взвода начали падать мины.

Судя по всему, работают 81-миллиметровые «Брандты». Это, скорее всего, довоенные королевские запасы – Франция сейчас не поставляет националистам вообще ничего, во всяком случае, официально, но до Гражданской активно торговала с испанским королём.

Есть у них ещё немецкие 81-миллиметровые миномёты, но их поставляется мало – среди захватываемых образцов вооружения они встречаются очень редко.

Надолго миномётчиков не хватило, поэтому обстрел длился минут пять, что косвенно указывает на ограниченность возможностей противника. Есть у него и более актуальные точки приложения доступной артиллерии…

А почти сразу после обстрела пехота националистов вновь вышла на улицу. За минуты до начала новой атаки сапёры успели проверить кабели и устранить разрывы, практически неизбежные при артобстреле.

– Танк Рено ФТ 21! – уведомил наблюдатель. – Одна единица! Триста метров! Броневик «Бильбао», одна единица, триста пятьдесят метров!

Пехота сразу же пошла по руинам, а танк, лоб которого был обложен мешками с песком и закрыт жестяным экраном, подъехал на двести метров и открыл огонь.

Бронебойщики открыли ответный огонь, но уже известно, что мешки с песком являются очень эффективной защитой от бронебойных пуль из противотанковых ружей. Есть шанс, что попадут в смотровые отверстия, но это маловероятно. Несколько неудачных попаданий и бронебойщики скрылись в окопах.

Остальные красноармейцы тоже спрятались в укрытиях и не открывали огонь – они уже давно знают, что в таких случаях нужно подпустить врага поближе.

Пехота противника начала приближаться, ей в этом никто не препятствовал. Иван ждал, когда они подойдут поближе.

– Взрывай! – скомандовал он.

Сапёр крутанул рычаг и раздался мощный взрыв. До окопа Говорова осколки не долетели и долететь не могли, но пыль принесло.

Облако пыли перекрыло обзор, но это не только неудобство, а ещё и возможность.

– Отделение Кубрина – по правому флангу! – приказал старшина Говоров.

Пылевая завеса продержится недолго, но это время можно увеличить.

– Сержант Абрикосов, дымовыми, прямо в пыль, один залп, огонь! – приказал Иван.

Химический расчёт использовал ручные гранатомёты – дымовые гранаты влетели в оседающую пыль.

– Накрой весь правый фланг! – приказал Говоров.

Идея в том, чтобы убедить противника, что защитники просто боятся огня с его стороны, поэтому защищаются завесой. Старшина рассчитывал, что в общей суматохе вражеский командир не поймёт, что завеса ставится неравномерно.

Однозарядный гранатомёт РГ-32 способен метнуть гранату на дистанцию до двухсот метров, поэтому есть шанс, что отделение Кубрина доберётся до танка незамеченным.

Националисты палили вслепую, но лезть не спешили – от взрыва они потеряли многих, ведь Иван дал приказ на подрыв ровно тогда, когда в зоне поражения находилось не меньше двадцати с лишним солдат.

Дым ещё даже не начал оседать, как заработал танковый пулемёт, но затем сразу же замолк. Над завесой поднялся столб чёрного дыма, а затем кто-то пронзительно завопил.

Отделение Кубрина вернулось спустя десяток минут.

– Сожгли, – сообщил старший сержант Семён Кубрин. – Потерял одного бойца, красноармейца Якубова – он и спалил тот танк.

– Понял тебя, – кивнул Говоров. – Представление напишу.

– Спасибо, товарищ старшина, – поблагодарил его Кубрин.

– Возвращайтесь на свою позицию, – приказал Иван. – Возможно, это не последняя на сегодня атака…

* 10 мая 1936 года*

– Вперёд, вперёд, вперёд! – проревел Говоров и открыл автоматический огонь в направлении противника.

Они высадились прямо в переулок, после которого начинается площадь городской ратуши.

В башне ратуши сидит корректировщик с радиостанцией, координирующий батареи за городом и корабли, поэтому надо взять ратушу любой ценой. Националисты тоже это понимают, поэтому укрепили ратушу, насытили её пулемётами и живой силой, а также установили противотанковые пушки. Из-за последних, два БТР-2 не будут поддерживать штурм в самом начале.

Зато сегодня Говорову выделили в поддержку целый Т-14, поэтому штурм будет проходить гораздо легче, чем он думал.

Приказано не просто уничтожить корректировщика, а, по возможности, взять его живьём, если получится, а также захватить его оборудование и документы – командование хочет узнать у него какие-то важные сведения. Но захват кого-то живьём – это не профиль сапёрно-штурмового взвода, о чём командование прекрасно знает, поэтому и есть в приказе уточнение «по возможности».

Химические расчёты обстреляли ратушу дымовыми гранатами, после чего переключились на осколочно-фугасные боеприпасы.

Часть дымовых гранат попала в окна, что вызвало внутри некоторый ажиотаж, но особой разницы не было: важно было, что гранаты начали дымить прямо перед позициями противника, что даёт некоторое время для почти безопасного сближения.

На площадь перед ратушей выехал Т-14, который сразу же начал дубасить по зданию из 30-миллиметровой автопушки, бронебойными и осколочно-фугасными снарядами. Но не просто так, а адресно, в область предварительно обнаруженных расчётов противотанковых пушек и пулемётов.

Он расстреливал здание в течение минуты – как только лента закончилась, танк сразу же отъехал на исходную, а после этого в дело вступили штурмовики.

Иван влетел в дым, добрался до окна и закинул в него усиленную РГУ-1. После взрыва он перемахнул через подоконник и оказался внутри здания, где обнаружил два трупа и одного раненого.

Раненого он добил короткой очередью, а затем продолжил штурм.

В дверном проёме появился парень с карабином Маузера в руках – он сразу же получил очередь в грудь и завалился на спину.

За ним в соседнее помещение залетела ещё одна РГУ-1, вызвавшая там сначала нешуточную панику, а затем кровавую баню.

Стоявший за стеной Говоров дождался взрыва, после чего сразу же ворвался в комнату и добил тех, кто не сумел вовремя выбежать.

На фоне происходило нечто сильно похожее – бойцы зачищали помещение за помещением, не экономя ни гранаты, ни боеприпасы.

Смесь запахов крови и пороха щипала ноздри, глаза слезились, а затем пахнуло чем-то резким и химическим. Но это уже знакомый ему запах – так пахнут продукты взрыва гексала.

К Говорову присоединились остальные бойцы из 1-го отделения, после чего они приступили к зачистке вестибюля.

На улице вновь загрохотала автопушка танка, но по зданию ничего не прилетало, а это значит, что прибыло подкрепление националистов. Оборону снаружи держит взвод лейтенанта Николаева, поэтому Иван быстро перестал думать об этом и полностью сфокусировался на штурме.

В вестибюле было аж три пулемётных гнезда, размещённых на втором этаже. Их начали подавлять массированным огнём из пистолетов-пулемётов, а затем в вестибюль ворвался БТР-2.

Башня бронетранспортёра задрала ствол, после чего заработал крупнокалиберный пулемёт. Националисты не выдержали такого резкого изменения расклада сил и начали отступление.

Говоров приказал 1-му отделению продвинуться в центр вестибюля, к скоплению письменных столов. Сам он промчался к колонне и прикрыл продвижение своих бойцов интенсивным огнём.

Националисты пытались побыстрее покинуть вестибюль, но гибли под шквальным огнём. Иван видел привычную для себя картину: кого-то из них секло гранатными осколками, а кого-то рвало на куски крупнокалиберными пулями.

Спустя минуты, вестибюль был полностью зачищен, после чего настало время башни.

– Он спрыгнул! – примчался красноармеец Иванов.

– Корректировщик? – уточнил старшина Говоров.

– Он самый, товарищ старшина! – подтвердил боец. – Обе ноги сломал, но живой! Мы его захомутали уже – никуда теперь не денется!

– В башню! – скомандовал Иван.

Корректировщик работал в комнате с механизмом часов – тут у него была радиостанция, взорванная гранатой или чем-то подобным, а вся документация находилась в бронзовой жаровне, уже в виде пепла.

– Вот сукин сын… – поморщился Говоров.

Он спустился на второй этаж и прошёл в кабинет градоправителя.

Кабинет всё ещё выглядит довольно представительно, несмотря на свежую лужу крови, выбитое окно и несколько пулевых отверстий в стенах.

Говоров сел в недешёвое кожаное кресло и достал кисет табака. Скрутив себе папиросу, он закурил и посмотрел на картину, висящую между двумя шкафами, над резным бюро.

Картина изображала рыцаря в кольчуге, поверх которой было надето белое сюрко, подпоясанное красным поясом с кинжалом. На голове его был стальной шлем, стилизованный под лебедя, расправившего крылья. За спиной рыцаря стояли три его воина, а также мальчик, держащий щит, а перед ним были мужчины в восточных одеждах – старик в чалме и два негра, по-видимому, мавры. Выглядело всё это так, будто старик и негры сдаются, а рыцарь принимает капитуляцию.

Вздохнув, старшина поднялся из кресла и подошёл к выбитому окну. В южной части площади уже собирали тела – последствие отчаянной контратаки националистов, а с севера заезжали бронетранспортёры и грузовики с подкреплениями.

Центр города успешно взят, осталось выбить фалангистов из вокзала, а потом полностью вытеснить их из города.

Валенсия пострадала от этого штурма очень сильно, мирных жителей погибло очень много, как и солдат обеих сторон – города всегда обходятся очень дорого…

«Но нахрена я продолжаю заниматься этим?» – уже в тысячный раз спросил себя Иван.

*30 июня 1936 года*

– У всех на устах наши успехи в Испании, – произнёс Иосиф Сталин.

– Болтают всякое… – пожал плечами Аркадий. – По мне, продвижение слишком медленное.

– Хочешь запросить расширение ОКСВИ? – предположил Сталин.

– Не одобрят, – покачал головой Калинин.

Они сейчас в кабинете у Немирова, сидят за столом и пьют чай.

– Тогда придётся мириться с риском потери Испании, – вздохнул Аркадий.

Верховный Совет умеет считать деньги и многим народным депутатам очень не нравится то, как дорого обходится ограниченный контингент в Испании.

Кто-то уже поднимал тему «испанизации войны», но она и так идёт полным ходом – 1-й отдельный полк СпН занимается боевой подготовкой подразделений республиканской гвардии. Боевые качества гвардейцев признаны лучшими, нежели у иных регулярных и иррегулярных подразделений Испанской республики, поэтому гвардейские полки, после полугодичного обучения, отправляются прямиком на фронт.

Это делается почти с самого начала войны, с применением богатого опыта предыдущих конфликтов – инструкторы отмечают, что испанцев обучать боевым навыкам немного легче, чем тех же нуристанцев.

– Не понимают, что пока идёт эта война, откладывается следующая… – тихо произнёс Аркадий.

В дверь постучали.

– Пришёл товарищ Эйтингтон, – сообщил Ванечкин.

– Запускай, – кивнул Аркадий.

– Здравия желаю, товарищ генеральный секретарь, – козырнул председатель КГБ. – Товарищ председатель СНК, товарищ председатель Президиума…

Сталин и Калинин кивнули в знак приветствия.

– Здравствуй, товарищ Эйтингтон, – улыбнулся Аркадий. – Садись, сейчас чай налью…

Наум сел на свободное место и принял чашку с индийским чаем.

– Есть новости из Германии, – заговорил он. – От агентуры пришли сведения, что в серию пущен новый танк. Докладывают, что он оснащён противоснарядным бронированием, пушкой калибром 37 миллиметров, способной поражать Т-14, а также новым двигателем от компании Майбах. Точные характеристики ещё не получены, но агентура работает.

– Отреагировали, – констатировал Аркадий. – А по авиации какие-нибудь новости есть?

– Не сообщали, – покачал головой Эйтингтон.

Агенты нелегальной разведки, засланные ещё в период кайзера, проникли в различные службы, близкие к оборонной промышленности, а также непосредственно на оборонные заводы.

У немцев нет той паранойи, которую ещё в 20-е годы завели на советских заводах, но контрразведка работает, поэтому иногда случаются потери агентуры. Крупных провалов ещё не случалось, об истинном масштабе сети Абвер представления не имеет, поэтому агентура работает в штатном режиме.