Текст книги "Наши уже не придут 5 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

Надежда Константиновна бережно хранила ленинскую коллекцию статуэток, до самой своей смерти. Умерла она 15 февраля этого года, после чего личные вещи Ленина, включая набор из пяти десятков статуэток, были переданы в ведение музея. Теперь на них может полюбоваться каждый – надо лишь посетить музей Ленина.

– Итак, Т-24, – заговорил Аркадий. – Какие актуальные новости?

– Успешно расширили погон под новую башню, – сообщил Кошкин и указал на башенный погон. – Три образца с новой башней уже проходят испытания на полигоне. На один установлена 57-миллиметровая пушка, а на остальные два установлены 85-миллиметровая и 100-миллиметровая пушки. Башня с 57-миллиметровой ЗиЛ-4М весит восемь тонн, башня с 85-миллиметровой Ф-5Т весит восемь с половиной тонн, а башня со 100-миллиметровой Ф-20Т весит девять тонн и сто пятьдесят килограмм.

Новая литая башня имеет бронирование 120 миллиметров – лоб, 150 миллиметров – маска орудия, 90 миллиметров – борт, 70 миллиметров – корма, а также 40 миллиметров – крыша.

И это стало возможно только благодаря разработке новой торсионной подвески, которую сразу же окрестили «вторым поколением». Подвеска ТП-Т-20 отличается от ТП-Т-10 поперечным расположением торсионов, ставших более гибкими и длинными, гидравлическими амортизаторами на крайних катках и применением опорных катков бо́льших диаметров.

Удалось избежать тупикового пути с «шахматным» порядком расположения опорных катков. Нет, с инженерной точки зрения, это не тупик, всё-таки, отличная плавность хода и высокая проходимость – это всё в подвеске Книпкампа есть. А вот с точки зрения боевой эксплуатации, это не просто тупик, а настоящий провал.

Война на истощение предполагает, что танки будут часто выходить из строя, поэтому придётся ремонтировать их очень и очень много раз, скорее всего, в прифронтовой зоне, без доступа к крутым гидравлическим подъёмникам и прочим благам цивилизации, поэтому будет лучше, если танк будет максимально возможно простым в ремонте.

Перспективный танк Т-24, с поперечным расположением торсионов, к которым крепятся большие опорные катки, обладает отличной ремонтопригодностью ходовой части, а также внушительным модернизационным потенциалом.

Т-24 должен был стать Т-22, но теперь была преемственность с легендарным Т-14, поэтому было решено нарушить порядковую нумерацию образцов.

– Похоже, что моё орудие «прижилось», – улыбнулся Грабин.

Он разработал 100-миллиметровое орудие Ф-20Т, где «Ф» – это обозначение завода имени Куйбышева, при котором трудится КБ Грабина.

Бронепробитие тупоголовым каморным бронебойным снарядом с баллистическим наконечником, оснащённым 80-граммовым зарядом гексала, составляет 148 миллиметров гомогенной стали на дистанции в 1000 метров под углом 90 градусов, а с 500 метров, при аналогичных условиях, бронепробитие составляет 164 миллиметра.

Никто не знает, зачем оно нужно, ведь есть 57-миллиметровая ЗиЛ-4М, пробивающая, в аналогичных условиях, 103 миллиметра на дистанции 500 метров и 91 миллиметр на дистанции 1000 метров.

Только вот осколочно-фугасный снаряд к Зил-4М всё такой же отвратительный, каким был изначально, несмотря на все попытки его улучшить. Можно было бы рассечь этот Гордиев узел, заменив тротил гексалом, как это было сделано с осколочно-фугасным снарядом для 30-миллиметрового орудия, но это будет настолько дорого, что СССР такое просто не потянет…

85-миллиметровая пушка Ф-5Т имеет хороший осколочно-фугасный снаряд, вмещающий в себя 1,5 килограмма тротила, но тут Аркадий сработал на перспективу. Легко может оказаться, что бронепробития этой пушки станет не хватать, ведь немцы любят и умеют разрабатывать бронированных монстров, поэтому лучше сразу запустить в серию «подходящие» под их «шкуру» калибры.

Это контринтуитивно, но Немиров рассчитывал навязать иностранным конструкторам гонку, в которой они никогда не победят и всегда будут в роли догоняющих. Только они выработают противодействие 85-миллиметровой пушке, как против их «стальных монстров» выкатятся Т-24 со 100-миллиметровыми орудиями. А если они сумеют сконструировать ещё один контраргумент, РККА накроет его 130-миллиметровой противотанковой пушкой.

Они, конечно, могут вообще не участвовать в этой «Специальной Олимпиаде», начав полностью игнорировать «вызовы меча», а «щитом» сделать манёвренность и огневую мощь, как это сделали страны НАТО в послевоенный период прошлой жизни Аркадия.

– Прижилось, – кивнул Кошкин. – Разница по массе не слишком существенная – мы ожидали худшего. Теперь можно, если будет такая необходимость, применять более тяжёлые дополнительные экраны.

– Я в ваши дела не лезу, – улыбнулся Грабин. – Моё дело маленькое – дать вам хорошую пушку.

– Стомиллиметровка – это просто находка, – произнёс Морозов. – Я бы снял с вооружения все остальные и оставил бы только её. И фугас отличный, и броню пробивает будь здоров, и по массе не такая уж «толстушка»…

– А, всё-таки, 107-миллиметровое орудие я считаю лучше, – произнёс Грабин. – У меня даже наработки есть… (1)

– Нет, – покачал головой Немиров. – Да, характеристики у неё отличные, однако, повышенная масса снаряда и его габариты снижают возимый боекомплект танка. К тому же, 100-миллиметровое орудие есть на флоте, к нему производятся бронебойные и осколочно-фугасные снаряды, что выгоднее с точки зрения унификации.

Ещё одним немаловажным фактором является то, что флотские КБ разрабатывают компактный автомат заряжания, под проект Т-30 – пригодный для установки как в танк, так и в катер.

– Так или иначе, но решение уже принято, – закончил Аркадий. – И я бы рекомендовал вам бросить все силы на доводку 130-миллиметрового орудия под САУ-24–130.

– Работа над 107-миллиметровой пушкой мне не помешает, – ответил на это Василий Гаврилович. – Я уже почти всё закончил.

– Хорошо, – вздохнул Аркадий. – Разработайте опытный образец – если успешно пройдёт заводские испытания и покажет себя лучше, чем 100-миллиметровое орудие, то можем выпустить малую серию, специально для резерва Верховного главнокомандующего.

– Всё-таки, хороший вы человек, товарищ генерал-полковник! – заулыбался Грабин. – Спасибо большое!

– Это не одолжение, – покачал головой Аркадий. – Мы ожидаем впечатляющие результаты и не в ущерб остальным проектам.

– Обещаю, – кивнул Василий Гаврилович. – Могу идти?

– Можете, – разрешил Немиров, после чего посмотрел на «танкистов». – Теперь к вопросу унификации платформы.

Довольный исходом разговора, Грабин покинул кабинет – вряд ли у него получится создать что-то, что понравится ГАУ сильнее, чем «сотка», но он точно будет сильно стараться…

– С БМП, как всегда, проблемы, – сообщил Александр Александрович Морозов, ведущий конструктор КБ Кошкина. – Попробовали рационализировать расположение двигателя, но всё равно выходит плохо – то унификацию с другими бронемашинами теряем слишком сильно, то с аппарелью возникают сложности. А если всё решаем, то начинается нагрев десантного отсека.

– И какие есть решения? – спросил Немиров.

– Увеличить высоту боевого отделения, – пожал плечами Кошкин. – Сантиметров двадцать придётся добавить. В таком случае боевое отделение разместится отлично, двигатель больше не будет мешать аппарели.

– М-хм… – хмыкнул Аркадий. – Двадцать сантиметров – это не так уж и много. Предварительно одобряю это решение. Но нужно посмотреть, как новая БМП покажет себя на ходовых испытаниях.

Платформа П-14 и машины на её базе уже в войсках, оценки БТР и БМП преимущественно хвалебные, всё-таки, платформа получилась удачной, но П-24 должна стать ещё лучше, с ещё большими возможностями.

К танку Т-24 вопросов нет, как и к мостоукладчику, БРЭМ, САУ и ЗСУ, но БМП и БТР создали традиционные сложности, что даже никого особо не удивило.

– А что с новой трансмиссией? – спросил Аркадий. – И вообще, по вопросу моторно-трансмиссионного отделения, в целом?

Остаток выделенного времени они провели за чертежами.

– Товарищ генерал-полковник, у вас заседание, – напомнил заглянувший в кабинет Ванечкин.

– Товарищи, – обратился Аркадий к конструкторам. – Основные вопросы обсудить мы успели, а «обкатка-утруска-усушка» теперь на вашей совести. Предлагаю провести промежуточную встречу сразу после накопления достаточного количества материалов. Свяжитесь с моим секретарём, когда будете готовы.

Далее он выехал из Кремля и направился во Дворец Советов.

На заседании Президиума, как он и ожидал, начали песочить Эйтингтона, на тему Индии, отсутствия достоверных данных о планируемом вторжении стран «Оси», а также по мелким просчётам, которые были выявлены комиссией по информационной безопасности.

– Разве такие удручающие провалы не являются свидетельством несоответствия председателя КГБ, товарища Эйтингтона, занимаемой должности? – вопросил Дементьев.

Его вопрос заставил членов Президиума задуматься. По залу пошли шепотки, а Эйтингтон ощутимо напрягся, спина его выпрямилась, а взгляд посуровел.

– Товарищи, – заговорил Аркадий, видящий, к чему всё это идёт. – Давайте не будем делать поспешных выводов! По проекту «Бонд» – начат он был при мне и Дзержинском, вёл его я, заброску агента в Индию санкционировал лично я, а товарищ Эйтингтон лишь принял уже действующий проект, после выхода на пенсию товарища Дзержинского. Выдвигать товарищу Эйтингтону любые обвинения, связанные с проектом «Бонд», считаю неуместным.

– Товарищ генеральный секретарь, – произнёс Дементьев. – Сейчас вы пытаетесь прикрыть своего протеже, который, на взгляд комиссии, как минимум, имеет неполное служебное соответствие. Даже не беря во внимание провал проекта «Бонд», экзистенциальный вопрос существования нашей страны сейчас зависит от точных и достоверных разведданных из Германского рейха. И это сейчас не мои измышления – заместитель товарища Эйтингтона, товарищ Судоплатов, дал комиссии достаточно развёрнутое объяснение по этому вопросу.

Присутствующий на заседании Судоплатов тут же поднял руку.

– Дайте мне закончить, – поморщился Дементьев. – Это вопрос выживания Страны Советов! Но мы не располагаем точными сведениями, а имеем лишь противоречивые донесения из неблагонадёжных источников.

– Вы закончили? – спросил Калинин.

– Да, товарищ Калинин, – кивнул председатель комиссии.

– Товарищ Судоплатов, вам слово, – вздохнул Михаил Иванович.

– Допускаю, что комиссия могла неверно истолковать мои слова, – заговорил Павел Анатольевич. – Мои слова подаются без контекста – возможно, по причине недостатка времени на анализ. Но я должен сказать, что в Германском рейхе началась параноидальная шпиономания. Только за нынешний год, то есть, за пять прошедших месяцев, было потеряно четыре нелегальных агента, работавших в разных структурах и ведомствах. В такой обстановке, я считаю невозможным получение хоть сколько-нибудь достоверных данных из среды высшего командования Вермахта. Считаю обвинения против товарища Эйтингтона беспочвенными. У меня всё.

– Товарищ Немиров, – сказал Калинин. – Вижу, что вам есть, что добавить.

– Да, – кивнул Немиров. – По остальным позициям обвинения комиссии: надо понимать, что это обычная рутина в необычных обстоятельствах. Возьмите, например, второе управление КГБ – благодаря его работе, территория СССР – белое пятно на карте лучших спецслужб потенциальных противников, впрочем, как и потенциальных союзников. Товарищ Дементьев, вы подробно изучали деятельность этого управления – ответьте, пожалуйста, я говорю правду?

Пётр Васильевич с неохотой встал и ответил:

– К деятельности контрразведывательного управления, за исключением нескольких небольших утечек информации из промышленности, комиссия вопросов не имеет.

– А теперь представьте, что контрразведка наших потенциальных противников и союзников работает так же, – улыбнулся Аркадий. – Подытоживая, отмечу, что вы требуете безупречной и безошибочной работы от комитета, который функционирует в среде, целиком состоящей из упрёков и ошибок. Работает с применением долгосрочного планирования, с постоянно меняющимися вводными и переменными. Поэтому считаю заключение комиссии о служебном несоответствии товарища Эйтингтона необоснованным.

– И, всё-таки, вы продолжаете пытаться прикрыть просчёты своего протеже, – покачал головой Дементьев.

– Можете считать, как угодно, – вздохнул Немиров. – У меня нет задачи переубедить вас. У меня есть задача показать Президиуму истинное положение дел.

Дальше заслушивались члены комиссии, подробно раскрывавшие детали работы различных управлений КГБ, а также связанные с ними проекты.

В конце дали слово самому Науму Исааковичу, который заготовил длинную речь, дающую ответ каждому обвинению, озвученному сегодня в адрес его ведомства.

Помимо ответов на обвинения, он ответил за каждый реальный просчёт, допущенный при нём – Аркадий в очередной раз удостоверился, что Дзержинский кого попало на свой пост предлагать не стал бы…

В общем-то, Немирова не покидало ощущение, что он просто потерял время зря – Эйтингтон не при делах, работает отлично, но Дементьев очень хочет его свалить, для чего и выступил с инициативой о формировании контролирующей комиссии.

Наверное, Петру Васильевичу неприятна сама мысль того, что в руководстве страны заседают такие люди, как Аркадий. Люди, способные на такое, от чего у нормального человека кровь стынет в жилах, но свалить генсека, героя Империалистической войны, Революции, Гражданской войны, Войны с интервентами, крепкого хозяйственника и прочее, прочее, просто невозможно хотя бы без адекватной поддержки. А адекватной поддержки у Дементьева нет, единственное, что он может – это настроить против Немирова Верховный Совет СССР. Но сам Аркадий даже не представлял, как это можно провернуть.

Дементьев, наверное, тоже не представляет и атакует Аркадия на том уровне, на котором может – через его «ставленников». Но тут он просчитался – Эйтингтона ставил не Аркадий, а Верховный Совет, по рекомендации Феликса Дзержинского.

Аркадий понимал Петра Васильевича, ведь он, как любой нормальный человек, боится психопатов и маньяков у власти. И он имеет косвенные доказательства, что так дело и обстоит сейчас – кровавые мясники у власти…

Когда Калинин закрыл заседание, Немиров покинул Дворец Советов и поехал в Кремль.

Возле Мавзолея Аркадий увидел в окно Сталина и Хрущёва, прогуливающихся по Красной площади. Охрана Сталина держалась немного поодаль.

– Володя, притормози-ка возле товарищей, – попросил он.

Заметив подъезжающую машину, Хрущёв помахал рукой.

– Закончил, товарищ Немиров? – поинтересовался Иосиф Сталин. – Какими результатами можешь нас порадовать?

– Президиум услышал всё, – ответил Немиров. – Будет решать на закрытом заседании. Но я не вижу поводов для беспокойства – Эйтингтон на своём месте.

– Пройдёмся, – сказал Иосиф Виссарионович.

– Никита Сергеевич, поезжай с Володей домой, – приказал Аркадий Хрущёву. – Я сам доберусь.

– Всего доброго, до свидания, – улыбнулся тот. – Завтра как обычно?

– Да-да, – подтвердил Аркадий. – Заедете за мной с Володей.

Хрущёв сел в машину, махнул рукой и поехал домой.

– А что это ты моего заместителя с собой таскаешь? – спросил Аркадий у Иосифа Виссарионовича.

– А я смотрю, ходит туда-сюда, – пожал плечами Сталин. – Мне врач сказал прогуливаться почаще – взял его для компании.

– Так ты его от важного дела оторвал, – вздохнул Немиров и добавил, в ответ на вопросительный взгляд Сталина. – Он же тренировался ничего не делать и ходить туда-сюда. Пока я сижу на заседании – он ходит, только я в кабинет – он со мной сидит.

– Знаю я, как вы ничего не делаете… – усмехнулся Сталин. – Литвинова сейчас обхаживает японский посол – пригласил в посольство и, как говорят, показывает выступление японского народного театра.

– А в чём причина такого особого отношения? – спросил Немиров.

– Пока неизвестно, – пожал плечами Иосиф Виссарионович. – Ранее были замечены невнятные поползновения непонятно на что. Посол Того несколько раз посещал здание Наркоминдела и делал Литвинову какие-то непонятные намёки.

– И никто не знает, чего хотят японцы? – нахмурил брови Аркадий.

Они проходили мимо Мавзолея.

– Да, Старик бы понял… – произнёс Сталин, посмотревший на гранитное сооружение с надписью «ЛЕНИН».

– Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! – козырнул примчавшийся дежурный офицер из Сенатского дворца. – Здравия желаю, товарищ председатель Совета Народных Комиссаров!

– Вольно, – разрешил ему Аркадий.

– Что у тебя? – спросил Сталин.

– Товарищ Литвинов просит срочной встречи, – ответил подполковник. – Поступил звонок из японского посольства – товарищ наркоминдел выехал в Кремль десять минут назад.

– Ладно, мы как раз заканчиваем прогулку, – улыбнулся Иосиф Сталин. – Пойдём, Аркадий Петрович?

Примечания:

1 – О Грабине Василии Гавриловиче – в эфире рубрика «Red, зачем ты мне всё это рассказываешь⁈» – я считаю важным уделить этому конструктору особое внимание. По сути, это был Генри Форд в области артиллерии, но ему просто сильно не везло в разные периоды его жизни. Например, когда он только начинал свою карьеру, он работал только над техническими процессами производства артиллерии, но уже имел идеи разработки перспективных образцов вооружения. Только вот ему не повезло – в 30-е годы вылезли Тухачевский с Курчевским (нашим шпионом, который всех соблазнил), которые почти насильственно продвигали динамо-реактивные орудия, которых считали «убийцами классической артиллерии». Из-за этого СССР потратил кучу времени и ресурсов на тупиковое направление, а идеи Грабина не нашли поддержки. Но Грабин, неизвестно какой ценой, сумел, через наркомтяжпром СССР, доказать необходимость формирования КБ под ствольную артиллерию. КБ сформировали, назначили Грабина его руководителем, но хеппи-энда не случилось – противников его идей было дохрена. Его даже пытались снять с должности, но поддержал Орджоникидзе, а через него и Сталин. На заводе № 92 был назначен Амо Сергеевич Елян, который быстро стал единомышленником Грабина – при такой поддержке Василий Гаврилович сумел внедрить метод скоростного проектирования и, наконец-то, начать реализацию своего потенциала. Это позволило затрачивать на разработку новых орудий не по полгода-год, как обычно, а месяцы или даже недели от начала разработки до испытательных образцов. А в Великую Отечественную оказалось, что Грабин всё это время был охренительно прав. Период войны и послевоенные годы до смерти Сталина – это золотые годы Грабина, в течение которых он разработал выдающиеся орудия, многие из которых стали своеобразными символами войны. Но всё конечно – после смерти Сталина, а также отстранения от власти ненадолго мелькнувших Берии и Маленкова, к власти пришёл Хрущёв, который почитав, что там надумал Берия (курс на ракетостроение был взят с его подачи), вдруг начал любить безответной любовью ракеты, которые считал закономерным финалом для ствольной артиллерии. Грабин снова попал в опалу – проекты орудийных систем были свёрнуты, Еляна загнобили, лишили всех должностей и отправили главным механиком в Подмосковье (считай, убили – на новой работе он пережил серию инсультов и оказался прикован к постели), а потом у Грабина начался конфликт с министром оборонной промышленности Устиновым, после чего его карьера, де-факто, закончилась. Но история показала, что Грабин всё это время был прав и до сих пор прав – ствольная артиллерия с нами будет ещё очень и очень долго.

Глава двадцать пятая

Честные люди

*11 мая 1939 года*

– А-а-а, бразильский завод… – произнёс Аркадий. – Пусть с наркомвнешторгом обсуждают, а уже через него обращаются к наркомобор. Ты забыл, что ли? Я напрямую ничего не могу! Я тебе не государство – я просто обычный генеральный секретарь при Верховном Совете… Да кто прибедняется-то⁈ Я максимум, что могу – встретиться с бразильским президентом и со значением покивать ему в ходе банкета! У меня другие функции! Да чего ты обижаешься? Сталину позвони! Всё-всё, конец связи.

Он положил трубку и выдохнул.

Звонил Сергей Киров, на которого, зачем-то, вышли представители бразильских бизнесменов.

Несмотря на то, что всё уже давно налажено и дела ведутся не так, как раньше, всё равно некоторые пытаются вести дела через личные знакомства.

Вот и Киров, на которого вышли представители бразильского бизнеса, решил воспользоваться тем, что они с Аркадием «большие друзья», чтобы ускорить процесс согласования расширения производства в Бразилии.

Только вот этим занимается Народный комиссариат внешней торговли СССР, у которого в Бразилии всё схвачено.

Интерес бразильцев известен давно – после Испании резко вырос спрос на пистолеты-пулемёты. В Сан-Паулу стоит завод, изначально производивший ППД-18–5, а теперь производящий исключительно ППД-18–3. Последнее – результат дополнительного соглашения, принёсшего СССР около двухсот килограмм золота.

Аркадий слышал мельком, в ходе заседаний СНК, что обсуждался вопрос продажи лицензии на производство ППД-25, но дальнейшая судьба вопроса осталась для него неизвестной.

Вероятно, бразильцы захотели оживить обсуждение и подключить для этого высшее руководство – наверное, написали Кирову, а тот и рад помочь «международным друзьям СССР».

«А это ведь и имиджевый знак», – подумал Немиров. – «Давно уже могли ведь попытаться „кинуть“ нас и нанять конструкторов, которые сделают на основе ППД-18–3 что-то новое, более удобное и актуальное. Но, видимо, сочли, что дешевле договориться с нами и сразу производить готовую модель, с вылеченными „детскими болезнями“ и оптимальной технологической картой».

Ввиду того, что СССР продолжает аккумулировать золото – была заведена такая хорошая «государственная привычка», скорее всего, сделка с бразильцами состоится. Возможно, им уже предложили конкретную цену, но она оказалась слишком неприятной, поэтому они решили, что надо «размягчить» позицию через, скажем так, личностный подход.

Киров не дурак, деньги брать не будет, но если он чего-то добьётся, то ему их обязательно предложат. А это конец карьере и свободе – за каждым нардепом и членом правительства ведётся наблюдение КГБ. За взяточничество в Уголовном Кодексе предусмотрена смертная казнь, если в особо крупных размерах, ну или 25 лет колонии, если в не особо, но крупных размерах.

Наверное, за всех этих людей, которых уже расстреляли по приговору суда, если всё, несмотря на все его усилия, обернётся так, как в его прошлой жизни, потомки предъявят Немирову – «репрессивные политесы», «лично списывал подписные расстрелы» и так далее…

Он не ведёт статистику, но примерные данные у него есть – с 1918 по 1938 год было расстреляно по приговору суда около 354 тысяч человек. В основном, за хищения в особо крупных размерах, за взяточничество, за убийства с отягчающими, за массовые убийства, за терроризм, за серийные убийства – маньяков было выявлено аж 83 штуки, за мошенничество в особо крупных размерах, за военные преступления и так далее.

Коррупционеры особенно страдали в период активности Дзержинского, который безжалостно истреблял их, причём не забывая и о «личной гигиене» ОГПУ.

И копию почти каждого смертного приговора с 1922 года можно запросить любому желающему. «Почти» – потому что есть нарушители подписки о неразглашении, в личных делах которых можно увидеть много нежелательного…

– Чай будешь? – заглянул в кабинет Аркадия Иосиф Сталин.

– С удовольствием, – улыбнулся Аркадий. – Степан!

– Нет, пойдём в буфет, – покачал головой Сталин.

– Степан! Отбой! – скомандовал Немиров. – Ну, пойдём.

По дороге в буфет им встретился Киров, спешащий куда-то с синего цвета папкой, набитой серой бумагой. Он кивнул в знак приветствия и побежал дальше – вот сразу видно, что человек делом занят.

– Тебя не гложет сомнение по поводу японского сюрприза? – спросил вдруг Сталин.

– Не просто гложет, а гнетёт! – ответил Аркадий.

Сигэнори Того, посол Японской империи в СССР, сделал Литвинову такое предложение, что у Аркадия аж поджилки затряслись от общей неправильности происходящего.

От лица японского императора, посол Того предложил заключить договор о ненападении, а также непрозрачно намекнул на то, что в Китае Японской империи с СССР есть что поделить, поэтому надо обсудить то, что из этого следует.

Это предложение империалистического сговора, которое следовало тщательно обдумать.

Точнее, Аркадий-то уже для себя всё решил – никаких переговоров с японскими милитаристами, но вид сделать нужно.

Никто не будет ни с кем делить никакой Китай, ведь уже с двадцатых годов предопределено, что он должен стать социалистическим. Миллионы китайских коммунистов с растущим нетерпением ждут великого дня объединения Китая под стягами Китайской ССР, равноправной братской республики в составе Советского Союза. Где здесь место империалистическому разделу?

Сталин тоже не настроен довольствоваться малым, о чём уже заявил.

– Если согласимся, то получить часть Китая будет гораздо легче, – сказал он. – Но нам не простят того, что мы якшаемся с империалистами.

– Договор о ненападении нам нужен, – вздохнул Аркадий. – Просто как формальная подстраховка.

Япония и СССР имеют общую границу – между Маньчжурской АССР и Протекторатом Корея. И это самая спокойная граница в мире.

Японцы боятся провоцировать СССР, так как понимают, что почти любой пограничный инцидент может, по желанию Верховного Совета, превратиться в полноценное вторжение в Корею. И Корея не протянет долго, несмотря на то, что японцы уже давно отстраивают на северной границе очень серьёзные укрепления.

А падёт Корея – Японии придётся очень туго, ведь она зависима от поступающих с полуострова ресурсов.

И пока этот нож находится у горла императора, не будет никаких вступлений в «Ось», никаких вторжений в Китай и прочих глупостей.

Но потребность в экспансии у Японской империи есть. Только вот против кого? На этот вопрос и попытается ответить посол Того, в ходе предстоящей беседы со Сталиным и Немировым…

В буфете они попили чай и закусили его свежими вафельными трубочками, новинкой, начавшей обретать особую популярность в последние несколько лет, что связано с тем, что началось массовое производство электрических вафельниц.

Уровень жизни в СССР ещё совсем не тот, чтобы каждый мог позволить себе подобное изделие, стоящее без малого две средние месячные зарплаты, но производство, неожиданно, крайне востребованного товара расширяется, что предполагает последовательное снижение цены.

Такое уже было с радиоприёмниками – на заре Советского Союза они стоили безумных денег, а сейчас в универмагах десятки моделей от народных предприятий и артелей, по вполне доступной цене.

– Пойдём, – сказал Иосиф Виссарионович, вставший из-за стола. – Того с Литвиновым уже ждут, наверное.

Посол Японии и наркоминдел сидели в приёмной у Сталина и пили чай.

Увидев хозяина кабинета с Немировым, Того встал и неглубоко поклонился, в соответствии с японским дипломатическим этикетом. Сталин протянул ему руку и тот пожал её.

– Добрый вечер, товарищ Сталин, – улыбнулся посол. – Для меня честь встретиться с вами.

– Добро пожаловать, господин посол, – кивнул ему Иосиф Виссарионович.

– Добрый вечер, товарищ Немиров, – приветствовал Того Аркадия.

– Здравствуйте, господин посол, – улыбнулся ему тот.

– Прошу, – указал Сталин на дверь кабинета. – Вижу, что чай вам уже подали, но должен спросить – ещё чашечку?

– Нет, я вас долго не задержу, – покачал головой посол. – У вас такой прекрасный чай, что не хочется переводить его напрасно.

В кабинете Того дождался, пока сядут Сталин и Немиров, после чего уселся в предложенное кресло перед столом. Литвинов же проявил к нему уважение и сел последним.

Дипломатический этикет предполагает, что первым садиться должно высшее должностное лицо. Литвинов, как опытный дипломат, проявил уважение к гостю.

– Прошу переходить сразу к делу, – произнёс Сталин.

– Я имею честь говорить от лица Его Императорского Величества, Императора Японии, – заговорил посол Того. – Он видит очень хорошую перспективу укрепления дружеских связей между Японской империей и Союзом Советских Социалистических Республик в части поддержания мира в Восточной и Юго-Восточной Азии.

– Каким образом наши интересы в Азии пересекаются с интересами Его Императорского Величества? – поинтересовался Иосиф Сталин.

– Существует подвисший в воздухе вопрос Китая… – начал посол.

– Вопрос с Китаем для нас однозначно решён, – произнёс Аркадий.

– Могу я говорить откровенно? – спросил Того.

– Можете, – разрешил ему Сталин.

– Императорский двор с тревогой наблюдает за событиями в Европе, – заговорил японский посол. – Его Императорское Величество обеспокоен растущим мировым напряжением и желает защитить азиатские страны от гнёта западноевропейского колониализма.

«А-а-а, это же пресловутое „Восточноазиатское сопроцветание“, (1) ха-ха…» – подумал Аркадий. – «Для достижения которого неизбежно должны погибнуть десятки миллионов китайцев, вьетнамцев, лаосцев и остальных».

– В этом вопросе наши с вами интересы совпадают, – продолжил Того. – Мы, как и вы, хотим изгнать европейцев с азиатских земель, даровать этим землям и народам, их населяющим, долгожданную свободу и право на самоопределение…

«… под чутким руководство императора Хирохито», – мысленно добавил Немиров.

– Также мы не хотим войны между Японской империей и Советским Союзом, – добавил посол. – Для этого я уполномочен Его Императорским Величеством предложить вам закрепить наши дружеские отношения пактом о взаимном ненападении.

– Мы изучили проект пакта и он нас, в целом, устраивает, – кивнул Иосиф Виссарионович.

На самом деле, Верховный Совет СССР уже проголосовал – идея пакта понравилась народным депутатам. Из этого следует логичный вывод, что народу он понравился тоже.

– Должен сказать, что мы разработали дополнительное соглашение, в рамках пакта, о включении которых в окончательный вариант настаиваем, – произнёс Того. – Можем ли мы обсудить это дополнительное соглашение в рамках сегодняшней встречи?

– А что за дополнительное соглашение? – спросил Аркадий.

Из того, что Того уже рассказал Литвинову, речь о разделе сфер влияния и территорий в Восточной Азии.

«В прошлой жизни Хирохито с Гитлером весь мир между собой поделили на два полушария», (2) – подумал Немиров. – «А тут даже как-то мелковато – предлагают разделить лишь Китай и Юго-Восточную Азию…»

– Данное дополнительное соглашение предусматривает, если говорить без эвфемизмов и метафор, раздел территории Гоминьдановского Китая между нашими странами, – произнёс посол Того. – Его Императорское Величество предлагает провести линию разграничения по двадцать пятой параллели. Всё, что южнее – достаётся Японской империи, а всё, что севернее – Советскому Союзу. Разумеется, это касается только континентального Китая.